Книга написана не спортсменом-альпинистом, а профессиональным журналистом Василием Сенаторовым, который в этой экспедиции оку­нулся во все перипетии альпинизма

Сергей Бершов – точит кошки

Легко сказать, сопровождать альпиниста такого класса! В результате доктор отстал от подопечного на полчаса и вышел к базовому лагерю уже в темноте, за что ему и влетело от начальства — не ходи, мол, один по ночам. Карпенко от обиды даже сказать в свою защиту ничего не смог. Взял себя в руки и пошел лечить виновника происшествия. А что делать?

Кстати, Карпенко и сообщил по рации о смерти портера. Он в компании еще нескольких человек спустился утром за продуктами на ледник и узнал от носильщиков страшную весть. Настроение у всех паршивое, даже какое-то чувство вины появилось.



Тот же самый Нри Бадур отправился сюда заработать. А в результате семья лишилась единственного кормильца. По правилам министерства туризма каждый носильщик застрахован нанимающей его компанией на 50 тысяч рупий. Сумма, по местным масштабам, огромная. Не откладывая в долгий ящик, сообщаем печальную новость в Катманду и приспускаем флаги в знак траура.

Товарищи похоронили Нри Бадура через два дня, когда прекратился снегопад. Его завернули в палатку, в которой он лежал, и заложили камнями неподалеку от II ледового лагеря. Надо сказать, что его земляки довольно спокойно восприняли происшедшее. Средняя продолжительность жизни в Непале — 50 лет. В горах эта цифра еще меньше. Причем у мужчин она значительно ниже, чем у женщин. Так что, по их разумению, погибший вовсе не был молодым человеком. К тому же индуизм — а он был индуистом — не велит расстраиваться из-за смерти. Ведь она означает лишь переход из одного состояния в другое, новую инкар­нацию. Сегодня ты был человеком, завтра стал черепахой, а в следующий раз окажешься принцем или самим богом Кришной. Предугадать не дано. Но чем больше ты страдал в предыдущей жизни, тем больше шансов возвыситься в следующей.

Итак, Канченджанга продолжила свой трагический счет. За историю альпинизма 26 человек нашли смерть на ее склонах. И, увы, как показывает практика, точка еще не поставлена в этом мартирологе. Так стоит ли того гора, стоит ли вообще альпинизм жизни людей? Вечный вопрос, не имеющий ответа. Ответить на него — значит ответить: а зачем вообще человек ходит в горы?

Так уж создан мир, что состоит он не из одних пустынь, лесов и морей. Вздымаются на планете великолепные горы, увенчанные шапками льда и снега, и манят к себе людей. А человек от природы любопытен. Недаром он обратил свой взгляд на горы тогда, когда на Земле практически не осталось белых пятен. На смену островам неизвестности пришли полюса недоступности. И пускай эра великих гео­графических открытий миновала. Пришло время Великих восхождений. Только в 1950 году человеку впервые покорился восьмитысячник, а в 1953 году — высотный полюс Земли. Следующими наиболее дерзновенными достижениями человечества стали полет в космос и высад­ка на Луне.

Да, конечно, в мире не осталось более непокоренных исполинов. Так что ж, ставить на этом точку? К счастью, в мире есть еще непоседы, готовые рискнуть собой. Это, мне кажется, золотой генетический фонд человечества. Имен­но они вносят дух беспокойства, внутренней неудовлетво­ренности, стремятся расширить горизонт наших представлений о самих себе.

Вид из базового лагеря на ледник Ялунг

***

Жаль, что очень уж несоразмерны масштабы воз­водимых нами «строительных лесов» и самого объекта. Невооруженным глазом на теле горы лагерей не видно. А между тем от высотного базового лагеря альпинисты уже протянули первые сотни метров трех расходящихся веером маршрутов.

Группы Елагина и Виноградского работали несколько дней в направлении к гребню Южной вершины. Пройдя поднимающееся поле Большой террасы и переправившись через бергшрунд — глубокую и широкую трещину на перегибе ледника, они вошли в кулуар и поднялись по нему с грузом до 7600 м. Здесь их и остановила бушевавшая несколько дней непогода.

Путь по центральному кулуару — между Главной и Средней вершинами — прокладывали группы Бершова и Хрищатого. В последнюю, помимо Валеры и еще одного алмаатинца — Анатолия Букреева, вошли трое ленинград­цев — Сергей Арсентьев, Михаил Можаев и Владимир Балыбердин. Самая, пожалуй, беспокойная группа. Хотя бы потому, что в ней сразу два центрфорварда: Хрищатый и Балыбердин. Люди очень сильные, властные, необычайно честолюбивые. Эверест стал для них трамплином, вы­несшим на небосвод мирового альпинизма. Еще во время отборов в экспедицию они оба, пусть каждый по-своему, пытались доказать, что они не только удовлетворяют тре­бованиям, но и превосходят их. В этой группе их созвездие усилено еще одним необычайно сильным спортсменом — Букреевым. Это он выиграл в свое время все забеги на Эльбрус и пик Коммунизма. И. конечно, никогда не удов­летворится ролью статиста. Тем более что маршруты на Канченджангу будто созданы для него: здесь лазание све­дено до минимума, основное — высотная выносливость.

Только не самым удачным образом идут пока у этой группы дела. То палатку у них унесет, то руководителя простуда прихватит. В третий свой выход по графику, оставшись втроем — Миша Можаев ушел тогда сопровож­дать вниз заболевшего Хрищатого, они сумели подняться по кулуару между Главной и Средней вершинами до 7500 м и установили там палатку на месте бывшего японского, как им показалось, лагеря.

Между тем для всех групп пришло время четвертого выхода. Это — ключевой момент. Пришла пора установить четвертые и пятые лагеря по всем трем направлениям. Только организовав их своевременно и оснастив всем не­обходимым, а прежде всего — топливом и кислородом, можно рассчитывать на успех траверса.

В столовой Валентин Иванов соорудил нечто вроде на­глядного пособия — развесил на каримате фотографии отдельных участков, сделанные предыдущими экс­педициями, тактические схемы нашего восхождения. По рукам ходит описание траверса между Южной и Средней вершинами, сделанного в 1984 году японцами. Спустившись тогда от Среднего пика к перемычке между ним и Главной вершиной, они дальше не пошли. Почему? Ясности тут нет. То ли заболел в их четверке кто-то, то ли непроходим этот гребень. В отчете написано как-то очень неопределенно. Так что участок подъема на Главную вершину с перемычки пока никем не пройден. Он — глав­ная загадка и головная боль старшего тренера.

Накануне была объявлена диспозиция на очередной выход. Пятерке Валиева отдается западное направление — классический путь подъема на Главную Канченджангу. Алмаатинцам, потратившим в предыдущий выход немало сил на установку высотного базового лагеря, предстоит оборудовать IV и V лагеря на этой ветке. Они стартуют первыми. Так что им придется, пожалуй, труднее всех — торить тропу по целине до III лагеря. Остальные уже отпра­вятся по их следам.

Затем выходит Бершов. Теперь путь его группы лежит в южном направлении. Маршрут на эту вершину должен привести на высоте примерно 7800 м к скальному гребню, а украинцы славятся как сильные скалолазы. К тому же это была их идея — пройти именно по гребню, который не дался ни полякам, ни японцам. Следом за ними выступает четверка Виноградского.

А на центральном направлении вновь будет работать пятерка Хрищатого, к которой присоединится пятерка москвичей. Следить за претворением в жизнь этих планов остается Иванов, а мне Мысловский предлагает вновь про­гуляться по леднику и произвести окончательную инспекцию грузов. Несколько дней назад мы отпустили домой большинство ледовых носильщиков. Десяток оставшихся занят в основном доставкой риса и керосина, которые нам подносят из Ямпхудина.

Собрав рюкзаки, пускаемся после завтрака в путь и за каких-то полтора часа доходим до II ледового лагеря, встретив по дороге вышедших наверх портеров. Переписы­ваем номера грузов, некоторые перепаковываем, делая попутно любопытные открытия. Вот, например, валяется под камнем открытая банка черной икры. Из нее съели ложку и выкинули. Свои икрой не бросаются. Значит — портеры. Деликатес, видно, пришелся им не по вкусу. А вот и соевое масло, которое мы закупили еще в Дхаранбазаре и которого ждет не дождется Воскобойников.

Мысловский мрачнеет и бормочет что-то вроде: «Всех уволю». Решаем идти дальше. Дорога по леднику прев­ратилась в сущий ад. Мало того, что жаркое солнце «отп­устило» снег, как в термичке, и то и дело проваливаешься по колено, оно еще растопило и панцирь ледниковых озер. Преодолеваем их чуть ли не вплавь. И к I лагерю ноги промокают насквозь.

В нем царит запустение. Не успел я переобуться, как снизу из Рамзе подходят На Темба и Дорджи. Они прино­сят письмо от Дуга Скотта, которое раскрывает нам глаза на многие вещи. Оказывается, владелец «Аннапурна треккинг» до сих пор не уплатил деньги сирдарам за прош­логоднюю экспедицию на Макалу, пообещав сделать это после Канченджанги.

Этот факт, конечно, не мог остаться втайне. На Темба и Дорджи в результате, как я понимаю, не смогли нанять сильных шерпов, а набрали первых попавшихся и родст­венников, которые согласны были работать за снаряжение. Сказать нам об этом им было стыдно. Вот и весь секрет слабости высотных носильщиков.

Странно, но письмо это приносит нам чувство облег­чения. Все становится на свои места. Расстилаем на полу заплеванной «Зимы» кариматы и заползаем в спальники. На леднике очень сыро и холодно, да и подмерз я по дороге. Поэтому решаю залечь, не снимая пуховых штанов и куртки. Площадка из утрамбованного снега, на которой когда-то стояла палатка, подтаяла, и теперь ощущение такое, будто лежишь на куче битого кирпича. Тело само выбирает наиболее выгодное положение и замирает, ско­ванное усталостью. Перед тем как погрузиться в сон, я успеваю подумать, что в следующий раз смогу, наверное, заснуть, как йог, на досках с гвоздями.

Базовый лагерь поставлен. Началась работа по созданию сети лагерей на горе

Начальник экспедиции Ток для радиостанции дает «солдат-мотор»,

Э. Мысловский выходит который накручивает его заместитель

на связь Н. Черный

Порыв ветра подбросил вверх 15-килограммовый рюк­зак с такой же легкостью, будто это был шарик для пинг-понга. Увидев это, Туркевич не то чтобы забеспокоился — все-таки рюкзак привязан страховочной веревкой, но удивился: не часто можно наблюдать летающие рюкзаки. Ни на Эвересте, ни в Альпах, ни на Памире или Тянь-Шане ни ему, ни Бершову не доводилось еще попадать в такое «дутье». Пастуху и Хайбулину — тем более.

Ветер даже не дул, он как бы стрелял с разных направ­лений, вырывая из рук оттяжки палатки, которую они вчет­вером вот уже несколько часов подряд пытались поставить на специально сложенной из камней площадке. Она была их единственной надеждой, единственным укрытием от урагана на южном гребне Канченджанги. С утра приветливо светило солнце, но пронзительные струи хо­лодного воздуха и его, казалось, вывели из себя, и теперь оно словно бы ухмылялось.

А ведь начиналось все неплохо, когда они вышли из базового лагеря. Идти было не так уж и тяжело, хотя снега за несколько дней намело чуть ли не по пояс, и пятерка Валиева протоптала тропу до III лагеря, а дальше, в районе Большой террасы, с настом поработал ветер, сдув пыль и уплотнив его массу.

Где-то на 7600 м лежала заброска москвичей — там в предыдущий выход их остановили снегопад и туман. По­добрав веревки и крючья, ребята траверсировали кулуар, от которого никогда не знаешь чего ждать: и камни время от времени летят, и лавина после таких снегопадов сойти может — и провесили еще 130 метров веревки.

И вот уже четыре часа пытались поставить палатку.

Сначала выложили на крутом склоне подушку из камней и снега, а потом начали натягивать «Салеву» на стойки. Хваленая западногерманская «высотка» надувалась, выгибалась, вырывалась из рук, но никак не хотела успо­коиться на отведенном ей месте. Настырный Туркевич решил пройти еще веревку наверх, посмотреть, не найдет­ся ли местечко потише, но только он вылез на гребень, как получил такой удар ветром в грудь, что полетел вниз. Об отступлении они не думали. Значит, оставалось одно — закрепиться на занятом плацдарме. Не вечным же будет ветер.

Наконец удалось растянуть оба тента: и внутренний, образующий единое целое с полом, и внешний — ветро­защитный. Обессиленные, они ввалились внутрь и первым делом принялись топить воду. Организм теряет на высоте с дыханием массу влаги. А при ветре эти потери становятся критическими.

Одну за другой чиркали спички — не горят, даже какие-то особенные, американские, не разжигались. Не действо­вали и зажигалки. Как назло отказал и насос у примуса.

Бершов достал из кармана согретый блок питания для «Нокии»— подошло время выходить на связь. Солнце уже село, и температура упала примерно до — 30° С. Не успел он выйти в эфир, как раздался оглушительный треск — лопнул верхний тент. Трепещущую на одной оттяжке уце­левшую половину сумели втянуть внутрь, но палатка теперь продувалась насквозь.

Тогда-то мы и услышали в базовом лагере из динамика рации вибрирующий Сережин голос: «Когда же мы прек­ратим таскать наверх пляжные палатки!» Позже Мысловский скажет, что впервые за всю историю знакомства с Бершовым он услышал в его голосе панические нотки.

...Они забрались в спальные мешки, не раздеваясь на тот случай, если сорвет и внутреннюю палатку. Сняли лишь верхние пластиковые ботинки. Но и их затолкали в спальники. Сон, конечно, не шел, так, забытье. Мерзли руки, ноги, сводило от холода тело. Кое-как дотянули до утра.

Воспитательную работу с шерпами проводит Сергей Ефимов

Вторую атаку в этом направлении предприняли «россияне» — группа Виноградского. Правда, они понесли потери еще на подходе. Заболел и срочно был отправлен вниз Погорелое. В базовом лагере Карпенко поставил диагноз «гнойная ангина» и отослал Шуру в Тсерам лечиться. Тем более что ему подобралась компания. Леню Трощиненко из высотной киногруппы кашель буквально разрывал на части. Сильно простудился во время поисков улетевшей палатки и Юра Моисеев.

ВиноградскиЙ, Богомолов и Каратаев сумели всеми правдами и неправдами поднять IV лагерь на 100 метров выше и закрепиться там. Ветер немного ослабевал, но все равно валил с ног. Поначалу они решили выкопать пещеру — это наилучший способ стоянки в зоне сильных ветров. Не получилось — буквально через метр наткнулись на камни. Тогда ребята начали ставить отечественный «ан­гар». И, к огромному удивлению, это им удалось. Целый день они затем подтаскивали грузы и строили ветро­защитную стенку. Двойную. Пилили плотный фирн и выкла­дывали из снежных кирпичей бастион. Наутро не поверили своим глазам — ветер проточил ходы в метровой толще утрамбованного снега. Почти весь следующий день они выжидали в палатке, не стихнет ли ураган. Но тот и не думал прекращаться. Даже в базовом лагере мы слышали его отголоски. Солнце выпарило здесь с поверхности снег, и теперь ветер швырял в стенки палаток пыль и пригоршни мелких камешков. Шестого апреля тройка Виноградского повернула обратно. Счет на этом направлении стал 2:0 в пользу Канченджанги.

***

За полгода до экспедиции, на сборе в Нижней Эшере, те же Бершов, Туркевич и еще несколько альпинистов, входящих на правах гималайцев «призыва 1982 года» в тренерский совет, выступили против первоначального пла­на идти траверс с Западной вершины на юг. Они сумели тогда доказать, что первопрохождение на Южную вершину по гребню и покорение маршрута, не давшегося японцам, придаст дополнительную спортивную ценность всей экс­педиции. Но этот выбор означал, что именно южное, стар­товое, направление должно быть наиболее полно обеспечено кислородом, веревками и продуктами. Сейчас наш генеральный план, похоже, летел к чертям.

Тут как подкинуло Туркевича: «Да что он, ветер, веч­ный, что ли? Не может все время так дуть!» Удивительное дело, группа Бершова, больше всех хлебнувшая лиха, намертво стояла на том, чтобы еще раз попытаться пройти усердно оборонявшийся гребень. Неудача про­будила азарт.

И хотя на двух других направлениях дела обстояли спо­койнее и соответственно лучше, это упорство товарищей, ходивших пока в неудачниках, как мне показалось, по­лучило молчаливую поддержку остальных.

Выше всех к той поре удалось поднять «стропила» груп­пе Валиева. Добравшись с грузом до высотного базового лагеря, они, переночевав, прошли на следующий день до 7600 м. По пути наткнулись на разорванные, вмерзшие в лед японские палатки. Чуть выше обнаружили тихую мульду и поставили в ней IV лагерь. Спустились вниз, опять заноче­вали в III лагере и, снова загрузившись, потопали наверх. Конечно, и здесь, в кулуаре между Главной вершиной и Ялунг-Кантом, было ветрено.

Вид на склоны Кабру из базового лагеря

Это «нормально» я испытал день спустя, когда Валентин Иванов предложил мне прогуляться в I высотный лагерь. Конечно, трудно сравнивать 6200 м, куда мне удалось залезть, с высотами, подвластными альпинистам из сборной СССР. Но представление о степени трудности я по­лучил.

Второй высотный лагерь

— Иди в своем темпе, два-три вдоха на один шаг. А ногу тяни повыше, не части, — слышался сзади под­бадривающий голос Иванова. — Хорошо. Перестегни жюмар.

Я не хочу сравнивать Валентина Андреевича с Кашпировским, а себя с истеричной дамочкой, но его спо­койный тон внушал мне уверенность в собственных силах.

Поднявшись по ледовой стенке и пройдя по маркированной тропе между трещин ледового поля, спускающегося к «Могиле П́аша», мы начали подъем на Горб — так окрестили англичане из экспедиции Эванса крутой склон перед Верхним ледопадом. Я часто наблюдал из базового лагеря, как медленно, словно мухи по стеклу, передвигаются по нему альпинисты. Можно уйти в столо­вую, напиться чаю, и за это время точки едва продвинутся вперед по темнеющей на снегу тропе.

А вот как это выглядит вблизи.

Ты хрипишь и тянешь ногу, тянешь ногу и хрипишь, чтобы через десяток шагов замереть, обессилев, и, согнувшись в три погибели, частыми-частыми вдохами восстановить ды­хание. Конечно, полностью отрегулировать его не удается — как ни верти, кислорода на такой высоте кот наплакал. И

То, что я, нетренированный человек, испытал на этой высоте, сравнимо, наверное, хоть отчасти, с тем, что ощу­щает альпинист экстра-класса на восьмитысячных вершинах. В этом меня убеждают и виденные высотные кинокадры, и то, как описывают свое самочувствие там мои друзья.

Только одна большая разница. Я шел в панамке и ков­бойке — жаркое солнце заставило раздеться. Наверху же к гипоксии добавляются мороз и ветер, вытягивающие из обескислороженного, то есть фактически лишенного подачи энергии, тела последнее тепло. Там даже ме­таллическая пряжка на ремешке от часов может оставить след обморожения. Кто-то рассказывал, что на одном из восхождений обнаружил у себя на рукавице дырочку диаметром со спичечную головку. И реально ощутил, как через это микроотверстие, будто из реактивного сопла, улетучивалось тепло его тела...

Боюсь показаться банальным, но у каждого в жизни должен быть свой Эверест. И не важно, как он называется на самом деле: Эверестом, Канченджангой, I высотным лагерем или вообще каким-то словом, не имеющим отно­шения к альпинизму. Главное, что масштаб достижения должен хотя бы немного превысить то, что ты считал для себя возможным. Он должен быть хоть немного запредель­ным. И тогда у тебя появляется новый потенциал для роста, для борьбы и преодоления.

***

Валере Хрищатому опять не повезло. Его пятерка вы­шла на маршрут одновременно с группой Виноградского.

Наверх отправляют партию кислородных баллонов

Поначалу все шло гладко. До заброски на 7600 м до­брались без приключений. Труднее всех было Мише Можаеву и самому руководителю — ведь в прошлый выход они не набрали достаточной акклиматизации из-за бо­лезни Валеры.

В третьем высотном лагере самым уютным убежищем служила снежная пещера

Миша остался один в IV лагере расширять площадку под палатку, и эти полтора часа аритмичной работы ледорубом дорого будут ему стоить. Во всяком случае, спустившись в базовый лагерь, М ожаев будет отсыпаться несколько суток, пугая шерпов своим сомнамбулическим видом во время редких походов в столовую.