Курс лекций «Психиатрическая власть»

Так, например, Лере в своей книге «Моральное лечение» (1840) пишет: «Когда позволяет погода, больных, способных ходить и не могущих или не желающих работать, собирают во дворе лечебницы вместе и проводят с ними строевые занятия, как с солдатами. И подражание воздействует столь сильно, даже на самых немощных или упрямых, что и в числе последних я видел многих которые поначалу отвергая все наотрез, тем не менее присоединялись к ходьбе. А это начало методической, ре-гуляпной разумной деятельности которая в свою очередь сбли-жает с другими».28 Говоря о больном автор добавляет: «Если я повышаю позволяю отдавать приказы и он с этим

справляется можно быть почти уверенным в его выздоровлении К деirу командования маршами и построениями я никогда не привлекаю надзирателей: всё делают больные.

С помощью этой в известной степени военной организации [и тут Лере переходит от ортопедических упражнений к собственно установлению медицинского знания. — M. Ф.] упрощается осмотр больных, будь то в помещении или во дворе: я могу

ежедневно, уделяя большую часть своего времени душевнобольным, проходящим активную терапию, хотя бы окинуть взглядом неизлечимых пациентов».29 Итак, смотр, инспекция, построение во дворе, наблюдение врача: мы и впрямь в военной среде. Именно так и функционировала лечебница в 1850-е годы, после чего, как мне кажется, происходит некоторый сдвиг.*

В 1850—1860-е годы начинает складываться идея о том что безумец подобен ребенку, затем — что его следует поместить в среду, аналогичную семейной, хотя это и не будет семья, и, наконец, что эти квазисемейные элементы тоже в свою очередь обладают самостоятельным терапевтическим значением.

Эту формулу, согласно которой безумец — это ребенок, вы найдете, в частности, в одном тексте Фурне, к которому я еще вернусь, поскольку он весьма важен. Это статья «Моральное лечение умопомешательства», опубликованная в «Медико-психологических анналах» в 1854 году. К больному нужно относиться как к ребенку, и семья, «подлинная семья, в которой царит умиротворение, здравомыслие и любовь», как раз и призвана «с самого начала, при первых же признаках того, что человек сбился

с пути» доставить ему «моральное лечение—образцовое для

всех расстройств души и рассудка».30

Этот текст 1854 года особенно примечателен тем, что открывает довольно новое для своего времени направление в психиатрии. Действительно, Фурне говорит о том, что семья имеет терапевтическое значение, что она является образцом, по которому и основываясь на котором должна строиться особая психологическо-умственная ортопедия; и приводит два не связанных с психиатрической больницей примера. «Миссионеры цивилизации [я думаю, что он имеет в виду как миссионеров в строгом смысле слова, так и солдат, покорявших в это время Алжир. — М. Ф.], которые перенимают миролюбивый дух

* В подготовительной рукописи М. Фуко продолжает рассуждение, уточняя: «Мы имеем дисциплинарный диспозитив, считающийся полноправным обладателем терапевтической действенности. И в этих условиях понятно, что коррелятом такого рода терапевтики, предметом ее воздействия, является воля. Определение безумия не как ослепления, но как поражения воли и включение безумца в дисциплинарное терапевтическое поле суть два коррелятивных феномена, поддерживающих и усиливающих друг друга»

130

131

Говоря яснее, Фурне выделяет две эпохи в истории психиатрии: одну, когда психиатрия использовала цепи, и другую, когда, напротив, она обратилась к языку человеческих чувств. Таким же образом есть два метода и, возможно, две эпохи колонизации — эпоха простого вооруженного завоевания и эпоха заселения и глубинной колонизации. И эта глубинная колонизация осуществляется за счет организации семейного типа: ее начинают вести, подходя к традициям и заблуждениям аборигенов по-семейному. Фурне продолжает: то же самое относится и к правонарушителям. И здесь он приводит в качестве примера колонию в Меттре, основанную в 1840 году, где использовались по чисто военной, в сущности, схеме обращения «отец», «старший брат» и т. д. — элементы псевдосемейной организации. Фурне комментирует этот пример так: в этом случае тоже применяется семейная модель чтобы попытаться «восстановить [. .1 в окружении этих несчастных оказавшихся сиротами силой обстоятельств или вследствие порочности родителей, семейный режим» И заключает: «Нет-нет господа я вовсе не хочу с ходу уподобить умопомешательство духовной бедности народов или индивидов, осуж денных историей или законом »^ Эту задачу Фурне оставляет на будущее и она так и не была им осущест-влена. ,

Но, как вы понимаете, если не он, то многие другие затем осуществят ее. Нам хорошо знакомо уподобление друг другу правонарушителей как подонков общества, колониальных народов как подонков истории и безумцев как подонков человечества в целом — всех этих индивидов, которых нельзя перевоспитать, окультурить и ортопедическое лечение которых возможно лишь с применением семейной модели.

И это, как мне кажется, очень важный сдвиг. Важный, поскольку текст Фурне относится к 1854 году, к очень ранней дате, предшествующей дарвинизму и «Происхождению видов».33 Ра-

зумеется, уже был известен, по крайней мере в общем виде, принцип онтогенеза/филогенеза, однако в данном случае он используется весьма странно, а особенно, еще более чем уподобление безумца, дикаря и правонарушителя, интересна идея о том, что семья выступает своего рода единым лекарством от дикости, преступности и безумия. Таким образом, приблизительно к 1850-м годам — я не утверждаю, что приведенный текст первый в своем роде, он кажется мне лишь одним из самых показательных, и до него я не встречал столь ясного изложения этих идей, — относится феномен, на котором я хотел бы сейчас остановиться.

Но почему он заявил о себе именно тогда, что именно тогда происходило, что было подоплекой происходящего? Я вел длительные поиски, задаваясь ницшеанским вопросом «Кто говорит?», который, как мне казалось, должен был вывести на верный путь. И в самом деле, кто формулирует описанную идею? Где она обнаруживается?

Мы находим ее у таких авторов, как Фурне,34 последователя Пинеля-классика Казимира Пинеля,35 Бриера де Буамона,36 она угадывается также у Бланша,37 — и все это люди, общей характеристикой которых является руководство иногда публичными службами, а чаще всего — частными оздоровительными домами, параллельными и значительно отличавшимися от государственных лечебниц и учреждений. К тому же все примеры семейной организации лечения берутся ими из практики частных больниц. Вы скажете: тоже мне открытие! Да всем известно, что уже в XIX веке существовали больницы-казармы для простонародья и благоустроенные оздоровительные дома для богатых. Но в действительности и я попытаюсь вам это показать речь идет о феномене, превосходящем эту оппозицию или если угод-но заложенном в ней, но намного более

V4T-T оМ

132

уже в XV111 веке, было приспособление множества индивидов к аппаратам производства или к контролирующим их государственным аппаратам — другими словами, подгонка принципа накопления людей к принципу накопления капитала. В меру своего нормализующего действия эти дисциплинарные системы с необходимостью порождали вблизи своих границ — в порядке исключения или в качестве остатка — целый ряд аномалий, беззаконий и отклонений. Чем более жестка дисциплинарная система, тем больше аномалий и отклонений. Причем эти отклонения, беззакония, аномалии, которые дисциплинарная система призвана была устранять, но которые она, напротив, неуклонно вызывала по мере своей работы, — эти поля аномалий, отклонений оказались для экономико-политической системы буржуазии XIX века источником выгоды и вместе с тем источником усиления власти.

Приведу пример, очень близкий к теме психиатрических больниц, о которых мы поговорим затем, — пример проституции. Разумеется, пресловутый треугольник проститутки—клиенты—сутенеры существовал задолго до XIX века, равно как и дома терпимости, сети таких домов и т. п.; задолго до XIX века проституток и сутенеров использовали в качестве осведомителей, а в сфере сексуального удовольствия обращались крупные денежные массы. Но в XIX веке, как мне кажется, во всех европейских странах организуется жесткая сеть опирающаяся на целый комплекс недвижимости — прежде всего отелей закрытых домов и т д система передатчиками и агентами в которой становятся сутенеры, одновременно являющиеся осведомителями и поголовно включенные в группу, о формировании которой

я попыТЯПРЯ ПЯРРКЯЧЯТР» вам в пТ^оТПЛОМ rOIIV___в rT)Vnnу прЭ.ВО-

нарушителей"

Если так нужны были правонарушители и если в конечном счете было предпринято столько усилий, чтобы сформировать их «среду», то не потому ли, что они составляли резервную армию этих столь важных агентов, только примером которых выступают сутенеры-осведомители? Эти сутенеры, прикрываемые полицией, работающие в смычке с полицией, и являются принципиальными передатчиками в системе проституции. А какая цель руководит строгой организацией этой системы с ее опорами и передатчиками? Ее функцию составляет возвращение в ка-

134

питал, в нормальные потоки капиталистической выгоды всех тех прибылей, которые могут быть извлечены из сексуального удовольствия, — при условии, естественно, что, во-первых, это сексуальное удовольствие маргинализировано, обесценено, запрещено и, просто потому что оно запрещено, является дорогостоящим. Во-вторых, это сексуальное удовольствие, чтобы можно было извлечь из него выгоду, должно быть не просто запрещенным, но и фактически терпимым. И наконец, в-третьих, оно должно находиться под надзором особой власти, которая как раз и обеспечивается смычкой правонарушители—полиция, в данном случае сутенером-осведомителем. Причем приведенная таким образом в нормальные капиталистические потоки выгода от сексуального удовольствия влечет за собой как второстепенное следствие ужесточение всех процедур надзора, а значит и формирование того, что можно назвать инфравластью, которая берется в итоге за самый повседневный, самый индивидуальный, самый телесный уровень человеческой жизни: речь идет о дисциплинарной системе проституции. Да-да, наряду с армией, школой, психиатрической больницей проституция в том виде, в каком она была организована в XIX веке является дисциплинарной системой, экономико-политическое действие которой очевидно.

Впрочем, проституция — это лишь один из примеров общей механики, с которой мы сталкиваемся в рамках дисциплинарных систем, созданных в XVIII веке ради некоторой всеобъемлющей цели и оттачивавшихся в следующем столетии в перспективе дисциплины, запрос на которую возник с формированием нового производственного аппарата. К системам этим будут постепенно добавляться дисциплины более изощренные, или, если угодно, старые дисциплины совершенствуясь освоят новые возможности образования выгоды и усиления власти.

135

Теперь же вернемся к оздоровительным домам Бриера де Бу-амона, Бланша и т. д. Что в них, собственно, важно? Суть их состояла в извлечении выгоды, максимальной выгоды из этой маргинализации, каковую представляла собой психиатрическая дисциплина. Но если очевидно, что психиатрическая дисциплина в своей общей форме имела первостепенной задачей вывод из обращения ряда индивидов, непригодных к использованию в рамках производственного аппарата, то на другом уровне, в меньшем масштабе и на совершенно иной социальной территории эти индивиды, наоборот, могли оказаться новым источником выгоды*

Разумеется, нужно, чтобы больной не мог вылечиться у себя дома. Поэтому к нему, к источнику дохода, следует по-прежнему применять принцип изоляции: «Ты не исцелишься, находясь в семье. Но если с твоей семьи берут плату за твое содержание в другом месте, ей, естественно, должны гарантировать, что ты будешь пребывать там в условиях, подобных домашним». То есть семья должна получить некий пропорциональный взимаемой с нее плате продукт; с нее берут плату в пользу медицинского корпуса компенсацию расходов на транспортировку больного его содержание и т. д. но семья должна найти в этом свою выгоду. И этой выгодой становится перенесение в лечебницу свойственной семье системы власти. Психиатры говорят

* В подготовительной рукописи М. Фуко добавляет: «Именно выгода отклонения послужила вектором перенесения семейной модели в психиатрическую практику».

136

Так, в клинике Бриера де Буамона в парижском предместье Сент-Антуан мы находим организацию, отнюдь не новую (впервые ее использовал еще во времена Реставрации Бланш39), которая всецело скопирована с семьи: в ней есть отец и мать. Отец семейства — это сам Бриер де Буамон, а мать — его жена. Все больные живут в одном доме, все друг другу братья, вместе питаются и, как предполагается, испытывают друг к другу семейные чувства. Реактивация семейной привязанности, внедрение внутри клиники всех семейных функций становятся, таким образом, действующим элементом излечения.

Превосходные свидетельства об этом предоставляют цитируемые Бриером де Буамоном письма, которыми его больные обменивались уже по выздоровлении с ним самим или с его женой. Так, один бывший пациент писал госпоже Бриер де Буамон: «Находясь вдали от вас, я часто возвращаюсь к глубоко засевшим в моем сердце воспоминаниям, чтобы снова насладиться тем исполненным благожелательности покоем, которым вы окружали тех кому доводилось быть принятым в ваш уютный дом .Я вновь и вновь мысленно переношусь в обстановку вашей семьи такой сплоченной и такой чуткой к каждому своему чле-ну, руководимой сколь осмотрительной столь и благосклонной женщиной PI если KtiK я надеюсь, мне случится вернуться к своим близким то первыми komу я нанесу визит будете вы ибо таков долг моего сердца» (20 мая 1847)40

Это письмо кажется мне примечательным. Как вы видите, критерием исцеления, самой его формой выступает активация традиционных семейных чувств — прежде всего уважения к отцу и матери; возникает или, как минимум, намечается тема оправданной и вместе с тем почти инцестуозной любви, поскольку больной предполагается сыном Бриера де Буамона и, стало быть, братом его старшей дочери, к которой он и испытывает привязанность. Затем — следствие этой активации

137

*

семейных чувств: что больной сделает в первую очередь по возвращении в Париж? Он отправится к своей семье, к своей настоящей семье, — то есть именно эта семья получит пользу от медицинского вмешательства, — и только после этого навестит семью Бриера де Буамона, эту квазисемью, играющую, таким образом, над- или подсемейную роль. Надсемейную, так как это идеальная семья, семья в чистом виде, такая, какою желательно быть каждой семье; будучи настоящей семьей, она как раз и выполняет возложенную на нее ортопедическую функцию. И подсемейную, поскольку она призвана оставаться в тени семьи подлинной, активировать силой своих внутренних механизмов семейные чувства исключительно ради блага подлинной семьи; поэтому она —не более чем схематическая опора, которая постоянно и исподволь способствует работе настоящей семьи. Надсемья и подсемья — вот что выстраивается в этих оздоровительных домах, имеющих, как вы видите, совершенно иную, нежели лечебница, социально-экономическую локализацию.

фамилизация терапевтической среды, а с другой—дисципли-

нз.оизэ.ция семьи окэ.зывй.юшейся с этих пор инстанцией ано-мализации индивидов.

В семье эпохи господства вопрос о ненормальном индивиде не поднимался, для нее важным было другое — иерархический порядок родства, наследования, отношения почитания, послушания, превосходства одних над другими; она занималась именем и всеми подфункциями имени. Напротив, в дисциплинированной семье эта характерная для господства функция имени постепенно уступает место психологической функции определения ненормального индивида, аномализации индивидов.

138

Сказанное мною об оздоровительных домах относится и к школам, в известной степени к охране здоровья в целом, к воинской службе и т. д. Я стремился показать вам, что, хотя семья в XIX веке и сохраняет верность модели господства, возможен вопрос, не происходит ли в это же время своего рода внутренняя ее дисциплинаризация, то есть перенос внутрь семейных отношений господства дисциплинарных форм и схем, тех техник власти, которые несли с собой дисциплины.

Можно сказать, что под действием дисциплинарных систем семейное господство берет на себя следующую обязанность: «Нам нужно разыскать, — говорят дисциплинарные системы, — безумцев, недоразвитых, слабоумных и порочных, и чтобы нам помочь, вы тоже должны выслеживать их у себя, в пределах семейного господства, применяя контроль дисциплинарного типа. Как только с помощью дисциплинированного таким образом господства вы обнаружите своих безумцев, ненормальных недоразвитых и слабоумных мы пропустим их сквозь фильтр нормализующих механизмов и вернем их вам семьям здоровыми, функциональному благу. Мы сделаем ИХ

пригодными к tomv в чем вы нужл&етесь взяв разумеется ПОИчитающуюся за это плату». ,

Таким образом, дисциплинарная власть прокрадывается в пределы семейного господства, возлагает на семью роль инстанции определения нормальности/ненормальности, правильности/отклонения и берет ненормальных и отклонившихся под свою опеку, взимая за это плату, которая входит тем самым в общую систему прибылей и которую можно назвать, если угодно, экономической выгодой отклонения. Взамен же семья, как

139

предполагается, получает спустя некоторое время дисциплинированного индивида, способного следовать присущей семье схеме господства—быть хорошим сыном, хорошим мужем и т. д. Именно это и предлагают семье все дисциплинарные учреждения — школы, больницы, воспитательные дома и т. д.. иными словами, они преподносятся как машины, благодаря которым дисциплинарные диспозитивы формируют людей, способных жить в рамках свойственной семейной власти-господству морфологии.

1 «Буйнопомешанные должны содержаться под надзором, но они могут быть помещены в специальное учреждение только по распоряжению, затребованному их семьей [...] Исключительно судам дается [Гражданским кодексом — Ж. Л] право констатировать их состояние» (циркуляр Порталиса от 30 фрюктидора XII г. [17 сентября 1804 г.]. Цит. в соч.: Bollotte G. Les malades mentaux de 1789 а 1838 dans l'ceuvre de P. Sйrieux// L'Information psychiatrique. 1968. Vol.44. № 10. P. 916). Гражданский кодекс 1804 г. воспроизводит эту норму в статье 489 (акт XI, глава 2): «Совершеннолетний, пребывающий в состоянии устойчивого слабоумия, деменции или буйного помешательства, подлежит изоляции, в том числе и в том случае, если это его состояние прерывается промежутками здравомыслия». Ср.: [a] Interdit// Dictionnaire de droit et de pratique / Йd. Par С J. De Ferriere. T. II. Paris: Brunei, 1769. P. 48—50; [b] Legrand du Saulle H. Йtude mйdico-lйgale sur l'interdiction des aliйnйs et sur le conseil judiciaire. Paris: Delahaye et Lecrosnier, 1881; [c] Serieux P. & Libert L. Le Rйgime des aliйnйs en France au XVIII siиcle. Paris: Masson, 1914; [d] Serieux P. & Trйnel M. L'internement des aliйnйs par voie judiciaire (sentence d'interdiction) sous l'Ancien Rйgime // Revue historique de droit franзais et йtranger. Juillet-septembre 1931. 4 sйrie. lOannйe. P. 450—486; [e] Pirenne R. De l'interdiction des fous. Paris, 1929; [f] LainguiA. La Responsabilitй pйnale dans l'ancien droit (XVI— XVIII siиcles). Vol. II. Paris: Librairie gйnйrate de droit et de jurisprudence, 1970. P. 173—204. К этой теме M. Фуко обращается также в «Истории безумия» (см.: Foucaull M. Histoire de la folie... P. 141—143) и в лекционном курсе «Ненормальные», прочитанном в Коллеж де Франс в 1974/75 учебном году (лекция от 12 февраля 1975 г см • Фуко М Ненормальные. СПб.: Наука, 2004. С. 173-179). "

2 Закон от 16—24 августа 1790 г. трактует принудительную госпитализацию как полицейскую меру, доверяя «бдительности и авторитету муниципальных властей [...] задачу всячески предотвращать неприятные инциденты, могущие стать следствием пребывания душевнобольных или буйнопомешанных на свободе» (акт XI, статья 3), см.: Lйgislation sur les aliйnйs et les enfants assistйs. Recueil des lois, dйcrets et circulates (1790-1879). T. I. Paris: Ministиre de l'lntйrieur et de Cultes, 1880. P. 3. См. также: Foucaull M. Histoire de la folie... P. 443.

3 Fodere F. E. Traitй du dйlire. T. II. P. 252.

*BerthierP. Mйdecine mentale. T.I. Об изоляции. Paris: Bailliиre, 1857. P. 10.

* Речь идет о принципе, который сформулировал Эскироль в своем «Сообщении об изоляции душевнобольных», прочтенном в Институте 1 октября 1852 г.: «Изоляция душевнобольных (лишение свободы, одиночное заключение) заключается в их отлучении от всех обычных привычек, в их отделении от семьи, друзей и слуг; их окружают посторонними людьми, меняют весь их образ жизни» (см.: EsquiroU.-E.-D. Des maladies mentales considйrйes sous les rapports mйdical, hygiйnique et mйdico-lйgal. Т.П. P. 745). Ср.: [a] Falret J.-P. Du traitement gйnйral des aliйnйs (лекция, прочитанная в лечебнице Сальпетриер, 1854) // Des maladies mentales et des asiles des aliйnйs. Paris: Bailliиre, 1864. P. 677-699, 685 sq.; [b] GuislainJ. Traitй sur les phrйnopathies. P. 409; [c] DupuyJ,M. Quelques considйrations sur la folie. Visite au Castel d'And-orte, йtablissement destinй aux aliйnйs de la classe riche. Pйrigueux, impr. Dupont, 1848. P. 7—8.