Лекция первая дорнах, 8 октября 1923 г

Доброе утро, господа! Есть ли у вас еще какие-ни­будь вопросы?

Зачитывается вслух статья из газеты «Швейцар­ское пчеловодство» номер 2 и 3 за февраль, март 1923г.: «Видят ли пчелы цвета, невидимые для нас?» проф. док­тора Буттель-Рипена.

Доктор Штайнер: Да, пару слов об этом сказать при­дется. Эксперименты, приведенные Форелем, Кюном и Полем, наглядно показывают, насколько бездумно в наше время оценивают результаты эксперимента. Нельзя представить себе ничего более абсурдного, чем подобное толкование эксперимента! Вы только подумайте: ведь и я мог бы привести следующее толко­вание; представьте себе, что у меня есть вещество — а такие вещества имеются, — вещество, чувствительное к ультрафиолету, то есть к цветам, находящимся выше синего и фиолетового, например, платиносинеродистый барий, упоминаемый в статье. Оно светится даже тогда, когда я закрою все прочие цвета.

Итак, я заслоняю красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий и фиолетовый; я делаю блен­ду и перекрываю весь спектр. Тогда здесь еще будут ультрафиолетовые лучи, невидимые для человека. Сюда я помещаю это вещество, белый порошок, платино­синеродистый барий, и закрываю створки: вещество начинает светиться. Мы, люди, не видим ничего в этой затемненной комнате; лишь указанные лучи про­пускаются сюда, и мы экранируем их источник таким

образом, что остается только ультрафиолет. Если я по­мещу сюда платиносинеродистый барий, то что про­изойдет? Он «увидит».

Рисунок 12

Тот, кто проделывает этот эксперимент с муравь­ем, не делает ничего иного. Вместо платиносинеродистого бария я беру муравьев. Муравьи идут на сахар, вследствие чего я утверждаю: они видят. Но ведь им совсем не обязательно видеть, так как и платиносинеродистому барию не обязательно видеть для того, чтобы светиться. В целом, я могу утверждать только то, что имеющееся у меня вещество действует на му­равьев. Я не имею права утверждать нечто большее. Так что вышеназванные ученые очень сильно недоду­мывают и выдают свои фантазии за истину.

Единственное, что можно было бы утверждать, это то, что посредством органов чувств в той или иной сте­пени осуществляется воздействие на насекомое, — до­казательством при этом служит, как указано в статье, то, что если закрасить глаза лаком, воздействие пре­кращается. Характерно при этом и то, что ученый переносит на муравьев и ос то, что он заметил у пчел. Это показывает, как необдуманно ставятся подобные эксперименты.

К этому можно добавить следующее: если здесь мы пойдем дальше (см. рисунок 12), то попа­дем в зону так называемого ультрафиолетового излуче­ния. Итак, здесь у нас красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, затем идет еще синий и фиолетовый. Здесь инфракрасное излучение; здесь — ультрафиолето­вое. Итак, здесь, справа, мы имеем ультрафиолетовые лу­чи. Ультрафиолетовые лучи обладают свойством — это пишет в статье сам автор — очень сильно воздейство­вать химически. Следствием из этого является то, что если я посажу сюда муравья, он тотчас же подвергнется сильному химическому воздействию. Он это ощутит. И действительно верно, что он ощутит это преимуществен­но в глазах. Речь идет о чувстве, как если бы что-то стало по нему ползать, если он попадает в зону ультрафиолето­вого излучения; платиносинеродистый барий точно так же испытывает воздействие, если поместить его в хими­чески активную среду. Это одинаково. Если я зашторю все в этой комнате, так что внутри нее будут только ульт­рафиолетовые лучи, то муравей тотчас же заметит: что-то случилось. Если здесь окажутся муравьиные яйца, ли­чинки, то в них произойдут существенные изменения: в тот момент, когда они подвергнутся этому сильному хи­мическому воздействию, они начнут погибать. Поэтому эти муравьи спасают яйца. Итак, в этой статье речь идет о своеобразном химическом воздействии. Это вполне со­гласуется с тем, что я утверждал недавно. Я говорил: у пчел имеется своего рода вкусо-обоняние, нечто находя­щееся между обонянием и вкусом. Это то, чем ощущают пчелы; нечто подобное есть и у муравьев.

Эти господа недостаточно знакомы с предметом; они, например, не знают, что когда сам человек вос­принимает цвета, то в его глазах происходят незна­чительные химические изменения при восприятии фиолетовых лучей. Здесь цветовое восприятие челове­ка ориентировано на химические процессы. Так что в целом здесь исследовались внутренние химические изменения, происходящие у пчел под воздействием ультрафиолетового излучения.

Видите ли, пчелы легко воспринимают то, что лежит в области черно-белого, желтого, серого, — ибо все это лишь затемненный белый (по Гёте — примеч. перев.) — и серовато-голубого. Во всех этих цветовых оттенках ультрафиолетовых лучей нет. Итак, то хи­мическое воздействие, которое так сильно ощущает пчела, попадая в ультрафиолет, не возникает от этой цветовой гаммы. Если же пчелы из зоны черного, белого, желтого и серовато-голубого переходят в зону ультрафиолетовых лучей, то ощущают нечто для себя чуждое; там они не могут ничего делать. Все дело в том, что пчелы обладают своеобразным чувством вкусо-обоняния. У нас обоняние и вкусовое чувство очень силь­но отличаются друг от друга, не так ли? Чувство вкуса является преимущественно химическим чувством. Это целиком относится к химии. Пчелы же имеют нечто среднее между обонянием и вкусовым чувством.

Опровержением здесь не может служить тот факт, что пчелы обладают способностью различения в случае, если улей, в котором они живут, спереди по­мечают красками; подумайте о том, что любая краска обладает специфическим воздействием как химиче­ским, так и тепловым. Если вы, например, какую-ни­будь поверхность покрасите в красный цвет, то пчелы, приближаясь к этой поверхности, почувствуют тепло. Конечно, они не могут не узнать об изменении, если, к примеру, попадут на синий участок поверхности. Ведь для них синяя поверхность холоднее. Пчелы ощуща­ют тепло красного и холод синего. Вот так они и раз­личают. Но отсюда вовсе не следует делать вывод, что пчелы видят с помощью своих глаз так же, как чело­век видит глазами. Это, конечно, абсолютный абсурд.

Так обстоит дело и со многим другим из того, что делают люди. Я вам уже говорил однажды, откуда берут­ся такие эксперименты. Я говорил вам: есть одно рас­тение, оно называется «венерина мухоловка» (Dionaea muscipula), которое мгновенно смыкает свои лепестки, как только кто-нибудь его коснется. Точно так же, как ваша рука сжимается в кулак, когда вас кто-нибудь заденет, и вам, как говорится, хочется ему врезать, также и «венерина мухоловка» ожидает, когда к ней приблизит­ся насекомое, и захлопывается. И вот люди говорят: значит, у этих растений, у «венериной мухоловки» есть душа, как у человека. Ведь она чувствует приближение насекомого, захлопывается и т. д. Да, господа, я говорю в таких случаях: я знаю, что есть одно устройство, сконст­руированное так, что если рядом появится зверюшка и заденет кое-что в этом устройстве, оно тотчас же захлоп­нется, и зверюшка будет поймана. Это обыкновенная мышеловка. И если уж приписывают душу «венериной мухоловке», то надо было бы приписывать душу и мыше­ловке. Аналогично этому, приписывая способность зре­ния пчелам, потому что они реагируют на ультрафиоле­товый свет, следовало бы приписать такую способность зрения и платиносинеродистому барию.

Если бы эти люди стали додумывать, они обнару­жили бы действительно удивительные вещи, так как платиносинеродистый барий действительно интере­сен. Платиносинеродистый барий, помимо прочего, содержит в себе барий. Это белый металл, он принад­лежит к группе щелочноземельных металлов. Интерес­но, что такие металлы выполняют определенную функ­цию в человеческом теле. Мы не смогли бы усваивать в нашем теле поступающий с пищей белок, усваивать так, как это положено человеку, если бы в нашей подже­лудочной железе не было таких металлов. Они должны быть там. Так что барий является для нас тем, что свя­зано с нормальным состоянием нашего пищеварения.

Платина, особо ценный металл — это вы знае­те, — это очень твердый и тяжелый благородный металл. Все такие металлы имеют свойство, благодаря которому они обладают функциональной связью с чув­ством, с ощущением.

Теперь вспомните еще кое-что. Видите ли, там, внутри есть еще циан. Это одно из соединений циани­стоводородной, синильной кислоты. Я говорил вам, что у человека именно там, где работают мускулы, всегда об­разуется крайне маленькое количество синильной ки­слоты. В целом, это вещество похоже на то, что человек постоянно вырабатывает в своем теле. Исходя из этого, вы могли бы отыскать причину того, что человек — его тело — проявляет особую чувствительность — глаза здесь не имеются в виду, — к тому, что происходит при ультрафиолетовом свете, который является, так ска­зать, химически активной составляющей света. Так что если только нам удастся найти подход к этим вещам, мы сможем выносить суждения и о самих людях.

Но ведет к этому только духовная наука, только она позволяет найти этот подход, обратив внимание на то, что там, где платиносинеродистый барий подвергается особому атакующему воздействию, существует своего ро­да чувство. А у пчел это существует в очень большом мас­штабе, пчелы ощущают цвета довольно интенсивно, но видят они только тогда, когда появляется самостоятель­но светящееся существо, светящееся совсем слабо. Вот почему я говорил вам: обычно все вокруг для пчел по­гружено в сумерки. Но когда выводится новая пчелиная матка, она сияет для пчел так же, как для нас сияют в июне светлячки. Это и ощущают три маленьких глазика пчелы; другие глаза, большие по размеру, имеют своего рода светоощущение, но сумеречного характера. Если свету поставлена преграда, он зашторен, то животное ощущает наличие таких участков спектра, которые хи­мически активны, ультрафиолетовых, или тех, которые не обладают химической активностью, инфракрасных.

В конце статьи из газеты «Швейцарское пчеловод­ство» сообщается, что об инфракрасном излучении бу­дет сообщено позднее. Конечно, если пчелы окажутся в инфракрасной зоне, они будут вести себя совершенно иначе, так как там не будет химически активного воз­действия. Фактическая сторона эксперимента верна, но надо очень ясно представлять себе все это дело, чтобы не прийти к выводам, которые сделали Форель и Кюн.

Это совсем необдуманное истолкование эксперимента. Но ведь кое-кто скажет: это неоспоримо доказано. Да, конечно, доказано для тех, кто приписывает мышелов­ке душу! Но для того, кто знает, как далеко он может заходить, насколько широко он может мыслить, чтобы действительно точно истолковать результат, для такого человека это доказательство отнюдь не безупречно.

Обычная жизнь не располагает к точному истолко­ванию фактов. Пережив что-нибудь незначительное, люди могут сделать, как говорится, из мухи слона. Час­то это происходит и с нашими учеными. Рассматривая нечто, они не прислушиваются к своему мышлению, а ориентируются на то, что лежит на поверхности. Так возникают фантастические доказательства на тему, как муха превратилась в слона. Если современная наука что-нибудь утверждает — а она утверждает, используя свою власть, так как все газеты и журналы находятся в ее руках, — то возражать, как правило, бесполезно. Но в конце концов оказывается, что все эти доказательст­ва никуда не годятся.

Я думаю, что если вы обойдете все пасеки, вы увидите, что именно самые лучшие пчеловоды мало обращают внимания на то, что открыли Форель и Кюн, поскольку пчеловод должен стать практиком, а тогда он инстинктивно делает то, что нужно.

Конечно, лучше, если он познает то, что выпол­нял по инстинкту. Я, как правило, замечал, что пче­ловод, обычно в воскресный вечер, пока еще светло, присядет и прочтет какую-нибудь статью, ведь ему это, конечно, интересно. Но толку от этой статьи для него мало, так как она ему ничего не дает.

Но вы могли бы, конечно, спросить и о других интересных вещах.

Господин Мюллер: Я хочу сказать еще кое-что о пчелиной матке. Мы уже говорили, что она отклады­вает яйца. Однако могут быть и неоплодотворенные матки, например, если плохая погода; из их яиц вы­водятся трутни, пользы от которых нет. Точно так же происходит и в том случае, когда пчелиная матка ухо­дит, а молодого расплода нет: тогда одна из работниц становится пчелиной маткой; она, во всяком случае, откладывает яйца, но только неоплодотворенные, из которых выводятся бесполезные трутни.

Затем мне хотелось бы сказать о роении. Первый рой вообще еще не имеет никакой пчелиной матки. Новая пчелиная матка еще скрывается в своей ячей­ке. С пчелиной маткой уходят только старые пчелы. Мне удавалось отловить пчелиную матку и вернуть всех пчел обратно в улей.

Насчет зрения у пчел я мог бы сказать вот что: если мы работаем в пчельнике-омшаннике, и света слишком много — хотя для самого пчеловода его все же недоста­точно, — то пчелы приходят прямо-таки в колоссальное возбуждение. О пчелиных ужалениях при роении: у нас считается общеизвестным, что первый рой дает себя почувствовать, а у последующего роя это проявляется меньше. Мы считаем, что молодые пчелы вообще не жа­лят, так как их жало еще непригодно для этого.

Есть местности, где люди не забирают мед, пока его не освятит священник. На восьмое августа прихо­дится день освящения меда, медовый день (в России праздник Преображения Господня с 18 по 26 авгу­ста — примеч. перев.).

Еще бывает, что рой вылетел, матка куда-то исчезла, кажется, что рою конец; но это не так, не совсем так.

Доктор Штайнер: Из того, что я говорил, следовало, что рой вылетает и старая матка уводит семью, если по­является новая матка, если она показывается пчелам подобно светлячку. Если рой отроился, а кто-то пойма­ет старую матку, то, как вы сказали, можно снова вер­нуть семью в улей, чтобы она спокойно работала даль­ше. Но это не повод для опровержения того, что семья вылетает прежде всего из-за сильного светового эффек­та со стороны молодой матки, который воздействует на три маленьких глазика. Это утверждение таким об­разом не опровергается. Вы здесь должны рассуждать очень логично. Я хочу привести один пример из жизни. Представьте себе, что все вы были приняты на службу, но в один прекрасный день решили, что вы должны объявить забастовку, поскольку здешнее начальство поступило неправильно. Представим, что вы решили забастовать. Итак, вы зароились, судари мои.

Но вот проходит время, и у вас уже нет возможно­сти купить себе поесть, не так ли? У вас начинается го­лод, и вы поневоле возвращаетесь назад. А вот теперь я могу сказать: но разве это неправда, что все началось с неправильного поступка начальства?! Ведь вы толь­ко подумайте: если вы удалили пчелиную матку из отроившегося роя и снова поместили этот рой в улей, он, конечно, будет вынужден, поскольку старой матки нет — что он чувствует, — признать новую матку и «грызть кислое яблоко», то есть покориться неприят­ной необходимости. Поэтому нельзя считать невер­ным то, что я сказал, но дело именно в том, что все эти вещи надо рассматривать в правильном свете.

Затем вы говорили о первом рое, когда, в сущно­сти, молодой матки еще нет, когда о ней еще нельзя говорить. Ну, а приходилось ли вам наблюдать такой предшествующий остальным рой, когда даже яйца молодой матки еще не было?

Господин Мюллер: За девять дней перед выходом молодой матки.

Доктор Штайнер: Но ведь молодая матка уже была внутри своей ячейки, хотя и как яйцо. На шестнадца­тый день она стала взрослой пчелиной маткой. Тогда она выползла. За девять дней до этого она уже была там внутри или как яйцо, или как личинка. Особенностью при этом является то, что яйцо здесь светится сильнее всего. Его свет постепенно ослабевает, и молодая матка светится еще некоторое время. Но сильнее всего светит­ся она, когда представляет собой яйцо или личинку. Так что совершенно ясно, что отлетевший передний рой состоял из наиболее чувствительных пчел, которые ото­шли. Все объясняет тот факт, что пока там нет молодой матки, ничего не происходит. Ведь что такое молодая матка? Она уже здесь даже тогда, когда это только яйцо.

Если пчелиная матка осталась неоплодотворенной, тогда она не приносит рабочих пчел, но только трут­ней, и, как сказал господин Мюллер, никуда не годных трутней. Это тоже верно. Нельзя использовать детку не­оплодотворенной матки, так называемой «скверной ма­мочки», так как работниц тут нет. Теперь надо обратить внимание на то, что пчелы совершают свой брачный полет именно под влиянием солнечного света.

Вы снова увидите, какую большую роль играет здесь химизм. Все происходящее здесь оказывает воздействие, связанное с полом пчелы. Сущность пола родственна сущности химизма. Когда пчелиная матка вылетает и поднимается высоко, то очевидно, что воздействие на нее оказывает не сам свет, а влияние света на химические процессы. Здесь вы видите непосредственно, насколько тонко ощущают пчелы химическую активность.

Далее вы говорили, что при работе с ульем человеку необходим свет, и пчелы из-за этого приходят в беспо­койство. Подумайте как следует: пчелы посредством света получают химическое воздействие, которое они ощущают с пугающей силой. Если вы, человек, приходи­те к находящимся без доступа света пчелам, и вдруг он становится ярким, то это действует на пчел так, как на вас действует сильный порыв ветра; так, как если бы вы сидели где-нибудь, и вдруг распахнулось окно и ворвал­ся сильный порыв ветра. Пчелы ощущают свет, но они ощущают не саму его яркость, но как некое потрясение, приводящее их в смятение. Сам я этого не видел, но говорят, что когда пчеловод это делает, когда проника­ет слишком много света, то пчелы становятся страшно нервными, испытывают внутренне беспокойство, вы­званное этим химически активным влиянием света, и начинают как маленькие ласточки метаться то верх, то вниз. Они так и снуют то там, то здесь. И это знак, что они чувствуют внутреннее беспокойство. Вы только хо­рошенько подумайте: ведь пчелы не стали бы такими нервными, увидев свет. Они стали бы прятаться, заби­ваться в угол для того, чтобы свет не действовал на них.

Во всех рассматриваемых вопросах надо иметь яс­ность относительно того, что воздействия такого рода имеют место всюду, но недопустимо сравнивать их с воздействиями, влияющими на людей. Иначе все будет казаться антропоморфным и нельзя будет представить себе чего-то иного, как следующее: раз человек видит, значит, и животное видит. Но априорно утверждать это нельзя. Вам, может быть, приходилось видеть следую­щую картину; тот, кто наблюдателен, мог это увидеть: представьте себе кухню, где немного жарко от плиты. Кошка, которая охотно сидит на теплой плите, свернув­шись калачиком, спит с закрытыми глазами. Но если где-нибудь под шкафом есть мышь, которую кошка ни­как не может видеть глазами, и эта мышь вылезет нару­жу, то кошка внезапно, не открывая глаз, спрыгнет вниз, причем можно дать гарантию, что она спрыгнет прямо на мышь, и вы даже не успеете до конца понять, в чем де­ло, а кошка уже идет с мышкой, держа ее в зубах.

Вы, конечно, не станете утверждать, господа, что кошка увидела мышь, ведь ее глаза были закрыты, она спала. Некоторые говорят так: у кошки очень тонкий слух, и с помощью этого исключительно тонкого слуха она воспринимает мышь. Тем самым утверждают, что кошка лучше всего слышит во время сна. Но это далеко не бесспорное утверждение, ибо зрение и слух являются именно теми чувствами, которые играют большую роль только при бодрствовании, в то время как обоняние, например, играет чрезвычайно значительную роль во сне. При обонянии задействованы химические процессы. И в носу, и во всем мозгу проявляется при этом химиче­ская активность. Кроме того, даже если вы хорошо улав­ливаете нечто с помощью слуха, сможете ли вы сразу уверенно прыгнуть туда, где это нечто находится? Нет, ни в коем случае. Чувство слуха не позволяет ориенти­роваться так быстро. Так что не следует полагать, что у кошки тут все дело в слухе. О чем следовало бы говорить по отношению к кошке, так это о ее устрашающе тонком чувстве обоняния, которое у нее связано с ее щетинисты­ми усиками. Это страшно тонкое чувство обоняния свя­зано с ними потому, что в каждой такой щетинке есть ка­нал, а внутри щетинки (изображается на рисунке) есть вещество, и это вещество претерпевает химические из­менения в присутствии мыши. Если мыши нет, то это ве­щество имеет определенные химические свойства. Если где-то вокруг, может, и довольно далеко, есть мышь, то кошка воспринимает эту мышь благодаря химической реакции, происходящей в усах, расположенных на ее морде. Однажды я говорил вам о людях, которые живут на четвертом этаже и могут заболеть от того, что внизу, в подвале находится какое-нибудь вещество, например, гречневая крупа, так как они воспринимают ее.

Люди могут убедиться, что чувство обоняния дей­ствует весьма надежно, на примере служебных собак: их бы без этого просто не могло быть. С помощью глаз им удается достичь очень малого, зато с помощью сво­его обоняния они достигают очень многого. В живот­ном мире надежность надо приписывать не глазам, а химическим воздействиям, которые сильнее всего вызы­ваются действием ультрафиолетового облучения. Если вы хотите придать служебному псу особый лоск, то бу­дет хорошо, если вы, идя с ним, все время будете про­тягивать в его сторону ослепительно яркий фонарь, чтобы вы постоянно держали пса в ультрафиолетовых лучах. Тогда служебная собака будет искать увереннее, так как в ее обоняющих волосках — у собак тоже есть обоняющие волоски — химическое воздействие будет проявляться с большей надежностью.

Итак, все, что вы вообще можете узнать о животных, ведет к тому, что, как только вы имеете дело с животным миром, вам следует отстранить гипотезу о каких-либо осознанных чувствах у животного; вам надо перейти на более низкую ступень, то есть к чувству обоняния и вку­са, на ступень так называемых химических чувств.

Идем дальше; вы полагаете, что молодые пчелы не жалят. Это легко объяснить: у молодых пчел про­сто нет еще органа, который жалит, вся их внутрен­няя организация еще не окончательно сформирова­лась. Это появляется лишь в определенном возрасте. В этом нет ничего особенного, и это не противоречит тому, что я говорил.

Господин Мюллер спрашивает об искусственной подкормке. Он берет четыре литра воды, пять кило­граммов сахара, добавляет тимьян, ромашковый чай и щепотку соли. Как это может действовать?

Доктор Штайнер: Об этом должен быть совсем осо­бый разговор — по той причине, что на тех принци­пах, которые вы используете инстинктивно, основаны отчасти и наши лекарственные препараты. Не все, но некоторое число наших лекарственных препаратов ос­новано на этом.

Если вы подкармливаете пчел сахаром, то это, ко­нечно, никуда не годится, так как пчелы по природе своей питаются не сахаром, а нектаром и пыльцой, цветочной пыльцой.

Господин Мюллер: Приходится, например, отбирать лесной медосбор и даже опорожнять соты с деткой, так как иначе у пчел начнется диспепсия. Но тогда у пчел останется два-три килограмма, а этого недостаточно.

Доктор Штайнер: Вообще-то, пчелы сахаром не пи­таются, они обычно питаются медом. Это привычно для них и соответствует их природе. Весьма своеобразно то, что пчелы превращают в своего рода мед любую пищу, полученную ими зимой. Пища существенно видоизменя­ется после того, как они ее принимают. Так что пчелы способны в зимнее время в процессе пищеварения пере­рабатывать все, что они внутрь себя принимают, в сво­его рода мед. И вы можете себе представить, сколько сил отнимает у них эта процедура по сравнению с тем, если бы пчелы подкармливались медом. В последнем случае им не приходится тратить силы на то, чтобы внутри сво­его организма перерабатывать сахар в мед.

Что это за пчелы, которые перерабатывают в себе сахар в мед, да еще в большом количестве? Это должны быть сильные пчелы, наиболее полезные. Слабых пчел не удастся заставить перерабатывать сахар в мед внут­ри своего организма. Пользы от них будет мало.

Но, как я говорил недавно, эти вещи становятся более понятны, поскольку вы используете в качестве добавки чай из ромашки: вы тем самым частично высвобождаете пчелу от того, что ей пришлось бы в ином случае выполнить в своем организме. Когда вы смешиваете сахар с чаем из ромашки, то субстанция ромашки начинает выполнять ту функцию, которая в растении приводит к образованию меда. Вещество, со­держащееся в ромашковом чае, содержится не только в самой ромашке, но и в любом медоносном растении. Но, конечно, ромашка содержит это вещество в очень высокой степени, и поэтому ее нельзя использовать в качестве медоносного растения. Если вы возьмете рас­тение, то в нем присутствует много так называемого крахмала; этот крахмал имеет постоянную тенденцию к сахарообразованию. Сок ромашки воздействует на на­ходящийся в растении крахмал так, что он управляет в растении процессом перехода от сахарного сиропа к меду. Если же вы даете ромашковый чай в качестве подкормки животному, то вы тем самым поддерживаете процесс медообразования. Вы придаете сахару родство с медом, когда добавляете чай из ромашки.

То же самое делаем и мы с нашими лекарствами. Имея дело с каким-нибудь металлом, его не следует назначать пациенту непосредственно, поскольку он будет просто выведен в процессе пищеварения; сле­дует смешать его с компонентом, обеспечивающим легкое усвоение. Так же обстоит и с чаем из ромашки, который вы добавляете к сахару.

Соль надо добавлять по той причине, что она во­обще способствует перевариванию тех компонентов, которые в ином случае остались бы не переваренны­ми. Инстинктивно человек добавляет соль себе в суп и др., так как соль обладает свойством быстро распро­страняться по всему телу и способствовать перевари­ванию пищи.