Глава тридцать вторая,
Альфонс Муха, «Городской Дом», Французское кафе, Пльзенский ресторан и самый французский ресторан Праги
Пейзаж – самый придирчивый корректор синтаксиса. Прага в этом отношении – самый настойчивый подсказчик. Особенно когда речь о стихах. Почему, скажем, Рильке всегда писал ямбом? Потому что именно ямб мы выстукиваем подошвами, поднимаясь по пражским холмам. Мышцы голени здесь просто берут в долг то, что потом возвращает письмо, – ведь в Праге, куда бы ты ни шел, всегда имеешь дело с наклонными плоскостями.
Глеб Шульпяков «Выход в город»
Конечно, я сделал привал в «Славии»: заказал «Горячую грушу» – необыкновенно вкусный обжигающий напиток с цветом тархуна или дюшеса, а на десерт – грушу, запеченную в слоеном тесте с ореховой начинкой, которую мне подали с кленовым сиропом и листиками мяты. Не знаю почему, но в этом пражском путешествии я чаще всего выбирал либо творожные торты, либо грушевые десерты, дома они мне как-то нигде не попадались.
Времени у меня уже было не очень много, так как я на сегодняшний вечер договорился встретиться и, наконец, перед самым отъездом, пообщаться со своим старым приятелем, который в эти октябрьские дни мог уже отметить десятилетний юбилей своей жизни в Праге. В первый день он помог мне управиться с заданием сына насчет флейты и барабана, а после этого мы больше не общались: у него свои дела, а я настолько погрузился в придуманное себе кулинарное путешествие, что и вспомнил, честно говоря, о приятеле лишь перед самым отъездом.
Мы договорились встретиться в кафе «Городского Дома», что рядом с «Пороховой башней», на площади Республики, а там уже сообща решим, где нам поужинать. От «Славии» до «Обецниго Дума» подать рукой – каких-то десять минут пешком. Я даже не пошел по прямой, а решил еще раз пройтись по узким и кривым улочкам «Бермудского треугольника» через Угольный и Гавелский рынки, мимо Ставовского (Сословного) театра и Фруктового рынка, отмечая, что так и не дошли у меня руки и ноги до «Золотого Льва», «Капитана Немо» и классического кафе в Доме кубизма под «Черной Мадонной». Эх, да и что там говорить, столько вокруг соблазнов, а времени уже нет.
«Обецни Дум» – это главный дом любого населенного пункта Чехии. Можно перевести это как «общественный», как «городской» или «муниципальный», в общем, это как у нас когда-то Дворец Культуры, но... по-чешски. Это должен быть самый красивый или, по крайней мере, один из самых красивых домов города или поселка. В нем обычно размещается концертный зал, в котором еще происходят значимые в жизни этого населенного пункта события, выставочные площади и обязательно ресторан, а то и не один. Что касается Пражского Дома, то это замечательное архитектурное произведение, построенное в стиле модерн в начале XX века на месте бывшего когда-то Королевского двора. Этот, без всякого преувеличения, дворец был торжественно открыт 22 ноября 1912 года, а уже через шесть лет с его балкона была провозглашена Первая независимая республика Чехословакия, именно поэтому и прилегающая площадь названа Площадью Республики.
На фасаде (проект К.Новака) здания расположены аллегорические скульптуры, работы известного чешского мастера Л.Шалоуна. Полукруглая цветная мозаика в центре большой арки называется «Апофеоз Праги». Женщина, восседающая на троне, – это сама Прага, справа от нее на фоне льющейся воды другая обнаженная женщина – Влтава. Слева на коне покровитель земель чешских святой Вацлав, его изображения встречаются в Праге повсюду. Цветная мозаика обрамлена словами классика чешской литературы Сватоплука Чеха: «Удачи тебе, Прага! Сопротивляйся злу времени, как устояла перед всеми грозами».
В стиле этого замечательного здания искусно смешаны необарокко и неоренессанс, западные и восточные мотивы органично переплетены с чешским модернизмом. В нем удивительно совместились и различные стили, и палитра использованных материалов, и выдающиеся работы чешских художников и скульпторов, среди которых всемирно известные Альфонс Муха, Якуб Обровский, Йозеф Вацлав Мыслбек и другие.
Концертный зал имени Бедржиха Сметаны, занимающий второй этаж правого крыла этого здания, – самый красивый и торжественный зал Праги. Акустика здесь просто феноменальная. Когда я в первый раз попал сюда на исполнение «Реквиема» Моцарта, то вначале был обескуражен, увидев на сцене небольшой оркестр человек в двадцать пять и примерно столько же хористов. Я привык, что в Новосибирской филармонии, которая перебралась в бетонный куб бывшего Дома политпросвещения после падения советской власти, на сцене был оркестр под управлением Арнольда Каца в сто с лишним участников, и в хоры собирали всех, кто мог петь: из музыкальных театров и музучилища города, и только тогда это мощное произведение Моцарта звучало по-настоящему. Здесь же, в Праге, этот же самый эффект воздействия «Реквиема» был достигнут гораздо меньшими усилиями – акустика делала свое дело, как волшебник.
В левом крыле, на втором этаже, выставочные площади, на которых мне как-то довелось смотреть работы Альфонса Мухи, знаменитого художника начала XX века, которым сейчас особенно гордится Прага.
Альфонс Муха родился 24 июля 1860 года в небольшом моравском городке Иванчице. В 1885 г. он поступил в Мюнхенскую Академию Художеств сразу на третий курс и после двух лет занятий отправился завершать свое образование в Париж, в Художественное Училище Жюльена. Там одновременно с учебой подрабатывал, иллюстрируя модные парижские журналы. Альфонс Муха достиг первого успеха в 1894 году, выполнив литографию афиши Сары Бернар и Театра Ренессанс, в этот же период он оформляет спектакли и участвует в создании костюмов. Используя собственную технологию выполнения цветных литографий, Альфонс Муха создает множество оригинальных рекламных афиш, его творчество повлияло на тенденции развития символизма. Важную роль сыграли созданные им с 1896 по 1902 год декоративные панно, почти обязательно включавшие романтические изображения грациозных девушек и женщин. Роковые женские фигуры, часто аллегорические, в фантастических костюмах, среди декоративных драпировок, с роскошными шапками прекрасных волос – характерный признак работ Альфонса Мухи, создавшего стиль «art nouveau», который стал воплощением его эпохи. Кроме этого Муха создал принесший ему большую известность архитектурный проект дизайна и декоративных украшений павильона Боснии и Герцеговины на Всемирной выставке в Париже в 1900 году. В 1910 году после нескольких лет работы в Америке он возвращается в Прагу, и все свои силы сосредоточивает на «Славянской эпопее». Этот монументальный цикл был передан им в дар чешскому народу и городу Праге, но не имел успеха у критики. В независимой Чехословакии после 1918 года Мухе было поручено изготовление первых чехословацких почтовых марок, денежных знаков и государственного герба. Альфонс Муха скончался 14 июля 1939 года – через 4 месяца после оккупации Чехии и Моравии нацистскими войсками и за 10 дней до своего семидесятидевятилетия.
На первом этаже в левом крыле находится большое кафе, в правом – роскошный и дорогой французский ресторан, а под ним в глубоком и очень высоком и просторном подземелье Пльзеньский пивной ресторан, а в левом подвале, под кафе, винный погреб-ресторан. Есть еще и Американский бар – первый бар в стиле типично американских заведений, который, однако, не смог скрыть чешских и славянских мотивов, самого здания и интерьера, не помогли даже звездно-полосатые флаги и золотые американские орлы-кондоры.
Конечно, такое сосредоточие заведений в большом здании напоминает чем-то недавно покинутую мной «Славию», но тому, кто воочию видит кафе Городского Дома, навряд ли это сравнение придет в голову. Слишком уж разными выглядят да и являются на самом деле эти заведения, я уж не говорю о Французском ресторане (именно так он и называется – с большой буквы!). Сравнивать его с «Парнасом», на мой взгляд, просто дурной тон. Нет, речь не идет о том, что какой-то лучше, а какой-то хуже. Что вы! Просто это очень разные, несопоставимые друг с другом рестораны. И если в «Парнас» я пошел бы с удовольствием, и надеюсь, что в следующий приезд в Прагу мне удастся его навестить, то Французский ресторан Городского Дома для меня как-то «тяжеловат» – его роскошное убранство, его манерная красота (недаром в этих интерьерах снимали уже неоднократно фильмы, в частности, и недавно вышедший фильм «Я обслуживал английского короля» по роману Богумила Грабала), пышность и торжественность, подразумевающая, по моим представлениям, смокинг, бабочку и даму в соответствующем наряде, убивает у меня всякое желание предаваться в этих стенах такому жизнеприятному действу, как поглощение пищи. Но это сугубо мое восприятие, взращенное в «хрущобах» и панельных многоэтажках, так что это не укор в адрес Французского ресторана, а признание в некоем собственном комплексе, который бывает непреодолим во всю жизнь.
Вот и кафе Городского дома, расположенное на стороне, что выходит к Пороховой башне, отделанное светлыми, «теплыми» панелями настоящего красного дерева, с зеркальными окнами высотой в четыре метра – огромный, празднично выглядящий при любой погоде зал, с зеленого мрамора столиками, с диванчиками, обтянутыми мягкой кожей, со слепящим блеском посуды и приборов, соответствует всем европейским и даже мировым стандартам, вызывающих у меня легкий трепет и холодок по спине.
И меню здесь аристократически немногословное и слегка напыщенное: завтраки «Основной» (кофе или чай, хлеб, выпечка, масло, мед и джем) – за 90 крон или 3.9 евро, «Еэска» (от слова ЕС – европейский союз) – где к «основному» набору еще прилагаются сто граммов деликатесных сосисок, горчица и огурчик, плюс яблочный рулет, что уже потянет на 8.3 евро, «Французский» завтрак, где к «основному» добавлены круассан с ветчиной и сыром и сто граммов фруктового салата (8.3 евро), «Английский» завтрак – в котором с учетом национальных особенностей вместо круассана предлагают 70 граммов бекона с яйцом, что увеличивает цену до 9.1 евро. Есть еще завтраки «Молочный» (к «основному» добавлены кукурузные хлопья с молоком, 100 граммов белого йогурта и плавленый сыр), «Сытный» (добавлены вареное яйцо, ветчина, Эдам и плавленый сырок). «Сырный» завтрак включает, кроме «джентльменского» набора, названного «основным», еще сыр «Эдам», «Гермелин», «Нива» и овощи. Можно, конечно, и разнообразить эти варианты креветками, ветчиной и сырами по своему усмотрению, можно заказать целое блюдо копченостей и сыров, овощи и маринады или омлеты, или сэндвичи (от 5.2 евро до 8.3), но в любом случае, в этом кафе, на мой взгляд, больше ощущаешь себя где-то в рафинированной Европе, нежели в уютной и близкой славянской душе Чехии.
Надо отметить, что поварскую бригаду этого кафе возглавляет Ярослав Гайек, который не только обладает многочисленными призами международных конкурсов (кто же без такого признания доверил бы ему лучшее в городе кафе?!), но и прославился тем, что составлял меню для международных раутов и кормил выдающихся людей, например, Кондолизу Райс или премьера Словакии Роберта Фица, приходившего на завтрак недавно вместе с чешским премьером Тополанеком.
О Французском ресторане Городского Дома я уже пару слов сказал. Не буду вдаваться в подробности об интерьере, в котором, что выгороженные кабинеты для гостей, отделанные деревом, что оригинальные столы, стулья, полы, люстры и картины – исполнены выдающимися мастерами и создают оригинальную обстановку первой трети прошлого века. Всего этот большой ресторан, включенный в почетный список пяти наилучших ресторанов Праги, может вместить 320 особ или, в случае гала-вечера, – 150 гостей, ну, а если поставить столы рядами и усадить всех плечо к плечу, то и все 400 человек!
Шеф-повар с поистине королевской фамилией Иржи Король и три члена Национальной команды кулинаров и кондитеров Чешской Республики составляют гордость и основу безукоризненного обслуживания посетителей этого ресторана.
Понятно, что в меню здесь, в основном, изысканная французская кухня, которая не является предметом моего исследования в «пражском путешествии». Замечу лишь мимоходом, что маринованные мидии Святого Якуба или фуа-гра стоят здесь 590 крон, маринованный и приготовленный на гриле спрут на сотню больше. Говяжьи ребрышки с двойным бульоном, с домашней лапшой и овощным жульеном или суп-крем из тыквы с печеным жульеном из кабачков цукини, приправленным зеленым тыквенным маслом, стоит «всего» 490 крон, печеный норвежский лосось на лаймах с рисовой лапшой и кориандровым соусом стоит уже 690 крон, а стейк из тунца с гратуированным картофелем и провансальскими приправами – «всего» 890 крон (чувствуете разницу?!). Бифштекс с соусом из фуа-гра с коньяком Хеннеси, подаваемый с печеным картофелем, глазированным черным корнем и шалотткой (лук шалотт) на медово-горчичном масле, не дотягивает до тысячи всего лишь скромных пятьдесят крон. Столько же стоят и котлеты из нежной ягнятины, запеченные в розмариновом дыме, с гороховым пюре, с поджаренными на масле зелеными фасольками в ягнячьем глясе («глясе» – прозрачный мясной сок, который употребляется для приготовления подливок).
Ну, а комплексный обед (я так думаю, что вполне королевский), включающий в себя копченую утиную вырезку на листьях салата с рисом на сливках на закуску, домашний картофельный суп с лесными грибами, говяжью вырезку (свичкову) – дорозова запеченный на гриле филе-миньон с традиционным сливочно-овощным соусом, нежным молодым картофелем, домашними кнедликами и брусникой на второе, и десертом из яблочного тортика с мороженым ванильным кремом, посыпанным молотым миндалем, клубничным пюре-коулисом с карамельной декорацией, стоит в этом дворце кулинарии всего 1490 крон. Правда, «на чай» придется дать как минимум 10%, то есть еще 150 крон. Но разве это не стоит того удовольствия, что вы можете испытать, когда закончится этот обед (или ужин)! «Пльзенский ресторан» этого замечательного Дома я уже не стану описывать – он похож и на другие, хотя цены в нем повыше. А то, что он находится под землей, вы, скорее всего, и не почувствуете, так как интерьер в нем выполнен таким образом, что вас легко обманут огромные «фальш-окна», из которых льется почти «дневной» свет.
Мой приятель сидел за небольшим круглым столиком с сочной зеленой мраморной столешницей и «разговлялся» уже «малым пивичком», когда я вошел прямо с улицы, через распахнутые настежь двери в зал кафе. Мы поздоровались и для начала обменялись впечатлениями от кафе и «Обецниго Дума» вообще. Народу было немало, и когда официант подошел ко мне, чтобы выслушать мой заказ, мой приятель уже допил пиво, и мы решили выбрать для обеда более уютный и спокойный ресторан. Официант поджал тонкие губы – ему не понравилось, что я просидел просто так, но я уже привык к разным эмоциям и выражениям, меня этим теперь не проймешь, а моего приятеля тем более.
– Слушай, – предложил он, – тут рядом, вон за углом Национального банка, есть уютный ресторанчик. Может быть, он не совсем чешский по духу, но вполне интересный, и кормят там очень даже не плохо. Я как-то заходил в него с нашими земляками. Ты не против?
А чего я был бы против? Спроси он меня, куда нам податься, я бы и голову сломал. Ведь рядом, в-о-н там – «Х-Патриот», в котором готовят только блюда чешской кухни (потому он так и называется!), а вон там, через арку, есть замечательный маленький ресторанчик «Гаштальский дедушка», в котором на двести-триста крон можно наесться до отвала. А ниже по улице Революции обжорная харчевня «У Садлу», а за углом на Длоугой… В общем, как мне повезло, что приятель вот так быстро поставил вопрос ребром!
– А как называется твой ресторан?
– О, у него очень интересное название – «Толстая коала».
– Так это австралийский ресторан?!
– Нет, это хороший пивной ресторан, который держит чех Радек Бенеш, видимо, побывавший в Австралии и решивший внести некий австралийский элемент в пивное заведение, чтобы отличаться от остальных, впрочем, чего мы тянем, пошли, сам все увидишь.
Глава тридцать третья,
«Толстая коала», австралийское, индийское и бельгийское пиво, мясо под бруснично-шиповниковым соусом и «главная военная тайна России»
Когда я уезжаю куда-нибудь в предвкушении поездки или возвращаюсь из удачного путешествия, всем существом стремясь скорее оказаться дома… – как странен миг слияния с местом обитания, – какая жалобная накатывает тоска, как мечется блуждающая во времени и пространстве душа, сопровождающая странствующее тело!.. Но если верно, что душа бессмертна, и если наша жизнь – всего лишь прогулка, а тело мое мне выдано пройтись… – откуда этот стон гуляющей души? Не глянутся окрестности? Не нравится прикид? Жмут галоши счастья?.. Так сбрось их, черт возьми, сбрось эту ветошь, эту опостылевшую земную скорлупу, и гуляй себе, раскручивай небесную рулетку дальше, дальше… Нет, – стонет, тоскует, мечется и тяжело дышит душа: ей жаль этих рук, морщинок у этих глаз, и этих глаз самих, которые, ей-богу же, были весьма хороши совсем недавно, вчера – каких-нибудь лет двадцать пять назад!
Дина Рубина «На солнечной стороне улицы»
Мы проходим мимо массивного серого куба Национального банка с какой-то скульптурной композицией на крыше, которую мне никак не удается разглядеть, а в общем-то, и не до нее каждый раз, и, едва втянувшись в узкий раструб Сеноважной улицы, оказываемся у цели.
Я поднимаю усталую от мелькания ресторанных вывесок голову, увожу напряженный взгляд от щербатой мостовой и в медленно опускающихся бархатных октябрьских сумерках вижу перед собой желанную дверь, а над ней освещенную вывеску с необычным для Праги названием – «Tlust; Koala», что в переводе означает «Толстая Коала» (Tlustá Koala, Senovážná 8, Praha 1, www.najedno.cz/koala). Мы уверенно входим в уютный бар, за которым в глубине проглядывается ресторанный зал в викторианском стиле с темными дубовыми панелями, ступеньками и точеными перильцами, отделяющими одно уютное выгороженное ресторанное место от другого.
Посмотрим, что нам предложит «Толстая Коала», бормочу я себе под нос, и киваю официанту, который спрашивает, будем ли мы ужинать. Конечно, будем!
И пока он приносит кожаные папки с «идельничком», я уже по устойчиво обретенной привычке бегло рассматриваю зал. Интерьер составлен из разного рода старых и приспособленных под старину предметов, включая уличные вывески, акварельки под викторианскую эпоху, чугунные утюги, кофемолки и прочее, на стенах множество фотографий, в основном черно-белых или в манере «сепии», которые, конечно, рассмотреть можно, только побывав здесь с десяток раз. Основной цвет – красного дерева или, если хотите, шоколада, очень теплый и уютный. Кстати, «Толстая Коала» редкий, если не единственный, для Праги ресторан, в котором кухня работает до четырех часов утра.
Я привычно скользил глазом по развернутому меню: ягнячья вырезка с брусничным соусом и жареным или отварным картофелем – 224 кроны, фирменный салат «Толстая Коала» с копченым лососем, крабами, яйцами, шампиньонами и оливками – 169 крон, ягнячьи котлетки, запеченные в сыре с печеным картофелем, – 297 крон, шпиз (по-нашему шашлык) «Толстая коала»: куриные грудки, говяжья вырезка, свиная вырезка, английская ветчина, запеченные на деревянном шампуре, подаваемые с печеным картофелем – 317 крон, свиные ребрышке на гриле, маринованные в меде и черном пиве – всего 135 крон и далее по списку…
Чтобы не захлебнуться привычно набежавшей от всего этого соблазнительного перечня слюной и не задерживать милую барышню, терпеливо стоявшую у моего стола, я по примеру своего приятеля заказал бокал (!) «Граната» с проблескивающими искрами настоящего чешского граната, фирменный салат «Толстая Коала» и запеченные на гриле маринованные в меду и красном вине свиные ребрышки, чтобы сравнить это полюбившееся мне блюдо с уже съеденными в других ресторациях. Не удержался я и от десерта, выбрав творожный торт, который, забегая вперед, привел меня в полный восторг. Приятель же остановился на более привычной для нас форме – фирменном шашлыке-шпизе «Толстая коала»: маринованные кусочки трех видов мяса, проложенные английским беконом, поджариваются на углях на деревянном шампуре, а к мясу подают печеный картофель, соус и дежурный набор нарезанных овощей. Я еще убедил его для пользы моего дела заказать яблочную шарлотку на десерт, и он малодушно согласился, о чем потом очень пожалел, так как его нетренированный желудок не был готов к таким испытаниям.
Как видно, в меню чешская и международная кухня, есть и австралийские блюда и напитки, в частности, знаменитое австралийское пиво FOSTER'S, что каким-то образом объясняет столь необычное для Чехии название ресторана. Главной фишкой ресторана можно назвать богатый выбор пива, в том числе одиннадцать видов разливного, в котором прежде всего вся линейка пива «Старопрамен», включая «Гранат», темный, полутемный и светлый лежак, а так же лавинный «Вельвет» и не чешский по происхождению, но чешский по сути и качеству «Кельт», и далее бельгийское пиво STELLA ARTOIS, Salitos Tequila Beer, индийское пиво Cobra, разливное ирландское пиво BEAMISH STOUT и целый набор бельгийского премиум пива в бутылках. Так что это вполне пивной ресторан, но заметно отличающийся от типичных чешских пивных и интерьером, и кухней, и самой обстановкой – более консервативной и спокойной. Цены на пиво от 34 крон за светлый «Старопрамен» до 89 крон за редкий Belle-Vue Kriek и Leffe Bruin.
Кто-то где-то в Интернете упомянул, что в «Коале» слабое место – это десерты. Действительно, шарлотка, как показала наша дегустация, оставляет желать лучшего, но творожный торт (вернее, по нашим понятиям, кекс, так как ни крема, ни каких-либо других излишеств в нем не было, а только легкий творог)… выше всяких похвал! Горячий, обжигающий воздушный торт просто таял у меня во рту, и хотя порция была огромной – практически четверть целого торта, я не смог остановиться, пока на тарелке не осталось ни крошки.
Удивительное дело – чехи умудряются изготавливать кондитерские изделия не сладкими, а вкусными! Так что всем, кто забредет в «Толстую Коалу», я рекомендую оставить немного места в желудке для творожного торта – незабываемое впечатление!
Вечером, после 17 часов здесь в динамиках пускают мировой джаз, открывается второй этаж, предназначенный для некурящих посетителей, а всего в этом небольшом с виду ресторане наберется почти двести мест. В меню есть и традиционный набор супов, цены на которые от 54 крон, есть и специальное вегетарианское меню, а баклажаны на гриле вполне удаются, что является большой редкостью для чешских ресторанов, в которых такие «экзотические» блюда готовить практически не умеют.
Порции не такие большие, как повсеместно, и именно это я теперь называю гуманным отношением к посетителю, кроме того, это позволяет не ограничиваться одним только главным блюдом, как в других ресторанах, где после огромной порции едва находишь силы выбраться на улицу. Но если вам покажется, что предложенный размер маловат или у вас прорезался зверский аппетит, то на такой случай предусмотрена двойная порция, и цены на них даны тут же, в меню, во второй колонке. Удобно и просто. Кстати, мне показалось, что слово «простота» в самом лучшем его значении очень подходит к этому пивному ресторану.
Главным же блюдом, как вы уже поняли из моего анонса, и здесь является пиво – во всем его вкусовом и сортовом разнообразии. А еще, похоже, здесь хорошо готовят баранину, или, как называют молодую нежную баранину – ягнятину – нечастое блюдо в чешской кухне. Исходный продукт привозят из Австралии и Новой Зеландии.
Приятной особенностью алкогольного списка является еще и то, что так же в разлив подаются австралийские вина: в частности – белое Australian Bush Chardonnay и красное Australian Bush Cabernet Shiraz (по одинаковой цене 0,75 л – 270 крон; 0,1 л – 36 крон, примерно 1,5 Евро). В целом здесь готовят просто, но вкусно.
По второму заходу мы, не сговариваясь, заказали мягкий и волшебно-кипящий плотной белой пеной «Вельвет». Не знаю, почему мне раньше не нравилось пиво «Старопрамена», теперь же и «Гранат», и «Вельвет» были очень приятны, и обжигающее мясо к ним было лишь приятным дополнением.
В этот мой приезд, как я уже упоминал, мы практически не успели пообщаться. В прошлой жизни, там, у нас дома, мы были едва знакомы – встречались, пересекались, потом он уехал, как раз в год дефолта. Мы, оставшиеся, как-то перебились, потом дела пошли вверх, а когда я в очередной раз собрался на недельку в Прагу, кто-то мне подсказал, что у нас там «свой человек»». Надо признаться, что я легко пользовался его помощью, привозил что-то из России по его заказу – книги, фильмы, лекарства, а вот по душам мы никогда не говорили – некогда было, а может быть, не до нее…
А вот сегодня меня потянуло на расспросы и признаюсь, не случайно. В этот раз я узнал о Чехии, Праге и чехах что-то новое, я сам подсматривал их жизнь не то что бы изнутри, но уже и не из окна экскурсионного автобуса. И я решил задать своему мрачноватому приятелю два «простых» вопроса: почему он уехал из родной страны и почему именно в Чехию.
– Знаешь, вообще-то я никогда не собирался уезжать, хотя такая возможность у меня всегда была – и до капитализма, и после. Впервые за границу я выехал в сорок лет, а потом была возможность, и я побывал во многих странах, но меня всегда уже через неделю тянуло домой. Как большинство моих соотечественников, я много лет свято верил во все мифы нашей страны и, прежде всего, в главный – что наша страна самая лучшая на свете. А еще я верил, что придет и для нее новое счастливое время, когда и в ней люди начнут жить по-человечески, достойно. Как и все, я терпеливо ждал, когда сменится один правитель, потом другой, когда наконец падет режим великой партии строителей коммунизма, верил и ждал, считая, что такие времена обязательно настанут. Но когда такие времена пришли и мне показалось, что теперь все в моих руках и в моих возможностях, я сделал для себя страшное открытие: никакая власть не виновата в той унизительной и беспросветной жизни, которая царила на бескрайних просторах нашей отчизны, никакие правители, пусть самые мудрые и справедливые, не смогут заставить жить по-человечески народ, который сам не хочет так жить и даже не представляет, что это такое – достойная жизнь.
Можно оправдывать все, как мы делали это веками и десятилетиями, вспоминая каждый раз войну, которая будто бы была только у нас, но как оправдать в начале третьего тысячелетия от Рождества Христова покосившиеся черные избы, по тусклое оконце провалившиеся в землю посреди глухой высокоствольной тайги, где никто не мешает построить терема и дворцы из корабельного леса? Помню летом перед дефолтом я с друзьями, как обычно, сплавлялся по красавице Катуни, и вот там, в алтайской деревне, я спросил мужика, почему все дворы стоят без заборов и штакетников. «Зима больно холодная была, вот и пожгли заборы-то», – ответствовал мне «хозяин тайги». Бурьян и крапива в два человеческих роста, засыпная завалинка и ни одного трезвого человека в полдень рабочего дня – какая власть, какая партия виновата в этом? Это была последняя капля в накопившейся Истине, которая вдруг дошла до меня тогда, летом 1998 года. И я понял, что открыл Главную военную и гражданскую тайну России: эта великая страна веками строила свое существование на порабощении многих и многих народов, «прибавлением» и истощением все новых территорий. Этим она была всегда похожа на огромного медведя, который живет тем, что разоряет все большее и большее количество пчелиных роев. Помнишь, это великое изречение – «Могущество России прибавляться будет Сибирью…», что висело на повороте к Академгородку и было истрепано морозами и ветрами? В нашей стране никто и никогда не ставил на то, что ее граждане научатся хорошо и терпеливо работать, организовывать и отстаивать свою жизнь, приобретут и станут дорожить, а, значит, и защищать свои права. Нет, в России никогда не было достойной человеческой жизни, потому что само понятие человеческого достоинства в ней остается тайной за семью печатями. Эта истина открывается не многим: люди по-прежнему живут, опустив руки и голову, в надежде, что новый «царь-президент» построит для них благословенную и богатую страну. Какие законы в ней ни устанавливай, какие западные системы ни перенимай, а за эти годы я уже видел в России и новых президентов, и сотни, если не тысячи новых законов, но ими просто некому пользоваться. Мне кажется, что другой такой страны, кроме диких африканских племен, на свете и нет, в которой практически 100% населения не знают даже собственной конституции! Ну а когда я все это понял, то оставалось только уехать, благо в тот момент еще было на что.
Он посмотрел через пузатенький фигуристый бокал пива на свет и залпом допил красноватый искрящийся «Гранат», к которому решил вернуться после пенистого «Вельвета». Мне же оставалось только слушать.
– Почему в Чехию? Причин очень много, но приведу лишь самые главные. Ну, во-первых, мне здесь очень нравится. Нравится спокойная размеренность чешской жизни, великолепные пасторальные ландшафты, замки на вершинах, тенистые столетние дубовые леса, уютные маленькие домики под красными черепичными крышами. Все как в Германии, но гораздо лучше, потому что люди, живущие здесь, тоже славяне, близки нам по духу и менталитету гораздо больше, чем пунктуальные, аккуратные трудоголики-немцы. Потому что у нас есть общее прошлое, которое мы одинаково не любим, но оно поневоле делает нас родственниками, и от этого уже никуда не деться. А еще потому, что женщины в Чехии очень стройны и красивы, похожи на самых настоящих русских женщин, такие же голубоглазые и русоволосые. Потому, что люди вокруг очень похожи на наших, но времен 70-х годов и в Ленинграде. Они также спокойны и невозмутимы, так же приветливы и вежливы, так же неотрывно читают газеты и книги в метро и даже в часы «пик» умудряются в плотно набитом вагоне метро не прикасаться друг к другу. Я долго поражался тому, что главные граждане этой страны – это дети, причем это не декларативно, как было у нас, а на самом деле! Им позволяют буквально все! Когда они шумят в транспорте или на улице, никто не делает им замечаний, а главное, ни у кого это не вызывает лютой неприязни. Это ведь дети! Мне нравятся простые ценности чехов, из которых главная – это семья. Тот самый наш известный лозунг «Раньше думай о родине, а потом о себе» приобретает в Чехии подлинный смысл, так как на чешском языке слово «родина» – это семья, правда, ударение немного не наше, но это не существенно, так ведь? Я не могу не уважать таких людей, которые очень слаженно образуют народ, народ, который, будучи очень маленьким, вернее, немногочисленным, все-таки чутко относится к своим правам, к защите своего достоинства.
Юркая официантка, которая успела нас предупредить, что придется подождать, пока она обслужит группу туристов (мы уже услышали родную речь), занявшую большой стол в углу зала, по пути поставила нам по бокалу свежего пива, чтобы нам было легче ждать. Она и не знала, что за разговором мы уже и подзабыли о своих заказах. Приятель говорил спокойно, без надрыва, видно было, что он давно ответил для себя на эти вопросы и теперь просто пересказывал мне свои отточенные временем мысли.
– Вот поэтому мне очень хорошо живется в Чехии, конечно, хотелось бы, чтобы жить так и дома, но… Знаешь, сначала сознание того, что вся Чехия в три раза меньше Новосибирской области, угнетало меня. Я чувствовал себя здесь Гулливером: казалось, стоит протянуть руку, и уже вылезешь за ее границы. Но со временем я поездил по Чехии и был поражен тем, что она оказалась совсем не маленькой. В ней есть все – и горы со снежными шапками, и озера, и скалы, и каньоны, леса и поля, причем во многих местах до горизонта не видно ни поселков, ни людей, лишь леса и поля. Здесь нет скученности, нет тесноты. Это сказочно красивая страна, и для меня Чехия – это рай на Земле. После целой жизни в Сибири и на Севере чешский мягкий климат радует меня любой погодой. Неиссякаемый источник моих положительных эмоций – это погода в Чехии. Каждый раз, выходя из дома, я мысленно восклицаю: «Как хорошо!». Ни дождь, ни снег не создают здесь слякоти и грязи, в которой мы привыкли жить в любое время года, зеленый цвет газонов, стлаников-кустарников и хвои ни на один день не уходит с глаз. Разве что в Рождественскую ночь навалит снега пушистой шапкой и превратит и без того всегда сказочную Прагу в пряничный городок.
Согласен, жизнь не так проста, как она кажется, есть много и неприятных моментов. Например, здесь не любят русских, считая их, как и в Прибалтике и других бывших республиках, оккупантами. А разве было по-другому? Разве наша страна не давила чужой народ, в том числе и танками, как, впрочем, и свой, пытаясь на правах старшего брата научить жить по-своему? Сколько угодно случаев в жизни, когда настоящие братья ненавидят друг друга, а ведь чехи нам никогда не были родными. Они сами по себе. Поэтому я понимаю их и не сужу, тем более что за все время проживания здесь никто открыто не высказал мне свою неприязнь, тем более не унизил и не обидел меня. Я знаю, что этот антагонизм есть, но на себе я его ощущаю очень редко, за все десять лет, что я здесь живу, может быть, раз пять, да и то – только ощущал.
Нет, я не идеализирую чехов, за эти годы я узнал их с разных сторон, мне довелось полтора года вести бизнес в одном из старых районов Праги, который сами пражане называли «дном». Но это они сильно преувеличивали, они и не знают, что такое настоящее «дно»! Да, и среди чехов, как среди людей вообще, встречаются всякие, но, отметая все тонкости, скажу одно: при всех своих недостатках они живут в сто раз лучше, а главное, достойнее нас! Этим сказано все, и добавить нечего! Я мог бы часами рассказывать о своей жизни в Чехии, но понимаю, что терпение твое не беспредельно, тем более что, думаю, тебе, как настоящему нашему человеку, очень неприятно, когда так хвалят других или другую жизнь. Я не хочу, чтобы в этот вечер мы с тобой начали бессмысленный спор, но все-таки не могу промолчать и не сказать еще об одном источнике положительных эмоций: они у меня возникают всякий раз, когда мне приходится общаться с чешскими чиновниками и официальными органами. Раньше, на Родине, когда я соприкасался с родным государством в лице ли паспортисток или прапорщиц военного учета, милицией, санэпидемстанцией, налоговиками и прочими чиновниками, во мне просыпалась жажда пугачевского бунта. Унижения, которые я испытывал, вызывали желание отомстить голыми руками и тут же. А теперь, когда со мной приветливо здороваются, прощают мне мой никакой чешский язык, вежливо улыбаются и помогают заполнить бумажки, а, увидев нарушение или ошибки, не спешат стереть меня в порошок, а подсказывают, как исправить и дают на это время, когда в любом случае мое человеческое достоинство никто не попирает – я выхожу из дверей многочисленных «уржадов» с прекрасным настроением и улыбкой. Ладно, давай оставим эту тему, вот и наша кормилица несет нам заказанные яства. Тем более что я, кажется, на твои вопросы все-таки ответил. Так?
Я кивнул, допил пиво, и подвинул к себе блюда с горячими ребрышками и горкой фирменного салата. Однако то ли тема разговора была виновата, то ли индюшатина, съеденная мной еще днем у «Парашютистов», не успела освободить места, принялся за еду без особого аппетита, но недаром народ подметил, что он, аппетит, приходит во время еды. Мясо было сочным и нежным, салат весьма оригинальным, «Гранат» способствовал процессу, и скоро я увлекся и не остановился, пока не очистил тарелки. Приятель тоже был увлечен едой, попивал пивко, оставляя пенные усы и поглядывал в сторону наших туристов, которые довольно-таки бурно выясняли отношения с маленькой официанткой. Огромная толстая тетка, зажав большую сумку в необъятных подмышках, что-то требовала и громко ругалась. Мы услышали слово «счет». Видимо, нашим не угодили…
Приятель, словно продолжая прерванный трапезой разговор, глядя на небольшой скандал, весьма редкий для чешских ресторанов, сказал:
– Понятно, что, как у каждой медали, у моей жизни в Чехии есть и оборотная сторона. Я иногда представляю, что вот мы в своей стране жили, как рыбы в грязной отравленной реке, например, в нашей Оби или в соседской Томи. Нам было суждено прожить трудную и короткую жизнь, ты ведь знаешь, что в Новосибирске средняя продолжительность жизни мужчин всего 52 года. То есть по той шкале я уже свое давно отжил. Но вот меня и таких, как я, что уехали сюда или в другие страны, перенесли в чистую чужую речку. Может быть, мы теперь и проживем дольше, но это в любом случае чужая река, чужая жизнь. А нам всегда будет не хватать нашей привычной мутной воды, тем более что и добычу мы умеем добывать только в такой воде, а проще говоря, оставив там свои проблемы, криминальную обстановку, лживость и продажность всевластвующих чиновников, вечно пьяный и несчастный народ, мы оставили там и свою жизнь, какой бы она ни была. Ладно, чего уж так грустно и всерьез в наш последний вечер, давай лучше поговорим о чем-нибудь повеселее. Ну, и как тебе пражские рестораны?
Но веселее уже не получилось, хорошо, что в этот момент наша девчушка-официантка принесла нам кофе и десерты. Приятель обжегся шарлоткой и надолго замолчал, а я проникся нежностью творожного пирога и с наслаждением отвлекся от всех мирских забот.
Мы еще прошлись с ним по пустынным улочкам, я как всегда остановился перед мавританской сказочной красоты синагогой на Иерусалимской улице: она в подсветах скрытых прожекторов выглядит словно из арабской сказки была только что перенесена сюда неведомым и всесильным джином. На вокзале мы расстались: нам обоим нужно было в метро, но в разные стороны, а перроны на Главном вокзале разделены путями. Так мы и стояли некоторое время друг против друга, улыбаясь как-то нескладно, пока подошедший поезд его не унес в сторону Флоренс, а через минуту пришел и мой поезд до Ходова. И все-таки разговор оставил у меня какой-то грустный осадок, и приятель это, видимо, чувствовал.
Я вернулся в свой свежеубранный номер в пансионе, открыл окно – ночь была по-летнему теплой, вокруг бесшумно ворочался, опускаясь на прогретую за день землю, густой туман. Не верилось, что дома у нас сегодня шел плотный снег с дождем.
Я открыл наугад книгу «О вкусной и здоровой жизни», которая стала в эти дни моим надежным спутником, и прочел:
Еще раз повторим, что искусство кулинарии не ниже искусства живописи и музыки, не уступит своей глубиной ни философии, ни литературе, с одной только разницей: в отличие от шедевров живописи, литературы и т.д. – кулинарный шедевр обречен на исчезновение в желудках благодарных поклонников. Даже балет, и тот нынче можно удержать при помощи аудио-видеотехники, но что же до кулинарии – увы… И дело не только в том, что нам неизвестна рецептура – она-то подчас и сохранилась, а дело в том, что вкус продуктов сегодня отнюдь не тот, что был – не говоря о сотнях, тысячах лет – десятки лет назад. Не только шедевры, просто еду высокого качества невозможно поторить, как невозможно второй раз воспроизвести однажды сыгранную вещь. Легкие изменения акцентов, неощутимые на первый взгляд изменения в количестве пряностей, импровизация, внутреннее состояние кулинара – все это и делает хорошую еду неповторимой. И все же неправильно будет игнорировать исторический аспект кулинарного искусства. Знание кулинарного прошлого, как легкое эхо, будит наше воображение, развивает фантазию и, наконец, помогает нам лучше понять природу исторических событий, выдающихся личностей, в них участвовавших, и, наконец, самих себя. Конечно, есть блюда, которые нам вряд ли удастся воспроизвести, но одно свидетельство об их существовании весьма обогащает наши представления. Паштет из соловьиных язычков, подававшийся за столом у Лукулла, придает особый вкус нашему пониманию Древнего Рима, хотя, увы, попробовать паштет нам вряд ли будет суждено.
Достарыңызбен бөлісу: |