Манипуляторы москва «мысль» 1980 сознанием


Глава 7 МАНИПУЛЯТОРЫ СОЗНАНИЕМ



бет8/17
Дата15.07.2016
өлшемі2.08 Mb.
#200186
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   17
Глава 7

МАНИПУЛЯТОРЫ СОЗНАНИЕМ

В НОВОМ ИЗМЕРЕНИИ:

ОТ ЗАКОНА РЫНКА

К ПРЯМОМУ ПОЛИТИЧЕСКОМУ

КОНТРОЛЮ

Коиечпо, хотелось бы верить, что некогда жили «сво­бодные люди», но подавление и угнетение большинства существовали во все времена. Достигалось это разными способами в зависимости от характера общества, уровня «искусства» угнетения и ресурсов, находившихся в ру­ках тех, кто стоял у власти. Основной целью угнетения всегда было удержание в пользу привилегированного меньшинства как можно большей части общественного продукта и сохранение для менее удачливого большинст­ва такой его части, которой было бы достаточно для обес­печения непрерывного трудового процесса. Дефицит, поддерживаемый с помощью физического принуждения, на протяжении тысячелетий служил самым надежным регулятором поведения людей. За последние несколько столетий наряду с развитием современной промышлен­ности получила развитие и значительно усовершенство­валась система управления и подчинения. С появлением рынка сложились относительно свободные социальные условия, но при этом простые рабочие люди окапались полностью зависимыми от заработной платы, получаемой за далеко не всегда гарантированный труд.

Хотя подобная форма индустриализации не проникла во все уголки мира, она уже значительно изменила ха­рактер тех обществ, в которых достигла наивысшего уров­ня развития. В Соединенных Штатах в особенности, а кроме того, в Западной Европе и в Япопии индустриаль­ное государство развивается если не в новом направле­нии, то во всяком случае не так, как оно развивалось раньше. Производительность труда резко увеличилась, и выросший общественный продукт распределяется с еще большим неравенством.

156

6 то же время, осознай в результате потрясших ее в первую треть двадцатого столетия социальных катастроф свои слабости и нужды, западная промышленная систе­ма с большой неохотой допустила вмешательство в свои дела государства, которое призвано обеспечить ей отно­сительно ровное функционирование. Получили развитие небывалые по своим размерам и могуществу правитель­ственные бюрократии и постоянно разрастающийся слой общества, чья задача заключается в поддержании эконо­мического (и политического) равновесия. Система эта привела к еще большей зависимости от техники и от тех, кто соответствующим образом подготовлен для изо­бретения, производства и работы с более сложным обо­рудованием и процессами.

После второй мировой войны американская экономи­ка стала первой в мире экономикой, где большая часть рабочей силы была занята не в производственной сфере, а в сфере обслуживания. Число канцелярских работни­ков, работников торговли, сферы обслуживания и адми­нистративного персонала сегодня превышает число ра­бочих, занятых непосредственно в промышленном я сельскохозяйственном производстве. Тенденция эта про­должает усиливаться, и, по предварительным оценкам, последствия ее носят скорее психокультурный, чем эко­номический, характер.

В этой новой ситуации Питер Дракер характеризует рабочего как «работника умственного труда в отличие от вчерашнего рабочего — работника физического труда, квалифицированного или неквалифицированного». Уче­ный отмечает, что «это, хотя и довольно значительное, повышение приводит к противоречию между традицией нового работника умственного труда и его положением простого рабочего» '.

Это, согласно Дракеру, создает весьма серьезные проблемы, ибо такой работник «считает себя человеком интеллигентного труда, таким же, как юрист, препода­ватель, врач, священник, государственный служащий. Он имеет такое же образование, а доходы его еще вы­ше»2. И все же он остается подчиненным, занимающим непонятное положение в штатном расписании и лишен­ным даже тех незначительных возможностей выбора (за исключением заработной платы), которые предполагает полученное им образование. Более того, он в значитель­но большей степени по сравнению со своим предшествен-

169

ником осознает по крайней мере общие очертания своего культурного уровня. Таким образом, перед развитым ин­дустриальным государством с рыночной экономикой встает еще одна дилемма. Дракер формулирует ее сле­дующим образом:

«С каждым годом конфликт между надеждами, возла­гаемыми на умственный труд, и действительностью бу­дет все глубже и острее. В результате управление работ­никами умственного труда приобретет чрезвычайно боль­шое значение для создания и функционирования общест­ва умственного труда... Похоже, именно этот социальный вопрос будет стоять перед развитыми странами в два­дцатом, а возможно, и в двадцать первом веке» 3.

Любопытно, что Эдвард X. Карр, рассматривая ту же сложившуюся в индустриальном обществе ситуацию с точки зрения (если так можпо выразиться в данном случае) социалистической перспективы, рисует абсолют­но противоположную картину. Но Карр надеется на та­кое будущее, в котором манипуляция не будет занимать такое ведущее положение. Он пишет:

«Социальные обычаи и трудовые стимулы предынду-стриального периода нельзя возобновить. Но все, что нам пока удалось сделать,— это уничтожить философию, обы­чаи и стимулы, которые в течение прошлого столетия за­ставляли вращаться колеса промышленности, по на сме­ну им мы не выдвинули ничего нового. Перед нами стоит задача создания новой философии, которая будет слу­жить стимулом и поддержкой новому социальному обы­чаю труда» 4.

Для Дракера, который, по-видимому, вполне доволен существующим общественным строем, задача решается в рамках прикладной психологии. Карр же строит свою модель на фундаментальной перестройке структуры це­лей и организации общества.

Дракер признает, что способы «управления» работни­ками умственного труда еще предстоит разработать. Од­нако примечательно, что средства манипулирования работниками физического труда и не очень высокообразо­ванными группами в развитом промышленном государст­ве очень хорошо известны, весьма эффективны и при­меняются постоянно. Средства массовой информации служат необыкновенно мощными рычагами манипулиро­вания и управления традиционной рабочей силой как в Соединенных Штатах, так и в западноевропейских инду-

160

стриальных экономических системах. Более того, эволю­ция индустриального государства до уровня полной авто­матизации и компьютеризации, когда вся рабочая сила будет состоять только из работников умственного труда, еще дело далекого будущего. Таким образом, значитель­ная в численном отношении обычная рабочая сила про­должает подвергаться ежедневной обработке массовым аппаратом манипулирования сознанием господствующего строя. А реклама, так эффективно стимулирующая жела­ния (и тем самым побуждавшая рабочих работать сверх­урочно для удовлетворения этих желаний), усиливает мощную идеологию уровня жизни и оказывает массовую поддержку индустриальной системе, Действующей в на­стоящее время в Соединенных Штатах.

Дэниел Белл называет знания «стратегическим ре­сурсом» и указывает, что «как всегда, когда речь идет о ресурсах, весь вопрос состоит в том, в чьих руках они находятся и кто будет принимать необходимые решения об их распределении». Он пытается найти некий «баланс знаний и возможности объяснять технические компонен­ты и размеры издержек; расширить границы выбора и определить моральное содержание всех вариантов выбо­ра, с тем чтобы решения принимались более сознательно н с большим чувством ответственности» Б.

Однако именно невозможность достигнуть этого при­водит многих в состояние подавленности. Использование знаний исходя из соображений морали и гуманности так, чтобы все последствия принятия решений были подверг­нуты предварительному изучению,— это как раз то, что так ловко избегает делать система управления развитого индустриального государства с рыночной экономикой, и в первую очередь это касается средств массовой инфор­мации. Происходит это даже не потому, что те, кто при­нимает решения, действуют со злым умыслом, а просто потому, что долгосрочные социальные соображения на­ходятся в противоречии с краткосрочными соображения­ми выгоды, а в основе рыночной экономики лежит не­медленная реализация личной выгоды.

Механика государства в целом прекрасно уживается с системой ценностей и процессами мышления людей, которых постоянно и настойчиво учили переводить свои личные условия на язык мгновенных мелких подачек. Таково на сегодняшний день положение и умонастрое­ние «средней Америки». Однако это не объясняет

161

положения некоторой части нового пополнения рабочей силы, состоящей из работников умственного труда. Эта группа, многочисленная и постоянно увеличивающаяся (только число студентов университетов в два раза превы­шает число всех рабочих страны, занятых в производст­ве), уже начала создавать совершенно иную систему социального измерения. По сути проблема «управляемо­сти» работников умственного труда (или тех, кто еще находится в процессе подготовки) уже сегодня, а не в будущем, как предсказывал Дракер, вызывает серьезные затруднения.

Каковы бы ни были перспективы, нельзя отрицать тот факт, что среди молодежи с выше среднего уровнем образования и семейных доходов очень сильны враждеб­ные настроения по отношению к коммерческому инфор­мационно-развлекательному обществу. Ректор Колумбий­ского университета Уильям Макджилл подчеркивает, что «примерно от одной трети до половины студентов вхо­дят сегодня в группу отчуждения» 6. Результаты исследо­вания, представленные президентской комиссии по проб­лемам волнений в университетах, свидетельствуют, что «почти все студенты колледжей считают, что та или иная форма конфронтации необходима и эффективна для изменения общества» и что «три четверти студентов со­гласны с тем, что «в своей основе Соединенные Штаты являются расистским обществом»»7. Стотон Линд пишет по этому поводу следующее:

«Образование пытается подготовить молодежь к не­достойной и бесчеловечной трудовой жизни взрослых, а потому само становится мишенью. Быстрый рост выс­шего образования после второй мировой войны был вы­зван техническими изменениями в промышленности. Автоматизированная и компьютеризированная промыш­ленность нуждается во все большем числе молодых муж­чин и женщин, обладающих квалификацией служащих и покорностью рабочих. Большинство из семи миллионов учащихся наших колледжей готовятся для квалифициро­ванного послушания. Студент, как и работник, которым он намеревается стать, пользуется своим умом, равно как и руками, по не творчески, не по собственной ини­циативе, а по-прежнему в рамках приказов, спускаемых сверху вниз. Таково и современное высшее образование. И студенты заявляют тем, кто отдает им приказы, что они могут тренироваться в искусстве десятника на ком-

162

пибудь другом. Они не желают быть согбенными, слом­ленными и бессловесными» 8.

Окрестив отрицание стандартных американских цен­ностей «контркультурой», Теодор Рожак9 и другие при­писывают эту усиливающуюся оппозицию молодежи жестким рамкам и ортодоксальности, навязанным обще­ству техникой. Рожак критикует манипулятивную куль­туру как неизбежное последствие неиствующей техники. Специфическая социальная организация, определяющая характер техники и ее применение, считается, согласно такой точке зрения, неуместной. Нелепо, но поддержи­ваемая Рожаком нетрадиционная культура сама страдает от тех же извращений, что и «правильное» общество, поглощенное техникой. Новый образ жизни молодежи превратился в прибыльное дело. Фестивали рок-музыки, реклама и сбыт пластинок, атрибуты культа, и одежды стали предметом предпринимательства наживающихся на хиппи капиталистов, а само «освобождение» превра­тилось в ходкий товар. «Движение» превращается в ры­нок сбыта. Очевидно, не только техника, но также и оп­ределенные виды критицизма не могут устоять перед специфическим общественным строем.

И все-таки американская «культурная революция» со всеми ее недостатками и обусловленностями подрывает общепринятые ценности традиционного общества. Труд, дисциплина, иерархия и подавление подвергаются по­стоянным нападкам, и зачастую именно частные пред­приниматели, использующие новое мировоззрение и образ жизни молодежи для выкачивания прибылей, спо­собствуют раскрытию сути общественного строя и высво­бождению эмоциональных потоков, направление которых никто не может точно предсказать.

Автоматизация производства, которая в конце кон­цов может полностью вытеснить обычную людскую рабо­чую силу, неминуема (по крайней мере в историческом смысле), и сознание молодежи уже проникнуто понима­нием необходимости навсегда избежать традиционного принудительного труда. Поскольку составляющее фунда­мент общества институциональное устройство не подает никаких признаков адаптации к этим абсолютно новым возможностям техники, конфликт разразился на лично­стном бихевиористском (культурном) уровне, скрывая — и на данном этапе отрицая — более глубокие экономико-

168

социальные проблемы, лежащие в основе культурного бунта.

В 60-х гг. страна, казалось, «отдала» свою молодежь во власть нигилизма с примесью насилия и иррациона­лизма. В начале 70-х гг. положение выровнялось, но затишье может оказаться ложным. В любом случае имен­но подвергающаяся натиску техники и все же противя­щаяся структурным изменениям социоэкономическая си­стема ответственна за резкие отклонения компаса эмо­ций молодежи.

Как бы ни были ограничены опыт и образование молодых, они все-таки всколыхнули сомнения относи­тельно общества, в котором все продается, а человека, во­преки заявлениям об обратном, ценят слишком низко. Парадоксально, но средства массовой информации слу­жат источником этого губительного открытия. Те же средства массовой информации, что формируют или по крайней мере влияют на мышление лояльных американ­цев, также убеждают многих представителей молодежи, чье образование позволяет им более полно пользоваться подачками общества потребления, в бессодержательно­сти и разрушительном влиянии на личность ценностей системы. Двадцать три миллиарда долларов, расходуе­мых ежегодно на частную рекламу, сослужили большую службу в деле пробуждения сознания тех, кто в раннем возрасте избежал полного разложения в лучших тради­циях американского образа жизни.

Вот, оказывается, в чем заключается сегодня дилемма, стоящая перед заправилами средствами массовой инфор­мации в Соединенных Штатах. Невмешательство в дела средств массовой информации усугубляет возрастной и финансовый раскол в стране и делает образованных лю­дей все менее и менее «управляемыми». Вмешательство влечет за собой неуверенность и возможность возникно­вения более глубоких, хотя и скрытых, социальных кон­фликтов. Однако чрезвычайно напряженная социальная обстановка полностью исключает невмешательство. Та­ким образом, мы имеем дело с первыми признаками пред­намеренного вмешательства правительства в информа­ционный процесс страны. Принимаемые в области ин­формации решепия становятся все более политическими н соответственно менее коммерческими, хотя, конечно, процесс этот очень неравномерен. Эту тенденцию подме­тили и с оптимизмом о ней сообщили как об источнике

164

будущего коммерческого бизнеса. Должностное лицо «Макгроу-Хилл паблишинг компани» предсказывает, на­пример, «что правительство, которое должно управлять с согласия избирателей, включается в процесс коммуни­каций в больших масштабах, учится обращаться к лю­дям на их собственном языке и прибегает к рекламе для продажи своего «товара»» |0.

Для того чтобы это не вызвало в стране всеобщего страха и беспокойства, прежде всего необходимо разъяс­нить широким массам, в чем именно заключаются нару­шения, допускаемые коммерческими средствами массо­вой информации. В этом и состоит вклад, сделанный вице-президентом Агню и небольшой группой информи­рованных чиновников Белого дома периода президента Никсона. Предъявленные ими обвинения средствам мас­совой информации послужили началом кампании, целью которой было приучить страну к вмешательству прави­тельства в информационный процесс на основании не­доверия к коммерческим средствам массовой информа­ции. Соответственно мы получили поразительно откро­венную, но лишь частично точную критику частных средств информации, которые до тех пор без особого труда выдавали себя за объективную развлекательную и информационную систему. Теперь же у нас есть свиде­тельство бывшего вице-президента Соединенных Штатов о том, что существует система контроля над информа­цией и программами, т. е. такая ситуация, при которой «информацию, сообщаемую каждый вечер 40 млн. аме­риканцев, определяет горстка людей, ответственных толь­ко перед своими корпоративными работодателями... Су­ществует практически монополия на каждое из средств информации... Существует тенденция к монополизации крупнейших средств информации общественности (газет) и ко все большей концентрации власти во все меньшем количестве рук... [А соответственно] времена, когда мы наивно верили в нейтральность прессы и телерадиосетей, капули в прошлое» п.

Безусловно, картина вовсе не преувеличена, хотя ви­це-президент Агню, игнорируя богатый исторический опыт подобной критики, правда в несколько ином аспек­те, похоже, считает, что он первый, кто привлек внима­ние к указанным обстоятельствам 12.

Как бы там ни было, но контроль над информацион­ным аппаратом страны еще жестче, чем предполагает

Агню и его соратники. И дело здесь не только во влия­нии «Нью-Йорк тайме» и «Вашингтон пост», какое бы большое значение ни имели эти два органа. Что касает­ся прессы, то здесь отсутствие конкурирующих голосов достигло небывало низкого уровня. Один из старейших обозревателей по этим вопросам пишет следующее: «В то время как в 1880. г. только 38% городов в Соединенных Штатах имели по одной ежедневной газете и лишь в одном городе несколько газет принадлежали одному вла­дельцу, в наши дни уже 85,6 % городов имеют всего по одной ежедневной газете. Если же 150 городов с двумя ежедневными газетами, принадлежащими одному вла­дельцу, и 21 город с двумя ежедневными газетами, объединенные соглашением о совместном управлении, прибавить к 1284 городам с единственной ежедневной газетой, то общее число городов, пе имеющих коммерче­ски конкурирующих местных ежедневных газет, дости­гает 97%. Только в 45 из 1500 городов с ежедневными газетами существуют две или более коммерчески конку­рирующие ежедневные газеты и только в трех из этих 45 городов ежедневные газеты для массового читателя принадлежат более чем двум владельцам» 13.

Радио и телевидение подверглись не меньшей кон­центрации. Хотя в стране существует свыше семисот коммерческих телестанций и более 6700 коммерческих радиостанций, управление ими строится по принципу пирамиды: несколько радио- или телестанций принадле­жат одной компании, смешанное владение средствами информации (газеты владеют радиовещательными стан­циями) и, что особенно важно, передача большинства телевизионных программ по каналам трех телесетей, фи­лиалами которых так или иначе являются почти все местные телестанции 14. Более того, что касается телеви­дения — наиболее могущественного из существующих средств массовой информации, то здесь бразды правле­ния с самого начала были сконцентрированы в руках не­большой группы дельцов. Те, к го получил первые лицензии, выданные в 1951 г. Федеральной комиссией связи, так и остались в центре этого прибыльного пред­приятия, возглавив процесс концентрации 15.

Обычные законы функционирования рынка создали в сфере массовых коммуникаций такую же индустриаль­ную структуру, как и во всех прочпх секторах свобод­ного предпринимательства. Вице-президент Агню также



168

обращает на это наше внимание: «Стоит появиться копг-ломерату, объединяющему компанию но производству ботинок и компанию по производству рубашек, как тут же найдется кто-либо и совершенно справедливо заявит, что такой конгломерат представляет опасность•для эко­номики и должен быть ликвидирован. Но единственная компания, расположенная в столице государства, контро­лирует крупнейшую газету в Вашингтоне, округ Колум­бия, одну из четырех крупнейших телестанций, радио­станцию и один из трех крупнейших журналов страны...»

Короче, средства массовой информации, и радиотеле­вещание в особенности, являются чрезвычайно прибыль­ными коммерческими предприятиями 17.

Высокая прибыльность и покровительство конгресса обеспечивают владельцам средств массовой информации чрезвычайно привилегированное положение в экономике.

Но особенно важно отметить неоценимую поддержку, оказываемую средствами информации коммерческо-фи-напсовой системе в целом, их постоянное содействие укреплению целей рыночной экономики.

Почему же тогда жизненно важный информационный аппарат существующего строя подвергается критике со стороны руководящих деятелей правительства, которые сами являются выходцами и преданными приверженца­ми корпоративного предпринимательства? Почему бы не позволить ему и впредь выполнять те же функции, кото­рые оп так успешно выполнял в прошлом,— обеспечение приверженности аудитории страны существующему ста­тус-кво? Обычные законы функционирования рыночной экономики позволяют дать частичный ответ на этот воп­рос. Немалую роль играет здесь и быстро меняющийся политико-социальный климат в Соединенных Штатах.

Не вызывает сомнения огромный вклад средств мас­совой информации в дело развития и распространения американского товарного производства. Согласно Артуру Нилсену — основателю известной организации по изуче­нию рынка, телевидение лучше всех обеспечивает сбыт товаров |8. Дж. К. Гэлбрент также отмечает, что без соз­дающего потребительские образы аппарата телевидения индустриальная система влачила бы жалкое существова­ние 19. Следствием причастности популярных информа­ционно-развлекательных каналов к рыночной экономике явилось то, что даже новости и информационные сооб­щения рассматриваются как товары потребления. Сэр

167

Уильям Хейли, бывший генеральный директор Би-би-си, сказал по этому поводу следующее: «Как и все в амери­канской действительности, она (информация) занимает после торговли второе место. Новости сегодня исполь­зуются в качестве своего рода развлечения» 20.

Дикторы последних известий и комментаторы — пер­вые из продавцов. За зрителей новостей ведется такая же конкурентная борьба, как и за зрителей любой дру­гой программы, потому что рекламу следует продавать для поддержания «марки» и, что более важно, зритель, отданный конкуренту в 6 часов пополудни, может быть впоследствии потерян для последующих дорогостоящих программ, передаваемых в самые насыщенные телечасы. Таким образом, информация передается по тем же ком­мерческим законам, что и другие программы. В резуль­тате составители программ неизбежно постоянно гонятся за сенсацией и действием в репортажах. Что же мо­жет сравниться в этом плане с катаклизмами нашей эпо­хи? Более того, общественный строй трещит по швам, по мере того как новые и застаревшие проблемы накап­ливаются, вырываются на поверхность и требуют неза­медлительного решения. Упадок городов, преступность, расизм, загрязнение окружающей среды и война,— вот повседневные условия жизни десятков миллионов лю­дей*. Писаки, находящиеся на службе средств массовой информации, должны были бы быть совершенно сле­пыми, чтобы абсолютно не замечать столь мощного «сырья» для социального переворота.

Реальные условия жизни общества и лежащее в осно­ве коммерческой деятельности стремление привлечь и удержать аудиторию, вместе взятые, помогают каждый вечер зрителю-слушателю получить по крайней мере смутное представление о разлагающемся статус-кво. Кар­тина, совершенно очевидно, не слишком привлекатель­ная. Отсюда и шумные требования все увеличивающих­ся сторонников «старых добрых времен», требующих прекратить «искажение» действительности. Вот какова

* Шестая ежегодная международная конференция по пробле­мам безопасности — коммерческое мероприятие, на котором была продемонстрирована аппаратура наблюдения, предупреждения, об­наружения и обеспечения безопасности на все вкусы и случаи жизни,— представляет собой любопытное свидетельство сущест­вующих социальных условий в США (John Stickney. Paranoia mar­ket. — «Харперз», сентябрь, 1972 г., с. 34—39).



подоплека взрыва консервативного возмущения, вызван­ного показанным по телевидению насилием, к которому прибегла полиция Чикаго во время съезда демократиче­ской партии летом 1968 г.

В настоящее время проводится политика открытого отказа не только от святого принципа полного освеще­ния новостей, который так или иначе никогда не приме­нялся средствами массовой информации, но и отказа от коммерческого правила поддержания должного захваты­вающего уровня информации для привлечения аудито­рии. Спиро Агню предостерегает: «Нам следовало бы спросить бесконечно гоняющиеся за полемическим мате­риалом телекомпании: какова же их конечная цель — просвещать или наживаться? Каков конечный резуль­тат — информирование или запутывание? Каким образом непрекращающиеся поиски большей насыщенности дей­ствием большего возбуждения, более драматических со­бытий служат стремлению нашей страны к внутреннему спокойствию и стабильности?»21 Очевидно, с точки зре­ния правительства, угроза общественному строю доволь­но серьезная, если оно подвергает сомнению то, что все­гда ценилось в этой стране превыше всего,— стремление к получению прибыли.

Но неспособный осуществить глубокие структурные преобразования существующий статус-кво старается, где возможно, скрыть, где нужно, приукрасить и любыми способами свести до минимума размеры социальных бес­порядков, а для этого в наше время информационного насыщения — почти в каждом американском доме есть по одному, а то и по два-три радиоприемника и телеви­зора — даже для достижения минимальной эффективно­сти необходим массовый контроль и манипуляция. Имен­но к этому призывают правительственные заявления и мероприятия. В действительности же процесс этот на­чался и успешно развивался задолго до вмешательства Белого дома.

Вообще говоря, информационная система всегда была коммерческой, самоизбирательной и реакционной. Более того, это было достигнуто без централизованного руко­водства, под влиянием структур, действовавших в рам­ках безоговорочных исходных посылок, общих для всех владельцев собственности, и владельцы средствами мас­совой информации не являлись исключением. Так что сегодня изменилось только одно — манипулятивное

169

вмешательство стало лишь более интенсивным и методы его более явными.

Проанализируем, например, радиотелевизионное представление после убийства Мартина Лютера Кинга. Профессиональный журнал радио- и телевещания писал: «...на прошлой неделе теле- и радиожурналисты успешно завершили выполнение задачи по освещению самых бур­ных десяти дней за всю историю их репортерской дея­тельности». Чем же заслужили опи такое самовосхвале­ние? Тот же журнал «Бродкастинг» пишет далее: «...ре­портажи некоторых станций с места событий, где происходили волнения, показали, что на местах ситуация полностью контролировалась». Как же осуществлялся па практике этот «контроль»? В Балтиморе, например, «кадры с полицейскими, стреляющими по снайперам, бе­лые с оружием в руках и черные бойцы были показаны, но не повсеместно, как требовалось» 22. В некоторых го­родах телевидение день и ночь демонстрировало кино­фильмы. И «Вераети» пе без некоторого удивления сооб­щал о том, как много черных лиц промелькнуло на экра­нах телевизоров в течение одной педели после смерти Кинга, но, как только страсти улеглись, они моментально исчезли.

Средства массовой информации, уклоняясь от выпол­нения своих и без того плохо выполняемых функций ис-точпиков информации, намеренно использовались для отвлечения внимания, успокоения и умиротворения.

13 Вашингтоне, округ Колумбия, должностные лица об­ратились за помощью к 34-летнему негритянскому певцу, чьи способности воздействовать на аудиторию хорошо известны. Перед телекамерами и радиомикрофонами Джеймс Браун от всей души призывал аудиторию пре­кратить беспорядки в городе... «Возвращайтесь домой, включите телевизоры. Слушайте радио. Послушайте не­которые записи Джеймса Брауна»23.

Однако еще красноречивее о роли средств информа­ции свидетельствуют участившиеся добровольные согла­шения между теле- и радиовещательными компаниями о замалчивании информации о расовых беспорядках, а также договоренности с полицейскими агентствами относительно задержки илп даже утаивании информации о беспорядках в городе. В результате исследования, про­веденного одпнм пз информационных журналов, было ус­тановлено, что «примерно около четверти всех станций



170

ТВ связаны одним из подобных соглашений. На долю крупных станций (ежегодные доходы которых состав­ляют три и более миллиона долларов) приходится большее количество таких договоров, что и не удивительно, так как беспорядки превалируют именно в крупных городах. Почти 39% опрошенных сотрудников крупных станций заявили, что они ограничены в своей деятельности теми или иными соглашениями или неофициальными догово­ренностями» 24.

Приведем пример принудительного соглашения между телестанциями и полицией:

«В Индианаполисе телестанции работают по плану «Омаха плэн», согласно которому, когда полиция объяв­ляет «Код-30», средства информации воздерживаются от передачи репортажа в течение 30 минут, но затем могут передавать информацию о событии. Телестанция WPBM-ТУ считает, что полиция может передавать повторные сигналы «Код-30», а телестанция WISH-ТВ считает, что полиция может передать этот сигнал лишь дважды, пос­ле чего телестанция вольна освещать происходящие со­бытия.

Некоторые соглашения зашли настолько далеко, что запрещают телестанциям передавать информацию о вол­нениях, пока они не закончились. Согласно другим со­глашениям, средства информации не имеют нрава назы­вать места волнений. Ярким свидетельством соглашений последнего типа являются события в Мемфисе» 25.

Координированный контроль над информацией осу­ществляется не только государством, но и частными организациями. В ожидании беспокойной осени 1970 г. Национальная ассоциация радио- и телевещательных станций обратилась к своим членам с «неслыханным при­зывом» «быть особенно осторожными в информационных передачах» о десегрегационных и университетских вол­нениях:

«В задачи ассоциации не входит вмешательство в про­цесс сбора информации, достоверных репортажей и сво­бодного потока, лежащего в основе всех информацион­ных усилий нашей отрасли. Мы просто хотели бы заду­маться над возможными последствиями. Мы вместе с ва­ми надеемся, что здравый смысл и спокойствие в стране восторжествуют, но, если этого не случится, мы должны быть готовы. Радио- п тележурналнзм сегодня является краеугольным камнем нашего служения общественности,

171

н, таким образом, мы несем ответственность наивысшего порядка за освещение событий дня» 26.

Вопреки утверждению вице-президента Агню, что средства массовой информации непропорционально осве­щали протестующих, на самом деле они действовали со­гласно осуществленному на самом высоком политическом уровне расчету, лриглушая критику и, где надо, вовсе обходя ее молчанием, даже в тех случаях, когда по числу и представительности присутствующих митинги, согласно любым профессиональным критериям и оценкам, явно являлись главными информационными событиями. «Ве-раети» сообщал, что «массовые антивоенные марши и митинги в Вашингтоне и Сан-Франциско (15 ноября 1969 г.) не получили специального освещения телесетя­ми». Газета писала, что «одной из задач вице-президента Спиро Т. Агню было нанести удар по мораторию, объяв­ленному на прошлой неделе информационными службами происходящим событиям. Он мог не беспокоиться» 27. Те­лесети вовсе не собирались освещать состоявшиеся ми­тинги. Однако такой поворот событий не нов. «Вераети» взял интервью у одного из представителей телесети, ко­торый рассказал: «...аналогичная ситуация возникла в 1967 г. во время марша на Пентагон... Эн-би-си, несом­ненно, намеревалась освещать марш, когда последовало предложение от Си-би-эс воздержаться от непосредствен­ного репортажа с места действия. Эн-би-си ответила со­гласием. Аналогичное предложение было адресовано и Эн-би-си, и в результате событие, настолько важное, что Норман Мейлер получил за написанную о нем книгу Пулитцеровскую премию, вообще не было освещено те-лесетями».

Положение быстро ухудшается, и автор статьи в «Ве­раети» пришел к следующему выводу: «...существует це­лый ряд факторов, работающих против информационных программ телесетей, помимо запугивания их со стороны правительственных чиновников. Как правило, консерва­тивные, обеспокоенные лишь получением прибылей хо­зяева телесети нисколько не симпатизируют экстренным и полемическим репортажам. Бще более консервативные филиалы и вовсе враждебно относятся к проблемным телерепортажам. За последние несколько лет несговорчи­вые репортеры были удалены из отделов новостей теле­сетей. А потом общественность поднимает шум, когда хаос реальной жизни резко отличается от вымученных



172

выдумок телесетей о таких вещах, как закон и по­рядок» 28.

Один из продюсеров Си-би-эс так объяснил однажды действие механизма запугивания:

«Нынешнее правительство прибегает к двум методам манипулирования телесетями. Одним из них является «заблаговременное предупреждение», т. е. письмо, при­близительно следующего содержания: «Нам стало извест­но, что вы планируете программу или какой-то материал об атомных авианосцах или нечто подобное. Мы надеем­ся, что для получения всей необходимой вам информации вы свяжетесь в Пентагоне с таким-то...»

Затем письмо путешествует вниз по административ­ной лестнице, пока не попадает к простому режиссеру-постановщику... При этом каждый из боссов пишет на полях: «О чем речь?», «Прошу разобраться!» — и тут же забывает о письме. В конце концов он ведь попросил ко­го-то другого разобраться. Парень, находящийся в самом низу этой лестницы, естественно, растерян. Он знает, что если он сделает эту программу, а потом будет жалоба, то шишки посыплются на него одного, потому что все остальные передали это на его усмотрение. Итак, вы, ко­нечно, связываетесь с таким-то в Пентагоне и лакируете ваш материал... Второй метод — «телеграмма в последнюю минуту». Она может исходить от правительственного чи­новника и предупреждает об «опасности передачи необъ­ективной информации», если не будет включено интервью с таким-то. Цель такого обращения в последнюю мину­ту — поколебать создателей программы настолько, чтобы она вовсе не вышла в эфир... Я не раз был свидетелем этого» 29.

Примеров подчинения средств массовой информации давлению извне много. Приведем лишь наиболее яркие из них за последнее время: запрет на сатирический аль­бом «Рождение президента» на нескольких коммерческих телестанциях30; записанное поэтом Лоренсом Ферлингет-ти для Общественного образовательного телевидения про­изведение «Тираннус Нике», кадры из которого были вы­резаны без уведомления или разрешения автора31; спе­циальный президентский «брифинг» для руководителей и редакторов тридцати восьми избранных телестанций и газет, на который не были приглашены представители «Нью-Йорк тайме» и «Вашингтон пост», известные своей критикой камбоджийской авантюры правительства и его

173

индокитайской политики в целом32; запрет на появление в программе Дика Кейветта Анжелы Дэвыс после ее освобождения, так как программа не была «сбалансиро­вана» 33.

Ухудшение информационного положения в стране выходит далеко за рамки единоличной эпизодической цензуры со стороны высокопоставленных бюрократов. Блистательно описанная в книге Джо Макгинниса «Про­дажа президента» (1968 г.) манипуляция средствами мас­совой информации превратилась сегодня в тончайшее искусство. Нигде способность формирования и восприя­тия идей не программируется так искусно, как на на­циональном уровне. «Нью-Йорк тайме» описывала неко­торые из методов создания контролируемой информаци­онной перспективы. Газета писала о проводящихся на высшем уровне «брифингах» для заведующих отделами новостей, на которые не приглашаются представители менее сговорчивых изданий; о личных визитах президен­та к особенно восприимчивым редакторам газет; о запро­граммированных сообщениях для печати, рассылаемых по всей стране 1200 журналистам, пишущим редакцион­ные статьи, и руководителям отделов новостей телевиде-дения, и, что особенно важно, о тщательно подготавли­ваемых и передаваемых по всей стране пресс-конфе­ренциях президента. «Тайме» отмечала, что «президент подбирает репортеров, которые будут задавать вопросы. Как и любой президент, г-н Никсон заранее распределяет между представителями прессы вопросы, на которые он хочет ответить. Более того, немногие репортеры, зная, что камера направлена на них, оказывались в состоянии задать острый вопрос» 34.

Президентская служба по связям с общественностью также постоянно работает среди журналистов. Майк Рой-ко, чикагский фельетонист, поначалу был озадачен при­глашением на прием к президенту и пятиминутной бесе­дой с ним. Он писал: «И вот президент изощряется и тратит свое время, выступая в роли торгового агента или чиновника службы по связям с общественностью. Руко­пожатия и обмен любезностями должны были изменить в лучшую сторону наше мнение о его внешней политике... Вот что я имею в виду, когда говорю, что у президента довольно странный способ управлять страной... По-мое­му, ему следует забыть о рекламе и просто продемонстри­ровать там, как работает его товар» 35.

174

Есть еще один способ привлечения внимания нации и формирования ее сознания — инсценировка. Хотя пре-зидеат Никсон был не первый глава исполнительной власти, прибегнувший к такому методу» он успешно ис­пользовал его. Возьмем, например, его возвращение из Китая в начале 1972 г., когда его самолет был в течение нескольких часов задержан на аэродроме в Ньюфаунд­ленде, чтобы прибытие президента в Соединенные Штаты совпало со временем, когда большая часть американцев сидит у телевизоров. Эта тактика была вновь применена во время возвращения президента из Москвы в мае 1972 г. Последний бросок этого перелета был совершен на вертолете, который доставил президента и сопровождав­ших его лиц из вашингтонского аэропорта прямо на сту­пеньки Капитолия. Там, перед невидимой многомиллион­ной телеаудиторией, президентская свита высадилась из вертолета и триумфально вошла в зал совместного засе­дания обеих палат конгресса, созванного, очевидно, для создания фона рекламе президента.

Съезд республиканской партии, состоявшийся в Майа­ми в агусте 1972 г., также больше походил на театрали­зованное представление, чем на важное осуществление процесса демократического отбора. Вот как писал о нем один из журналистов:

«Все, что входило в трехдневную программу съезда, даже речи, произнесенные на его открытии и закрытии, должно было быть представлено на предварительное об­суждение и одобрение.

Подготовленный сценарий включал инструкции даже по таким мелочам, как указания выступающим. Актеру Джону Уэйну предписывалось, например, «принимать приветствия и аплодисменты», а бывшей звезде футбола Барту Старру — «приветственно кивать» студентам, стоя­щим на карауле у знамени...

Всего сценарий съезда подготавливался в течение 2,5 месяцев» 36.



К инсценировкам прибегают не только национальные политические лидеры. Метод этот моден в различных кругах. В ряде случаев, хотя и чрезвычайно редко, к не­му прибегали даже молодежные движения. Правда, успех использования этого метода целиком зависит от желания заправпл средствами массовой информации принять уча­стие в игре. Однако официально признанные силы

176

общественного строя без труда получают доступ к средст­вам информации.

Огромные телеаудитории, собираемые профессиональ­ным футболом каждую неделю в течение нескольких ме­сяцев, представляют собой прекрасную возможность для массовых националистических и милитаристских инъек­ций. Разнообразные вдохновляющие сообщения осторож­но вкрапляются в «развлекательные» программы, пока­зываемые в перерывах между таймами. В большинстве случаев финансирующая эти вставки сторона не упомина­ется, если она вообще бывает известна. В двух случаях, например, служба по связи с общественностью админист­рации Никсона организовала рекламу встречи по фут­болу команды военно-морских сил в конце 1970 г. и устроила так, чтобы первый мяч на открытии сезона по профессиональному бейсболу в 1971 г. забросил бывший военнопленный37 (подачка организации бывших военно­пленных).

Еще одним немаловажным инструментом манипуля­ции общественным мнением является вездесущий опрос мнения. Изучение общественного мнения все чаще ис­пользуется в целях создания нужной атмосферы для хо­зяев средств информации на самом высоком уровне. Про­исхождение и финансовая поддержка большинства опро­сов, как правило, неизвестны общественности. Никто не может точно установить, насколько независимые фирмы по изучению общественного мнения используются прави­тельством в его собственных интересах, но нижеследую­щий отрывок из текста к снятому ЮСИА фильму «Мол­чаливое большинство» проливает свет на существующие связи:

«Корреспондент: В течение последних тридцати трех лет Американский институт общественного мнения надежно отражал установки американцев. Институт, из­вестный как служба Гэллапа, первый применил методику выборочного изучения общественности и тщательно раз­работал методы исследования, используемые по всей стране, а также иностранными организациями по изуче­нию общественного мнения во всех уголках мира... Джордж Гэллап — президент «Гэллап полл организейшн». Сегодня мы хотели бы задать ему вопрос относительно одного из опросов, проведенных его службой... 3 ноября (1969 г.) президент Никсон выступил перед народом Со­единенных Штатов с речью о его политике во Вьетнаме.

176

Он упомянул «молчаливое большинство» американцев, которые, как ему казалось, поддерживали его позицию. Что сделала ваша организация вслед за речью прези­дента?

Г-н Гэллап: Что ж, сразу же после окончания речи группа специально подготовленных для проведения телефонных интервью сотрудников связалась по телефо­ну с 500 людьми, живущими в различных районах стра­ны, и той же ночью мы получили результаты, утром они были обработаны и отправлены телеграфом нашим га­зетам» 38.

Такая связь службы Гэллапа с сообщением прези­дента и официальное (и быстрое) распространение ЮСИА за рубежом результатов опроса и комментариев Гэллапа указывают на наличие отношений, которые вряд ли мо­гут внушать доверие к независимому характеру процесса производства информации и опроса общественного мнения.

Внутри страны связи между правительственными вла­стями и компаниями по опросу общественного мнения представляют собой абсолютно неисследованную область, значение которой для манипуляции трудно переоце­нить.

Даже тогда, когда опросы не используются для пред­намеренной манипуляции сознанием, они все же могут косвенно играть эту роль. Джозеф Клэппер, директор центра социальных исследований Си-би-эс, отметил, что «есть еще одна область, где средства массовой информа­ции чрезвычайно эффективны, а именно в создании мне­ния по новым проблемам. Под «новыми проблемами» я понимаю такие проблемы, по которым ни у индивида, ни у его друзей и членов одной с ним группы нет никакого мнения. Причина эффективности средств массовой инфор­мации в создании мнений по новым проблемам очевидна: индивид не склонен защищаться, и, следовательно, ин­формация попадает на незащищенную почву. А после того как мнение уже создано, оно становится тем самым новым мнением, которое легко укрепить, но трудно изме­нить. Добавим, что подобный процесс создания мнения наиболее эффективен, когда человек не располагает дру­гими источниками информации, которые могли бы быть использованы в качестве пробного камня. Он, таким об­разом, еще полнее зависит от данного средства инфор-

мации» 39.

177

Вопросы, сами по себе являющиеся ценностными суждениями или пристрастные по содержанию, создают установочные рамки, в которые респондент попадает уже в силу своего участия в процессе. Еще важнее, од­нако, то, что влияние это распространяется и на тех, кто непосредственно не принимает участия в опросе. Вся страна подвергается определенному влиянию, когда пуб­ликуются или передаются по телевидению их резуль­таты.

Таким образом, пассивный процесс опроса может служить инструментом формирования мнения не только непосредственных участников его, но и миллионов дру­гих людей, узнающих из опросов, каковым должно быть отношение нации к тем или иным проблемам.

В международном аспекте контроль над информаци­онной средой осуществляется такими непрерывно акти­визирующими свою деятельность правительственными агентствами, как, например, ЮСИА. И все же необхо­димо помнить, что манипулирование сознанием начина­ется внутри страны и что общественность Соединенных Штатов является первой жертвой контроля над инфор­мацией. Современные масштабы подобной деятельности особенно очевидпы при подготовке общественности к во­енному вмешательству за границей или к новым внеш­неполитическим кампаниям, например таким, как докт­рина Трумэна в 1947 г. и вооруженное вмешательство во Вьетнаме в середине 60-х гг.

Ричард М. Фрнлэнд предлагает нам «пересмотренную» интерпретацию происхождения маккартизма. Он просле­живает его корни вплоть до некоторых методов, исполь­зовавшихся президентом Трумэном и его ближайшими советниками сразу же после второй мировой войны. Фри­лэнд приводит выдержку из меморандума помощника го­сударственного секретаря Уилла Клейтона, датированно­го 5 марта 1947 г., в котором конгрессу предлагалось вы­делить 5 млрд. долл. на иностранную помощь. Клейтон писал: «Соединенные Штаты не смогут эффективно при­нять на себя лидерство в мире, если народу Соединенных Штатов не дать для этого мощного толчка». Он рекомен­довал «использовать в этих целях разоблачение комму­нистической опасности» 40.

Комментатор Говард К. Слшт дал аналогичную оценку слушанию в конгрессе:



178

«Г-н Смит: Сенатор Ванденберг предложил прези­денту Трумэну, что если он хочет, чтобы Соединенные Штаты предприняли такой решительный шаг, как за­щита Греции и Турции, то г-ну президенту следует вы­ступить в конгрессе и до смерти запугать американский народ, и Трумэн сделал это.

/Конгрессмен/ Фашелл: Он также напугал кон­гресс.

Г-н Смит: В июле 1965 г., когда было принято решение ввести во Вьетнам войска, то задолго до этого на заседаниях правительства, в Совете национальной без­опасности и на менее значительных заседаниях обсуж­дался вопрос о том, стоит ли пытаться в связи с этим за­пугивать народ, и было принято осторожное решение не делать этого» 4I.

В каком бы направлении ни действовали ответствен­ные за принятие важнейших государственных решений деятели в том или другом конкретном случае, главным остается тот факт, что контроль над информацией стал неотъемлемой частью национальной политики. Методы программирования способности формирования и восприя­тия идей превратились в инструменты манипулирования народной поддержкой (или по крайней мере безразли­чием) действий правительства.

Сказанное может в значительной степени объяснить, очевидно, парадоксальные условия, которых не достигло ни одно другое государство (за исключением, возмож­но, некоторых западноевропейских стран): высокий ин­формационный уровень, если мерить количеством радио-и телеприемников, находящихся в частном владении, и в то же время, как сказал сенатор Стюарт Симингтон, «общественность в нашей стране зачастую знает значи­тельно меньше, чем остальной мир» 42.

По сути не будет преувеличением сказать, что наме­чается новое направление в информационной деятельно­сти внутри страны. Редактор информационного отдела «Сатердей ревью» указывает на «приближение эпохи мо­нополии на новости» и пишет, что «нам по меньшей ме­ре пора вывешивать сигнальные флаги, пока ураган фа­шизма, монополии, единоличного правления и ограниче­ния свободы печати не поглотил нашу демократию»43. Откровенно коммерческие, принимающие как должное поддержку социально-индустриального строя средства информации и вспомогательные информационные службы

178

открыто следуют по пути манипуляции. Рост рабочей си­лы индустрии знания приводит к тому, что заправилы средствами массовой информации еще больше внимания уделяют расширению контроля над информационной и культурной средой. В то же время чрезвычайно взрыво­опасные социальные и политические проблемы создают ежедневную атмосферу кризиса, и если средства инфор­мации пусть даже туманно отражают эту действитель­ность, то страсти разгораются еще больше и могущест­венные хранители статус-кво, включая президента, при­ходят в ярость и прибегают к запугиванию. Усилия прави­тельства, направленные на воспрещение публикации до­кументов Пентагона («Пентагон пейперз»), служат ярким доказательством подобных тенденций.

Соответственно влиятельные правительственные кру­ги предпринимают попытки перейти от манипуляции к строгой цензуре, обезвредить основные каналы инфор­мации. Клей Т. Уайтхед, директор Управления по поли­тике в области телекоммуникаций и «царь телевещания в Белом доме» 44, сразу же после переизбрания президен­та Никсона предложил, чтобы местные телестанции, из­вестные своими консервативными взглядами, контроли­ровали и, если необходимо, отказывались от поставляемых телесетями новостей, документальных фильмов и развле­кательных программ, входящих, согласно формули­ровке Уайтхеда, в категорию «идеологически невыдер­жанных».

Фред Френдли, бывший однажды президентом «Си-би-эс ньюс», охарактеризовал это предложение как «наиболее реакционное за пятидесятилетнюю историю теле- и радиовещания»45. «Нью-Йорк тайме» писала в передовице: «Указание Белого дома американским теле­станциям звучит громче и отчетливее с каждым днем. В со­держании его не приходится сомневаться: держитесь по­дальше от противоречивых проблем... Бели телевещание не возьмет на себя функции Информационного агентства Соединенных Штатов внутри страны, то мы вынуждены будем прислушаться к мнению конгресса и обществен­ности» 46.

Еще более зловеще звучит помещенное в «Нью-Йорк тайме» в конце 1970 г. на первый взгляд ничем не при­мечательное сообщение о том, что президент уже назна­чил «главного цензора страны, который вступит в долж­ность в случае объявления чрезвычайного положения»,



180

Согласно «малоизвестному», во существующему уже не­сколько лет плану, пишет «Тайм», президент может объявить чрезвычайное положение и ввести цензуру пе­чати без согласия конгресса47.

В действительности главный цензор не был назначен, по все необходимые меры для введения цензуры военно­го времени (теперь это называется «информационная без­опасность военного времени» 48) в случае возникновения ситуации, требующей объявления чрезвычайного положе­ния, уже приняты.

Член палаты представителей Уильям Морхед, предсе­датель подкомиссии конгресса по вопросам информацион­ной политики и практики правительства США, предосте­регал нас относительно направления и темпов действий главы исполнительной власти. В октябре 1972 г. он зая­вил в конгрессе: «Изучая данные под присягой показания свидетелей из Управления чрезвычайной готовности, сог­ласно которым план цензуры и сбора информации будет осуществлен только в случае ядерного нападения на Сое­диненные Штаты, я обнаружил, что они готовы ввести в США цензуру даже в случае вовлечения страны в та­кой конфликт, как война во Вьетнаме...

В части 1 четвертой главы плана национальной цен­зуры разъясняется, в каких случаях будет осуществлена система цензуры: непредвиденных случаев, которые бу­дут рассматриваться в рамках чрезвычайного планирова­ния федерального правительства, много, и они могут быть разнообразными по характеру. При планировании национальной цензуры необходимо учитывать только те непредвиденные случаи и ситуации, при которых вве­дение такой цензуры объясняется требованиями нацио­нальной безопасности. В общих чертах к таким случаям относятся: а) общая война; б) война локального харак­тера или конфликты местного значения, возникающие в различных районах мира на земле, на море или в воз­духе, в которых участвуют вооруженные силы США.



Официальный план правительства предусматривает введение цензуры не только в случае общей, ядерной войны, но и в случае возникновения локальных конфлик­тов, в которые нас может вовлечь президент. Некоторые детали этой цензуры, очевидно, разрабатывались аген­том службы политической безопасности, который был уличен в шпионаже в пользу республиканской партии против демократической партии» 49.

181

Пока еще рано предсказывать, увенчается ли успехом эта растущая сфера деятельности правительства. В стра­не действуют и некоторые уравновешивающие силы. Су­ществуют и альтернативные каналы информации, правда значительно более слабые и с меньшей аудиторией. К сожалению, эти каналы достигают лишь весьма огра­ниченного слоя населения — молодежи, выпускников уни­верситетов и, как правило, выходцев из обеспеченных слоев общества. Таким образом, в американском обще­стве углубляется раскол в информационной сфере, как, впрочем, и раскол между поколениями, а также в про­фессиональной, расовой и политической областях.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   17




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет