Муромцев С. Рецепция римского права на Западе
§ 6. Менее, чем в какой либо другой части бывшей Римской империи, римское право действовало в Германии. Рим-
жүктеу/скачать 0.71 Mb.
|
| § 6. Менее, чем в какой либо другой части бывшей Римской империи, римское право действовало в Германии. Рим-
Стр. 17 ский элемент населения был здесь немногочислен, нравы и отношения—ещё слишком грубы, для того, чтобы воспринять в достаточной степени юридические нормы, рассчитанные на относительно высокую культуру.—Несколько иначе стояло дело во Франции. И здесь Римляне не составляли большей части населения, и здесь оба общества — завоеватели (франки) и туземцы (галло-римляне) разделялись не только языком и нравами (как это было и в Италии), но и системою управления (чего в Италии не было, стр. 9); но во Франции ранее, чем в Германии, прекратилось первоначальное неустройство, сложились правильные политические отношения, поднялась культура. В связи с этим право салических франков сделало успехи на пути самостоятельного развития. Распадение общинного владения и образование разных форм индивидуального обладания- произошло у Франков, конечно, не без влияния римских отношений и идей; однако самые формы нового происхождения складывались самостоятельным путём. Так, по-видимому, у Лангобардов, Вест-готов и даже у Англо-саксов для передачи недвижимостей из одних рук в другие практиковалась передача письменного акта укрепления (traditio cartulae),—форма, очевидно, приобретённая с самою письменностью от Римлян и выработавшаяся из римской традиции. Напротив салические Франки образовали для той же цели путём самостоятельного творчества (Зом) торжественный способ передачи самой вещи при свидетелях, который уже в VII в. стал приобретать символический характер; в письменных актах этот способ назывался нередко латинским именем traditio, но вообще за ним установилось название инвеститура7. Когда у соседей Франков почувствовалась потребность в переходе к новым юридическим формам,— в преобразовании старого порядка уголовной мести, к регулированию частного обладания землею, тогда право салических Франков послужило для них достаточно авторитетным и доступным образцом,—во всяком случае более доступным, нежели отвлечённое римское право. Уже во второй половине стр. 18. VI века право рипуарских Франков было переписано в духе салических законов. Особые успехи рецепция франкского права сделала с VIII века, после того как весь Запад объединился под властью Карла. В памяти народа сохранилось ещё то обаяние, которое оказывала на варваров бывшая римская империя, и коронование Карла в Риме императорскою короною составляло дело наиболее популярное. Сверх того в это время произошла значительная эмиграция Франков в Германию и Италию; переселенцы принесли с собою свои обычаи и, в качестве культурного элемента, распространили их среди окрестного населения. Наконец повсюду рассеялись императорские домены, и юридические отношения их определялись по франкскому праву. — Победа Франков была победою относительно развитой государственности. Между прочим Карл преобразовал судопроизводство; народное собрание перестало принимать непосредственное участие в отправлении правосудия, и судья разбирал тяжбы при содействии одних, им же самим (при содействии населения) пожизненно назначенных, заседателей или шеффенов, которые помогали ему в постановлении решений и утверждали их, как скоро они состоялись. В строе нового судебного порядка сказалась весьма определённая двойственность: с одной стороны, выступал судья, с другой шеффены с своим собственным главою (шультгейс). Центральная государственная власть (король) почиталась единственным источником суда, и судья являлся официальным её представителем; но для того, чтобы его решения согласовались с местными воззрениями и обычаями, он должен был сообразоваться с указаниями шеффенов. Задача шеффенов состояла в том, чтобы выяснять пред судьёй, по поводу каждого отдельного случая, тот порядок, которому надлежало следовать; противопоставленные судье, они служили защитниками интересов своей местности против возможного произвола его и в своём целом представляли старый народный суд, но в новой, государством организованной форме. В Италии, большая часть которой была завоевана Франками в 774 г., судопроизводство, как мы видели (стр. 9 сл.), самостоятельным путём приобрело государственный характер. Стр. 19 и его особенности «долго держались в частях Италии, не подвергшихся франкскому завоеванию, да и в завоеванных не сразу уступили место франкской системе». Подобно этому романизированное лангобардское право окрепло настолько, что выдержало столкновение с новым влиянием и сохранило свою самостоятельность. Дело ограничилось тем, что рядом с Лангобардами и Римлянами стал третий элемент — Франки, так что с этого времени в Италии действовали рядом, по принципу личной подсудности, три права: римское, лангобардское и франкское,—последнему подчинялись наравне с Франками вообще все вновь пришедшие Германцы. Так, из сборника формул, который был составлен в Павии около 1000 г. и имел в виду довольно смешанное население верхней Италии (кроме Лангобардов и Римлян там селились Франки, Алеманы, Баварцы, Бургунды, Готы), видно, что у пришлых германских племён, несмотря на всё их разнообразие, господствовали в это время одинаковые формы юридических сделок и процессуальных актов,—именно формы салического права. Это последнее обстоятельство показывает, как далеко, в противоположность Италии, простиралась рецепция франкского права в самой Германии. Здесь она охватила собою всё гражданское право и судопроизводство. Инвеститура легла в основание нового развития вещных прав, суд шеффенов. приобрёл господство. Франкское право составило в Германии в течении средних веков источник судебной практики и законодательства и подготовило эту страну к восприятию римского права. стр. 20 II. Римское право в Италии, Франции и Англии в XI—XV столетиях. 1. Преподавание, литература и практика римского права до XII столетия8. § 7. В виду вышеописанного значения римского права нет ничего удивительного в том обстоятельстве, что не только в пределах византийского господства (римская школа, стр. 1) но и за ними это право составляло предмет преподавания. В грамматических школах отрывки его читались наряду с другими произведениями древности (Савиньи); кроме того в Италии существовали особые юридические школы (Фиккер, Фит-тинг). Древнейшею из них была школа в Павии; потом возникла школа в Вероне, наконец—в Нонантоле. В двух первых занимались по преимуществу лангобардским правом, которое получило здесь некоторую теоретическую разработку; в Нонантоле (близ Модены по границе Романьи) преобладал интерес к римскому праву, сила которого наименее утратилась в Романье, где в судопроизводстве сохранялся римский порядок. В смутную для Рима эпоху второй половины IX века Стр. 21 началось падение римской школы, и на её счёт возникла и возвысилась школа в Равенне; здесь тоже римское право стояло на первом плане.—Во Франции не было особых юридических школ, но римское право преподавалось в общих школах. Они процветали под римским владычеством в IV и V вв. и пришли в упадок с покорением страны Франками; однако и тогда об отдельных личностях свидетельствуется, как о знатоках римского права. С Карлом Великим вновь начинается рост школьного дела. В XI в. особый толчок сообщает ему замечательный учитель одной из монастырских школ Нормандии Ланфранк (Lanfrancus), который сам принадлежал к числу юристов (из Павии). Монахи и клирики деятельно занимались юридической практикой и литературой, внося туда римские идеи. Сообщение тех или других юридических сведений ученикам составляло существенный элемент преподавания риторики; и так было повсюду: в Италии, Франции, Англии и Испании. § 8. По одному из мнений (Фиттинг, Стинцинг), не оставленному без возражений (Кон), но тем не менее обладающему большою вероятностью, деятельность названных школ запечатлелась в ряде литературных памятников, большинство которых, следуя этому мнению. принадлежит XI веку9. Сюда относят два учебника; как полагают, остатки одного из них обличают его происхождение от более старого учебника римской школы (стр. 8); другой, известный под именем Брахилогуса или Corpus Legum, — происхождением от XI в. — Сохранились также остатки сочинений, посвящённых толкованию терминов. Пользуясь Институциями и Дигестами и особенно школьными определениями, примыкавшими к Цицерону, авторы этих сочинений толковали римские юридические термины. По предположению, одна из таких работ возникла в Италии около 1070 г., другая во Франции около XI стол.— Потребность ориентироваться в сложной системе римских ис- Стр. 22 ков вызвала общие обозрения исков (de actionum varietae. de natura actionum и т.п.). Известны три сочинения этого рода, происхождением, как думают, от XI века, и из них явствует, что опыты этого рода начались еще до Юстиниана. Одно из них, превосходно исполненное, употреблялось позднее у глоссаторов. — Кроме того существуют отрывки из собрания юридических правил (ragulae iuris), представлявшего не что иное, как выборку ряда таких правил из Юстиниановых Институций. Прежде всего другого юристы варварского мира испытывали необходимость разобраться в обширном и чуждом для них материале римского права, расположить его по группам и в общих правилах найти ключ к его пониманию. Отсюда с самого начала — господство систематической тенденции в литературе,—тенденции, столь чуждой самим римским юристам. Но что этим последним было доступно само по себе, как продукт их казуального творчества, то нуждалось в истолковании и систематической переработке для того, чтобы войти в мировоззрение нового юриста. Сверх перечисленных уцелели ещё, в небольших отрывках, некоторые другие работы, как-то: комментарий на Институции, введение к Институциям, собрание формул, и друг.— происхождением от IX—XI вв. и тесно связанные с Юстиниановой юриспруденцией, Брахилогус или Corpus Legum (изд. Бекингом, 1829) — наиболее замечательный памятник из числа названных. Это—весьма отчётливо составленный учебник римского права, приписанный сначала глоссатору Ирнерию (Савиньи), но, как теперь думают (Фиккер, Фиттинг), возникший в XI в. в Равенне, Риме или Орлеане. В нём излагается юстинианово право с теми видоизменениями в содержании и терминологии, которые существовали в современной практике. По характеру своему Брахилогус близок к туринской глоссе (стр. 8] и глоссе Бревиария (стр. 3). В том виде, как он дошёл до нас, он составляет плод нескольких последовательных переделок и, по видимому, первый составитель его не пользовался Институциями Юстиниана; текст сопровождается
§ 9. В одном из сочинений, посвящённых толкованию терминов, содержатся определения, которые рисуют различные римские институты не так, как они были при классических юристах или Юстиниане, но так, как они могли быть несколько ранее, в эпоху императора Августа или даже Цицерона. Стипуляция изображается совершаемою при свидетелях, подобно сделкам старого квиритского права; интердикт определяется как приказание претора; фидеикоммис—как распоряжение, основанное на доверии завещателя к наследнику, совершённое в обход закона и юридически необязательное; наследство «скатывается» само собою к когнатам и «переносится» к агнатам,—противоположение, как бы идущее от той эпохи, когда в Риме только что разгорелась борьба новых идей со старыми; владение наследством есть наследство, оставленное эмансипированному сыну, и т. п.10 Эти определения представляют двоякий интерес (Фиттинг); во первых, они отчасти проливают новый свет на первоначальную историю помянутых римских институтов, отчасти же подтверждают предположения по этому предмету, составленные на ином основании11; во вторых, они показывают, стр. 24.
§ 10. В Италии влияние римского права на лангобардское сказывалось всё более и более. В школах римское право употреблялось для интерпретации лангобардских законов, так что в результате выработалась смешанная римско-лангобардская догма. С XI века документы, содержащие в себе засвидетельствование сделок, начали писаться на латинском языке, притом несравненно более чистом и свободном от примеси слов нового образования, нежели язык документов позднейшего времени,—что говорит в пользу непосредственного знакомства юриста с римским правом по его источникам. Из документов уже видно совершившееся заимствование некоторых римских институтов (завещание, купля-продажа, судебное признание, restitutio in integrum). В трёх направлениях влияло римское право на лангобардское: оно развивало государственный элемент в судопроизводстве, помогало складываться, сделкам торгового обмена и способствовало свободе посмертных распоряжений. — Сделки совершались по римским формам; это—результат деятельности лиц, которые занимали положение, подобное нашим нотариусам. Однако надо пользоваться с осторожностью подобными документами. Случалось, что составители их употребляли какую либо формулу римского происхождения, вовсе не придавая ей её настоящего смысла; в их устах она имела лишь значение риторической фигуры. В XII в. лангобардское судопроизводство делает значительный шаг на пути своего развития и, по строю своему, приближается к римскому судопроизводству (правила касательно судебного решения).
К XII столетию в стране установилась относительная тишина, окрепла городская жизнь и поднялся вкус к мирным занятиям, в том числе к занятию литературой. Латинский язык по прежнему служил языком письменности, в памятниках классической древности по прежнему видели источник всякого образования; новое течение должно было лишь укрепить эту связь с стариною. Римский мир, — так, как он отразился в его памятниках, для средневекового человека всё был ещё каким-то высшим миром, единственным представителем культуры; с другой стороны, на свой мир средневековый человек смотрел как на продолжение римского, — во всём римском он видел не чужое, но своё, Стр. 26. Средним векам была чужда идея национальной самобытности, которая играла и играет такую роль в наше время; напротив, космополитизм лежал тогда в основе всего движения идей. То, что совершалось в области юриспруденции, служило отголоском общего движения. — Юристы Болоньи, в своём бескорыстном и совершенно искреннем увлечении творениями римских юристов, отшатнулись от всякого самобытного творчества и единственною целью своей школьной и литературной деятельности поставили усвоение римских источников, в их чистом виде; до сих пор римское право интересовало юриста, главным образом, как элемент практической жизни, теперь же оно представило цену само по себе, как высший идеал, как «писанный разум» (ratio scripta),—без отношения к его практической применимости. Легенда, в справедливость которой верили вплоть до XIX века, передаёт, что один профессор теологии попросил «грамматика» Ирнерия в Болонье объяснить значение слова «асс», которое встречается в Евангелии (Матф., X, 29); Ирнерий, вследствие этого, принялся за чтение римских юридических памятников, дотоле будто бы вовсе неизвестных, и так увлёкся их содержанием, что сделал их предметом своего преподавания. Из всего предыдущего изложения видно, что до XII столетия римское право не было совершенною terra incognita: но легенда схватила с характеристической стороны то увлечение, которое столь определительно сказалось в деятельности глоссаторов. Юристы VI—XI столетий, по тем или другим причинам, знали римское право по преимуществу из Юстиниановых Институций и кодекса; у глоссаторов главным предметом изучения стали Дигесты. Именно в Дигестах более чем в каком либо другом памятнике древности выразился истинный характер римской юриспруденции; именно в них отразилась живая сторона права с её многообразным конкретным содержанием— в них наиболее сказалась та необыкновенная живость мысли, которая отличала всё римское юридическое творчество (л., § 196). Из Дигест пахнуло на глоссаторов свежестью, — свежестью, которая должна была подействовать особенно обаятельно в то время, когда господствующее течение Стр. 27 погружало мысль всё более и более в рутину схоластики. Обаяние этой свежести глоссаторы умело передавали своим ученикам; слава Болонской школы распространялась с возрастающею силою и собирала в неё слушателей со всей Европы. В 1200 г. в Болонье числилось десять тысяч слушателей права, сошедшихся туда со всех концов Европы. Если глоссаторы не были еще настоящими представителями "возрождения", то во всяком случае они были его предвозвестниками. В юриспруденции же с их появлением произошел решительный переворот; она приобрела в римском праве идеал строго определённого характера, но за то отрешилась совершенно от самобытного творчества. § 12. При всей обаятельности своего содержания Дигесты, равно как и другие части Юстинианова законодательства, были однако изложены таким языком, который и по своей относительной древности, и особенно по своей отвлечённости не был вполне доступен заурядному слушателю права в XII веке. Болонские профессоры задались, как главною задачею своей деятельности, — снабдить текст источников соответствующими толкованиями или глоссой (glossa) и тем переложить его на язык своего времени, сообразно с понятливостью этого времени; отсюда произошло и самое имя глоссаторов. Говоря строго, подобные толкования были известны и прежде (стр. 8, 22 сл.) но слово «глосса» вошло в употребление лишь с глоссаторами. Глосса писалась ими между строк текста и на полях. Между строк помещались краткие замечания, поясняющие смысл того или другого непонятного слова или термина; на полях излагались более подробные замечания. В них глоссаторы старались установить верное чтение текста,—текст, установленный ими, известен под именем Вульгаты (vulgata); далее глосса поясняла трудные места источников примерами или казусами,—что составляло также предмет особых сочинений, названных casus; наконец глосса указывала, по данному случаю, все другие места текста, в которых говорится о том же, о чём речь идёт в данном месте его. Эта последняя часть глоссаторской работы представляет особенный интерес. Здесь вновь мы встречаемся с систематизирующею стр. 28 тенденцией (ср. стр. 22), — с потребностью собрать вместе однородный материал, разбросанный на всём пространстве Дигест. Многие места, говорившие об одном и том же, глоссаторы приводили в определённое соотношение; одно место признавалось за подтверждение другого, или же одно выводилось из другого как его следствие, или же два места, взаимно пополняющие одно другое, объединялись в общем правиле. Противоречивые места толковались так, чтобы устранить самое противоречие. Как вся глосса представляла собою аналитический приём, так тот же приём господствовал в толковании противоречивых мест. Глоссаторы стремились разъединить противоречивые места, каждому из них отвести свою область применения, другими словами показать, что самое противоречие есть мнимое и что каждое из противоречивых постановлений может быть удержано без помехи для других. Позднее (у комментаторов, § 15) систематизирующая тенденция при экзегезе сказалась ещё в том, что в области каждого учения юрист искал прежде всего основное место (locus); так назывался какой либо фрагмент из Дигест, который принимался за исходный пункт для всего учения, Под пером глоссаторов укрепилось окончательно то отношение к памятникам римского права, которое должно существовать относительно каждого действующего законодательства, но которое помешало вполне верному пониманию этого права. Как известно, Юстинианова кодификация (corpus iuris) не содержит в себе гармонически цельного учения, и её содержание не принадлежит одному автору или одному времени. Обширность материала, который находился в распоряжении компиляторов при составлении сказанной кодификации, и относительная быстрота их работ, а также, может быть, и некоторое механическое отношение их к своему делу не дозволили им заметить все противоречия, которые в кодификации попадаются довольно часто. Но от человека XII века была далека историческая точка зрения; по характеру своего мировоззрения он не замечал и не подозревал исторических изменений в жизни и праве. Совершенно искренно глоссатор признал идеалом своего времени право, которое было написано шесть веков стр. 29 до него у другого народа и при других условиях13; столь же искренно он верил в полную внутреннюю гармонию этого права, не подозревая возможности противоречий в нём, и каждое видимое противоречие старался устранить путём толкования. Этою стороною своей деятельности глоссатор принадлежал вполне средним векам. Он преклонялся пред римским правом, как пред высшим авторитетом, и не помышлял о какой бы то ни было критике его. Из сказанного проистекало двоякое искажение римского права. Во первых, казуальные решения римских юристов, действительно противоречивые, истолковывались как согласные, причём неизбежно страдал самый смысл решений; во вторых, общие правила римских юристов (regulae iuris), как известно, очень часто содержавшие лишь односторонние и недостаточно продуманные обобщения и потому противоречившие и между собою, и с отдельными казуальными решениями (л., стр. 483), истолковывались так, как будто бы они были непогрешимыми истинами, и получали значение, которое не соответствовало их истинному смыслу. Мы видели, что и прежде обще правила служили предметом особых сборников (стр. 22); теперь такие сборники, под именем brocarda, приобрели особое значение. Общие правила (regulae iuris), извлечённые из текста источников, располагались в них в некотором порядке и сопоставлялись между собою. В источниках римского права сохранились нормы и деления, которые имели только исторический интерес. Сами римские юристы показали пример догматизации таких переживаний, т.е. они представляли их как нечто, обладающее современным значением и искали основание их в условиях современной гражданской жизни. Ещё далее по этому пути пошли глоссаторы. Так, они догматизировали
§ 13. Ирнерия называют как первого глоссатора; его литературная работа — достаточно высокого качества. После Ирнерия в истории школы следует некоторый тёмный промежуток; этому времени принадлежит, может быть, сочинение неизвестного имени и неизвестного автора, которое заключает в себе расположенное в некоторой системе пояснение римских юридических терминов (издано Коном)16. В середине XII века появляются «четыре доктора» (quartuor doctores): Яков (+ 1178), Гуго + 1166), Мартин Гозиа и Булгарь, по прозванию os aureum (+ 1166). Из них двум последним принадлежало особое значение. Булгарь был склонен к формализму; напротив М. Гозиа имел склонность к суждению по справедливости (aequitas) и в некоторых случаях не понимал даже необходимости того формализма, который обусловлен нуждами гражданского оборота. Так, римское право (императ. постан. конца V века давало приобретателю собственность на вещь, купленную им у казны, — даже если сама казна не была собственницей этой вещи; Гозиа полагал, что правило это ограничивается случаем, когда казна добросовестно (bona fide) продала чужую вещь за свою. В римском праве владелец чужой вещи, для погашения издержек, сделанных им на вещь, имел лишь эксцепцию, которую он должен был про- . Стр. 32 тивопоставить виндикации собственника (л., стр. 511); Гозиа предоставил владельцам особый иск для этой цели. Последователи Гозии и Булгара образовали два направления: gosiani и bulgarini. В конце XII столетия глоссаторская школа достигла высшей точки своего развития в лице Плацентина (+ 1192), по видимому ученика Мартина. Он был наиболее оригинален из среды всех глоссаторов,—хотя вообще в средние века не приходится говорить о большом развитии индивидуальностей. Тонкий диалектик, Плацентин отличался способностью к пониманию отвлечённых сторон своего предмета. Систематизирующая тенденция одержала под его пером новый успех, именно, начиная с него получил особое распространение род сочинений, известный под именем суммы (summa). С тех пор сумма сделалась весьма любимым способом изложения у глоссаторов. Над суммой глоссаторы работали без различия направлений. Знаменитейшую сумму оставил Ацо (+ 1230), ученик Бассиана, который в свою очередь был учеником Булгара и современником Плацентина. Сумма Ацо отличается наиболее детальною разработкою отдельных институтов. Сумма передавала содержание какого-либо римского памятника в порядке его титулов; но в пределах каждого титула мысль двигалась уже свободно, подчиняясь требованиям правильной систематики, так что в конце концов сумма была свободною передачею содержания памятника, в порядке его главных подразделений. По поводу каждого титула, служащего предметом объяснения, автор суммы старался обыкновенно собрать вместе все определения Юстинианова законодательства, относящиеся к данному предмету и излагал их в правильном порядке, начиная с объяснения главных понятий и переходя постепенно к частностям; местами выказывалось также желание привести отдельные титулы в связь, более крепкую, нежели та, которая была сообщена им юристами Юстиниана и таким образом систематизирующая тенденция пыталась переступить за тесные пределы отдельного титула.—Прогресс анализа и отвлечение составлял оборотную сторону прогресса систематики. В сумме мы находим, например, попытку отрешиться от процессу- Стр. 33 альнаго воззрения на право, — воззрения, которое имело значение у римских юристов благодаря особенностям исторического образования их права (л., стр. 188 и 485), но которое потеряло это значение, как скоро римское право предстало пред юристом в законченной форме готового кодекса. Глоссаторы полнее, нежели римские юристы, различили правовое отношение и иск, который охраняет его; в определении каждого отдельного права первенствующее значение было сообщено первому моменту, об иске же говорилось как об общем средстве для защиты различных прав17. От глоссаторов же между прочим ведёт своё начало термин: право в вещи (ius in re) или, как мы говорим теперь, «вещное право»—противоположение обязательства; римские юристы говорили о вещных и личных исках, глоссаторы заговорили о вещных и личных правах. Глоссаторы довершили выработку общего понятия договора, начатую римскими юристами (ср. л., стр. 531, 602). Не изменяя римского порядка, по которому простое соглашение (consensus, pactum) рождало обязательство Стр. 34 лишь в определённых случаях (купля-продажа, наём, товарищество, мандат, конститут и др.)-, глоссаторы сложили однако такое общее понятие договора, при котором выяснилось и всё практическое значение этих случаев, столь распространенных в гражданском обороте, и весьма условный характер римского правила: простое соглашение не родит обязательства. Именно в сумме возникла классификация договоров, которая объединила в одном. общем определении римские формы контрактов (contractus-pactum) и основывалась на различии их юридического действия18. Там находится также начало общего преобразования системы, которое усовершенствовало порядок Институций19, и далее — не лишённая интереса попытка определить особенности юридического отношения к фактам жизни, а равно особенности юридического толкования закона и сделок20.—Так первый решительный шаг в деле усвоения чуждого права повлёк за собою развитие систематики и отвлечения. По мере того, как росла литературная работа, сказывалась необходимость в компилятивных обозрениях достигнутых результатов. Таковыми явились сочинения, названные apparatus21, Здесь собиралась и приводилась в общую связь Стр. 35
глосса, написанная на данный титул или на ряд титулов. Венец компилятивной работы свершил флорентиец Аккурсий (+ 1260). Подражая, может быть, составителю общей глоссы (glossa ordinaria) на декрет Грациана, — основной памятник канонического права,— Аккурсий составил сводную глоссу на юстинианово законодательство (glossa ordinaria,magistralis22). В основание этого обширного и с достаточною тщательностью исполненного труда легли многочисленные глоссы и суммы предшественников Аккурсия, особенно работы его учителя Ацо. Глосса Аккурсия вытеснила из обращения работы отдельных глоссаторов и стала первостепенным источником дальнейшей литературной разработки римского права. Приводя чужие глоссы, Аккурсий по большей части не обозначал имён их авторов; а так как до нашего времени из предшествующей литературы дошло очень немногое, то мы, благодаря Аккурсиевой компиляции, лишены возможности проследить, историю глоссы в её последовательном нарастании. Из четырёх составных частей Юстинианова законодательства Институции были глоссированы вполне, в Дигестах без глоссы было только два места23; более пробелов глоссаторы оставили в кодексе и новеллах. Ирнерий, четыре доктора, Плацентин, Ацо и Аккурсий— славнейшие представители глоссаторской школы. Достойны упоминания ещё магистр Вакарий (ок. 1144) и Рогерий (ок. 1162). Всех известных имён — несравненно более; о сорока семи глоссаторах можно было бы сообщить те или другие биографические сведения (Савиньи). § 14. По мысли глоссаторов, Юстиниан был величайший и единственный законодатель; немецкие императоры — преемники Юстиниана и потому юстинианово законодательство— единственное в пределах немецкой империи. При всём том глоссаторы не задавались однако, как непосредственною своею целью, применением римского права в современном им правосудии; они ограничивались изучением и преподаванием
этого права, почему их и называют «теоретиками». Притом глоссаторы были провозвестниками чисто-римской доктрины. Они не ставили своих толкований в зависимость от канонического права и по большей части даже не знали его; в средневековом мире, проникнутом со всех сторон церковными отношениями, они явились представителями светской юриспруденции. Самую обязательность римского права, как законодательства, глоссаторы основывали, как мы видели, на авторитете светской власти. Идеям германского происхождения, которые коренились в народно-судебном обычае, точно также не сообщалось предумышленно никакого влияния на глоссу; но кое-где это влияние должно было отразиться незаметно для самих глоссаторов. Сильнее сказалась их связь с теми практическими элементами жизни, которые определялись сложившеюся государственною жизнью. Немецкие императоры признавались за преемников римских императоров, и потому новые императорские постановления глоссировались на ряду с римскими; феодальные поземельные отношения в самом своём основании были переплетены с римскою системою права собственности, и глоссаторы не оставили без внимания феодального права и романизировали его.—В конце концов школа всегда влияет на жизнь; так случилось и с глоссаторами. В конце XI века, при самом зародыше глоссатор-с кого направления, произошло соединение части ломбардских земель с частью бывших византийских владений (в том числе округа Болоньи) под скипетром Матильды Тосканской (+ 1115); юристы из Болоньи: Пепо, Ирнерий и др. явились при дворе Матильды и в её судах в качестве советников и судей. В самой жизни совершался поворот, который двигал её на встречу римскому праву. В городах верхней Италии с упрочением мира и с увеличением благосостояния населения развились отношения по обязательствам, — возникла потребность в юридической регламентации соответствующих сделок, Римское право содержало богатые указания по этому предмету; как в начале средневековой жизни оно помогло урегулировать отношения по частной недвижимой собственности, может быть, впервые встреченной пришедшими германцами в стр. 37 пределах Италии, так теперь ему предстояло содействовать регламентации движимой собственности и образованию нового обязательственного права. Юридические нормы, даже при непосредственно сказавшейся нужде в них, не даются сами собою человеческому уму; их надо измыслить,—и всегда представляется более легким заимствовать подходящая чужие постановления, нежели додумываться до своих. При вышеуказанных обстоятельствах каждая попытка глоссатора провести в жизнь излюбленное римское право должна была встретить с её стороны радушный приём,— а недостатка в подобных попытках, конечно, не было.—-Сами глоссаторы не уклонялись совершенно от участия в правлении и правосудии; их многочисленные ученики предназначали себя непосредственно для практической деятельности и разносили по всей Европе римские идеи. За пределами Италии возникли новые школы, основанные глоссаторами: магистр Вакарий переправился в 1144 году в Англию, где основал университет в Оксфорде; в 1160 г. Плацентин основал юридическую школу в Монпедье, во Франции, и в числе преподавателей её называют также Ацо24. III. Влияние римского права на практику. (1/2 ХІІІ—XV стол.). § 15. В Италии решительное влияние римского права на судебную практику началось с конца ХII века; глоссаторский взгляд на значение Юстинианова законодательства перешёл в суды, и в судебном сословии образовалось сознательное Стр. 38 стремление к возведению римского права на степень главного источника. Институции, Дигесты, кодекс и новеллы рассматривались как настоящий закон.—Во второй половине XIII столетия casus (стр. 27) стал особенно распространённым видом сочинений; в видах вящего пояснения отдельных мест из римских источников авторы предлагали распространенное изложение соответствующих казусов. Уже это обстоятельство обнаруживает существование практической тенденции по отношению к римскому праву; такой способ пояснения его источников представлял интерес именно в тех видах, чтобы пропагандировать его в судебных кругах. — Самый текст римских памятников всё ещё был мало доступен для заурядного юриста и римское право познавалось чрез посредство глоссы. И в литературе XIII в., не блиставшей талантами. и в практике глосса составляла предмет изучения: поклонение авторитетам, столь характерное для средневековой мысли, проникло и в юриспруденцию. Глоссаторы составили неприкосновенный авторитет для их последователей. «Думаешь ли ты, что глосса хуже тебя понимает закон»?,—так было бы отвечено каждому, кто вздумал бы тогда сослаться не на глоссу, но на своё личное понимание закона.—Так как текст римских сборников был известен чрез посредство глоссы, так как на авторитете глоссаторов покоилось самое доверие к римским постановлениям, то само собой установилось, что римские сборники применялись на практике вообще в тех пределах, в которых они были глоссированы, хотя лишь в XVIII стол., в Германии, формулировали точное правило: чего не признаёт глосса, того не признаёт и суд (quicquid non agnoscit glossa, nec agnoscit forum25). С наступлением XIV столетия в литературе складывается деятельность комментаторов (также post-glassatores, scribentes26). Толкования, которые разъясняли глоссу, разрослись под их пером в обширнейшие сочинения. Впрочем рабскому покло- Стр. 39 нению глосс приближался конец. Непосредственная цель комментаторов состояла в том, чтобы обратить римское право в закон, исключительно действующий в судах. Они были заняты мыслью—подчинить римским нормам отношения современной жизни; отчасти не преднамеренно, отчасти с полным сознанием совершаемого, комментаторы извращали истинный смысл римских норм, желая сделать их вполне пригодными для разрешения споров нового происхождения. Римское право, в его чистом виде, еще достаточно ясном для глоссаторов, не охватывало многих из отношений новой жизни; но самостоятельное творчество уже погасло в юриспруденции и она была не в состоянии для таких отношений выработать свои нормы самостоятельным путём. Юридический идеал должен был войти в компромисс с действительностью и из компромисса вырабатывалось право, по имени и по теоретической окраске—римское, по практическому значению своему современное. Своеобразное разделение виндикации на v. directa и v. utilis, особое понимание эмфитевзиса в связи с игнорированием добросовестного владения, создание нового понятия двойной собственности (dominium directum, d. utile),—всё это извращение римских идей, предпринятое в видах юридической конструкции на римский лад феодальных отношений, извращение, известное уже глоссаторам (стр. 30), представляет лишь один из многих примеров этого рода, хотя, надо сказать,—пример наиболее крупный. Далее стипуляция не отличалась строго от консенсуальных контрактов; две формы защиты владения в области наследственного права,— interdictum quorum bonorum и missio Hadriana, —слились в один институт (Einsatz27), и т. п. «Большое число институтов германского права, практическое значение которых не- стр. 40 могло оспариваться теоретиком-романистом, было подведено под учения римского права, на вид родственные или аналогичные, и, по меньшей мере, снабжено римскими именами и исками»28. Было бы ошибочно по поводу такого тенденциозного толкования распространяться о «ненаучном» направлении комментаторов; наше различение «научного» и «ненаучного» вообще не применимо к тому времени, комментаторы же, оставаясь на практической почве и преследуя практические цели, поступали вполне последовательно.—В связи с тенденциозностью толкования стояло и то обстоятельство, что комментаторы, в отличие от глоссаторов, привели римские нормы в связь с каноническим правом и местным законодательством.—Практическое значение комментаторов было громадное. Постепенно складывалось по разным вопросам «общее мнение учёных» (communis opinio doctorum), получившее обязательную силу в судах. Чино (Cinus, +1333), Бартоль (+ 1357) и Бальд (Baldus de Ubaldus + 1400)—вот славнейшие из числа ста тридцати шести имён этой школы (Савиньи). Систематический талант Балда высказался между прочим в том, что он установил в Дигестах сто основных мест (стр. 28). Первенство между всеми комментаторами принадлежало Бартолу, умершему на сорок четвёртом году от рождения; ни один из юристов средних веков. не мог бы сравниться с ним в своей славе. «В Испании долгое время его мнения имели обязательную силу на основании самого закона; то же было и в Португалии, где его комментарий был переведён на национальный язык. В юридической школе Падуи была учреждена особая кафедра под названием lectura textus, glossae et Bartoli. Источник этой славы заключался в том обаянии, которое Бартол производил на своих слушателей: Падуа, Пиза и Перуджиа (может быть, также Болонья) были местами его преподавательской деятельности. Помимо личных дарований, такое обаяние должно было обусловливаться тем важным обстоятельством, что Стр. 41 Бартоль дал толчок казуистике и при разрешении юридических казусов с необыкновенным искусством применял диалектические приёмы. Влияние диалектики на юриспруденцию возникло во Франции,— главном седалище средневековой диалектики; в Италию это влияние принёс оттуда Яков из Рувиньи, (+1296), учитель Кина, который, в свою очередь, был учителем Бартола. Обращение к диалектике было со стороны юристов неизбежною данью времени, но вместе с тем оно составляло до некоторой степени неизбежный результат всего предшествующего развития юриспруденции. История этой последней, начиная с первого вторжения германских варваров в пределы римской империи и кончая тем временем, о котором мы говорим теперь представляла шаг за шагом постепенное падение самостоятельного юридического творчества и возрастающее подчинение юристов кругу понятий, так или иначе основанных на римских воззрениях. Римский юрист создавал свои нормы по мере роста действительных отношений; средневековой юрист в конце концов пришёл к такому положению, когда все разнообразие действительных отношений он должен был подвести под готовые понятия или, точнее, — из готовых понятий вывести все разнообразие действительных отношений. Диалектика явилась в этом случае на помощь и на первых порах оказала юристу несомненную услугу. Но с течением времени её роль изменилась. Подчиняясь общему духу времени, юрист обратил диалектические упражнения в непосредственную цель своей литературной деятельности и юридическая литература приобрела тот формально-схоластический характер, который отличал движение средневековой мысли. Таковою именно стала юридическая литература Италии в XV веке. жүктеу/скачать 0.71 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|