Муромцев С. Рецепция римского права на Западе


Об искусственном воззрении на право



бет8/10
Дата18.07.2016
өлшемі0.71 Mb.
#207393
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Об искусственном воззрении на право

Юридическое воззрение на право есть воззрение искусственное, условное; оно приписывает ему такие свойства (напр., передаваемость), которых право на самом деле не имеет и иметь не может (л., гл. XXIII). Потому, когда речь идёт о


Стр. 132
каком-либо свойстве права, всегда надо означить—понимается ли право так, как оно есть на самом деле, или — так, как оно принимается в юридическом воззрении. Этой двойственности не замечали догматики; но самая двойственность влияла на их суждения и служила источником споров, которые не имели бы места при различении условного и реального существа права. Таково происхождение спора по вопросу, прилагается ли преемство (сукцессия) к обязательствам, или по вопросу о существе корреального обязательства и друг.74
О С о Б Е Н Н А Я Ч А С Т Ь Гражданского П Р А В А.
§ 41. Назначение «особенной» части гражданского права состояло в том, чтобы изложить одно за другим учения об отдельных гражданских правах. Основной вопрос касался системы такого изложения или, что то же, классификации самых прав. Классификация была построена на различении наиболее ярких внешних признаков, без прямого отношения к общему значению институтов в гражданской жизни и в гражданском обороте. Прежде всего различались две обширные группы прав — на основании того значения, которое им принадлежит в жизни отдельною лица; права, установляемые при жизни лица, и права—на случай его смерти или возникающие из отношений по наследованию. Далее первая, наиболее обширная группа прав делилась на категории по объектам; права вещные права по обязательствам, права семейственные. Потом следовали деления по объему полномочий, которые содержатся в каждом из прав; так, среди вещных прав различались: право собственности, владение и разнообразные права в чужой вещи (сервитуты, суперфиций, эмфитевзис, залоговое право). Права по обязательствам различались прежде всего по способу их установления (обязательства из договоров, из преступлений и т. д.), а потом уже—по объёму полномочий. В дальнейших подразделениях приходилось останавливаться на более мелких признаках. Так, напр., спо-
Стр. 133

собы установления права собственности подразделялись на односторонние и двусторонние, далее—на связанные с овладением вещью и на ведущие к собственности на неё без её овладения и т. д

Эта классификация не была изобретением догматиков исторической школы. Её явственные зачатки находились уже в институционной системе римских юристов (л., стр. 458), а постепенное усовершенствование её составляло дело систематиков XVI—XVIII столетий; догматикам XIX века пришлось сообщить ей окончательную отделку.—Достоинство её состояло в её простоте, которая обеспечивала всей системе быстрое усвоение со стороны учащихся; но научные интересы ею не удовлетворялись. Научная классификация гражданских институтов и основанное на ней их систематическое расположение должны быть построены на изучении их реальной связи или генезиса. Каждый институт происходит и существует как средство удовлетворения тех или других потребностей гражданской жизни или гражданского правосудия, а потому практическая роль института определяет и его положение в системе. Этот критерий — одинаков и для историка, и для догматика. Но историк права, по отношению к каждому отдельному периоду, должен руководиться лишь действительною ролью института в каждое данное время; напротив догматик, согласно с общим характером своего исследования, имеет право внести в систему, как вообще в догму права, нечто от себя, располагая и оттеняя институты сообразно той роли, которую они, в силу того или другого справедливого критерия, должны играть в гражданской жизни и гражданском правосудии ближайшего будущего.

Немногих указаний достаточно для заключения о том, какие важные стороны гражданских институтов упущены без внимания господствующею систематикой, благодаря её формальному характеру. Формы общего обладания имуществом составляют тот коренной тип, от которого в прошедшем произошли формы индивидуального обладания и которые в настоящем и будущем должны служить противовесом крайностям этого последнего. Между тем формы общего обладания вовсе не были


Стр. 134

сопоставлены вместе и разбрасывались по самым разнообразным отделам системы. Права по соседству не излагались совсем или же о них сообщалось в главе о собственности; сервитуты составляли особую рубрику в отделе прав в чужой вещи; учение о товариществах стояло в отделе обязательств, а близкие к товариществам корпорации фигурировали в общей части, в учении о субъектах права; учение о вещах, состоящих вне гражданского оборота, помещалось то в общей части, то в системе вещных прав. Общая сторона всех этих институтов была вовсе упущена из виду (ср. л., стр. 632 сл.). Гражданское право излагалось так, как будто бы оно представляло только формы индивидуального обладания. Во главе особенной части помещалось право собственности, как главный представитель такого обладания; но принцип исключительного обладания вещами, выражаемый собственностью, не был сопоставлен с непосредственно связанным с ним принципом свободы договора, а с другой стороны, точно так же не сопоставлялись между собою ограничения обоих принципов (ср. л., стр. 627). Разъединяя сродное между собою, догма соединяла разнородное в общие группы. К числу таких групп принадлежит, напр., группа прав в чужой вещи (iura in re aliena), где столь различные по своему историческому происхождению и практическому значению институты, каковы сервитуты, эмфитевзис, суперфиций и залоговое право соединялись в одно целое. Было бы правильнее рассматривать сервитуты, как форму общего обладания имуществом, о залоговом праве говорить в связи с обязательствами, а об эмфитевзисе и суперфициесе, которые составляли исключительную принадлежность оборота так наз. юридических лиц, трактовать вместе с этими последними.— Важную погрешность господствующей систематики составляет наконец то обстоятельство, что не сделано никакой попытки к освещению и группировке материала с точки зрения двух основных принципов развитого гражданского оборота: индивидуализма и формализма (л., гл. XX и XXI), и что вспомогательные институты (л., стр. 539) не противоположены основным институтам.


Стр. 135

ЗАЧАТКИ НАУЧНОГО ПРАВОВЕДЕНИЯ


УЧЕНИЕ О ВЛАДЕНИИ

(Ромка со Смерчем довольно потирают лапки…ну, наконец–то владение!)


§ 42. Из учений особенной части заслуживает внимания учение о владении. С лёгкой руки Савиньи владение стало любимейшим предметом догматического исследования; уже в 1865 году было известно 158 сочинений и статей о владении. В отличие от других институтов, здесь исследовали не только, что такое владение, но также,—почему владение защищается. Владение являло из себя чуть ли не единственный институт, в учении о котором такой вопрос стоял на первом плане. Таким образом догма как бы близилась к тому, чтобы определить практическое значение владения; но вместе с тем и в этом случае она обнаруживала свои обычные несовершенства.

Гражданско-правовая власть защищает тот или другой институт, как скоро сознает его полезность для гражданского оборота или правосудия, т. е. его способность удовлетворить тем или другим потребностям, не выходящим за границы ведения гражданского права. Это сознание и есть ближайшее основание юридической защиты института. Но сознаваемая полезность может быть или мнимою, или же действительною, в той или другой степени осуществляемою на деле. В первом случае, т. е. когда защита института основана на мнимой его полезности, более или менее продолжительное существование его, в качестве живого элемента действующего правового порядка, возможно только при том условии, что институт окажет другую пользу, хотя от него не ожидавшуюся, но настолько важную, что сознание её побудить гражданско-правовую власть оставить институт в его силе. Так выдвигается на первый план новое основание защиты, первоначальное же основание её отодвигается в область прошедшего. Во втором случае, т. е. когда с самого начала защита института основана на действительной его полезности, к этой последней могут присоединиться ещё некоторые другие полезные действия института; признание их создаёт, в подкрепление главному основанию, вторичное основаниё юридической защиты института.


Стр. 136
Степень каждого из полезных действий, как первоначального, так и последующих, может с течением времени изменяться; точно так же может изменяться и значение, которое гражданско-правовая власть придаёт каждому из полезных действий,— и в результате возможно более или менее медленное, частное или полное изменение оснований защиты, сопряженное с меньшим или большим изменением самого института. Таким образом основание юридической защиты института, которое существует в периоде, значительно отстоящем от момента его первоначального происхождения, может быть иным, нежели оно было в этот самый момент.— Это обстоятельство упускалось из виду исследователями владения. Говоря об основании юридической защиты владения в римском праве, они приступали к вопросу так, как будто бы заранее следовало ожидать, что существовало лишь одно такое основание и что во все времена оно оставалось неизменным. Самая природа «основания» понималась не в истинном её смысле. Изыскания направлялись не столько к тому, чтобы определить, в чём состояла полезность владения, сколько к тому, чтобы свести защиту владения на какой либо, хотя бы достаточно отвлечённый принцип, который на самом деле оказывался одинаково важным как по отношению к владению, так и к другим институтам и, следовательно, ничего не объяснял собственно относительно владения. Так сказывался формально-логический характер догмы.—По мнению Савиньи, владение защищается не потому, что оно само по себе, есть нечто правовое, но потому, что нарушение владения представляет собою явление неправомерное; нарушение владения есть гражданское преступление (деликт) и как таковое вызывает реакцию со стороны права. По другому учению, нарушение владения есть посягательство на земский мир и потому защищается самое владение (Рудорф). Однако про каждое другое право можно было бы сказать, что его самовольное и особенно насильственное нарушение есть гражданское преступление или посягательство на земский мир и это, само по себе достаточно справедливое замечание, не объяснило бы ничего касательно происхождения института. По третьему воззрению, в
Стр. 137

предыдущем учении высказана та верная мысль, «что в гражданской жизни не должны иметь место самоуправство и произвол, но, напротив, каждый, кто считает себя в праве требовать чего либо от другого, должен осуществить своё требование в предписанной правом форме». Сообразно этому искать основания владения значит, будто бы, впадать в такую же ошибку, в какую впадала естественная философия, когда она в природе собственности, договора и государства искала основания юридической необходимости этих институтов; относительно всех институтов существует только условная необходимость: было бы невозможно установить в обществе справедливый порядок, если бы не были признаны право собственности, обязательность договоров и необходимость власти. Точно так же и защита владения есть общее условие существования прочного порядка в обществе, и владение, как правовой институт, достаточно объясняется этим положением (Рейн-гольд Шмид). Таким образом ложный приём, положенный в основу исследования, привёл в конце концов к тому, что пришлось уклониться от самого исследования. В самом деле, нет сомнения, что если какой либо гражданский институт существует века и тысячелетия, то это происходит оттого, что он составляет необходимое условие гражданского порядка. Но это не исчерпывает вопроса; напротив,—дает лишь повод к нему. Спрашивается, почему такой то институт есть необходимое условие правильного развития гражданского быта? Это почему плохо разъясняется двумя первыми из вышеизложенных теорий (Савиньи. Рудорф); оно вовсе игнорируется в третьей теории (Шмид), происходящей однако непосредственно от двух первых.—К подобному же игнорированию пришла другая, не менее важная группа теорий, посвящённых владению. Эта группа образовалась уже под влиянием философского учения Гегеля. «Воля», которая благодаря Гегелю, получила в праве первенствующее значение, послужила источником для объяснения владения. Учили, что владение есть выражение воли во вне, что воля составляет основной принцип гражданского права, что воля, как таковая, и следовательно, выраженная во владение, достойна защиты. (Ганс, Брунс и друг.)- Более точно


стр. 138
было изложено учение, в котором место "воли" было уступлено «личности». По этому учению, в защите всех прав защищается личность. Но во владении она охраняется непосредственно, тогда как другие права имеют к личности только посредственное отношение. Во владении предметом права служит сама воля, личность; в других правах личность выражается посредственно в посторонних объектах (Пухта). Переводя эти мысли на наш язык, получаем, что защита других прав вызывается особенными, им свойственными интересами; защита же владения обусловлена непосредственно интересами личности. Но такой взгляд смешивает субъективную неизвестность о мотиве владения с объективным отсутствием мотива. Личность, в том смысле как она употреблена в приведённом учении, не представляет чего либо самостоятельного от отдельных гражданских интересов, а есть не что иное, как полная их совокупность. Когда основание института предполагается известным или не возбуждает вопроса, тогда дают институту обособленное положение; когда же мотив института служит предметом неразрешённого вопроса, тогда готовы усматривать его просто в «личности». «Право личности» является не какою либо самостоятельною сферою, а общим (сладом материала, ещё не разобранного по отдельным сферам. Относить владение в область «прав личности» значит не объяснять его, но, напротив, отказываться от какого либо определённого объяснения.
Стр. 139
IX. Современная юридическая литература в её отношениях к римскому праву.
§ 43. Современная литературная разработка римского права совмещает в себе, в той или другой степени, все формы, которые образовались в продолжении долгого периода развития от времён падения западной римской империи до наших дней.

Наиболее старым формам, сложившимся до девятнадцатого столетия, принадлежит, понятно, наименьшее значение.

Литература варварского времени (VI—ХІ стол.), состоявшая из учебников, писанных по образцу Юстиниановых Институций, различных толкований и слабых опытов систематического обозрения предмета (§ 3 і. f., § 8), литература рецептивного характера, посвящённая исключительно передаче римских постановлений, была с наступлением XII столетия всецело поглощена работою глоссаторов (§§ 11—13), которая далеко превзошла её и своею полнотою, и относительною глубиною. Живая связь соединяет наше время с глоссаторами. Романисты нашего времени постоянно пользуются результатами той сизифовой работы глоссаторов, которая по бесчисленному множеству вопросов сопоставила вместе отдельные, однородные по содержанию, места римских памятников; романисты нашего времени беспрестанно повторяют принадлежащие глоссаторам толкования отдельных мест, почему-либо представляющих затруднения для понимания; нередко они следуют за глоссаторами даже в области общих понятий определений.—Комментаторы (§ 15) внесли в разработку римского права практическую тенденцию и дали широкий простор диалектике; это направление повторилось в грубом виде в Германии, в форме «популярной» юридической литературы (§§ 23, 24), и приобрело
Стр. 140

более стройный вид в позднейший период, известный под именем usus modernus (§ 29). В наше время практическая тенденция отступила на задний план; с каждым годом самостоятельное юридическое творчество делает новые успехи и если, по временам, римские понятия и постановления перетолковываются в смысле, наиболее подходящем к нуждам современной гражданской жизни, то это более—остаток старой, вымирающей привычки, нежели плод какого-либо живого и прогрессирующего стремления. Но что касается до другого дара тенденциозной юридической литературы старого времени, — до диалектики, то диалектика составляет и, в своём лучшем значении, должна составлять существенный элемент современной юриспруденции. Догма права не может получить своей полноты и целостности без диалектики, и задача догматика заключается, в этом случае, лишь в том, чтобы диалектический элемент не был развит в излишке, в ущерб реальному основанию догматических обобщений. Знаменитые «Пандекты» Георга Фридриха Пухты—классический образец догматической разработки с точки зрения диалектики; и если, в сравнении со многими последующими работами, эти «Пандекты» проигрывают в отношении реализма и жизненной правды, то никто из последующих писателей не дошёл ещё до такого великого мастерства в применении диалектических приёмов, каким владел Пухта.

§§ 44. Филологическая разработка римских памятников, развившаяся под влиянием Возрождения (§§ 27 и 28), продолжалась и продолжается в нашем столетии с новыми успехами; начатки исторического исследования, возникшие под тем же влиянием, получили широкий расцвет в трудах исторической школы. До сего времени историческая школа образует основной элемент юриспруденции; тип исторического и догматического исследования, как бы он ни обозначился в трудах исторической школы, служит основным типом юридического исследования вообще, и в особенности—по отношению к римскому праву. Но в течении столетия этот тип постепенно усовершенствовался под влиянием весьма разнообразных направлений мысли и течений жизни.

Стр. 141


Сначала остановимся ещё раз собственно на исторической школе. Учение Савиньи о происхождении права,—учение о том, что право составляет продукт закономерной народной деятельности, что оно, постоянно двигаясь и развиваясь, отличается национальным характером и внутри себя представляет строгий порядок (стр. 102),—это учение определило всё дальнейшее направление научной работы; но вместе с тем почва, не вполне подготовленная к быстрому усвоению отвлечённых и широких задач, оказала и своё тормозящее воздействие. Три обстоятельства заслуживают в данном случае особого внимания: продолжавшееся господство практической тенденции, неподготовленность исторического материала и влияние окружающей философской среды.—Практическая тенденция—стремление искать в научных истинах не более, чем нужно для непосредственного удовлетворения практических нужд—ещё сохраняла свою силу. Научные обобщения Савиньи понимались как практические принципы, которые предписывали консервативную сдержанность в деле гражданского законодательства, дабы не нарушить «естественного» течения жизни,—и во всяком случае ими пользовались только для разрешения таких вопросов, каковыми были вопросы о кодификации гражданского права в Германии и о значении для этой страны римского права. Сторонники этого последнего защищали его господство, опираясь на учение Савиньи, ибо римское право стало германским—путём долгого употребления его в судах; а их противники, руководствуясь тем же учением, открыли в глубине германского "духа" национальное народное право, которое будто бы жило в народном сознании вопреки всем воздействиям «пагубной» для национальных интересов рецепции. Самую борьбу двух школ, исторической и неисторической или «положительной», пока она не окончилась полною победою первой над второю, долгое время рассматривали как борьбу из за вопроса о кодификации; и по видимому, сам Савиньи, насколько можно заключить из его полемики с Гегелем, не сознавал всего широкого значения своих обобщений. Отсутствие материала, подготовленного для исторического исследования, в свою очередь, действовало неблагоприятно на развитие исторической школы. История права

Стр. 142
достигает своей цели, когда приводит к обобщениям, которые определяют последовательный ход правового развития; но ближайшим последователям Савиньи пришлось вместо обобщений приняться за собирание отдельных фактов, и такая работа поглотила в себя все без исключения силы историков права. Наконец не малое значение принадлежало влиянию философской среды. Новое учение о происхождении права, порожденное современною ему философиею, принесло в юриспруденцию с собою и философские заблуждения. Философия искала в разнообразии исторических явлении единую объективную «сущность», единую объективную «волю», единый объективный «дух». Такое воззрение сквозило уже у Савиньи, когда он указывал на то, что «следует в разнообразии фактов, представляемых историей, искать высшее единство, высший принцип жизни, при помощи которого можно было бы объяснить частные проявления и одухотворить материальные события». Под пером Пухты и других право стало произведением изначала готового народного «духа» и спокойно, собственною своею силою, развивающимся «организмом». Если ко всему этому присоединить то влияние старых приёмов, которые мы старались изобразить выше, в главе VII, то будет понятна форма, в которую вылились работы исторической Школы. В то время как историческое исследование сосредоточилось на пытливом расследовании мельчайших исторических подробностей (ср. § 38), руководящее понятие «развития» приобрело самые неясные очертания. Догматическое исследование римского права, т.-е. систематическая разработка его в видах приложения на практике вновь выступила на первый план. История права рассматривалась как второстепенная часть науки; назначение её—отрицательное, она очищает материал, нужный для догматического построения; под историей понимали лишь изучение отдалённого прошедшего и не догадывались, что настоящее может служить наравне с прошедшим предметом исторического изучения. «Организм» права понимался в смысле логической системы юридических принципов, и именно в этом направлении юридической мысли были заложены основы той догматической теории, в которой, при всех её недостат-

стр. 143
ках, следует однако признать зачатки общенаучной теории гражданского права (глава VIII).

§§ 45. Проследим теперь последовательную смену направлений мысли и течений жизни, которые своим влиянием способствовали исторической школе освободиться от её первоначальных недостатков. С двадцатых годов нашего столетия началось влияние Гегеля. Как он, так в особенности ученики его (Ганс) подняли протест против последователей Савиньи, обвиняя их в пренебрежении философией, и требуя от юриспруденции философских обобщений. Первое время заговорили о новой «философской» школе, составляющей противоположность «исторической»,и лишь позднее сознали, что философское исследование естественно дополняет собою историческое, не нарушая в существе его характера. Под влиянием сделанных «философами» упрёков сам Савиньи согласился с существующей односторонностью его школы и оправдывал её времен ною необходимостью. Метафизический и крайне диалектический характер философии Гегеля содействовал, конечно, тому, чтобы вновь укрепить в юриспруденции черты, от которых она, к своему счастью, начала, было освобождаться; от гегелианцев же юриспруденция заимствовала положение, которое не принесло с собою ничего, кроме недоразумений. Именно с этого времени распространяется учение о том, что основной принцип права, особенно права гражданского, есть свободная воля (Ганс, Ленц, Брунс, Пухта, Чичерин и др.); ею же объясняются отдельные институты, как владение (стр. 137). Недоказанное психологическое учение о свободе воли навязывалось в этом случае юриспруденции, как непреложно истинное и »кроме того воля, в смысле психологическом, отожествлялась с свободою, в смысле политическом и гражданском. — Но не одно вредное влияние принадлежало гегелианизму; гораздо замечательнее было его полезное воздействие на юриспруденцию. Гегелианизм напомнил, что одним собиранием фактом не исчерпывается задача истории и сообщил определённое направление историко - философскому обобщению. По Гегелю, история есть деятельность единого, объективно-абсолютного духа, который стремится к самопознанию. В каждом отдельном на-


стр. 144

роде этот дух индивидуализируется в его национальный дух, и в каждой отдельной личности в её личный дух. Такое воззрение выдвигало человеческую природу, как основной фактор исторической жизни. Гегелианизм ввёл в историю объяснение исторических фактов путём дедукции их из основных свойств человеческой природы. Гегелианизм соединил работу исторической школы с работою предшествовавшей ей естественной школы (стр. 97). Философы естественного права дедуцировали из основных свойств человеческой природы, не проверяя своих выводов на исторических фактах; историки напротив собирали эти факты, не сводя их на что-либо высшее. Под влиянием гегелианизма произошло примирение этих двух крайностей. Дедуктивные выводы предлагалось проверять на истории, и факты истории освещать выводами из природы человека. Таким образом юриспруденция нашего столетия вошла в связь с естественною школою предшествующих столетий, одно время ею позабытою.—Другой результат обусловливался точно также вышеприведённым воззрением на историю. Единый дух, движущий историю, мог быть вполне познан лишь путём изучения, которое не ограничивается одним народом. Из гегелианской школы вновь вышел протест против одностороннего увлечения писателей исторической школы одним римским или одним германским правом и против изолированной разработки каждого из них, и гегелианцы (Ганс, Унгер) сообщили серьёзный толчок вперёд всеобщей истории права, которая позднее нашла своё полное осуществление в сравнительно-историческом изучении права (§ 47). § 46. Некоторый успех история римского права сделала под новым влиянием. Сближение отдельных, прежде разрозненных, отраслей исторической науки привело к мысли о культурной истории человечества, а отсюда в юриспруденции возникло мнение о необходимости изучать право в связи с остальной культурою. Всесторонней разработки мысль эта однако не получила. Прежде всего была подмечена связь гражданского права с экономическою жизнью народа, и исследования остановились по преимуществу на попытках начертать историю права в его зависимости от экономической жизни (Арнольд.,


стр. 145

Данквард)- Попытки эти не привели к крупным результатам; от них мы имеем только некоторое число более или менее удачных выводов по отдельным вопросам,— выводов, не сведённых в одно целое. Писателям этого направления недоставало верного воззрения на общее отношение экономических явлений к юридическим. Обыкновенно смотрели на дело так, как будто бы известные экономические потребности, возникнув вследствие тех или других причин, ведут непосредственно к образованию соответствующих юридических норм; и далее—как будто каждая такая норма отвечает непосредственно тем экономическим потребностям, благодаря которым она появилась в истории. На самом деле многое происходит иначе, Экономические потребности народной жизни не действуют изолированно в ряду других факторов и потому редко бывают исключительною и непосредственною причиною правовых явлений; их действие сплетается с действием прочих факторов, из которых, в каждом данном случае, одни могут влиять в направлении, одинаковом с экономическими потребностями жизни, другие—в ином. Юридическая норма появляется как результат совокупного действия многих факторов, среди которых экономические потребности часто играют далеко не первую роль и далеко не находят в возникшей юридической норме своего полного удовлетворения. Кроме того экономические потребности сами составляют явление сложное. Другие, более общие причины производят изменения как в экономическом мире, так и в мире права, и то, что при первом сопоставлении этих двух областей представляется историку как причина и следствие, на самом деле бывает лишь следствиями одной и той же общей причины.

Изучение права в связи с сопутствующею ему культурою удалось наиболее в той области, где оно было облегчено относительною несложностью отношений, которые служили предметом изучения. Таково первобытное право в связи с первобытною культурою. На этот предмет пролили большой свет особенно исследования английских писателей (Тэйлор, Леббок, Мак-Ленан, Спенсер), которые остановили все
Стр. 146

свое внимание на культуре диких и полудиких народов. Что касается до народов образованных, и особенно до Римлян, то их первобытная культура и их первобытное право остались почти совершенно скрытыми от нашего взора и потому в истории римского права наиболее удачное из применений культурно-исторического изучения права не получило своего непосредственного приложения. Результаты же, к которым оно привело в других областях, распространяются с успехом, по аналогии, и на римское право. Таким образом освещаются, путём аналогичного распространения выводов, данных изучением первобытной культуры других народов, тёмные стороны первоначального римского права,— особенно разъясняется таким путём строй древнеримской семьи (Жиро-Тэлон, Ефимов и др.).—В исследованиях первобытной культуры выработался приём изучения, имеющий одинаково важное значение для всей вообще истории, и в частности для истории права, к какой- бы эпохе она ни относилась. Это— так называемый «метод переживаний> (Тэйлор). Он исходит из того предположения, что формы отношений, которые наблюдаются нами на относительно высокой ступени развития данного общества и вместе с тем не находят для себя оправдания в условиях именно этой ступени, следует объяснять как остатки или «переживания» от более древней культуры, в которой они отвечали существовавшим тогда потребностям. Таким образом по «переживаниям», наблюдаемым в позднейшую эпоху, мы можем познать культуру эпохи древнейшей. Подобный приём изучения приносит свою долю пользы и в истории римского права. § 47. С самого начала нынешнего столетия и во Франции, и в Германии, находило своих представителей сравнительное изучение права: историки отдавались в этом случае почти безотчётно влечению своей любознательности, догматики были заинтересованы тем, чтобы научиться у других народов тому, что недоставало в родном для них праве. Когда строгие и близорукие последователи Савиньи погружались в мелочное исследование национальной истории права, в Германии не было недостатка в голосах, которые призывали юристов–


стр. 147

историков к распространению их труда на все народы мира (Гролльман, Фейербах, Тибо). Определённое значение всемирная история права получила у гегелианцев (§ 45 і. f.). Свою задачу они усматривали в том, чтобы познать объективно-абсолютный «дух» в последовательных фазах его всемирно - исторического развития и уловить особенности каждой отдельной фазы, характеризующие собою национальные особенности юридического созерцания каждого данного народа: право каждого данного народа рассматривалось гегелианцами как одна из фаз последовательного всемирно-исторического развития. Гораздо плодотворнее была другая точка зрения, которой юристы научились не в малой мере у филологов. На права отдельных народов стали смотреть как на явления параллельные, подлежащие сравнению не столько в интересах их противоположения одно другому, сколько в интересах раскрытия их сходства; мало-помалу признали, что право одного и того же народа проходит в процессе своего исторического развития весьма разнообразные фазы и что последовательность этих фаз у разных народов отличается большою сходственностью; особенно первоначальное состояние права у разных народов представляет между собою значительное сходство, так что древнейшее право разных народов гораздо ближе одно к другому, чем право одного и того же народа на различных ступенях его развития. Отсюда пришли к той мысли, что возможно восполнять пробелы в истории одного права при помощи аналогий, заимствованных из истории других прав. Древнейшая история римского права восполняется таким образом при помощи аналогий из прав древнегреческого, германского, даже славянского. Если в таких работах соблюдается должная мера и исследователь не стремится перейти за пределы возможности в деле восстановления скрытой от него старины, то аналогия является вполне законным и могущественным методом исторического исследования.—Ещё важнее другая форма сравнительно-исторического изучения. Параллельное историческое изучение права многих народов открыло общие черты, одинаково присущие истории каждого права. Наука наметила фазы развития, которые одинаково переживает как всё право, так и отдель-


стр. 148
ные правовые институты в одинаковой повсюду последовательности. Таким образом история права приблизилась к высшей своей задаче — к раскрытию законов исторического развития права и этою своею стороною вошла в соприкосновение с тем направлением в юридической науке, которое порождено в ней, в самое последнее время, влияниями англо-французского позитивизма с его учением о социологии, как науке, исследующей законы сосуществования и последовательности в жизни человеческих обществ. Национальная история права, в том числе история римского права, теряет своё самостоятельное значение, как скоро историческому изучению предлагается такая задача, как изучение законов развития. При такой постановке вопроса за историей римского права остается лишь двоякое вспомогательное значение: она или подготовляет факты римского права, как материал, для сравнительно-исторического изучения, или же на фактах римского права проверяет справедливость обобщений, приобретённых путём такого изучения.

§ 48. Произведения Рудольфа-фон-Иеринга ознаменовали собою серьёзный перелом в направлении немецкой юриспруденции по отношению к римскому праву. Две особенные заслуги следует приписать этому исследователю; из них первая отличается совершенно научным характером, вторая — относится к практической стороне нашей отрасли правоведения.

Иеринг сознательно отказался от мелочного исследования римской старины с целью простого восстановления возможно большего числа скрытых исторических фактов. Взамен того своею задачею он избрал общую характеристику известных фактов, исследование их со стороны их генезиса и группировку, сообразную с полученными таким путём вы водами. Он обратился к изысканию исторических факторов, которые своим действием и взаимодействием произвели римское право, и искал этих факторов в психологических свойствах личности данного времени и в организации данной общественной среды. Римское право, изображенное им с такой точки зрения, предстало пред нами как совокупность
Стр. 149
многих исторических наслоений, тесно переплетенных одно с другим в действительности, расчленённых и ярко оттененных одно от другого при помощи научного анализа. Особенно посчастливилось Иерингу в изображении тех факторов исторического развития права, которые коренятся в нравственных и умственных свойствах личности. Исследование права, как продукта непрерывной работы человеческой мысли, в конце концов приковало его преимущественное внимание. Результаты такого исследования вылились в стройную теорию образования права, которая внесла существенные поправки в теорию, господствовавшую со времён Савиньи и Пухты75. Новое учение устранило из теории образования права объективизм, который представлял право чем то изначала готовым, вложенным в дух народа и развивающимся самобытною силою. В конце концов такое направление исследования сказалось благотворно и на обычной цели историко-юридических исследований. Неясные намёки памятников на какие-либо факты из истории древнего права получали определённый смысл под освещением общих точек зрений, предложенных исследователем.

Такова существенная, чисто научная заслуга Иеринга. Общим воззрением его на право, как на продукт непрерывного труда и борьбы, и на роль права в жизни человеческого общества (право есть одно из средств удовлетворения целей практической жизни) определилось само собою отношение исследователя к римским юридическим нормам, как источнику, действующему и ныне. Признавая рецепцию за совершившийся исторический факт, Иеринг призвал современную догматическую юриспруденцию к творческой разработке римских памятников. В своих догматических исследованиях он постоянно ищет практическую цель, преследуемую данным институтом, и придаёт цену не столько этому последнему, в его данном виде, сколько намеченному в нём руководящему принципу, под освещением которого и должно про-


Стр. 150
исходить дальнейшее, самостоятельное творчество, как скоро оно направляется к той же цели. Ни в чём не ограничивая современного догматика в его собственной творческой деятельности, такое отношение к римскому праву обращает это последнее в богатое вспомогательное средство современного юриста.
Стр. 151
Оглавление.

Стр.


Предисловие.................... III

Книга первая. Рецепция римского права до XIX века.

ГЛАВА I. Действие римского права после падения римской империи................... 1

I. Влияние взаимных отношений Германцев и Римлян, 1—11.

1. — Римское право вне Италии.

§ 1. Новые государства (1 сл.)—Личный принцип подсудности (2 сл.); leges romanae (31.



2.Владычество Ост-готов и Византии.

§ 2. Ост-готы (4). — Отношение к римской культуре (4); экономические отношения (5).—Юридическое положение Римлян при Одоакре (5) и Теодорике (5). —Edictum Theodorici (5 сл.). — Поземельный надел варваров (6).

§ 3. Византийское завоевание (7). — Sanctio pragmatica (7), — Следы римского права (7). — Римская школа (7 сл.). 3.—Римское право при Лангобардах.

§ 4 Лангобарды (8); отношение к Римлянам и римским учреждениям (8 сл.).—Порядок суда (9).~Влияние поземельных отношений (10).—Professiones (10 с.т.).



II. Влияние духовенства и церковного суда. 11—16.

§ 5. Духовенство (11); его римский характер (11); римское право в церкви (11 сл); personae miserabiles (12). — Церковный суд, третейский (12 сл.) и обязательный (13). — Брачные дела (13). — Дела о завещаниях (13).—Lex Wisigothorum (13 сл.).—Дарение и завещание в Италии (14 сл.) и во Франции (15).—Уголовная юрисдикция церкви (16.)


стр. 152

Стр.


III. Влияние Франкского права, 16—19.

§ 6. Влияние римского права в Германии (16 сл.); во Франции (17).— Самостоятельное развитие Франкского права (17).—Traditio cartulae и инвеститура (17).—Рецепция франкского права (17 сл.).—Суд шеффенов (18).—Франкское влияние в Италии (18 сл.) и в Германии (19).

ГЛАВА II. Римское право в Италии, Франции и Англии в XI—XV столетиях .... .......... 20

I. Преподавание, литература и практика римского права до XII столетия, 20-24.

§ 7. Изучение римского права в грамматических и юридических школах (20 сл.).

§ 8. Литература римского права (21) — Роды сочинений (21 сл.). — Систематическая тенденция (22).—Брахилогус в особенности (22 сл.).

§ 9. Исторические указания, содержащиеся в этой литературе (23 сл.).

§ 10. Влияние на лангобардское право (24).

II. Глоссаторы, 25—37.

§ 11. Состояние права в византийских областях Италии (25). — Школа в Болонье (25). — Состояние мысли в начале XII столетия (25 сл.).—Глоссаторы (26).—Изучение Дигест (26 сл.).

§ 12. Приёмы исследования (27).—Глосса (27).—Casus (27).— Систематизирующая тенденция (27 сл.).—Искажение римского права (28 сл.).— Догматизация (29 сл.); примеры (30 сл.).

§ 13. Личности (31).—Ирнерий (31).—Четыре доктора (31). —Плацентин (32) и Ацо (32).—Summa (32); прогресс юридического мышления (32-34).—Аккурсий (35).

§ 14. Отношение глоссаторов к судебной практике (35—37).

III. Влияние римского права на практику, 37—46.

§ 15. Италия (37 сл.); авторитет глоссаторов (38).-—Комментаторы (38—40).— Картол (40).—Влияние диалектики на юриспруденцию (41).

§ 16. Франция (41).—Взгляд назад (12); галльский период (42); Франки (42); Север и Юг (42); Ланфранк (42).—Влияние глоссаторов (42 сл.).—Легисты (43). - Результаты (44).

§17. Англия (44)..—Взгляд назад (44). —Гланвилла (45). — Генрих Брактон (45, 46).

ГЛАВА III. Влияние канонического законодательства и

литературы................... 47

§ 18. К.аноническое право в его отношении к римскому праву (47).— Учение о владении (47); axceptio и actio spolii (47, 48).

Стр. 153
Стр. § 19. Смешение понятий (48 сл.).—Учение о присяге (49).—Учение о

добросовестности (49); о продаже чужой вещи (49 сд.); о договоре (50); о лихоимстве (50 сл.). —Последовательное развитие учения о лихоимстве (50—53).





Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет