Парни не плачут. (“Boys don’t cry”)

- Ну давай, получи свой кусок пирога!

- Сейчас…

На Брэндона было страшно смотреть. Том прищурился, как художник, оценивающий своё творение, шлёпнул его по лицу. Захотел поцеловать - девчонка стала вырываться…

- Оставь меня в покое!!

- Охренела ты, что ли… - он сорвал с него футболку, раздирая ткань, как тонкий листок бумаги. Брэндон отшатнулся, но тут же новая оплеуха едва не сшибла его с ног. Том воззрился на бинты, прикрывающие грудь, потом решил, что ради пары торчащих сосков нет смысла стараться… Он ударил его в живот, загнул и положил на капот машины. Брэндон впечатался щекой в холодный металл. Перед глазами всё плыло…

- Том, перестань… мы же…

- Осторожно. Я предохраняюсь… - хруст разрываемой упаковки… толчок сзади… Пальцы впились в ягодицы. В мякоть. В кожу. Больно… Опять входят, опять издеваются, опять… Он всхлипнул, стискивая зубы. Из глаз посыпались искры. Ещё… ещё… грубое словечко, тычок в рёбра… возня…

Это продолжалось вечно. Свет фар слепил глаза. Брэндон помнил, что просил их остановиться, но ничего, кроме града насмешек и беспрестанных побоев, не получал. Его имели любым способом. Его уничтожали. С ним разбирались по-мужски. Они знали, что он или не вынесет пытки, или будет кричать, сходить с ума… Ему выворачивали руки, сдирали остатки одежды. Мир заволакивался пеленой. Он не знал, как это остановится. А как настоящие ковбои преодолевают трудности, как они избавляются от более сильных, брутально жестоких и похотливых товарищей? Что должно быть в конце оргии? Они просто уйдут, бросят его на старом заводе, где железо отчаянно скрипит на ветру, и с ржавых перил капает дождевая вода, собираясь в лужицы? Они отлупят его до потери сознания и оставят под каким-нибудь кустом, чтобы его забрал полицейский патруль? Вопросы роились в затуманенном мозгу, причиняя страдание, как горсть песка, которую ему бросили в глаза просто так… Как это закончится? Небеса… бегущие облака… он видел их, хотя лоб был разбит в кровь, и она текла на зажмуренные глаза. Он не утратил дара зрения. Он не потерял рассудок, хотя безумно желал этого, ползая по земле, как раздавленный уж. Он был изумлён, когда… всё просто остановилось. Половой акт затянулся даже для этих… удачливых сукиных детей… Они разбили бутылку пива о стену гаража и громко расхохотались. Брэндон валялся на земле, съёжившийся, слабый. Оба приятеля получили удовольствие и отбросили его - измолоченного, как боксёрская груша, оттраханного мальчишку. Ему было больно, бесконечно больно… Он лежал, разбитой щекой ощущая асфальт, и считал бесчисленные, нанесённые ему удары, все прикосновения, которые отзывались болью. Продранные джинсы прикрывали его дрожащие ноги, бёдра и трусы со следами крови. Утяжка была испачкана, над нею шла длинная рваная царапина… Брэндон не двигался. Потому что не мог.

- Ты живой?

Голос из другой жизни. Брэндон пошевелил губами, издавая тихий стон. На асфальте остались крупные красные капли. Джон бросил на него ковбойку, чья тёплая ткань не раз согревала его в холодные ночи… Звёзды кружились в вышине…

- Ты в порядке, дружок? Подвезти домой? - Том шаркнул ботинком по гальке. Джон обернулся на него, сверкая глазами.

- Не задавай глупых вопросов. Мы ж его тут не бросим!

Они вышли из животного состояния поразительно быстро. Теперь это были заботливые ребята, не насиловавшие никого. Руки, помогающие ему встать и отряхивающие грязь с поникших плеч. Совершенно иные голоса - не угрожающие, не кричащие, не насмехающиеся над ним. Всё изменилось в несколько секунд. Так о нём могли говорить те, кто подобрали бы его, жалкого и избитого, на шоссе рано утром… Он пробормотал - «оставьте меня», и едва не упал, теряя сознание. Том заботливо поддержал его, нахлобучивая сверху куртку. Брэндон стал натягивать джинсы.

- Ты что, тебе больно?

- Да всё будет нормально, забей…

Он не знал, как избавится от мерзкого вкуса земли. Без душа он умрёт, потому что они оставили следы на нём - и внутри… Он закусил губу. Изнасилования не случаются с мужчинами. Изнасилования - это то, что они совершают. Над более слабыми, униженными существами. Над теми, кто достоин наказания. Боль притуплялась. Запах пива и крови показался ему ненавистным. Брэндона чуть не вырвало, содержимое желудка поднялось к горлу. Он сглотнул. Что заставило их так ужасно поступить? Чем он был виноват?

Том повернул ключ в замке зажигания. Мотор утробно заурчал. Брэндон прислонился виском к стеклу, торопливо застёгиваясь.

- Ну что, поехали?

- Не торопись. - Джон смял целлофановую обёртку сигаретной пачки и выкинул её в окно.

- Мы… - парень не знал, что даже вздохнуть будет целой проблемой после… после того, что случилось. - Мы никому не будем об этом рассказывать.

- Ага, сохраним маленький секрет! - поощряюще ухмыльнулся вожак. Его разбирало на дармовую выпивку и музыку. Но радио не работало. Он замолотил кулаками по приборной доске. Брэндон сжался, закрывая глаза. - Да ты не бойся! Что мы такого сделали?

- Если же ты кому-нибудь растреплешь, - Том нагнулся к нему. - То всё равно ничего не докажешь.

- Да… это я во всём виноват. Я один. - Брэндон вцепился в обивку, чтобы не заорать от бессилия. Кодекс настоящих мужчин не позволил его друзьям-маргиналам поступить иначе. Он не спорил с правилами, он их молча нарушал, украшал жизнь, как мог. И за то, что хотелось жить по-человечески, заплатил. Такова судьба? Но он протестовал в душе… Ему было больно. Я сказал им правду, а они всё поломали… что я сделал не так, в чём я ошибся… это же была моя вера в то, что я… смогу быть счастливым, смогу любить… и вот так всё, простым щелчком - уничтожить? Почему я должен в это верить? Я не в порядке. Я не хочу ехать домой. Я не знаю, где мой дом теперь…

… Брэндон не сдался. Он несколько минут сидел на краю ванны и решал - что сделать, нахлебаться воды из раковины или поискать бритву в аптечке. Насильники пили пиво, смотрели кино. Показывали фильм ужасов. Он имел полное право смеяться над голливудскими ухищрениями, он сам пережил мясорубку. И почему-то ещё стоял на ногах. И слабо улыбался на тупые хохмы, хотя рот его и кривился немилосердно. Он не знал, что ещё сказать, он не знал, как оправдаться для себя… Он потерялся. Радость на задворках жизни окончилась. Брэндон открыл воду на полную мощность, струя ударила в раковину - капли хлорированной жидкости оседали на его лице. Никто не должен был слышать того, что он плачет. Кратких рыданий. Он сдавил железный вентиль так, что боль снова запульсировала в ладони. Потом пришло время действовать. Терпи, терпи ещё немного… Окно скрежетало, открываясь.

- Эй, ты что там делаешь?

- Моюсь… - огрызнулся он.

- Тебе помочь? - Том предупредительно вскинулся. Брэндон знал, что он доволен устроенным развлечением.

- Нет! Отвяжись!..

- Ладно, брат, оставь его в покое…

Мальчишка наконец справился с оконными щеколдами и высунул голову наружу. Слава Богу, о доме Ниссенов никто не заботился в плане ремонта… Вокруг фонаря летали мотыльки, бьющиеся о сетку. Брэндон всхлипнул. Дверь была открыта, и если они увидят... Он дёрнул занавеску над ванной.

- По-моему, там что-то не так…

- Дай ты мне пару минут! - отчаянно крикнул он, протискиваясь в узкую щель. Том забеспокоился.

- Что за хренотень?

- Подожди!

- Чего ты делаешь?

- Да ещё чуть-чуть, я выйду сейчас, что вы дурите!.. - Брэндон перегнулся через подоконник и свалился вниз. Затравленно огляделся, рванул к забору… Крупная решётка пропускала худые пальцы. Парень пытался вскарабкаться, хотя на деревья забираться было неизмеримо легче... Провожаемый злобными воплями преследователей, он нырнул в высокую траву и - раздвигая стебли движениями пловца - скрылся там… Вода шумела громче, чем он мог себе представить.

… В шесть часов утра солнце только начинало подниматься над бескрайними равнинами. Штат Небраска мог гордиться образцовой красотой зимнего утра. Ленивые, длинные лучи окрашивали ночные облака в нежно-розовый цвет. Из окон по случаю праздника доносилась музыка, голоса, смех. Никто не обращал внимание на невзрачного парнишку, съёжившегося и бредущего по городу. Никто не стал его останавливать, когда он подошёл к дому Тисдейлов, едва волоча ноги. Он дотронулся до дверного звонка, словно боясь разбудить обитателей. Он просил о помощи. Он был избит, его одежда была порвана, куртка небрежно накинута поверх плеч, волосы всклокочены. Лана, едва узнавшая в нём весёлого задиру и очаровательного любовника, застыла на пороге.

- Боже, Брэндон!.. - она обняла его, пытаясь защитить от того, что уже свершилось. От самого страшного. - Мама?!

Линда возникла в дверях.

- Это что ещё за дрянь? Я не хочу, чтобы оно было в моём доме!

- Мама, ты что, не видишь, что ему плохо?! Мама, не будь такой злой!.. Слышать ничего не хочу, звони в больницу, быстро!!! Быстро!!! - она исходила криком, чувствуя, что худое тело оседает у неё на руках. Брэндон терял сознание.

… Он был слаб. Он знал это в глубине души. Поэтому и прикрывался бравадой, ослепительной улыбкой. Когда пожилая женщина - медсестра в приёмной «скорой помощи» начала ему помогать, он морщился и мотал головой, отказываясь от её почти ласкающих прикосновений. Брэндон знал, что ему требовалось лечение и чья-то поддержка, но женщина его жалела, совсем не догадываясь о том, что произошло… Она… что она могла знать? Как она могла избавить его от мысленного крика? Как могла вернуть мужество?

- Повернись, хороший мой. Я должна тебя осмотреть.

- Зачем? - безнадёжно пробормотал он, отворачиваясь. Женщина погладила его по щеке - и лишь потом натянула латексную перчатку.

- Понимаешь, изнасилование - это не шутки. Тебя так избили, бедный ты… бедный…

Она будто не видела грудей в кровоподтёках и царапинах, когда снимала разрезанный бандаж. Она обращалась к нему, как к пострадавшему мальчишке. Она позволяла ему быть собой.

- А откуда вы знаете, что меня… что меня… - он выдохся, как пиво, оставленное на ночь на подоконнике. Он не знал, почему, но он позволил себе разрыдаться на плече у этой, совсем чужой ему медсестры.

… Комната шерифа обладала одним замечательным свойством - лишать человека воли. Брэндон понял, что ничего хорошего в участке ему не светит. Едва пережив ночь, в сером свете дня он должен был отвечать на вопросы. И человек, задающий их, совсем не заботился о том, как они ранят его. Как эмоционально размазывают, будто масло по хлебу. Брэндон зажмурился. Он пришёл за защитой, а получил новую порцию насмешек. Ему надо было держать себя в руках… Шипящая плёнка всё так же равнодушно записывала гнусавый голос шерифа и редкие ответы допрашиваемого…

- И вообще, Тина… объясните мне такую вещь - почему вы шатаетесь по пивнушкам вместе с парнями, катаетесь с ними на грузовиках, трахаете девчонок - хотя вы сама девушка? Почему?

Как он грустил по музыке кантри…

- В смысле - почему?

- Вы зависаете с парнями… да что там, вы всех заставили думать, что вы парень. Для чего?

- Понятия не имею. - Брэндон пожал плечами. Ему трудно было двигаться. Физическая боль - настоящие рыцари к ней с презрением относятся, но эта…

- Понятия не имеете! - шериф хлопнул себя по колену и откинулся в скрипящем кресле. Он с откровенным любопытством рассматривал объект, сидящий перед ним. Похоже, для себя толстяк уже всё решил. - Прекрасно, я погорячился. Не знаю, что там с сексом… но девушек вы целуете?

- Я объясню.

- Что же вы объясните?

Брэндон ждал, что живописные картины его пребывания в Фоллз-сити не всплывут, чтобы не трогать нервы, но память была неумолима.

- Я… я ничем не занимаюсь с теми, кто обо мне знает… - он смутился.

- А те, кто вас не знают, думают, что вы мальчишка. Вы одеваетесь, как мальчишка, вы носите носок в трусах, подражаете манерам… Почему вы это делаете?

- Может быть, поговорим о другом?

- Я пытаюсь получить ответы на вопросы, выяснить, что же случилось. И мне нужны детали. Вы свидетель, Тина. Будете отвечать?

- Не вижу причины.

- Что?! - шериф удивлённо вздёрнул брови.

- Не знаю, как это относится к делу.

- Понимаете, это всё равно всплывёт в суде, если дело придётся передать…

Что ж, отбиться от этого настырного копа не удалось. Брэндон проглотил упрямые слёзы.

- Я… у меня - кризис половой идентичности.

- Повторите ещё раз, плохо слышно!

- У меня кризис половой идентичности!

… Ему было безумно стыдно. Его репутация погибла. И, самое главное, он не знал - как жить с этим, как говорить об этом близким людям, в частности - матери, которая ждала его в Линкольне на праздники. А она, так или иначе, должна была узнать обо всём - из скандальной хроники, полицейских отчётов, от друзей… Он не плакал, он не дал мучителям преимущества над собой, но как теперь выиграть? Как помочь себе бежать с шахматной доски, когда партия проиграна? Брэндон попробовал восстановить ход событий с тех самых пор, когда он покинул родной город. Надо бы позвонить сестре, она скажет, что делать… Она была старше, она всегда журила «младшего братца» за глупости и ошибки... А кому можно ещё признаться? Кто помнит о нём? Брэндон печально хмыкнул, разгребая ботинком гравий с дорожки. Он вынужден околачиваться по подворотням, как избитая собака… Каких-то чёртовых три года назад он сидел на стадионе, где их школьная команда проигрывала футбольный матч, и говорил с Сарой, лучшей своей подругой… «Я думаю, что я… хм-м, люблю девушек… это не лесбийские отношения, нет, но я хочу быть с другими женщинами. Мне это важно, но я не знаю, что делать. Я как мужчина, запертый в чужом теле… Вот такая заварушка. Ты меня ненавидишь?» А почему бы его не ненавидеть? Что хорошего он сделал для всех? Он - как бельмо на глазу, и даже сильные и мужественные ребята предпочли смешать его с грязью, чтобы не путался под ногами… Отщепенец, урод… Конечно, настроение было не самым подходящим для посещения бывших друзей, но Брэндон не мог иначе. Он долго топтался на крыльце деревянного дома, и лишь потом решил потревожить хозяйку. Кэндис долго возилась с комариной сеткой - и выглянула наружу.

- Ой, Брэндон… - она досадливо отвернулась. - Что ты… - и вдруг он, совсем не желая быть проклятым, расцвёл в робкой улыбке. Девушка смутилась, но не прогнала его. Она не считала его таким уж плохим. Она вообще предпочитала не думать о сложных вещах, откладывать их на завтра. Хозяйка дома наконец-то подняла глаза - и ахнула, как в вечер их знакомства, разглядев, что его отделали. - О-ооо! Зверюги, что они натворили! Брэндон, зачем ты там стоишь, заходи… холодно же, простудишься… я приготовлю чаю…

Чтобы не стеснять её, он поселился в сарае, благо там были стул и диван. Детская коляска и гора старья были его соседями. Брэндон не жаловался. В Фоллз-сити он стал изгоем, ему некуда было пойти. Маленький домик на окраине. Глоток виски и незатейливый ужин к вечеру. Он не знал, как благодарить Кэндис. Она не мешала ему… больше не мешала. Он старался не думать о том, что именно она выдала его тайну всей компании. Она имела на это право, она не знала, что за этим последует… Ему не хватало многого: любимых книг, рубашек, ветра в лицо и тёплого молока. Он снова захотел стать местным мальчиком. Но все пути были закрыты. Брэндон не знал, как дальше сложится его судьба. Он понял только, что от нынешней жизни не осталось и следа, всё рассеялось, как пыль по шоссе… Сердце иногда подбиралась к горлу. Парень изо всех сил старался не потерять надежду, но всё же развёл костёр из хвороста, посидел над этим романтическим сооружением, чиркнул зажигалкой - и… Отблески пламени слепили глаза, окрашивали усталое лицо и плотно сжатые губы в красный цвет. Он жёг фотографии. Всю толстую пачку, которую Кэндис сберегла. Билли Бринсон в костюме мафиози с автоматом - они хорошо повеселились, отдав шестнадцать долларов за прокат вещей в магазине карнавальных костюмов. Тот памятный вечер на катке - он обнимает Николь, склонив голову к её плечу. Чарльз Брэйман и его украденный мотоцикл, «Харлей Дэвидсон» со скрипящим кожаным сиденьем и силуэтом орла… Билли Бойл с компанией чудесных парней. Тин Брэймори, удерживающий рядом с собой шесть красоток выпускного класса, азартно смеющийся… Брэндон Тина возле трейлера. Брэндон Тина в одиночку, возле крашеной извёсткой стены. Джон Лоттер и Брэндон на диване, в шариках, в день его рождения. Линда, Кейт, Лана… Брэндон в туалете, с сигаретой в зубах и пиратской физиономией… Брэндон в тёплой компании, Брэндон в семье… Светлоголовая девушка нежно целует его. Парень чертыхнулся и полез в костёр, обжигая ладони. Это воспоминание он терять не хотел. Наверное, он был слишком сентиментален… Он всё ещё любил её. Раньше чувство было жгучим. Теперь он только тлел... не мог он смотреть ей в глаза… как честный, смелый, гордый человек. Она видела его в тюрьме, Лана была снисходительна и добра к нему, но…

Кэндис присела рядом с ним, не нарушая молчания. Ей хотелось его пожалеть, прижать буйную голову к плечу, но что-то говорило ей, что он не позволит… Да и фотография первой красавицы Ланы Тисдейл говорила о многом. Кэндис умела терпеть. Она знала, что её нелюдимый квартирант должен оттаять… мальчишкам тоже нужна была женская рука, простая жалость… как глоток воды в жаркий день. Как утро после беспросветной ночи. В сущности, она была доброй девушкой… и простила ему бессовестный обман.

… Комментатор срывал горло, пытаясь описать бесчинства болельщиков на трибунах. Его переполняла досада за команду местных футболистов, проигравшихся в пух и прах. Столичные гости победителями удалялись с поля. Флаги, воздетые к небу руки, хлопушки и раздавленный ботинками поп-корн… Джон заложил ногу за ногу и зевнул. Ему было невыносимо скучно. Хлопнула пробка - в соседней комнате Том воевал с бутылкой пива. Ругательства лились безостановочно. Мужчина вытянулся на кровати. Он едва было не крикнул дружку, чтобы тот заткнулся, но вовремя передумал. Тихоня мог и сорваться, он весь был, как на иголках - после содеянного. Они мало говорили об их компанейской поездке на окраину, и Джон не стал объяснять, что он уже два дня подыскивал нужное место, и не случайно выбрал безлюдный завод Гормель, на котором ещё его отец работал слесарем. Он знал там каждый закоулок, и - в случае чего - мог поймать беглеца, тщедушного парня, которому с ними было не справиться. Хорошо оттянулись. Трахнулись. Получили свою дозу жевательной резинки… А пускающий… пускающая сопли дурочка всё шептала - не надо. Да кто она такая, чтобы им противиться? Джон Лоттер - не карточный шулер, чтобы его безнаказанно обводить вокруг пальца, может быть, он вор и гуляка, но в душе - парень честный. С острым чувством справедливости. Готовый покарать. Брэндон вёл грязную игру! Правда, Джон раньше никого не насиловал, но просто… не придумал ничего лучшего. Изметелить дурака в кровь - мало… отпустить пинком под зад - тоже… После всех его выкрутасов было противно иметь с ним дело. Как бы не так, поверил Джон сказочкам об операции по смене пола! Этот парень гулял с Ланой, он не мог себе позволить беспробудного вранья… А, ладно, справились с проблемой - и конец! Вожак открыл новую бутылку пива и хотел было вернуться к телевизионному шоу, как дверь весьма бесцеремонно распахнулась. Линда вошла в комнату, не здороваясь. Джон заложил руки за голову.

- Привет, курочка!..

- Придержи язык. - отрезала она. Парень встрепенулся.

- Эй, ты что?.. - он понял, что что-то не так, но сначала хотел заговорить ей зубы. - Может, пивка? - бутылка засверкала в его руке, как настоящее сокровище. Линда отрицательно качнула головой.

- Не хочу. Джон, похоже, у тебя проблемы.

- Какие? Я чист, как ангел. Видишь, даже перья из задницы торчат… А что такое?

- По городу ходят слухи… - она откашлялась. - И очень нехорошие слухи. Джонни. Я помню тебя мальцом. Я знаю, что ты ночи простаивал под моими окнами, я знаю, сколько хорошего ты сделал для моей семьи…

Предисловие было слишком длинным. Он насторожился.

- Но я прошу тебя об одолжении. Единственный раз в жизни поступи нормально. Не как чёртов лихач, а мужик. Вы набедокурили! Так? Если что-то было в ту ночь… когда в доме разразился скандал, ты мне скажи.

- Что за чушь ты плетёшь? - возмутился он - достаточно искренне.

- Что за чушь? Шериф Лоукс звонил мне, искал тебя!.. Он собирается вас допрашивать, вас обоих… на предмет изнасилования. Угадай с трёх раз, кого. Проклятого мальчишки… или кто он там, гермафродита, урода чёртового! Дружка твоего бывшего!

- Брэндона? Да мне на него начхать! Сколько уж его не видели… а, Том? - Джон посмотрел на неё в упор. Женщина казалась расстроенной его неумелыми байками. Приятель не отзывался, чем-то занятый в ванной. - Ты права, уродец этот Брэндон… Зачем мне его насиловать?

Линда, не дождавшись ответа от Тома, перевела глаза на открытую дверь сортира. Парень возился с бельевой верёвкой, водружая на неё мокрые джинсы. Стирал он худо - концы штанин были в грязи. Джон проследил её взгляд и расхохотался.

- Наоборот, мы были жутко заняты! Представляешь, его отец не успокоился. Он там чего-то не доплатил из алиментов, и мать Тома… она нам прислала чек. Приятель его обналичил, и мы гуляли всю ночь… Напились, правда, как последние свиньи, и зарулили в канаву. Грязища безумная!

- Эй, а какого дьявола ты перед ней оправдываешься? - спросил Том, оперевшись на притолку. Он-то был не намерен что-то утаивать. Наоборот, бродяга проснулся в хорошем настроении, усугубив его порцией алкоголя. Хоть сейчас - в полицейский участок. Джон чертыхнулся. - Что она нам, мать родная?

- Мать не мать, а ты бы помолчал… Мы ничего не делали!

Том плюнул и развернулся, обидевшись. Линда промолчала. По её траурному виду можно было судить об участи, ожидающей малолетних преступников. Джон знал, что они попали в переделку, но был шокирован известием о том, что наглая девчонка покатила на них бочку… подняла на ноги копов… да её убить мало! Не хватало ему мотать срок в тюрьме, когда собственная мать и сёстры голодают…

- Ребята, вы влипли… - женщина поднялась, стараясь ничего не касаться. Она поглядела на него с презрением. Джон сообразил, что проблема серьёзнее, чем ему представлялось. Что его снова обставили!

- Останься, Лин, выпьешь…

- Нет… - она ожесточённо затрясла головой, удаляясь к двери. - Нет, может быть, денька через два… потом, Джонни.

- А партию в карты? Покер на деньги? Том поделится сбережениями!.. - крикнул он, чувствуя, что дело принимает безнадёжный оборот. Линда обращалась с ними, как с зачумлёнными.

- Потом. Вам бы сейчас на дно залечь не мешало…

Едва она скрылась из глаз, Джон набросился на приятеля.

- Ты совсем охренел! Нам сейчас только светиться, как рождественская ёлка!.. молчал бы ты и не чистил свои шмотки, она бы и сейчас ничего не знала…

- Что ты тупишь - не знала? Она же с нами новостями зашла поделиться. Копы нас ищут! С мигалками, знаешь, и пушками! Всё просто клёво!.. Эта тварь нас заложила! - Том насупился. Ему тоже не нравилась перспектива тюремного заключения. Джон сел, составив колени вместе и обхватив их руками. Он размышлял, что случалось довольно-таки редко. Он выдумывал стратегию. Когда зазвонил телефон, оба молодых человека подпрыгнули от неожиданности.

- Алло! Да… да, сэр. Извините, я вас не узнал. Это Джон Лоттер… - он нагнулся с трубкой к журнальному столику, путаясь в проводах. - Я… мы должны явиться в участок? Завтра утром? Отлично… мы будем, конечно же. Мы же стопроцентные американцы, сэр. Хорошо, больше шутить не буду… До свидания.

Том поморщился.

- Нас засекли. Подозрения снимут только после того, как выяснят, что мы не виноваты.

- С таким же успехом ты станешь девственником.

Его глаза неожиданно посветлели.

- Или не я. Может же исчезнуть предъявитель жалобы? Пострадавший? Руки в ноги… принимайся-ка за работу, у нас мало времени… - буркнул вожак, допивая пиво. По вкусу оно было, как вода. Он грязно выругался и пнул ногой стул. У того отвалилась ножка. Парни замолчали. И их тишина не предвещала ничего хорошего...

… Ресницы призрачными бабочками вспорхнули вверх, изящно опустились вниз, не полностью закрывая сияющие их общей болью глаза. Старая школьная куртка обтянула плечи, заставляя невольно ёжиться при каждом движении. В проёме знакомый силуэт казался неживым, как фотография, в спешке налеплённая на белую стену. Вот только глаза, мерявшие лежачего... ох, какими они были родными. Горячая волна обожгла бледные щёки. Ну почему такая настороженность, такая мучительность льётся из них?! Неужели она думает, что он ещё что-то может сделать ей? Боится подойти...