&ухара — столица Саманидского государства

Сводку о кладах восточных монет в Восточной Европе см.: Янин В. Л., 1956.

Бухара являет пример первого пути развития феодального города. Экономическая и политическая жизнь все больше кон­центрировалась внутри шахристана Бухары; там появились базар и кварталы ремесленников, были построены караван-сараи. По словам Наршахи, уже при Тахиридах в Бухаре была большая ткацкая мануфактура, где, вероятно, применялся труд рабов. Производимые в этой мастерской товары вывозились в центр ха­лифата и в отдаленные города Ближнего Востока. В пределах прежнего шахристана выросли большие дома знати, появилось много новых зданий, в которых размещался государственный ап­парат. Одновременно с' внутренними изменениями бухарского шахристана произошло с начала VIII в. расширение города по трем направлениям: с юга, за воротами аттаров (бакалейщиков), появились базары и рабаты ⁶⁰; в юго-западном и юго-восточном направлениях возникли базары и специальные кварталы ремес­ленников. К середине IX в. Бухара 'территориально сильно вы­росла, и в 849—850 гг. ее заново обнесли стеной, имевшей 11 ворот⁶¹.

Превращение Регистана Бухары в центр политической жизни Саманидского государства, возведение в северной части города эмирского дворца и постройка зданий диванов значительно из­менили внешний облик города.

Концентрация экономической жизни в центре города сыграла большую роль в превращении Бухары в город феодального типа: в нем появились специальные улицы различных ремесленников, работавших в своих мастерских и здесь же торговавших. Вот почему в X в. вся центральная часть представляла собой базар, а сам город' совершенно изменил свой прежний облик.

Институт феодальных пожалований и условное землевладение

X век — это уже период развитого феодализма. Саманидское государство было феодальным государством, защищавшим инте­ресы крупных землевладельцев и купцов. Поэтому все сказанное выше о росте хозяйства, о развитии земледелия, ремесла и де­нежной торговли совершенно не дает оснований полагать, что этот подъем сопровождался улучшением жизни трудового на­рода.

во Рабат — постоялый двор, гостиница, а также пограничный форт, крепость. ⁶¹ Сухарева О. А., 1954, стр. 28 и ел.

78

Основными собственниками_земли и воды были государство и крупные феодалы. Соответственно этому самыми распространен­ными категориями земель были государственные, феодальные, мильковые и вакуфные. Материалы предшествующего времени показывают, как интенсивно разорялись мелкие собственники и как они «добровольно» отдавали свои земли крупным феода­лам⁶². Проц-есс этот в X в., конечно, продолжался.

Напряду с безусловной собственностью при Саманидах сущест­вовало и условное землевладение феодалов, основанное на по­жалованиях за службу. Степень развития института феодальных пожалований за службу и условного землевладения — один из важнейших показателей уровня феодализации общества «свер­ху». Высказана была точка зрения, будто при Саманидах то и другое не играло существенной роли в социально-экономической жизни общества, а в XI—XIII вв., при Караханидах и Сельд-жукидах, получило быстрое развитие ⁶³. Такая точка зрения сло­жилась, вероятно, под влиянием некоторых указаний письменных источников о том, что при Саманидах почти половина бюджета шла, на жалованье за службу, а также прямого указания более позднего источника — «Сиясет-наме» о том, что в Хорасане при Саманидах икта⁶⁴ не раздавали. Сыграла свою роль и мало­численность прямых упоминаний в источниках случаев пожало­вания за службу в государстве Саманидов. Так родилось проти­вопоставление двух периодов в истории Средней Азии^-— IX— X вв. и XI—XII вв.: развитие института феодальных пожалова­ний целиком связывалось с завоеванием Средней Азии Караха-нидами и Сельджукидами.

Историко-нумизматические исследования позволили коренным образом пересмотреть этот вопрос на конкретном среднеазиат­ском материале⁶⁵. Они выявили еще 18 случаев феодального пожалования за службу, не считая тех, что уже были упомянуты в литературе, вроде Симджуридов в Кухистане и др. Ни в одном случае в качестве жалованных лиц не выступили рядовые пред­ставители служилого и военного сословия. Заметно, что в IX в. пожалования были преимущественно очень крупными (целые об­ласти, районы, города) и даны они в пользу именно членов ди­настии. В X в., особенно во второй половине столетия, все чаще и чаще владетелями пожалований выступают не члены династии,

а разные сановники, причем порой даже-и не очень видные. Раз­меры жалованных владений — иногда по-прежнему очень круп­ные, иногда заметно мельче.

Пожалования в IX—X вв. означали передачу жалованному лицу права на все или часть доходов жалованного владения, но эти пожалования не были ни пожизненными, ни наследственными. Пожалования были обусловлены службой;, чаще всего служба эта была наместничеством в пожалованной области или городе, поэтому давала большие права и привилегии во внутренних де­лах. Жалованные владетели иногда получали даже право прос­тавлять на монетах свое имя. В этих случаях особенно заметно, что взаимоотношение между центральной властью и жалованны­ми владетелями, степень самостоятельности последних бывали различными. Например, некоторые медные монеты чеканены от имени главы династии, имя же жалованного владетеля-наместни­ка скромно обозначено на второстепенном месте как вассала (Самарканд и Шаш в третьей четверти IX в., Исфиджаб в начале X в.). Значительно чаще отношение обратное: медные монеты чеканены от имени жалованного владетеля, глава же саманнд-ской династии упомянут лишь почетно, в качестве сюзерена (фер­ганские города Ахсикет, Насрабад и Куба, а то и вся Фергана на разных отрезках времени в X в.). Но известен и еще один ва­риант, когда на медных монетах-вовсе нет имени главы династии, а есть только имена жалованных владетелей (Ахсикет и Шаш во второй половине IX и начале X в.). Здесь чувствуется попытка разорвать даже формальные отношения вассалитета. Такие по­пытки, по известным сейчас примерам, делали лишь члены ди­настии, владевшие большими областями.

Жалованные владения часто превращались в настоящие са­мостоятельные уделы внутри Саманидского государства. Их вла­детели (будь то члены династии или крупные сановники) часто присваивали те же самые титулы «эмиров» и «клиентов повели­теля правоверных», которые носили главы Саманидской ди­настии.

При Саманидах развиваются и оформляются типично феодаль­ные отношения «многоступенчатого» вассалитета: феодальная иерархия. Зарегистрированы такие случаи, когда глава Саманид­ской династии жаловал крупному сановнику город или область, последний же уступал часть жалованных ему прав другому ли­цу и т. д. Для Ферганы, например, известен случай даже «че­тырехступенчатого» вассалитета.

Следует отметить, что жалованные владетели стремились рас­ширять свои права, а центральная власть пыталась пресекать эти попытки. Борьба велась с переменным успехом. Например, уже упоминалось, что Наср ибн Ахмад пожаловал своему брату Исмаи-лу часть хараджа Бухарской области за службу в качестве наместника, но Исмаил пытался присвоить себе все доходы облас-

ти. Первые его попытки в этом направлении не были удачными, но в конечном счете он добился своего. Это было поражением центральной власти.

А вот в другом случае центральная власть одержала победу. Ферганские города Куба и Насрабад были пожалованы крупным сановникам. Попытки жалованных владетелей расширить свои пра­ва кончились тем., что оба эти владения были отобраны совсем. Еще раньше известна попытка превратить в пожизненное и нас­ледственное владение Ахсикет, находившийся тогда в руках чле­нов династии. Сначала это удалось: много лет Ахсикетом владел Исхак ибн Ахмад, затем город, достался его сыну. И лишь после открытого восстания Исхака ибн Ахмада, претендовавшего на престол, и его поражения центральная власть отобрала Фергану у его семьи и пожаловала Ахсикет другому лицу, но со значи­тельно меньшими правами. Область Кухистан при Саманидах бы­ла жалованным владением четырех поколений одной семьи — Симджуридов.

Итак,' институт феодальных пожалований за службу в со­циально-экономической жизни государства Саманидов играл значительную роль. Даже центральные и самые основные области государства (Самарканд, Бухара, Шаш, Фергана и т. д.) и от­дельные города на разных отрезках времени служили объектами пожалования и часто превращались в настоящие удельные вла­дения внутри Саманидского государства.

Некоторые конкретные указания источников, аналогии с За­падным Ираном и Ираком, особенно же свидетельство ал-Хорез-ми, позволяют заключить, что в Средней Азии пожалования тако­го типа при Саманидах обозначались терминами икта и тума._: Ал-Хюрезми был канцеляристом у саманидского везира и свое сочинение написал между 976—991 гг. «Задачей его, в основ­ном, было дать справочник для канцелярий, который он задумал в виде терминологического объяснительного словаря, охватываю­щего весь круг знаний» ⁶⁶. Феодальные земельные пожалования своего времени он обозначил двумя терминами⁶⁷. Тума (дослов­но «кормление») — пожалование только пожизненное, причем с пожалованно"й земли взималась и рента — налог определенного размера, ин-аче говоря, жалованное лицо в этом случае получало право не на все доходы, а только на их часть. Икта — это нас­ледственное земельное пожалование, причем лицо, которо­му эту землю дали, считается ее владельцем.- Хотя теорети­чески икта в это и последующее время считалась пожаловани­ем только доходов с земли, на практике, как об этом свидетель­ствует ал-Хюрезми, владелец икта уже в X в. обладал большими правами, и пожалование типа икта превратилось даже в наслед-

^т Крачковский И, Ю., 1957, стр. 240: ⁶⁷ Кадырова Т., 1965, стр\ 38, 42.

81

ственное. Разные варианты пожалований, выявленные для Сред­ней Азии IX—X вв. главным образом на основании нумизмати' ческих данных, вполне отвечают существу пожалований икта и тума, как их описывает ал-Хорезми.

Вместе с тем нельзя упускать из виду тот факт, что почти половина государственного бюджета Саманидов шла на выплату жалования войску и должностным лицам. В государстве Самани­дов явно боролись две тенденции: с одной стороны, институт фео­дальных земельных пожалований стремительно развивался; с другой стороны, центральная власть пыталась бороться с разви­тием этого института, тратя большие суммы на выплату жалова­ния за службу.

Некоторые свидетельства источников показывают, что пагуб­ные для экономики страны и для самой центральной власти пос­ледствия развития института феодальных земельных пожалова­ний были вполне понятны современникам. Если те или иные об­стоятельства создавали благоприятные условия, позволяющие обходиться без земельных пожалований,— центральная власть старалась не раздавать землю в кормление и владение (так бы­ло, например, при первых Газневидах).

Государство Саманидов, с этой точки зрения, переживало своего рода переходный период. Сосуществование в нем двух про­тивоборствующих тенденций привело к тому, что в IX—X вв. институт икта и тума, очевидно, совсем не распространялся н& рядовых представителей служилого и военного сословля — здесь центральная власть еще удерживала свои позиции. Что же ка­сается верхушки господствующего класса, то тут центральная власть вынуждена была идти на все более широкие раздачи зе­мель, пытаясь только (и то не всегда успешно) бороться против их превращения в наследственные владения. Не подлежит сомне­нию, что в западных областях халифата (особенно во второй по­ловине X в. в государстве Бундов) процесс феодализации общест­ва в этом плане зашел дальше. Но и в государстве Саманидов удельный вес типично феодального, т. е. условного (на основе пожалований) землевладения был явно очень велик.

При Тахиридах и Саманидах «печатание» земледельцев, низ­водившее их до положения рабов., прекратилось, причем решаю­щую роль в отмене этого жестокого и унизительного обычая сыг­рало упоминавшееся выше восстание Муканны в Мавераннахре и столь же крупное народное движение в Азербайджане. А. Ю: Як\ бовский предполагает, что несколько уменьшился размер отра боточной ренты, так как при Саманидах крестьянам не приходи

лось строить и ремонтировать стены для отпора кочевников^ов. Однако все это не значит, что в целом снизилась общая норма феодальной земелькой ренты, норма феодальной эксплуатации. Развитие института икта, безусловно, влекло за собой усиление феодальной эксплуатации крестьянства. С другой стороны, и го­сударство регулярно собирало фиксированную норму хараджа, иногда даже дважды в год под видом займа в счет следующего года. И, наконец, можно предполагать, что бурное развитие в IX—X вв. товарно-денежных отношений должно было оказать самое существенное влияние на земельную ренту в сторону ее фактического увеличения. На первый взгляд, это предположение не находит подтверждения в фактах. Действительно, согласно ис­точникам IX—X вв., рента-налог с разных областей Средней Азии была исчислена в деньгах, и размер ее, выраженный опре­деленной суммой, оставался неизменным. Однако факты явно свидетельствуют о том, что неизменность эта была чисто внеш­ней, на деле же в течение IX—X вв. происходило неуклонное увеличение фактического размера ренты-налога⁶⁹. Это видно из следующего. Согласно данным Наршахи ⁷⁰, харадж Бухары сна­чала был немногим менее 200 тыс. серебряных дирхемов. Когда начался выпуск дирхемов гитрифи, был установлен курс: 1 сереб­римый дирхем = 6 дирхемам гитрифи, так что харадж Бухары оказался немногим менее 1200 тыс. дирхемов гитрифи⁷¹. Впослед­ствии курс дирхемов гитрифи поднялся, и в конце концов сереб­ряные дирхемы и дирхемы гитрифи сравнялись по покупной спо­собности. Но правительство по-прежнему взимало харадж только дирхемами гитрифи. А это значит, что фактический размер ха­раджа за определенное время вырос в 6 раз! Но и это не все. К $35 г. соотношение между серебряными дирхемами и дирхе­мами гитрифи еще более изменилось: теперь 10 серебряных дир­хемов равнялись не 10, а только 8,5 дирхемам гитрифи. А в 921 г. 10 серебряных дирхемов равнялись уже лишь 7 дирхемам гит­рифи. Если первоначальный размер хараджа счесть за 100%, то к 921 г. харадж вырос до 857%. Цифра эта, конечно, условная, так как невозможно учесть многие другие факторы (изменение цен на товары и продукты и т. д.). Но одно не вызывает сомне­ния: на протяжении IX—X вв. размер хараджа Бухары, внешне неизменный, фактически возрастал. Ясно также, что аналогичный процесс должен был иметь место и в других областях Средней Азии.

Не совсем ясен чрезвычайно важный вопрос: в какой форме взималась земельная рента. Источники более позднего времени

^ад Якубовский А. 10., 1949, стр. 35—36.

_7о На эти факты обратила наше внимание Е. А. Давидович.

Наршахи, тегеранское изд., сто. 43—44; в переводе Н. Лыкошина есть серьезные искажения.

1 168 567 — у Наршахи, ! 189 200 — у Ибн Хордадбеха, ! 166 897 — у Макдиси.

IX—X вв. харадж упоминают в денежном выражении. Но важ­но выяснить, взимался ли харадж практически с непосредственно­го производителя именно деньгами или он только исчислялся в деньгах, взимался же продуктами. Лишь в первом случае можно было бы сделать ответственный вывод о преобладании денежной формы ренты-налога.

А. Ю. Якубовский был сторонником того, что «денежная доля хараджа в IX—X вв. становится основной» ⁷². При этом он опи­рался на известный рассказ Наршахи о том, как в 874 г. Бухарой овладел Хусейн ибн Тахир, который собрал харадж Бухары дир­хемами гитрифи, собирался обменять их на чистое серебро⁷³. Таким образом, земельная рента-налог в Бухаре тогда была дей­ствительно собрана деньгами. О том, что это был не единичный случай, свидетельствуют вышеизложенные факты относительно хараджа Бухары, в частности та часть текста, где повествуется, как правительство после «подорожания» дирхема гитрнфи отка­залось принимать харадж серебром и.требовало именно гитриф-ские дирхемы. Взимание хараджа в денежной форме известно для IX—X вв. и для многих областей Ирака ⁷⁴.

Бухара была одним из крупнейших центров ремесла и торгов­ли. Вся бухарская область была втянута в товарно-денежные отношения. Уже упоминалось, что даже во многих селениях близ Бухары было развито товарное производство. Но не во всех об­ластях Средней Азии товарное производство было развито в рав­ной степени, не.везде товарно-денежные отношения достигли оди­накового уровня. Для многих областей, особенно окраинных, трудно представить реальную возможность господства денежной формы ренты. Конкретные факты, которыми мы располагаем, ка­саются высокоразвитой Бухарской области. Было бы преждевре­менно на основании этих немногих фактов делать широкие обоб­щения в рамках всей Средней Азии: возможно, характер взима­ния хараджа был неодинаков в различных областях, в одних он мог быть денежным," других — натуральным, в третьих - сме­шанным.

В IX—X вв. основная часть непосредственных производите­лей делилась на две группы: крестьяне-общинники и крестьяне-арендаторы. Грань между ними иногда стиралась, так как арен­даторами-издольщиками становились не только безземельные, но и малоземельные крестьяне.

В литературе было высказано положение, что на Востоке из­дольная аренда была основной формой эксплуатации крестьян,

крестьянин-издольщик являлся центральной фигурой в земледе­лии ⁷⁵. Однако, если основываться на фактах, придется признать, что вопрос о месте и удельном весе общины и издольной аренды квнкретно для Средней Азии IX—X вв. еще не изучен.

Утвердившиеся формы феодальной эксплуатации в саманид-ский период (фактический рост феодальной земельной ренты; случаи, когда годовая норма собиралась дважды; развитие ус­ловного землевладения на основе пожалования; издольная арен­да и т. д.) приводили к тому, что огромные массы людей оказы­вались полностью лишенными земли и целиком зависимыми от крупных землевладельцев. Простой народ — крестьяне, ремеслен­ники — жил в большой нужде и все больше и больше разо­рялся.

Саманиды возводили величественные дворцы, строили мед­ресе, мечети за счет трудового народа, на плечи которого тяжким бременем ложились расходы по строительству. Все это, вместе взятое, являлось причиной ряда массовых восстаний крестьян против невыносимого феодального гнета.

Еще Исмаил Саманид в первый же год правления подавил крупное крестьянское восстание. Об этом восстании Наршахи писал: «Один из разбойников собрал вокруг себя народ. Собра­лось 4 тыс. человек из бродяг и сельских бездельников, и все они разбойничали на дороге между Рамитаном и Баркадом. Дело клонилось к тому, что они (восставшие.— Б. Г.) намеревались пойти на город (т. е. Бухару — Б. Г.)»⁷⁶.

Безусловно, речь идет здесь о восстании трудового крестьян­ства. Но, являясь выразителем интересов феодалов, Наршахи рез­ко отрицательно относится к народным восстаниям, именуя вос­ставших и их вождей «бродягами», «разбойниками».

Не менее тяжелым было положение ремесленников. Таджик­ский арабоягзычный поэт Абу Хатим ал-Варрак, мастер по изго­товлению бумаги, на закате своей жизни, после 50 лет занятий своим ремеслом, пришел к такому заключению:

Поистине, изготовление бумаги — занятие презираемое,

Несчастное; жизнь моя с ним тяжела.

Если я живу, то живу и нет у меня пищи,

Или же [если я] умру, то умру и нет у меня савана.

Основным внутренним противоречием в государ­стве Саманндов была борьба между трудящимися классами — крестьянами, ремесленниками, с одной стороны, и господствующим классом феодалов и его правящей верхушкой — с другой.

В большинстве случаев классовая борьба, возникавшая на

⁷⁵ Якубовсхий А. К)., 1934, стр. 61—62; 1947.

⁷⁶ Наршахи, тегеранское изд, стр. 95.

85

экономической почве (увеличение хараджа и т. п.), находила свое идеологическое выражение в столкновении между официальной религией и религиозными ересями, под: флагом которых выступа­ли угнетенные классы. Борьба такого рода происходила в Бухаре, Систане, Чаганиане.

Между прочим, карматство также, было религиозной формой протеста народных масс против угнетения и эксплуатации. Ран­нее карматство вобрало в себя множество доисламских рели­гиозных представлений, в том числе и некоторые элементы маз-дакизма. Карматы проповедовали возврат к укладу сельской об­щины с равенством ее свободных членов наряду с сохранением рабства. Проповедь общинного равенства привлекала к карматам значительные группы крестьянства, закабаляемого феодалами. В этом причины быстрого распространения карматства по всему Переднему Востоку.

В Средней Азии многие народные движения X—XI вв. при­мыкали к карматской секте. Многие передовые люди того времени воспринимали карматство как оппозицию против господствующе­го гнета, как призыв к общественному равенству.

Карматское движение было глубоко противоречиво с самого момента зарождения. Это, с одной стороны, движение народных масс против новых, феодальных порядков, с другой — движение знати против центральной феодальной власти.

Завершение процесса образования таджикского народа

В период, когда власть над Мавераннахром и Хорасаном была сосредоточена в руках Саманидов, завершился процесс образова­ния таджикского народа. В новых условиях государственной не­зависимости были возрождены многие культурные традиции и вместе с тем созданы новые культурные ценности, в частности классическая поэзия, получившая мировое признание,.

Еще задолго до арабского проникновения в Среднюю Азию на основе усиления экономических и культурных связей между отдельными районами и государственными образованиями Сред­ней Азии, роста городской жизни-в условиях развития феодаль­ных отношений явственно наметилась тенденция к соединению и слиянию некоторых, преимущественно оседлых, среднеазиатских народностей в один народ.

Этнические - процессы, протекавшие на территории Средней Азии с древнейших времен, привели к тому, что здесь сформиро­вались отдельные народности, такие как согдийцы, хорезмийцы, ферганцы, тохаристанцы и др. У каждой из этих народностей бы­ла собственная культура. Специфичность этих локально-этничес­ких культур не следует преувеличивать, так же как и степень/их единства, ибо каждая из них состояла из мозаики субкультур

86

Язьжки этих народностей принадлежали к числу восточноиран-ских, однако для Тохаристана источник указывает три языка: «местный» (по-видимому, восточноиранский)₀ какой-то «тохарис-танский» и тюркский. Этнический массив состоял из оседлых и кочевников, последние до рубежа нашей эры были почти исключи­тельно восточно иранскими, в частности' кочевники, входившие в сакскую группировку. С последних веков до нашей эры и рубежа нашей эры наряду с притоком ираноязычных групп начинаются вторжения иноязычных групп, в частности тюркоязычных. Круп­ные массивы последних переселяютсят5~-Среднюю Азию лишь во времена Тюркского каганата; с VI—VIII вв. тюрки начинают играть существенно важную роль в среднеазиатской~"этнической истории.

Границы этнических образований отнюдь не были непроницае­мы, этническая диффузия происходила постоянно и непрерывно. Этот процесс протекал не только между однородными в культур­ном отношении массивами, но и между разнородными, скажем, между оседлыми и кочевниками. Оседание кочевников, переход их к земледелию, включение в состав населения, проживающего в поселениях, в том числе в городах,— все эти процессы проте­кают на территории Средней Азии на протяжении тысячелетий. Существенно также, что и разноязычные этнические массивы в случае территориальной близости вступали в теснейшие культур­ные, экономические и межгрупповые этнические контакты. Это при­водило к появлению частичного или полного двуязычия, утрате своего языка, различным, формам взаимного усвоения элементов культуры и хозяйства или всего культурно-хозяйственного комп­лекса, созданию форм взаимосвязанного хозяйственного уклада и т. д. Механизм и варианты таких взаимоотношений детально изучены лингвистами и этнографами и для Средней Азии. В ре­зультате мы видим такие крайние полюсы, как, например, тад-жиксоязычные хардури, усвоившие образ жизни и культуру коче­вых узбеков, и, напротив, первоначально кочевое и тюркоязычное плегмя «тюрк», в новое время в Кулябской группе районов пол­ностью перешедшее к земледельческому труду и усвоившее тад­жикский язык. Очень интересны различные формы двуязычия, распространенные, например, у чустских или мухарских таджи­ков ⁷⁷.

Разумеется, смешанные браки, метисизация населения имели место — об этом: прямо свидетельствуют письменные источники. Основной массив среднеазиатского населения принадлежал к расе Среднеазиатского междуречья, иначе называемой памиро-ферган-

ской. Это один из расовых типов большой европеоидной расы. Он был выделен, описан и проанализирован советскими антрополога­ми, в частности Л. В. Ошаниным и А. И. Ярхо. Этот антрополо­гический тип характеризуется следующими признаками: лицо не плоское, а слегка выдающееся вперед, с обильной раститель­ностью. Скулы развиты слабо, лицо, не-широкое и не высокое-, нос; средней высоты с прямой спинкой (у памирцев — чисто «ор­линый» нос). Цвет глаз темный, со значительной примесью, волосы черные. Череп, если смотреть сверху,— округлый, отсюда назва­ние «брахицефалы» («круглоголовые»). Рост средний (166—■ 167 см).

К расе Среднеазиатского междуречья относятся таджики (в наиболее чистом виде она представлена горными и прйпамирски-ми таджиками) и узбеки, но у прследних имеется значительная примесь монголоидных элементов.

Есть несколько гипотез о происхождении этой расы. По одной, она возникла на основе смешения более древних, распространен­ных в Средней Азии европеоидных расовых типов: по другой — в результате трансформации одного из этих типов — примерно в начале I тыс. н. э. Некоторые антропологи значительно углуб­ляют эту дату.

В середине I тыс. н. э. усиливается приток тюркских племен и вместе с ними монголоидного расового типа. Однако на первых этапах монголизация расового типа далеко отстает от процесса тюркизации по языку.

В последующую историческую эпоху развитие расы Средне­азиатского междуречья продолжалось, и к настоящему времени она претерпела значительные изменения, отличные в разных об­ластях ее расселения (под влиянием по-разному протекавших и комбинировавшихся процессов вековой трансформации, смеше­ния и явления изоляции) ⁷⁸.

В Средней Азии ко времени арабского завоевания были рас­пространены восточноиранские языки, такие как согдийский, фер­ганский, хорезмийский, эфталитский. Парфянский язык, принад­лежащий к кругу з.ападноиранских, к V—VI вв. н. э. в целом исчез с территории Южной Туркмении и Хорасана.

Таджикский язык (порси-и дари) исторически сформировался и* вышел на широкую арену политической и культурной жизни в Хорасане, Сиистане и Мавераннахре, где сложились первые не­зависимые от халифата государственные образования восточно-иранских народностей. Именно здесь местная феодальная знать и поддерживающие ее круги стали выдвигать свой родной язык (порси-и дари) в качестве государственного литературного язы­ка.

Находки в Мерве персидских (среднеперсидских) надписей, относящихся к рубежу VII—VIII вв., позволяют предполагать, что к этому времени здесь уже пользовались языком фарси. Сог­ласно важному свидетельству ал-Джахшияри, вплоть до 742 г.⁷⁹ в Хорасане пользовались персидской письменностью (вероятно, па основе пехлевийского алфавита), причем писцы назывались м агами. По сообщениям ал-Мукаффы и Мукаддаси, можно судить о том, что уже в первой половине VIII в. язык фарси (тад­жикский) был .расппостранен в Балхе.

В VII—VIII вв. этот язык занимал уже прочное положение в Северо-Восточном Иране, Северном Афганистане и на юге Сред­ней Азии, в том числе и' в Южном Таджикистане. Об этом свиде­тельствуют помимо вышеуказанных данных ал-Мукаффы сооб­щение Хой Чао о наличии особого «тохаристанского» языка, сведения. Табари о насмешливом стихотворении, которое распева­ли жители Тохаристана в связи с поражением арабов, данные древней топонимики. В сочинениях авторов VIII—X вв. таджик­ский язык (его называли «забани фарсийи дари», или «забани фарси») связывается с Хорасаном, в частности с Балхом. Вполне вероятно, что именно в период, предшествующий арабскому за­воеванию, сформировались многие его важные особенности. По­литические причины, гонения против местной культуры — все это создало неблагоприятные условия для дальнейшего развития согдийского, хорезмийского и других восточноиранских языков.

Из Мерва, Балха и других административных, экономических и культурных центров Северного Хорасана фарси распространял­ся на территорию Мавераннахра, вытесняя постепенно местные восточно-иранские языки Средней Азии — согдийские и бактрий-ские диалекты. Науке недостаточно хорошо известны детали этого процесса и конкретно-исторические условия, в которых он проте­кал. Возможно, язык фарси еще за несколько веков до арабского завоевания уже проник в Среднюю Азию вместе с манихейством. Известно, что в крупных центрах Средней Азии, например в Са­марканде, существовали в VI—\^;51вв. значительные манихей-ские общины. Есть основания предполагать, что в них, как и в манихейских общинах Восточного Туркестана, пользовались язы­ком фарси.

Отметим прежде всего, что среди войск Арабского халифата, осуществлявших захват Мавераннахра, имелось значительное число лиц неарабского происхождения. Это так называемые мава-ли, т. е. представители покоренных арабами народов, принявшие мусульманство и находившиеся под покровительством отдельных арабских племен. Известно, что в составе войск арабских намест-

™ С 742 г. арабский язык и арабское письмо стали обязательными для адми­нистративного аппарата Хорасана, а следовательно, и Мавераннахра, администра­тивно входившего в Хорасанское наместничество.

ников Хорасана, руководивших завоеванием Мавераннахра, число

Известно также, что один из. мусульманских миссионеров от­казывался (в 728 г.) от пропаганды ислама в Самарканде на том ^основании, что он неискусен в фарси.

Процесс перехода согдоязычного населения Мавераннахра на язык фарси был, конечно, процессом очень длительным. Согласно запискам китайского паломника Сюань-цзана, проехавшего через Среднюю Азию в 629 г., название Су-ли (Согд) прилагалось ко всей территории от Суяба (долина реки Чу) до Кеша (современ­ный Шахрисабз, к югу от Самарканда) и соответственно к языку населения и письменности всей этой области. Как видно, в начале VII в. согдийский язык был широко распространен не только в собственно Согде (долина Зеравшана и прилегающие районы, Кашкадарьинский оазис и др.), но и в Семиречье — области ин­тенсивной согдийской колонизации. Доказательством того факта, что в первой четверти VIII в. население долины Зеравшана го­ворило еще по-согдийски, является уже упоминавшийся архив согдийских документов с горы Муг. Как показывает изучение это­го архива, вся внутренняя переписка Деваштича и других сог­дийских феодалов' велась на согдийском языке. На этом языке написаны письма, отправленные от его имени, по-согдийски же пи­шут его корреспонденты. Интересный факт, относящийся к пе­риоду араоского завоевания Бухары, сообщает Наршахи. Завое­ватели принуждали бухарцев ходить на молитву в упомянутую выше мечеть. Но так как бухарцы (или какая-то часть бухарцев) не знали в то время ни арабского, ни персидского языков, то позади молящихся стоял специальный человек, который под­сказывал им по-согдийски, когда нужно становиться на колени или выполнять какие-либо другие требования ритуала.

По-видимому, только к IX—X вв. основная часть населения крупных городов Мавераннахра (Самарканд, Бухара) перешла на язык фарси.

В X в. в Бухаре уже существовала, как известно, весьма раз­витая литература на языке фарси. Однако в сельских местностях, в горных районах, удаленных от больших городов, от основных путей сообщения, еще держался согдийский язык. По свидетельст­ву арабоязычного географа Мукаддаси, еще в конце X в. в бу­харских рустаках (сельские местности, зависимые от Бухары) говорили по-согдийски: «...У согдийцев есть свой язык; на него похожи языки бухарских рустаков; они очень различны. Их там понимают; я видел славного имама Мухаммада ибн Фадла, кото­рый мног-о говорил на них».

Как уже указывалось., в верховьях Зеравшана, по верхним его притокам, согдийские диалекты сохранялись на протяжении всего средневековья, а один из них существует в долине Ягноба (левый приток Зеравшана) и поныне.

Переходя на язык фарси, согдоязычное население привносило в него некоторые элементы согдийского языка, главным образом лексические ⁸⁰.

Аналогичными путями происходило вытеснение языком фарси местлых восточноиранских диалектов горных районов древнего Гохаристана.

Итак, «забани фарси» распространяется прежде всего в горо^ дах и лишь затем в сельских местностях, где еще в X—XI вв. быХн большие группы, говорившие на согдийском и хорезмийском изьпоах. Как сообщают путешественники X в. и как явствует из близжйх по времени текстов, язык фарси, т. е. таджикский, рас­падался на ряд диалектов и жители каждого крупного города и райо на имели свой диалект. Сообщается о диалектах Самарканда, Герата, Нишапура, Мерва, Балха и др. Вместе с тем эти восточ­ные диалекты благодаря изоляции, специфичности произношения, вклквчению многих слов из восточноиранских языков сильно от­личались от западных. Диалекты востока именовались «фарси», диалекты запада — «аджами», и лишь позже название .«фарси» стало прилагаться к западным диалектам. По мнению лингвис­тов, уже в X—XI вв. намечаются некоторые существенные осо­бенности, характерные для современного таджикского языка и отличающие его от современного персидского языка. Однако пол­ностью эти отличия сформировались примерно на полтысячелетия позже.

Многие важные вопросы-сложения и развития таджикского языка еще не получили окончательного истолкования в трудах лингвистов; дискуссионными остаются, в частности, место и время сложения этого языка⁸¹.

⁸⁰ Лившиц В. А., 1957, стр. 31 и ел. _

⁸¹ Бехар М. Т., I—II, 1942; Мирзоев А., 1949; Бертельс Е.Э., 1950; Фазылов
М. Ф., 1954; Болдырев А. Н., 1955; Семенов А. А., 1960; 1агагЛ, 1961; Лишвиц В. А.,
1962 а; Капранов В. А., 1964.

91

На таджикском языке в IX—X вв. развивается обширная ли­тература. В основу литературного языка легли хорасанско-сред-неазиатские говоры. Складывается литературный таджикский, язык, на котором были написаны замечательные шедевры тад-жикско-персидской литературы.

Развитие^литературы явилось лишь одной из сторон, хотя и очень важной и яркой, возникновения и становления таджикской культуры. IX—X вв. характеризуются четко выраженными про­цессами в области развития науки, духовной и материальной культуры, процессами, знаменующими создание среднеазиатских школ и направлений. Происходит дальнейшая унификация куль­туры отдельных исторических областей.

Итак, к эпохе IX—X вв. в Среднеазиатском междуречье (Ма-вераннахре) и Хорасане складывается большая этно-культурная общность, почти целиком входившая в состав государств Тахи-ридов, Саффаридов и, особенно, С-аманидов. Свое этническое имя эта общность получает на рубеже X—XI вв. или в первой поло­вине XI в. Как рассказывает Абу-л-фазл Бейхаки, в 435/1043-44 гг. один из приближенных султана сказал: «У нас, у тази­ков...»⁸². До этого, еще в X в. термином «тази» обозначали и арабов. Бехаки же, рассказывая об одной стычке после битвы при Данденакане (1040 г.), сообщает, что индийцы, .арабы и курды бежали, а воины-тазики стойко сражались с врагом⁸³. Итак, в первой половине XI в. термин «таджик» стал «самоназванием» сформировавшегося в Средней Азии и Хорасане народа ⁸⁴.

Хотя сложение таджикского народа завершилось уже в IX— X вв., в последующие столетия он не остается неизменным. С од­ной стороны, происходит процесс консолидации таджикского на­рода, усиление общности его духовной и материальной культуры. Однако иноземные завоевания, феодальная раздробленность по­рождают процесс, направленный в обратную сторону. Все боль­шую'и большую роль в этнической и культурной истории таджи­ков играет теснейший контакт с тюркоязычными племенами и народами Средней Азии, роль которых значительно и скачкооб­разно возрастает во II тыс. н. э. Происходит сближение между этими народами, они совместно ведут борьбу против классовых врагов и иноземных захватчиков. Во всех народных восстаниях последующих веков, в героической борьбе против иноземных зах­ватчиков мы видим рядом предков всех народов Средней Азии, и в частности народов-соседей — таджиков и узбеков. Изучая самобытный вклад, внесенный каждым из этих народов в сокро­вищницу мировой культуры, мы вместе с тем констатируем их взаимную связь и влияние друг на друга.

⁸² Бейхаки, 1969, стр. 725.

⁸³ Там же, стр. 758—759.

⁸⁴ Мандельштам А. М., 1954 а, стр. 58.

92

3. НАУКА И ЛИТЕРАТУРА IX — X ВВ..