Глава 4
Загадка политического непонимания
Слякоть, мрак, за рядом ряд
В город нищие спешат.
Кто в рванье, а кто в обносках,
Кто в помаде и шелках.
Английский детский стишок
В развивающихся странах в последние 40 лет, а в бывших социалистических с начала 1990-х гг. происходят серьезные изменения в структуре населения. С тех пор как в 1979 г. Дэн Сяопин начал экономические реформы, 100 млн китайцев покинули места официальной прописки и двинулись в города в поисках внелегальных рабочих мест. Три миллиона нелегально заполонивших Пекин выходцев из села создали на окраинах города целые кварталы крошечных заводов и мастерских. Население Порт-о-Пренса выросло в 15 раз, Гуаякиля- в 11, а Каира- в 4 раза. Сегодня внелегальный сектор хозяйства создает 50% ВНП в России и на Украине и поражающие воображение 62% — в Грузии. По сообщениям Международной организации труда, с начала 1990-х гг. 85% новых рабочих мест в Латинской Америке и на Карибских островах возникли во внелегальном секторе хозяйства. В Замбии только 10% рабочей силы работают в легальном секторе хозяйства.
И что же делают в ответ все эти страны? Много всего. Их правительства засучили рукава и принялись решать эти проблемы — одну за другой, каждую в отдельности. В августе 1999 г., например, власти Бангладеш снесли 50 тыс. лачуг в столичном городе Дакка. Там, где снести трущобы оказалось невозможным, власти строили школы и тротуары для миллионов самозваных переселенцев, наводнивших частные и казенные земли. Одновременно правительства осуществляли программы помощи кустарным мастерским и заводикам, которые во многих крупных городах способствуют постепенному преобразованию жилых зон в промышленные. Власти заботились об улучшении внешнего вида торговых ларьков, загромождающих улицы и тротуары; убирали с улиц и площадей больших городов орды нищих и бродяг и заводили вместо этого газоны и цветники; ужесточали нормы и требования в строительстве, чтобы предотвратить массовое разрушение жилых домов, как это случилось в Турции в 1999 г. во время землетрясения. Правительства хлопочут, чтобы переполняющие дороги драндулеты, выполняющие роль такси и маршрутных автобусов, отвечали минимальным требованиям безопасности; они сражаются с воровством и потерями в сетях водо- и электроснабжения и пытаются добиться соблюдения требований патентного права и уважения к авторским правам. Они арестовывают и судят целые полки гангстеров и наркодельцов (по крайней мере, самых знаменитых) и отправляют их в тюрьмы (хотя бы на время). Органы тайной полиции ужесточают контроль за деятельностью экстремистских политических движений, приобретающих влияние среди лишенных корней и потерявших жизненные ориентиры масс кочующего населения.
Изучением каждой из этих проблем занимаются специалисты, и для решения каждой из них есть отдельная политическая и административная программа. Мало кто отдает себе отчет, что перед нами гигантская волна захлестнувшей весь мир промышленной революции; грандиозный по масштабам переход от сельской цивилизации к городской. К добру или к беде, люди за пределами Запада тучами снимаются с места, покидая самодостаточные изолированные сельские общины в поисках более обеспеченной, разнообразной и независимой жизни в городах.
Слишком немногие понимают, что сегодня страны третьего мира и бывшего соцлагеря переживают почти такую же промышленную революцию, как та, что прокатилась по странам Запада более двух столетий назад. Разница лишь в том, что современная революция развивается намного быстрее и преобразует жизнь куда больших масс населения. Когда Британия 250 лет назад начала ускоряющееся движение от ферм к персональным компьютерам, ее население составляло 8 млн человек. Индонезия же с 200 млн человек совершила аналогичный переход всего за 40 лет. Ничего удивительного, что ее институты и установления не успели адаптироваться к новой ситуации. Но они непременно должны адаптироваться. Люди ушли от замкнутой жизни в селах и на хуторах, чтобы принять участие в расширяющемся процессе экономического и интеллектуального обмена. Именно этот процесс превратил Джакарту, Мехико, Сан-Паулу, Найроби, Бомбей, Шанхай и Манилу в мегагорода с населением 10, 20, 30 млн человек и практически неработающими политическими и правовыми институтами.
Поскольку правовые институты не поспевают за этим поразительным социальным и экономическим переворотом, новые городские поселенцы вынуждены изобретать внелегальные правила, суррогат законного права. Если в развитых странах большинство сделок имеет безличностный характер, то в развивающихся большинство новых горожан могут вступать в деловые отношения только с теми, кого знают и кому доверяют. Такой стиль бизнеса дает не очень надежные результаты. Как указывал Адам Смит, чем шире рынок, тем детальнее система разделения труда и эффективнее хозяйство, быстрее рост капитала и заработной платы. Слабость правовых институтов не позволяет предприимчивым людям договариваться с чужаками, а это сковывает прогресс в разделении труда и замыкает потенциальных предпринимателей в тисках узкой специализации и малой производительности.
Процветание предпринимательства на Западе объясняется тем, что правовые институты объединили всех в рамках единой системы законов о собственности, снабдив каждого средствами для сотрудничества и расширения производства товаров и услуг, поглощаемых интегрированными национальными рынками. Экономический рост Запада, в том числе наблюдаемый сегодня экспоненциальный рост электронных и телекоммуникационных технологий, стал возможным только благодаря гарантированности и определенности прав собственности, упрочившихся до этого развития и сделавших его возможным. Единая система частной собственности разрушала стремившиеся к замкнутости и самодостаточности анклавы экономической деятельности и открывала возможности для расширения рынков и наращивания капитала. В этом смысле собственность подчиняется закону Меткалфа, названному так в честь Боба Меткалфа — изобретателя стандарта организации локальных компьютерных сетей Ethernet. Закон гласит:
Ценность сети, измеряемая ее полезностью для населения, примерно пропорциональна квадрату числа пользователей. Примером является телефонная сеть. Один телефонный аппарат бесполезен — кому звонить? Два телефона — уже лучше, но не намного. Потенциальные возможности сети полностью реализуются, только когда телефон есть у большинства населения1.
Локальные компьютерные сети существовали годами, прежде чем возникла идея связать их между собой. Точно так же системы собственности, когда их связывают в рамках большей системы, открывают перед обществом громадные преимущества. Только после этого потенциальные возможности конкретного права собственности перерастают изобретательность и ловкость владельца, его соседей и знакомых; теперь в разработке перспектив участвует куда более широкая сеть знаний и изобретательности. Только после этого люди принимают на себя обязательство соблюдать закон, потому что начинают понимать, что без этого они закрывают себе путь к процветанию. Только после этого правительство оставляет героические попытки решить бесчисленное множество проблем и обращается к заботам о развитии хозяйства. Без законной системы частной собственности ни современные правительства, ни рыночное хозяйство нежизнеспособны. Сегодня многие из проблем развивающихся рынков порождаются главным образом фрагментарностью отношений собственности и отсутствием стандартных норм, без которых не может быть продуктивного взаимодействия активов и агентов хозяйственной деятельности, а правительства не в состоянии править, опираясь на силу закона.
Когда граждане развивающихся и бывших социалистических стран эмигрируют в страны Запада, развитые правовые и социальные институты достаточно оперативно помогают им включиться в систему частнособственнических отношений, открывающую им возможности для производительного труда. Но подобные им люди, мигрирующие в границах своих собственных стран, не получают такой помощи, по крайней мере оперативно. В бедных странах мира отсутствуют институты, обеспечивающие интеграцию мигрантов в легальный сектор хозяйства, которые помогали бы им придать ликвидность своим активам, превратили бы владельцев активов в ответственных агентов хозяйственной жизни, создали условия для производительного труда и наращивания законного капитала. Поэтому мигранты, в ущерб законному порядку, изобретают внелегальные формы ведения бизнеса, подменяющие законный правовой порядок.
Таким образом, политическая слепота заключается в неспособности осознать, что причиной расширения внелегального сектора и разрушения правового порядка является массовый исход людей в города. Руководителям государств не хватает понимания того, что люди будут и впредь спонтанно самоорганизовываться, создавая отдельные внелегальные группы, до тех пор пока правительства не откроют им достойного доступа в законную систему частной собственности.
Фундаментальной проблемой незападных стран является не то, что люди переселяются в города, что городское хозяйство не справляется с вывозом мусора, что инфраструктура недостаточна, а деревни пустеют. Подобные вещи уже происходили в прошлом развитых стран. Сам по себе рост городов не является проблемой. В XX в. Лос-Анджелес рос быстрее, чем Калькутта, а Токио теперь втрое больше Дели. Первостепенной проблемой является задержка с осознанием того, что сумятица и хаос, царящие в развивающихся странах, представляют собой, скорее, обещание перспектив, а не разрушительных проблем. Когда удается пустить в дело энергию революционных перемен, охватывающих эти страны, проблемы слабеют. Развивающиеся и бывшие социалистические страны должны сделать выбор: либо создать системы, которые позволят правительствам адаптироваться к непрерывным изменениям в структуре разделения труда, либо и дальше пребывать в состоянии внелегального хаоса — возможности для выбора не столь уж велики.
Почему остается непонятой реальная проблема? Есть два поля невидимости*, ускользающих от нашего зрения. Прежде всего, большинство из нас не замечает того, что взрывной рост внелегального населения в последние 40 лет породил новый класс предпринимателей, действующих в собственном правовом пространстве. Правительства видят только устрашающе быстрый рост городского населения и теневой экономики, сопровождающийся ростом преступности и болезней. Но пока министерство жилищного строительства решает свои задачи, а министерства здравоохранения и внутренних дел борются со своими проблемами, никто не отдает себе отчет, что реальной причиной беспорядков является не рост городского населения и даже не расширение бедных слоев населения, а устаревшая легальная система частной собственности.
Мы подобны шести слепцам, облепившим слона. Один уцепился за хобот и воображал, что держит в руках змею. Другой поймал хвост и думал, что это — веревка. Третьего восхитило ухо, напоминающее парус, а остальные обхватили ноги и уверены, что перед ними дерево. Ни один из них не может представить себе целого слона, а потому они и не могут понять, что же им делать в этой ситуации. Мы уже убедились, что бедняки из развивающихся и бывших социалистических стран составляют две трети населения планеты, и у них нет выбора — они обречены на жизнь вне закона. Мы также видели, что бедняки владеют довольно значительным имуществом, но их права собственности не определены законом. Миллионы предприимчивых людей, заполняющих 85% новых рабочих мест в Латинской Америке, 3 млн китайцев, вкалывающих от зари до зари на внелегальных заводиках
* Термин военной топографии здесь используется как метафора.
** Поле невидимости — участок местности, не просматриваемый наблюдателем из-за особенностей рельефа.
в окрестностях Пекина, граждане России, в теневой экономике создающие половину ВНП, — все они живут и работают в рамках внелегального сектора хозяйства. Отношения собственности в этом секторе чаще всего открыто противоречат установлениям легального права. Это и есть слон, вокруг которого все мы топчемся.
Я не верю в то, что появление небольших анклавов экономического процветания в окружении обширных секторов нищеты или внелегальной деятельности означает конец нелегкого, хотя и неизбежного перехода к капитализму. Существование зон процветания в море нищеты скорее маскирует чудовищную неспособность государства создавать, поддерживать и уважать законные права собственности большинства своих граждан.
Второе поле невидимости создается тем, что мало кто осознает, что наши проблемы далеко не новы. Страны Запада в период собственной промышленной революции уже пережили наплыв людей в города и разгул внелегальности. Они тоже пытались решать отдельные проблемы — одну за другой. Усвоенный Западом урок заключается в том, что паллиативными методами не решить проблемы бедности. Уровень жизни начал расти, как только правительства изменили законы и систему собственности таким образом, чтобы способствовать углублению разделения труда. Получив возможность использовать потенциал интегрированной системы собственности для наращивания производительности, люди пошли по пути специализации труда на расширяющихся рынках и ускоренного накопления капитала.
Поле невидимости I: сегодняшняя жизнь за пределами стеклянного колпака
Почему мы не распознали приход новой промышленной революции? В 1980-х гг., когда я и мои коллеги только приступали к исследованию этих проблем в Перу, большинство чиновников и политиков были убеждены, что наша часть мира пребывает, по большей части, под контролем закона. В Латинской Америке существовала длительная, тщательно разработанная и уважаемая
правовая традиция. Были, разумеется, бедняки, чьи рабочие места и собственность оказывались за пределами сферы правового регулирования, но этот внелегальный сектор считался сравнительно небольшим и не создавал серьезных проблем. В каждой развитой стране существовали бедность, безработица и черные рынки. Были они и у нас. Занимались всем этим преимущественно полиция или небольшие группы университетских социологов, которые делали ученую карьеру на описании экзотических форм социальной жизни. В лучшем случае материал о бедняках мог украсить очередной номер журнала «National Geographic».
Но точных данных ни у кого не было. Никто даже не представлял себе, каким образом узнать, чем, собственно, зарабатывают бедные себе на жизнь и какова их собственность. Поэтому я и мои коллеги решили отложить наши книги и научные журналы, забыть об официальной статистике и обратиться к экспертам по этому вопросу, то есть к самим беднякам. Выйдя на улицы, чтобы осмотреться и прислушаться, мы начали натыкаться на поразительные факты. Например, строительная промышленность в Перу пребывала в состоянии кризиса: объем строительства падал, рабочих увольняли. Но при этом там, где торговали стройматериалами, кассовые аппараты работали без остановки. Продажа цемента росла. Немного потолкавшись в этих кругах, мы обнаружили, что покупателями цемента являются бедняки, которым он понадобился для строительства домов, подсобных пристроек и производственных сооружений, нигде и никем не регистрировавшихся, а потому не находивших отражения в компьютерах правительственных экономистов и статистиков. Мы почувствовали вибрации независимой, ускользающей от официального глаза внелегальной экономики, дающей жизнь городам развивающихся стран. В Бразилии, к примеру, строительная промышленность в 1995 г. сообщила о росте всего на 0,1%, тогда как продажи цемента в первой половине 1996 г. подскочили аж на 20%. Причина этой явной аномалии, согласно анализу, проведенному германской компанией Morgan Grenfell, в том, что 60—70% строительных работ в этой стране не находит отражения в статистике2.
Мы осознали, что внелегальная экономика — это не мелочь. Это грандиозная структура.
Рост городов
В 1960-х гг. миграция в города охватила большинство развивающихся стран, а в 1980-х захлестнула и Китай. По самым разным причинам всюду происходило одно и то же: самодостаточные сельские общины снимались с места, чтобы попытать счастья в городской жизни. С 1980-х гг. миллионы китайских крестьян начали, вопреки запретам властей, селиться в городах и пригородах. В этой связи газета «Beijing Youth Daily» даже объявила, что «миграционные потоки стали неуправляемыми»3.
Примерно то же самое происходило в средиземноморских странах. Согласно Генри Болдрику, после Второй мировой войны уходящие в города турецкие крестьяне начали селиться на казенных землях. В таких самочинно возникших городских районах, получивших название gecekondus, сегодня обитает не менее половины городского населения Турции. Некоторые из gecekondus с тех пор частично легализовались и получили доступ к услугам городских коммунальных служб, но большинство их до сих пор не имеют легального статуса4.
«Business World» призвала филиппинское правительство «остановить прилив населения, которое опасно переполняет наши города... Глядя на эти лачуги, построенные из кусков бетона и обломков кирпича, нельзя не задаться вопросом, что делает правительство для решения проблем бездомности, для прекращения самовольного строительства, уродующего наши города?»5
В Южной Африке некоторые наблюдатели (включая и меня самого) пришли к выводу, что предстоит вторая гигантская волна самозахвата городских земель и внелегального строительства. В 1998 г. журнал «Newsweek» сообщил, что «все новые толпы [южноафриканских черных] заполняют лагеря поселенцев и трущобные районы, кольцом окружающие каждый крупный город Южной Африки. Существовавшая при режиме апартеида паспортная система мешала черным перемещаться из деревень в города. Теперь они передвигаются безо всяких помех, хотя и безо всякого комфорта»6. Журнал «Economist» подтвердил эту тенденцию: «Хотя до настоящей войны между черными и белыми дело так и не дошло, конец расовой сегрегации открыл для черных бедняков доступ в богатые белые районы» 7.
Египетские интеллектуалы и технократы довольно давно осознали существование этих проблем. Согласно недавним оценкам, в период с 1947 по 1989 г. «городское население Египта... выросло... с 6,2 млн до 23,4 млн человек»8.
По недавним подсчетам Жерара Бартелеми, население Порт-о-Пренса с пригородами (Гаити) выросло со 140 тыс. человек в 1950 г. до 1550 тыс. в 1988 г., а к концу века приблизилось к 2 млн человек. По оценкам Бартелеми, примерно две трети этих людей живут в трущобных районах или, как их называют гаитяне, в бидонвиллях (bidonvilles)9.
В Мексике исследователи осознают наличие проблемы и включаются в изучение внелегальных форм бизнеса. Согласно отчету:
Проведенное в 1987 г. Центром изучения частного сектора исследование показало, что внелегальный сектор хозяйства производит от 28 до 39% ВНП Мексики, а по данным исследования 1993 г. «...в не попадающем в официальную статистику теневом секторе» трудятся 8 из 23 млн, занятых в народном хозяйстве страны... «На каждое зарегистрированное предприятие у нас есть два незарегистрированных» , — говорит Антонио Монтьель Гуерреро, президент управления по малому бизнесу Торговой палаты Мехико, в которой зарегистрированы 167 тыс. малых предприятий города. «В федеральном округе Мехико с населением около 8 млн человек действуют примерно 350 тыс. малых незарегистрированных предприятий». Что это означает для всей метрополии Мехико с населением около 20 млн человек, не знает никто, особенно если учесть разрастающиеся трущобные районы, кольцом охватывающие город10.
В развивающихся странах внелегальные зоны, занимающие окраины городов, отличаются скученностью небольших домишек (среди них прячутся множество мастерских, гаражей и заводиков), армиями уличных разносчиков и бесчисленными маршрутными такси. Все это возникло как из-под земли. Постоянный приток мелких ремесленников, которые носят все свои инструменты с собой, умножил городское производство и расширил его ассортимент. Изобретательность этих людей сказалась в росте производства основных благ и услуг, разительно преобразила некоторые отрасли хозяйства, розничную торговлю, строительство и городской транспорт. Некогда пустовавшие окраины го-
родов третьего мира превратились в бурно развивающиеся пригороды, а сами города, пытавшиеся когда-то выглядеть по-европейски, сдались под натиском шумного провинциального стиля, представляющего собой тусклое подобие коммерческих зон, характерных для пригородов американских городов.
Сам размер большинства этих городов создает немалые возможности. Возник новый тип собственников и дельцов, отличающихся от своих предшественников чрезвычайно скромным происхождением. Возросла вертикальная мобильность. Элегантная роскошь, свойственная прежнему «хорошему» обществу городов, сменилась более демократичным и простодушным стилем.
Исход в города
Нет спора, миграция — это ключевой фактор роста городов в большинстве развивающихся и бывших социалистических стран. Но указать причины этого трудно. В каждой стране комментаторы дают собственные объяснения: война, программа аграрных реформ, отсутствие аграрных реформ, международное эмбарго в области внешней торговли, бурный рост внешней торговли, терроризм и партизанские войны, падение общественных нравов, кризис капиталистического развития, кризис социалистического развития и даже дурной вкус (жизнь в деревне настолько достойней и лучше, чем в городе, чего же они не остаются там?).
Однако со временем из этого многообразия объяснений выкристаллизовалось кое-что первостепенное. Самой очевидной причиной очередной волны миграции в города являются хорошие дороги. Появление хороших дорог и мостов, связавших между собой прежде оторванные друг от друга районы, заронило в души деревенских жителей желание путешествовать, и они начали переезжать в города. Дополнительным стимулом явились новые коммуникационные каналы. Радио, в частности, возбудило мечты о более сытой и обеспеченной жизни. В самой глубинке, за тысячи миль от столиц, радиопередачи зародили желание прикоснуться к возможностям, прелестям и комфорту городской жизни. Современная жизнь стала доступной для каждого, имеющего мужество ринуться по дороге вдогонку за ней.
Сегодня многие согласны и в том, что еще одним решающим фактором стал сельскохозяйственный кризис, накрывший многие страны. После окончания Второй мировой войны совершенствование сельскохозяйственных технологий и падение спроса на ряд традиционных культур привели к массовому сокращению занятости в сельском хозяйстве и создали людской потенциал, готовый двинуться в поисках новых перспектив куда угодно.
В сельском хозяйстве существовала также проблема прав собственности. Традиционные трудности приобретения земель для создания фермы резко возросли в результате сложного и длительного процесса аграрных реформ. Отчаявшись найти работу или землю, многие отправились искать счастье в городе.
Важным привлекательным фактором был низкий уровень детской смертности в большинстве главных городов третьего мира. После Второй мировой войны качество медицинского обслуживания в городах повышалось и разрыв между уровнями детской смертности в городах и на селе непрерывно рос. Еще одним стимулом была более высокая заработная плата в городах. В Латинской Америке, например, в 1970 г. человек, переехавший в столицу и нашедший там полуквалифицированную работу, повышал свой месячный доход в 2 или 3 раза. Доход служащих мог при таком перемещении повыситься в 4 раза, а доход инженеров, медиков или юристов мог увеличиться в 6 раз. Более высокая оплата перевешивала риск безработицы. Новый столичный житель мог год потратить на поиски работы, а потом в два с половиной месяца возместить все «потери». Городская жизнь не только казалась более привлекательной. Она и на самом деле была лучше.
Даже умножение численности и могущества правительственной бюрократии стало стимулом для миграции в города. Централизация власти в руках чиновничества означала, что правительственные канцелярии компетентны дать совет или разрешение, ответить на запрос или помочь с работой. И все это повышало привлекательность городской жизни. Каждый новый горожанин, мечтавший о лучшем будущем для своих детей, точно знал, что в городах куда больше возможностей получить образование. Для полубезработных крестьян, чуть ли не единственным ресурсом которых была собственная изобретательность, образование являлось ценным и привлекательным вложением
сил и средств. В крупных городах жили большинство выпускников средних школ, а также учащиеся профессиональных училищ, абитуриенты и студенты институтов и университетов.
Так что вряд ли можно считать миграцию в города актом иррационального поведения. Она имеет мало общего со «стадным инстинктом» и является результатом рассчитанной, рациональной оценки и сопоставления возможностей дома и в городе. Верно или нет, но все эти люди верили, что приближение к более обширным рынкам пойдет им на пользу. Однако переселение в город — это далеко не легкая затея.
Бедняки отправляются домой
Город встречал новичков враждебно. Он быстро давал понять каждому, что хотя горожане имеют романтическое, даже сентиментальное представление о фермерах и всегда готовы признать равное право всех граждан на счастье, они предпочитают, чтобы добрые фермеры добивались своего счастья у себя дома. Никто и не мечтал, что крестьяне для встречи с современностью явятся в города. В этом смысле практически во всех развивающихся и бывших социалистических странах политика была нацелена на то, чтобы привести современность прямо в села.
Наибольшей враждебностью к мигрантам отличалась правовая система. На первых порах города с легкостью поглощали вчерашнюю деревенщину, потому что это были малые группы, не способные нарушить status quo. Но когда число пришельцев выросло настолько, что их нельзя было больше игнорировать, перед ними наглухо закрылись возможности законной социальной и экономической деятельности. Обзавестись жильем, найти работу в легальном секторе или открыть в нем собственное дело было чудовищно трудно. Правовые институты большинства стран третьего мира годами шлифовали умение служить интересам и нуждам некоторых групп городского населения; обращение с сельским населением было совершенно иным. Пока крестьяне оставались у себя дома, правовая дискриминация была не заметна. Но стоило им переселиться в город, они попадали в систему апартеида, образуемого правовыми институтами общества. Стеклянный колпак неожиданно сделался видимым.
Некоторые бывшие республики Советского Союза также страдают от хаоса и неупорядоченности институтов собственности, и часть элиты отдает себе отчет в том, что их необходимо устранить. В одном репортаже 1996 г. говорилось:
В России... механизмы защиты прав собственности на землю еще совершенно не развиты... Во многих регионах для регистрации прав на землю действуют особые учреждения, не те, в которых регистрируют постройки. Более того, надежность создаваемой регистрацией правовой защиты довольно сомнительна... Процедуры защиты прав частной собственности на землю предстоит создавать буквально с нуля... Земля, пожалуй, — это самый ценный ресурс России, который может послужить фундаментом для всей экономической и социальной жизни демократического общества11.
Мы обнаружили, что во всех странах третьего мира в ответ на репрессивные меры правовой системы, разрушающей надежды «недопущенных в хорошее общество», происходит взрыв внелегальной активности. Как мы видели в главе 2, многие страны защитили доступ к законной системе частной собственности настолько устрашающими и труднопреодолимыми препятствиями, что мало кому из новых горожан удается преодолеть эти бюрократические баррикады — 14 лет и 77 бюрократических процедур в 31 частном и государственном учреждении в Египте и 19 лет и 176 бюрократических процедур для легализации уже купленного участка земли на Гаити.
Если за право жить в согласии с законом приходится платить, то и пребывание вне рамок правовой системы не может быть бесплатным. Мы обнаружили, что внелегальные рабочие места и внелегальное предпринимательство обходятся поразительно дорого. В Перу, например, внелегальному бизнесмену приходится 10—15% своего годового дохода отдавать в виде взяток и комиссионных представителям власти. Если добавить к этим взяткам платежи полиции, дополнительные расходы на проведение денежных операций в обход банковских каналов, расходы, возникающие из-за пространственной распыленности, раздробленности производства по мелким участкам, и невозможность кредита, то жизнь теневого предпринимателя оказывается намного более дорогостоящей и трудной, чем у дельцов, работающих под крышей закона.
Не исключено, что наибольшими потерями оборачивается вынужденный отказ от рыночной специализации. Мы обнаружили, что те, кто не могут действовать в рамках закона, в силу этого не имеют возможности эффективно распоряжаться своей собственностью и легальными методами обеспечивать выполнение контрактов; для них недоступен статус предпринимательства с ограниченной ответственностью, что поднимает цену рыночных рисков; они не могут обратиться к услугам страховых компаний или создавать акционерные компании для привлечения дополнительного капитала и распределения риска. Из-за отсутствия возможностей для привлечения инвестиций они не могут обеспечить экономию на масштабах операций и не способны защитить свои изобретения с помощью патентов или лицензий.
Будучи лишенными доступа к привилегиям жизни под сенью закона, бедняки оказываются отрезанными от механизмов института собственности, необходимых для создания капитала. Пагубные экономические последствия этого правового апартеида особенно наглядно проявляются в сфере недвижимости. Во всех обследованных нами странах мы обнаружили, что примерно 80% сельскохозяйственных угодий не защищены своевременной и должным образом оформленной регистрацией и, таким образом, не имеют надлежащим образом узаконенных владельцев. В силу этого любые операции с этими участками земли (купля-продажа, залог) неизбежно ограничены узким кругом соседей и торговых партнеров, что препятствует доступу внелегальных земельных собственников к единому общенациональному рынку недвижимости.
Внелегальные собственники активов лишены доступа к кредиту, обеспечивающему расширение оборота, а в развитых странах это — важнейший инструмент организации нового дела или расширения уже существующего. В Соединенных Штатах, например, до 70% кредита на организацию нового дела обеспечены залогом права собственности на объекты недвижимости. Отсутствие законных гарантий права собственности уничтожает стимулы для инвестирования.
Лишенные защиты закона, мигранты могут рассчитывать только на собственные руки. Им приходится конкурировать не только с другими людьми, но и противостоять враждебности государства. Поскольку законы собственной страны относятся к ним как к пасынкам, им приходится создавать альтернативные системы внелегального права. По-моему, эти внелегальные правовые системы представляют собой мощное восстание против status quo, сложившегося в развивающихся странах со времен обретения независимости, а в бывших социалистических — после крушения коммунистических режимов.
Рост внелегальности
За последние четыре десятилетия население большинства крупных городов в странах третьего мира выросло не менее чем в 4 раза. К 2015 г. более 50 городов в развивающихся странах будут насчитывать 5 и более млн человек12, причем большая часть этих людей будет жить и работать во внелегальном секторе. В развивающихся и бывших социалистических странах внелегальный сектор вездесущ. Вновь возникшие формы деятельности постепенно вытесняют традиционные. Пройдите по большинству улиц, и вы непременно наткнетесь на внелегальные магазины, пункты валютного обмена, транспортные и другие услуги. Даже значительная часть продаваемых книг издана внелегально.
Целые районы приобретены, освоены и застроены в обход или в прямое нарушение требований закона. В Перу из каждой сотни построенных домов только 30 имеют все законные документы; 70 построены внелегально. Мы столкнулись с тем, что во всех странах Латинской Америки не менее шести из восьми строений построены в недокапитализированном секторе и 80% всех объектов недвижимости существуют вне законных прав собственности. Согласно большинству оценок, в развивающихся странах 50—75% всех рабочих мест принадлежит внелегальному сектору, который создает от одной пятой до более двух третей совокупного объема товаров и услуг в третьем мире.
Возьмите Бразилию: 30 лет назад более двух третей вновь строящихся домов предназначались для сдачи в аренду, а сегодня — лишь жалкие 3%. Большая часть рынков переехала в неформальные районы бразильских городов — в фавелы (favelas). Доналд Стюарт указывал:
Люди не представляют себе размаха экономической активности в фавелах. Эти внелегальные производства созданы предпринимательским духом крестьян из северо-восточных штатов Бразилии, которых притянули к себе дразнящие возможности городских центров. Они действуют, подчиняясь исключительно требованиям спроса и предложения, и вся их деятельность протекает за пределами чрезмерно зарегулированного законного сектора хозяйства. Несмотря на явный недостаток ресурсов, эти внелегальные предприятия действуют весьма эффективно. В фавелах нет потолка арендной платы, ее взимают в долларах США, а неаккуратные плательщики быстро вылетают на улицу. Прибыльность инвестиций достаточно высока, а поэтому возможности выбора для покупателей и арендаторов очень широки13.
В 1997 г. «Wall Street Journal» сообщила, что, по данным Друзей Земли*, только 10% эксплуатируемых участков в джунглях Амазонки защищены правами собственности14. В других странах внелегальность находится на подъеме.
В отличие от ситуации в развитых странах, где «деклассированные» — это незначительное меньшинство населения, живущее на задворках общества, в некоторых странах внелега-лы всегда являлись большинством. Например, в большей части обследованных нами стран совокупная стоимость только объектов внелегальной недвижимости многократно превосходит сумму сбережений и срочных вкладов в коммерческих банках, стоимость компаний, зарегистрированных на местных фондовых рынках, сумму всех прямых иностранных инвестиций, и совокупную стоимость всех приватизированных и подлежащих приватизации государственных предприятий. Так что если поразмыслить, нет ничего удивительного, что в развитых странах недвижимость составляет примерно половину национального богатства, а в развивающихся этот показатель доходит до трех четвертых. В развивающихся и бывших социалистических странах внелегальные поселения зачастую оказываются единственной возможностью для инвестирования, а в силу этого служат важнейшей частью процесса накопления и формирования капитала. Более того, растущая доля городского хозяйства в ВНП свидетельствует о том, что накопление капитала и технологических ноу-хау происходит преимущественно в зоне городов.
* Friends of the Earth (англ.) — общественная природоохранная организация в США.
Внелегалы пришли навсегда
Взрыв внелегальной активности в третьем мире, самочинный захват городских земель и разрастание незаконно застраиваемых городских районов — pueblos jovenes в Перу, favelas в Бразилии,ranchos в Венесуэле, barrios marginales в Мексике и bidonvilles в бывших французских колониях, так же как трущобы в бывших британских, — все это нечто неизмеримо большее, чем просто результат демографического взрыва, бедности или даже внелегальности. Эти волны сокрушительного натиска внелегалов на оазисы привилегий, имеющих легальную крышу, могут принудить власти принять требования развертывающейся промышленной и коммерческой революции.
Правительства большинства стран мира не в силах конкурировать с мощью внелегальных образований. Внелегальный сектор уже вытеснил правительство из сферы обеспечения жильем мигрантов и бедняков. В Перу, например, в конце 1980-х гг. доля государственных вложений в строительство дешевого жилья составляла примерно 2% от объема инвестиций во внелегальное строительство. Если учесть строительство домов для среднего класса, доля государства в жилищном строительстве поднимется всего до 10% от внелегальных инвестиций. На Гаити в 1995 г. стоимость внелегальной недвижимости почти в 10 раз превышала всю собственность правительства страны.
Внелегальный сектор — это теневая область жизни, имеющая длиннейшую границу с миром, живущим под сенью закона, это место, где находят убежище люди, которым не по карману жизнь в рамках закона. Мигранты становятся внелегалами, чтобы выжить: им не позволили разместиться на территории, защищаемой законом, и они были вынуждены уйти за его пределы. Они вынуждены действовать внелегально, чтобы жить, производить, торговать, пользоваться транспортом и даже потреблять.
Лишенные лоска, сооруженные на скорую руку внелегальные правовые установления представляют собой точно сформулированные обязательства определенных членов общества, касающиеся взаимной защиты собственности и гарантий деятельности. Это комбинация правил, выборочно заимствованных из легальной системы права, импровизированных установлений и обыча-
ев, привезенных мигрантами оттуда, где они родились и выросли. Такая правовая конструкция скрепляется общественным договором, поддерживаемым авторитетом внелегальных сообществ и властью избираемых руководителей этих сообществ. Недостатком внелегальных правовых структур является то, что они отделены от легальной системы частной собственности, в результате чего сама собственность оказывается ущербной, то есть недостаточно ликвидной, и не может участвовать в большинстве трансакций, в потоке финансовой и инвестиционной деятельности, а дельцы — неподотчетны властям за пределами своих внелегальных сообществ.
Внелегальные установления реализуются через деятельность множества разнообразных организаций, среди которых ассоциации развития городов, фермерские конвенции, ассоциации мелких торговцев, объединения малого бизнеса, микропредпринимательские сообщества, федерации транспортников, объединения разработчиков недр на своих участках земли, организации содействия аграрным реформам, жилищные кооперативы, организации урегулирования претензий, советы жителей, районные комитеты населения, сообщества туземного населения, ассоциации мелких фермеров и деревенские организации. Эти организации также занимаются застройкой пустующих и сельскохозяйственных земель, контролируют застройку старых городских центров, реконструкцию муниципального жилого фонда, согласовывают споры по частным и казенным подрядам, по условиям субаренды, урегулируют ситуации с муниципальным жилым фондом, при отсутствии полной документации, и внелегальными контрактами об аренде жилья, предъявленными нотариусу, но не зарегистрированными, улаживают дела с перемещением застройщиков и пр.
Внелегальность редко имеет антисоциальную направленность. «Преступления» внелегалов представляют собой акты нормальной человеческой деятельности: они строят дома, предоставляют услуги, производят товары. Система внелегального права — единственный для них способ вносить порядок в отношения с другими, и уж во всяком случае она не вносит в жизнь хаос и бесчинство. Никакие иные установления не могут в большей степени соответствовать формам труда и жизни новой городской бедноты. Хотя их «законы» не являются частью общегосударственного кодекса, они наиболее удобны для этих людей. Это общественный договор, в соответствии с которым новые горожане живут и работают.
Заселенные мигрантами внелегальные городские районы порой выглядят как трущобы, но это далеко не то же самое, что внутригородские трущобы больших городов в развитых странах. Последние застроены некогда приличными домами, пришедшими в упадок из-за бедности и небрежения жителей. В развивающихся странах хижины бедняков с течением времени достраиваются, укрепляются, украшаются. Если дома в трущобных районах со временем теряют ценность, жилища бедняков, расположенные во внелегальных районах городов третьего мира, со временем растут в цене, а спустя десятилетия начинают походить на стандартные дома в рабочих поселках западных стран.
Вопреки распространенным представлениям, внелегальные горожане разделяют общее для всех добрых граждан стремление вести мирную, плодотворную жизнь. В красноречивом эпилоге своей книги об экономике Гаити Саймон Фасе написал:
Эти обычные люди исключительны только в одном отношении. Их доходы крайне низки, настолько мизерны, что любое недостаточно расчетливое или ошибочное решение может создать угрозу для целостности семьи, а иногда даже поставить под вопрос выживание ее членов. Их исключительность не столько в бедности как таковой, сколько в способности этих людей выживать, несмотря ни на что... Вся их жизнь и деятельность сведены к заботе о выживании и развитии, и если приходится приобретать какие-либо простые вещи, отбор жестко подчинен логике выживания семьи15.
По мере расширения и диверсификации своей хозяйственной деятельности внелегальные организации принимают на себя некоторые властные полномочия. Они в той или иной степени берут ответственность за такие объекты инфраструктуры города, как дороги, водоснабжение, канализация, электроснабжение, строительство рынков, предоставление транспортных услуг, и даже вершат правосудие и поддерживают порядок.
По мере наступления внелегалов правительства отступают. Они предпочитают считать каждую очередную уступку делом временным — «до истечения кризиса». Но на самом деле такая
стратегия только оттягивает неизбежность поражения. В некоторых случаях правительства делают исключение для отдельных внелегальных предприятий. Для них образуют правовые анклавы, в которых исходно внелегальные предприятия могут работать, не опасаясь преследования со стороны властей, хотя и не имея при этом полноценной защиты и всех выгод, предоставляемых принадлежностью к легальной системе правопорядка. Создаваемые при этом условия позволяют избежать открытой конфронтации и могут рассматриваться как своего рода промежуточный договор о мире в области правовых отношений. В Египте, например, эксперты уже говорят о «полузаконном жилом фонде»:
Такого рода жилища не только увеличивают жилой фонд страны и обеспечивают горожан сравнительно дешевым жильем, но и предоставляют для значительной части городского населения возможность инвестировать и накапливать средства. Дома такого рода до известной степени внелегальны. Планировка и конструкция этих домов не прошли законных процедур согласования и утверждения, а строители не имели соответствующих лицензий. Обычно их возводят на сельскохозяйственных землях, которые были выкуплены, разбиты на мелкие участки и проданы частным застройщикам...
Обычно к процессу приобретения земли для полузаконной застройки причастны городские власти. В обследованных зонах полузаконной застройки именно муниципальные организации бывали инициаторами использования отдельных участков сельскохозяйственных земель для жилищного строительства, и уж только потом в эту деятельность включались частные лица, активно скупавшие землю для перепродажи ее мелкими участками. При неявном содействии городских властей статус земельных участков менялся и они включались в состав городских земель. Обитатели таких районов обычно получают свои участки в результате внезаконных коммерческих сделок и дробления первоначальных владений. Отличными примерами таких районов в Александрии являются Хагер эль-Маватайях, Эксбет Абу Солиман и Эзбет Нади эль-Сайд16.
Есть признаки того, что даже те правительства, от которых такого меньше всего можно было ожидать, осознают, что правовые установления устарели и не отвечают требованиям современного хозяйства. В 1992 г. агентство Reuters News Service сообщило, что ливийский лидер полковник Муамар Каддафи сжег национальный земельный кадастр. «Все записи и документы в
старом земельном кадастре, показывавшие, что земля принадлежит тому или этому клану, сожжены, — сообщил Каддафи своему министру юстиции. — Они были сожжены потому, что все это было эксплуатацией, подлогом и мародерством»17.
В некоторых странах внелегальный сектор превратился в основу общественного благосостояния. Люди из города Таиба (Сенегал), которых можно встретить продающими товары вразнос и в ларьках на улицах Нью-Йорка и других крупных американских городов, зачастую входят в афро-исламистскую лжесекту, занимающуюся переправкой миллионов долларов прибыли в свои родные места. Журнал «Newsweek» следующим образом описывает Таиба:
Государство в государстве, преимущественно не подчиняющийся законам Сенегала... и самый быстрорастущий город страны. Люди переселяются сюда целыми деревнями и живут в жестяных хибарах, размещаемых между каменными оградами богатых вилл... Свободный от таможенных пошлин, этот город представляет собой центр транспорта и операций с недвижимостью. Здесь процветают внелегальные торговля и производства, здесь — центр торговли арахисом и главный источник иностранной валюты для всей страны18.
В других частях мира внелегалы, опасающиеся утратить свою собственность, могут вступать с властью в открытый конфликт. Примером является Индонезия, проблемы которой в последние годы часто были в центре новостей мировых информационных агентств. Еще в 1994 г. журнал «Economist» предупреждал:
Бедняки раздражены тем, что их лишают собственности, потому что урбанизация и индустриализация создают спрос на землю, а вопрос о собственности на землю в этой стране — один из самых муторных и безвыходных. Только 7% земли на островах Малайского архипелага имеют определенных владельцев.
Результатом стала активная торговля настоящими и поддельными сертификатами на право собственности на землю. Те, кто пытается купить участок земли, иногда обнаруживают, что у нее уже есть ряд несомненных владельцев. И банки с большой настороженностью принимают землю в обеспечение кредитов19.
Внелегальность повсеместно соседствует с нищетой: «В Бомбее... две трети из 10 млн населения города либо теснятся в крайне перенаселенных лачугах, либо живут прямо на обочинах улиц»20. Но в некоторых странах достаток внелегалов растет. Согласно оценкам перуанской Организации технических оценок (Cuerpo Tecnico de Tasaciones del Peru), цена земли в легальном секторе Лимы в среднем составляет 50 дол. за 1 кв. м, тогда как в районе Гамарры, где расположена значительная часть внелегаль-ных промышленных предприятий Перу, цена 1 кв. м доходит до 3000 дол. США. В Авиасьоне, еще одном центре внелегальной промышленности столичного города Лима, цена земли составляет 1000 дол. за 1 кв. м, а в Химу — 400 дол. США. Для сравнения: в Мирафлоре и Сан-Исидро, в самых престижных районах Лимы, цены участков, имеющих легальные, надежно документированные права собственности, колеблются от 500 до 1000 дол. США за 1 кв. м21.
Это старая история
Как только правительство осознает, что числящиеся неимущими уже установили контроль над значительной частью недвижимости и производства, станет ясно, что многие проблемы являются результатом того, что легальное, писаное право не соответствует тому, как живет и работает страна. Ну а если писаное право противоречит законам, которым подчиняется большинство граждан, можно быть уверенным, что недовольство, коррупция, нищета и насилие сохранятся и впредь.
Остается единственный вопрос — сколько времени потребуется правительству, чтобы приступить к легитимации внелегальной собственности, к введению ее в рамки последовательного и ясного правового порядка. Альтернативой является сохранение правовой анархии, поддержание конкуренции между легальной и внелегальной системами прав собственности. Чтобы прийти к единству правовой системы, система легального права в этих странах должна адаптироваться к тому, что внелегалы требуют расширения системы прав собственности.
Благой вестью является то, что перед реформаторами правовых систем нет никаких неизведанных пропастей. Стоящие перед ними проблемы очень серьезны и велики, но в других странах аналогичные задачи уже решены. Развивающиеся и бывшие социалистические страны стоят перед тем же, с чем уже имели
дело развитые страны в период между XVIII в. и началом Второй мировой войны. Массовая внелегальность отнюдь не является чем-то новым. Она возникала в прошлом всякий раз, когда правительства запаздывали с приведением права в соответствие с требованиями реальной жизни.
Когда в Европе началась промышленная революция, правительствам также пришлось сражаться с неуправляемой миграцией населения, ростом внелегального сектора, городской нищетой и социальными беспорядками. Сначала они также пытались решать все эти проблемы по отдельности.
Поле невидимости II: прошлая жизнь за пределами стеклянного колпака
Миграция в города
Большинство ученых связывают начало промышленной и торговой революции в Европе с массовой миграцией населения в города, ослаблением эпидемий, что послужило причиной роста населения, и с увеличением разрыва между доходами сельских жителей и горожан22. В семнадцатом и восемнадцатом столетиях заработки наемных рабочих в городах стали выше, чем на селе. Совершенно естественно, что самые энергичные люди в надежде на увеличение дохода переселялись в города.
В Англии первая волна миграции отмечена в конце шестнадцатого столетия. Власти, недовольные притоком населения в города и создаваемыми этим беспорядками, пытались поддерживать мир с помощью разных паллиативных мер, таких, например, как раздача беднякам продуктов питания. Предпринимались настойчивые попытки выдворить людей из городов. В 1662, 1685 и 1693 гг. были приняты законы, требовавшие, чтобы горожане, желающие получать продовольственную помощь, вернулись к месту рождения или постоянного жительства. Целью этих законов было ослабить стремление людей переселяться в города в поисках занятости. В 1697 г. был принят закон, разрешавший покидать свое место и перемещаться по стране только при наличии письменного обещания властей принять поселенца на новом месте. Эти законы мешали уходить из деревень многодетным семьям и старикам, но молодые, сильные и неженатые мужчины изыскивали лазейки, чтобы отправиться в города. Именно такого рода люди становились удачливыми предпринимателями или яростными бунтовщиками.
Большинство мигрантов не находили той работы, ради которой двигались в города. Существовавшие законы, и прежде всего необходимость получить разрешение на расширение или диверсификацию бизнеса, ограничивали возможность легально работавших предпринимателей создавать новые рабочие места. Некоторым мигрантам удавалось найти временную работу или место слуги23. Многие были принуждены — в ожидании того, когда их примут в гильдию* или они найдут место в легальном предприятии, — временно размещаться на окраинах больших европейских городов, в «пригородах», то есть во внелегальных поселениях того времени.
Социальные волнения были неизбежны. Миграция в города набрала силу, только когда политические институты того времени серьезно отстали от быстро менявшейся действительности. Негибкость меркантилистских** законов и таможенных правил не позволяла новым горожанам полностью реализовать свой экономический потенциал. Обострению социальных конфликтов способствовали перенаселенность городов, болезни и неизбежные проблемы адаптации вчерашних крестьян к реалиям городской жизни. Д.К. Коулмен*** замечает, что уже в шестнадцатом столетии в парламенте Англии раздавались жалобы на «толпы попрошаек» и невиданный прежде в городах рост числа «воров, бродяг и мошенников»24.
Вместо того чтобы приспособиться к новым требованиям городской жизни, правительства в попытке изменить реальность штамповали новые законы. Новые законы порождали новые пре-
* В средневековой Англии гильдиями именовались объединения ремесленников.
** Меркантилизм — популярная в XV—XVII вв. политика государственного регулирования хозяйства, ориентированная на ограничение импорта и контроль над экспортом в целях притока золота и серебра в страну.
*** Современный американский историк экономической мысли и экономики.
ступления, и вскоре потребовались законы для наказания тех, кто нарушал прежде принятые законы. Судебные преследования множились; распространенными явлениями стали контрабанда и чеканка фальшивых денег. Власти ужесточали уголовные наказания.
Подъем внелегальности
Новые горожане, не найдя законных источников дохода, начали открывать в своих домах нелегальные мастерские. При этом они обходились «почти безо всякого оборудования, одними ручными инструментами»25. Потомственные горожане презирали вещи, изготовленные за пределами ремесленных гильдий и легальной системы производства.
Мигрантам, естественно, было не до разборчивости: внелегальная работа была для них единственным источником дохода, и внелегальный сектор хозяйства вступил в период буйного процветания. Эли Хекшер* цитирует Оливера Голдсмита**, заметившего в 1762 г.: «Мало найдется англичан, которые бы ежедневно в течение всей жизни не нарушали безнаказанно каких-либо законов... и только развращенные и продажные пытались добиться их исполнения»26. Два французских декрета (1687 и 1693 гг.), также цитируемых Хекшером, признают, что одной из причин невыполнения технических требований к производству была полнейшая неграмотность работников, куда худшая, чем сегодня в развивающихся странах. Ткачи были не в состоянии выполнить даже простейшее требование закона о том, что производители тканей должны помещать свое имя в начале каждого рулона. Но хотя большинство рабочих не умели ни читать, ни писать, они работали эффективно. Адам Смит писал: «Если вы хотите, чтобы ваша работа была выполнена пристойно, ее следует заказывать на окраинах, где работники, не имея исключительных привилегий, могут полагаться только на свой характер, а затем вы должны контрабандой доставить готовую работу в город»27.
* Известный шведский экономист и историк экономической мысли.
** Английский писатель, обличавший нравы эпохи крушения патриархального общества.
В отличие от Адама Смита, власти и законные производители не были в восторге от эффективности конкурентов. В Англии в десятилетия, последовавшие за восстановлением монархии в 1660 г., ревнители традиций жаловались на засилье коробейников и лоточников, на помехи легально торгующим магазинам и на открытие новых магазинов во множестве малых городов. В Париже судебные тяжбы между портными и продавцами поношенной одежды продолжались более трех столетий. Конец им положила Французская революция.
В преамбулах к законам и указам этого периода часто встречаются ссылки на неисполнение прежде изданных законов. Согласно Хекшеру, чтобы защитить производителей шерсти, в Англии в 1700 г. был принят закон, запрещавший импорт ситцев из Индии. Предприимчивые английские производители, умело используя лазейки в законе, сами наладили изготовление набивных ситцев. Один из путей обойти запрет на производство ситца состоял в использовании бумазеи — английского ситца на льняной основе. В Испании теневики также подвергались преследованиям и наказаниям. В 1549 г. император Карл I издал 25 указов, направленных против внелегальных производителей. Одна из мер предусматривала обрезание у готовой ткани кромки со штампом производителя, чтобы покупатели знали, что приобретают незаконно изготовленный товар. Такое обхождение должно было поставить торговцев в униженное положение.
Давление государства на внелегалов было многообразным, грубым, а во Франции — убийственным в прямом значении этого слова. В середине XVIII в. по французским законам, запрещавшим производство, импорт или продажу набивных ситцев, диапазон наказаний простирался от тяжелого принудительного труда и заключения в тюрьму до смертной казни. Однако внелегалов это не останавливало. По оценкам Хекшера, всего за одно десятилетие XVIII в. более 16 тыс. контрабандистов и внелегальных производителей были казнены французскими властями по закону, запрещавшему производство или импорт набивных ситцев. Гораздо большее число людей были сосланы на галеры или наказаны другими способами. В одном только городе Валансьене 77 внелегальных предпринимателей были приговорены к повешению, 58 — к колесованию, 631 — к ссылке на галеры, и только один теневой промышленник был помилован.
Как считают Роберт Эклунд и Роберт Толлисон*, столь жестокое преследование внелегалов объяснялось не только стремлением защитить существующие производства, но и тем, что новая технология производства многоцветных ситцев затрудняла сбор налогов28. Выявить производителей одноцветных тканей и проверить, насколько аккуратно они платят налоги, было весьма просто, а новая технология нанесения рисунка позволяла варьировать краски, что затрудняло поиск производителя.
В борьбе с нарушителями закона государство пыталось опереться на гильдии, главной функцией которых был контроль за доступом к легальному рынку. Но вместо того чтобы скорректировать законы и легализовать теневиков, власти ужесточали законы, из-за чего желавшие включиться в производство вынуждены были мигрировать в пригороды — внелегальные поселения того времени. Когда в 1563 г. Английский свод законов о мастерах и подмастерьях определил величину заработной платы, подлежавшую ежегодному пересмотру с учетом цен на предметы первой необходимости, многие теневики двинулись в провинциальные города или принялись создавать новые пригородные поселения, где государственный контроль был не столь строг или просто отсутствовал. Исход в пригороды позволял также уйти из-под надзирающего взора гильдий, чья юрисдикция охватывала только города.
Со временем внелегальная конкуренция ужесточилась настолько, что у легальных производителей не осталось иного выхода, как передавать по субконтрактам часть производства в пригородные мастерские, что вело к сужению налоговой базы и, соответственно, к росту налогов. Возник порочный круг: растущие налоги вызывали безработицу и волнения, что подталкивало людей к переезду в пригороды и к расширению практики субконтрактных договоров с внелегалами. Некоторые теневики действовали столь успешно, что при помощи политического давления и взяток постепенно добились легального статуса.
* Современные американские исследователи истории экономической мысли.
Гильдии предприняли контрнаступление. При Тюдорах было издано множество законов, запрещавших создание внелегальных мастерских и служб в пригородах. Однако многочисленность теневиков и их навыки конспирации свели на нет все усилия правительства. В ряду значительных поражений гильдий, зафиксированных историками, можно отметить дело гильдии шляп и одеял в Норвиче (Англия): после длительной и получившей широкую известность тяжбы гильдия так и не смогла отстоять свое исключительное право на производство этих товаров29. Конкуренция истощала гильдии. Коулмен связывает их упадок с «притоком рабочей силы, изменением структуры спроса и расширением торговли, а также с развитием новых отраслей и распространением деревенской промышленности, где целые районы вырабатывали заказную продукцию из давальческого сырья»30.
Крушение старого порядка
Европейские правительства были принуждены постепенно отступать под натиском внелегалов — точно так же, как это сегодня делают правительства развивающихся и бывших социалистических стран. В Швеции, власти которой не могли остановить процесс создания внелегальных поселений, королю Густаву Адольфу пришлось посетить каждый такой поселок, чтобы благословить его и таким образом создать видимость правительственного контроля. В Англии государство вынуждено было смириться с тем, что новые производства развивались преимущественно там, где не существовало гильдий или правовых ограничений. Внелегалы и на самом деле создавали свои пригороды и небольшие города в местах, где был затруднен или вовсе невозможен контроль со стороны гильдий и государства. Более того, внелегальная промышленность отличалась большей прибыльностью. Современники отлично понимали, что причиной бума в хлопчатобумажной промышленности было более либеральное регулирование, чем в производстве шерстяных тканей. Люди быстро подметили, что внелегальные поселения производят товары и услуги лучшего качества, чем их привилегированные конкуренты, работающие под крышей закона. В 1588 г. в докладе лорду Сесилу, министру королевы Елизаветы I, жители Галифакса, одного из новых внелегальных поселений, были охарактеризованы следующим образом:
Они превосходят остальных в благоразумии и усердии, в умении торговать и возделывать землю, и на фоне грубости и заносчивости, царящих в их диком краю, они выделяются просвещенностью и зажиточностью. Они отказываются от старых порядков, если узнают о новых, более удобных; они предпочитают новизну и не держатся за старые обряды... Они отличаются природной страстью к изобретениям, соединенной с несгибаемым усердием31.
В те времена внелегалы строили не только новые поселения вблизи городов, но и дома в городах. В Германии, например, для получения права на строительство нужно было пройти испытание. Тем не менее «существовали целые плотно застроенные районы, хотя там нельзя было найти ни одного мастера, имеющего законное разрешение на право возводить дома»32.
Внелегалы подрывали самые основы меркантилистского порядка, поскольку были конкурентоспособны, действовали напористо и добивались успеха. Но всякий успех давался им ценой противоборства с государством, в котором они не могли не видеть своего врага. В тех странах, где государство объявляло внелегалов вне закона и преследовало их, вместо того чтобы дать им законное место в жизни и использовать их предприимчивость, прогресс замедлялся, а недовольство возрастало и находило выход в форме насилия. Наиболее известные примеры — революции во Франции и в России.
Страны, сумевшие быстро приспособиться к новой ситуации, перешли к рыночной экономике сравнительно мирно. Когда власть осознала, что в социальном, политическом и экономическом отношениях выгодней иметь деятельный внелегальный сектор, чем массы безработных в городах, она лишила гильдии исключительной поддержки. В результате в Англии все меньше и меньше людей обращались за разрешением на производство к гильдиям, тем самым облегчая государству решительную перемену политики.
Подобно гильдиям, угасала и бюрократия. Любая система власти, сравнимая по жесткости с той, что предшествовала промышленной революции, обречена на коррумпированность. В 1692 г. в Англии был опубликован указ, заявлявший, что во многих районах инспекторы обходили мастерские только для сбора заранее согласованных сумм налоговых платежей и взяток, никогда не утруждая себя проверкой того, сколько и чего было произведено. Почти все производственные инспекторы, назначенные гильдиями или государством, постоянно обвинялись в продажности и пренебрежении своими обязанностями, что объясняли в ту пору отсутствием гражданской ответственности и уважения к закону.
Даже члены парламента, который к концу семнадцатого столетия имел право выдавать разрешения на создание предприятий, брали взятки за особую благосклонность. Местные власти вели себя еще хуже. В 1601 г. спикер палаты общин сказал про мировых судей, что «это твари, которые за полдюжины цыплят готовы наплевать на целую дюжину уголовных законов». Тогдашние политики и чиновники искали причины недееспособности законов не в том, что это были плохие законы, а в ненадлежащем их исполнении. В памфлете 1577 г. говорилось: «Я пришел к выводу, что в этих условиях трудно придумать лучшие законы, нужно лишь исполнять имеющиеся». Джоузеф Рейд утверждает, что старый порядок рухнул потому, что все его институты были проедены коррупцией, которая разделила население на тех, кто мог перехитрить систему, и тех, кто этого не умел. Он считает неизбежным, что система власти, подталкивающая одних к нарушению закона, а других вынуждающая страдать от этого, в конце концов теряет уважение тех и других33. Служившие в пригородах мировые судьи не были особенно заинтересованы в исполнении законов, присылаемых из городов и мало приемлемых для обитателей пригородов. К концу восемнадцатого столетия аппарат власти был повсеместно ослаблен, а в некоторых странах и насквозь коррумпирован.
Поскольку правительство контролировало все, надежды людей целиком возлагались именно на него. В результате сложилась картина, типичная для предкапиталистической эпохи: когда заработки росли быстрее, чем цены на продовольствие, хозяева требовали установить потолок заработной платы; когда цены обгоняли рост заработной платы, работники требовали законов о минимуме заработной платы и потолке цен на продовольствие.
Политическое давление привело к законодательному закреплению цен, доходов и заработной платы, а результатом стал такой упадок промышленного и сельскохозяйственного производства, что ни минимальные, ни максимальные цены не могли решить проблему дефицита, нехватки продуктов питания и безработицы. «Факт состоял в том, — писал Чарлз Вильсон*, — что это был век насилия, и преследование экономических целей требовало опоры на силу»34. Пришло время идеологических и вооруженных схваток в парламентах и на улицах.
Уже в 1680 г. распространилось пессимистическое неверие в возможность существенного роста благосостояния: «Большинство бедных ремесленников считают, что никогда не смогут скопить и десяти фунтов... и если бы они смогли в три дня зарабатывать достаточно, чтобы вести привычный образ жизни, они никогда не стали бы работать по четыре дня в неделю»35.
В ситуации кризиса и волнений самые сильные и уверенные в себе эмигрировали или примыкали к революционным движениям. В XVII—XVIII вв. сотни тысяч итальянцев, испанцев, французов и других европейцев эмигрировали в другие страны в поисках лучшего будущего. Во Франции преследования гугенотов и теневиков из текстильной промышленности вытолкнули за пределы страны многих предпринимателей и умелых работников — в основном в Англию и Голландию, где они добились процветания для себя и для приютивших их народов.
Триста лет спустя
Предпосылками крушения стало то, что легальные формы предпринимательства постепенно задохнулись из-за регламентации, а внелегалы дерзко нарушали закон и открыто возмущались, что их держат на задворках общества. Окостенелость правовых структур сказывалась в плотности внелегальных поселений, окружавших города, в обилии на улицах разносчиков, попрошаек и нищих, в изобилии на рынках контрабандных и подпольно производимых товаров. Гражданское общество было разрушено коррупцией и насилием.
Современный британский историк.
В большинстве западноевропейских стран адаптация правовых установлений к нуждам рядовых граждан, в том числе в отношении прав собственности, происходила на протяжении XIX и в начале XX в. К этому времени европейцы уже пришли к выводу, что второстепенные улучшения не создают возможностей управлять ходом промышленной революции и преодолевать ставшие массовыми внелегальные виды активности. Политики наконец осознали, что дело не в людях, а в законах, которые не позволяли гражданам вести мирную и производительную жизнь.
Хотя в большинстве европейских стран картины докапиталистической жизни и обстоятельства упадка тогдашних обществ довольно похожи, результаты оказались далеко не одинаковыми. Те европейские страны, которые пошли на радикальное изменение своих правовых систем и узаконили бывшее внелегальным предпринимательство, достигли процветания намного быстрее, чем те, которые сопротивлялись переменам. Поощряя взаимозависимость и специализацию, облегчая доступ к собственности и предпринимательству, уменьшая препятствия, создаваемые чрезмерным регулированием, и открывая кодексы государственных законоположений для местных влияний, европейские политики устранили противоречия в правовых и экономических системах и тем самым привели свои нации к новым высотам индустриальной революции.
Прошлое Европы сильно напоминает сегодняшний день развивающихся и бывших социалистических стран. Коренная проблема этих стран заключается не в перенаселенности городов и не в слабости систем коммунального хозяйства, не в том, что повсюду громоздятся кучи мусора, что полубеспризорные дети попрошайничают на улицах, и даже не в том, что все плоды макроэкономических реформ достаются незначительному меньшинству населения. Все это уже было прежде в Европе (и в Соединенных Штатах) и со временем ушло. Реальная проблема заключается в резкой перемене в ожиданиях людей: наплыв мигрантов в городские центры и укрепление общественного договора, имеющего внелегаль-ный статус, ставят вопрос о радикальном перераспределении власти. Когда правительства развивающихся и бывших социалистических стран поймут и примут это, они получат шанс оседлать волну, вместо того чтобы дать ей захлестнуть и погубить себя.
Достарыңызбен бөлісу: |