Рэндалл коллинз
жүктеу/скачать 1.31 Mb. Pdf көрінісі
|
| laissez-faire.
В этом смысле система Спенсера казалась Дюркгейму наивной с чисто научной точки зрения и искаженной его политически- ми предрассудками. Не только в том плане, что у каждой структу- ры есть свои законы, независимые от решений и мнений индиви- дов. В еще более фундаментальном смысле индивидуальный выбор не может удерживать общество вместе. Следование интересам ра- циональных индивидов может привести к войне всех против всех. Спенсер придерживался более благообразных взглядов: он рассма- тривал современное общество как результат соревнования на рын- ке, которое исходит из никем не навязываемых контрактов. Но с точки зрения Дюркгейма, общество не может строиться на контак- тах до тех пор, пока между индивидами не возникнут отношения до- верия в отношении контрактов, поскольку в противном случае пре- имущество всегда будет оставаться на стороне людей, которые об- манывают. Договорное общество утилитаристов является мифом и может существовать только на основе преддоговорной солидар- ности. Дюркгейм пытался показать, как различные формы соци- альной структуры создают эти неиндивидуалистические мораль- ные чувства. Одним из орудий его критики стал сравнительно-исторический анализ, проведенный Дюркгеймом в «Разделении труда в обще- стве». Другим было его исследование самоубийства, основанное на сравнении их статистического уровня в различных группах. Этот материал позволял показать, как интенсивность структуры группы влияла на индивида. Эти данные также показывали, во вся- ком случае, с точки зрения Дюркгейма, существование надиндиви- дуальных структур, так как статистические показатели были неиз- менными для всей группы в течение длительных отрезков времени. Так рождаемость из года в год остается постоянной, хотя она свя- зана с участием различных индивидов. То же самое относится к са- моубийствам и другим феноменам. Таким образом, Дюркгейм стал основоположником статистической социологии, хотя она и не об- рела стабильности и постоянства до возникновения американских институтов исследовательских опросов в 1940-е годы . Теория социологической статистики начинается с бельгийского астронома Адольфа Кетле. В 1830-х годах он собрал некоторые фрагменты статистиче- ских данных, которыми в дальнейшем воспользовался Дюркгейм. Кетле счи- 209 3. *\ После смерти Дюркгейма в 1917 году его социология расколо- лась на два направления. Британские и французские антропологи занялись ее микронаправлением и через одно поколение занесли его в США. Его макросоциология была востребована немедленно. В 1950-х годах его «Самоубийство» было представлено как методи- ческий эталон статистической социологии. Наиболее видными по- борниками социологии Дюркгейма стали, однако, теоретики функ- ционализма Роберт Мертон и Талкотт Парсонс. \ , | ' \ Роберт Мертон формализировал функциональный метод: на лю- бой социальный институт нужно смотреть с точки зрения того, что он дает в плане сохранения существующего социального порядка. Дюркгейм превратил социологию в двухуровневое исследование, которое показывает, как внешняя сторона наших верований и дей- тал, что поскольку статистические показатели были постоянными из года в год, то должны существовать социальные законы, которые их вызывают. Но Кетле не смог прийти к законам, которые определяют статистические модели. Дюркгейм считал, что он добился этого применением сравнитель- ного метода, которым пренебрег Кетле. Интересно отметить, что Дюркгейм получал многие из своих статистических данных от статистического управ- ления французского правительства, который возглавлял Габриэль Тард. Тард был главным оппонентом Дюркгейма в социологической теории своего вре- мени. Страстный поборник индивидуалистического редукционизма, он наста- ивал, что общество представляет собой собрание индивидов. С точки зрения Тарда, унифицированность статистики может быть объяснена психологиче- ским процессом имитации, когда одни индивиды следуют примеру других. Дюркгейму было несложно опровергнуть такой взгляд, как наивную форму психологии, отнюдь не объясняющей, откуда вообще берутся действия, кото- рые другие должны имитировать. Эта психология также ничего не говорит о том, кто и кого имитирует, когда это происходит, а когда нет. Модель соци- ального ритуала Дюркгейма оставляет место для имитации, когда такая ими- тация имеет место — он уточняет, что верования заразительны, когда инди- виды сосредоточены на одном и том же и разделяют общие эмоции с груп- пой. Заметим, что статистика предполагает диаметрально противоположные интерпретации: показатели индивидуальных процессов или указания незави- симости социальных структур. О статистике как о теоретической, а не методо- логической проблеме в социологии в целом см. мою работу «Mathematics Ver- sus Worlds», in Sociological Theory (San Francisco: Jossey-Bass, 1984). 210 ствий, определяются подлежащей структурной основой. Мертон интерпретировал структурные основания как тенденцию общества к самоподдержанию. Существуют явные функции, то есть результаты, которых люди сознательно пытаются достичь, и латентные функ- ции, которые производятся действием самой социальной системы. Например, коррумпированное политиканство партийной машины (machine politics) американских городов не поддавалась никаким усилиям реформаторов к чистке, поскольку у нее были определен- ные имплицитные функции с точки зрения обычных людей, кото- рые получали гораздо больше пользы от такой партийной машины, чем от официальной бюрократии, которую поддерживали рефор- маторы. Тот же самый анализ можно отнести и к любому другому институту — если институт существует, у него должна быть опреде- ленная функция, которую должен обнаружить социолог. В определенный период времени такой тип анализа был очень привлекателен, особенно в 1950-е годы. Он создавал стимулы для социологов к тому, чтобы смотреть на подоплеку событий. Иногда, как, например, в случае мертоновского анализа политической «ма- шины», такой анализ указывает, что официальный взгляд на «соци- альные проблемы» представляет собой только перспективу одной группы, но при этом остальные участники извлекают пользу из та- кой ситуации. Но функционалистская терминология не позволя- ет развить эту идею. Вместо того чтобы признать, что «партийная машина» крупных городов включает в себя борьбу между социаль- ными классами и группами с различными интересами, эта терми- нология отвлекает внимание от структуры конфликта и переводит разговор на абстрактные суждения о том, что у каждого института есть своя «латентная функция». Разумеется, в этом смысле для все- го всегда найдется своя функция. Но разговор о функциях и под- держании социального порядка будет уводить от сути дела, если мы на нем остановимся. Каждая специфическая структура или орга- низация служит не функциям всего общества, так как каждая груп- па располагает своей версией социального порядка, который она пытается удержать. В этом смысле функционализм Мертона толь- ко пытается затемнить ясность картины, предложенной теоретика- ми конфликта. Например, Кингсли Дэвис и Уилберт Мур утвержда- ли в своей известной функционалистской теории (1945), что стра- тификация и неравенство являются просто механизмами, которые обеспечивают оптимальную социальную эффективность, позволяя назначать наиболее квалифицированных людей на наиболее важ- ные места. 211 3. *\ Мертон и его последователи в некоторых случаях должны бы- ли признать, что отнюдь не все и не всегда движется к лучшему для всех результату. Для этого они ввели термин «дисфункция», кото- рый употреблялся наряду с «функцией». К сожалению, эта терми- нология не так много нам дала. Давая оценочную характеристику функции и признавая, что явления могут быть хорошими или пло- хими, этот прием упускает из вида центральную идею Дюркгейма о том, что социология должна показывать условия, при которых структуры порождают одно явление вместо другого. Раздача функ- циональных ярлыков всем окружающим явлениям отнюдь не отве- чает на вопрос, почему определенные структуры обслуживают одни, а не иные функции. Поборники функционализма обычно утвержда- ют, что на этот вопрос можно ответить в рамках их концептуальной схемы на основе анализа оснований «функциональных альтерна- тив». К сожалению, такой анализ остался по большей части пустым обещанием, так как подобных сопоставлений практически никогда не проводилось. Как мы уже видели, сравнительные подходы прак- тиковались главным образом социологами конфликта. Даже в своих лучших проявлениях функциональный метод остается слишком ту- манным для того, чтобы идти дальше руководств к поискам объясне- ний. В реальной практике его приверженцы во всех ситуациях, где это было возможно, выступали с наиболее благообразными интер- претациями социальных институтов. Их социология науки претен- дует на открытие идеального инструмента для достижения истины, который корректирует сам себя. Их социология профессий прини- мает альтруистические утверждения за чистую монету вместо того, чтобы рассматривать их как идеологию, служащую интересам моно- полистических групп. Поэтому неудивительно, что после того, как политические настроения стали менее консервативными в 1950-е го- ды, функционализм потерял свою популярность. Талкотт Парсонс предложил свою макротеорию вместо мертонов- ской теории «среднего диапазона». Ключевой сущностью для Пар- сонса всегда выступала социальная система как единое целое, и он занимался бесконечной категоризацией ее различных разделов и подразделов. В его работах было множество графиков, которые делили таблицы на ячейки и соединяли их стрелками, показыва- ющими различные функциональные взаимозависимости. Парсонс придерживался дюркгеймовской концепции общества, но его ме- тод был ближе к тем, кого Дюркгейм критиковал. Парсонс не вы- яснял причин явлений, а занимался только предварительной раз- 212 работкой концептуальной схемы. В результате он давал только опи- сание общества на очень абстрактном уровне, но не объяснял его. В этом он был похож на немецкого современника Дюркгейма Аль- берта Шеффеля, который писал целые тома, заполненные инфор- мацией о различных обществах в категориях соотношения частей «тела» в большом «социальном организме». Парсонс рассуждал го- раздо более абстрактно по сравнению с Шеффелем и другими соци- ологами XIX века. Он говорил о «достижении цели», «поддержании модели» и других функциях, обращаясь к гораздо более красочным метафорам, например, рассуждая о нервах и мозге общества и тому подобном. В этом отношении Парсонс был близок к формальным социологам типа Зиммеля и другим американским теоретикам 1930- х годов, например, Роберту МакАйверу, который также разработал целую терминологическую номенклатуру для классификации всех аспектов общества. В той мере, в которой у системы Парсонса было некоторое со- держание помимо его идеи гигантской сети для категоризации явлений, ее можно назвать макроуровневой теорией. Общества Парсонса нестатичны, и его долгосрочное историческое виде- ние является наиболее динамичным аспектом его системы. Следуя Дюркгейму, Парсонс утверждал, что люди не могут удерживаться вместе чисто рациональным путем. Под этим он подразумевал, что у общества в целом есть система ценностей, которая внушена ин- дивидам. (Различные структуры имеют своей задачей осуществле- ние этой ценностной социализации: сначала семья, потом церковь и потом система образования.) С точки зрения Парсонса, в основе исторических изменений лежат изменения фундаментальных цен- ностей. Точный механизм такого перехода не совсем понятен: это то ли вытаскивание себя за волосы, то ли результат божественно- го вмешательства. Если говорить более конкретно, Парсонс использовал сравни- тельный анализ религий Вебера для демонстрации того, что исто- рия движется через смену различных религиозных мировоззрений. Сначала существовали первобытные общества с их партикулярны- ми символическими системами, которые закрепляли традицион- ную рутину. Затем произошел крутой поворот в сторону «мировых религий», которые отделили богов от мира и поместили духовные силы в некое трансцендентное царство, которое они назвали Не- бом, Нирваной или как-то иначе. Это трансцендентное царство стало рычагом для концентрации человеческих стремлений и дало возможность людям преобразить свой мир в нечто иное. Парсонс 213 3. *\ трактовал Вебера в том смысле, что христианство дало гораздо бо- лее серьезный рычаг для этих целей по сравнению с буддизмом, ин- дуизмом, конфуцианством, даосизмом и исламом, которые поддер- живали существующий социальный порядок, не изменяя его. По- этому только христианство, особенно в своей наиболее активной форме протестантизма, выработало ценностную систему, которая создала современный мир. В некотором смысле объяснение исторического изменения, предложенное Парсонсом, — это гигантская версия веберовской «Протестантской этики и духа капитализма», переложенная на мо- тив дюркгеймовской макротеории общества. Этот аспект теории Парсонса стал его наиболее долгосрочным вкладом. Это не озна- чает, что такой взгляд оказался правильным, но он привлек значи- тельное внимание за последние несколько лет, особенно в Герма- нии, где такие теоретики, как Вольфганг Шлюхтер и Юрген Хабер- мас, пытались взглянуть на историю как долгосрочную эволюцию человеческой рациональности. Нужно, однако, иметь в виду, что эта интерпретация опирается на наиболее идеалистические аспек- ты теории Вебера и игнорирует модель конфликта. Сходным об- разом Парсонс заимствует у Дюркгейма только наиболее функци- оналистские и моралистические аспекты его теории. Дюркгейм рассматривал себя главным образом как ученого, формулирующе- го законы, благодаря которым материальные структуры человече- ского взаимодействия порождают определенные идеи и эмоции, которые в свою очередь циркулируют в системе. Ему бы не импо- нировали парсоновские попытки показать, что история движима определенными религиозными идеями, которые в определенные периоды таинственно возникают на сцене. Дюркгейм объяснял ре- лигию ритуальными взаимодействиями, которые порождают опре- деленные идеалы, а не наоборот. Теория Дюркгейма поэтому гораз- до лучше совместима с материалистической теорией, которая со- средоточена на социальном конфликте и физических изменениях в модели социального взаимодействия, чем с моделью стадий, дви- жимых идеями, как это получается у Парсонса. Как Дюркгейм, так и Парсонс с Мертоном, пытались или игно- рировать, или преуменьшать роль конфликта и доминации в обще- стве. Все они придерживались благодушного взгляда на мир, в ко- тором конфликт играет подчиненную роль, а принуждение трак- товалось или как нечто, служащее благу всего общества, или как временное патологическое состояние. Парсонс, например, вы- сказал кое-какие проницательные мысли о нацистской Германии, 214 но он рассматривал ее как аберрацию уходящей стадии, как стра- ну, которая пыталась модернизировать свою традиционную осно- ву слишком быстро, чем и спровоцировало массовые психологи- ческие реакции на напряжения перемен. С точки зрения Парсон- са, все общества, в конечном счете, движутся к демократии, так как она представляет собой наиболее развитую «функционально диф- ференцированную» фазу развития. К сожалению, в этом он прини- мал желаемое за действительное. В целом Парсонс и его сторонни- ки пытались рассматривать всякое социальное недовольство или восстание как временное напряжение, связанное с социальными изменениями. Уинстон Уайт считал, что протесты по поводу кон- формизма и потребительства 1950-х годов были вызваны простым непониманием того факта, что американское общество становится более функционально дифференцированным. Этот процесс вызвал рост социальной эффективности во всех сферах: семья и специали- зированные социальные группы могли лучше выполнять свои зада- чи, например, проводить социализацию и воспитание ценностей («конформизм»), а также производить большее количество това- ров и предоставлять больше времени на их потребление («потре- бительство»). Несколько позже Парсонс будет рассматривать про- тесты студентов в 1960-е годы как временный ответ на дальнейший подъем специализированного образования. Более дифференциро- ванное общество требовало более длительного образования, что создавало временное напряжение, так как людям надо было при- способиться к новым концепциям детства и взрослости. Можно заметить, что все это представляло собой разновидно- сти консервативной идеологии: все, что происходит, или к лучшему, или является временной стадией на пути к долговременному улуч- шению. В последние годы связь и обоснование этой консерватив- ной идеологии идеями Дюркгейма сделало ее гораздо менее попу- лярной по сравнению с теориями конфликта и микровзаимодей- ствий. Тем не менее я хотел бы показать, что традиция Дюркгейма отнюдь не исчерпывается этой макротеорией с ее имплицитным консерватизмом и отсутствием реальных каузальных объяснений. Хотя Парсонс и Мертон пытались рассматривать только наиболее благоприятные образы социальных институтов, сам Дюркгейм был вполне в состоянии объяснить происхождение идеологий. Его ми- кросоциология ритуалов объясняет механизм, благодаря которо- му социальная группа (а не какое-то развоплощенное общество как целое) порождает религиозные и прочие верования, которые дают легитимность их практикам. Общество Дюркгейма подобно арене, 215 3. *\ на которой доктора-колдуны практикуют свою магию на сознании людей, а не обществу альтруистических профессий и обществен- ных служащих, которое любили изображать функционалисты. Тео- рия ритуалов и символов Дюркгейма гораздо более способствует реалистическому объяснению инфляции образовательных крите- риев, которое было характерно для студенческого разочарования образовательной системой в 1960–1970-е годы, и того цинизма, ко- торый сопровождал инфляцию оценок в 1980-е годы, чем функцио- налистская идеология Парсонса. ) : * | Идеи Дюркгейма были особенно эффективны применительно не столько к анализу структуры всего общества, сколько к конкретным групповым практикам. Именно этот аспект теории Дюркгейма ока- зал наибольшее влияние на социальную антропологию и привел к возникновению целой британской школы, известной под этим именем, которую возглавил А.Р. Радклифф-Браун. Это были соци- альные антропологи в противоположность немцам и американцам, которые занимались описанием культуры, или физическим антро- пологам, которые занимались измерением и классификацией че- ловеческих рас. Дюркгейм поддержал их концепцию о первичной роли социальной структуры, а его теория ритуалов дала социаль- ным антропологам метод объяснения того, чем определяются идеи и практики. Наследие Дюркгейма еще более очевидно во француз- ской антропологии, которую после смерти Дюркгейма возглавил его племянник Марсель Мосс и традицию которой продолжил Клод Леви-Стросс. Антропология возникла до Дюркгейма, но она выкристаллизо- валась в отдельную дисциплину и получила теоретическое обосно- вание только в его время. Поскольку объяснительная теория лучше всего работает на сравнениях, неудивительно, что первые антро- пологи были скорее библиотечными работниками, чем полевыми исследователями. Последние занимались в основном собиранием фактов по всему миру, но были мало склонны к их анализу. Теорети- ческий импульс этим исследованиям дали ученые-классики и исто- рики, которые по-новому взглянули на древнегреческие и древне- римские мифы и сравнили их с параллельными им примерами из мифов первобытных племен Африки, обеих Америк и южных мо- рей. Если до этого европейцы смотрели на греков через призму алебастровых статуй и философов чистой рациональности, то уче- 216 ные, подобные Джеймсу Фрезеру, Д.Д. Бахофену, Фридриху Ницше и Джейн Харрисон (последняя из них появилась несколько позже и находилась под влиянием Дюркгейма), уже рассматривали их как особое племя с его особыми ритуалами. Теперь можно было видеть, в какой степени древние цивилизации опирались не только на чи- стую рациональность, но и на ритуал и религию. В этом отношении антропологи вкладывали мощное оружие в руки возникающей социологической традиции. Претензия об- щества на приоритет над индивидом принимает форму моральных сантиментов: сильные дорациональные привязанности к религии, семье и обществу в целом. Значимость веры и верности подчерки- вается у Конта, особенно на поздней стадии его творчества, ког- да его «Позитивная (то есть научная) философия» превратилась в культ Человечества, а сам Конт — в его Первосвященника. Это также было главной темой для Луиса де Бональда и Жозефа де Ме- стра, реакционных аристократов, творивших в 1820-е годы. Их ан- тиреволюционная полемика вылилась в охранительную идеологию установленной церкви. Дюркгейм превратил эти идеологические установки в теорию возникновения дорациональной солидарно- сти: механизм ритуала, который находит наиболее яркое выраже- ние в религии, но по законам экстраполяции лежит также в основе других форм социальной жизни . ' ' С этой точки зрения, интересно взглянуть на одного из наиболее недооцененных предшественников Дюркгейма. Это был его учи- тель в Высшей нормальной школе, историк Нума Фюстель де Ку- ланж. В своих грандиозных работах по Греции и Риму Фюстель по- В этом пункте интересно сравнить Маркса и Конта, которые были более или менее современниками. Оба вращались в идейной среде, которая бросала вызов сильной церкви. Маркс в результате стал рассматривать религию как идеологию. Эта тема была для него настолько важна, что в большей части своих ранних работ он полемизирует с младогегельянцами, которые пыта- лись создать либерализированную форму христианства. Бруно Бауэр, учи- тель Маркса, написал известную книгу «Сущность христианства» (1841), над которой Маркс и Энгельс потешались в «Святом семействе» (1844). В 1846 году в «Немецкой идеологии» Маркс продолжал сатирически описывать своих религиозно-настроенных соотечественников, называя их «святым Бруно», «святым Максом» и тому подобными именами. Напротив, Конт считал 217 3. *\ казал в деталях, как религиозные ритуалы могут сформировать все общество. Говоря о том, что общество является религиозным фено- меном, Дюркгейм вел речь отнюдь не о метафорах. Он имел в ви- ду анализ, проведенный Фюстелем в его «Древнем городе» (1864). Фюстель показал, что религия лежала в основе социальных инсти- тутов — от семьи и частной собственности до войны и политики. Он также считал, что процесс социального изменения имеет сво- им источником трансформацию природы религии. Хотя Фюстель и провозгласил историю наукой, а не искусством, он не был соци- ологом в смысле Дюркгейма, который поднял его идеи до уровня абстрактных обобщений. В своей модели Дюркгейм «поставил Фю- стеля на голову», объясняя религиозные идеи структурой общества, а не наоборот. В то же время Фюстель де Куланж заслуживает вни- мания не только с точки зрения интеллектуальной истории. Дюрк- гейм только отчасти задействовал потенции его анализа, заимство- вав у него элементы теории социальной солидарности и проигно- рировав его теорию конфликта, которая играла не менее важную роль в «Древнем городе». Фюстель заслуживает более почетного ме- ста в родословной дюркгеймовской традиции центральных идей в социологии. Более чем кому бы то ни было ему принадлежит за- слуга демонстрации того, что ритуальная солидарность вполне со- вместима с моделью конфликта. Более того, солидарность сама мо- жет быть основой классовой борьбы. жүктеу/скачать 1.31 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|