Рудольф Штейнер Космическая предыстория человечества

Итак, три члена человеческого существа, которые мы, рассматривая их в аспекте развития, называем доземными, — вы знаете это развитие из моего «Тайноведения», — эти три члена прежде всего лежат вне поля человеческого сознания. Вы знаете, что, говоря о духовном порядке, мы указываем на существ, которые возвы­шаются над человеком как иерархии, как члены иерар­хий подобно тому, как ниже человека располагаются три природных царства: животное, растительное и минераль­ное. В тот момент, когда мы духовно рассматриваем человека, мы уже не можем больше говорить только о том содержании астрального, эфирного и физического тел, о которых говорит обычная наука или также антропосо­фия, если она смотрит только на ту жизнь человека, ко­торая открывается в чувственном мире. Поэтому уже в моих прежних осенних рассмотрениях я упоминал, что с этими, — назовем их нижними членами человеческой при­роды, — что с этими нижними членами человеческой природы, если мы наблюдаем их в истинном виде, в сущ­ности, связаны духи отдельных иерархий.

Итак, мы можем в смысле того, что я вам недавно излагал в связи с мировоззрением Гёте, сказать: по­скольку человек посредством своих трех членов развива­ется во времени, поскольку он проходит то развитие, ко­торое можно проследить от его рождения и до смерти, постольку он связан с определенными духовными сила­ми, которые стоят за его развитием. Я попытался пояс­нить вам это, сказав: если мы это (см. рис.) будем рассматривать как существо сегодняшнего человека, то мы должны в ретроспективе мыслить связанными с его су­ществом духовные силы, которые мы познаем как члены высших иерархий.

Эти духовные силы, как вы знаете, у нормального че­ловека не действуют непосредственно в его «я», за ис­ключением Духов Формы (в христианской терминологии «Власти»). Итак, кроме Духов Формы, тех сил, которые дают человеку его исконную форму, другие духовные силы не действуют в современном сознании человека. Мы по­лучим хотя и весьма скудное, но все же до некоторой степени удовлетворительное понятие о Духах Формы, если мы обратим наш взгляд на то формирование человека, — это только часть, только член его общего формирова­ния, — которому он подвергается еще во время его фи­зической жизни. Мы все рождены, как более или менее ползающие существа. Принимать вертикальное положе­ние не в нашей власти. Однако с прямостоянием челове­ка, — не с математической вертикалью, но с силой, обес­печивающей прямостояние, — связано очень многое в существе человека. И если различия между человеком и животным рассматривать по чисто внешним признакам, то нужно смотреть не на те вещи, на которые обычно обращают внимание, на число костей или мускулов и т. п., которые обычно совпадают у человека и животного, но нужно обращать внимание на эту силу прямостояния, которая дает человеку в процессе становления его форму. Это только часть того, что подлежит рассмотре­нию, но важная часть. Эта сила, которая здесь постига­ется как сила прямостояния в нашем физическом ста­новлении, имеет ту же природу, что и все силы, которые нам, людям, земным людям, дают нашу форму. И толь­ко силы такого рода проникают в наше «я».

Напротив, другие силы, мы называем их силами кос­мического движения, космической мудрости, космичес­кой воли, обозначаемые как Силы, Господства, Престо­лы (эти старые имена мы употребляем для этих рассмат­риваемых в современном духе вещей), суть те, которые недоступны сознанию человека, то есть они принадле­жат его астральному телу, его телу образующих сил или эфирному телу и его физическому телу. Так что если эти члены человеческой природы рассматривать без их ду­ховного содержания, о котором сейчас шла речь, то мы будем предаваться голой иллюзии, видеть обманчивый образ. В действительности же мы находимся не в том, что являет нам внешний обманчивый образ, но в указан­ных духовных силах.

Мы с различных точек зрения описывали своеобра­зие тех существ, которых мы называем люциферическими, и своеобразие существ, которых мы называем ариманическими. Теперь нашей задачей является подойти к этим вещам еще с другой точки зрения, а именно непос­редственной человеческой жизни. Тогда встает вопрос: где, собственно говоря, в человеческой жизни находится пункт, в котором люциферические силы имеют особое влияние, и где находится пункт, в котором ариманические силы имеют особое влияние?

Вы можете спросить: какие цели, собственно говоря, преследуют в нас эти люциферические силы, когда они препятствуют развитию терпимости, в мудром смысле, в отношении человеческой природы и интереса к ней? Они вполне оправдываются в общем хозяйстве Духа, если будет мне позволено употребить это филистерское выра­жение. Эта люциферическая сила должна присутство­вать в нас, поскольку, если бы мы находились только в прогрессирующем потоке и развивали бы согласную с природой и духом склонность к познанию каждого чело­века, то мы были бы опьянены — простите мне это рез­кое выражение — познанием людей. Мы бы захлебну­лись, мы не могли бы правильным образом вернуться в себя. Как раз это связано с многими тайнами бытия, что в этом бытии, собственно говоря, нет ничего, что вело бы к злу, к несчастью, если проследить это до конца. То, что правомерно влечет нас к другим людям, что побуждает нас находить других людей в нас самих, действовало бы так, что мы захлебнулись бы в нашем познании людей, если бы постоянно не присутствовало люциферическое жало, которое все снова и снова не дает нам утонуть, которое нас все снова и снова выносит на поверхность и приводит нас к самим себе, и пробуждает в нас интерес к самим себе. Именно в нашем отношении к людям мы живем в постоянном колебании между нашими искон­ными силами и люциферической силой. И тот, кто ска­зал бы, что было бы разумней, если бы человек следовал только своей исконной силе и не имел бы дела с люциферической, тот должен был бы согласиться и с тем, что, имея весы с двумя чашками, он согласился бы удалить одну из них и взвешивать на весах с одной чашкой. Жизнь протекает также в равновесных состояниях, а не в абсо­лютно определенных отношениях. Это то, что прежде всего можно сказать в отношении вмешательства люциферического в человеческую жизнь: оно захватывает созна­ние, но так, что сверхсознательное примешивается к со­знанию.

Религиозные представления, как нам известно, часто исходят из древних, осовремененных духовнонаучных воз­зрений. И Петр вовсе не без оснований называет именно Аримана крадущимся львом, который ищет, кого бы пой­мать, чтобы проглотить. Петр потому так называет Ари­мана, что, в самом деле, Ариман обитает в сокрытом, то есть в подсознании человеческой природы, и стремится достичь своей мировой цели тем, что он отвлекает на себя подсознательные силы человека, чтобы посредством их в мировом развитии духовно достигнуть других це­лей, отличных от тех, которые лежат в прямом челове­ческом потоке.

Из этих существ нас интересуют прежде всего Архаи, или Прасилы, Начала. Мы знаем, что в иерархическом порядке Духи Формы стоят непосредственно над Прасилами. Вследствие этого в ходе развития изначальным для человека, — я изображаю это здесь схематически белым, просто заштриховывая мелом, показываю, что силы Архаев стоят на службе Духов Формы. В на­шем человеческом существе действуют Архаи, действу­ют Власти: духи, которых мы назвали Прасилами, кото­рых мы назвали Духами Формы. Но кроме этого всегда есть еще определенные духовные силы Формы, Духи Формы, которые маскируются под Прасилы, под Арха­ев. Они могли бы быть Властями, но действуют они не как Власти, но выступают как Архаи, они маскируются. Существенным является то, как в мировом устройстве маскируются духовные существа, которые, собственно говоря, стоят на другой ступени развития.

Это имеет совершенно определенные последствия. От этих Прасил, которые, собственно говоря, являются не Пра­силами, но Духами Формы, может зависеть то, что живет во внешних земных формах подобно тому, как оно, соб­ственно, зависит от Духов Формы. Но важным является то, что в нашем земном бытии все то, что связано с про­странством, поскольку оно формируется в пространстве, формируется из непространственного. Мы только в том случае будем полностью постигать пространственное, если мы от его образности вернемся к праобразам, которые имеют непространственный характер. Естественно, это представляет трудности для западного мышления, по­скольку трудно себе представить непространственное. Но все же дело обстоит так, что все то, что связано с нашим изначальным человеческим бытием, что исходит от Духов Формы, поскольку принимает определенную форму в про­странстве, является действием непространственного. Кон­кретно говоря, когда мы, будучи отдельными людьми, ползающими на четвереньках, выпрямляемся, преодоле­ваем в своем прямостоянии силу тяжести, мы ориентиру­ем себя в пространстве; но силы, лежащие в основе этого, вливаются в пространство из непространственного.

Те существа, которые являются собственно Духами Формы, но маскируются под Архаев, Прасилы, были оп­ределены по своему существу, собственно говоря, для непространственного. Но они вступают в пространство, они действуют в пространстве. Собственно говоря, опре­деляет их ариманический характер то, что эти духовные существа, которые по своей сущности определены для того, чтобы быть непространственными, предпочитают действовать в пространстве. Вследствие этого в простран­стве появляется возможность формировать так, что это формирование не исходит прямо из непространственно­го, но пространственное снова образует пространствен­ное, одно пространственное образуется через другое.

На этом примере вы наглядно можете видеть, как Ариман вмешивается в жизнь. Поскольку вы осмелива­етесь себе сказать: я — человек, соответствую моему образу, и я не идентичен никому другому, — постольку вы идете по прямому пути развития. И если бы только это действовало в мире, если бы не вмешивался ариманический боковой поток, то ни одна мать не могла бы радоваться тому, что ее дочка так похожа на нее, по­скольку ей бросилось бы в глаза, что каждый отдельный человек является пространственным отображением не­пространственного, и ни одно пространственное не по­добно другому. Вступление определенных Духов Формы в пространство дает побуждение к ариманическому. Ес­тественно, ариманическое не ограничивается только по­добием людей, оно распространяется на многое; но мы смогли показать это на одном примере.

Этому царству пребывания принадлежат все духов­ные силы существ высших иерархий, которые мы знаем, за единственным исключением Духов Формы. Они вмешиваются в царство временного развития. Они создают формы — поскольку некоторым образом свою жизнь проводят между непространственным и пространствен­ным, — перенося их из непространственного в простран­ственное. Но это допускает временные процессы, их жизнь протекает во времени. Но другие существа, которые в иерархии стоят выше Духов Формы, являются существам­и, принадлежащими области пребывания. Говорить о них как о существах, живущих во времени, можно толь­ко в сравнительном смысле; но считать, что так и есть в действительности, было бы глупостью. Очень трудно го­ворить об этих вещах по той простой причине, что в со­временную эпоху очень мало людей, которые имеют жи­вое ощущение понятий и идей, которые развиваются, тогда выходят за пределы пространства и времени. Большинство людей вообще считает непространственное толь­ко фантазией, а также вневременное, пребывающее, не­преходящее, но также неизменное.

Итак, Духи Пребывания, которые маскируются под Духов Времени, это люциферические силы; собственно говоря, существа, силы которых в космическом порядке имеют очень высокую природу, более высокие силы, чем те, о которых многие пасторы, какими бы высокообразо­ванными в теологии они себя ни считали, говорят как о божественных. Те, о которых говорят пасторы, в действи­тельности являются гораздо менее возвышенными сила­ми, чем те, о которых говорилось здесь.

Эти люциферические силы способны то, что иначе представлялось бы нашему сознанию чисто духовно пре­бывающим, смещать в некотором смысле во временную область, давать ему видимость временного течения. И эта видимость протекания во времени определенных яв­лений в нас самих является единственной причиной того, что люди доказывают, что их духовная деятельность свя­зана с вещественными процессами.
Если бы наша душа не была пронизана люциферическими существами, то наша духовная деятельность выглядела бы как непос­редственно духовная. Тогда не приходило бы в голову, что духовная деятельность может быть привязана к ма­териальному. Мы должны сознавать, что образ, кото­рый я часто приводил, является единственно правиль­ным: тот, кто думает, что духовная деятельность исхо­дит из материального, подобен человеку, который, стоя перед зеркалом, думает, что его собственный отражен­ный образ расположен за зеркалом. Конечно, образ зависит от того, как сконструировано зеркало; также и наше мышление, зависит от нашей телесности. Но тело только играет роль зеркала. Это непосредственно от­крывалось бы сознанию человека, если бы не было люциферической иллюзии, что духовная деятельность фор­мируется на основе вещественного, но поскольку Лю­цифер вмешивается в сверхсознательное, но создает видимость, которая водит нас за нос, подобно тому, как если бы мы подошли к зеркалу и разбили его, чтобы посмотреть, кто стоит за ним.

Видимость того, что духовное может происходить из вещественного, является, в сущности, люциферической видимостью. И можно сказать: тот, кто доказывает, что духовное является вещественным продуктом, объявляет Люцифера своим богом, хотя и не говорит этого открыто. Доказательство, что духовное исходит из вещественного, целиком идентично утверждению, что зеркало представляет чувствам существ, размещенных за зеркалом; утверждение, что вещество производит духовное, человеческое духовное, идентично признанию, хотя и не выска­занному, что Люцифер есть бог.

Теперь мы должны обратиться к противоположному полюсу. Люциферический обман состоит в том, что буд­то бы зеркало, вещественное, может производить из себя духовное. Противоположным полюсом является заблуж­дение людей, что якобы то, что находится в чувственном мире, некогда могло действовать на внутреннюю жизнь человека. Если бы не было ариманической иллюзии, ко­торая возникает вследствие действия сил, которые из не­пространственного вступают в пространственное, то че­ловек видел бы, что никогда на его существо не могут влиять силы, которые коренятся в вещественном. Утвер­ждение, что в вещественном коренятся силы, коренится энергия, которая может продолжать действовать в человеке, это чисто ариманическое утверждение, и тот, кто так говорит, провозглашает Аримана своим богом, хотя и не высказывает этого прямо.

Итак, человек колеблется между этими двумя иллю­зиями; с одной стороны, между иллюзией, которая по­стоянно обманывает его, что якобы зеркало производит из себя образы, как действительные существа, как будто вещество может осуществлять духовную деятельность. Другая иллюзия состоит в том, что во внешнем чувствен­ном бытии содержится энергия, которая в преобразо­ванном виде может привести к человеческой деятельнос­ти. Первая — это люциферическая иллюзия, вторая — ариманическая иллюзия.

Итак, мы можем сказать, что человек, собственно го­воря, был бы совсем другим существом, если бы он сле­довал в своем развитии только своей исконной природе и добрым духовным силам в мире, чем он есть теперь, когда он в действительности следует этому исконному развитию при совместном временном воздействии на него люциферических и ариманических сил. Вопрос состоит в следующем: как установить равновесие между этими тремя силами. Чтобы установить это состояние равнове­сия, или чтобы по меньшей мере понять, как оно уста­навливается, нужно рассмотреть следующее.

Если изучать смерть в человеческой природе, — и мы часто говорили о таком явлении, как смерть человека, — она является такой сущностью, что ее можно рассматри­вать в некотором смысле как сглаживающую силу для люциферических сил. Не правда ли, смерть является не только одноразовым явлением, ибо человек начинает, соб­ственно говоря, умирать, как только он родился, поскольку импульсы умирания уже заложены в нем; сама же смерть приходит в определенный момент времени. Все то, что как силовые импульсы ведет к смерти, является в то же время теми силами, которые устанавливают равновесие в отношении люциферических сил. Ибо через смерть че­ловек выводится из области временного в область пребывающего.

Мы знаем теперь, что сущность люциферических сил состоит именно в том, что они, собственно говоря, принад­лежат царству пребывающего, и то, что они должны де­лать в царстве пребывающего, они вносят в царство вре­менного. И не происходило бы в этом отношении никакого сглаживания, если бы в царстве временного не было смер­ти, которая снова возвращает человека из царства временного в царство пребывающего. Смерть выполняет сгла­живающую функцию в отношении люциферического. Лю­циферическое вносит пребывающее в область временно­го; смерть вносит временное в пребывающее. Так можно абстрактно это выразить, однако в этой абстракции со­держится значительная сумма конкретного.
Но что мы должны сказать об Аримане? Он делает подобие подобного. Я привел вам конкретный случай подобия в человеческой природе в связи с ариманическим. Этому подобию также нужно создать противовес, здесь нужно создать противовес, направленный против подобия. Но только подобие удивительным образом свя­зывают с этим противовесом посредством одного спутанного понятия, которое возникает, если мы не вникаем в глубокие взаимосвязи. Противовесом для подобия яв­ляется сила наследственности: мы не только подобны по форме, которую принимает наш род, но мы несем в себе внутренние силы наследственности. Посредством сил наследственности, которые мы носим в себе, мы, собствен­но говоря, противодействуем подобию форм. Только пу­танная наука отождествляет подобие с наследственнос­тью. Мы выглядим подобными нашим родителям, но в то же время от наших родителей в своем внутреннем существе мы наследуем определенные силы, которые стремятся к тому, чтобы вернуть нас к человеческому праобразу. Собственно говоря, то, что мы унаследовали, находится в борьбе с подобием. Тонкое наблюдение че­ловеческой жизни, без всякого сверхчувственного виде­ния, посредством внешнего созерцания уже может прид­ти к этому. Попытайтесь только правильным образом задавать жизни вопросы, попытайтесь как-нибудь рас­смотреть человека, который по своим тем или иным фор­мам особенно похож на своих родителей, дедушку с ба­бушкой и т. д., и посмотрите затем на унаследованные моральные импульсы: и вы увидите, что унаследован­ные моральные импульсы, как правило, действуют в на­правлении, противоположном подобию форм.

Если вы рассмотрите портреты выдающихся истори­ческих личностей, которые по своим формам подобны своим предкам, то вы повсюду увидите, что в то же время в их биографиях отмечены душевные свойства, — и они явля­ются именно унаследованными свойствами, — которые обращены против тех, от кого они получили эти подобные формы. В этом состоит одна из существенных тайн жиз­ни. И предки гораздо лучше понимали бы своих потом­ков, и родители лучше понимали бы своих детей, если бы они совершенно непредвзято имели бы в виду этот факт. Если бы, например, — простите, что я говорю такие вещи, но мы ведь не находимся в обществе филистеров, — ка­кая-нибудь мать, имея сыночка, который особенно похож на нее, очень радовалась, что сыночек так на нее похож; но для воспитания могло бы быть особенно полезно, если бы она себе сказала: Что, если у моего сыночка разовьют­ся свойства, подобные тем, которые являются причиной частых ссор с моим мужем? Нужно обращать внимание на такие конкретные импульсы, которые имеют в жизни огромное значение. И особенно необходимо познание та­ких импульсов для задач воспитания в будущем, для бу­дущего человеческого развития. Ибо мы должны будем в будущем воспитывать, исходя не из абстрактных основоположений, но на эмпирической, конкретной основе.

Естественно, некто может сказать: ты рассказываешь нам здесь нечто, касающееся исконного человеческого существа, которое нигде не встречается. Само собой ра­зумеется, это так; но это возражение подобно тому, кото­рое делают те, которые говорят: ты объясняешь нам здесь, что в протекающей речной воде содержатся водород и кислород; я же не нахожу ни того, ни другого. Но необхо­димо вникнуть в эти вещи и прежде всего создать себе правильное понятие о том, что такое форма. Прежде я приводил следующее сравнение, которое хочу повторить сейчас.

Можно приехать в Кобленц или в какое-нибудь дру­гое место, например, в Базель, и любоваться там Рейном, и это может явиться побуждением к высказыванию: вот течет Рейн, неизвестно с каких времен, наверняка в продолжение столетий, быть может, с доисторических времен. Как стар этот Рейн! Но что в нем, собственно, является старым? Вода, которую мы видим, полностью сменится за несколько дней, она утечет: она наверняка не так стара, поскольку несколько дней назад ее здесь не было, она была где-то в другом месте. То, что вы здесь видите, наверняка не так старо, оно не насчитывает сотен лет. И если вы говорите о Рейне, вы говорите вероятно не о канаве в земле, по которой течет вода; вы говорите о том, чего вы, собственно, не имеете перед глазами. А именно, если вы говорите о действительности, вы не можете говорить о том, что вы видите перед собой, ибо то, что вы видите перед собой, является только слиянием проходящих через мир потоков, это только равновесное состояние. Куда бы вы ни направили свой
взор, вы повсюду увидите только равновесные состояния. Действительность, в которую вы еще только должны проникнуть. Но только посредством проникновения в действительность возможно также научиться азбуке жизни.

Завтра я буду говорить о связи люциферического и ариманического импульсов с импульсом Христа-Ягве, чтобы вы увидели, как этот импульс Христа-Ягве в дей­ствительности вчленен в эти потоки.