Рудольф штейнер миссия архангела михаила

Значит, бесконечно многими способами можете вы обрес­ти равновесие. Это отвечает бесконечно многим способам быть индивидуальным человеком. Поэтому для современно­го человека столь важно усмотреть, что его существо нахо­дится в устремлении к равновесию между полюсами проти­воположных сил. И ненормированность возможностей об­рести равновесие и есть как раз та, о которой я только что упомянул.

Поэтому человек современности только тогда справляет­ся со своими исканиями, когда он в своих исканиях придер­живается стремления к означенному равновесию.

Как важно было для грека чувствовать, что в той общине людей, к которой он принадлежал, правит Паллада, правит Аполлон, вот это есть дом Паллады, а это — дом Аполлона; как важно было для средневекового человека знать, что существует некое место собраний, которое нечто хранит в себе (будь-то мощи какого-либо святого, будь-то сам Свя­той Грааль), — существует некое место собраний, где, со­бравшись вместе, ищущие души могут устремляться к таин­ственному нечто — столь же важно для современного чело­века развить в себе ощущение того, чем же, собственно, он является как индивидуальный человек, а именно, что он есть искатель равновесия между двумя противоположными,

двумя полярными силами. Психологически это можно вы­разить, сказав так: на одной стороне правит то, благодаря чему человек хочет некоторым образом вознестись выше своей головы, хочет развивать мечтательность, фантазерство, жажду наслаждений, ничуть не заботясь о реальных усло­виях существования. Так можно обозначить одну душевную крайность; другая же душевная крайность тянет человека к земному, рассудочному, ко всему трезвому, сухому и т. д. А физиологически это можно выразить, сказав так: один полюс есть все то, что горячит кровь, и горячит ее на­столько сильно, что вызывает лихорадку. Физиологически выражаясь, этот полюс есть все то, что связано с силами крови, а другой полюс — есть все то, что связано с про­цессами окостенения, отложения камней, происходящими в человеке, и что в своем крайнем проявлении доходит до склероза в его самых различных формах. И вот между склерозом и лихорадкой, как двумя крайними полюсами, должед человек также и физиологически уметь сохранять свое равновесие. Жизнь в сущности состоит в обретении равновесия между трезвым, сухим, филистерским и мечта­тельно-фантазерским. Душевно мы здоровы тогда, когда находим равновесие между мечтательно-фантазерским и трезво-филистерским. Телесно мы здоровы тогда, когда умеем жить в равновесии между лихорадкой и склерозом, окостенением. И это может происходить бесконечно мно­гими способами, которыми может изживать себя индиви­дуальность.

Это есть то самое, в чем как раз человек современности Должен заново прочувствовать древнее изречение Аполло­на: "Познай самого себя", но не в абстрактной формулиров­ке "Познай самого себя", а — "Познай себя в стремлении к равновесию". Поэтому в восточной части нашего здания мы хотим поставить пластическую группу из дерева, которая Дает человеку ощутить это стремление к равновесию. В этой скульптуре центральной будет фигура Христа — фигура Христа, которой мы пытаемся придать образ, могущий выз­вать представление о том, каким был Христос, когда в теле Иисуса из Назарета странствовал по Палестине в начале нашего летоисчисления. Расхожие традиционные образы бородатого Христа — они, ведь, были созданы в V, VI столе­тии и они поистине ни в какой мере не имеют, так сказать, портретного сходства. А здесь нами предпринята попытка создать портретно-достоверный образ Христа, который, вме­сте с тем, должен быть представителем людей, стремящих­ся достигнуть равновесия (рисунок 30).

Затем в составе этой скульптурной группы вы видите наверху фигуры возносящегося Люцифера и низвергающе­гося Люцифера, а внизу — в некоторой связи с Люцифером — ариманическую фигуру и еще вторую ариманическую фигуру. Представитель человечества поставлен между ариманической фигурой, т. е. филистерским, трезвым, сухо-материалистическим, и люциферической фигурой, т. е. меч­тательным, фантазерским. Фигура Аримана — все то, что ведет человека к окаменению и склерозу; фигура Люцифе­ра представляет собой горячку, которую не выдерживает здоровье человека.

Итак, приходят — после того, как известным образом в центре всего был готический собор, который не содержал подобной скульптуры, а либо мощи святого или же Святой Грааль, т. е. нечто, непосредственно не связанное с прихо­жанином, — можно сказать, возвращаются к тому, что зда­ние нечто содержит, но на этот раз содержит человеческое существо в его устремленности к равновесию.

Если судьбе будет угодно, чтобы это здание было завер­шено, тогда тот человек, который будет сидеть в его зале, будет видеть перед собой то, что близко его касается, а именно то существо, которое придает смысл эволюции Зем­ли, — существо Христа. Но это должно ощущаться чисто художественно. Не годится, мудрствуя, мыслить о Христе интеллектуально, но надо это непосредственно ощутить. Вся эта скульптурная группа задумана чисто художественно, и то, что находит свое художественное выражение в ее фор­мах, — это и есть самое важное. Это должно восприниматься совершенно непосредственным ощущением при исключении, можно сказать, интеллектуального подхода, ибо интел­лектуальное должно тут служить только проводником к ощу­щению; и тогда для человека, находящегося в зале нашего здания, будет естественным переживанием при взгляде на восток сказать: "Это — Ты"; и теперь это не будет всего лишь отвлеченным определением человека, который может бесконечно многими способами добиваться равновесия. Наше здание не заключает в своих стенах изображения божества, ибо и для христиан ведь имеет значение заповедь, что они не должны делать себе никакого изображения божества; но оно заключает в своих стенах то, что, происходя из групповой Души людей, формируется в индивидуальную сущностную силу каждого отдельного человека. Деяние, активность ин­дивидуального импульса и учтено в этих формах.

Если то, что я теперь сказал, вы не сделаете предметом рассудочного размышления, столь излюбленного ныне, но пронижете это чувствованием и помыслите, что тут пред­принята, по крайней мере, попытка прежде всего дать это­му излиться в художественных формах, тогда вы имеете тот основной принцип, который должен найти свое выраже­ние в нашем здании Гётеанума. Но тогда вы знаете также тот род и способ, каким связано с внутренним духом эволю­ции человечества то, что хочет быть антропософски ориен­тированной духовной наукой. В нынешнее время не суметь прийти к этой антропософски ориентированной духовной науке, если не искать пути к ней, исходя из великих требо­ваний новейшего времени, предъявляемых к современному человечеству и к человечеству ближайшего будущего. Мы должны учиться действительно по-другому говорить о том, что именно должны принести люди навстречу этому буду­щему.

В наше время существуют всяческие гордящиеся собой тайные общества; однако они в большей или меньшей мере суть не что иное, как всего лишь носители того, что еще вторгается в современность из времени, предшествовавшего великому перевороту, происшедшему в XV в. Это ведь час­то выражается очень внешним образом. И мы сами ведь могли часто испытать, как в наши ряды проникает такое стремление. Как часто, когда хотят придать особенное зна­чение так называемому оккультизму, все опять и опять указывают на то, как стара та или иная вещь. Например, как-то среди нас был человек, который хотел чуточку похо­дить на розенкрейцера и который вообще, когда он что-нибудь говорил (и что почти всегда оказывалось лишь его собственным, личным тривиальным мнением), никогда не упускал случая сказать: так говорили "старые" розенкрей­церы. И он никогда не обходился без слова "старые". И если мы окинем взором всяческие ныне существующие тай­ные общества, то мы повсюду заметим, что ценность тех вещей, которые там имеют место, усматривается в том, что указывают на их возможно древнее происхождение. Неко­торые из них возводятся к розенкрейцерству (разумеется, трактуемому на свой лад), а некоторые — еще дальше, вглубь веков, в особенности к древнему Египту. И если бы кто-нибудь ныне предъявил обноски египетской храмовой мудрости, то большая часть людей бросилась бы к нему при одном упоминании об этом.

Большинство наших друзей знает, что мы постоянно по­вторяем и акцентируем: с этим устремлением к старому антропософски ориентированное духовное движение не имеет ничего общего. Оно стремится к тому, что теперь непос­редственно открывается из духовного мира. Поэтому оно должно обо многом говорить иначе, чем говорят также и в тех тайных обществах, зиждящихся на антикварном, и ко­торые все же следует принимать всерьез, так как они еще до сегодняшнего дня играют большую роль в событиях, происходящих с человечеством. Когда вам случается услы­шать речи таких людей (они ведь сегодня по их собствен­ной воле иногда отверзают уста), которые посвящены в некоторые тайны современных тайных обществ, то вы ус­лышите, что они говорят преимущественно, о следующих трех вещах. Во-первых, о том переживании, какое получает человек, действительно ищущий вступления в духовный мир, когда он переступает порог духовного мира; это пережива­ние состоит в том, что, как только он переступает порог духовного мира, он тогда не может избежать встречи с теми силами, которые являются действительными врагами чело­вечества, которые суть истинные, реальные сущностные враги человека, физически живущего здесь, на земле, — такого, каким этого физического человека задумали божественные власти. Такие люди знают: то самое, что сокрыто от обык­новенного человеческого сознания, пронизано теми силами, которые с определенным правом можно назвать сущностны­ми причинами болезней и смерти, но с которыми сплетено также все то, что связано с человеческим рождением. И тогда вы можете услышать от тех людей, которые нечто знают о таких вещах, что об этих вещах надо было бы хранить молчание (я намеренно говорю в сослагательном наклонении), не открывая того, что есть по ту сторону нормального сознания, перед профанами, подразумевая не­зрелые души, не сделавшие себя достаточно сильными для этого, — а к ним принадлежит ведь почти все человечество. Второе переживание состоит в том, что человек с того момента, когда он научается познавать истину (а истину можно научиться познавать впервые только тогда, когда научаешься познавать тайны сверхчувственного мира), он научается тогда также познанию того, в какой большой Мере все то, что можно оказать об окружающем мире, исхо-Дя лишь из наблюдений внешних чувств, есть иллюзия, видимость; и если это подвергнуть точному исследованию, тогда вполне обнаруживается его полная иллюзорность. Про­исходит утрата почвы под ногами, утрата надежной основы, а в ней особенно нуждается современный человек. Так что он может тогда сказать: это факт, ибо я самолично узрел, переступив порог сверхчувственного мира, что реальность окружающего мира исчезает.

Третье переживание делает очевидным, что как только мы начинаем создавать какие-либо человеческие произведе­ния и вообще что-либо делать при помощи ли орудий труда, обрабатывая ли землю, вообще что бы то ни было делая и тем самым включая себя в социальный организм — то мы тогда творим нечто такое, что касается не просто нас самих как людей, но и принадлежит всему космосу. Нынешний человек, самой собой разумеется, верит, что когда он конст­руирует, например, локомотив или телефон, или устанавли­вает громоотвод, или изготавливает стол, или лечит больно­го, исцеляя его, или же не лечит, оставляя его больным, — словом, вообще что-либо делает, то все это суть действия, которые разыгрываются только внутри развития человече­ства на земле. Нет, когда что-либо здесь происходит, то это влечет за собой события, разыгрывающиеся во всем космо­се; этой глубокой истины я коснулся в моей драме-мисте­рии "Врата Посвящения" (вспомните сцену между Штраде-ром и Капезиусом)* *"Врата Посвящения", четвертая картина..

На эти три переживания ссылаются те люди, которые нечто знают о таких вещах; однако эти знания хранятся в нынешних тайных обществах в форме, принадлежащей вре­мени, предшествовавшему середине XV столетия, и притом часто искаженными. На такие вещи ссылаются эти люди, указывая, во-первых, на тайну болезни, здоровья, рожде­ния и смерти; во-вторых, на тайну великой иллюзии, имею­щей место в окружающем мире внешних чувств, и в-треть­их, на космическое значение человеческих дел. Но обо всех этих вещах и как раз об этих важнейших вещах в будущем надо будет говорить иначе, чем в прежние времена. И я хотел бы дать вам представление о том, насколько иначе говорилось о таких вещах в прошлом и что затем влилось в общепринятое сознание людей, проникло в обычное ес­тествознание, в привычное социальное мышление и т. д., и как в будущем надо будет говорить тогда, когда действи­тельно говорят об истине, и как затем то, что приходит из тайных источников познания, должно будет влиться в по­знание внешнего мира природы, во внешние социальные воззрения и т. д.

Об этой грандиозной метаморфозе, которая ныне долж­на стать доступной пониманию, ибо людям надлежит из группового сознания пробудиться для вполне индивидуаль­ного сознания, — об этой исторической метаморфозе я хо­тел бы вам еще сказать дальше.

Сегодня я хотел бы обсудить сказанное вчера и позавче­ра, отчасти входя в рассмотрение более общих вопросов. Из обеих предыдущих лекций вы можете заключить, что ду­ховная наука, как она мыслится здесь, должна родиться, исходя из глубочайших и серьезнейших требований хода развития человечества в наше время и ближайшего будуще­го. Я ведь часто уже упоминал о том, что здесь речь идет не о таких идеалах, которые проистекают из субъективности человека, но о том, что записано в духовной истории чело­вечества. В этой духовной истории развития человечества поистине вписано, что наука посвящения, т. е. та наука, которая свои познания добывает по ту сторону порога ду­ховного мира, абсолютно необходима для дальнейшего раз­вития человечества. Но всему тому, что ныне придает цен­ность действительному познанию духовного мира, оказыва­ют сопротивление силы, представляющие собой старое. И сопротивление тех людей, в которых так или иначе живут силы старого, должно быть преодолено. Высказывание о необходимости переучиться и преобразовать свое мышле­ние в отношении важнейших ситуаций в развитии человече­ства должно быть понято и усвоено людьми со всей основа­тельностью и серьезностью. Поэтому я хотел бы попросить вас не недооценивать, что наша установка направлена на преодоление всего сектантского, какое все еще пышно раз­растается в душах антропософов, и на действительное пони­мание мирового и общечеловеческого значения антропософ­ски ориентированной духовной науки.

Ныне еще долго ждать, когда люди очнутся от того сна, который их охватил из-за того процесса развития, который начался около середины XV в. и который в основных чер­тах я уже описал вам. Как известно, в эволюцию человече­ства тогда было привнесено поверхностное естествознание с его великими триумфами, материалистическая концепция мировых закономерностей и вместе с ними ложные соци­альные идеи, столь отчетливо выступающие ныне, — словом, все то, что, действуя с этой стороны, погрузило чело­вечество в духовный сон, продолжающий крепко охваты­вать его поныне. И наступление благотворного прогресса в эволюции человечества невозможно, пока оно не встрепе­нется от этого сна. Мы только не должны забывать о том, что познание духовного имеет сильных врагов в тех людях, которые больше всего хотят продолжать то, что привычно их мышлению, — продолжать просто по инерции мысли­тельного удобства. Нельзя говорить: чем больше становится известной людям духовная наука, тем сильнее делается их враждебность и сопротивление по отношению к ней, тогда просто не надо обращать внимания на эти препятствия. Пожалуй, возможна такая точка зрения: совсем оставлять без внимания то, что таким образом поднимается против духовной науки. Однако в наше время это было бы совер­шенно ложной идеей, ибо ведь нельзя не замечать пара­зитов, но нужно стараться их удалить и время от времени надо удалять их далеко не нежным образом. Это есть нечто такое, решение о чем, разумеется, надо принимать особо в каждом конкретном случае.

Эти вещи надо понять как необходимые в наше время. Поэтому с совершенно особенным удовлетворением должно быть воспринято, когда в наше становящееся все более тяж­ким время все же находятся люди, обладающие такой силой воли, которая необходима для выступления в защиту наше­го дела. Но, к сожалению, еще слишком мало таких, кото­рые понимают всю серьезность того, что теперь поставлено на карту в ходе эволюции человечества. На одной стороне стоят те люди, которые не по каким-либо духовным основа­ниям, а ради удобства своего мышления и из-за других предрассудков не хотят расстаться с тем, к чему они при­выкли. На другую сторону должны стать те, кто всем своим существом выступают против того, что уже созрело и гото­во к падению. И мы не должны допускать, чтобы какая-либо снисходительность по отношению к тому, что созрело и гото­во к падению, могла бы ныне сдержать нас. За последние пять-шесть лет люди могли бы достаточно научиться тому, Что старые вещи приводят к абсурду. А те, кто этому еще не научился, будут иметь в ближайшее время возможности для этого. Мы должны с воодушевлением встречать новое, которое должно быть внедрено в эволюцию человечества.

Поэтому я испытал определенное удовлетворение, когда мне только что было вручено здесь письмо, содержание которого я хотел бы вам сообщить в качестве введения к сегодняшней лекции. Речь идет о том, что в Рейтлингене, городе недалеко от Штуттгарта, выступил, чтобы опять повторить свои глупые нападки на то, чего хочет антропо­софски ориентированная духовная наука, тот самый про­фессор, который написал глупое сочинение, о котором я недавно говорил вам** Фридрих Трауб "Рудольф Штейнер как философ и теософ", Тю­бинген, 1919 г Рудольф Штейнер обсуждает эту брошюру в своей лекции от 16 ноября 1919 г — опубликована в работе "Человеческая ответственность — Всемирная ответственность — Культура человече­ства", отдельный выпуск "Духовных подоснов социального вопроса, IV", Дорнах, 1951 г. Во всяком случае этот профессор, являющийся одним из "украшений" Тюбингенского универ­ситета (в других университетах всего мира дело обстоит не лучше), опять высказал то же самое, что было написано им в упомянутом сочинении. Тут выступил против него, но не в пример ему (это явствует из" полученного письма) с насто­ящим подъемом, какой необходим сегодня, когда со всей серьезностью учитывают то, что теперь поставлено на карту в игре сил, влияющих на исторические судьбы человече­ства, наш друг д-р Вальтер Штейн**** Доктор Вальтер Иоганн Штайн (1891 Вена - 1957 Лондон) учитель в Свободной Вальдорфской школе в Штуттгарте, писатель и лектор. Об этой дискуссии, которая разыгралась несколько дней тому назад, наш друг д-р Штейн пишет своей жене, находящейся здесь, следую­щее: "Вчера я был в Рейтлингене, где профессор Трауб держал речь против Штейнера. Я принял участие в дискус­сии. Это был бой не на жизнь, а на смерть. Я показал, что Трауб является бессовестным человеком, вполне невеже­ственным в отношении того предмета, которого он касается. Свое заключительное слово он произнес уже заикаясь. Го­родской пастор****** В двух первых изданиях городской пастор перепутан с профессором Траубом Непосредственно вслед за этим Рудольф Штейнер еще рая правильно пересказывает весь ход эпизода — см "Всемирный Новый год и новогодие Мысли" (ПСС, т 195), который открывал дискуссию, был мною так загнан в угол текстами из Библии, что в отношении того места, где Христос говорит о перевоплощении, он восклик­нул: "Здесь Христос заблуждается". Тогда я поднялся и закричал: "Слушайте! Вот вам нынешняя религия, у кото­рой Бог заблуждается!" — Публика бушевала. Меня стали прерывать, хотели лишить слова, кричали: "Говорите по существу", топали ногами. Однако я продолжал говорить совершенно спокойно и, указывая рукой на профессора Трауба, в заключение сказал: "И это авторитет!" С ним было покончено. Меня проводили аплодисментами, как по­бедителя. Я еще сегодня полуживой."

Можно было предвидеть, что должна была подняться сильная ненависть против той антропософски ориентиро­ванной духовной науки, которая уже два десятилетия быту­ет в Европе; это мог предвидеть каждый, кто знал и знает, как внутренне связано то, что здесь зовется антропософски ориентированной духовной наукой, с теми силами, которые должны быть призваны в настоящее время и в ближайшем будущем ради прогресса человечества. Но не следует сме­шивать эту антропософски ориентированную духовную на­уку с ночным колпаком — с тем настроением, когда хотят при помощи духовных идей и понятий доставить своей душе маленькое удовольствие. И когда д-р Штейн ощущает, что речь идет при этом о битве не на жизнь, а на смерть, то его ощущение — верное. Мы стоим в начале этой битвы. Про­тив пас, бушуя, поднимается буря, грозящая нас уничто­жить. Мы никогда не предпринимали агрессивных мер, поскольку понимали истинный импульс нашей духовной науки. Но мы не должны уклоняться от осуществления того, что необходимо предпринять против той агрессии, которая все больше и больше обращается против нас из внешнего мира. Тут мы не должны падать духом, не долж­ны накрываться ночным колпаком. Разумеется, внесение истины в процесс эволюции человечества становится не-УДобным занятием, и тут терпимость вовсе не является тем, что должно нас вооружить. Ибо дело зашло достаточно Далеко, когда появляются такие официальные представите­ли христианства, которые, почувствовав, что они попали в тупик, готовы сказать: здесь заблуждается Христос! — Профессор же Трауб, естественно, не может заблуждаться! И если то, что имеет сказать этот профессор Трауб, не согла­суется с тем, что явствует из текста Библии, тогда, значит, заблуждается Христос, но никак не профессор Трауб! — Но это вообще есть тот настрой, с каким ныне встречаешься и которого не хотят видеть, потому что видеть неудобно, но при желании можно увидеть во всех областях.

Однако для тех, кто могут видеть закономерности, дей­ствующие в жизни, ясно также и то, что европейские бед­ствия последних лет, хотя, на первый взгляд, они и кажут­ся улегшимися, внутренне связаны с привычным мышлени­ем людей и (извините за следующее несколько тривиальное выражение) с тем, о чем люди так охотно говорят: как же мы потрясающе далеко ушли, и при этом от удовольствия облизывают пальцы.

Но что необходимо людям, так это следующее: внутрен­не стать объективными. Под влиянием культуры нового времени люди утратили объективность. Повсюду обнаружи­вается субъективный подход. И если когда-нибудь будет написана история последних пяти-шести лет, то она по-настоящему сможет быть написанной, только исходя из ду­ховно-научных данных. Тогда в этих главах всемирной ис­тории будет много сказано о том, какое множество личного было внесено в ход тех великих всемирно-исторических событий. Я сказал, что об этих событиях последних пяти-шести лет будет невозможно говорить, не имея духовно­научных данных. Мне тут нужно упомянуть лишь о том, о чем я здесь уже часто говорил, а именно о тех тридцати-сорока лицах, которые, занимая в 1914 году высшие прави­тельственные посты, были причастны к тому, что называют внезапным началом мировой войны (неточное выражение, излюбленное ныне, потому что оно маскирует истину): это не было ни внезапным началом, ни лишь мировой войной - это было нечто иное и такое, что еще долго не придет к концу; так вот, из числа этих тридцати-сорока причастных лиц значительное большинство было тогда не в своем уме

их душевные и умственные силы были рассредоточены Но там, где сознание помрачено, — там отверзаются врата, через которые ариманические силы с особенной легкостью находят доступ к тому, что суть человеческие решения, человеческие волеизъявления.

Ариманические силы принимали значительное участие у истоков тех событий, которые разыгрались в 1914 г. Уже сегодня возможно — если только захотеть — из чисто внеш­него прослеживания фактов, имевших место, узреть, сколь необходимо то, чтобы в ход эволюции человечества было внесено духовное познание. Но насколько далеки люди с их привычным способом мыслить, ощущать и чувствовать от того, чтобы отнестись к этим фактам со всей серьезностью! На одной стороне факт (и факт, который еще будет иметь продолжение), что наше время созрело для выступления тех людей, которые смогут выступить с надлежащими, при­способленными душами навстречу тому, что с последней трети XIX столетия вторгается в качестве духовных им­пульсов в наш физический мир. Наряду с тем, что нас занесло в материалистическое время, налицо ведь и другой факт, а именно, что врата, ведущие из духовного мира в наш земной, стоят отверзтыми с последней трети XIX сто­летия и что те люди, которые идут навстречу этим духов­ным импульсам с открытой душой, с открытым сознанием, могут возыметь взаимоотношения с духовным миром. Ко­нечно, число тех, в сознание которых уже теперь вступает духовный мир, не может быть большим. Тем не менее явля­ется фактом, что духовный мир вступает в некоторые чело­веческие души. И мы можем сказать, что ближайшие 10 — 30 лет, вплоть до середины этого столетия, станут такими, когда все больше и больше людей будут научаться хотя бы слегка прислушиваться к своей душе, чтобы эта душа ока­залась в готовности встретить те импульсы, которые волеу-стремляются из духовного мира.

Те люди, которые ныне воспринимают такие импульсы, исходящие из духовного мира, и которые знают о тех исти­нах и познаниях, какие должны влиться в ход эволюции человечества, — они знают также следующее: если благода­ря науке посвящения, которой располагают такие люди, не будет оплодотворено то, что мы называем естествознанием, а равно и то, что мы называем искусством, тогда человече­ство устремится к быстрому упадку и ужасному упадку. Только дайте еще три десятилетия так преподавать, как теперь преподают в наших учебных заведениях, только дай­те еще три десятилетия так думать о социальных обстоя­тельствах, как думают теперь, и вы по прошествии этих тридцати лет будете иметь опустошенную Европу. Вы еще можете выдвигать многие идеалы в той или иной области, вы можете изливать красноречие в пользу тех или иных отдельных требований, выдвигаемых той или иной группой людей, вы можете придерживаться веры, что при осуще­ствлении не особенно радикальных требований еще можно что-то сделать для будущего человечества, — но все это окажется напрасным, если не совершится переворот, касаю­щийся самого фундамента человеческих душ, т. е. понима­ния отношения этого мира к миру духовному. Если не пере­учатся думать по-иному, чем теперь, если не одумаются вообще, то моральный упадок затопит Европу подобно все­мирному потопу!

Дело как раз в том, чтобы узреть, что, собственно, это будет значить, когда некоторое число людей, взору кото­рых доступно знание о мире по ту сторону порога, при­нуждены будут признать: смятение, материалистические наклонности, социальные заблуждения заходят все даль­ше, а люди не хотят переучиваться и одумываться, и когда эти немногие люди, располагающие наукой посвящения, вынуждены будут наблюдать, как человечество деградиру­ет, цепляясь просто за удобные для людей ощущения и мысли! Нельзя закрывать глаза на то, как много импуль­сов действует в сторону такого положения вещей в нынеш­нем, так называемом цивилизованном мире. В наше время правит много импульсов такого рода, и поэтому, не правда ли, вероятнее ожидать, что нынешнее человечество в сво­ем высокомерии отклонит все, что приходит со стороны науки посвящения? Ведь это человечество почитает себя столь бесконечно толковым в каждом отдельном своем ин­дивиде! Это человечество так склонно издеваться надо всем тем, что может быть достигнуто человеком посредством работы над поступательным развитием собственной души. Это человечество верит в то, что оно в состоянии знать все, не нуждаясь ни в каком переучивании. Однако ни проблемы, касающиеся мира природы, ни социальные про­блемы нашего времени не могут быть разрешены без опло­дотворения человеческого мышления, ощущения и воле­ния тем, что исходит из духовного мира. Для многих ны­нешних людей ведь представляется продуктом фантазии, когда говорят об этой науке посвящения, — когда что-то говорят о пороге духовного мира. Это верно, что далеко не всякий человек может ныне переступить через порог, ведущий в духовный мир; но, собственно, никому не воз­браняется узреть истину в том, что сообщают люди, уже проникшие через этот порог в духовный мир. Неправиль­но, когда с той или другой стороны все опять и опять говорят: Да как же я могу убедиться в истине того, что тот или иной человек преподносит в качестве науки посвяще­ния, если я сам не могу видеть духовный мир? — Это неверно. Здоровый человеческий рассудок, если он не на­правлен по ложному пути нынешними ошибочными поня­тиями о мире природы или ошибочными социальными иде­ями, в состоянии сам решить — правдоподобно ли то, о чем кто-то говорит. Вот кто-либо говорит о духовных ми­рах — тут только надо принять во внимание все: сам образ речи, серьезность, с какой трактуются сообщаемые вещи, логичность изложения и т. д. Тогда можно вынести для себя суждение о тех сведениях, что сообщаются о духов­ном мире, — шарлатанство ли это или же, наоборот, имеет некую основу. Суждение об этом может вынести каждый человек, и никому не возбраняется сделать плодотворным для своих мыслей о природе и для социальных идей то, что добыто из истоков духовной жизни теми лицами, кото­рые вправе говорить о принципе посвящения.

Те силы, действовавшие в развитии человечества, кото­рые бессознательно для людей вели их так, что они могли продвигаться вперед, на исходе, и полностью исчерпанны­ми они окажутся где-то к середине этого столетия. Из глу­бин человеческих душ должны быть добыты новые силы. И человек должен узреть, как он в глубинах своей души свя­зан с корнями духовной жизни.

Переступить через порог духовного мира — это сегодня Может осуществить, разумеется, далеко не всякий. Ибо в течение последних столетий человек привык все, с чем он встречается, рассматривать как разыгрывающееся в ходе времени. Однако первое, что он испытывает, оказавшись по ту сторону порога духовного мира, будет следующее: существует некий мир, в котором время, как мы его пости­гаем, не имеет никакого значения. Тут надо освободиться от власти представлений о времени. Поэтому, если человек хочет подготовить себя к познанию духовного мира, ему весьма полезно начинать, по меньшей мере, с того, чтобы учиться представлять себе то или иное в порядке, обрат­ном ходу времени. Скажем, какую-либо драму, которая в мире внешних чувств начинается ведь с первого акта и продолжается вплоть до пятого, надо научиться представ­лять себе картину за картиной в обратном порядке, от пятого акта до первого; или представить себе и ощутить какую-либо мелодию не в той последовательности тонов, как она исполняется, а в обратном порядке; или пережива­ния минувшего дня вспомнить и представить себе не в их свершении с утра и до вечера, но в обратном порядке — от вечера к утру. Посредством таких упражнений мы приуча­ем наше мышление всерьез подниматься над временем. В повседневной жизни мы привыкли так представлять себе события, что за первым следует второе, за вторым — третье и т. д. (пишутся цифры), и мы мыслим всегда таким образом, что наше мышление являет собой отобра­жение хода внешних событий. Но если мы однажды нач­нем думать, начнем ощущать в обратном направлении, пе­реходя от настоящего ко все более прошлому, то мы тогда должны будем сделать для этого некоторое внутреннее усилие — на благо нам, ибо это усилие вырывает нас из-под власти обычного мира внешних чувств. Время проте­кает от одного к двум, к трем, к четырем и т. д. в этом направлении (стрелка направо). Когда же мы думаем в обратном направлении, не от утра до вечера, а от вечера до утра, то мы думаем против течения времени (стрелка налево). Мы тогда преодолеваем время.

Если мы сможем такой ход мышления продолжить на­столько, насколько это только возможно далеко в прошлое, и будем ретроспективно продумывать свою жизнь, тогда мы очень многого достигли. Ибо, если мы не вырвемся из-под власти времени, то не сможем вступить в духовный мир.