Stephen king стивен Кинг podpaľAČKA
жүктеу/скачать 3.46 Mb.
|
16x x xPo návšteve u Vicky v internáte vyštartoval Andy krížom cez areál školy smerom k ceste, aby si stopol auto do mesta. Hoci na tvári cítil sotva badateľné pohyby vzduchu, májový vietor prudko narážal do korún brestov lemujúcich cestu, akoby sa priamo nad ním hnala neviditeľná rieka, rieka, z ktorej mohol zachytiť len najnepatrnejšie, vzdialené šumenie. Проводив Вики до общежития, Энди пересек территорию колледжа и направился к шоссе, где собирался поймать машину и доехать до города. Майский ветер бился в кронах вязов вдоль аллеи, хотя он едва ощущал его дуновение; прямо над ним будто протекала по воздуху невидимая река, лишь самые слабые и отдаленные струи которой касались его. Cestou prechádzal okolo Jason Gearneigh Hall, a tak zastal pred temnou budovou. Nové lístie na okolitých stromoch tancovalo, krútilo sa v nepozorovateľnom prúde veternej rieky. Po chrbtici mu prebehli ľadové zimomriavky a usadili sa v žalúdku, až ho slabo zamrazilo. Roztriasol sa, hoci bol teplý večer. Veľký mesiac podobný striebornému doláru preplával medzi narastajúcim morom oblakov – pozlátených člnov, ktoré hnal vietor po tmavej vzdušnej rieke. Mesačné svetlo sa zrkadlilo v oknách budovy, takže civeli ako odporné, prázdne oči. Путь Энди проходил мимо Джейсон Гирни Холла, и он остановился перед его темным массивом. Вокруг, повинуясь невидимому потоку ветра, танцевали деревья, покрытые молодой листвой. Вдоль его позвоночника пробежал холодок и, казалось, угнездился в животе, вызывая легкий озноб. Он поежился от холода, хотя вечер был теплым. Большая луна, напоминавшая серебряный доллар, плыла между грудами облаков; ветер гнал их по этой темной воздушной реке, будто позолоченные шлюпки. Лунный свет отражался в окнах зданий, делая их похожими на потухшие неприятные глаза. Niečo sa tu vtedy stalo, rozmýšľal. Niečo dôležitejšie, než to, o čom nám povedali alebo na čo nás pripravili. Čo to bolo? Здесь что то произошло, думал он. Нечто большее, чем нам говорили и во что заставляли поверить. Что же именно? Pred duševným zrakom videl opäť tápajúcu zakrvavenú ruku, videl ju v tejto chvíli – narazila na schému, zanechala krvavú škvrnu v tvare čiary… vtom sa schéma navinula s rachotom a zaplesnutím. Мысленным взором он снова видел эту тонущую, окровавленную руку — только на этот раз она ударяла по плакату, оставляя кровавый след в виде запятой… а затем плакат с треском сворачивался. Vykročil k budove. Blázon. Po desiatej ťa nevpustia do prednáškovej sály. A… Он подошел к зданию. Безумие. Они же не пустят в аудиторию после десяти часов. И… A mám strach. Я БОЮСЬ. Áno. V tom to bolo. Priveľa znepokojujúcich nejasných spomienok. Prirýchlo sám seba presvedčil, že to boli len halucinácie. Vicky už bola na najlepšej ceste, aby tomu uverila. Testovaný objekt si vyškriabal oči. Nejaká žena kričala, že chce zomrieť, smrť je lepšia než toto, aj keby sa mala dostať do pekla a škvariť sa tam na večné veky. Niekto dostal srdcový záchvat, a tak ho s chladným profesionalizmom zbalili a odniesli, nech nie je na očiach. Lenže, povedzme si to rovno, Andy, synček, teba nedesia myšlienky na telepatiu. Čo ťa desí, to je myšlienka, že tamto sa predsa len stalo. Да, именно это. Чересчур много тревожащих полувоспоминаний. Слишком легко убедить себя: все — выдумка; Вики почти уже готова согласиться с этим. Подопытный, вырывающий себе глаза. Кто то кричал, что хотел бы умереть, что лучше умереть, чем это, даже если для того понадобится отправиться в ад и гореть там вечным огнем. У кого то произошла остановка сердца, и его увезли с пугающим профессиональным умением. Скажем прямо, старина Энди, размышление о телепатии тебя не пугает. А пугает мысль, что подобное могло случиться с тобой. Klopkanie vlastných podpätkov. Pristúpil k veľkej dvojkrídlovej bráne a skúsil ju otvoriť. Zamknutá. Za ňou videl prázdnu halu. Andy zaklopal, a keď zbadal, že sa niekto vynoril z tieňa, takmer ušiel. Takmer ušiel, lebo tvár, ktorá sa mu zjavila v plávajúcich tieňoch, mohla byť tvár Ralpha Baxtera, alebo tvár vysokého muža s dlhými svetlými vlasmi a jazvou na brade. Стуча каблуками, он поднялся к большим двойным дверям и попытался открыть их. За ними был виден пустой вестибюль. Энди постучал, но когда кто то вышел из тени, он чуть не убежал. Он чуть не убежал, потому что из тени должно было появиться лицо Ральфа Бакстера или высокого мужчины со светлыми волосами и шрамом на подбородке. No nebol to ani jeden z nich, človek, ktorý prichádzal cez halu k bráne, a potom ju odomkol a vystrčil von namrzenú tvár, bol typický univerzitný strážnik: asi šesťdesiatdvaročný, vráskavá tvár a krk, ostražité modré oči už mútne vďaka častej spoločnosti fľaše. Na opasku mal pripnuté veľké hodinky. Однако человек, подошедший к дверям вестибюля и высунувший сердитую физиономию, был типичным сторожем колледжа: лет шестидесяти двух, с изборожденными морщинами щеками и лбом, с настороженными голубыми глазами, слезившимися от слишком частого общения с бутылкой. На поясе у него висел большой будильник. „Budova je zavretá!“ vyhlásil. — Здание закрыто! — сказал он. „Viem,“ odpovedal Andy, „ale som jeden z tých, čo sa do dnešného rána zúčastňovali na sedemdesiatke na pokuse a…“ — Знаю, — ответил Энди, — но я сегодня утром участвовал в эксперименте в комнате семьдесят… „To ma nezaujíma! Budova sa cez týždeň zatvára o desiatej. Príďte zajtra!“ — Не имеет значения! По будням здание закрывается в девять! Приходите завтра! „… a asi som si tam zabudol hodinky,“ vysvetľoval Andy. Nenosil hodinky. „Čo poviete? Len sa bleskovo pozriem.“ — …и я забыл там, кажется, часы, — сказал Энди. Часов у него вообще не было. — Что скажете, а? Только быстренько гляну. „To nemôžem,“ zahundral nočný strážca, ale neznelo to presvedčivo. — Не могу, — как то странно, неуверенно сказал сторож. Bez toho, že by nad tým rozmýšľal povedal Andy hlbokým hlasom: „Celkom iste môžete. Len tam nazriem a viac vás nebudem otravovať. Raz-dva som nazad, dobre?“ Ничуть не задумываясь, Энди шепнул:— Конечно, можете. Я лишь взгляну и тут же уберусь. Вы даже не запомните, что я тут был, да? Náhly čudný pocit v hlave: bolo to, akoby sa načiahol a pritlačil tohto postaršieho nočného strážcu, ale len mysľou, nie rukami. Strážnik nevoľky cúvol o dva-tri kroky a otvoril bránu. Неожиданно странное ощущение: словно он выплеснулся из самого себя и ПОДТОЛКНУЛ этого престарелого охранника, только не руками, а головой. Охранник сделал два три неуверенных шага назад, выпустив из рук дверь. Andy vstúpil trochu znepokojený. V hlave zacítil náhlu ostrú bolesť, no tá sa zmenila na hlboké pulzovanie, ktoré potom asi po polhodine ustúpilo. Энди вошел, слегка озабоченный. Голову его пронзила острая боль, тут же перешедшая в тупую, которая утихла спустя полчаса. „Povedzte, nie je vám nič?“ spýtal sa strážnika. — Эй, как себя чувствуете? — спросил он охранника. „Čo? Samozrejme mi nič nie je.“ Strážnikova nedôvera sa rozplynula, priateľsky sa usmial na Andyho. „Tak vybehnite hore a pohľadajte si hodinky. Nemusíte sa veľmi hnať. Zabudnem, že ste tu.“ — А? Конечно, хорошо. — Подозрительность охранника прошла; он одарил Энди дружеской улыбкой. — Поднимайтесь и поищите часы, если хотите. Не торопитесь. Я, возможно, даже и не вспомню, что вы были здесь. A odišiel. Он побрел прочь. Andy za ním neveriaco pozeral, a potom si roztržito pošúchal čelo, aby zahnal zvyšok bolesti. Čo, prekristapána, porobil s týmto starým čudákom? Niečo. Nedalo sa o tom pochybovať. Энди недоверчиво посмотрел ему вслед, рассеянно потер лоб, словно успокаивая небольшую головную боль. Что он, боже правый, сделал с этой старой перечницей? Но что то сделал, это уж наверняка. Obrátil sa, podišiel k schodišťu a začal po ňom vystupovať. Он повернулся, направился к лестнице, стал подниматься. Horná chodba bola úzka a ponorená v hlbokom tieni. Mal nepríjemný pocit klaustrofóbie a zdalo sa, že mu nedovolí ani dýchať, akoby mal nasadený neviditeľný obojok. Táto horná časť budovy priamo vybiehala do veternej rieky a vzduch, čo kĺzal po odkvapových rúrach, tenko hvízdal. Miestnosť číslo 70 mala dvoje dvojkrídlových dverí, ich vrchné polovice tvorili vždy dva a dva štvorce drahého mliečneho skla. Andy stál pred jednými z nich, počúval, ako vietor, pohybujúci sa po starých odkvapoch a dažďových zvodoch, lomcuje plechmi, čo za dlhé roky zhrdzaveli. Srdce mu v hrudi hlasno tĺklo. Верхний холл был затененный и узкий. Энди охватило неотступное чувство клаустрофобии и дыхание перехватило будто невидимым ошейником. Здесь, наверху, здание словно вдавалось в поток ветра, и он, тоненько напевая, разгуливал под карнизами. В комнате 70 была пара двойных дверей с матовыми стеклами в верхней части. Энди стоял перед ними, слушая, как гуляет ветер по желобам, водосточным трубам, шурша заржавелыми листьями ушедших лет. Сердце его тяжело стучало. Vzápätí odtiaľ odišiel. Zrazu sa zdalo ľahšie nič nevedieť, na všetko zabudnúť. Potom však vystrel ruku, položil ju na kľučku a povedal si, že sa nemusí ničoho báť, lebo tá prekliata miestnosť bude aj tak zamknutá a všetko bude preč. Он чуть было не ушел; казалось, лучше ничего не знать, просто забыть обо всем. Но он протянул руку, взялся за одну из дверных ручек, убеждая себя, что беспокоиться нечего, поскольку эта чертова комната заперта, ну и слава богу. Ibaže nebola. Kľučka sa pohla. Dvere sa otvorili. Однако она не была заперта. Ручка легко повернулась. Дверь открылась. Miestnosť bola prázdna, osvetlená len mesačným svitom, oblok zacláňali rozhojdané haluze starých brestov vonku. Bolo tu len toľko svetla, aby videl, že lôžka odniesli. Tabuľu zotreli a umyli. Schéma bola zvinutá, ako roleta nad výkladom. Len krúžok na sťahovanie sa hojdal. Andy pristúpil bližšie a po chvíľke k nej vystrel trocha sa trasúcu ruku a stiahol ju dolu. Пустую комнату освещал колеблющийся лунный свет, он пробился сквозь раскачивавшиеся от ветра ветки старого вяза за окнами. Света было достаточно, чтобы увидеть, что коек больше нет. С грифельной доски все было стерто, она вымыта. Схема свернута, как оконная штора, свисало лишь кольцо, за которое тянут. Энди подошел к нему, протянул дрожащую руку, потянул за кольцо вниз. Jednotlivé časti mozgu. Ľudská myseľ rozkrájaná a označená ako na mäsiarskom diagrame. Len čo to uvidel, dostavil sa znovu pocit zážitku po droge, ten istý ako po LSD. Nič zábavné, naopak, bolestne nepríjemné, až mu to z hrdla vytlačilo ston, jemný ako strieborné vlákno pavučiny. Мозговые полушария: человеческий мозг расчленен на части и размечен, словно плакат в лавке у мясника. От одного его вида у него снова зашевелились волосы на голове, словно после приема ЛСД. В плакате ничего забавного, он вызывал тошноту, Энди слабо застонал. Krvavá škvrna tu bola, obrovská tlačená čiarka sa v slabom mesačnom svetle zdala čierna. Z nápisu, ktorý pred týmto posledným pokusom znel ako CORPUS CALLOSUM teraz ostalo len COR OSUM so škvrnou v tvare čiarky uprostred. Кровавое пятно было на месте; в лунном мерцающем свете оно походило на черную запятую. Печатное название, которое до эксперимента явно читалось CORPUS CALLOSUM (мозолистое тело — часть мозга), теперь из за пятна в виде запятой читалось COR OSUM. Taká maličkosť. Такая мелочь. Taká obludnosť. Такого огромного значения. Stál v tme, pozeral na schému a zmocňovala sa ho ozajstná triaška. Čo z toho všetkého sa v skutočnosti stalo? Niečo? Veľa? Všetko? Nič? Он стоял в темноте, смотрел на плакат, и его начало по настоящему трясти. Насколько это подтверждает реальность остального? Отчасти? Большей частью? Полностью? Или совсем не подтверждает? Za sebou začul zvuk, alebo sa mu zazdalo, že ho začul: kradmé vrznutie topánky. Позади он услышал какой то звук — или это ему показалось? — крадущийся скрип ботинка. Mykol sa a jednou rukou pritom udrel do schémy, bol to ten istý hrozný zvuk. Schéma sa zvinula, zvuk, ktorý pri tom vydala, sa hrôzostrašne ozýval v čiernom kotli prednáškovej miestnosti. Руки дрогнули, одна из них хлопнула по плакату с таким же отвратительным чмокающим шумом. Под действием пружины плакат скрутился кверху, прогремев в темноте комнаты, похожей сейчас на шахту. Náhle čosi zaklopalo na vzdialené okno, poprášené mesačným svitom. Bola to haluz alebo možno mŕtve prsty postriekané zrazenou krvou s roztrhaným tkanivom: pustite ma dovnútra nechal som tam oči ach pustite ma dovnútra pustite ma… Внезапное постукивание по дальнему окну, покрытому пылью лунного света, — ветка или, может, мертвые пальцы в запекшейся крови: ВПУСТИТЕ МЕНЯ, Я ТУТ ОСТАВИЛ СВОИ ГЛАЗА, ВПУСТИТЕ МЕНЯ, ВПУСТИТЕ МЕНЯ… Víril v spomalenom sne, snívalo sa mu spomalene, prepadal sa do istoty, že by to mohol byť ten chlapec, duch v bielom háve, s mokvajúcimi čiernymi dierami tam, kde mal mať oči. Jeho srdce bolo čosi živé v krku. Он плыл в замедленном сне, в замедло сне, все более уверенный, что это тот самый паренек, дух в белом одеянии с сочащимися черными дырами вместо глаз. Сердце стояло у него прямо в горле. Nie je tu nik. Там никого не было. Nie je tu nič. Ничего не было. Ale bol na konci s nervami, a keď haluz opäť neúprosne zaklopala, ušiel, ani sa neobťažoval zavrieť za sebou dvere. Šprintoval po úzkej chodbe a poháňal ho zvuk krokov, ozvena vlastného behu. Dolu preskakoval schody po dvoch, už bol v hale, lapal dych, krv mu búšila v sluchách. Vzduch v hrdle ho pichal ako posekané seno. Но нервы сдали, и когда ветка снова начала неумолимо постукивать, он выбежал, не позаботившись закрыть за собой дверь, пробежал по узкому коридору и неожиданно услышал топот гнавшихся за ним ног — то было эхо, отзвук его собственных быстрых шагов. Он сбежал по ступеням, тяжело дыша, перемахивая через две сразу, и оказался снова в вестибюле. Кровь стучала в висках. Воздух, проходя через гортань, покалывал, словно сухие травинки. Strážnika nikde nevidel. Zatvoril teda za sebou zasklené krídlo veľkej brány a zakrádal sa nádvorím školy ako utečenec, ktorým sa neskôr stane. Вахтер исчез. Энди вышел, захлопнув за собой застекленную дверь, и крадучись пошел по тротуару к площади, словно беглец, каким он впоследствии стал. жүктеу/скачать 3.46 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|