ТЕМА 7 СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ГОРОД И ГОРОЖАНЕ

ТЕМА 7

СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ГОРОД И ГОРОЖАНЕ

1. Основные источники по истории средневекового города.

2. Социально-экономические предпосылки возникновения средневекового города.

3. Вопрос о происхождении и сущности средневекового го­рода в исторической литературе.

4. Сеньориальный режим в городе. Эксплуатация горожан сеньором:

а) в качестве землевладельца;

б) присвоение доходов с ремесла и торговли;

в) в качестве главы администрации, суда, военного опол­чения.

5. Причины и цели антисеньориальной борьбы горожан.

6. Отношение королевской власти к коммунальному движению.

7. Результаты коммунального движения:

а) права, свободы и привилегии горожан;

1. 
   Городские хартии городов Оренбурга (в Брейсгау), Аугсбурга, Страсбурга и др. // Средневековое городское право XII—XIII вв. / Сб. текстов под ред. С. М. Стама. Саратов, 1989.
   
2. 
   Древнейшее городское право Трира / Пер. и ком. Ю. А. Корхова // Учен. зап. Моск. гос. пед. ин-та им. Ленина. М., 1949. Т, 59, вып. 3: Средневековый город / Под ред. В. Ф. Семенова.
   
3. 
   Хартии городов Лорриса, Бомона, Руанские установления // Социальная история средневековья / Под ред. Е. А. Косминского и А. Д. Удальцова. М.; Л., 1927. Т. 2.
   

1. 
   Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 1: Феномен средневекового урбанизма. М., 1999.
   
2. 
   История Европы / Под ред. Е В. Гутновой. М.., 1992. Т. 2к Средневековая Европа. Ч. 2. Гл. I.
   
3. 
   Корхов Ю. А. Ремесленники средневекового Страсбурга под властью города // Учен. зап. Моск. гос. пед. ин-та им. Ле­нина. М., 1954. Т. 68, вып. 4.
   
4. 
   Негуляева Т. М. Зарождение правосознания и чувства личности у средневекового бюргерства (по материалам городских хартий XII—XIII вв.) // Средневековый город. Саратов, 1998. Вып. 13.
   
5. 
   Негуляева Т. М. Складывание сеньориального режима в Страсбурге // Средневековый город. Саратов, 1998. Вып. 12.
   
6. 
   Негуляева Т. М. Средневековый город и городское право // Средневековое городское право XII—XIII вв. / Под ред. С. М. Стама. Саратов, 1989.
   
7. 
   Орлова Е. Ю. К вопросу о термине «раннесредневековый город» (историографические заметки) // Средневековый город. Са­ратов, 1997. Вып. 11.
   
8. 
   Подопригорова Н. Н. Политико-административная структура Дубровника в период становления республики (вторая по­ловина XIV'— первая половина XV века) // Средневековая Европа: История и историография. Воронеж, 1997. Вып. 1.
   
9. 
   Подопригорова Н.Н. Судебная система Дубровника во второй половине XIII — первой половине XV века // Вопросы истории славян. Воронеж, 1996. Вып. 11.
   
10. 
    Репина Л. П. Сословие горожан и феодальное государство в Англии XIV в. М., 1979.
    
11. 
    Рутенбург В. И. Итальянский город от раннего средне­вековья до Возрождения. Л., 1987.
    
12. 
    Сванидзе А. А. Городские хартии и распространение му­ниципальных привилегий в шведских городах середины XIII—XV ве­ков // Средние века. 1973. Вып. 35.
    
13. 
    Сванидзе А. А. Патрициат и стратегия удержания власти в средневековом городе // Власть и политическая культура в сред­невековой Европе. М., 1992. Ч. 1.
    
14. 
    Солодкова Л. И. Ранний Кельн: социально-экономичес­кое развитие и освободительная борьба горожан XI—XIII вв. Сара­тов, 1991. Гл. 2, 3.
    
15. 
    Социальная природа средневекового бюргерства. М., 1979.
    
16. 
    Стам С. М. Город и развитие политической структуры фео­дального общества // Стам С. М. Средние века: город, ереси, Воз­рождение, Реформация. Саратов, 1998.
    
17. 
    Стам С. М. Складывание социальной структуры средневеко­вого города // Средние века. М., 1971. Вып. 34.
    
18. 
    Стам С. М. Экономическое и социальное развитие раннего города. Саратов, 1969. Введение. Гл. I.
    
19. 
    Стоклицкая-Терешкович В. В. Основные проблемы истории средневекового города. М., 1960. Гл. 3,5.
    
20. 
    Тушина Г. М. Города в феодальном обществе Южной Фран­ции. М., 198Ь.
    
21. 
    Тьерри О. Городские коммуны во Франции в средние века. СПб., 1901.
    
22. 
    Хачатурян Н. А. Политическая организация средневеко­вого города // Город в средневековой цивилизации Западной Евро­пы. Т. 1.
    
23. 
    Шаферова Л. А. Человек в средневековой коммуне (Не­формальные отношения горожан в далматинском городе) // Вопросы истории славян. Воронеж, 1998. Вып. 13.
    

Вопрос о происхождении и сущности средневекового города — один из дискуссионных в исторической литературе. Был ли город феодальным по своей природе, соединял в себе феодаль­ные и нефеодальные черты или был качественно новым явле­нием? Рекомендованная литература призвана помочь разобрать­ся в этом непростом вопросе.

Города росли на землях, принадлежавших светским и церков­ным феодалам, и городские сеньоры рассматривали горожан как зависимых людей. Необходимо выявить, какими методами сень­ор города эксплуатировал его жителей, что представлял собой сеньориальный режим, какие сферы городской жизни он зах­ватывал особенно ощутимо. Это поможет определить причины и цели коммунального движения, развернувшегося в городах Западной Европы в конце XI—XIII вв., его формы, ход и резуль­таты. Особый вопрос — историческое значение коммунального движения.

Почти все опубликованные источники — законодательные. Это городские хартии вольностей, т.е. грамоты, в которых за­фиксированы определенные достижения горожан в ходе комму­нального движения. Записанные чаще всего от имени феодала и как бы по его милости, они в действительности отражали со­циально-экономические и политические требования горожан, на­правленные против наиболее тяжких и обременительных форм сеньориальной эксплуатации. Особенный интерес представляют хартии немецких городов, прежде всего — Страсбурга. Древней­шее, или Первое, городское право Страсбурга по традиции да­тируют 1189 г., однако некоторые историки считают, что оно появилось раньше, в 60—70-е гг. XII в. Полный текст содер­жит 118 статей (Второе городское право Страсбурга записано в 1214 г. и заметно отличается от Первого). Анализ каждой из на­званных хартий и сопоставление грамот с изменениями и допол­нениями позволяют определить реальное соотношение сил в борьбе горожан с сеньорами на протяжении многих десятилетий, т.е. какие привилегии оставались за сеньором и каких прав до­бивались горожане.

Опубликованные источники позволяют выявить общие чер­ты, свойственные хартиям английских, французских, немецких городов, и различия между ними. Это обстоятельство нуждает­ся в объяснении.

Особый интерес представляют нарративные источники, преж­де всего, автобиография знаменитого французского хрониста XII в. Гвиберта Ножанского (1053—1124). В приведенном фраг­менте очень ярко изложена история образования коммуны во французском городе Лане в начале XII в. и борьба горожан с сеньором, епископом Годри. Следует пояснить, как этот пред­ставитель духовенства (он был аббатом монастыря в Ножане) оценивает действия горожан, и, вместе с тем, какими предстают в его описании сеньориальная власть и фигура самого еписко­па. При внимательном чтении и анализе этого источника мож­но найти ответы на многие вопросы: о причинах коммунально­го движения, его целях, формах борьбы горожан против сень­ора, позиции короля.

Своеобразным дополнением к отрывку из автобиографии Гвиберта Ножанского служит грамота короля Людовика VI Толсто­го (1108—1137), утвердившего коммунальную хартию 1129 г., подписанную преемником епископа Годри во избежание нового восстания ланских горожан. Стоит обратить внимание на то,
употребляется ли слово «коммуна» в королевской грамоте или оно заменено другим обозначением. Обширный материал хартий позволяет подробно проанали­зировать результаты коммунального движения — и в каждомотдельно взятом городе, и в целом в городах Западной Европы XII—XIII в. Следует выяснить, одинаковой ли оказалась степень освобождения горожан от сеньориальной власти в разных горо­дах, и если — нет, то чего в первую очередь стремились добиться горожане в ходе борьбы против сеньоров.

Коммунальный строй достиг своего полного развития в го­родах Далмации. Наибольший интерес среди ник представляет Дубровник — единственный из далматинских городов, в кото­ром коммунальные формы управления эволюционировали в рес­публиканские. Изложенные в практикуме главы из Статута Дуб­ровника 1272 г. и «Описания Дубровника» — сочинения Филип­па де Диверсией, итальянского гуманиста, приглашенного дуб-ровницким Сенатом в Дубровник в 30-е гг. XV в. в качестве учителя и ректора светской школы для детей и юношества, по­зволяют в общих чертах составить представление о политико-ад­министративной структуре, более подробно ознакомиться с су­допроизводством, видами суда в Дубровнике во второй полови­не XIII — первой половине XV в.

Статут Дубровника 1272 г. дается в двух вариантах: В и С. Вариант В отражает положение власти в городе в период господ­ства Венеции над Дубровником (1205—1358 гг.) В варианте С фиксируются изменения, уточнения в системе управления Дуб­ровника после освобождения его из-под власти республики св. Марка. Это предоставляет возможность выявить основные тен­денции развития главных городских органов управления Дубров­ника указанного времени.
I. НАРРАТИВНЫЕ И ЮРИДИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

ПО ИСТОРИИ ФРАНЦУЗСКОГО ГОРОДА ЛАНА (XII ВЕК)
1. Из автобиографии Гвиберта Ножанского (1114-1115 годы)
Глава VII. По прошествии некоторого времени с тех пор, как епископ* отправился в Англию попросить денег у английского короля, которому некогда служил и был с ним в дружеских отношениях, Готье архидиакон* и Гвидон¹²³ завели кое-какие переговоры с сеньорами го­рода. В городе этом с давних пор настолько вырос дух вражды, что ни у кого в нем не было боязни ни перед небесным, ни перед земными владыками, но по мере воз­можности и по усмотрению любого из горожан грабежи и убийства держали в трепете весь город. Начну с такого вре­доносного обычая: когда королю случалось прибыть в Лан, он, которому надлежало требовать со всей царственной внушительностью почтения к себе, терпел постыдные при­теснения прежде всего в том, что принадлежало ему по праву. Хорошо еще, что, избив конюхов, не угоняли силой его коней во время утреннего или вечернего водо­поя. Даже с клириками* обращались со столь великим пренебрежением, что не щадили ни их самих, ни их иму­щества, и было так, как сказано у пророка Исайи: «От судьбы народа не уйдет и священнослужитель». Что же остается мне сказать о простом народе? Любому поселя­нину, входившему в город, любому из подъезжавших к нему в одиночку, а не под внушительной охраной кара­вана путников, грозило заточение в целях понуждения к выкупу или привлечение к суду под любым предлогом, без всякого действительного основания.

В качестве примера приведем один случай... По при­бытии на субботний рынок в Лан сельского люда из разных деревень горожане стали носить по рынку образцы продажного гороха, пшеницы и других продуктов в чаш­ках, на блюдцах и всяким другим способом. Когда было предложено купить эти продукты одному из спрашивавших их поселян и тот выразил согласие купить их за установ­ленную цену, продавец сказал: «Иди за мной в мой дом, чтобы там осмотреть остальное количество продаваемого мною продукта и взять осмотренное». Тот последовал за ним; при подходе поселянина к ларю, добросовестный продавец приподнял крышку ларя и, придерживая ее, обратился к поселянину со словами: «Просунь голову и руки по локоть в ларь, чтобы убедиться, что все содержание ларя не отличается от того образца, который я тебе предложил на рынке». Когда же покупатель, перевесив­шись животом через край ларя, просунул внутрь его го­лову и плечи, находившийся за спиной его добрый про­давец приподнял за ноги не подозревавшего ловушки че­ловека, неожиданно втолкнул его в ларь и, захлопнув над ним крышку, держал его в целости и сохранности вплоть до того, как он выкупился из своего заточения. Такие и тому подобные дела происходили в городе. Грабежи и даже разбой совершались открыто феодалами и их слугами. Ночью никому из прохожих не была обеспечена безопас­ность; прохожим оставалось только или разбегаться, или же быть захваченными в плен, а не то и быть убитыми. Духовенство с архидиаконами во главе и светская знать, принимая в соображение все это и вымогая всяческими способами деньги у горожан, дают последним понять че­рез посредников, что если они заплатят приличную сум­му, то получат возможность образовать коммуну. А это новое и весьма дурное слово «коммуна» означает, что все лично зависимые люди должны выплачивать своим госпо­дам раз в год обычные повинности, а за свои противоза­конные поступки должны платить установленный штраф. От несения же прочих повинностей и оброков, которые обычно налагаются на сервов*, они совершенно освобож­даются. Пользуясь случаем выкупиться на волю, горожа­не заплатили груды серебра, чтобы насытить жадность стольких корыстолюбцев. Последние, повеселев от столь обильно излившегося на них потока серебра, скрепили клятвой свое обещание горожанам соблюдать верность это­му заключенному с ними договору.

После того как духовенство, светская знать и горожа­не заключили между собой это соглашение о взаимной поддержке, вернулся от англичан с огромной суммой де­нег епископ; сильно разгневанный на виновников этого новшества, он некоторое время не вступал в город... Од­нако в то время, как он говорил о своем крайнем него­довании против тех, кто заключил между собой клятвен­ное соглашение, и против зачинщиков этого, предложен­ная ему куча золота и серебра сразу же успокоила пыл его речей. Он принес присягу, что будет соблюдать права коммуны, подобные тем, что были установлены и запи­саны в городах Нуайоне и Сен-Кантене¹²⁴. Так же и ко­роль¹²⁵, склоненный щедрыми дарами городского населе­ния, согласился клятвенно подтвердить эти же самые пра­ва. Бог мой, кто был бы в состоянии рассказать, какая загорелась борьба, когда после принятия от горожан да­ров и клятвы в соблюдении прав коммуны стали нарушать эти права, стараясь вернуть в прежнее состояние, сер­вов, раз навсегда избавленных от тягостей ярма неволи. Действительно, неутолимой завистью к горожанам охва­чены были епископ и сеньоры. Пастырь духовный, раз ему не удавалось искоренить французскую свободу по норманд­скому или английскому способу, томился ненасытной жад­ностью, забывая о долге своего служения. Если кто из сторонников городской свободы привлекался к суду, то бывал осужден не по Божеским законам, а по судейско­му произволу, и у него отнимали все его имущество вплоть до последней нитки...

Итак, в конце великого поста, на страстной неделе¹²⁶, пригласив к себе сеньоров и некоторых клириков, епис­коп решил приступить к осуществлению своего замысла об уничтожении коммуны, беречь которую он поклялся сам и дарами склонил к тому же короля. Он пригласил ко­роля к Божественным службам страстной недели, и нака­нуне дня Параскевы, то есть в день тайной вечери¹²⁷, он внушил королю и всей его свите мысль о нарушении дан­ной клятвы, из-за которой он первым попал в затруд­нительное положение. И как раз в тот день, когда епис­коп должен был совершать с особой торжественностью архиерейскую службу, а именно: освящать миро* и отпус­кать народу грехи, его не видели даже, чтобы он входил в церковь. А он в это время придумывал вместе с коро­левскими приближенными способы воздействия на коро­ля, чтобы тот, уничтожив коммуну, сократил права города до их прежних размеров. Но горожане, боясь унич­тожения коммуны, обещали королю и приближенным к нему людям 400 ливров* (а может быть, и более, в точности не знаю). Со своей стороны, епископ склоняет сеньоров к тому, чтобы они вместе с ним поговорили с королем и пообещали ему вместе 700 ливров... Жадность ко­роля заставила его склониться на сторону тех, кто обещал больше; с его соизволения вопреки заповедям Божиим все его клятвы, как и клятвы епископа и сеньоров, без всякого зазрения совести и уважения к святым дням страст­ной недели объявляются лишенными силы. В эту ночь король, имевший ночлег не у епископа, вследствие брожения среди городского люда, вызванного его несправед­ливейшим поступком, побоялся спать вне епископского дворца. Когда король рано утром уехал, епископ заверил сеньоров, чтобы они не беспокоились о принятом обяза­тельстве уплатить такую большую сумму денег и чтобы они знали, что, по принятому ими обязательству заплатит он, епископ. «А если я не выполню данного вам обещания, — промолвил он, — препроводите меня в королевскую

Упразднение договоров, создавших Ланскую коммуну, привело сердца горожан в такую ярость и смятение, что все должностные лица прекратили исполнение своих обя­занностей, закрылись лавочки башмачников и сапожни­ков, трактирщики и харчевники не выставляли напоказ никакой продажной снеди, так как из них никто не на­деялся, чтобы ищущие наживы сеньоры им что-либо ос­тавили. И действительно, епископ и сеньоры тотчас же принялись за оценку имущества каждого из горожан и тре­бовали, чтобы сколько кто давал, как это было известно, на учреждение коммуны, столько же дал бы и для ее унич­тожения. Все это творилось в день Параскевы, то есть в день приготовления к Пасхе, и в великую субботу: души верующих готовились к принятию тела и крови Христовой¹²⁸ в эти дни одними лишь убийствами, одними лишь клят­вопреступлениями. Чего же больше? Епископ и сеньоры в течение всех этих дней только и думали о том, чтобы обобрать до нитки людей низшего класса. В свою очередь эти последние, охваченные, мало сказать, гневом, а пря­мо яростью дикого зверя, составили скрепленный взаим­ной клятвой заговор, обрекавший на смерть насильствен­ным способом епископа и его единомышленников. Всего заговорщиков, как говорят, было 40. Этот их замысел не мог остаться скрытым. А именно: весть о нем дошла до сведения магистра* Ансельма к вечеру великой субботы, и он предупредил отходившего ко сну епископа, чтобы тот не ходил к пасхальной заутрене: ведь если он пойдет, то будет убит; но епископ, безрассудный выше всякой меры, воскликнул: «Фу, чтобы я погиб от таких людей!». Однако, относясь к ним на словах с таким презрением, он нет рискнул встать к заутрене и пойти в церковь. На следую­щий день он отдал распоряжение своим домашним слугам и нескольким рыцарям нести за ним спрятанное под их одеждами оружие, когда он будет следовать за своим кли­ром* в церковной процессии. Во время прохождения этой процессии, когда начался было обычный при скоплении толпы переполох, один из горожан счел это за начало за­думанной заговорщиками резни и, выйдя из засады, стал вопить громким голосом: «Коммуна, коммуна!», как бы скликая этим народ. Так как был праздничный день, на­чавшиеся беспорядки были легко подавлены, но тем не менее они заставили насторожиться противников комму­ны. Поэтому епископ, окончив служение обедни, вызвал из епископских сел многочисленные отряды крестьян, укрепил башни собора и предписал принять меры к охра­не епископского подворья; в то же время он скрепя серд­це сознавал, что и эти люди не менее враждебны ему, ибо они знали, что груды денег, обещанных епископом коро­лю, будут извлечены из их кошельков.

По существующему в Лане обычаю духовенство на вто­рой день Пасхи идет в процессии к монастырю св. Винцента. Горожане, поняв, что накануне их замыслы были предупреждены, решили привести их в исполнение в этот день и осуществили бы свое намерение, если бы узнали заранее, что все сеньоры находятся с епископом. В са­мом деле, они обрели в предместье города одного из этих сеньоров, ни в чем не повинного человека, совсем недавно взявшего замуж мою кузину, молоденькую девушку, очень скромную от природы. Но они воздержались от на­падения на него, чтобы другие сеньоры не насторожились еще более. Так как наступил уже третий день Пасхи, епископ, почувствовав себя в большей безопасности, от­пустил домой людей, которых он выставил для своей ох­раны на соборных башнях и на епископском подворье, заставляя их при этом питаться на свой счет. На четвер­тый день Пасхи, так как мои хлебные запасы, а также несколько окороков, благодаря вызванному епископом возмущению, оказались расхищенными, я отправился к нему. В ответ на мои слова о том, чтобы он избавил го­род от такой бурной сумятицы, он сказал: «А что, думае­те вы, они могут сделать своими волнениями? Если мой негр Жан вздумал бы потянуть за нос самого главного из них, так тот не осмелился бы даже заворчать на него. Я заставил их вчера отречься на все время моей жизни от того, что они называли своей коммуной». Высказавшись и видя угрюмое настроение моего собеседника, я воздер­жался от дальнейших разговоров. Все же, прежде чем уда­литься из города, мы сильно рассорились друг с другом из-за его легкомыслия. Многие предупреждали его об угрожающей ему опасности, но он ни на чьи слова не обращал внимания.

Глава VIII. На следующий день, а именно в пятый день Пасхи, когда после полудня епископ с архидиаконом Готье обсуждали вопрос о сборе денег с горожан, вдруг по городу раздался шум и крики: «Коммуна!». Многочис­ленные отряды горожан, вооруженных мечами, обоюдо­острыми секирами, луками, топорами, дубинами и копь­ями, через храм присноблаженной девы Марии проникли на епископское подворье. При первом же известии об этом натиске горожан сеньоры, давшие клятву епископу оказать ему помощь, если он будет в ней нуждаться при нападении на него, стали стекаться к нему со всех сторон. Среди спешивших на помощь кастелян* Гинимар, чело­век благородный, почтенный, благообразный, незапят­нанной добродетели, пробежал через церковь с одним лишь щитом и копьем и, едва переступив порог епископского дворца, получил от некоего Рэнбера, его давнишнего кума, удар в затылок обоюдоострой секирой и пал первой жертвой. Вслед за тем Ренье, о котором я гово­рил выше, женатый на моей кузине, тоже спешивший в епископский дворец, был пронзен сзади ударом копья в тот самый момент, когда он, держась за выступ епископ­ской капеллы*, хотел проникнуть в нее, и остался на ме­сте бездыханным трупом, нижняя половина которого вско­ре сгорела при пожаре епископского дворца.

Виконт* Адон, горячий на словах, а еще горячее серд­цем, будучи в одиночестве, не мог побороть стольких про­тивников, тем не менее, настигнутый на пути в епископ­ский дом массой вооруженных горожан, он так упорна оборонялся копьем и мечом, что в один миг положил к своим ногам троих из напиравших на него. Затем он взоб­рался на обеденный стол в епископском подворье, и, бу­дучи ранен, помимо прочих ран, покрывавших его тело и ноги, он и на коленях продолжал сражаться, нанося направо и налево удары нападавшим на него, пока, на­конец, стрела одного из горожан не пронзила его истом­ленное тело, превращенное вскоре в пепел пожаром, ис­требившим дома епископского подворья.

В дальнейшем дерзкая толпа повела атаку на еписко­па, производя при этом страшный шум и перед стенами епископского дворца; епископ с несколькими оказывавши­ми ему помощь людьми по возможности отражал атаку, осыпая камнями и стрелами нападавших. И в данном слу­чае, как и раньше, он проявлял величайший боевой пыл. Но так как он неподобающим ему образом и совершенно зря взялся за светский меч, то и погиб от этого меча. Не будучи в силах, в конце концов, отразить отчаянные ата­ки городского народа, он, переодевшись в платье одного из своих слуг, бежал в подвал под церковью и укрылся в небольшом помещении, наполненном винными бочками, вход в которое завалил один верный ему слуга. Годри счи­тал себя в надежном убежище. Горожане сновали туда и сюда, ища, где он мог бы быть, и вслух называли его не епископом, а мошенником; они схватили одного из прислуживавших ему мальчиков, но не могли поколебать верности этого слуги и выпытать у него то, что им хотелось. Тогда они достали другого епископского слугу и по знаку этого вероломного человека догадались, где нужно искать епископа. Войдя тогда в подвал и всюду обыскав его наконец, нашли епископа следующим образом.

Был некий злодеи Тейдего из сервов монастыря св. Винцента, давнишний служащий и приказчик сеньора Энге-рана де Куси, наблюдавший за сбором дорожных пошлин у моста, по имени Сурд. Он неоднократно захватывал не­большие караваны путников и, отняв у них все их имущество, сбрасывал их в реку и топил, чтобы они никог­да не смогли жаловаться на его действия. Один Бог знает, сколько раз он это проделывал. Никто не в состоянии в точности определить неисчислимое количество совершенных им ограблений и разбойных нападений; я сказал бы, что вся гнусность его души явно отражалась в чертах его отвратительного лица. Попав в немилость к Энгерану, он всецело перешел на сторону коммуны в Лане. Как раньше он никогда не щадил ни монаха, ни клирика, ни иностранца, ни пола, ни возраста, так теперь он оказался в состоянии убить епископа. Глава и зачинщик этого преступного начинания, питавший к епископу в сравнении с другими более лютую ненависть, всеми силами старался выследить убежище епископа.

Когда при поисках горожанами епископа в каждой из бочек Тейдего остановился перед той, в которой спрятался Годри, искавшие вышибли дно у этой бочки и стали настойчиво разузнавать, кто в ней находится. И когда епископа чуть не ударили палкой, он с трудом раскрыл помертвевшие от страха уста и проговорил: «Здесь плен­ник». Епископ имел обыкновение называть Тейдего в на­смешку за сходство его с волком Изегином¹²⁹, — так имеют обыкновение называть волка некоторые.

...И вот епископа, хотя и грешника, но все же помазанника Божия, вытаскивают за волосы из бочки, осыпают множеством ударов и выводят его наружу в узкий переулочек у ворот подворья, перед домом капеллана* Годефруа. Несмотря на то, что Годри весьма жалобно умолял о милосердии, высказывал желание поклясться горожанам в том, что он никогда впредь не будет их епископом, что он заплатит им колоссальные деньги и по­кинет родную страну, все в ответ с ожесточением нано­сили ему оскорбления, а один, по имени Бернар и по прозвищу Де-Брюер, подняв обоюдоострую секиру, сви­репо раскроил череп этому грешному человеку, но все же святителю. Епископ, подхваченный на руки, прежде чем упал на землю, получил от второго горожанина удар по­перек лица, пониже глаз, по переносью, и пал мертвым. Прикончив его, перебили у него голени и нанесли мно­жество ран. А Тейдего, видя кольцо на пальце того, кто при жизни был епископом, и не будучи в состоянии лег­ко его сорвать, отрубил мечом палец умершего и схватил кольцо. Затем обобранный догола труп Годри был брошен в закоулок перед домом его капеллана. Бог мой, кто бы выявил в точности, сколько слышалось насмешливых слов от прохожих по адресу распростертого на земле трупа Год­ри, сколько комков земли, сколько камней и пыли было накидано на труп!