Творчество Э.М. Форстера: попытки ПереосмыслЕния

Помимо анализа творчества Э.М. Форстера с позиций феминизма и постколониализма, современ­ные зарубежные исследователи фокусируются на связях писателя с литературной группой Блумсбери. Будучи одним из ее членов, он сумел не поддаться влиянию лидера группы В. Вулф, что вызвало крити­ку со стороны известной писательницы и привело к литературной полемике между обоими.

В конце XX века творчество Э.М. Форстера подверглось пересмотру, так как было выявлено, что писатель еще в первые десятилетия XX века уловил тенденции времени: конфликт ценностей колониза­торов и колонизируемых, расщепление внутреннего Я личности под влиянием внешних сил, противоре­чия между отдельными частицами расщепленного Я. Э.М. Форстер сумел в художественной форме пере­дать это в своих романах, рассказах, эссе и теоретических статьях. В силу этого героям Э.М. Форстера свойственна нетождественность по отношению к самим себе, то есть открытие в себе внутреннего Дру­гого. Способность/неспособность героя обрести либо сохранить гармонию при столкновении с самим со­бой как Другим зависит от «развитости» («неразвитости») (по терминологии самого прозаика) его/ее сердца.

Феномен инаковости, находящийся в центре художественной системы Э.М. Форстера, выявляет в его романах существенные психологические, социальные и национальные аспекты. Их актуальность осо­бенно остра сегодня, в эпоху глобализации и мультикультурализма, когда взаимодействие этносов, на­ций, народов, социальных групп требует толерантности, гармонизации, когда дихотомия «свое – чужое» более не является умозрительной, а приобретает реальные черты. В сегодняшнем стремительно изме­няющемся мире, где происходят интенсивные миграционные процессы, а Европу захлестнул мощный людской поток с других континентов, необходимость во взаимопонимании и терпимом отношении к проявлениям иной национальной ментальности и культуры становится не только одной из важнейших социально-политических, но и нравственных проблем.

XX столетие, как и век нынешний, отмечено диалогом культур и цивилизаций. Для Беларуси, на­ходящейся между Востоком и Западом, вопрос национальной идентичности приобретает особое значе­ние. В связи с этим совершенно справедливо известный белорусский литературовед В.А. Максимович подчеркивает, что сегодня «не страчвае сваёй актуальнасці і значнасці праблема гістарычнай кадыфіка­цыі нацыі, вызначэнне яе сутнасных параметраў. <…> Не меншае значэнне набывае ў гэтай сувязі праблема асобасна-індывідуальнай самаідэнтыфікацыі, саматоеснасці (самасці)» [1, с. 3]. Национальная идентичность, как и идентичность личностная, формируется на фоне усиления межкультурных контак­тов. В последние десятилетия XX века возникла ситуация, при которой множественность образа жизни выступает как норма, а бытие отмечено такими характеристиками как гетерогенность, многомерность, децентрированность. Возрастает не просто интерес ко всякого рода инаковости, а ее принятие и утвер­ждение как ценности.

Интерес к творчеству Э.М. Форстера обусловлен тем, что в своих произведениях он поднимает проблему инаковости, которая не осталась незамеченной рядом исследователей. Так, по мнению амери­канского ученого У. Стоуна, «инаковость [у Э.М. Форстера. – Д. П.] может быть найдена в <…> глуби­нах человеческой души» [2, p. 15]; современная российская исследовательница Е. Зыкова указывает, что творчество Э.М. Форстера пронизывает «тема взаимопонимания между людьми, терпимости по отноше­нию ко всякого рода “инаковости”» [3, c. 458]. «Черствость, замыкание в узком кругу “своих”, нежелание слышать другого, – продолжает ученый, – [связаны] с обеднение[м] духовного мира личности» [3, c. 459].

Э.М. Форстер не может рассматриваться как «одинокая» фигура в художественном освоении про­блемы инаковости в ее воплощении «Я сам как Другой», а также «Я как представитель этой нации и культуры – Другой как инонациональное сознание» и «свое – чужое». В начале XX века английская ин­теллигенция начинает знакомиться и с сочинениями философа Уильяма Джеймса, который утверждал, что в каждом индивиде живет не одно Я, а множество личностей.

Известно, что Э.М. Форстер высоко отзывался о брате У. Джеймса Генри. Так, в книге «Аспекты романа» Э.М. Форстер указывал, что «романы Г. Джеймса являются уникальным явлением, и читатель, который не понимает его посылки, не улавливает <…> тонких ощущений» [4, p. 112]. Такова оценка Э.М. Форстером творчества одного из ведущих англо-американских прозаиков XX века Генри Джеймса. В его произведениях происходит столкновение европейской и американской традиций; на рубеже двух культур Г. Джеймс осуществляет интеллектуальный, нравственный и эстетический поиск (романы «Аме­риканец», «Европейцы», «Дейзи Миллер» и др.). По мнению Г. Джеймса, американская жизнь была бес­форменной, лишенной исторического наследия, ей не хватало четких линий европейской культуры. Писатель помещает своих героев в инонациональное пространство и с его помощью исследует их пси­хологию. Г. Джеймс испытывает мораль и образ жизни американцев с точки зрения европейских норм.

Полагаем, что Э.М. Форстер вслед за Г. Джеймсом, который в своем творчестве реализовал кон­фликт европейской и американской ментальностей, обращается к категории инонационального. Опыт, накопленный Э.М. Форстером во время путешествий по разным странам мира (Греция, Италия, Герма­ния, Индия, Египет и др.), позволяет выделить в его творчестве оппозицию «английское» – «неанглий­ское». Например, Италия как воплощение инонационального предстает в «итальянских романах» Э.М. Фор­стера «Куда боятся ступить ангелы» и «Комната с видом», в рассказах «История о панике», «Сирена», «Вечное мгновение», а в романе «Поездка в Индию» и своей эссеистике автор обращается и к «индий­ской» теме.

Тема Индии в английской литературе представляется явлением исторически обусловленным. Она неотделима от процесса становления и упадка Британской империи. В ней отразились сложные нравст­венные, психологические и политические проблемы, связанные с историей взаимоотношений Востока и Запада, Индии и Великобритании.

Одним из писателей, который открыл инаковость Востока с его экзотикой и самобытной цивили­зацией английскому читателю, стал «англо-индиец» Редьярд Киплинг. Творчество Р. Киплинга является важным этапом в обращении английской литературы к Индии. Писатель сумел разглядеть в Индии мно­гослойное, но внутренне связанное традиционное общество, которое пришло в движение под влиянием столкновения с западной цивилизацией.

Р. Киплинг в английской литературе героизировал повседневный труд англичан в Индии. При этом он понимал страх англо-индийского общества утратить в Индии свою английскость и одобрял его стремление к самоизоляции, желание как можно меньше вступать в контакт с индийцами. С другой сто­роны, ему понятен также и консерватизм индийского общества, сопротивляющегося западным нововве­дениям. Особое внимание писателя привлекает зона контакта между двумя обществами, двумя культу­рами («Город страшной ночи», «Сватовство Дины Шад», «Жизнь дает фору» и другие произведения). Р. Киплинг приходит к выводу, что за пределами своего социального круга человек остается без его под­держки и вступает в зону повышенной опасности. У писателя есть несколько рассказов о катастрофи­ческих последствиях таких попыток пересечь границы («Переступив черту», «Ворота ста скорбей», «Сохранить как доказательство» и др.).

Р. Киплинг, в отличие от Э.М. Форстера, стоял на позициях сохранения и поддержания британ­ского господства в Индии, а содержащаяся в его произведениях критика британских колониальных служащих была направлена на исправление недостатков и просчетов. Идеальный образ британского колонизатора Р. Киплинг создает в своем итоговом романе «Ким».

Полагаем, что из всех писателей-современников Э.М. Форстера, затрагивающих тот или иной ас­пект инаковости, наиболее близким к его взглядам является Дэвид Герберт Лоуренс. Оба писателя были не только в дружеских отношениях, но и высоко ценили романы друг друга. С самого начала творчество Д.Г. Лоуренса вызвало восхищенную реакцию со стороны Э.М. Форстера. Э.М. Форстер также выступал на судебном процессе по роману Д.Г. Лоуренса «Любовник леди Чаттерли» в защиту книги.

У Д.Г. Лоуренса, как и у Э.М. Форстера, в романах и новеллах часто встречается тема осознания своего отличия от Другого, основанного на контактах и конфликтах между представителями разных культур и стран. В качестве примера можно привести многочисленные эссе Д.Г. Лоуренса об «иных» на­циях и народах и его путевые заметки от путешествий по миру (Италии, Германии, Австрии, Австралии, Америке): «Сумерки в Италии», «На земле этрусков», «Утро в Мексике», «Море и Сардиния» и др., а также работы общего характера о проблеме инаковости.

Инаковость у Д.Г. Лоуренса прежде всего рассматривается в отношении различия рас. «Мы не мо­жем утверждать, – пишет Д.Г. Лоуренс, – что все люди равны. Мы не можем утверждать, что А=В. Также мы не можем утверждать, что люди не равны. Нельзя заявлять, что А=В+С. <…> Когда я нахожусь рядом с другим человеком, который является самим собой, и когда я тоже действительно являюсь самим собой, я начинаю осознавать Присутствие и странную реальность Инаковости. <…> Нет ни сравнения, ни оценки. Только признание странной инаковости. Я могу радоваться, злиться или грустить из-за при­сутствия другого» [5, с. 52].

Таким образом, искания Э.М. Форстера находились в общем русле времени, ибо он оказался не единственным в своем обращении к проблеме инаковости. Однако в отличие от своих современников, рассматривающих преимущественно ее внешнее проявление, Э.М. Форстер идет дальше и исследует ис­токи и сущность внутренней инаковости.

Инаковость является одной из актуальнейших проблем современной гуманитарной мысли и может быть определена, с одной стороны, как имманентное качество Другого (в узком смысле), а с другой, как категория субъектно-объектных отношений, делающая возможной и актуализирующая оппозицию «Я – Другой» (в широком смысле). Несмотря на то, что проблема Другого, а следовательно и инаковости, первоначально разрабатывалась в философии, она вышла за пределы сугубо философского дискурса. К проблеме инаковости в своем творчестве обращались, например, М. Бахтин, Ж.-П. Сартр; некоторые представители постструктурализма (Ж. Делез) разрабатывали категории инаковости и Другого и прое­цировали собственные гипотезы на литературные произведения; концепции других (Ж. Лакана, М. Фуко) используются для интерпретации литературных произведений. Применительно к настоящему исследова­нию инаковость представляется категорией литературоведения.

Э.М. Форстер рассмотрел в своем творчестве инаковость как во внешнем, так и внутреннем ее проявлениях. Под последней понимается нетождественность героя самому себе, реализованная посредст­вом статуса «Я сам как Другой». Инаковость, актуализирующая дихотомию «свое – чужое», является внешней. Дихотомия «свое – чужое», включающая антитезу «национальное – инонациональное», произ­водна от оппозиции «Я – Другой». Инаковость, реализующая дихотомию «свое – чужое», отлична от той, которая существует на уровне «Я сам как Другой».

В произведениях Э.М. Форстера оппозиция «свое – чужое» постепенно преодолевает антагонисти­ческий характер (личное, значимое – постороннее, чуждое): от первоначального отношения к иному, «чужому» как чуждому и низкому герои приходят к внутреннему обогащению за счет узнавания истинно «своего» в «чужом». Развитие героев происходит в одновременном познании «своего» и «чужого», осмыслении «своего» на фоне «чужого» и одновременно «чужого» на фоне «своего». Способность/не­способность воспринимать «свое – чужое» определяется «развитостью»/«неразвитостью» английского сердца. «Неразвитое» английское сердце, сформированное в закрытых британских школах, чуждо всему иному. Для героев с «неразвитым сердцем» «своим» является только то, что позволяет им сохраниться и постоянно требует защиты от «чужого». При соприкосновении с последним герои с «развитым сердцем» переживают «вечные мгновения», озаряющие будничную действительность. Серия «вечных мгновений» предшествует духовному прозрению героев.

Произведения, основанные на опыте, накопленном Э.М. Форстером во время путешествий по раз­ным странам мира (Греция, Италия, Германия, Индия, Египет и др.), позволяют выделить в его творчест­ве оппозицию «английское» – «неанглийское». Тема национального и инонационального наиболее ярко представлена посредством сопоставления Англии и Италии (роман «Куда боятся ступить ангелы», рас­сказы «История о панике», «Сирена», «Вечное мгновение»). Сталкивая героев, принадлежащих к разным национальностям, указывая при этом на различия в их душевном мире и во внешнем виде, чертах нацио­нального характера и языке, национальных микрокосмосах, архитектуре, искусстве, ландшафте, Э.М. Фор­стер создает ситуации, в которых им необходимо распознать общечеловеческое, завуалированное в другой национальной культуре. Герои, преодолевающие по отношению к инонациональному изначальную враждебность и признающие инонациональное равным своему национальному, духовно перерождаются.

Внутренняя инаковость в произведениях Э.М. Форстера связана с осознанием героя/героини иным (иной), чем они считали себя. Выявлено, что данная идея достигает апогея в романе «Поездка в Индию», а ее истоки восходят к рассказам «История о панике», «Доктор Шерстихлоп» и др., романам «Комната с видом», «Морис», «Хауардс-Энд». Герои, неспособные «соединить» внешнюю жизнь с внутренней, прозу жизни и ее поэзию, себя и Другого внутри себя, переживают душевное потрясение при столкновении со своей внутренней инаковостью, т. е. при встрече с Другим внутри себя. Встреча с самим собой как Дру­гим является также трагедией для героев, живущих лишь по законам разума и исключающих возмож­ность существования в одном человеке нескольких Я. Чтобы прийти в согласие с «чужаком» внутри себя, им необходимо «соединиться». Последнее возможно при помощи «двойного видения», заключаю­щегося в способности героя увидеть себя как Другого, осознать свою нетождественность самому себе. Путь к душевной гармонии героями Э.М. Форстера заключается в обретении ими «цельности», что возможно в примирении как с внешней, так и с внутренней инаковостью.

1. 
   Максімовіч, В.А. На строме часу / В.А. Максімовіч // Сучаснае беларускае літаратуразнаўства: сістэ­ма каштоўнасцей і прыярытэтаў / Нацыянальная акадэмія навук Беларусі, Інстытут літаратуры імя Я. Купалы; нав. рэд. В.А. Максімовіч. – Мінск: Беларуская навука, 2006. – С. 3 – 5.
   
2. 
   Stone, W. The Cave and the Mountain. A Study of E.M. Forster / W. Stone. – Stanford (Calif), Stanford Univ. Press; London, Oxford Univ. Press, 1966. – 436 p.
   
3. 
   Зыкова, Е. Форстер Э.М. / Е. Зыкова // Энциклопедический словарь английской литературы XX века / Ин-т мировой лит. им. А.М. Горького РАН; отв. ред. А.П. Саруханян. – М.: Наука, 2005. – С. 457 – 460.
   
4. 
   Forster, E.M. Aspects of the Novel and Related Writings / Е.М. Forster. – London: Arnold, 1974. – 169 p.
   
5. 
   Рогачевская, М.С. Психоаналитическая концепция Д.Г. Лоуренса и ее реализация в прозе: дис. канд. филол. наук: 10.01.03 / М.С. Рогачевская. – Минск: 2003. – 111 л.
   

Соприкосновение с наследием В. Вулф принимает в творчестве Дженет Уинтерсон разнообразные формы – это обращение к темам и проблемам, которые были близки Вирджинии Вулф, аллюзии на кон­кретные ее произведения, использование стилистических приемов, характерных для творческой манеры В. Вулф, организация прозаического текста по принципам поэзии; статьи и эссе о творчестве Вирджинии Вулф, мини-сайт, посвященный основным произведениям этой писательницы [2], предисловия к переиз­даниям произведений В. Вулф. Совместно с журналисткой и редактором Маргарет Рейнольдс и издатель­ством Vintage Дженет Уинтерсон проделала огромную работу по переизданию девяти романов Вирджи­нии Вулф. Именно Дж. Уинтерсон предстояло разработать общую концепцию этой серии, цель которой – представить романы В. Вулф современному молодому читателю. Для этого нужны были введения, напи­санные современными исследователями и раскрывающие именно современный подход к этим романам. Дженет Уинтерсон нашла прекрасное решение – каждый роман В. Вулф предваряет введение, написанное в соавторстве писателем и литературоведом. Сама Дж. Уинтерсон написала введение вместе с известной исследовательницей творчества В. Вулф Джиллиан Бир (Gillian Beer) к роману «Волны» (The Waves, 1931) [3].

Среди всех произведений Вирджинии Вулф особое значение для Дженет Уинтерсон имеет, совер­шенно очевидно, роман «Орландо» (Orlando, 1928) [4]. По мнению писательницы, этот роман ярче всего демонстрирует нам лучшие качества как творчества В. Вулф, так и ее личности: стремление к экспери­менту, умение бросить вызов стереотипам и канонам как в искусстве, так и в жизни [5, р. 61], способ­ность говорить о провокативных, «скользких» материях, не впадая при этом в крайности и резонерство [5, р. 68]; умение искусно сочетать легкость, занимательность формы с серьезностью поднимаемых про­блем [5, р. 66], виртуозное владение стилем художественного письма, способность слышать собственный текст в самый момент его создания и подчинять мысли законам поэтического ритма [5, р. 76]. Особое отношение Дженет Уинтерсон именно к этому роману Виржинии Вулф, на мой взгляд, объясняется еще и тем, что темы, которые затрагиваются в «Орландо», являются ключевыми и в творчестве самой Дж. Уинтерсон – это нелинейность времени, соотношение истории глобальной и персональной, творчес­кий поиск, составляющие процесса самоидентификации личности, гендерная стратификация в обществе, сексуальность. Близки Дженет Уинтерсон и эксперименты В. Вулф в области жанра.

Роман «Орландо», как известно, представляет собой пародию на биографический жанр. Согласно канону данного жанра, автор должен точно следовать фактам истории жизни своего объекта, акцентируя наиболее важные ее этапы. Формально в романе «Орландо» этот принцип соблюден (Орландо делает карьеру при королевском дворе; Орландо переживает несчастную любовь; Орландо пробует себя в творче­стве; Орландо выполняет государственную миссию в Константинополе), однако содержательно он транс­формируется. Основным инструментом разрушения жанрового канона становится введение в текст фан­тастических элементов. Первый заключается в том, что Орландо проживает несколько веков, сохраняя молодость. А второй – и, несомненной, ключевой – это фантастическое превращение героя из мужчины в женщину. Это превращение позволяет Вирджинии Вулф ввести в роман весьма важную в ее понимании тему андрогинности, сочетания в человеке мужских и женских начал. По тому, как меняется тон по­вествования после этой метаморфозы, мы можем сделать вывод о том, насколько действительно важна была для Вирджинии Вулф эта тема [6]. Орландо после превращения – по сути, андрогин, женщина, в которой достаточно активным остается мужское начало, и в этом облике она практически лишена иронической авторской коннотации.

Новое воплощение этой темы – и перевоплощение героя – находим в романе Дженет Уинтерсон «Тайнопись плоти» (Written on the Body, 1992) [7]. Это произведение представляет собой деконструкцию романа «Орландо», и прежде всего изменения касаются образа главного героя. В романе Дж. Уинтерсон на первый план выходит тема любви (тогда как в романе В. Вулф она была лишь одной из множества тем), а герой представляет собой ироническую мистификацию, поскольку и его имя, и его пол остаются нераскрытыми от начала произведения до его финала. То есть если у В. Вулф герой предстает сначала в мужском, а затем в женском обличье, то герой романа Дженет Уинтерсон – это человек, изначально ли­шенный определенной гендерной характеристики, и мужской род, который я использую применительно к герою в данной работе – не более чем условность, вызванная грамматическими особенностями рус­ского языка. Герой влюблен в замужнюю женщину, но по ходу повествования мы узнаем, что в прошлом его возлюбленными были как женщины, так и мужчины. Писательница как бы договаривает то, о чем в свое время не договорила – в силу разных причин – Вирджиния Вулф. Это касается, прежде всего, темы однополой любви. Известно, что по первоначальным замыслам В. Вулф Орландо, став женщиной, долж­на была вступать в любовные отношения с другими женщинами, но из окончательной редакции романа эти эпизоды были устранены в связи со скандалом, разгоревшимся вокруг книги Рэдклифф Холл (Radclyffe Hall) «Колодец одиночества» (The Well of Loneliness, 1928) [8, р. 517]. В августе 1928 г. редактор газеты Sunday Express Джеймс Дуглас инициировал кампанию против публикации данного произве­дения; затем последовал судебный процесс [9, р. 256 – 258], в результате которого публикация романа в Британии была запрещена вплоть до 60-х годов ХХ века. Вирджиния Вулф была невысокого мнения о художественных качествах романа «Колодец одиночества», что неоднократно подчеркивала и в устной, и в письменной форме; тем не менее, наряду с другими представителями творческой интеллигенции она выступила на этом процессе как свидетель защиты [10, р. 36 – 38]. Однако поскольку роман «Орландо» должен был увидеть свет спустя всего несколько месяцев после судебного разбирательства, Виржиния Вулф, дабы не пойти по стопам Рэдклифф Холл, решила изъять из текста фрагменты, которые могут вызвать скандал.

Для Дженет Уинтерсон, создававшей свой роман в 90-е годы ХХ века, проблемы «запретных тем» уже не существовало, однако в корне неправы те критики, которые причисляют роман «Тайнопись пло­ти» к произведениям о сексуальных меньшинствах, тем самым сводя на нет суть художественного экспе­римента, осуществленного писательницей.

Создавая образ современного Орландо, Дж. Уинтерсон отказывается от трансгендерного наррати­ва², который использовала Вирджиния Вулф в своем романе, и создает гендерно нейтральное повество­вание. Герой романа «Тайнопись плоти» сам рассказывает нам свою историю, и это повествование от первого лица лишено гендерной маркированности. Социальный статус героя (представитель среднего класса) и его профессия (переводчик художественной литературы с русского языка на английский) впол­не обычны как для женщины, так и для мужчины. В его характере совмещаются черты, которые соответ­ствуют стереотипному восприятию как феминности, так и маскулинности. Герой может быть чувстви­тельным, сентиментальным, нежным; он плачет, когда ему больно или когда ему нанесли обиду. Но в то же время он может быть циничным и жестоким. Иногда он отстаивает свою правоту не только словами, но и силой. Однако герой – не просто механическое соединение мужских и женских качеств; как Орлан­до Вирджинии Вулф, он – некое новое существо, применительно к которому оппозиция «мужское-жен­ское» вообще не имеет значения.

На протяжении всего повествования Дженет Уинтерсон ведет виртуозную игру с читателем: текст насыщен такими эпизодами, по которым, казалось бы, можно определить пол героя. Однако, взятые вместе, эти эпизоды превращаются в «псевдонамеки», цель которых – завести читателя в тупик и заставить заду­маться о том, нужно ли вообще пытаться разгадать эту загадку. Совмещение в характере героя и его поведении элементов, характерных как для женщины, так и для мужчины, служит инструментом карна­вализации гендера как такового, и всем своим романом Дженет Уинтерсон формулирует следующую мысль: «Гендер – это в своем роде “ящик с инструментами”, а вовсе не судьба, предопределенная биоло­гическим полом. Вы можете играть с этими инструментами как вам угодно. Это и есть составляющая такого понятия, как “свобода”» [12, с. 4].

Как отмечает Андреа Харрис, «the central trope of the novel – writing as bodily act, the body as written text³» [13, р. 129]. Телесная природа героя, равно как и его духовные ориентиры, раскрываются через его речь, то есть через текст. В дискурсе героя писательница сознательно совмещает элементы, которые тра­диционно считаются типичными для «мужского» и «женского» дискурсов. От «мужского» – четкая логи­ка, построение фрагментов по принципу логических умозаключений. От «женского» – элементы поэтичес­кого письма (ритмические градации, аллитерации, повторы, инверсии), отклонения от темы. Тем самым Дж. Уинтерсон деконструирует оппозицию «мужское письмо – женское письмо», старательно выстроен­ную некоторыми представительницами феминстской критики.

Таким образом, Дженет Уинтерсон использует роман Виржинии Вулф «Орландо» в качестве от­правной точки для художественной рефлексии о феномене любви. Однако она идет дальше своей пред­шественницы и, создавая гендерно нейтральный нарратив, выводит эту рефлексию за рамки привычных гендерных координат и создает глубокое поэтическое высказывание об этике и метафизике любви.

1. 
   Pritchard, W. “Art and Lies” by Jeanette Winterson / William H. Pritchard // The New York Times Book Review, 26.03.1995 [Electronic resource]. – Mode of access: http://www.complete-review.com/reviews/­wintersj/aandl.htm.
   
2. 
   The Virginia Woolf mini site // Jeanette Winterson’s Official Website [Electronic resource]. – Mode of ac­cess: http://www.jeanettewinterson.com/pages/content/index.asp?PageID=249.
   
3. 
   Woolf, V. The Waves / Virginia Woolf; intr. by Jeanette Winterson and Gillian Beer. – Vintage, 1992.
   
4. 
   Woolf, V. Orlando / Virginia Woolf. – London: Penguin Books, 1993.
   
5. 
   Winterson, J. A Gift of Wings (with reference to “Orlando”) / Jeanette Winterson // Art Objects: Essays on Ecstasy and Effrontery. – New York: Vintage International, 1997. – P. 61 – 77.
   
6. 
   Coffman, C. Woolf’s “Orlando” and the Resonances of Trans Studies / Chris Coffman // Genders. – Issue 51. – 2010 [Electronic resource]. – Mode of access: http://www.genders.org/g51/g51_coffman.html.
   
7. 
   Winterson, J. Written on the Body / Jeanette Winterson. – New York: Vintage International, 1994.
   
8. 
   Lee, H. Virginia Woolf / Hermione Lee. – New York: Knopf, 1997.
   
9. 
   Cline, S. Radclyffe Hall: A Woman Called John / Sally Cline. – Woodstock & New York: The Overlook Press, 1998.
   
10. 
    Doan, L., Prosser, J. Palatable Poison: Critical Perspectives on “The Well of Loneliness” / Laura Doan, Jay Prosser. – New York: Columbia University Press, 2001.
    
11. 
    Smith, J. ‘A highly ambiguous condition’: The transgender subject, experimental narrative and trans-reading identity in the fiction of Virginia Woolf, Angela Carter, and Jeanette Winterson / Jennifer Smith: A dissertation submitted … for the degree of Doctor of Philosophy. – Western Michigan University, 2006.
    
12. 
    Поваляева, Н.С. Дженет Уинтерсон: «В основе искусства лежит оптимизм...» / Наталья Поваляева // Книжная витрина. Информационный бюлетень. – 7 – 13 марта 2005 г. – № 8 (173).
    
13. 
    Harris, A.L. Other Sexes: Rewriting Difference from Woolf to Winterson / Andrea L. Harris. – New York: State University of New York Press, 2000.