А она с нутром, эта малютка

ldn-knigi.narod.ru ldnleon@yandex.ru

Незабываемое

Клошары

«На балу удачи»

Тротуар

«Мой легионер»

В квартале Пигаль

«А она с нутром, эта малютка!»

Сорок лет тому назад

В доме на авеню де ля Гранд Арме

Размышления за красной скатертью

Начало большой песни

Кинозвезда без света

«Баллада о ста двадцати»

Театр Елисейских полей

«Гимн любви»

На краю пропасти

Что-то должно быть нарушено!

Снова на краю пропасти

«Человек на мотоцикле»

Дорога Ван-Гога

Версаль

Прощай, Эдит!

Эта книга — о самой популярной французской пе­вице нашего времени. Дитя парижских улиц, она при­несла на эстраду мотивы, которые напевают на окраи­нах столицы и в кабачках на Монмартре, в метро и в очереди на стоянках автобусов. Свои произведения Эдит Пиаф исполняла совсем по-особому, так могла петь она одна. Песни составляли существо ее жизни, становились ее плотью и кровью.

Иногда ее песня была приветливой и ласковой, как пожатие дружеской руки, иногда звучала иронически, высмеивая обывателя-рантье, но чаще всего — траги­чески.

Во французской народной песне Эдит Пиаф улови­ла отнюдь не фривольные интонации, милые сердцу стольких шансонье. Обращаясь к зрителю, Эдит гово­рила о неудачах в любви, о неразделенном чувстве, о драме одиночества. И благодаря голосу, берущему за живое, ее страсть, ее боль становилась болью тех, кто ее слушал. Когда пела Эдит Пиаф, на эстраде мюзик-холла или модного кабаре выступала великолепная тра­гическая актриса.

По сравнению с другими шансонье путь Эдит Пиаф был необычайно тернист. Даже тогда, когда она добилась известности, ей постоянно приходилось преодоле­вать неприязнь буржуазной среды. Ее презирали ме­щане, третировали эстеты, всю жизнь ей ставили в упрек ее «низкое происхождение». Бульварные газеты трепали ее имя, обвиняя во всех смертных грехах, осо­бенно в расточительстве: знаменитая артистка, познав­шая в детстве жестокую нищету, не вела счет деньгам. Она говаривала: «Кто скуп на монеты, скуп на чув­ства».

Деньги она презирала всем своим существом, зная, до какой духовной нищеты могут они довести. Далекая от политической жизни своего времени, она не могла принять и не принимала строя жизни, покоящегося на почитании золотого тельца. И в лучших своих песнях она запечатлела трагедию человека, жизнь которого сломлена этим обществом, человека с искалеченной судьбой, но несмирившегося, со всей силой отчаяния утверждающего свое чувство и самого себя. В искусст­ве Пиаф была заложена огромная энергия внутреннего сопротивления, этим оно нам бесконечно дорого, и как раз это всегда раздражало ее врагов, ее противников — от тартюфов XX века до великосветских снобов.

Жизнь Эдит Пиаф известна в первую очередь по ее собственным книгам: «На балу удачи», вышедшей в зените ее славы, и «Моя жизнь», опубликованной по­смертно. Книги эти, отделенные пятью годами, ведут друг с другом жестокий спор. В «Моей жизни» исто­рия Золушки, которой на балу улыбнулась удача, оборачивается страшной предсмертной исповедью. И вме­сте с тем автобиографические произведения Пиаф до­полняют друг друга и, несмотря на противоречия, соз­дают целостный образ большой актрисы.
На основе двух этих произведений написана своеоб­разная книжка Натальи Кончаловской. Сохраняя вер­ность документу, биографическому факту, автор исхо­дит из своих собственных впечатлений, непринужден­но рассказывает нам о тех, кому выпало счастье быть другом или слушателем Эдит Пиаф. От сегодняшнего Парижа, от живых встреч писательница идет к творче­ству певицы. Такое построение книги имеет принци­пиальное значение. Вспомним слова Пиаф о том, что она любила не только друзей, но и незнакомых, тех, кому она приносила лучшее свое — искусство, тех, для которых она готова была умереть с последней песней, тех, от кого пыталась ее отделить желтая пресса сво­ими грязными сплетнями. В книге «Песня, собранная в кулак» образ Эдит возникает в восприятии ее слу­шателей — известного кинорежиссера, соратницы Анри Барбюса, старого русского актера, хорошенькой журналистки, продавщицы пластинок, — людей самых разных профессий, но объединенных демократически­ми представлениями об искусстве, любовью к нему и преданностью его интересам.

Книга «Песня, собранная в кулак» не только знако­мит вас с жизнью Эдит Пиаф. Автор умеет просто и поэтично передать свои ощущения, запечатлеть мир красок и мир звуков. Вместе с писательницей вы попа­даете в мюзик-холл «Олимпия», что на бульваре Капуцинок, видите бледное, изможденное лицо артистки, слышите ее голос, чуть хрипловатый, в котором звучит то безумие страсти, то дружеская ирония, то бесконеч­ная грусть одиночества.

Вы бродите по улицам ночного Парижа, где-то за­литым белым светом; где-то темным и притихшим. Вы спускаетесь в кафельные коридоры метро, едете в тес­ном вагоне второго класса. Вы ужинаете в плавучем ресторане бато-муш, совершаете паломничество в ван­-гоговские места, где «дорога вьется между полями, за­сеянными пшеницей, овсами, горохом. Только что про­шел дождик, торцы шоссе синевато поблескивают, а листья придорожных тополей словно покрыты ла­ком».

Вместе с парижанами вы провожаете Королеву пес­ни в последний путь через всю столицу на кладбище Пер-Лашез и закрываете книгу с чувством большой любви к великой артистке, к городу, где она жила и пела, к народу, которому она отдала свое самое чис­тое и самое дорогое — свое искусство.

ОДИН ИЗ ЕЕ ДРУЗЕЙ

В час, когда апрельские фиолетовые сумерки кра­дутся по старинным парижским улицам-щелям, сидели мы с Марселем Блистеном в прохладном холле на ули­це де Боккадор, что неподалеку от площади Этуаль.

Сквозь зеркальную витрину холла было видно, как сосед-мясник, спеша закрыть свою лавку, наве­шивал замок на толстую решетку поверх всегда откры­той двери. За решеткой в темноте сверкал белый ка­фель и покачивались на цепях пустые крючья — нечто среднее между современной операционной и средневе­ковой комнатой пыток.

Рядом, за большой витриной, хозяйка цветочного магазина — маленькая парижанка с искусно уложен­ными волосами — поливала перед уходом купы розова­то-голубоватых гортензий, похожих на облака под крыльями самолета.

Я смотрела в окно и слушала Блистена. Невысокий, худощавый француз со светлыми глазами и седой го­ловой, одетый в светло-серый костюм, рассказывал мне про Эдит Пиаф, которую снимал в трех фильмах. Он был с ней очень давно дружен.

Марсель помешивал кофе в оранжевой чашке, и в его бледных пальцах эта чашка казалась неистовым полыханием пламени. Он с удовольствием отпивал ко­фе маленькими глотками, вежливо и суховато улыбал­ся. И после этой улыбки странно было слышать его слова, такие горячие и убедительные:

— Столько в этой крохотной некрасивой женщине было большого, человеческого... Такое внутреннее бо­гатство! И никакого мещанства. Никакой меркантиль­ности!

Мое молчание показалось Марселю подозритель­ным. Он продолжал :

— Вам, видно, приходилось читать скандальные сплетни о ней в газетах? Но знаете, у нас ведь очень часто выносят на улицу самые интимные стороны жизни знаменитостей. И конечно, сплошь и рядом все — наглое вранье! Эдит, бывало, читая, пожимала плечами и, хохоча во все горло, отмахивалась: «Ба! Предоставьте им заниматься своим ремеслом... Мне-то наплевать!.. Один бог знает правду!..»
Я перелистываю роскошно изданную книжку Блистена «До свиданья,-Эдит!». Она была выпущена в 1963 году. Марсель принес ее мне в подарок.

— Почему такое странное название, Марсель? — спрашиваю я.

— Это мое философское убеждение. Эдит не может умереть. И вообще мы еще встретимся с ней...

Было странно слышать такое от изысканного фран­цуза, принесшего мне вместе с книжкой список всех своих званий, всех своих сценариев и фильмов, всех выступлений по радио и телевидению. Я невольно улыбнулась:

— Где же, Марсель, вы собираетесь встретиться с Эдит?

Он развел руками и осклабился. Потом сказал серь­езно:

— Вы прочтите... Здесь для вас будет много инте­ресного.

Видимо, он был убежден, что правду об Эдит сказал только он этой книгой, тонкой, умной, умело обходя­щей острые углы, но несколько сентиментальной.

Бедный Марсель! Знал ли он тогда, что через год после выхода его книги с ним в битву вступит сама Эдит, написав беспощадную «исповедь». Она диктова­ла ее уже в госпитале, откуда дорога вела прямо на кладбище Пер-Лашез... Книжка эта была выпущена в 1964 году и называется просто: «Моя жизнь».

«Я умру, — начинает Эдит, — и столько будет обо мне сказано, что никто не узнает, чем же я была на самом деле...

Вот потому, пока у меня есть еще время, я хочу сказать о себе сама. Рискуя нарваться на скандал. Рис­куя показаться жалкой».

И уже не опасаясь ничьих суждений, Эдит пишет:

«Моя жизнь была отвратительной, это правда. Но моя жизнь была и восхитительной. Потому, что я любила прежде всего ее, жизнь. И потому я любила людей, своих друзей, своих любовников.

Но я любила и незнакомых, тех незнакомых, из ко­торых состояла моя публика, та, для которой я пела, для которой хотела умереть на сцене вместе с послед­ней песней своей...

Это та толпа, которая, я надеюсь, будет провожать меня в последний путь, потому что я не люблю одино­чества. Ужасного одиночества, что сжимает вас в объ­ятиях на заре или с наступлением ночи, когда спраши­ваешь себя; стоит ли еще жить и для чего жить?..»

Эдит заканчивает вступление к своей книге так:

«Мне бы хотелось, чтобы те, кто прочтет эту мою, быть может, последнюю «исповедь», сказали бы обо мне, как о Марии Магдалине: «Ей многое простится, ибо она много любила».

жүктеу/скачать 399.5 Kb.

Достарыңызбен бөлісу: