Чтобы плыть в революцию дальше…

Шестьдесят восьмой начал новый год. А на Дону уже собирались калединские офицеры. И немцы от прибалтийских портов нацеливались на Петроград. И прогремел через несколько часов первый выстрел в Председателя Совнаркома. Перегонит ли русская пролетарская власть в своем днесчислении знаменитую Парижскую коммуну! Где почерпнуть энергию и оптимизм для грядущих боев, трудов, гигантской черновой работы, которая подняла бы нищую, измотанную войной, безграмотную страну?

На шестьдесят седьмой день, в новогодье, Владимир Ильич Ленин приехал к рабочим Выборгской стороны. По воспоминаниям очевидцев, был он весел, бодр, внутренне собран. И не так уж просто решить, чье настроение окрасило эту встречу, какие токи шли от вождя к рабочим, какие — от массы к Ленину. Нужно думать, что и та новогодняя встреча, как сотни других общений, немало значила для дня и летосчисления социализма. «Именно в этой твердости рабочей, трудящейся массы, — писал позднее Ленин, — я, как и всякий коммунист, черпаю уверенность в неизбежной мировой победе рабочих и рабочего дела».

Январь 1970 года. Советской власти идет пятьдесят третий год. И пусть не все еще, далеко не все устроено на земном шаре ко благу и счастью человеческому. Идут войны под разными широтами. Неспокойны ночи, разодранные реактивным гулом летающих крепостей. О завтрашнем куске хлеба думают люди.

Но кто же из нас, граждан Страны Советов, усомнится сегодня в неодолимости, в неизбежности социалистического развития! Твердость рабочей, трудящейся массы в наши дни опирается уже и на громадную экономическую, научную, культурную мощь социалистического лагеря с Советским Союзом во главе. Твердость эта испытана в боях и в той самой будничной работе, что требует не меньшего, чем для боев, героизма и что вывела нашу страну к высотам прогресса.

С особым чувством встречаем мы год 1970-й. К мыслям простым, житейским, привычно веселым и чуть приподнятым, как это повелось в новогодье, плюсуется мысль общая, высокая. Непременная частица той ленинской бодрости и собранности, которой радовались рабочие Выборгской стороны. Наступил год ленинского юбилея — год ленинской проверки общих дел и самопроверки каждого из нас, причастных к строительству коммунизма.

под Лениным

чищу,

Чтобы плыть

Ведь именно о таком самосознании, о том, чтобы оно стало неотъемлемой частью социалистического мира, и мечтал Владимир Ильич. Перечитаем вместе столь дорогую для нас речь на III съезде РКСМ:

«Мы должны всякий труд, как бы он ни был грязен и труден, построить так, чтобы каждый рабочий и крестьянин смотрел на себя так: я — часть великой армии свободного труда и сумею сам построить свою жизнь без помещиков и капиталистов, сумею установить коммунистический порядок».

Как же не гордиться сегодня тем, что я с a м сумел, работая в рядах великой армии свободного труда, внести с в о e в коммунистический порядок! Мы много говорим об экономических, культурных, научных починах и справедливо высоко оцениваем их. Комсомол отчитывается перед юбилеем делами: смотром технического прогресса, движением отрядов ТТМ (техническое творчество молодежи), трудом 270-тысячной студенческой армии, делами строителей, молодых колхозников, школьников.

Это как в последнем групповом космическом полете. Важно, что на околоземных орбитах синхронно и слаженно работают сразу три мощных корабля. Важно и дорого, что полет складывается из усилий семи, имеющих имена, судьбу, свой почерк: Георгий Шонин, Валерий Кубасов, Анатолий Филипченко, Владислав Волков, Виктор Горбатко, Владимир Шаталов, Алексеи Елисеев.

Есть имя и у каждого комсомольского дела, почина, творческого поиска. Шахтер Кузьма Северинов и самый молодой глава академического института Абел Аганбегян. Строитель Геннадий Масленников и девятнадцатилетняя делегатка съезда колхозников Светлана Анданова.

Так совмещается движение революции с движением судьбы и дела каждого из нас. И поэтому, не фальшивя и не становясь на ходули, говорим мы о том, что ленинский юбилей переживается, передумывается каждым. Рождается потребность сделать в юбилейном году такое, что стало бы существенной частью твоей биографии. Разумеется, цельнее всего это можно выразить в труде, практике.

Но благороден и дорог еще и весь настрой твоей души, скрытая работа самовоспитания, роста интеллекта. Дороги гражданская зрелость и богатство запросов, нравственное чутье и эстетические требования — все, в чем человек проявляет и реализует себя как личность.

Примером цельности, богатства, полнокровной жизни и здесь пребудет для нас Владимир Ильич Ленин. Но в чем тут дело! Почему иного современного эрудита, который «и швец, и жнец, и на дуде игрец», человека, обаятельного в разных компаниях и разных ситуациях, пусть и умницу, пусть и бывалого, и, как говорят, порядочного, душа не лежит считать полноценно живущим! Позиция. Какая-то холодность этого живчика и умницы к идеалу четкой политической окраски.

«Быть коллективистом, борцом за рабочее дело — большое счастье. Человек все время чувствует, как все шире становится его кругозор, углубляется понимание жизни, ширится поле деятельности, как растет его умение работать; он ощущает, как он растет вместе с ростом массы, вместе с ростом дела. И потому так заразительно смеялся Ильич, так весело шутил, так любил он «зеленое древо жизни», столько радости давала ему жизнь. Ленин не мог бы стать таким, каким он был, если бы он жил в другую эпоху, а не в эпоху пролетарской революции и строительства социализма. Теория марксизма дала ему глубокую убежденность в победе дела пролетариата, дала ему необходимую дальнозоркость, борьба и работа в исключительной близости к пролетариату за дело пролетариата воспитали в Ильиче черты человека будущего, облик которого так отличен от облика буржуазного и мелкобуржуазного героя, так далеких от толпы, от массы.

Понять Ильича как человека — значит глубже, лучше понять, что такое строительство социализма, значит почувствовать облик человека социалистического строя» (Н. К. Крупская].

Сегодня углубился интерес к проблемам гармонического развития человека, полноценного бытия личности. Возможности зрелого социализма предоставляют человеку, по существу, безграничное поле приложения творческих, духовных, умственных способностей. Но было бы горчайшей ошибкой счесть это поле приложения эдаким «единоличным хозяйством». Было бы глубочайшим несчастьем умножение обывателей, эгоистически потребляющих плоды общих возможностей.

Урок ленинской цельности, ленинской жизненной полноты — это урок человека-коллективиста. Сознательного, высочайше развитого «общественного человека», как любил говорить Маркс. Урок, бесконечно убедительный для каждого, кто видит свое собственное развитие и движение только слитно с делом социализма, с делом обновления мира. Так, «чтобы плыть в революцию дальше».

Ленинский юбилей, подготовка к нему — и именно потому, что они соотносятся с личными запросами миллионов, — подняли интерес к обширной Лениниане. Переизданы драгоценные воспоминания о вожде Октября, основателе нашей партии. На сценах и на экранах идут спектакли и фильмы, посвященные Ленину. К образу Владимира Ильича вновь и вновь возвращаются писатели, поэты, исследователи-публицисты.

Материал к познанию ленинской жизни и учения обширен, разнолик. Он сообщает и какие-то новые детали быта, штрихи ленинского отношения к политике и искусству, природе И технике, черточки человека, друга, творца. Нужно объединить разнородное, помнить о главном в Ленине — глубочайшей преданности пролетарскому делу, которая и отлила на века этого человека будущего.

Сумейте объединить разноречие интересов и в себе, пронизывая преданностью делу партии каждый шаг своей жизни. Иначе бессмысленным стал бы призыв чему-то научиться у Ленина. Простое ли дело — взять образцом гения века! Но если помнить о том, что и Владимира Ильича формировало движение революции, задача становится и понятней и осуществимее. К ней приближаешься движением собственного дела, движением собственной мысли. Тогда ленинские работы, ленинские идеи становятся необходимы тебе, ибо в них с наибольшей полнотой и глубиной прослежена логика революции, продуманы ее противоречия и тенденции, предсказаны ее крутые повороты и ее генеральные сражения.

Мы вступаем в семидесятые годы XX века. Знаменательно, высоко символично, что уже первый из них начинается как год ленинского юбилея, под знаком растущего влияния идей Ленина. Каждый из нас, идущих под знаменами партии, свято верит в торжество ее дела, которое начинал великий вождь пролетариата. «Ветер века — он в наши дует паруса».

Но, если поэт позволит нам продолжить метафору, ветер складывается из дыханий. Убежденность и слепой фатализм («вывезет некий безличный прогресс») — вещи разные. Нужны еще сознательные, твердые, организованные усилия, беспрестанное совершенствование в движении, единство и строжайшая требовательность к себе, если говорить о каждом в рядах армии свободного труда. Тогда ленинизму, тогда коммунистическому строю предстанет окрасить семидесятые годы сложного века в цвета нового прогресса, свободы, счастья.

В преддверии великого юбилея, окидывая взглядом советскую поэтическую Лениниану, видишь вершины: пламенные, чеканные строки Маяковского, романтически углубленные образы Тихонова, пульсирующий, похожий на мгновенный рисунок пером портрет вождя, созданный Пастернаком. Лучшие советские поэты писали, не могли не писать о «самом человечном человеке», о гениальном политике, взорвавшем мир рабства и угнетения. Твардовский, Инбер, Тычина, Рыльский, Смеляков, Мартынов, Вознесенский — каждый из них и многие другие — заполнили свои страницы в поэтической летописи, посвященные Ленину.

Перелистывая объемный том «Ленин в советской поэзии», подготовленный к выпуску «Библиотекой поэта» в Ленинграде, отчетливо видишь, нак много создано волнующих строк, запечатлевших облин вождя, величие его дела. Литературная классика соседствует здесь с народным творчеством, стихи известных поэтов окружает бесчисленное множество безымянных песен, былин и сказаний.

Стихи, предлагаемые читателям «Юности», взяты из первого раздела сборника и относятся к 1917 — 1924 годам. Это стихи о живом Ленине. Два стихотворения — отклик на его кончину. Стихи разные. Здесь и родоначальник пролетарской армянской поэзии Акоп Акопян. И беспартийная работница А. Васильева, в феврале 1924 года, может быть, единственный раз взявшаяся за перо, чтобы высказать переполнявшую ее сердце скорбь.

Имя Ленина сразу стало символом истории. И не случайно в стихах о Ленине на первых порах, как замечает в предисловии к антологии С. В. Владимиров, преобладали романтические краски, образы высокого строя, эмоционально приподнятая мета-, форичность. Таковы стихи Павла Арского, Михаила Герасимова, Сакена Сейфуллина.

Но уже в те годы наметилась и другая линия. Одним из первых ее начал Николай Полетаев. В дни долгой болезни Владимира Ильича в 1923 году он написал стихотворение «Портретов Ленина не видно», получившее широкую известность. «Среди голосов, ораторски возвышенных, выкликающих славу, патетически декламирующих на самых торжественных нотах, — пишет в связи с этим С. В. Владимиров, — были услышаны именно самые тихие слова, сказанные словно бы шепотом, ни к кому как будто не обращенные, произнесенные про себя, как бы невольно запечатлевшие пришедшую в голову мысль, еще по-настоящему неосознанную».

Похожих не было и нет.

Века уж дорисуют, видно,

Недорисованный портрет.

И. КУЗЬМИЧЕВ

Тициан Табидзе

Бомбой взорван воровской притон.

Женщины бредут, дрожа от стужи.

Их шатают ночь и самогон.

Мокрый пар шинелей потных. Мгла.

Медный Всадник опускает руки.

Мойка лижет мертвые тела.

И исход сраженья предрешен.

Ночь запомнит только имя Ленин

И забудет прочее, как сон.

Черпая бортами мрак, в века

Тонет тень Скитальца-Моряка.

Кутаиси.

Б. ПАСТЕРНАК.

Я всматриваюсь, глаз не отводя,

В черты лица его — и узнаю

Приметы гения, борца, вождя.

Недосягаемое поле битв.

Взор пламенный — разящая стрела —

Врагам свободы гибелью грозит.

И говорит его спокойный взор:

«Не встать тебе с земли, ты обречен.

Уже прочтен твой смертный приговор».

Перевел с армянского

А. ТАРКОВСКИЙ.
Павел Арский
Железное слово у всех на устах,

В нем отзвук гармонии мира.

Громовую песню в далеких веках

Споет о нем звонкая лира.

И рушит могильные своды…

Восторг созиданья таит огневой

Лишь гений труда и свободы.

Соткут золотые легенды:

О том, как боролся измученный мир,

Расскажет язык монумента.

Горит золотисто-нетленен.

И время чеканит бессмертный завет:

Да здравствует пламенный Ленин!

Когда умолк орудийный салют

И солнце остановилось в зените,

Ленин заложил памятник

«Освобожденный труд».
Он говорил так крепко и ясно,

Сплавлялись с сердцами его слова.

Над толпой и над Москвою красной

Шаром планетным качалась его голова.

О великой победе Труда.

Собор златоглавый снял митру

И склонился навсегда.

Всюду метель бушевала.

Словно почуяв, что вождь умирал.

Буря протест выражала.

Сыпала снежные слезы.

Сердце великое жаль было ей…

Землю сковали морозы.

Траур глубокий и чистый…

Нет уж у нас дорогого вождя!

Кончил он путь свой тернистый.

Вечно вождя вспоминая.

Сам он по этой дороге пойдет.

Доблестный путь продолжая.

Но народ еще не спит.

К нам вернулся вождь рабочий, —

Всё в движеньи, все кипит.

Оружейном, в гости ждут.

Мы гурьбою в поезд входим.

Впереди кумач несут.

Нет над сердцем. В мыслях жар.

И нельзя бойцу от счастья

Слезы скрыть, хоть он и стар.

Оружейного: «Теперь

К нам приехал Вождь Народа,

Настоящий вождь, поверь.

Но не так. Скажу одно:

Сам-то был он рад едва ли.

Разошлись мы с ним давно.

Встретить Ленина — вождя.

Впереди идет он смело,

Нас в последний бой ведя».

Золотые гвозди звезд.

И под ними говорил я.

Песни пел, душою прост.

Заводской пролетарьят

В честь приезда справил праздник,

Весь огнем борьбы объят.

Шпили в небо, в вышину.

Там, в «священной колыбели»,

Ленин к счастью вел страну.

Плод высокого труда.

Зажжены мгновенья эти

На столетья, навсегда.

1922.

Перевел с финского

Похожих не было и нет.

Века уж дорисуют, видно,

Недорисованный портрет.

Весь мир огромный охватить.

Который бьется в этих жилах

И в этой голове кипит.

А кто так мыслию богат,

Чтоб передать непостижимый.

Века пронизывающий взгляд!

Ступень для лежащих в пыли.

Имя его — святыня нашего времени!

Ленин — великий провидец земли.

Опора всех угнетенных в Ленине.
Ленин — свобода, если ты батрак,

Ленин — бой: за равенство бой священен.

Ленин — знамя великих атак.

Твердая политика и мудрость — Ленин.

Он — заря после ночи изгнания.

Он — смертелен для наших врагов,

Красная кровь Красного Знамени.

Старший брат для юного поколения.

Вот, друг,

Что я думаю о Ленине.

1923.

Перевел с казахского

Пусть будет твердым шаг твой в жизни!

Талантов всех сильней, властней —

Талант служения Отчизне!

Борьбою славен край родимый!

Высокой вере послужи:

Она всегда непобедима.

Для мысли шаткой и нестрогой;

Тому, в ком твердой веры нет,

Прямой не отыскать дороги.

Меняют часто смысл и меру…

Лишь ты неложный знаешь путь.

Носитель непреклонной веры.

Шагали — грудь дышала вольно, —

И перед взорами возник

Виденьем небывалым Смольный!

Меч, наковальня, молот ярый!

Гремела в нем, сильна, юна,

Шестая часть земного шара.

В пылу уверенной работы,

Идеей светлой озарен.

Казался символом заботы!

(Миг этот в памяти нетленен!),

На окрик: — Стой! Кто нужен вам! —

Мы дружно отозвались: — Ленин!

1923.

Перевел с грузинского

Под черной рамкою, значенье слов постичь:

Вчера… во столько-то… скончался

В. И. Ленин,

Вчера скончался наш Ильич.

Какая боль… Вот этими строками

Впитать в себя значенье черных слов, —
В скольких сердцах лежит тяжелый камень,

И сколько тягостно склонившихся голов…

Какая боль… Но нам ли сжиться с болью!

Пусть голова пожаром горяча.

Ильич зовет вперед родное комсомолье,

И не умрут заветы Ильича.

от боли,

Нет Ильича. Но в каждом комсомольце

Живет Ильич.

1924.
ПРОЗА

— А сейчас мы предоставляем слово… Михаилу Михайловичу Медведкину!

И, видимо, желая пресечь накатывавшийся из задних рядов недовольный шумок — большинство из сидящих в зале уже жаждало перерыва, — Паторжинский добавил, повысив голос:

— Михаил Михайлович — единственный среди нас человек, который лично беседовал с Владимиром Ильичем Лениным!

Шум быстро усилился, но когда над переставной трибуной нависла знакомая всем студентам массивная фигура профессора кафедры марксизма-ленинизма Медведкина, во всех концах зала раздалось шиканье и стало тихо. В наступившей тишине явственно прозвучал чей-то возбужденный шепот:

— Слово имеет сам генерал Топтыгин! «Топтыгиным» студенческие острословы прозвали Михаила Михайловича за удачное сочетание имени и фамилии с действительно медвежковатой внешностью и косолапистой походкой.

— Наш разговор с Лениным длился всего несколько минут. Но затем… Все последующие сорок шесть лет моей жизни я стремился к тому, чтобы как-то оправдаться перед Владимиром Ильичам…

Такими заинтересовавшими всех словами начал свой рассказ профессор Медведкин.

— Тридцать четыре раза я проходил мимо его последнего пристанища, всю жизнь изучал ленинские труды, просмотрел все картины, побывал на всех спектаклях, перечитая все книги, посвященные образу вождя. Может быть, я не прав, пристрастен, может быть, но меня иногда даже раздражает, когда некоторые наши художники пера и кисти пытаются украсить сентиментальными бантиками суровую и мужественную биографию Владимира Ильича и его безвременную смерть. Мы все яснее ощущаем, что смерть Ленина была поистине народной трагедией! Нельзя было умирать такому человеку в расцвете духовных сил и знаний. Это чудовищная несправедливость!

Медведкин помолчал, встревоженно передохнул, заговорил тише:

— Я никогда не рассказывал об этой встрече. Никогда и никому!.. Но сейчас, в канун знаменательной годовщины, я пришел к мысли, что те осуждающие слова, которые я услышал из уст Ленина в тысяча девятьсот двадцать первом году на общестуденческой сходке, полезно выслушать и каждому из вас… Обращаясь к нам — первым студентам советской формации, — Владимир Ильич, говорил о тех благородных задачах и той ответственности, которая ложится на будущих интеллигентов социалистического общества. Не лишне сказать, что в то время даже само слово «интеллигент» не пользовалось особенным почетом. Но Ленин, как выяснилось, имел по этому вопросу свое суждение.

Еще он говорил о том, что только истинная наука поможет человечеству навсегда избавиться от идеалистического и в первую очередь религиозного дурмана…

Закончив свое выступление, Владимир Ильич спустился в зал и сразу же оказался в плотном и горластом окружении: когда еще придется встретиться — вот так, запросто — с самим Лениным!

«Только, друзья, не все сразу!» — сказал, нет, даже не сказал, а весело воскликнул Владимир Ильич и поднял вверх обе руки. Вот так — ладонями вперед.

Тут-то я и выдвинулся: кому, думаю, как не мне, проявить в такой ответственный момент инициативу!

А парень я тогда был здоровущий, мордастый, розовый. И умом… целинный.

Зато вот здесь, — Медведкин приложил руку к левой стороне груди, — здесь у меня был накрепко привинчен орден Красного Знамени. Я ведь на учебу прибыл вскоре после разгрома Колчака. Только в госпиталь по пути завернул на четыре месяца.

За этот орден и за четыре ранения меня в университет зачислили без всяких приемных испытаний.

И председателем пролетстуда избрали. С перевесом в пятьдесят шесть голосов.

Так что я своей первейшей обязанностью полагал — внедрять революционный дух не только среди студенческой бражки, но и на преподавателей некоторых пытался… воздействовать.

И вот, желая щегольнуть такой своей направленностью перед руководителем Советского государства, я рискнул задать Владимиру Ильичу один вопрос. Вопрос, прямо нужно сказать, каверзный.

«Вот вас, — говорю, — Владимир Ильич, мы все сегодня слушали с открытой душой! А почему?.. Да потому, что вы по-большевистски и без всяких там научных выкрутас поставили перед нами цель: наступать в развернутом строю против всяческого мракобесия. Правильно я вас понял, товарищ Ленин?»