Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ Положительные эвристики

7. 
   Положительные эвристики. Положительные эвристики,
   по Лакатосу, являются общими («метафизическими») представле­
   ниями, которые применяются последователями исследовательской
   программы при столкновении с новыми, странными, неожиданны­
   ми фактами [Лакатос, 1995, с. 83—84]. Такой эвристикой для Коллин­
   за явно является принцип ведущей роли геополитики по отношению
   к переменным и тенденциям самых разных сфер: легитимность лиде­
   ров, властных группировок, идеологий следует за геополитикой;
   развитие государств, дипломатия, этнические процессы, экономи­
   ка, культура либо определяются геополитикой, либо развиваются
   в рамках структур, созданных геополитикой. Предыдущие иссле­
   дования убедили Коллинза, что этот принцип безошибочно ра­
   ботает в условиях современной, т.е. индустриальной и аграрной,
   эпохи. Для полноты картины не хватает применения принципов
   геополитики к догосударственным обществам, основанным на род­
   стве. Он намечает основные концептуальные моменты соответству­
   ющего исследования.
   
8. 
   Распространение геополитической эвристики на родо­
   вые общества и древнейшие миросистемы. Коллинз полностью от­
   дает себе отчет в необычности, если не скандальности такой по­
   становки задачи.
   

Коллинз утверждает, что этот романтизм имеет слабое исто­рическое обоснование. В родовых обществах практически всегда имелось оружие и средства мобилизации населения для ведения боевых действий с другими сообществами. Мужские союзы были организованы практически как боевые единицы, а большая часть ритуалов, особенно мужских танцев, была связана с культом ору­жия и битвы. Сама структура обществ (племя, линеаж и т.д.) име­ла основное социальное выражение в характере военной моби­лизации: каждый мужчина знал прежде всего то, к какой группе при необходимости он должен присоединиться как воин. В этом отношении

отсутствие государства здесь означает только то, что вместо постоян­ного и специализированного правительства есть возобновляющееся собрание таких боевых групп [Ibid.].

Далее Коллинз раскрывает глубокую связь между брачными от­ношениями и военными обязательствами. Действительно, именно положение внутри сети родственных связей определяет обязатель­ства индивида вступать в военные действия для поддержки своих родственников в атаке или обороне, а также для кровной мести. Одни обязательства касаются больших отдаленных войн, другие — мелких, но более частых стычек.

Эта многоуровневость потенциального насилия является обратной стороной того, что мы имеем в виду под «отсутствием государства», поскольку «государство» есть централизованная организация легитим­ного насилия [Коллинз, 2001, с. 466].

Вполне подтверждается принцип «извне внутрь», поскольку внутренняя легитимность мужских союзов и лидеров, в частности практически повсеместные в родовых обществах отношения эксп­луатации мужчинами женщин, являются прямым следствием вне­шних геополитических отношений.

Теория альянсов Леви-Строса подтверждает политическую осно­ву брачных отношений [Lévi-Strauss, 1969]. То, что индивиды должны выполнять весьма строгий и сложный свод брачных правил, говорит о том, что они фактически являются пешками в руках военных альян­сов. Именно на укрепление этих военных альянсов в форме сохране­ния хозяйственных ресурсов и/или расширения союзнической базы обычно объективно направлены все брачные правила. Сам Леви-Строс считал брачные правила выражением более глубоких структур культу­ры. Однако в его работах есть явные указания на разные геополити­ческие последствия, к которым ведут разные своды правил [Ibid., р. 125]. Кроме того, известно, что при изменении обстоятельств, осо­бенно влиятельности групп, всегда связанной с их военной мощью, брачные правила могут существенно меняться. Поэтому Коллинз считает эти правила, скорее, дипломатическими соглашениями. Гео­политическую сущность систем родства подтверждает также указа­ние М. Вебера на то, что родственные линеажи зачастую были изна­чально фиктивными, единый предок изобретался ad hoc для идеоло­гического оправдания сложившейся военной коалиции и их претензий на дальнейшие завоевания [Weber, 1917—19/1952; Collins, 1986, p. 267-295; Коллинз, 2001, с. 466-467].

278
Глава 4. ОПЫТ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ: ПРИМЕРЫ УСПЕШНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Далее Коллинз систематически сопоставляет свои геополи­тические принципы с системами родства и выдвигает следующую гипотезу:

Сообщества, связанные родством (kinship formations), имеющие боль­шее население или большую ресурсную базу, расширяются за счет меньших и более слабых групп родства [Коллинз, 2001, с. 267].

Коллинз указывает также на различение Леви-Стросом двух типов брачных правил, одни из которых ограничивают числен­ность популяции, а другие, напротив, позволяют существенно ее расширять за счет расширения круга брачных партнеров и вклю­чения родившихся детей. Гипотеза Коллинза состоит в том, что, когда группа родства имеет преимущество над соседями по причи­нам принципов преимущества в ресурсах и окраинности (см. 4.4.4), она движется к брачным стратегиям, направленным на расшире­ние (по Леви-Стросу). Если же группа оказывается сжатой, по­пав либо в экологическую ловушку, либо в срединную позицию между другими малыми группами (ср. с экологической и соци­альной стесненностью у Карнейро, см. 4.2.6-7), то она склоня­ется к поддержанию баланса могущества через брачные альянсы, названные Леви-Стросом «обменом с ограничениями». Понят­но, что группы первого типа благодаря взаимоусилению факто­ров одерживают верх над группами второго типа, достигая это либо через культурные предписания, либо через физическое включение, либо через уничтожение (либо через подчинение, по Карнейро, но это уже начало иной истории). При этом скорее рано, чем поздно начинает действовать принцип чрезмерного расширения, поскольку при слабых коммуникациях эффектив­ный систематический контроль над отдаленными завоеванными территориями практически недостижим. Этим и объясняет Кол­линз, что повсеместные племенные войны, как правило, ограни­чиваются целями церемониальной мести, оставляя практически неизменным контроль над территориями. В то же время он ука­зывает на весьма крупные племенные коалиции у древних кель­тов и германцев, среди кочевников Центральной и Северной Азии, в Аравии времен ислама, среди племен банту в Южной Аф­рике и среди американских индейцев.

От внимания Коллинза не ушел фактор миграций на новые земли, служивший для Карнейро главным объяснением тормо­жения или даже остановки политической эволюции. Масштаб

этого фактора является поистине глобальным, поскольку чуть ли не вся земная суша, сколько-нибудь пригодная для жилья (включая жаркие пустыни и холодную тундру), была заселена еще доаграрными обществами. При этом Коллинз резонно замечает, что сам этот факт бесчисленных миграций говорит о первостепен­ной значимости геополитики уже в те времена, поскольку заста­вить сообщество уйти от постоянного места кормления, кроме редких климатических изменений, могли только причины вы­теснения его более сильными в военном плане сообществами. Наряду с этим «страдательным» типом миграций он выделяет также «наступательный» тип, когда геополитически сильное со­общество вторгается в сферу слабых сообществ с вакуумом мо­гущества [Там же, с. 468].

В заключение предварительного анализа Коллинз утверждает, что явные различия между характером обществ, основанных на род­стве и имеющих государственность, носят не аналитический (тео­ретический, связанный с общими принципами), а чисто фактичес­кий характер.

Геополитически окраинные зоны иногда не организуются как дол­говременная военная коалиция, потому что есть еще территория, на которую можно мигрировать. Особые географические барьеры и эко­логическая несущая способность определяют, таким образом, будет ли и в какой степени окраинное преимущество вмешиваться в пле­менную геополитическую ситуацию [Там же, с. 469].

Коллинз не ссылается на классические работы Карнейро по теории стесненности (см. 4.2) и, судя по всему, не очень хорошо знаком с ними. Это только усиливает впечатление от практичес­ки полной конвергенции идей антрополога Карнейро и социо­лога Коллинза относительно роли геополитики, географических границ и ресурсов территории для социального развития догосу-дарственных обществ.

По сути дела, в разных исследованиях, осуществленных в раз­ных традициях и понятиях разными специалистами, проявилась некая истина теоретической истории.

Если уж геополитика оказывает фундаментальное влияние даже в такой экзотической сфере, как родовые общества, то следует за­думаться о ее роли во всемирной истории. Коллинз предпринима­ет соответствующую попытку в 1997 г., откликнувшись на пригла­шение принять участие в обсуждении проблем макроисторичес-кой динамики.

Кратко, но с достаточной последовательностью и убедительно­стью Коллинз раскрывает этот принцип в докладе, подготовленном для секции по макроисторической динамике (Ежегодное собрание Ассоциации социальных наук и истории, Вашингтон, октябрь 1997. Соруководители секции С. Сандерсон и Н.С. Розов). Рассмотрим основную аргументацию этого доклада [Коллинз, 20006].

1. 
   Государство. Происхождение государства как организа­
   ции военной силы по контролю над территорией Коллинз связывает
   с «первой военной революцией». Формирование национальных го­
   сударств, начавшееся в Европе в период 1500—1800 гг., интерпрети­
   руется как следствие «второй военной революции», когда резко воз­
   росли армии, стоимость вооружения и транспортировки, на новый
   уровень поднялись аппарат мобилизации ресурсов, бюрократия, по­
   явились общенациональные идеологии, централизованные институ­
   ты и т.д. Социальные революции и распад государств, как показали
   исследования Ч. Тилли, Т. Скочпол, М. Манна, также напрямую свя­
   заны с геополитическими напряжениями и кризисами.
   
2. 
   Экономика. В экономике наиболее конструктивными
   Коллинз считает миросистемный подход и неовеберианскую те­
   орию. Он утверждает, что объяснение подъема/спада отдельных
   обществ в иерархии «ядро — полупериферия — периферия» воз­
   можно только при учете геополитических факторов. Согласно
   неовеберианской теории, явления рынка определяются в рамках
   имеющихся политических условий. Последние же, в свою оче­
   редь, обусловлены геополитическими факторами. Таким образом,
   вся экономическая жизнь и развитие проистекают в структурах,
   заданных геополитикой.
   
3. 
   Культура. Арена и аппарат культурного (духовного) про­
   изводства также определены геополитическими изменениями. Так,
   распространение мировых религий (буддизма, христианства, исла­
   ма) связывается с делегитимизацией локальных культов в рамках
   империй. Победившие религии давали одновременно ресурсы и
   идеологическую мотивацию для последующих завоеваний. Религии
   также проникали через геополитические границы (появление буд­
   дизма в Китае и Японии).