Культурно-исторический фонд «тарих» александр беннигсен

АЛЕКСАНДР БЕННИГСЕН

НАРОДНОЕ ДВИЖЕНИЕ НА КАВКАЗЕ В XVIII в.

(«Священная война» Шейха Майсура

(1785 -- 1791 гг.)- Малоизвестный период

и соперничество в русско-турецких отношениях)

МАХАЧКАЛА

«ЕСЛИ ТЕБЯ ПОВЕДУТ КАК МАНСУРА К ВИСИЛИЦЕ, ДЕРЖИСЬ МУЖЕСТВЕННО, ИБО МИР НЕ ПОСТОЯНЕН».

К этому времени в нашей стране появился ряд журналыю-газетных статей, ставивших в порядок дня исправление искажений, допущенных в освещении национальных движений. 4 - - 7 октяб­ря 1956 г. в Махачкале п 15—19 ноября того же года п Москве прошли Всесоюзные научные конференции. В итоговом документе², принятом участниками махачкалинской сессии, отмечалось, что «колониальный гнет самодержавия п все усиливающийся в связи с этим гнет местных феодалов, вызывали глубочайший протест

* Bennigsen A. Nit mouvement PopuLalre an Oiuease an XVIII e sieerl.e La «Guerre Santre' bu sbeikb mansur (1785 — 179П ^na8^{e ma}L connue et controversee bes reLati Russo — Turgues.

3

народных масс. Малочисленные горские народности оказались вынужденными вступить в неравную борьбу со своими поработи­телями. Нет никакого сомнения в том, что движение кавказских горцев не было движением, инспирируемым извне, хотя враждеб­ные России державы постарались использовать его в своих ко­рыстных целях. Весь имеющийся у нас материал бесспорно дока­зывает, что движение выросло на социально-экономической почве Северо-Восточного Кавказа. Движение горцев под руководством Ша­миля, рассматриваемое как мюридистское, в действительности было народным»³. После жарких дебатов и дискуссий, в которых приняли участие историки Москвы, Ленинграда, Дагестана, Сев. Осетии, Ка-барды, Черкессии, Адыгеи, Абхазии, Азербайджана, Грузии, Арме­нии, Казахстана, Киргизии¹ и др., из республик Средней Азии и Ка­захстана прибыла представительная группа чечено-ингушских историков, писателей и поэтов, среди которых был и незабвенный М. Мамакаев, большинство участников конференции признали, «что антинаучная версия об агентурном характере движения гор­ских народов должна быть решительно отвергнута, и что завоева­тельная и колониальная политика царизма, опирающаяся на мест­ных феодалов, а так же обострение классовой борьбы внутри гор­ского общества, являлись основными причинами этих движений». В ходе дискуссий стало очевидным, что антиколониальная спра­ведливая борьба горских народов Кавказа против царских коло­низаторов развивалась неодинаковым путем и приобретала раз­ные формы. Одной из форм этой борьбы было движение под фла­гом мюридизма, развернувшееся под руководством Шамиля в горном Дагестане и Чечне»⁴. Мы обратились к этим, можно сказать этапным событиям давно минувших дней в истории севе­ро-кавказских народов, чтобы еще раз напомнить нашим читате­лям ту известную истину, что совершить ошибку проще, а испра­вить ее значительно труднее. Чтобы показать, что некоторые ам­бициозные сограждане наши, очертя голову, не задумываясь о бу­дущем, в поисках сиюминутной выгоды и известности, участвова­ли, а то и руководили хорошо отрежессированным спектаклем, клеветали и охаивали прошлое своих народов, а позднее часть из них вынуждены оказались каяться. Кстати сказать, более рети­вые из них, совершив кульбит, вновь бросились критиковать и обвинять своих недавних единомышленников. О, времена, о, лю­ди! Число таких, с позволения сказать, радетелей национальных интересов, обладающих повышенной проходимостью, в последнее время выросло у нас в геометрической прогрессии. Несчастные не понимают, или не хотят понять, что «служенье муз не терпит суеты» (А. С. Пушкин). За более чем двухсотлетнюю историю движение пол, водительством шейха Майсура оценивалось неод­нозначно.

ходит исследование этого вопроса в нашей стране и за рубежом.

Поэтому, мы, не претендуя на исчерпывающий анализ всех трудов, посвященных освещению этой сложной проблемы, реши­лись остановиться лишь на работах более известных, которые поз­волят вдумчивому читателю представить во всем объеме историю этой, в некоторой степени искусственно осложненной проблемы. Естественно, что первую оценку Шейху Мансуру и движению, воз­главляемому им, как и следовало ожидать, дали царские офице­ры и непосредственные участники подавления восстания. Уже в первых донесениях с мест офицеры кавказской армии называют Ушурму не иначе, как «бунтовщик», «обманщик»', «известный бун­товщик и обманщик»⁵. В марте 1785 г. Кизлярский комендант Вешняков в своем донесении подчеркивал: «по достоверным извес' тиям узнал я, что именуемый себя имамом ни что иное, как только подставное лицо». Турецкий шпион, который, «как видно нарочно для сего возмущения послан, чтобы через сие могла разорваться тишина и спокойствие»⁶. Около того же времени в письме, адре­сованном «владельцам, старшинам и народы» тот же Вешняков писал: «Слышно, что в Алдипской деревне объявил себя (из са­мого подлейшего происхождения и будучи прежде пастухом) Шейхом; приласкал к себе народ всякими лжевымышленными предсказаниями и делает из него скопище, намереваясь» с этой «разбойничью толпою еще вред российским селениям нанести»⁷.

Одним из первых из исследователей шейха-Мансура охаракте­ризовал известный кавказовед, современник событий, акад. П. Г. Бутков. В его широкоизвестном трехтомном сочинении «Материа­лы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 гг.» имеется помет­ка: «Лже-пророка я сам видел при взятии его в плен в покорен­ной штурмом Анапе 22 июня 1791 г.». Эта запись была сделана в 1806 г. Кстати сказать, лже-пророком Ушурму называют чуть-ли не во всех официальных документах. Так же его оценивала и сама императрица Екатерина П. И ничего удивительного в этом нет, что эта оценка сановных лиц расползлась не только по страницам журналыю-газетпых статей, но и прочно укрепилась в монографических исследованиях последующих историков. А в се­редине XIX в. была даже опубликована работа, которая так и была озаглавлена «Лже-пророк Мансур»⁷. Более того в целом ря­де работ Ушурму представляли так же чужеземцем. Известный востоковед В. Н. Ханыков уверял, что «Шейх Мансур, обеспоко­ивший здешние страны (т. е. Кавказ — В. Г.) первой проповедью о вере в конце прошлого века, был уроженец Оренбургской степи и заимствовал свои знания и фанатизм от бухарских выходцев, если только сам не воспитывался в Бухаре»⁸. Другой крупный отечественный востоковед, уроженец г. Дербента, профессор Санкт-Петербургского университета М. Казимбек писал: «Из Оренбург­ских татар некто Мансур, окончив свое духовное воспитание в Бухаре, вернулся в Отечество в 1742 г. не находя здесь удобства для своих поисков, тогда пробрался через Астрахань, в Юго-

Восточный Дагестан, где стал известен под именем Шейх-Алауд-Дина Мансура: он бы сделал много зла там — начало уже было положено — если бы покорение этой части Дагестана и утверж­дение там русского оружия не положили конец успехам злоумыш­ленника»⁹. Когда 'царское правительство занято было учрежде­нием военных укреплений и редутов, писал в 1868 г. в своей книге, оставшейся неопубликованной, М. М. Новоковский: «...явился в Чечене уроженец Оренбуржских степей бухарский фанатик Шейх-Мансур. На проповеди его откликнулись многие горцы и с толпа­ми охотников до грабежа и разгульной жизни Мансур носился около русских укреплений, являлся и перед Кизляром»¹⁰. Как вид­но, версия об оренбургском происхождении Мансура в прошлом столетии была довольно распространена- Несколько иной точки зрения на движение Шейха Мансура придерживался крупный военный историк России, акад. Н. Дубровин. В 1785 г., пишет он, в Чечне явился пророк по имени Мансура, уроженец сел. Алтыка-бак. И в подстрочном примечании пояснял, что так сами чеченцы называют сел. Алды¹¹. Чуть ниже он назвал уже Мансура «лже­пророком»¹². Академик признавал, что «в первое время появления Мансура смотрели на него сначала как на эмиссара, подосланно­го турками, а потом как па пришельца, ждущего поддержки Порты... Все это предположения», — говорил он. И далее подчер­кивал, что Мансур никогда не был прямым орудием турок»¹³. «Правительство Турции, -- заключал Н. Ф. Дубровин, — лишь постаралось войти с ним в сношение и употребить его орудием для исполнения своих желаний»¹⁴. Если суммировать все сказан­ное, вырисовывается определенный образ Ушурмы. Он не был пророком, не был ставленником Османов, а движение, предводи-тельствованное им, не было инспирировано эмиссарами султана, которые различными посулами пытались использовать горцев в своих целях. В свою очередь предводитель горцев Мансур напро­тив надеялся получить какую.-либо помощь и поддержку султана. В таком, или очень схожем с этим, ключе писали и другие авторы.

Что же касается исследований зарубежных авторов, то в них личность шейха Мансура (Ушурмы) оказалась полностью иска­женной. И начало этому положила статья д'Анкона, изданная в 1881 г. в журнале «Fanfulla de La Domenica» и статья Ганьера в «Nauvelle Revue» от 15 мая 1884 г. Если верить указанным авто­рам, то для написания своих работ они использовали материалы профессора Туринского университета Оттино, и особенно, будто бы выявленные им в туринском архивохранилище собственноручные мемуары и письма предводителя горцев, свидетельствующие о том, что «пророк Мансур, шейх Орган-оглы (?!) (так, оказывает­ся, он себя стал называть), повелитель Курдистана, Армении и Кавказа, был в действительности отец Дживани Батиста Биэтти, монах, католического ордена братьев проповедников»¹⁵.

С легкой руки неизвестного автора, скрывшегося под буквой «М», в статье опубликованной в 1884 г. в Санкт-Петербургском

журнале «Русская мысль», под многозначительным названием «Авантюрист XVIII в.», это только получило свое дальнейшее продолжение в России. По наивной некомпетентности автора, шейх-Мансуру, как и полагается авантюристу, приписывают вся­кого рода небылицы, похождения, рискованные нападения и сом­нительные предприятия.

Суровую, но совершенно справедливую характеристику упомя­нутым статьям впервые в отечественной исторической литературе дал покойный проф. Н. А. Смирнов. К его известным работам мы еще вернемся. Здесь же приведем эту исчерпывающую характе­ристику историка-кавказоведа. «Крайне убогие и за небольшим исключением неправдоподобные сведения о восстании на Север­ном Кавказе шейха Мансура, попавшие в Западную Европу через печать .или дипломатические каналы, послужили, повидимому, канвой!для безудержной фантазии бойких иностранных журна­листов»¹⁶. И на самом деле, как мог мало-мальски знакомый с ре­альной обстановкой на Кавказе конца XVIII в. автор, если конеч­но он сам не стремится беспринципным путем добиться легкого успеха и сомнительной выгоды, мог додуматься, что шейх Ман­сур, во главе 80-ти тысячной армии горцев, якобы поднятых на борьбу самим проповедником, взял Тбилиси, Эрзерум и др. города Закавказья. Столь же невежественно, если не сказать больше, скомпанована и «программа» учения шейха. В 24-х поло­жениях этой платформы больше небылиц и фантазии, чем чего-либо другого. Достаточно сказать, что в них утверждается, что «троицы нет», «Папа римский, шейх-уль-ислам и шериф Мекки— величайшие обманщики», «молитва благодарности—есть нечистое» и т. д. и т. п. Автор статьи «Авантюрист XVIII в.», как справедли­во подчеркивал проф. Н. А. Смирнов, полностью воспроизвел эту фантастику в своей работе, но очевидно усомнился в достовер­ности этих сведений отметил, что «проверка и восстановление ис­тории шейха Мансура во всей его полноте должна быть сделана по русским архивным документам»¹⁷. И при этом он, очевидно не без умысла, выразил надежду, что в архивохранилищах страны найдутся материалы, которые позволят «дополнить изыскания итальянского ученого». К этой статье мы еще вернемся, здесь же, забегая несколько вперед, скажем, что это, с позволения сказать, историческое сочинение анонимного автора, получило довольно ши­рокое распространение и, оказало известное влияние на кавказо­ведов.

Специальный очерк посвятил шейху Мансуру известный в свое время военный историк-кавказовед ген. В Потто. Как ни странно, в основу этого изыскания, по существу, положены сведения, по­черпнутые из статьи «Авантюрист XVIII в.». «Происхождение шейха Мансура, — пишет генерал, — неизвестно. Совсем недавно профессор Туринского университета Оттино открыл в Туринском архиве любопытные материалы... именно мемуары и письма его, подлинность которых остается вопросом». И далее, «источники,

С одной стороны, он сам ставит под сомнение подлинность из­влеченных из Туринского архива проф. Оттино Документов. Хоро^ ню знает и вполне уверен, что сведения этих, с позволения ска­зать, документов находятся в явном противоречии с официальны­ми данными материалов русского происхождения. И тем нб менее, с помощью незамысловатого приема, находит возможным встать на точку зрения автора статьи «Авантюрист XVIII в.» Аналогич­ные позиции занимают А. Лавров¹⁹ и другие отечественные, авто­ры. А кавказовед Г. Прозптлев, по существу, пересказал статью «Авантюрист XVIII в.»²⁰.

Иначе освещали события, связанные с борьбой горцев, турец­кие авторы. Современник событий и историограф Стамбульского двора называет шейха Мансура «отважным героем», организато­ром «восстания против России и Гюрджистана»²¹. В то же время он подчеркивает, что «Сулейман-паше (Ахалцннскому -- В. Г.) предписано было неотступно наблюдать за ходом дел, и чтобы задобрить дагестанский народ, прославившийся своею силой, пре­данностью вере своей и чрезвычайной храбростью, препровожде­ны были к нему приготовленные в столице царские подарки и ми­лости для раздачи предводителям этого народа с целью побудить его к священной войне; этими подарками и назначением содержа­ния приказано было приласкать храбрецов и воинов... и употре­бить их в дело в минуты надобности»²². В отправленных горским владетелям грамотах правительство Османов увещевало «их не давать веры речам русских, которые только с виду кажутся слад­кими, но скрывают отраву... и потому с полным усердием и сог­ласием оказывать твердость в сопротивлении и не допускать не­приятеля до владений Ирана (Азербайджана — В. Г.) и Дагес­тана. Со своей стороны высокое правительство обещало во всем оказывать всевозможную помощь... с целью расположить их к себе и задобрить, каждому из них прислало приличные подарки»²³.

История возникновения движения под водительством шейха Мансура должна была найти адекватное отражение в трудах кав­казских и прежде всего чеченских авторов прошлого. К сожале-

нию, однако, в силу известных причин, современники событий не оставили ни одной специальной работы, посвященной этой проб­леме. Этот пробел можно было бы заполнить данными устной тра­диции. Однако, и на это обстоятельство не обращали должного внимания ученые республики. До сих пор в Чечне не осуществле­но ни одного издания материалов и документов на эту тему. Толь­ко в самое последнее время на эту, чрезвычайно важную сторону дела, обратили внимание М. М. Юсупов²⁴, Д. Хожаев²⁵ и др. Само собой понятно, что эту крайне нужную работу надобно продол­жить и углубить. Причем, фронтальные изыскания необходимо вести в районах Северо-Восточного Кавказа и во всех без исклю­чения центральных и местных архивохранилищах страны, частных коллекциях. А пока следует указать, что в распоряжении кавказо­ведов имеются лишь отрывочные сведения местного происхож­дения.

Современник Ушурмы, известный в Дагестане богослов, уче­ный алии и поэт Абубекер Аймакннскнй утверждал, что шейх Мансур не ученый, он чужеземец, который не знает ни арабского, ни русского языков. Его «проповеди дышат злословием и я счи­таю, что те люди одурели и мучают себя, посещая их»²⁶. Критика А. Аймакинского станет понятной, если учесть, что ученый и бо­гослов такого ранга как он не мог поддерживать провозглашенный шейхом Мансуром «газават» (священная воина). Но откуда он за­имствовал сведения, что имам был чужеземец -- остается нерас­крытым. До нас дошли несколько подлинных писем, призывных проповедей и стихов, вышедших из лагеря самого шейха-Ман-сура. Для того, чтобы сам читатель имел возможность ознакоми­ться с ними, приведем отрывок из одного стихотворения, обнару­женного в старых книгах известным историком Дагестана Г.-Э. Алкадари. Вот это извлечение из ппсьма-стнхотворенпя:

«Пришел, мусульмане, к нам свет этим летом.

Не стройте иллюзий о мире вы этом.

Ведь тысячу сто девяносто депятом

Имамом открыто явился Мансур.

Пришел к правоверным здесь всем он на радость,

Его отвергающим будет он в тягость.

Проявит суда он в загробного святость.

Имамом открыто явился Мансур»²⁷.

Вчитываясь в приведенный текст сомневаешься, что это стихот­ворение написано самим шейхом. Однако, Г.-Э. Алкадари, в ру­ках которого был полный текст, уверен, что его автором является сам Мансур. Более того, приводя этот отрывок из призывных пи­сем Мансура, Г.-Э. Алкадари подчеркивает, что Мансур, будучи человеком весьма выдающейся ученностн (!?) н благочестия, приобрел широкое влияние в Чечне и большое достижение и из­вестность среди народов Дагестана, как это обнаружилось»²⁸.

9

Для правдивой оценки деятельности шейха Мансура боль­шое значение имеет мнение первого чеченского историка-этногра­фа, ротмистра царской службы, Умалата Лаудаева. В довольно обширной статье «Чеченское племя», впервые опубликованной в 1872 году в Тбилиси²⁹, он уделил определенное внимание истории борьбы горцев под водительством шейха Мансура. К сожалению, наш автор обошел вопрос о причинах, вызвавших это движение и, по существу, повторил широко распространенную в русской ис­ториографии того времени версию. «В конце прошлого столетия, — пишет он, — чеченцы, по примеру прочих горцев, начинают со­бираться массами и тревожат русские границы. Некто Мансур, алдинский уроженец, Арестенжоевской фамилии, стал во главе народа. Его называли и шейхом и имамом. Он начал свои дейст­вия с намерения вытеснить русских из мусульманских земель. Планы его стремились к тому, чтобы собрать все горские племена и единодушно действовать против русских. Для достижения своей цели он обратился к помощи религии, зная, какое большое ува­жение оказывали горцы духовным особам». Из дальнейшего рас­сказа Лаудаева выясняется, что «народ признал Мансура своим устосом*, т. е. ходатаем перед богом: целовали полы его одежды, и так завлекались религиозным настроением, что прощали друг другу долги, прекращали тяжбы и прощали даже самою кровь. Люди открывали один другому сердца, изгоняли из них злобу, за­висть, корысть и прочее. Говорят, что тогда народ до такой сте­пени обратился на истинный путь, что найденные вещи и деньги привязывали на шесты и выставляли на дорогах, пока настоящий владелец не снимал их»³⁰. Из сказанного можно сделать один вы­вод, автор этого утверждения убежден в том, что движение, воз­главляемое Мансуром, возникло на местной социально-экономи­ческой, почве, предводитель его Ушурма, уроженец сел. Алды. И что он обратился к религии с целью объединения горских наро­дов, в единое движение, направленное своим острием против цар­ских властей.

Любознательному читателю небезынтересно будет узнать и мнение Шамиля о деятельности шейха Мансура. Будучи в России, третий имам Дагестана и Чечни в беседе с А. Руновским говорил, что сам он Мансура не видел, т. к. родился более 10 лет спустя после смерти шейха и о нем знает лишь со слов людей, видевших его. По словам Шамиля: «Шейх Мансур не был ученым, даже вов-

се не знал грамоты, но в замен того он владел необыкновенным даром слова, который, при его мужественной увлекательной на­ружности, имел неотразимое влияние на горцев, симпатизирую­щих всему, что резко бросается в глаза, или поражает слух. Нас­тоящее имя этого проповедника Ушурман, а то которое сделало его известным на Кавказе, было ни что иное, как прозвище, дан­ное в честь его заслуг и достоинств: «Мансур» значит «счастли­вый в своих делах», «любимый богом»*. В период окончания пер­вых волнений в Чечне, произведенных шейхом-Мансуром, стар­шины чеченских обществ, изъявивших покорность России, были вызваны, как гласит предание, ко двору, императрица, между про­чим, спросила их, не знают ли они, кто такой шейх Мансур? Де­путаты отвечали утвердительно и описали своего бывшего пред­водителя в самых черных красках, и при этом как человека ничтожного. Только один из них, житель сел. Брагуны, по имени Кучук при разговоре все время молчал. Императрица, заметив это, спросила его, почему он все время молчит. Кучук ответил, что при старших в присутствии великих людей он считает своей обязан­ностью молчать, но если государыне угодно, то он будет говорить и при этом спросил, как прикажет императрица говорить, правду или красивые слова. Получив приказание говорить только правду, Кучук рассказал о шейхе Майсуре совершенно противное тому, что говорили другие депутаты. Он характеризовал Мансура как человека одаренного от природы всевозможными достоинствами, моральными и физическими, в числе которых заслуживало осо­бенного внимания, как ему казалось, рост шейха Мансура: «Он был так высок, что в толпе стоящих людей казался сидящим вер­хом на лошади». Дальнейший рассказ императрица дослушала стоя. На вопрос, почему она это сделала, государыня ответила, что слыша о человеке, в котором заключается так много великих достоинств, она должна думать, что Бог не даром полюбил его и что обстоятельства эти служат, по ее мнению, верным признаком существования в таком человеке множества качеств душевных и умственных, а потому-то она и встала, чтобы этим самым выра­зить уважение ^!к столь достойному человеку, «любимцу бога». Не приходится сомневаться, что ничего схожего с этой легендой, ус­лышанной Шамилем, в действительности не происходило. Мы-то сейчас знаем, как Екатерина II относилась к пленному щейху Мансуру. В этом плаке обращает на себя внимание легенда о смерти шейха Мансура, записанная А. Руновским со слов Шами­ля. Он слышал, «что русские, взяв Ушурму в плен, заключили его в бочку, набитую гвоздями, и скатили манером со скалы в морс»³¹. •Значительное внимание, как мы уже знаем, движению шейха Майсура уделил Г.-Э. Алкадари в своем известном сочинении