To: Patricia Leie, Lieven and Rene Leie, St Baafsplein 24A 9000 Gent — Belgium

без даты

Чесночок, дорогая Пэт, почему молчишь? Пишу те бе на адрес твоей сестры просто в жутком отчаяньи: сначала я думала, что тебя полиция повязала и ты сви детель тоже. Потом — прочла газеты — поняла, что тебя не нашли, потому что искали меня тоже и стала ждать, что вернешся. Когда хусейн сказал что приехала поли ция и к соседу пришла тетка в форме, я подумала, что это за нами. Толстая, переваливается чисто утка и жопа обтянута аж по швам трещит, я в окно видела. Хорошо что ты ушла, дорогая Патрисия. А я как дура привяза ная висела. Пока не снял полицейский. Отвязал пояс хусейновый и по заднице хлопнул. Ублюдак. Ты ушла умница. Когда хусейн сказал что пришла эта тетка. Ты сразу ушла, а я думала, что он бы не заплатил если бы обе ушли. Ты же знаеш как мне позарез. А она сидела там полтора часа. я слушала все. Она дура, тетка эта, хоть полицейская. Визжала как овца резаная, а он спокойно так бубнил. Хусейн тоже слушал, он то и дело за две рью стоял. Но мне и на кровати слышно было. Она го ворила, что он мол игру ведет и что вор. Чушь собачья.

Мо про него говорил, что професор чегототам медиу мист, и еще латынь.Ты еще говорила, что он высакомер ный, наверно наркотики продает. Но это не причем. Он точно профессор. Морас врать не будет, он к нему в экс пидицию намыливался, а професор его не взял, потому что думал он педик.

Извини за ошибки, пишу в кафэ на морском вокза ле, уезжаю навсегда, у меня остались твои перчатки те красные и коробка с пахучими мылами, я взяла, если что. А платья сложила в чемодан. (За квартиру я запла тила, ни беспокойся, Пэтти) Еще она говорила, что не все так просто ему сойдет и что она нашла улики. Этот ее спрашивал, что на шее у нее такое. И говорил что красивая штука и дай посмотреть. Она дала наверное, потому что он обрадовался и говорил что мол чудесная вещь и выпьем коньяку. Вот не думала что такую выд ру стоит поить. Она бы еще приплатила ему если што. Потом тихо стало, наверное получилось у них. А потом професора убили Все Сразу. Когда полиция начала орать и ломиться, что здесь Приступник. Туда к нему в дверь, к этому профессору. Хусейн страшно испугал ся и стал за нашей дверью. Слышно все потому что фа нера дешевая. Гостиница эта барахло. Не то что в плазе тогда, помнишь? Професор тоже орал, что ничего не знает и что давайте ордер. Они давай орать что у него инспектор ихний в комнате, это тетка наверное. Он то гда сказал. Что нет никого и что безобразие и будет жа ловаца, а они, что открывай козел и все такое. Уже надо было открыть, потому что когда так говорят, значит начнут ломать дверь.

Знаешь, кончается бумага, мне в кафэ дали а больше нету — я тебе еще напишу, как до места доберусь. Короче Хусейн стал палить и они стали палить. Я убежать не мог ла изза пояса этого, мне в руки впилось до сих пор болит.

А Хусейн говорит это за мной за мной! то есть за ним, и дверь как пнет и давай палить. И те давай палить, аж душно стало. А это вовсе не за ним было, а просто так.

И пристрелили профессора дырок шесть наверное почом зря, а меня забрали но отпустили. Только бума ги подписала, но ты же знаеш что мне туда нельзя из за старого. За мной восемь лет еще если што.

Целую тебя глупый чесночёк и не прячся про тебя ничего не знают. У меня все хорошо, просто чудно, Вен сан вышел из тюрьмы и выиграл в лотерею такую эмале вую штуку для бутербродов и отдал мне насовсем. Наде юсь ты в порятке и при деньгах.

Магда и целую

To: др. Фиона Расселл russellfiona@hotmail.com From: Густоп gzemeroz@macedonia.eu.org

без даты

Фиона, я не мальчик, а ты не девочка. Моя жизнь не приклеена почтовой маркой к открытке с видом мона стыря Святого Джована Бигорского. А я не приклеен к твоему полевому расписанию. Ехать с тобой и Демаре стом в Гватемалу? Да ты с ума сошла. Тебе нужен маль чик на побегушках? А мне нужно опубликовать моно графию в две тысячи шестом, не позднее.

Я получил приглашение из университета Шеффил да, мне нужна рекомендация. Надеюсь, ты стиснешь зу бы и подпишешь ее. Текст прилагаю.

14 апреля

Спасибо, дорогая, я знал, что ты меня не подведешь. Скажу тебе без лишних экивоков: если моя статья прой дет по конкурсу в Шеффилде, я получу то, что должен был получить еще год тому назад. К тому же албанский храм третьего века посылает мне мерцающие сонные сигналы, там — в селе Чапарлы — стены по полтора мет ра и готовая — на серебряном чеканном блюдечке — за щита PhD, он ждет меня, недаром я родился не где нибудь, а на виа Эгнатия, в Древней Лихниде.

Если же я не пройду, то — tаkе my word — брошу все, уеду домой и наймусь реставрировать фрески в церкви Свети Климент.

Прости, если я писал тебе грубости, это все прокля тый мистраль, от него у меня раскалывается голова и на языке свинцовый привкус. Вероятно, я совершил ошиб ку, не покинув остров сразу же вслед за тобой. Сижу без гроша, в отеле шныряют полицейские, профессор Форж ни с кем не разговаривает, отсиживается у себя в номе ре, а ведь я остался изза него, мне хотелось понять суть его затеи, ведь это не игрушки — это благодарная тема! Мы могли бы вместе написать статью, ведь я участвовал в раскопках с самого первого дня. Но ни ты, ни он не по желали сказать мне больше, чем сказали.

Вчера я встретил его за завтраком и попытался раз говорить.

— Мы с вами остались вдвоем, — сказал я, — не пора ли посвятить меня в подробности, которые известны уже всему отелю, включая беллбоев, и только я по прежнему остаюсь в неведении и в недоумении. Видела бы ты, как он на меня посмотрел!

— Нет никаких подробностей, — сказал он, подни маясь изза столика и оставляя недопитую чашку кофе. — Вы получили то, что вам полагалось. Вот и держитесь за это покрепче.

Означало ли это, что я могу использовать вещицу в своих личных целях? Или ты включила ее в формаль ную опись? Я не совсем понял условия, на которых раз давались эти штуки. Каждому по одной? То есть те, что принадлежали французу и доктору, должны перейти к нам?

Теперь они в полиции, я полагаю, но ты ведь можешь затребовать находки обратно после окончания след ствия. Фиона, я знаю, что ты сейчас поморщилась, но подумай: одна только трубка с саламандрой, доставшая ся доктору, могла бы прокормить целую экспедицию в течение недели.

Зеркало же, в которое я гляжусь каждый день, спо койно, как озерная гладь, и не показывает ни одного, да же завалящего чуда. Единственное волшебное подобие, что приходит мне в голову, это зеркало богини Аматэра су, бронзовое ЯтаноКагами в форме лотоса...

Но каким боком наши побрякушки могут относить ся к синтоизму? Где Ла Валетта и где провинция Исэ?

И еще — оно немного смахивает на этрусское зеркало из Келермеса, правда? Литое серебро, с одной стороны покрытое электровым листом в чеканке. Сплав золота и серебра, тебе это ничего не напоминает? Равновесное зо лото! У алхимиков, между прочим, соединение этих ме таллов в равных пропорциях означало срединную энер гию, способную связать мужчину и женщину навсегда. Ты попалась, Фиона! Шучу, шучу.

Я сделал анализ — так, от скуки — это естественный сплав, приблизительно 75% золота , 25% серебра и меди. Из этого делали милетские, фокейские драхмы, лидий ские монеты, не помню, как назывались. Жаль, что от ручки осталась только часть, но, судя по обломку хвос та, это была длинная чешуйчатая рыбина.

Китайцы считали, что зеркала приносят счастье в су пружестве, но такого рода чудо не найдет себе места в моей жизни — я никогда не женюсь. Напиши мне, что собираешься делать. Хорошо ли тебе с твоей новой личной причиной? Густоп З.

18 апреля

Фиона, ты меня удивляешь. Две страницы расужде ний о зеркалах и ни слова о нас с тобой. Прикажешь сно ва величать тебя мисс Расселл?

Спасибо за чек, я его обналичил, заплатил долги в ка фе и купил себе новую рубашку винного цвета, девочки в бутике напоили меня кофе и подарили шикарную ко стяную расческу с монограммой РК.

В твоем последнем письме какоето непривычное напряжение, ты не болеешь? Или чтото неприятное случилось? Личная причина оказалась подлецом и не годяем? Ты ведь так и не ответила мне на вопрос. Как его хотя бы зовут?

Вообщето я беспокоюсь, особенно странно звучит твое требование уехать с острова как можно быстрее. Ты ведь знаешь, что у меня билет на 28 апреля. Менять билет и лететь в холодный мокрый Лондон, где мне не куда деваться… зачем? Вот если бы ты позвала меня к себе в Мадрид! Моя комната в Челси освободится только первого мая, пару дней я могу пожить у при ятеля, но неделю он, пожалуй, не выдержит. Так что я погреюсь тут еще немного, если это можно так назвать — сегодня только пятнадцать градусов. Зато солнечно и перестал дуть тоскливый мистраль. Ему, конечно, далеко до египетского хабуба — помнишь, тогда, в Мем фисе? — но мигрень от него жуткая.

Профессор Форж почти не выходит из номера.

Твой любимчик Морас сказал мне, что ему носят в но мер еду и питье. Может, Оскара тоже мучает мистраль? Или неудача в его мальтийском предприятии? Ты ведь не считаешь такой уж удачей найденный по его указке ке нотаф и несколько хорошеньких безделушек?

Они, разумеется, стоят немало, но теперь, когда их разделили на шестерых, градус накала заметно ослабел. К тому же большая часть в руках полиции. Между про чим, я так и не понял, зачем наш француз бегал ночью со своей чашей по портовой территории. Следователь заявила, что он, дескать, украл экспонат, но ведь чаша досталась ему из твоих рук.

Я помню этот день, когда вы с Форжем метались по его номеру, не зная, куда девать свои сомнительные со кровища, а мне никто и спасибо не сказал, хотя если бы ваш покорный слуга Густоп не спохватился и не вынес treasures в соседнюю камеру, полиция прибрала бы все в мгновение ока.

Больше всего меня удивило, что вы решили раздать их — всем сестрам по серьгам, — было же совершенно ясно, что это все равно что развеять по ветру. Француз весь трясся, когда получил свою чашу, я еще подумал, глядя на него: только Фиона ее и видела, снесет в антик варный и глазом не моргнет.

Что касается меня, то я готов вернуть тебе зеркало по первому требованию, в полиции я сказал, что артефак тов было три — и все уже у них. Следователь по нашему делу выглядит перезрелой старой девой, читающей только Мальта Тудэй и дневники Бриджет Джонс.

Странно, что такое серьезное дело поручили явной дилетантке. Хотя — если посмотреть на все это через их криминальную замочную скважину, то все понят но — не произошло ведь ни одного убийства.

Эжен свалился в яму, Надья подставилась под само стрел, а романтичный герр Йонатан сам развязал свой узелок, напившись ямайского рому. Кстати, ты обраща ла внимание на его руки? Я на них все время смотрел. Так могла бы разрастись дикая яблоня — слишком тон ко, слишком длинно, но посвоему грациозно. Жаль ста рика, чтото в нем было, как сказал бы твой мальтийский дружокполиглот, captivant.

Напиши мне, что ты об этом думаешь и веришь ли в магические свойства своего перстенька. Который те бе даже на палец не налез, хаха! моя рыжая принцес са на горошине, моя большелапая синдерелла.

Густоп

20 апреля

Сегодня не мог спать, подушка и та нагрелась, вспом нил нашу прошлогоднюю поездку в Пизу, сразу после Мемфиса. Не ожидал, что ты меня позовешь, говоря откровенно — я тогда ужасно растерялся. То есть я был уверен, что наша история закончится, как только послед ний рабочий в лагере получит расчет. И вдруг ты сказа ла: Поехали со мной. Посмотришь на Баптистерию Сан Джованни. Там черепичный купол четырнадцатого века, и сумасшедшая акустика, и кафедра работы Никколо Пи зано. Видишь, я помню каждое слово.

Я поверил в это, только когда твоя ассистентка при несла мне билет. Нет, даже тогда не поверил. Мне ка залось, что в аэропорту, возле стойки регистрации, ты вдруг рассмеешься и скажешь: а теперь, милый Густав, отправляйсяка ты назад… И спасибо, что проводил.

Но ты не рассмеялась и в самолете сразу положила голову мне на плечо. Я помню духи, которыми пахли твои волосы, — Серж Лютен. Serge Lutens Un Bois Vanille. Я потом видел их на полочке в ванной. И твою пудрени цу в бархатном футляре. Я еще подумал: как эта женщи на, вечно по уши в вековой пыли и глине, месяцами бол таясь в поле, где горячая вода — это милость господня, умудряется так одуряюще пахнуть и сиять лицом.

У тебя такая кожа, Фиона, просто не кожа, а белая замша. Ты моя замшевая лошадка. В конопушках.

Там, в отеле — у меня до сих пор в дорожной сумке лежит их гостевая карточка, вилла Locanda l’Elisa! — у меня первый раз защемило сердце от роскоши.

Ты еще смеялась, что я, как девчонка, щупаю шел ковые шторы. Мне казалось, такого толстого сверкаю щего шелка не бывает.

Весь отель был как киношная декорация из филь ма про династию Сафавидов.

А ты ходила по затканным гранатами синим исфа ганским коврам босиком — как по земляному дну тран шеи в какомнибудь кургане.

Фиона, ты лучшее, что было в моей жизни. Все остальные женщины — просто куски бессмысленного мяса, поверь мне.

У меня была целая куча женщин, ты ведь знаешь, мне стоит только пальцем пошевелить.

Фиона, я хочу показать тебе Охридское озеро. И кре пость Самуила, и храм Богородицы Перивлепты. И мо заичную базилику пятого века с описаниями четырех рек рая. Мы сможем жить у моей сестры, это в Вароше.

Ты никогда не купалась в таком озере, оно триста мет ров глубиной и семьсот над уровнем моря. Чистое как зер кало. Кажется, я выпил слишком много коньяку сегодня.

Завтра напишу тебе еще, рано утром.

Г.

МОРАС

я знаю одиннадцать способов не умереть с голоду, два я освоил в барселоне, остальные — здесь, самый про стой — гостиничный — требует нахальства и дурацкой одежды вроде белой рубашки и цветастых бриджей, сойдут и льняные шорты с отворотами

правда, отели надо менять раз в неделю, иначе тебя запомнят и изловят надутые гарсоны, и еще — годятся только те, что all included, где стеклянный прилавок в ре сторации сплошь заставлен салатными плошками и со усницами

в гостиницу нужно пробраться с пляжа, часам к семи, освоиться, нырнуть в обеденную залу, подсесть к какой нибудь тарабарской группе, но за отдельный столик — и обедать, обедать, для остроты ощущений придираясь к официантам

мне везет уже третий день в беломраморном шера тон мальта, это километра три от голден тюлип, правда, вино у них паршивое и отдает пробкой, зато посреди кантины бьет фонтанчик изо рта позеленевшей рыбы, уставшей предупреждать прародителя ману о предсто ящем потопе

без даты

что еще я делаю, когда один, — торопливая дойка про зы, сцеживание поэзии, молочные реки чужих текстов, где персонажи изображают волну, выгибая спины и раз водя руками, а сюжет беспомощен, как полишинель без пищика, апостол фома без угольника, крепостная стена без живьем замурованной кошки

вот и я разеваю заполненный камнем рот в своей сте не, той, что опаснее всех при артобстреле, готовый пить ваши слезы и даже прозрачную каплю на кончике ваше го носа, если верить жану жене, но кто же станет ему верить?

без даты

spiritus mercurialis

своим рождением я обязана нездоровью, говорит жемчужина, суть насмерть простуженный моллюск, и я о том же, заключенный в своей раковине, будто в му сульманском раю, только в обнимку с сумасшедшей гурией

розоватая фасолина досталась мне от сбежавшей фи оны, она сидит в серебряной шипастой оправе на пер стеньке, который не налезет мне даже на мизинец

растереть ее в порошок, как богатый китаец, и изле читься от воспоминаний? или положить под язык и уме реть, как богатый японец? или разобрать ее обратно на слона, кабана и облака, как сказано в ратнапарикше?

что ни сделаю — все хорошо, ловец жемчуга ныряет с бамбуковой прищепкой на носу, а у меня такая на гу бах, и оттого я молчу, и нет у меня ямки нашептать в нее чужие секреты, и сами секреты, чего уж там, un peu vieux jeu, но тссс! нынче я человекпауза

без даты, вечер

мы подобны дельфийским жрицам, что ослепляли себя дымом, чтобы лучше слышать речи богов — неда ром зрячей кассандре никто не верил! — мы думаем, что время протекает само собой, пока снуют челноки аккуратной ткачихи аматэрасу

и только безумные знают, что время — это всего лишь уток, дрожащая горизонтальность, слабая переменная, зато основа грубой холщовой бесконечности — другие возможности, целые поля других возможностей, зали тые прямотою солнечного света, затопленные постоян ством воды, la tierra feraz, господние поля под паром, но никто здесь не посылает благословения на год шестой, и пусто в амбарах до года девятого

без даты

номер с табличкой олеандр опустел, даже толстая белка не стала там задерживаться

в номере мертвого йонатана — с табличкой гибис кус — поселилась туристка бланш и подбрасывает дрова в свежевымытый камин

о чем я думаю? читаю чужую рукопись, сижу в но мере с табличкой можжевельник, пока его хозяин ужи нает на террасе голден тюлип, решившись наконец по казаться на свет божий

бедный профессор форж, дошедший до конца латы ни! на чешуйчатой обложке его дневника раздвоенный меркурий изображен в виде птичек — взлетающей и падающей, хотя мне больше нравятся те, что в упани шадах: одна — наглая и сытая, другая — задумчивая и голодная

однако тут все изложено как положено: ветхий ин фолио, сum superiorum privilegio veniaque, и гравюры с башнями, и вот — посадите жабу на грудь женщины и дайте ей высосать молоко, чтобы первоматерия про питалась соком луны, смешайте единорога со львом и образуйте высшую целостность, это какого еще едино рога? которого в чистом поле подманивают лоном дев ственницы? или который у юнга обращается в белого голубя?

еще был какойто шипастый у марко поло, он убивал шипом и коленями, так вот что смешило мою рыжую ар хеологиню, шип и колени! чуть не до смерти, право слово

ты забыла жемчужину, сказал я через стекло, когда она села в такси, возьми себе — прочитал по губам

у таксиста было желчное лицо, такси тоже было желтым, нет! цвета лёссовой земли, как сказал бы ав тор усыпляющей рукописи

citrinitas! что указывает!

на поступательное движение изменчивой материи!

по направлению к философскому камню!

переходящей из черноты к красноте!

тьфу, черт бы его подрал, не могу больше

To: др. Фиона Расселл russellfiona@hotmail.com From: Густоп gzemeroz@macedonia.eu.org

21 апреля

Сегодня видел твоего приятеля Мораса, он прино сил мне в номер обогреватель, на острове здорово по холодало.

И что ты в нем нашла — бледное славянское лицо, торчащие скулы, слишком длинные ноги и одевается черт знает во что. Глаза недурны, но расставлены слиш ком широко — как у того черепа, что Тим Уайт нашел в Эфиопии. Помнишь, мы осенью смотрели фотографии из Херто на сайте Калифорнийского университета? Вы литый Морас.

Не понимаю, за что все в этом задрипанном Гол ден Тюлип зовут его красавчик.

Правда, у него безупречный английский и, кажет ся, даже французский. Я слышал, как он трепался с двумя надменными парижанами в холле.

Он бы еще санскрит с тибетским выучил, чтобы те бе понравиться. Зачем такие изыски гостиничной при слуге?

Сказал ему, что скоро уезжаю. Он спрашивал, нет ли от тебя новостей.

Я, разумеется, сказал, что есть, но его они не касаются.

Он и глазом не моргнул, наверное, привык — здесь с ним многие так разговаривают. Несмотря на красоту.

Ты пишешь, что у нас большое будущее, но это на водит на меня тоску: то, что ты считаешь будущим, — это уже прошлое археологии. Времена триумфальных одиночек и бравых крохотных экспедиций прошли.

Посмотри сама: мы убили целую осень на Гипогеум и пещеры только потому, что у тебя была идея. И целую зиму — на идею профессора Форжа!

Только сейчас понял свой нечаянный каламбур: уби ли зиму и троих членов экспедиции.

Это тебя не настораживает?

Такое не могло бы произойти, будь все устроено как положено, с толпой народу — нужного и ненужного, десятком крутых профессионалов и прикормленной съемочной группой телевидения. Но это была бы уже не ты, Фиона, и не твоя экспедиция.

Ты пишешь о символике луны, о женственном свойст ве периодичности, о том, что зеркало связывают с мыш лением, как инструмент самопознания… К чему это все?

Тебя послушать, так космос смотрится в человече ское сознание, как беспредельный зияющий Нарцисс. Уверяю тебя, Фиона, в моей университетской програм ме были и Шелер, и Клакхон, и даже Камю, тебе не сто ило трудиться.

Если уж говорить и думать о серебряной штуке, кото рую вы с Оскаром выдали мне — точнее, предоставили возможность выбрать самому, — то меня больше занима ет рыбина, вчера разглядывал ее целый вечер, пытаясь определить значение.

Ведь, если я правильно понял, каждая из найденных нами средневековых игрушек должна иметь значение?

В тот день Оскар Форж говорил, что рыба в алхи мии означает тайную субстанцию, а в китайской ми фологии — богатство и изобилие.

Ничего не скажешь, подходящий для меня артефакт! Изобилие мне не помешало бы, если учесть, что возвра щаться в Лондон будет не на что. Да и незачем, судя по всему.

Добавить к этому можно то, что одна рыба у китай цев означает одинокого человека, сироту или холостя ка. Улавливаешь, Фиона?

У кельтов рыба — кажется, форель — символизиру ет высшее знание богов. Хахаха.

У египтян — это фаллос Озириса. У греков — символ плодовитости. Ну это тебе виднее, моя дорогая.

Что касается культа Адониса, то рыба — жертво приношение для мертвых, а у римлян означает похо роны... Не дождетесь!

Но это шуточки, а на деле я понятия не имею, к ка кому слою можно отнести эту погремушку. Было бы там три рыбины с одной головой, как на том зеркале, что ты нашла в монастыре СенОгастинс.

Да, да, не удивляйся, я и это знаю! я читал о тебе все, что можно найти в сети, я люблю узнавать подробности про своих женщин.

Я разыскал в интернете отчет о раскопках в рим ских катакомбных церквах. Там находили печати и лампады с изображением рыб как секретного знака Иисуса Христа.

Это и понятно: буквы греческого слова «рыба» (ichthus) образуют акроним слов Iesous Christos Theou Huios Soter, впрочем, это и школьнику известно, а вот то, что новообращенных называли pisciculi, для меня было новостью.

И кстати — нашла ли ты объяснение своей жемчу жине? Ты ведь не можешь без объяснений.

Отвечай сегодня же, я нашел удобное кафе и про веряю почту каждое утро. К тому же они подают горя чие плюшки с ежевичным джемом!

Скучаю с каждым днем все больше.

Без даты

Фиона, о чем ты?

Я всю ночь перечитывал твое письмо — вернее, письмище, боже милосердный! я его даже распечатал и взял с собой — перечитывал и окончательно запутался. Позволь мне усомниться в твоей версии, хотя она не ожиданна и изящна, как, впрочем, все, что ты делаешь.

Но я сделаю то, о чем ты просишь. Или скорее то, что ты велишь.

Хотя это представляется мне невыполнимым, пото му что профессор отказывается со мной разговаривать. Вчера я встретил его на лестнице и уверяю тебя — он либо пьет горькую, либо пытается получить золото из ртути в гостиничных условиях. В крайнем случае я пе редам твои записи с roomсервисом, ему их положат на подносик с апельсиновым соком, уж подносикто он наверняка приберет.

Поискал в интернете подробности про Кефалайю.

Нашел жалкие крохи, полагаю, у тебя на руках ис точник получше, стихи меня поразили — силлабика чужого языка, совсем чужого, вязкого, грубого, про ступает сквозь марлевый английский перевод.

Помнишь, как доктор Мессих обошелся с найденной в египетском погребении птицей из сикоморы? Он по строил ее копию из легких материалов и запустил в воз дух. И что же — птичка оказалась моделью планера! То, как тщательно ты копаешь свою коптскую версию, на водит меня на мысль, что ты ищешь планер внутри си коморовой вороны.

Впрочем, я подметаю пол шляпой — как бы там ни было, догадка гениальная. Ты пишешь, что артефакты, найденные нами, на самом деле не то, за что себя выда ют, а следовательно, опасны, но ведь мы и раньше тол ком не знали, как с ними обращаться, instruction профес сора Форжа с самого начала выглядел сомнительным.

Я готов согласиться с тем, что элементов не шесть, а пять и твое кольцо было случайной побрякушкой, за тесавшейся между серьезными амулетами. Если хоть ктонибудь объяснит мне, в чем их серьезность.

Я готов согласиться с тем, что в рукописи монастыр ского завхоза Иоанна были описаны именно эти вещи, и даже с тем, что он действительно привез их из вати канских кладовых, чтобы спрятать в своей маленькой частной кладовке, которую мы столь драматично рас копали.

Но, Фиона, дорогая! не станешь же ты утверждать, что гибель француза связана с действием глиняной ча ши, в твоей коптской версии символизирующей мрак.

При чем здесь мрак?

Если уж принимать это всерьез — то он должен был погибнуть от символа железа или земли! Теперь, когда мы знаем, что СаВа разбился в строительной канаве, полной железного мусора, а Йонатан умер, разведя в камине огонь, то — если мы, зажмурившись, поверим в таинственную связь между вещицами из монастыр ской кладовки и способом умереть, который избрали на ши коллеги, — то объяснение профессора подходит как родное!

Твои же объяснения представляются мне притянуты ми за уши, с таким же успехом можно подвести под на ши находки тибетскую Книгу Мертвых. Или, на худой конец, китайскую Книгу Перемен. Или — пронеси, Гос поди, — Книгу Царств.

Если сказать откровенно, я вообще не вижу связи между находкой в Гипогеуме и гибелью Надьи, Эжена и Йонатана. Более того, мне кажется, что вы с профессо ром наслаждаетесь своими теориями, как будто речь идет не о живых людях, а об оловянных солдатиках.

В моей жизни были времена, когда я видел смерть каждый день, но рассказывать тебе об этом мне почему то не хочется.

Люди умирают оттого, что есть другие люди, кото рые хотят, чтобы они умерли.

Свое зеркало я, как и профессор, считаю символом серебра, но никаких мистических предчувствий у меня нет. Не хочешь же ты сказать, что меня убьют серебря ной пулей? Или проткнут серебряным копьем?

Зеркала — и это тебе известно, разумеется, — маги ческие символы бессознательных воспоминаний, они удерживают душу в равновесии. Очень полезная в хо зяйстве вещь.

Вот профессору с его фаллическим символом неяс ной этиологии, может статься, придется туговато! Шучу.

Этот деревянный дилдо с инкрустацией, который он оставил себе, если и является символом бессмертия, то разве что того мгновенного, растворимого бессмер тия, которое ты так любишь, Фиона.

Помнишь, как ты говорила со мной поитальянски, когда я пытался учить его в Мемфисе? В постели это звучало так сочно и сладко, не то что на учебных CD, которые я крутил в плеере.

— Vivace ma non troppo! — говорила ты прямо мне в ухо, у меня до сих пор колени подгибаются, когда я слышу итальянскую речь… а ведь ты знаешь всего па рутройку неловких фраз!

И еще — возвращаясь к зеркалу, которым ты меня так трогательно пугаешь, — это же символ Марии, дав шей миру подобие Бога, который отразился в ней, как в зеркале, и отражение его — Иисус... это я не сам при думал, увы, а нашел у Якоба Бёме.

Впрочем, что я тебя уговариваю, когда мне положе но беспрекословно тебя слушаться, о строгая госпожа! Ухожу из кафе, передо мной гора кофейных блюдечек и фантиков, я и не заметил, как все это съел и выпил, — очень волновался, пока писал тебе, сам не знаю почему.

Спасибо за намеки на встречу в Лондоне, я их оценил.

МОРАС

как же звали того парня в барселоне, что сказал мне — мо, да ты педик, разрази тебя гром?

у него были гладкие индейские волосы и убедитель ная грудь под сетчатой майкой, мы с ним таскали рек визит по бесконечным коридорам погорелого театра лисеу — его в то лето открыли заново и взяли человек шесть на временную работу, нас пристроил мой квар тирный хозяин, бывший, еще в эшампле — а парня зва ли трой, я встретил его в баре дня за два до того, все это было в две тыщи втором году, да почти что и не было

в перерыве я зашел в туалет и выстирал свою рубаш ку тягучим розовым мылом для рук, это был первый день работы — и я, как дурак, пришел в белой рубашке и в шортах, вернее — в джинсах, обрезанных выше коле на, думал, что представят менеджеру или чтото в этом роде, но меня сразу послали вниз — таскать коробки с зо лотыми луковками и шпилями из бориса годунова

луковки были переложены стружкой и пахли размок шим чаем и лаком для ногтей, потом нам велели клеить краснобелые квадраты на картонный пол, и пока мы там ползали, я мучился воспоминанием о той картине в эр митаже, малые голландцы? большие? ну, где госпожа и служанка на веранде, там такой же пол сумасшедший, я ходил на него смотреть раз сто, но вспомнить, чья кар тина, так и не смог, я уже тогда многое забыл, в две тыщи втором

и вот я выстирал рубашку и только сел на свежем краснобелом полу покурить, как трой примчался из коридора, где обхаживал круглолицую гримершу на трехметровом рулоне плюшевых занавесей, вырвал мою сигарету и замахнулся ладонью, понарошку, ра зумеется, — эступидо! нас же выгонят на хрен отсюда, пендехо! он не слишкомто злился, этот трой, просто девушка смотрела

я поймал его за руку, за горячее запястье, и поню хал — оно пахло жженым сахаром, так пахли ломкие домашние карамельки на нашей даче, мы с братом на бивали ими карманы, а вечером выгребали подтаяв шую крошку, глаза троя расширились, я поднес его ла донь ко рту и — лизнул, сам не зная зачем, и до сих пор не знаю

без даты

о чем я думаю? был такой индийский поэт калидаса, он думал, что жемчужные раковины, которые поднима ются со дна напиться дождя, так изумились однажды, увидев над морем облака и птиц, что остались распахну тыми навсегда, потом они, разумеется, отрастили стеб ли, пустили корни и стали лотосами

а я бы написал, что кувшинкой, в кувшинке больше удивления, разве нет?

без даты

если кошка ведет себя как собака, а женщина — как мужчина, они всегда могут рассчитывать на место в моем доме

и — если наоборот

правда, дома у меня нет, но ведь будет же, доктор, ведь будет же

что значит сходить с ума? это когда ты видишь свое движение, свои движения не так, как видят его — их? — другие

ты дервишем кружишься, запрокинув драгоценную голову, соединяя космос с почвой растопыренными ру ками, а им кажется, что ты топчешься на месте в клеен чатом коридоре и трясешь волосами, ты идешь душис тым полиэтиленовым снегом над маленьким лондоном или запаян трехмачтовым фрегатом в бутылке из аркти ческого льда, а им кажется, что ты застрял в сувенирной лавке, и завываааешь, и дуууешь, или — ты гово ришь, что у тебя будет дом на лиловом холме, усыпан ном цветами тамариска, и в саду у тебя будет арка из живых ящериц, стоящих на хвостах, застывших в поце луе, а они переглядываются

это потому, что вы двигаетесь поразному, хотя че тыре дерева держат ваше небо, четыре страны света — источник ветров, и четыре больших кувшина — источ ник дождя

без даты

сегодня был у барнарда и покрасил ему крыльцо — в разные цвета, как ступени зиккурата, правда, на семь небес не хватило

два лохматых парня в порту красили потрепанную лодку в синий и желтый, я попросил у них остатки в круглых ведерках, ведерки барнард тоже прибрал — у него слабость ко всему чисто белому, даже чашки чай ные и те без рисунка

да и ступенек всего три — три шага вишну, если уж на то пошло

жаль, что барнард не парс, они бы означали три ста дии посвящения, а это всегда интереснее, чем просто шаги, хотя бы и божественные

без даты

надо с мысленным прищуром

подходить к любым натурам

говорят, данте представлял свои рифмы прекрасны ми девицами, ему так легче было смириться с их неус тойчивой походкой, а я свои слова представляю каплями аравийского халвана на коре головного мозга, и с этим ничего уже не поделаешь

вот и сегодня: в голове жужжит и весь день в пала те пахнет сосновой смолой, похоже, у меня снова рас цвела шишковидная железа