Сборник статей по материалам Четвертой Всероссийской научной конференции (Ульяновск, 4-5 мая 2012) / Под ред. Н. Г. Баранец. Ульяновск: Издатель Качалин Александр Васильевич, 2012. 336 с

- Знание, которое мы имеем, содержит несколько компонент, по крайней мере − знание-повествование, знание-утверждение, знание-наставление (поучение) и знание-вопрошание. Любое знание содержит в себе все перечисленные компоненты. Однако, для разных типов знания и в разные моменты его становления, та или иная составляющая доминирует.

Для философского знания недопустима компонента поучения, поскольку философия не может поучать. В годы, когда мы были студентами, нас поучали обкомы партии, в том числе тому, как поучать студентов. Я всячески уклонялся от этого. Невозможно обойтись без утверждений в философии и, однако, философия, в меньшей степени, должна утверждать. Наиболее важна, с моей точки зрения, функция вопрошания. Недаром Сократ, отвечая на вопрос «Что ты делаешь?»,− говорил: «Я задаю вопросы». Многие из философов с уважением относились к этой функции философии, однако, она остается не до конца понятной.

Своим студентам и аспирантам я объясняю эту функцию следующим образом: существует две формы деления чисел – деление без остатка и деление с остатком. Деление без остатка – это решение какой-либо научной проблемы, причём окончательное решение, которое не оставляет после себя новых проблем. В таком случае, мы говорим не столько о проблеме, сколько о задаче. В отличие от задачи, проблемы до конца никогда не решаются. Когда я был студентом, я часто слышал, что философские проблемы вечны, и я не понимал, зачем их нужно решать. Только потом я понял, что такие проблемы решаются, но решаются особым образом – как деление с остатком. В ходе решения мы получаем некоторое утверждение, но оно формулирует новые вопросы. Проблемы, таким образом, перетекают в другие проблемы.

Исходя из этих размышлений, я полагаю, следует признать, что основное отличие философской проблемы от научной задачи в том, что её решение принципиально неполно, незакончено. Моя точка зрения противоречит убеждениям, например, некоторых ростовских философов, во главе с В.П. Кохановским (ныне, к сожалению, покойным). Во взглядах представителей этой школы всю философию можно как бы разложить «по полочкам». С моей точки зрения, если мыслитель заканчивает утверждением, то это философия третьего сорта. Написанные ими учебники подходят студентам и аспирантам для подготовки к экзаменам (в них компактно изложена информация), но не будят мысль, не стимулируют задавать вопросы.

Именно этой особенностью философия отличается от современной науки. Цель науки – окончательно разрешить все проблемы. Поэтому, если в науке обнаружилась неразрешимая проблема, она воспринимается как «заноза», от которой нужно избавиться. Либо эту проблему нужно убрать из структуры научного знания, либо своего рода растворить, заменить решаемой проблемой. Без сомнения, речь идет об идеале научного знания, в реалиях науки все несколько иначе.

Философия, таким образом, занимает особое место в системе знания, поскольку её основная функция – вопрошать у различных систем знания, задавать им неразрешимые проблемы. Поэтому существуют философия науки, философия религии, философия мифа и т.д. Философия, в своём роде, пристаёт с вопросами к другим типам знания. Конечно, самой себе философия задаёт ещё больше вопросов.

Философию отличает особое состояние – она никогда не завершена. Эта особенность справедлива даже для средневековой схоластики. Философия содержит в себе утверждения и поучения, однако она не утверждает и не поучает. Следуя этой позиции, не следует ждать того, что я буду утверждать нечто однозначное. Это первое.

Вторая установка моего философствования связана с неявным осознанием различных стилей философствования. Если попытаться разделить людей, занимающихся интеллектуальным творчеством, на некоторые группы (подобно тому, как психологи делят людей на сангвиников, холериков, флегматиков), то по типу решателей задач я выделяю три группы:

• 
  мыслители адаптивного типа;
  
• 
  мыслители эвристического типа;
  
• 
  мыслители креативного типа.
  

Мыслители эвристического типа любят и охотно решают задачи, и радуются их решению. Люди такого типа – это самые лучшие управленцы. Я приведу такой пример. Если учёному даётся задача, а он смотрит на её исходные данные и обнаруживает, что эта задача не решаема,− он отказывается её решать. Иным образом поступают управленцы: часто даже не имея необходимого, они справляются с поставленной задачей. Мыслители эвристического типа получают удовлетворение от решённой задачи, однако они не стремятся ставить новую. Подобно управленцам, они решают проблемы по мере их поступления.

Иначе поступают мыслители креативного типа: им бесполезно ставить какую-либо конкретную задачу, они непременно превратят её в проблему. Процесс порождения проблем для них не останавливается. Могу привести показательный пример из истории физики. Перед молодым учёным была поставлена конкретная задача: нить накаливания лампочки сгорает через один час, необходимо добиться горения лампочки хотя бы в течение суток. Суть его исследования должна была состоять в подборе компонентов, необходимых для горения лампочки. Однако, вместо того, чтобы заниматься таким подбором, то есть решать эту конкретную задачу, он сформулировал проблему эмиссии электронов с поверхности нагретого тела, из чего впоследствии возникла теории полупроводников. Этот фрагмент истории показывает, в чем состоит креативность.

Креативные мыслители – это лучшие преподаватели, как школ, так и ВУЗов. Такие преподаватели поступают также как Сократ (показательным в данном случае является диалог «Евтидем»): он не отвечает на вопросы, он их задаёт,− его ученик Евтидем сам формулирует новое знание. Возникает вопрос: знал ли Сократ ответы, к которым пришел Евтидем? Полагаю, знал, но только до определённого момента, после которого шёл процесс сотворчества − Сократ и Евтидем вместе формулировали новое знание. Наиболее важным в отношении Сократа и его ученика было то, что Евтидем, даже после смерти Сократа, может формулировать новое знание, вместе со своими учениками.

Противоположным образом выглядит софистическая манера обучения: софист в форме монолога передаёт знание своим ученикам. В этом случае каждое следующее поколение, в лучшем случае, знает столько же, сколько предыдущее, а учитывая потери при трансляции информации, следующее поколение знает меньше. Таким образом, рост знания возможен только в сократической манере обучения.

Следующий вопрос, который мы может задать: почему зная все преимущества сократической манеры обучения, мы из поколения в поколение воспроизводим софистическую? На этот вопрос есть несколько вариантов ответа. Первый ответ связан со спецификой профессии учителя. Каждый человек в своей деятельности получает некий продукт – материальный или интеллектуальный. Но есть группа людей, которые по своей профессиональной обязанности ничего не производят. Это − учителя. Человечество не может содержать много учителей, которые ничего не производят, поэтому предпочтение отдаётся софистической манере обучения, предназначенной сразу для многих. Сократическая манера предполагает передачу знания от учителя к ученикам в пропорции 1 к 2. Вторая причина, по которой софистическая манера обучения распространена в большей степени в том, что среди учителей слишком мало «Сократов».

Почему же из поколения в поколение, реализуя софистическую, а не сократическую манеру обучения, мы имеем интеллектуальный рост? Хотим мы этого или нет, но каждое следующее поколение умнее предыдущего. (Кстати, каждый человек в определенный момент задумывается над тем, зачем он живет. Я ответил себе на этот вопрос: я живу для того, чтобы мои ученики стали умнее меня). Я отвечаю на вопрос об истоках интеллектуального роста следующим образом: если учителя не задают сократических вопросов ученику, он начинает задавать их себе сам.

Я убедился в этом на личном опыте. Только ко второму курсу я осознал, насколько важно при подготовке к экзамену задавать себе вопросы, имея в виду, что бы мне мог задать профессор? После этого в моей зачётке исчезли «четвёрки», и появились «пятёрки». Тот же способ я применил, когда поступал в Институт философии, где конкурс составлял 27 человек на место. После поступления, когда я начал готовиться по философии, я узнал о майевтике Сократа и понял, что задавать себе вопросы невероятно важно. Задавая себе вопросы, человек подвигается к границе непознанного, преодолевая которую формулирует новое знание.

Таким образом, я поясняю чрезвычайную важность вопрошания. Для меня философствование не обязательно связано с философией. Читая лекции аспирантам, я всегда стараюсь подчеркнуть: плох тот научный руководитель, кто старается дать вам план, написать за вас работу, не слышит вашего вопрошания. Реализуя такую стратегию, научный руководитель делает из аспиранта «чернорабочего научного труда» − человека, который будет решать задачи, поставленные другими. Основная задача науки не в том, чтобы продвигать науку вперед, но чтобы развивать её «вбок». Развивая науку вперед, мы лишь количественно увеличиваем её объем, но, развивая «вбок», мы задаём вопросы, находим новые аспекты решений.

Хороший научный руководитель требует самостоятельной мысли, самостоятельного формулирования темы, задания. Его задача лишь в контроле соблюдения необходимых параметров диссертационного исследования. Мой научный руководитель, в частности, следил за тем, насколько соблюдается марксистско-ленинская парадигма в моей диссертации.

Так я понимаю философию, философствование. Будем считать, что таким образом я представился вам. Если вы хотите, что-либо спросить – я готов ответить. Для меня диалог – более предпочтительная манера общения с аудиторией.

Проф. Н.Г. Баранец:

- Вы сказали, что существует проблема, как преподавать. Вы для себя решили, как преподавать? Как принимать экзамены?

- Нет, я для себя не решил и надеюсь, что никогда не решу. Я выступаю (часто без успеха у публики) против так называемых педагогических технологий. Коллеги, вслушайтесь в это слово – ТЕХНОЛОГИЯ. Существует технология изготовления древесины, существует технология селекции, уже о работе с животными говорят как об искусстве дрессуры. Когда же мы говорим о человеке, мы почему-то говорим о педагогических ТЕХНОЛОГИЯХ. Это в принципе недопустимо. Технология – это алгоритм, который не может применяться к разным людям в равной степени.

Что касается экзаменов, то с моей точки зрения, экзамена по философии в традиционной форме не должно быть. Философия предполагает не знание некоторых сведений о том-то и о тех-то, но способность размышлять. Однако понять, может ли студент размышлять, довольно трудно в течение того времени, на которое рассчитан экзамен.

Поэтому более важным является участие студентов в практических, семинарских занятиях. Скажем, мы со студентами организуем занятие, посвященное философии И. Канта. Я делю студентов на две группы. Задание одной из групп состоит в том, чтобы показать, какие положения И. Канта разделяют члены этой группы, задание другой – найти такие положения учения И. Канта, с которыми студенты кардинально не согласны. Основное в этом задании – подбор рациональных, обоснованных аргументов в пользу своей позиции.

- Но для этого нужно знать философию И. Канта.

- Для этого есть подготовка к семинарскому занятию. Подобным образом можно готовиться не только к семинарам, посвящённым философии И. Канта. Скажем, можно проводить практическое занятие по теме «Типы знания».

На ещё один момент я обратил бы внимание. Я давно заметил, что совместная подготовка студентов более эффективна, чем самостоятельная. Поэтому ответы готовятся в группах, оценка ставится всем членам группы, хотя отвечает на поставленный вопрос один студент.

Иногда я провожу занятия следующим образом. Я говорю студентам некоторый тезис, их задача в том, чтобы обоснованно опровергнуть выдвинутое положение. Такие тренинги мне представляются очень эффективными. По итогам семинарских занятий я выставляю предварительную оценку на экзамене.

Я допускаю свободное посещение своих занятий. Те, кто выбирает не посещать занятия, получают список рекомендованной литературы и мы встречаемся только на экзамене. Такие встречи чаще проходят довольно сложно. Но я поставил для себя правилом обсуждать поставленную мной оценку со студентом.

Доц. С.Б. Петров:

- На моих занятиях по философии религии мы со студентами обсуждаем вопрос о том, можно ли говорить о феномене религиозного знания. На Ваш взгляд, на что указывает понятие «религиозное знание»?

- В Нижегородском педагогическом университете существует философско-теологический факультет. Так что если речь идет о теологии как о дисциплине, которую преподают в университете, значит, можно говорить и феномене религиозного знания.

Около десяти лет назад я ездил в Архангельск в качестве оппонента. Там я написал статью о типах трансляции знания. Если позволите, я кратко изложу положения этой статью,− это расширит мой ответ на Ваш вопрос.

Поморский университет в Архангельске активно сотрудничал с университетами Швеции и Норвегии. В рамках договоров некоторые отечественные специалисты сотрудничали с норвежскими по разрешению ряда проблем. К этому времени в Скандинавии уже назрела социальная проблема, связанная с возрастающей общиной мусульман. В общегосударственном масштабе перед учителями норвежских школ была поставлена задача выработки у учеников толерантного отношения к учащимся-мусульманам. Однако, большая часть учителей в Норвегии – христиане, для которых учить толерантному отношению к исламу оказывается серьезной проблемой.

В связи с этой проблемой у меня родилась идея о различных типах трансляции знания. Первый тип я называл «кормление ребенка». Этот тип предполагает, что ученик абсолютно нерефлексивно относится к содержанию передаваемого знания. Я считаю себя противником такого типа и в данном случае сошлюсь на известного философа языка А.А. Потебню. Он говорил, что знание нельзя передать, знанием можно только заразить. Сократическая модель не предполагает такой нерефлексивной передачи.

Проф. В.А. Бажанов:

- Насколько я понял, Сергей Борисович имел ввиду не религиоведение, а теологию.

- Теология претендует на статус знания, но более похожа на мифологию.

- Если говорить не столько о деятелях церкви, сколько о самих теологах, то это наши коллеги по творческому цеху. У них творчество в некоторых аспектах граничит с нашим творчеством. Но там много догм, через которые нельзя переступить. Но если их принять сразу как догмы, то творчества не будет. Догмы надо понимать творчески. Поэтому они, конечно же, интеллектуалы. Более того, они не только для себя это делают. Священник он же ещё и проповедник.

- Можно ли теологов назвать с точки зрения науки сказочниками?

- Я не думаю, что это так. Есть общие черты у мифа и религии. Но уровень и степень доверия к мифу, и уровень доверия к религии всё-таки разные. Более подробно ответить на этот вопрос я сейчас не смогу. Для этого нужно очень хорошо знать миф, знать религию. А я не специализируюсь в этой области философии.

- У каждого из нас есть свои учителя. Кого Вы считаете своими учителями? Какие мыслители повлияли на Ваше творчество?

- Конечно, Сократ. В меньшей степени Платон и Аристотель, в большей степени Сенека, Р. Декарт, Г. Галилей, И. Кант, Г. Гегель, частично Л. Фейербах, Д. Юм. Тут надо вот что ещё понять, когда мы не просто пытаемся прочитать текст, а пытаемся перевести его на свой уровень… Я вынужден сделать из него своего Канта, своего Гегеля. Текст надо понять. Это очень важно, особенно относительно Декарта, Юма, Канта. Для меня Гегель и Фейербах более понятны, нежели Юм и Декарт. Конечно, остались для меня непонятные вещи до сих пор. Но полагаю, что степень моего понимания Гегеля и Фейербаха означает и степень моей неосведомлённости. Как идет процесс освоения идей? Сначала ничего не понятно, потом всё кажется понятным, а потом может быть чуть-чуть понятно, но этот дефицит непонятности остается. Сократ говорил: «Я знаю, что ничего не знаю». Я не совсем с этим согласен. Однако дефицит должен всегда оставаться. Когда я говорю, что Гегель и Фейербах для меня понятны, то я просто проявляю свое невежество.

- Скажите, а как Вы относитесь к постмодернизму?

- К постмодерну я остыл. Постмодерн ориентируется на гуманитарное знание. Кстати, я полагаю, что нужно разделять гуманитарное знание и гуманитарное научное знание. К гуманитарному знанию мы можем отнести и религию, и философию.

Для меня воплощением идей постмодерна в философии науки является П. Фейерабенд. Нет общей логики развития науки.

Проф. В.А. Бажанов:

- Последователей П. Фейерабенда в философии науки сейчас нет, т.е. постмодернизм в философии науки не прижился. Он перешёл в гуманитарное знание.

- Это да. Но фейерабендовские мотивы во многих сочинениях присутствуют. И нельзя говорить, что его идеи не прижились.

- Но в первоначальном виде не прижились.

- Да, в изначальном виде не прижились. Конечно, мы не можем принять его точку зрения в чистом виде, но он очень чётко указал болевые точки. Ведь что он сделал? Он специально взял те примеры из истории физики, которые были рассмотрены лучше всего. Какие он взял примеры? Казалось бы, как подробно о Галилее написали А. Койре, Л. Ольшки. Он нарочно взял эту фигуру, чтобы показать, что ничего они там не увидели, и чётко показал, что всё обстоит не так, как полагали предшествующие исследователи и историки науки.

- Если принять, что есть актуальные и неактуальные проблемы, то какие, на Ваш взгляд, проблемы в философии сейчас являются актуальными?

- На мой взгляд, нельзя утверждать актуальность одной проблемы и тем самым принижать другие. Дело в том, что в философии существует множество дисциплин, тематика которых не является актуальной для меня, но актуальной для тех, кто работает в этой области. Я могу сказать только об области своих собственных научных интересов. Для меня актуально до конца разобраться с идеями П. Фейерабенда, для меня важно понять образ модели второго мира К. Поппера. Первый я понимаю, третий тоже, а вот второй мне ясен не до конца. Для меня актуальна проблема роста научного знания. Для меня актуально решить проблему: действительно ли наука развивается от заблуждения к заблуждению? По моим убеждениям, пока К. Поппер не прав, хотя я и попперианец. Думаю, заблуждение более непонятная, скрытая характеристика знания, нежели истина. Ведь когда мы строим новое знание, мы никогда его не строим как заблуждение. Заблуждение обнаруживается на более поздних этапах. Либо мы сами обнаруживаем эти заблуждения в собственных идеях, либо это обнаруживают сторонние исследователи. Ведь создаётся знание, и оно будет являться истинным до тех пор пока не появится новое знание, которое превзойдёт старое. И только после некоторой цепи появления новых знаний о предмете, мы можем сделать вывод, что предшествующие знания являются заблуждением.

- Скажите, пожалуйста, когда Вы читаете свой курс философии, читаете ли Вы историю философии?

- Конечно, я читаю историю философии, за исключением индийской и китайской философии. Я полагаю, что это почтенное знание, но это не философия в европейском понимании. Сейчас весь мир принял западно-европейский стиль мышления. Европейский стиль мышления устроен следующим образом: мир разделен на мир «не-я» и мир «я». Вещь и мысль – это нечто разное. У ребенка мир «не-я» и мир «я» слиты, их разъединение происходит по мере становления интеллекта. В восточной культуре, наоборот, становление интеллекта происходит путем сближения и наложения мира «не-я» и мира «я». Семантика языка, текста в восточной культуре иная, нежели в европейской. В силу этой принципиальной разницы, человек с европейским стилем мышления не в состоянии адекватно передать суть восточных учений.

Основы интернета находятся в области физико-математических наук. С другой стороны, существует опыт социально-гуманитарного исследования веба, что создаёт две плохо связанные сферы разработки, которые необходимо связать в единое научное пространство. Исходя из понимания того, что высшим порядком научной рефлексии обладает философия³, логично предположить её ведущие позиции в данном исследовании. В рамках самой философии интернет может быть изучен с позиций онтологии, гносеологии, философии техники, знаковых систем и языка⁴, а также социальной и этики⁵.

Предварительное изучение веба происходит от нескольких «центров кристаллизации»: информационной и других прикладных этик, отдельных философских, естественных, технических и общественных дисциплин. Однако систематизация и интеграция знаний об Интернете, полученных из различных источников, может быть осуществлена лишь в определённой логической последовательности, отражающей современное состояния веба в порядке, обратном хронологическому: если исторически Интернет развивался от информационной сети до социального явления, то обобщение знания должно идти в обратном порядке¹.

Нам видятся три этапа интеграции: этический (комплексная этика Интернета), философский (комплексная философия Интернета) и конкретно-научный (комплексная наука об Интернете). Этический этап обобщения заключается в объединении частных этических исследований веб-среды. На втором этапе сформированная комплексная этика Интернета путём взаимодействия с отдельным философскими данными о нём образует комплексную философию интернета. Третий этап состоит в завершении создания науки об Интернете. Развитие отдельных отраслей философии в конкретные науки образует комплексную дисциплину, включающую философию и её конкретизации.

В рамкой данной концепции существует пост-этап, системно определяющий интегративный характер знания об интернете и закрепляющий её в числе отраслей междисциплинарного знания. В рамках пост-этапа нам видится статусное уравнивание науки об Интернете с уже существующими областями междисциплинарного знания: экологии, теории управления (комплексной кибернетики), теории систем (синергетики, системологии) и других. Мы умышленно не предлагаем никаких названий этой науки, ибо предполагаем лишь возможный ход её формирования; очевидно, на наш взгляд, лишь то, что такое знание актуально.

Здесь возникает проблема категориального размежевания между понятиями «компьютер и компьютерные технологии», «интернет и веб-технологии» и «информация и информационные технологии», поскольку все они, с одной стороны, взаимосвязаны, но – с другой – отнюдь не тождественны и не взаимозаменяемы. Более того, невозможно выстроить иерархию этих понятий, поскольку они относятся к различным сферам понимания и взаимодействуют только в области пересечения. Так, компьютеры есть программно-технические устройства на логической основе ЭВМ, предназначенные для работы с доступной человеческому сознанию социально значимой информации. Компьютерные технологии отсюда – частные средства обработки, хранения и иных операций с данными посредством ЭВМ, ЦВМ, АВМ¹ и вспомогательной компьютерной техники.

Информация же – гораздо более широкое понятие, нежели подлежащее компьютерной обработке; кроме «доступной человеческому сознанию», в наиболее широком понимании она является высшей формой проявления сущего. В конечном счёте, любой объект окружающего мира и любое его проявление так или иначе представляет собой информацию. Используется множество частных определений информации²; наиболее общей является, пожалуй, дефиниция К. Шеннона, представляющая её как снятие неопределённости³. Информационные технологии – средства работы с информацией в любом её проявлении, в т.ч. – внесоциальном, и посредством любого устройства.

Наконец, интернет содержит социально значимую информацию, доступную человеческому пониманию. И хотя интернет генетически выходит из информации, он обретает масштабы и формы большие, чем она. Компьютеры и интернет используют малую часть мировой информации, интернет существует до и после компьютеров. Интернет-технологии, отсюда – программы сетевой работы с данными. Можно заключить, что интернет, компьютер и информацию нельзя приравнивать друг к другу, а значит, что и изучение этих трёх явлений не следует представлять тождественными или иерархичными.

Но познание также и открытый процесс, процесс неоднозначный, на невидимой стороне которого помимо альтернативности всегда присутствует не только неизвестность в плане подтверждаемости гипотезу, но и как мы бы сказали, морально-ценностная неизвестность полученных практических результатов, методик, технологий. Результаты, к которым мы приходим, на практике подчас могут иметь негативную оценку с точки зрения морально-нравственных характеристик. Давно известен эффект «Опасного знания». Именно способность знания действовать не только во благо, но и во зло, а также, что еще важнее с нашей точки зрения – запаздывающее проявления негативных тенденций это та сторона знания, про которую первоначально не догадывались, а позже умалчивали. Тем не менее, автор этих строк считает, что ученый должен проводить исследования, но не должен избегать ответственности за их последствия. Исследование, вероятно, должно строиться по такой модели, которая учитывает время исследования предотвращения побочных, в том числе и негативных исследований. В этом плане нам понятны идеи Н.Г. Баранец и А.Б. Верёвкина¹, в том числе и то положение, что новации могут возникнуть на базе научных традиций²

Научное знание, обладая своими индивидуальными характеристиками, как ни парадоксально, помимо вышеозначенного, во многом существует и развивается также благодаря феномену веры. Но само наполнение этого феномена в научном контексте имеет некие отличные нюансы от религиозной веры. Мы настаиваем на тонкости прочтения этого феномена, поскольку Вера в науке (вне зависимости от ее слабых или сильных сторон) это в первую очередь вера в порядочность, вера в авторитет, вера в неприменение знаний во зло и т.п. Таким образом, мы настаиваем на понимании структурного и качественного отличия «научной веры» от религиозной.

Перед человечеством давно встал вопрос принятия не просто принципа существования, а именно принципа сосуществования. К большому сожалению, модель осмысления нашего существования приобрела потребительскую схему. В этом контексте становится понятным, что в исторической ретроспективе человечество и такая его сфера действительности, как наука, в частности экология человека, просчитала все параметры и границы нашего существования. Хотя задолго до их научной презентации, как отмечал, например, Г. Анохин¹ люди научились на основе наблюдений и практики подсчитывать, сколько может дать тот или иной участок земли. На Фарерских островах очень давно знали, что держать можно не более семи – десяти тысяч овец, иначе при этом климате, почве, осадках и освещенности земля превратится в бесплодную пустыню, следовательно, это могло прокормить не более пяти тысяч человек, но к 1800 году фарерцев стало 5200, что стало местной локальной экологической и социальной катастрофой (как бы мы сегодня сказали). Очень интересным с позиций сегодняшнего дня есть анализ тех попыток, которые предлагало тогдашнее общество – критическую ситуацию пыталась решить епархия, датское правительство (коей колонией были на тот момент острова), которое на тот момент не нашло ничего лучше, как запретить въезд и выезд с островов. Проблему решил кардинальный скачок на ментальном и практическом уровне у населения – удивительно, но на островах до этого население не было «морским» - отсутствие собственных лесов, и следовательно дороговизна плавучих средств долгое время отпугивала население, но преодоление этого страха и этого барьера привело целую группу населения не только к чувству единения и самоопределения себя как фарерцев, но и к выходу на новый, непривычный для себя способ жизни (надо отметить, что весьма успешному выходу, с принятием всей «экологической» культуры бережного рыболовства).

Наверное, в какой-то мере данная ситуация показывает способ мировоззрения и отношения человека к природе в целом. Мы можем на уровне эмпирического опыта связывать наблюдения и делать выводы, но пока их направленность в большинстве случаев носит все тот же потребительский характер. Для фарерцев нашелся выход, они перешли на новый уровень – морской способ жизни, включив в свой обыденный кругозор и море, но принцип общения с планетой, остался прежним – отношение к ней как к «кладовой» (очень древний термин, надо сказать)². Следует отметить, что с футурологическими проектами всегда связано много сложностей, одними из которых есть проблема их достоверности и проверяемости. Средства массовой коммуникации настолько долго муссировали понятие парникового эффекта и настолько плоско подходили к проблемам, которые он породил и может породить, что в какой-то мере, обыватель потерял рациональный страх перед ним. Реальность его ушла на задний план и угрозу, которую несет данный феномен на научном, производственном и философском уровнях просмотрели. В момент подготовки данного материала автор статьи обнаружил информацию, в соответствии с которой правительство исчезающего островного государства Кирибати в Тихом океане ищет возможности покупки земли у своих ближайших соседей с Фиджи³. Население этого государства довольно велико – 113 тысяч человек, но в силу того, что исторически они размещены на коралловых островах, которые в силу природных, экологических трансформаций начали активно исчезать - земля буквально «тает под ногами», население вынуждено спасаться с исчезающих островков на единственный пока еще большой остров – Тараве. Все технопректы, которые были предложены современным обществом и учеными, оказались нереальными в силу их астрономической себестоимости и нереальности долгой жизни на них людей именно в естественном ее контексте. Корреспондент В. Марчев со ссылкой на «Дейли телеграф» отмечает, что это первое в истории человечества государство, утрачивающее свою территорию в результате экологической катастрофы. Как нам представляется, ни общество, ни наука в целом еще не сталкивалась с таким феноменом, хотя исторические прецеденты, схожей ситуации были. Феномен утраты территории за собой несет трагедию ломки естественной идентичности, порождает феномен «странствующего этноса» со всеми вытекающими негативными последствиями, на уровне библейской истории мы сталкивались с описанием странствий иудеев в пустыне, на уровне современности можем привести пример курдов.

Подобный феномен и его «модерновые» экологические трансформации на наш взгляд, требует внимательного изучения. Справедливости ради, следует отметить, что подобный сценарий прописан для японских островов, но там геологические причины и срок – 1 млн.лет. В науке известно прогнозирование технологического Апокалипсиса, приверженцы которого предсказывают уход под воду всех прибрежных городов в результате массового потепления. На наш взгляд, именно философия благодаря своей способности к обобщению и прогнозированию, универсальности и моделированию способна порождать новые теоретические области исследования как бытия в целом, так и человеческого и природного, социоприродного бытия в частности. Предвидение и моделирование на стыке экологии и прогнозирования есть по нашему видению новый тип рационального мировоззрения, в котором находят свое место должным образом сформулированные подходы к пониманию тех процессов, которые были заложены всем ходом человеческой мысли.

Именно временная перспектива дает возможность переосмысливать и строить догадки, на основании которых мы можем моделировать и корректировать свои стратегии. Бесперспективно критиковать прошлые идеи, правильнее их помнить и учитывать. Техноразвитие, к сожалению, задело не только природное в самом человеке, но и поставило под сомнение его будущее как вида, оно задело био - и геооболочку Земли. Следует помнить, что природа сама по себе есть гиперсистема, которая может неожиданно реагировать на изменения. Опасность следует видеть в том, что в ходе своей хозяйственной деятельности мы незаметно уничтожаем альтернативные естественные варианты для Живого, заставляя природное вещество отвечать на внедрение человека иными методами. Вопрос природные или техногенные они оставим открытым для обсуждения, т.к. мы часть природы, и следовательно, есть вероятной идея что любое наше вмешательство есть естественно - логически предсказанным шагом нашей «второй природы», тогда, спрашивается, где есть конец природного воздействия и где начало человеческого?

Тем не менее, через ценностные, культуротранслирующие функции философия способна критически и беспристрастно подойти к анализу современной информации и действительности (естественно в синтезе с научными исследованиями). Футурологические, прогностические проекты на сегодня даны в двух видах – технопессимизма и технооптимизма. На наш взгляд, вероятны еще пути, которые человечество должным образом еще не сформулировало. Эти направления требуют как внимания философии и науки, так и их терминологической проработки. Пусть концепция «устойчивого развития» во многом слабопроработанный проект, проект который может вызывать справедливые критические замечания, но это тот шаг, который приближает нас к новым способам видения и управления ситуацией. Устойчивость в данном контексте не должна восприниматься как покой, в таком плане это утопичный конструкт. Развитие это всегда процесс или позитивный, или негативный (регрессивный).

На наш взгляд именно футурология способна «проговаривать», предлагать те проекты и модели, которые будут либо приниматься, либо отвергаться на практике. Нам интересны идеи как П.Г. Чижова¹, так и М.В. Людвиченко². Но на наш взгляд в завершение, необходимо привести и точку зрения В. Теобальда, который рассматривает причины и особенности как «нового натурализма», так и квази-религиозные стороны, появившиеся в экологическом движении и, следовательно, возникшие при этом вопросы рациональности. В. Теобальд подметил особую закономерность в отношении и определении «Природы» и в политико-экономическом отношении к нему в зависимости от того «рассматривается ли природа с точки зрения борьбы за ежедневное выживание поселением каменного века, из перспективы процветающего средневекового города, в дворянском имении или же на фоне благосостояния потребительского общества конца ХХ столетия, образовываются, в зависимости от культуры, различные понятия и оценки природы… интерпретация культурной зависимости понятия и природы… нацелена на коллективный феномен»³. Таки образом мы понимаем, что естествознание не утратило своих позиций и требует пристального внимания к нему и критического анализа всех его концепций.


М.С. Каткова
Философия инновационной деятельности как аспект развития научного знания
Термин «инновации» в современном понимании тесно связан с научной сферой деятельности. В понятийном аспекте инновации есть нововведения, использование новшеств в виде новых технологий, видов продукции и услуг, новых форм организации производства и труда, обслуживания и управления¹. В научной среде термин «инновации» появился сравнительно недавно – в XIX веке, в XX столетии получил развитие в экономической сфере, в настоящее время используется практически повсеместно и в отношении разных отраслей науки. Об инновациях говорят при изучении прикладных и социальных наук, работают над инновациями в сфере философского знания, затрагивают тему философии инноваций. Последний аспект наиболее интересен для нас в данной работе.

Философия инновационной деятельности отличается разносторонним характером и вступает в непосредственную связь с различными отраслями науки. Так, принято говорить об инновациях в технике, биологии, инновационном развитии социального знания, инновационном развитии нано-технологий. Не отличаясь узконаправленным характером, инновации как понятие и как явление тесно взаимосвязаны с научным знанием в целом.

Однако если как самостоятельное понятие термин «инновации» появился относительно недавно, то как явление инновации существовали давно. Разумеется, с течением времени сама «оболочка» понятия неустанно изменялась, однако сущность его оставалась постоянной. Имея латинские корни, термин «инновация» происходит от латинского «novatio», то сеть «обновление» или «изменение». Приставка «in» переводится «в направление». Таким образом, если толковать дословно, инновация обозначает движение «в направлении изменений». Сам характер исторического знания, дошедшие до нашего времени примеры и свидетельства из истории и науки подтверждают: человечество всегда стремилось к улучшению, изменению окружающего мира, совершенствованию своих возможностей. Общество постоянно и неуклонно двигалось «по нарастающей» в направлении изменений. Очевидно: общество двигалось по инновационному пути развития. В аналогичном направлении развивалась также и наука – особая, профессионально организованная познавательная деятельность, направленная на получение нового знания, обладающего рядом свойств².

Причины подобного положения взаимосвязаны как на внутреннем уровне, так и в отношении влияющих на социум внешних факторов. Среди них важную роль в качестве мощной движущей силы развития и совершенствования играли (и играют до сих пор) потребности. Например, не имея на определенном этапе развития навыков в земледелии, индивиды остро ощущали потребность в этом знании. Так потребности стали причиной действия, повлияли на мыслительную сферу деятельности человека. Результат – изобретение первичных орудий труда, то есть «движение в направлении изменений», а иными словами – инновационная деятельность (заметим, что на тот момент времени она действительно могла претендовать на присвоение понятия «инновационная»).

Приведенный пример – лишь единичный случай, подтверждающий, однако, общее предположение: инновационная деятельность на всех этапах развития социума служила мощным двигателем, самостоятельным аспектом развития научного знания.

Справедлив вопрос: что же еще являлось причиной формирования инновационной деятельности и стимулом постижения новых знаний? Если на начальном этапе это – нужда, первичная потребность, то с развитием социума, повышением уровня жизни это – способ удовлетворения высших потребностей.

Прибегая к одной из теорий, дающих объяснение потребностям индивида, обратимся к пирамиде Маслоу. Удовлетворив низшие уровни – физиологические потребности, потребности в безопасности, индивид стремится к удовлетворению наивысшей, духовной потребности – самосовершенствованию, самовыражению, причем задает направление этому стремлению не только внутрь себя, но и вовне. Результат – развитие окружающего мира, формирование понятия «наука» как самостоятельной единицы развития и анализа, появление первых научных школ, появление новых отраслей науки, то есть, научный и инновационный прогресс в социуме. Так, расширяя сферу научного знания, индивиды сами формировали хорошую базу дальнейшего развития инноваций и ставили своей целью не просто получение нового знания, а его сохранение и трансляцию последующим поколениям. Последнее – важная характеристика динамично развивающего общества.

Следующей причиной формирования инновационной деятельности как важного аспекта развития научного знания можно предположить непрерывный взаимосвязанный характер знаний: одно знание влечет за собой появление другого, инновация позволяет углубить знания и в итоге прийти к новому открытию, новой инновации. Например, изучение философии отдельного явления влечет за собой изучение смежных с ним явлений; изучение атмосферы Земли влечет потребность в подробном изучении небесных тел. Непрерывное «движение» в этой сфере можно сравнить с движением маховика. Причем «маховиком прогресса» в данном случае выступают именно инновации. Справедливо предположить, что собственно действия маховика прогресса стали значимой причиной возникновения новых направлений науки, формирования основных научных дисциплин.

Следует помнить и о сложном характере научного знания. В рамках данного положения самостоятельным этапом развития научного знания и отдельных научных дисциплин является интеграция в науке¹, то есть обнаружение точек соприкосновения различных научных дисциплин, что приводит к постепенному исчезновению границ между ними и, фактически, замыкает круг, возвращает нас на начальный этап, когда в основе всего стояла единая наука. Однако очевидны и различия. Современная интеграция в науке приводит не к упрощению научного знания, а к возможности комплексного применения инноваций в различных научных отраслях, расширению практических возможностей. Наглядный пример – запуск спутника. Фактически – это апофеоз научного знания, поскольку данный процесс требует знаний не только в узконаправленной сфере, но в большом количестве различных научных дисциплин. Вышеприведенный пример лишь подтверждает прикладной характер инновационной деятельности, который проявляется при работе в сфере науки, и показывает что она имеет глубокую связь с жизнью человека.

При этом важно отметить, что потребность человека в открытиях (фактически, в инновациях) осознанна. Но вовлеченный в процесс познания и научной деятельности индивид зачастую развивает свою научную деятельность по инерции. Подобно маховику, который в качестве движущей силы инноваций вращается неосознанно, индивид так увлечен постоянным поиском инноваций, что не представляет возможным остановиться на каком-то определенном этапе. Он неустанно стремится вперед, не останавливается на достигнутом, и не только потребляет накопленные до него знания, но и привносит свой вклад в науку, добавляет новые знания, часть которых становятся инновационными.

Важно осознавать, что инновации как движение в направлении изменений не обязательно могут быть направлены на решение совершенно новой проблемы. В основе философии инноваций находится как развитие уже имеющегося научного знания, так и потребность ответа на насущные вопросы, попытка поиска решений масштабных и актуальных проблем, например, некоторых глобальных проблем современности. В числе последних – проблема перенаселения планеты, истощение запасов продовольствия и природных ресурсов, загрязнение окружающей среды и другие. И инновации, с точки зрения философии науки, позволяют рационально рассмотреть каждую из названных проблем, попытаться найти пути ее решения.

Философский аспект применения инноваций позволяет анализировать названные проблемы комплексно, используя различные подходы, выдвигая порой непривычные пути их решения. Например, перенаселение Земли потребует освоение Космоса (урбанистический взгляд-предположение). И не смотря на то, что это предложение носит отчасти фантастический характер, ученые уже работают в данном направлении, маховик науки начал свое вращение.

Решение проблемы истощения природных запасов питания и природных ресурсов также началось достаточно давно. За это время учеными было проведено множество опытов, поставлен не один эксперимент инновационного характера. И затраты оправдали себя: в настоящее время большой объем продуктов питания уже пополняется именно благодаря инновационным достижениям науки. Это и разработки в генной инженерии, и установка специальных механизмов, теплиц и много другое.

Решение проблемы загрязнения окружающей среды также активно производится: ученые осуществляют поиск новых источников энергии, возводятся эко-города, производятся эко-автомобили, осуществляют попытки внедрения инновационных солнечных батарей и иных технических наработок.

Очевидно, что инновации как понятие и как явление прочно вошли в современную научную жизнь общества, стали неотъемлемой частью его развития. Сущностная составляющая понятия «инновации», широта его охвата выявляет и подтверждает взаимосвязь термина с различными сферами научного знания, помогает анализировать и совершать открытия. Кроме того, качественно-прикладной характер инновационной деятельности позволят при должных усилиях в исследованиях наглядно отмечать результат работы, в полной мере ощущать инновационную деятельность движущей силой развития научного знания.
Библиография:

1. 
   Касавин И.Т. Наука и иные типы знания: позиция эпистемолога // Эпистемология и философия науки, № 2, 2005
   

2. 
   
   жүктеу/скачать 1.99 Mb.
   
   Достарыңызбен бөлісу: