Языковое клише

Введение

§ 1. Аналитические языковые знаки в описательном и функционально-прагматическом языкознании

§ 2. Сверхсловные неидиоматические языковые знаки в свете соотношения номинации и предикации: семиотические функции ЯК

§ 3. Типы номинаций как методологическая проблема ономасиологии: клише как первичные и повторные номинаты

§ 4. Стабильность и вариативность ЯК: место клише в лексической системе.

а) типологические признаки ЯК

б) вариативность в сфере ЯК

в) синонимия и симилярные отношения

г) омонимия клише, свободных словосочетаний и фразеологизмов

§ 5. ЯК и лексические модели

а) лексическая модель как элемент внутренней формы языка

б) ЯК как продукт номинации по лексической модели

§ 1. Прагматика и стилистика ЯК

а) обыденные (бытовые) клише

б) клише – культурные знаки

в) деловые клише

г) научные клише

д) публицистические клише

е) художественные клише

§ 2. Семантика ЯК

а) парадигматические классы и категориальный компонент значения ЯК

б) сигнификат значения и определение отдельности ЯК

в) лексико-семантические поля и референтивные признаки значения ЯК

§ 1. Фразопроизводство, словопроизводство и предикативное

а) функциональная перспектива формы языкового клише (аналогия первая: форма клише – форма предложения)

б) структурно-деривационый уровень формы ЯК (аналогия вторая: форма клише – форма производного слова)

в) фразообразовательный уровень формы ЯК (аналогия третья: фразопроизводство – словопроизводство)

§ 2. Структурно-генетическая типология ЯК: опыт типологизации

§ 1. ЯК как объект лингводидактики (речевые девиации, связанные с использованием русских ЯК польскими студентами)

§ 2. ЯК как объект лексикографии

§ 3. ЯК как объект транслатологии

а) лексико-семантический аспект перевода польских ЯК на русский язык и наоборот

б) структурный аспект перевода польских ЯК на русский язык и наоборот

в) прагмастилистический аспект перевода польских ЯК на русский язык и наоборот

Итоговые замечания

Литература

ВВЕДЕНИЕ
Современное языкознание, отмеченное методологическим и теоретическим многообразием на переломе ХХ и XXI веков подошло к тому рубежу, за которым, как пишут многие исследователи, находится либо строгое следование прежним парадигмам (т.н. методологический догматизм), либо хаос вседозволенности (методологический анархизм и нигилизм). Довольно грустная перспектива. Есть ли третий путь? Можно ли найти новое направление развития, которое учло бы положительные и отрицательные стороны существующих методологий и предложило бы путь к новому качеству лингвистических исследований?

Многолетний спор между позитивистами и феноменологами, структуралистами и когнитивистами, логицистами и герменевтами, объективистами и субъективистами в языкознании наводит на мысль, что идея третьего пути (при всей ее банальности) до сих пор не утратила своей притягательной силы. Бинарная методологическая модель языкознания ХХ века в ХХI веке вполне могла бы смениться более «мягкой» плюралистической моделью.

Роль промежуточного звена здесь могло бы сыграть направление, которое получило название функциональный прагматизм или прагматический функционализм¹. Достоинство названного направления заключается в том, что оно предполагает сохранение всех наиболее плодотворных идей, наработанных предыдущими направлениями, не принимая ни одного из них в чистом виде, т.е. давая каждому из них свою интерпретацию. Это, с одной стороны, позволяет установить непосредственную преемственность направлений, а с другой – позволяет добиться цельности и однородности нового направления.

Функционально-прагматический взгляд предполагает, во-первых, исследование языковой деятельности как психо-социального опыта, неразрывно связанного с другими типами психосемиотической деятельности человека, а значит, через призму его коммуникативно-семиотических интенций. Во-вторых, этот подход предполагает исследование языковой деятельности как единства вербальной потенции (языка) и вербально-коммуникативной реализации (речи), а значит, через призму языковых функций и речевой прагматики. Основы данного подхода были заложены в трудаз А. А. Потебни, И. А. Бодуэна де Куртенэ, Н. В. Крушевского, Ф. де Соссюра (прежде всего в его дневниках и отчасти в Курсе общей лингвистики), В. Матезиуса, Н. С. Трубецкого, Б. Трнки, Л. С. Выготского, С. Д. Кацнельсона, А. А. Леонтьева, И. С. Торопцева, А. А. Залевской, а также изложены в диссертационных исследованиях и монографических работах современных языковедов-функционалистов А. Н. Рудякова, О. В. Лещака, В. И. Заики, М. С. Лабащука и др.

Центральным положением функционально-прагматической языковой теории является признание тесного взаимодействия и взаимовлияния потенциальных коммуникативных функций (языка), интенциально-коммуникативных действий (речемыслительной деятельности) и семиотического ряда (речи-текста). Исследование каждой из этих составляющих языковой деятельности может проводиться только через две другие. Эта книга непосредственно связана с первой составляющей – языком – т.е. совокупностью коммуникативно-выразительных средств (языковых знаков) и предписаний (языковых моделей). Совокупность первых обычно называют лексическим запасом (нам ближе термин информационная база лексикона А. А. Залевской или информационная база языка О. Лещака), совокупность вторых – грамматикой в широком смысле (мы предпочитаем термин В. фон Гумбольдта и Бодуэна де Куртенэ внутренняя форма языка²).

А. Г. Баранов полагает, что в стабильной части сознания и подсознания имеет место двухуровневый когнитивный базис, формируемый ядерным уровнем и уровнем моделей:

«В когнитивное ядро входят наиболее абстрактные концептуальные построения (концепты и их связи), отражающие тезаурусную информацию и аксиомы действительности [...] Являясь инвариантами познавательной деятельности индивида, они отражают разного рода стереотипные ситуации, субъективный опыт индивида»³.
Функционально-прагматический подход к лингвистическому исследованию выявил существенные пробелы в изученности как информационной базы, так и внутренней формы. Речь идет об аналитических языковых номинативных знаках необразного характера и лексических моделях сочетаемости. Оба эти явления оказались по различным теоретическим и методологическим причинам малоизученными в современном языкознании.

[Термины номинативный знак и номинат в данной работе используются как взаимозаменяемые синонимы и означают лексическую единицу непредикативного характера, т.е. такую, главная функция которой называть, очерчивать определенный участок картины мира, а не выражать суждение по его поводу.]

Аналитические номинаты охватывают практически все сферы вербальной коммуникации: от быта, деловой и общественно-политической жизни, до науки и искусства. Тем не менее, они систематически не описаны не только в словарях, но и в теоретической литературе. То же касается и лексических моделей (моделей знакоупотребления), которые до сих пор смешиваются с морфологическими моделями словоизменения и грамматическими синтагматическими моделями (моделями образования словосочетаний).

Первое из названных явлений – аналитические языковые знаки – разные ученые не только по-разному определяют, но и рассматривают в различных лингвистических дисциплинах. Часто их называют устойчивыми словосочетаниями, однако этот термин в равной степени относят и к фразеологизмам. Мы же хотим отделить этот несоизмеримо больший массив интересующих нас единиц, с одной стороны, от классических фразеологизмов – образных аналитических номинативных языковых знаков, а с другой – от свободных словосочетаний как речевых номинативных знаков. Поэтому в качестве рабочего названия мы приняли для них термин языковое клише (далее – ЯК).

Иногда единицы такого типа рассматриваются в лексикологии или фразеологии, иногда – в морфологии или синтаксисе, еще чаще – в стилистике. Известны попытки выделения их исследования в отдельную лингвистическую дисциплину – фразеоматику (школа А. В. Кунина или В. Хлебды). Клишированные языковые знаки предикативного характера иногда, вслед за Ю. Н. Карауловым, называют еще прецедентными текстами, вслед за Б. М. Гаспаровым – устойчивыми коммуникативными фрагментами, вслед за Е. М. Верещагиным и В. Г. Костомаровым – клишированными выражениями или вслед за Н. М. Шанским – коммуникативными фразеологическими выражениями. Н. И. Формановская некоторые из этих единиц называет устойчивыми формулами общения. А. Г. Ахмеджанова приводит целый ряд терминологических определений для подобных единиц: шаблонные фразы, стереотипные высказывания, предложения-формулы, устойчивые фразы общения, фразеологизированные или стационарные предложения⁴.

Вместе с тем стандартизация всех сфер человеческой жизни в эпоху глобализации и, прежде всего, шаблонизации коммуникации в информационном обществе, в котором мы живем, ставит перед лингвистами требования тщательного изучения языковых средств стереотипизации опыта.

Исходя из основных методологических положений функционального прагматизма мы предлагаем рассматривать все виды языковых знаков (слова, клише, фразеологизмы и фразеологические предложения, клишированные предложения и тексты) комплексно через их речевую прагматику и языковые функции в пределах одной дисциплины – ономасиологии (теории номинации).

В этой книге предпринята попытка установить лингвосемиотическую сущность ЯК; определить их место в лексической системе (по отношению к словам, фразеологизмам и прецедентным текстам) и в тексте (по отношению к словоформам, словосочетаниям и предложениям); выделить основные прагматические, стилистические, и семантические функции ЯК, закономерности их образования (т.е. их отношение к лексическим моделям); описать формальную и семантическую структуру ЯК, а также затронуть ряд проблем, связанных с практикой использования клише в лингводидактике (прежде всего в преподавании русского языка как иностранного), в лексикографии и в переводческой практике.

Материал данной работы – это более 5000 русских и около 2000 польских ЯК (использовавшихся для контрастивного анализа). Определить точное количество единиц в нашем корпусе данных непросто, поскольку эта процедура зависит от результатов самого исследования. Только в результате тщательного функционально-прагматического анализа можно установить, как должно квалифицировать ту или иную единицу: как клише, фразеологизм, сложное слово или свободное словосочетание.

***

Для поиска ответа на указанный вопрос обратимся к справочным и учебным изданиям. На наш взгляд, научные монографии или статьи не являются здесь показательными, поскольку ориентированы на узкий круг специалистов и обычно отражают исключительно точку зрения автора. Справочные же или учебные издания априори претендуют на роль выразителя традиционной или общепринятой точки зрения. Именно они формируют у носителей языка, особенно у тех, которые занимаются языком профессионально, т.н. «лингвистическое сознание»⁵.

Уже самый поверхностный анализ работ по русской лексикологии и фразеологии оставляет множество вопросов. Так, у лингвистов нет единого мнения ни относительно предмета и границ данных двух дисциплин, ни о том, являются ли они самостоятельными разделами языкознания, или же каким-то образом интегрируются в одну дисциплину.

Обратимся к статье «Лексикология» В. Г. Гака в «Лингвистическом энциклопедическом словаре» (далее – ЛЭС). Вся словарная статья состоит из четырех блоков: общие сведения о лексикологии, сведения о ее предмете изучения, сведения о разделах лексикологии и сведения об истории данной дисциплины

«Лексикология – раздел языкознания, изучающий словарный состав, лексику языка. Предметом изучения лексикологии являются следующие аспекты словарного состава языка: проблема слова как основной единицы языка, типы лексических единиц; структура словарного состава языка, функционирование лексических единиц; пути пополнения и развития словарного состава; лексика и внеязыковая действительность. [...] В разряд лексических единиц включаются не только отдельные слова (цельнооформленные единицы), но и устойчивые словосочетания (аналитические, или составные, единицы), однако основной лексической единицей является слово»⁶.
Показательно, что к лексическим единицам В. Г. Гак относит, кроме слов, не фразеологизмы, а «устойчивые словосочетания», очевидно подразумевая неидентичность этих понятий. В разделе же, в котором речь идет о предмете лексикологии, содержатся лишь сведения:

а) об аспектах изучения слова (структурном, семантическом и функциональном),

б) о структуре словарного состава языка (системных отношениях между словами и функциональном расслоении лексики, а реально – только об отнесении слов к той или иной функциональной подсистеме),

в) о функционировании слов (в частности, об их сочетаемости) и развитии лексического состава:

«[...] сочетаемость слов [...] рассматривается на уровнях семантическом (совместимость понятий, обозначаемых данными лексическими единицами: каменный дом, рыба плавает) и лексическом (совместимость лексем: читать лекцию, но делать доклад). Различаются свободные и связанные сочетания, а внутри последних – идиоматические, что является предметом изучения фразеологии»⁷, и
г) о соотношении слов и действительности.

Как видим, во всей довольно объемной статье (более двух страниц убористого текста) всего лишь дважды упоминаются устойчивые словосочетания. Внутри группы подобных сочетаний автор словарной статьи выделяет идиомы, являющиеся предметом исследования фразеологии. Из сказанного несложно сделать вывод, что В. Г. Гак считает фразеологию разделом лексикологии. Принципиально такую же позицию находим у А. А. Реформатского, Н. М. Шанского, Ю. С. Маслова, Ю. С. Степанова и др.⁸ В частности,  Степанов относит фразеологизмы, наряду с другими т. н. «непредельными» (недискретными) единицами, к лексике как предмету лексикологии.

Целый ряд ученых не разделяет этого мнения, полагая, что фразеология достойна более «престижного» места в ряду лингвистических дисциплин, чем просто быть разделом лексикологии. Таково, например, мнение В. Н. Телии, автора статей «Фразеология» и «Фразеологизм» в ЛЭСе, а также авторов многих вузовских учебников русского языка⁹. В. Н. Телия не считает, что фразеология является разделом лексикологии и пишет о «внутренней связанности» этих дисциплин, равной их связанности с синтаксисом и словообразованием. Получается, что фразеологизмы и остальные лексические единицы оказываются разделенными как границами дисциплин, их изучающих, так и понятийно, поскольку фразеология – «2) совокупность фразеологизмов данного языка, то же, что фразеологический состав»¹⁰. А значит, фразеологический состав не часть лексического состава, а самостоятельная и равная лексике часть знаковой системы языка.

Нам кажется неоправданным столь категоричное разделение слов и фразеологизмов (лексического и фразеологического составов), поскольку только они относятся к разряду полноценных языковых знаков и выполняют ту же – номинативную функцию. Ни морфемы, ни фонемы не являются самостоятельными языковыми знаками, а грамматические, деривационые или фонетические модели вообще не являются знаками. В свою очередь словоформы, свободные словосочетания, предложения, сверхфразовые единства (СФЕ) или тексты являются не языковыми, а речевыми знаками¹¹.

Если сравнить проблематику лексикологии и фразеологии (у вышеупомянутых авторов), то окажется, что обе дисциплины в равной степени занимаются: а) происхождением, б) сферой употребления и в) стилистической направленностью соответственно слов и фразеологизмов. Обе они декларируют двойственный характер изучаемых единиц: выделяют в них форму и значение. Обе устанавливают системные отношения между изучаемыми единицами, при этом типы отношений и между словами, и между фразеологизмами одинаковы (напр., синонимия, антонимия и под.). Более того, общим местом во фразеологии стало введение фразеологизмов в синонимические ряды слов или в антонимические пары со словами.

Можно вполне согласиться с А. В. Жуковым, когда он пишет, что

«[...] фразеологизмы лишены свойства иерархичности, а их синтагматические связи крайне ограничены, что дает основание ответить на вопрос об уровневом статусе фразеологизмов в целом отрицательно»¹².
Действительно, фразеологизмы не образуют самостоятельной языковой подсистемы, отличной от общей системы языковых знаков. Сложно, правда, при этом согласиться с выводом, к которому приходит А. В. Жуков:

«Фразеологизмы обладают формальными и содержательными признаками сразу двух уровней – лексико-семантического и синтаксического, в полной мере не принадлежа ни одному из них»¹³

Несомненно, фразеологизмы – специфичные единицы информационной базы языка. Но ни двойственность их семантики, ни аналитичность их формы не является достаточным основанием для того, чтобы выделять их в отдельную подсистему и делать их предметом совершенно самостоятельной лингвистической дисциплины. Двойственность, образность, двууровневость некоторых фразеологизмов является их частной, стилистической чертой и не влияет на целостность их значения как языковых знаков. Эту стилистическую семантическую двойственность фразеологизмов типа белая ворона («человек, резко выделяющийся среди других, непохожий на других») можно сравнить с двойственностью некоторых образных слов, вроде осел («глупый, упрямый человек»). А. А. Реформатский все такие единицы, без их разделения на слова и фразеологизмы, называет идиомами¹⁴. Cемантическая двойственность, мотивированность смысла формой не является достаточным основанием для противопоставления фразеологизмов словам.

Мы обнаружили единственное принципиальное отличие в проблематике лексикологии и фразеологии – это усиленный интерес фразеологов к проблеме внутренней мотивированности фразеологизмов, т.е. к степени связанности их формальных компонентов, в то время как лексикологи столь же последовательно исключают проблему семантической связанности компонентов формы слова, т.е. проблему его внутренней формы, из сферы своих исследований, выводя данную проблему в область морфемики и словообразования. Классификация фразеологических единиц «по степени семантической слитности компонентов», восходящая к фразеологической теории В. В. Виноградова и считающаяся большинством русистов базовой классификацией в области фразеологии, лишь внешне кажется семантической. По нашему мнению, она касается не значения фразеологизма, а его формы, поскольку фраземы классифицируются не по характеру номинируемого понятия или выражаемой интенции, а по соотношению значений формальных составляющих.

Сомнения относительно удовлетворительности формальной классификации фразеологизмов возникали и ранее. Так, Б. А. Ларин еще в 50-х годах прошлого века отметил:

«Итак, у акад. Виноградова четыре разряда словосочетаний. Его классификационная схема более широка по охвату, более равномерна по соотношению разделов, а главное, характеристика основных групп разработана более обстоятельно. Нечеткими оказались границы третьего разряда [т.е. «фразеологических сочетаний» – С.Л.] – от них незаметно переходим к переменным („свободным”) словосочетаниям, да и „фразеологические единства” переливаются во „фразеологические сочетания” так легко, что можно спорить чуть ли не о каждом примере. Почему, скажем, терминологические сочетания относятся ко II, а не к III разряду? В схеме Ш. Балли они поставлены ближе всего к „текучим” (переменным) словосочетаниям. Термины красный уголок или заочное обучение так же членораздельны, как беспробудное пьянство или затронуть честь, и так же обладают прибавочным значением, восполняющим значимость каждого из составляющих слов. А словосочетания II разряда („фразеологические единства”) отличаются от терминологических гораздо более заметным удалением от первоначального значения, затемнением основного значения слов-компонентов. Только древние терминологические пары могут быть сближены с тесными фразеологическими единствами II разряда (например: грудная жаба, антонов огонь, галантерейная лавка, тайный советник). Современные же сложные термины (аналитическая геометрия, партийная демократия, реактивный двигатель), стремящиеся к точности и сообразности, гораздо ближе к текучим (переменным) словосочетаниям, чем к фразеологическим единствам»¹⁵.
В утверждениях лингвистов, отстаивающих приоритетность для фразеологии именно виноградовской классификации, есть некоторое противоречие, когда они одновременно доказывают невыводимость общего смысла сращений и единств (иногда объединяемых термином фразеологизмы в узком смысле слов»¹⁶ или идиомы¹⁷) из значений их компонентов, декларируют цельность фразеологизмов как языковых единиц, и в то же время постоянно пытаются обнаружить у компонентов фразеологизма свое самостоятельное значение, как если бы они были отдельными словами. Мы полагаем, что т. н. классификация «по степени семантической слитности» – это не что иное, как деривационая классификация, сродни классификации производных основ слов по степени членимости. Собственно же базовой, по нашему мнению, должна быть общая семиотическая типология всех языковых знаков по выполняемой ими функции или же по их месту в лексической системе (в широком смысле этого термина). Такая типология должна быть направлена на языковые знаки в целом в функциональном единстве их значения и формы. И только затем можно было бы типологизировать языковые знаки в зависимости от особенностей их значения (семантическая типология) или особенностей их формы (формальная типология).

Исходя из идентичности выполняемой семиотической функции и идентичности общих характеристик, и слова, и фразеологизмы следует изучать в рамках одной дисциплины. Такую возможность предоставляет функционально-прагматическое методологическое направление, объединяющее лексикологию, семасиологию, словопроизводство, фразеологию и фразеоматику¹⁸ в единую комплексную дисциплину – ономасиологию или теорию номинации. Первые шаги в этом направлении в русском языкознании были предприняты в конце 70-х – начале 80-х гг., когда появились работы Е. С. Кубряковой, В. Н. Телии, И. С. Торопцева и др. ономасиологов.

Перейдем к проблеме традиционного предмета фразеологии и вернемся к цитированному выше тексту словарной статьи В. Г. Гака в ЛЭСе. Напомним, что предметом фразеологии, по его мнению, являются идиомы, а эти последние – лишь часть устойчивых сочетаний. А как быть с остальными лексическими единицами, оставшимися после выделения из них идиом? Может быть, их количество столь незначительно, что не только их выделение в отдельную группу и изучение их в отдельном разделе, но и простое оговаривание их проблематики в наиболее полном русскоязычном лингвистическом справочном издании не представляется необходимым? Почему, последовательно развив в своей статье каждый из перечисленных им аспектов лексикологии, В. Г. Гак упустил из виду именно «типы лексических единиц». Такое исключение может свидетельствовать о том, что данная проблема не только остается нерешенной в современном русском языкознании, но и не нашла еще достаточного осознания своей важности.

В отличие от В. Г. Гака, автор статьи в ЛЭСе о фразеологизмах В. Н. Телия ничего не оставляет вне своей классификации и последовательно включает в область фразеологии все без исключения «устойчивые и воспроизводимые» единицы языка, называя фразеологизмами

«[...] семантически связанные сочетания слов и предложений, которые, в отличие от сходных с ними по форме синтаксических структур, не производятся в соответствии с общими закономерностями выбора и комбинации слов при организации высказывания, а воспроизводятся в речи в фиксированном соотношении семантической структуры и определенного лексико-грамматического состава»¹⁹.
При этом среди столь широко понимаемых фразеологизмов автор статьи выделяет собственно идиомы («характеризующиеся переосмыслением их лексико-грамматического состава и обладающие целостной номинативной функцией») и примыкающие к ним сочетания-фразеосхемы («в которых переосмыслены синтаксическое строение и определенная часть лексического состава, а остальная часть заполняется в контексте»)²⁰, а также сочетания с одним лексически переосмысленным компонентом при сохранении отдельной номинативной функции за каждым из слов-компонентов и близкие им речевые штампы. Кроме этих единиц, во фразеологический состав включены пословицы, поговорки и крылатые слова. Но самый важный вывод содержится в положении:

«Переосмысление, или семантическая транспозиция, лексико-грамматического состава, устойчивость и воспроизводимость – основные и универсальные признаки фразеологизма»²¹.

В статье В. Н. Телии (кроме не совсем ясного разграничения критериев устойчивости и воспроизводимости)²³ вызывает сомнение признание ею фразеологизмом исключительно воспроизводимой синтаксической конструкции (сочетания слов или предложений) с переосмысленной лексико-грамматической структурой.

А. В. Жуков в качестве характерной черты фразеологизмов также называет двойственность их семантики (т.е. соприсутствие в каждом речевом акте одновременно двух семантических планов: функционально-содержательного и структурно-этимологического)²⁴.

Если считать семантическое переосмысление основной чертой фразеологизма, то куда, например, относить устойчивые воспроизводимые единицы с непереосмысленной лексико-грамматической структурой (земное притяжение, коралловый риф или атмосферные осадки)? Является ли фразеологизмом воспроизводимая и совершенно буквально, терминологически воспринимаемая фраза Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов: если да, то в чем заключается «переосмысленность» ее лексико-грамматической структуры, если нет, то входит ли она в какой-то еще «состав языка», кроме лексического и фразеологического? Как охарактеризовать словосочетания подмигнуть глазом, позвонить по телефону, правое полушарие или предложения Солнце светит, Река течет, Ветер дует, отличающиеся высокой степенью лексико-грамматической сочетаемости и не содержащие сколько-нибудь выразительной семантической транспозиции на уровне синхронии. Перенос значений в некоторых из них уже давно утратил свою актуальность.

Остановимся подробнее на единицах, отнесение которых к собственно фразеологизмам вызывает у лингвистов споры и разногласия. Некоторые ученые (например, Н. Н. Амосова, Ю. С. Маслов, Ю. С. Степанов) предлагают не смешивать идиомы (сращения и единства) и фраземы, т.е. фразеологизмы с семантическими преобразованиями в одном компоненте. Эти последние традиционно называют фразеологическими сочетаниями. Отнесение их к отдельной группе фразеологизмов обычно мотивируется тем, что в них иносказательность (образная мотивированность, семантическая транспозиция) сосредоточена в одном лишь компоненте гробовая тишина, беспросыпное пьянство, твердый характер) или же тем, что один из компонентов является валентностно связанным (насупить брови, покатиться кубарем, щекотливый вопрос). Второй компонент в таких фразеологизмах употреблен в «прямом» значении²⁵. Однако наличие в подобных конструкциях свободного компонента и определенная степень вариативности у большинства из них ставят их на грань, по одну сторону которой находятся структурно целостные лексические единицы (слова и идиомы), а по другую – устойчивые синтагматические соединения отдельных слов, лишь функционально объединенные повышенной сочетаемостной связью (клише и шаблоны).

Единицы, не входящие в состав идиом или фразеологических сочетаний, составляют, по нашему мнению, самую обширную и наименее исследованную часть номинативного фонда. Иногда они вообще выводятся за пределы фразеологии, но при этом не рассматриваются ни в лексикологии, ни в словообразовании, ни в синтаксисе.

Как уже упоминалось выше, в 70-е гг. прошлого века была предпринята попытка лингвистического осмысления такого рода единиц, а именно – выделение их в качестве предмета отдельного раздела фразеологии – фразеоматики. Некоторые представители новой дисциплины предприняли попытки расширить границы фразеоматики и вывести ее за пределы фразеологии, утверждая, что указанные единицы не являются фразеологизмами и занимают промежуточное место между словами и фразеологизмами.

В. Н. Телия предлагает выделять собственно фразеологизмы (идиомы) и «типологизированные лексико-синтаксические конструкции», которые отличаются от первых своим буквальным мотивационным значением (обладают прозрачной внутренней формой). В лингвистической литературе данные номинативные аналитические конструкции именуются по-разному: аналитическая лексическая единица (В. Г. Гак), фразеологическое выражение (Н. М. Шанский), речевой штамп (Г. О. Винокур, Т. Г. Винокур, В. Н. Телия, В. Ланчиков), языковой (или словесный) штамп (И. Коженевска-Берчиньска, А. Д. Васильев), речевой (или языковой) шаблон (Л. П. Якубинский, Г. О. Винокур, Б. В. Зейгарник), речевой стереотип²⁶ (П. А. Клубков), стереотипное словосочетание (А. Н. Васильева, А. Д. Васильев) или стереотипное речевое образование (М. Н. Кожина, М. П. Котюрова), клише (речевое клише) (Т. Слама-Казаку, А. Плуцер-Сарно, Е. А. Земская, А. Д. Васильев, Н. Е. Ананьева, Е. В. Маринова, О. Пушкарева, Е. Н. Рядчикова, Е. Ю. Бессонова, И. И. Иванец, П. А. Клубков), газетное клише (Л. С. Филиппова, В. А. Филиппов), фразеоматизм (А. В. Кунин), устойчивое словосочетание нефразеологического характера (Н. Е. Котлер), устойчивое фразеоматическое сочетание (Е. Г. Беляевская), развернутая устойчивая номинация (В. И. Макаров), фразема (Н. А. Амосова, И. П. Сусов, В. Хлебда, хотя последний не разделяет фразем-словосочетаний и фразем-предложений), аналитическое наименование (Э. Лотко), сверхсловное наименование (В. Матезиус, М. Докулил, Фр. Чермак), мультивербизм (В. Влкова, Д. Буттлер, Й. Миетла), лексический аналитизм (Й. Миетла) речевой, устойчивый, стереотипизированный или излюбленный оборот, групповой шаблон²⁷. Существенный вклад в разработку проблематики ЯК внесла пермская школа М. Н. Кожиной и М. П. Котюровой, а также школа фразеоматики А. В. Кунина. Можно полностью согласиться с профессором Котюровой, что «стереотипность присуща (по-видимому, даже является основой) всякой деятельности, в частности коммуникативной»²⁸.

«Все стереотипные (социально значимые) вербальные ассоциации возникают и закрепляются в языковом сознании людей в значительной мере под влиянием текстов как естественный итог постоянного существования человека не только в мире вещей (прежде всего – биосфере), но и в мире слов (лингвосфере)»²⁹

В. Н. Вакуров выделяет устойчивые словосочетания специального характера в составе фразеологических выражений, называя их фразеологическими терминами³⁰. Иногда наряду с фразеологическими выражениями вроде на данном этапе или высшее учебное заведение выделяют также «фразеологические совмещения», наподобие кивнуть головой, красный свет светофора³¹, хотя их отличие от фразеологических выражений этого типа остается неясным.

Н. М. Шанский все неидиоматические сочетания (грамматически соотносимые как со словосочетаниями, так и с предложениями) отождествляет с фразеологическими выражениями. По Шанскому, фразеологические выражения (которые он подразделяет на две группы по принципу семиотического замещения и синтаксической функции на фразеологические выражения номинативного и коммуникативного характера) отличаются от сочетаний тем, что их компоненты обладают свободной сочетаемостью и представляют собой отдельные слова:

«[...] не только являются семантически членимыми, но и состоят целиком из слов со свободными значениями. По характеру связи слов, составляющих их и общему значению фразеологические выражения ничем не отличаются от свободных словосочетаний. Основная специфическая черта, отграничивающая фразеологические выражения от свободных сочетаний слов, заключается в том, что в процессе общения они не образуются говорящим, как последние, а воспроизводятся как готовые единицы с постоянным составом и значением»³².

Более последователен в этом вопросе В. Н. Вакуров, включающий в состав фразеологических единств, кроме устойчивых словосочетаний, также и устойчивые предложения – крылатые фразы, вроде Народ безмолвствует, А ларчик просто открывался или Служить бы рад, прислуживаться тошно³³.

Нам близка также позиция Ф. К. Гужвы и А. Н. Ивановой, которые делят все фразеологизмы на два структурно-грамматических типа: фразеологизмы-словосочетания и фразеологизмы-предложения³⁴.

Правда, ни у кого из упомянутых выше авторов не удалось найти в перечне устойчивых аналитических конструкций такой тип единиц, как воспроизводимые (клишированные) тексты (напр., клятв, молитв, гимнов, народных или популярных песен, колыбельных, широко распространенных анекдотов, стихов и под.).

Таким образом, напрашивается вопрос: не слишком ли узки рамки дихотомии «слова – фразеологизмы», в которые «втискивается» все многообразие языковых знаков?

Имеет смысл допустить существование в широко понимаемой лексической системе, кроме собственно слов (как синтетических, так и аналитических, вроде без умолку или может быть) и идиоматических словосочетаний и предложений, также и целый ряд устойчивых (воспроизводимых) лексических единиц нефразеологического характера: от всевозможных клишированных словосочетаний до клишированных предложений и шаблонизированных текстов разного типа.

В лексической системе, кроме собственно перечисленных выше языковых знаков, следовало бы выделить также и  целый ряд единиц деятельностного характера, т.е. лексические модели.

Лексические модели понимаются нами как алгоритмы использования тех или иных лексических единиц в стандартных стилистических и прагматических ситуациях (речь идет о моделях семантической актуализации значения, моделях семантических эллипсов, семантических редукций и смысловых переносов, моделях шаблонных сочетаний³⁵ и под.).

Если принять во внимание факт формирования номинативных единиц в рамках единой речевой деятельности, то вполне закономерным нам представляется интерес ко всевозможным отрезкам текста, которые в силу различных обстоятельств начинают повторяться в других местах этого же текста, в других текстах этого носителя языка или же в текстах других носителей языка, что в итоге ведет к появлению воспроизводимых аналитических единиц в системе языковых номинативных средств. Б. М. Гаспаров назвал такие единицы коммуникативными фрагментами. Коммуникативные фрагменты –

«это отрезки речи различной длины, которые хранятся в памяти говорящего в качестве стационарных частиц его языкового опыта и которыми он оперирует при создании и интерпретации высказываний»³⁶.