Ахметжан Ашири Произведения Том II роман-эпопея идикут пройдут минуты, годы, целый век, Но, вечно жить не может человек

Чингисхан и Баурчук Арт Текин сегодня целый день находились в Желтом шелковом шатре, и вели переговоры. Обе стороны, учитывая свои интересы, пришли к необходимости заключения Большого договора. Тататуна выполнял обязанности секретаря, и тщательно записывал даже малейшие детали. И вот Каан достаточно дружелюбно обратился к нему с настоятельной просьбой, прочесть основные положения.

Тататуна, не спеша, прочитал:

− «В 1210 году − году овцы, по приглашению императора Монгольской империи – Чингисхана, прибыл правитель Уйгурского государства – Баурчук Арт Текин. Между двумя царствующими особами состоялся обстоятельный разговор. Было констатировано превосходство мощи Монгольского государства. В связи с этим, Каан обстоятельно остановился на предстоящих походах в Центральную Азию, Европу, на Восточные и Западные государства. Идикут Баурчук Арт Текин приветствовал эти начинания и выразил свою полную поддержку. В результате между Монгольским и Уйгурским государствами было заключено следующее соглашение:

− Скрепите Договор своими личными подписями, − сказал Тататуна, и с поклоном протянул документ Каану. Тот, будучи знаком с уйгурской письменностью, пробежался глазами по тексту и подписал его. Затем обмакнул большой палец в тушь, и приложил его к бумаге.

Настала очередь Идикута. Он лишь взглянул на Договор, и сразу же подписал его. Затем, обмакнув поверхность перстня, который был у него на среднем пальце, приложил его к бумаге. Присутствующие увидели, как на документе ниже подписи, четко обозначилась надпись – «Уйгурское государство».

Обычно, Баурчук Арт Текин использовал этот перстень –печать при подписании наиболее важных для государства документов. От его взгляда не ушло то обстоятельство, что Чингисхан пристально вглядевшись в перстень, нахмурился.

− Мой Каан! – моментально сказал Идикут. − По приезде в Бешбалык вас ждет такой же перстень с надписью, обозначающей Великое Монгольское государство! Я уже распорядился изготовить его!

−Буду рад такому подарку!

Чингисхан вышел вместе с двумя уйгурами и проводил их до просторного, специально поставленного шатра, находящегося в некотором отдалении.

− Сегодня будете отдыхать здесь, − сказал он и добавил, − завтра в вашу честь будет устроен праздник «Сайан-Найур».

−Благодарим вас, − ответил Баурчук Арт Текин, и вместе с Тора Кая поклонился Каану.

Оставшись одни, Баурчук Арт Текин и Тора Кая выпили по чашке кумыса. Идикут выглядел задумчивым. Тора Кая, желая завести разговор, спросил:

− Мой господин, вы хорошо знакомы с монгольскими обычаями и праздниками?

− Вообще-то меня больше интересовала история Уйгуро-Орхонского каганата. Изучая ее, я невольно узнал и историю монголов. Думаю, что неплохо разбираюсь в обычаях этого народа!

− И, что это за праздник, о котором говорил Каан?

− Ты же слышал, он сказал, что завтра увидим! А вообще-то многие монгольские праздники и обычаи схожи с уйгурскими! Называются только по-другому.

− Да, но Чингисхан назвал вас своим сыном. А сам хочет отдать за вас свою дочь?! В голове не укладывается!

− Меня это тоже настораживает. Но, с другой стороны, я подписал Договор, значит, я уже приблизился к нему. Возможно, он посредством этого брака захочет еще больше привязать Уйгурию к Монголии!

− То, что вы подписали Договор – это исключительно важное дело! До вас никто из Идикутов не решался на такой дальновидный и судьбоносный для народа шаг!

− Да, но нужно помнить, что Договор будет действовать, пока живы мы с Чингисханом! Но его сыновьям такого доверия нет. Особенно меня настораживает Угэдэй. Он уже сейчас против нас. Да, и у Джучи не простой характер! Насколько я знаю, он в отличие от других сыновей проявляет излишнюю самостоятельность. Потому и подвергается наказанию. Говорят, что он даже был отлучен от Чингисхана, и достаточно долгое время проводил в изгнании на окраине империи.

− Как бы то ни было, нам, уйгурам необходимо от чистого сердца осуществлять все, что от нас зависит на благо нашего народа!

− Да! И поможет нам в этом великий Будда!

Ранним утром долина Керулена преобразилась, погода стояла прекрасная, и все вокруг благоухало. Настроение Идикута было превосходным. Тора Кая позавтракав мясом и кумысом, вышел из шатра вслед за Баурчук Арт Текином. Дежуривший у входа найон, преклонил колено и приветствовал их. Эту традицию Чингисхан ввел совсем недавно. Баурчук Арт Текин взглянул в сторону Желтого шатра Каана. Обе створки входной двери были распахнуты, и все увидели сидящего на помосте Чингисхана, погрузившего ноги в тазик с водой. Его молодая супруга Чахэ, нежно гладя, мыла жирные ноги Каана, увидев Идикута, Чингисхан крикнул, чтобы тот подождал его. Пока Чахэ спешно вытирала ноги Каана, Идикут огляделся по сторонам: со всех концов стекались всадники, не было видно ни одного пешего. И найманы, и кереиты, да и представители других племен спешили на объявленный Чингисханом праздник.

Каан вышел из шатра, одетый очень просто. Лишь на ногах у него были кожаные сапоги прекрасной отделки. Идикут приветствовал его. Ответив на приветствие, Чингисхан сказал, что нужно будет переодеться, чтобы выглядеть на празднике во всем величие.

Баурчук Арт Текин надел то лучшее, что у него было с собой. Красивый дорогой халат облегал его хорошо сложенное тело. На широком ремне висела сабля с позолоченной рукоятью. Голову Идикута украшала корона. На пальце правой руки у него был перстень-печать. Немного подумав, он одел еще один перстень на левую руку. Это было кольцо с огромным красным алмазом.

Чингисхан также надел добротный дорогой праздничный наряд.

И вот они уже находились на том месте, где обычно проводились праздничные различные мероприятия. Но, почему-то, праздник не начинался. Подошедшая Бортэ Уджен Сечен, приблизилась к Чингисхану, но он холодно взглянул на нее и спросил:

− А где Чахэ? Почему не привела ее с собой?

− Чахэ должна быть! Она готовилась к празднику, прихорашивалась! – съязвила Бортэ Уджен Сечен. Ей стало обидно в связи с тем, что супруг спрашивает Чахэ, а не интересуется сыновьями. Вот, например, Толуй пропал, и неизвестно где ходит!

Между тем, остальные сыновья − Джучи, Угэдэй, Чагатай присутствовали. Они находились недалеко от отца, но все же старались не высовываться. Что касается Угэдэя, то он по обыкновению пьяный вообще старался не показываться Чингисхану на глаза.

Праздник все еще не начинали.

− Кого же они ждут? – подумал Идикут.

Чингисхан оглядел присутствующих, и несколько вдали увидел Чахэ, спрятавшуюся за спиной у найона и грустно смотревшую на Каана. Тот заметил взгляд Чахэ, но не позвал ее.

И вот, наконец, стало, понятно, что все ждали шаманских священников − Саган Лубсан Сечена из храма Боруун-Хуре и ламу Жамба Дансана из храма Ердени-дзу. Те приблизились к Чингисхану, и было ясно, что Каан придает религии большое значение.

Между тем, праздник вновь не начинался. Чингисхан, казалось, выжидал чего-то.

В этот момент из Белого шатра вышла девушка, и подошла к Чингисхану.

− Моя дочь Ал-Алтун, − произнес Каан. – Иди сюда, дочка.

− Ал-Алтун? Алтун-Бике? – переспросил Баурчук Арт Текин и внимательно взглянул на нее.

Алтун-Бике знала, что своим решением Чингисхан отдает ее в наложницы уйгурскому Идикуту. Она подошла к отцу, но уже через мгновение отдалилась и приблизилась к матери – Бортэ Уджен Сечен.

− Скажи мама, ты любила отца, когда вышла за него замуж? – вдруг спросила она.

− Конечно! И я знаю, почему ты спрашиваешь!

− Но ведь у него три жены! Чахэ – моя ровесница! Пойдет на войну, женится еще раз!

− Замолчи! Иначе все расскажу отцу! − попыталась угомонить дочь Бортэ Уджен Сечен, которая никак не предполагала, что у дочери могут быть такие переживания.

Баурчук Арт Текин не мог наглядеться на девушку. Алтун-Бике оказалась девушкой невысокого роста, стройной и красивой. Ее слегка полные щеки еще таили в себе черты детства, и вместе с тем, говорили о том, что обладательница этого светлого личика уже шагнула в пору юности. Густые темные ресницы, будто застывший водопад, оттеняли глубину ее глаз, бросавших вокруг проницательные взгляды. Пухлые губы, трепещущие как лепестки пиона, небольшой, еще почти детский ротик, и брови прямые и слегка изогнутые к середине, придавали ее лицу выражение удивления.

Чингисхан был человеком очень внимательным и проницательным. Ему не понравилось то, что Идикут не сводит глаз с Алтун-Бике. Он тут же приказал дочери:

− Иди в шатер! Тебе негоже здесь находиться!

Алтун-Бике молча, повинуясь, ушла.

Между тем, Бортэ Уджен Сечен хотела выразить недовольство тем, что дочь не сможет присутствовать на празднике, но вовремя одумалась и переборов себя, не сказала, ни слова.

Чингисхан, тем временем, вместе с Идикутом и многочисленной свитой поскакал на так называемый «Клятвенный холм» – возвышение, с которого открывалась широкая панорама.

Однако даже после этого праздник не начинался. Все переглядывались, но не подавали виду. Лишь Угэдэй, будучи в состоянии опьянения, что-то проворчал, да и то в полголоса.

Оказывается, Чингисхан ожидал прибытия своего гостя, певца-сказителя Аргасун-хуура. Его Каан приглашал на наиболее важные мероприятия, и без него не начиналось ни одно судьбоносное дело.

Наконец, прискакал и Аргасун-хуур. Он поклонился Каану, и ему приготовили место среди наиболее почетных гостей.

Чингисхан дал знак Ангурат-найону, являвшимся главным организатором праздника, и вскоре тот отдал приказ войскам.

Баурчук Арт Текин и Тора Кая среди ближайшего окружения Чингисхана не видели Тататуну. Они стали вглядываться в огромную толпу, собравшуюся у подножия Клятвенного холма, и увидели его в значительном отдалении. Он, как бы подавая им знак, поднял правую руку.

Между тем, Чингисхан отдал приказ поднять государственный флаг Монголии. Ангурат-найон прискакал, держа в одной руке древко, и передал его огромного роста найону, который установил его на самом верху холма и не шевелясь, находился рядом на протяжении многочасовой церемонии.

Увидев это, внизу, у подножия холма загалдели воины, и командиры спешно отдавали приказ выровнять строй. Затем многотысячное конное войско монголов в парадном строю прошло под развивающимся стягом.

Праздник, помимо военного парада состоял из многочисленных спортивных состязаний. Монгольские национальные игры и единоборства: скачки, козлодранье, импровизированная борьба с драконом, монгольская борьба, стрельба на меткость из лука, метание копья, продолжались на протяжении нескольких часов.

Почетные гости наблюдали за всем этим, расположившись на холме. Молодые девушки принесли им кумыс, и неслышно ступая на кончиках пальцев, разлили в огромные чашки. Сначала налили кумыс Каану, затем Идикуту, Аргасун Хууру, лишь после этого настала очередь лам, полководцев, Тора Кая.

Праздник продолжался до вечера.

В самый разгар праздника Чингисхан обратился к Баурчук Арт Текину:

− Скажи мне, сын мой, а у уйгуров есть такие игры?

− Есть, мой Каан!

− А тебя что больше всего привлекает?

− Все виды состязаний хороши. Мы − уйгуры предпочитаем соревноваться с тяжелым видом оружия. Например, метать пятидесятикилограммовую палицу или биться на десятикилограммовых тяжелых мечах.

Чингисхана охватил азарт, и ему в голову пришла мысль, помериться силами с уйгурами на традиционном для них оружие. Он даже подумал о том, что, может быть, самого Идикута вызвать на бой. Но затем передумал. Его взгляд остановился на Тора Кая. «Пришло время испытать его» − подумал Каан.

− А что, если нам устроить единоборство на этих видах оружия? – произнес Чингисхан, глядя прямо в глаза Баурчук Арт Текину. − От монголов мог бы выступить Угэдэй!

Каану подумал, что хоть таким способом Угэдэй укротит свой пыл и строптивость.

Идикут выдержав взгляд Каана, спокойно ответил:

− От нас выступит мой друг, полководец Тора Кая.

Чингисхан тут же приказал своим сыновьям – Джучи и Чагатаю, принести тяжелый меч и палицу, которые подарил ему Идикут.

Приказание молниеносно было исполнено.

− Каков вес палицы? – спросил Чингисхан.

− Пятьдесят килограммов!

− А меча?

− Десять!

− Что ж. Давайте спросим у уважаемого полководца, как нужно обходиться с этим оружием!

После этих слов все посмотрели на Тора Кая.

Тот невозмутимо ответил:

− Мы этим мечом, обычно, обходимся играючи, что касается палицы, то мы ее кидаем на врага, и в случае точного попадания, ни один щит не выдерживает ее силы! Этим оружием пользовались еще наши великие предки – уйгурские правители: Пан Текин, Моюнчур, Баянчур, Боко Текин!

Чтобы не показаться голословным, Тора Кая подскачил к тому месту, где лежала палица, не слезая с коня, схватил ее, и, закрутив над головой, швырнул, что было силы. Тяжелая, пятидесятикилограммовая палица пролетела почти на сто шагов.

Угэдэй, одетый в кольчугу со щитом в руке и со шлемом на голове азартно прокричал:

− А ну-ка, попробуй ударить!

Тора Кая сообразил, что во всем этом есть какой-то скрытый смысл, он подскачив к лежавшей палице, поднял ее и на полном скаку обрушился на Угэдэя. Щит раскололся, а кольчуга Угэдэя помялась в нескольких местах.

Но несмотря на силу этого удара Угэдэй очень скоро пришел в себя, и теперь уже настала его очередь показать, на что он способен. В свое время он одним ударом сабли перерубал шею верблюда, поэтому он достаточно легко поднял палицу и кинул ее в поле и она пролетела очень очень далеко.

Угэдэй подбежал к Тора Кая и со словами:

− Я не нападаю на тех, у кого нет кольчуги! Но еще настанет время, и мы померимся силами в настоящем единоборстве на палицах. А сейчас я просто поборю тебя без оружия.

− Не думай, что я испугался твоих угроз! Напротив, кто много болтает, тот на деле слаб!

С этими словами они сцепились в поясной борьбе.

Чингисхан остался доволен обоими.

− Уйгуры не ударили в грязь лицом! Молодцы! Хвалю! – заключил он.

В конце праздника всех порадовал Аргасун Хуур, который так сыграл на своем хууре, что никто не остался равнодушным и безучастным к происходящему. Аргасун Хуур запел о величие Чингисхана, об уйгуро-монгольской дружбе, которая напоминала ему своей чистотой воды Керулена, Орхона и Селенги. Сказитель напомнил Каану годы его молодости, то тяжелое время, когда судьба испытывала его.

Оставшись довольным пением, Чингисхан искренне похвалил мастерство Аргасун Хуура.

Лишь поздним вечером все стали расходиться.

− Я намерен познакомить тебя с моей дочерью – Алтун-Бике! – вдруг сказал Чингисхан Баурчук Арт Текину.

− Бортэ, позови ее!

Бортэ Уджен Сечен вошла в шатер, и почти сразу же вышла, Алтун-Бике и направилась к отцу. Она подошла и поклонилась.

− Алтун-Бике, − обратился к ней Чингисхан. – Знай, что я отдаю тебя Идикуту Баурчуку Арт Текину. Таково мое решение. Оно подтверждено большими обязательствами. Идикут возьмет тебя в жены. А теперь вы можете переговорить!

С этими словами Чингисхан оставил Алтун-Бике и Баурчука Арт Текина, а сам направился в шатер Чахэ.

ТАЙНЫ АЛТУН-БИКЕ

Алтун-Бике, пройдя немного, остановилась.

− У Вас есть жена?

− Да, и сын есть – Кусмаин!

− А меня Вы хотите взять второй женой?

− Да! И возьму! Такова воля Каана! Так записано в Договоре!

− А если я не соглашусь? Убьете меня?

− У меня и в мыслях этого нет!

− А у отца – есть! Ведь он считает себя «монгольским богом». А Вы тоже думаете, что Вы – «уйгурский бог»? В мире все любят лесть! А вы тоже?

− Алтун-Бике! − начал раздражаться Идикут.

− Не злитесь, ведь я еще пока не жена Вам. А если бы я не родилась, то кого бы Каан отдал Вам в наложницы?

− Не знаю!

− Вы многого не знаете! Не знаете, насколько коварен Каан! Сблизившись с ним, Вы надеетесь сохранить свой народ, свою страну. Не получится! Он нарушит Договор, и ваши города превратятся в развалины, да и вся страна – в пустыню. Неужели среди Вас не нашлось настоящего мужчины, который принял бы бой? Чем приносить голову посла, лучше бы организовали сопротивление захватчику!

А теперь?... Что произойдет теперь? Меня одну отдадут Вам, а за это поплатятся тысячи уйгурских девушек. Монгольские воины надругаются над ними, так как уйгурские мужчины проявили слабость и безволие!

− Хватит, перестань!

− Отчего? Ведь я говорю правду! Вы – слабый человек! И потому пострадает Ваш народ! И Вы еще будете прокляты собственным народом! Пусть Вы и провозглашены пятым сыном Чингисхана, но, на самом деле, Вы – сирота... А я – свободная монголка. И я не стану Вашей женой. На вид Вы симпатичный, но у Вас грязь в душе. Вы – подневольный человек. Отец поведет Вас в походы, на убийства, и Вы покорно последуете за ним. Теперь Вы такой же, как ваш отец – Чингисхан и ваша мать – злая и глупая Бортэ Уджен Сечен... Теперь Каан отвернет Вас и от вашего бога – Будды. Он сам станет вашим богом... Каану нужны земля, богатство и женщины, а Вам не достанется ни земля, ни богатства. Правда, будет много женщин... Но Вам не спастись от хватки Чингисхана, он будет контролировать каждый Ваш шаг. От его соглядатаев не избавиться. А однажды его люди могут опозорить вашу жену и Вы ничего не сможете сделать, а если пожалуетесь Каану, то он просто не поверит!

− Замолчи! Пусть хоть ты и дочь Чингисхана, но ты – извергающая яд гадюка!

Произнеся эти слова, Идикут не сдержался, и ударил по щеке Алтун-Бике.

Она же довольная тем, что вывела из себя Идикута, лишь вызывающе рассмеялась ему прямо в лицо.

− Выслушайте же до конца. И знайте, что монгольские воины не знают приличия. На ваших глазах они могут насильно взять кого угодно, пусть это дочь Каана или жена Идикута. В случае сопротивления, они просто убьют вас!

− Прекрати! Я не могу тебя слушать! Ты – ехидна, брызжущая зловониями! Как ты смеешь чернить Каана и его воинов?

Алтун-Бике вдруг замолчала, как-то изменилась лицом, и уже другим голосом без злорадства серьезно сказала:

− Верьте мне... Я еще никому не говорила того, что скажу Вам. Мой отец – Каан погибнет в войне с тангутами. Вам же еще предстоит вернуться на Керулен. Но опасайтесь Ангурат-найона, я вижу, что он станет вашим врагом!

− Ты в старости, наверное, будешь хорошо рассказывать сказки.

− Я не шучу. Я чувствую в себе дар предвидения. Я поняла, что Вы – хороший человек. И у нас с вами будет дите... Но я не проживу долго. Его воспитает уйгурка...

− А я! Что станет со мной? – невольно вырвалось у Идикута.

− Вы будете сильно тосковать по своей супруге. Еще раз вернетесь на Керулен...

С этими словами она вдруг внезапно прильнула к Баурчуку Арт Текину, и прикоснулась губами к его губам.

− Что будет потом, расскажу позднее.

− Но ты ведь обманешь!

− Посмотрим! Но говорю серьезно – опасайтесь одноглазого воина!

− Ангурат-найона?

− Именно!

− Что же он может сделать?

− Не сейчас. Через много лет... Я же желаю вам счастья! Да, Вы будете счастливы... Правда, недолго... Вы столкнетесь с большими проблемами...

− Хочешь уехать со мной? Я увезу тебя в Бешбалык! – воскликнул Идикут.

− Все будет так, как должно быть. Ведь не Вы это решаете! Это решает Каан! Значит, Вы меня обманываете! А я хочу говорить с Вами так, как говорят муж и жена. Я хочу быть с Вами рядом. Всегда!

Алтун-Бике повернулась к Баурчуку Арт Текину и проговорила:

− Не слушайте меня! Со мной что-то происходит! Я вся горю!

С этими словами она не смогла удержаться и прильнула к Идикуту. Он почувствовал, что тоже еле сдерживается.

Слезы катились по щекам Алтун-Бике. Она принялась целовать Баурчука Арт Текина, все сильнее прижимаясь к нему.

Наконец, она вырвалась, и пошла в сторону реки.

В этот момент к Идикуту подошли два телохранителя, и передали ему наказ Каана о том, что следует вернуться в свой шатер.

Баурчук Арт Текин войдя в шатер, увидел, что Тора Кая еще не спал. Тот полулежал, потягивая отменный кумыс. Взглянув на Идикута, Тора Кая заметил, что тот взволнован, но не подал вида. Баурчук Арт Текин заговорил сам:

− Она говорит такие слова... Просто уму непостижимо... Как будто Каан погибнет в сражении... Мне же следует опасаться Ангурат-найона... Я в смятении от ее слов...

Тора Кая слушал, молча, не перебивая.

И вот настало время прощания. Монгольские найоны подготовили запасных лошадей, и, соблюдая дисциплину, стояли в некотором отдалении.

Чингисхан обнял Идикута и сказал:

− До встречи в Бешбалыке! Счастливо тебе добраться домой!

Провожать вышли Бортэ Уджен Сечен, Джучи, Тататуна, Угэдэй, Толуй. Мужчины все пожимали руку Идикуту.

− Прощайте, братья, − проговорил Тататуна, и на его глазах навернулись слезы.

− Служи верой и правдой нашему повелителю! – громко сказал Идикут.

Угэдэй по обыкновению развязно подошел и прощаясь, сказал:

− А женщины в Уйгурии красивые? Вот, Идикут, отдаю тебе свою сестренку – Алтун-Бике! А ты не пожалеешь для меня уйгурских женщин?! Я ведь − монгол! Мне богатств не надо! Но без женщин я не могу...

Он ехидно засмеялся, а Чингисхан, не одергивая и не осуждая его, только сказал:

− Если выпьет, он всегда такой! Но на то и мужчина он, чтобы говорить о женщинах!

На пороге Белого шатра появилась Алтун-Бике. Взоры всех присутствующих обратились к ней.

− Иди сюда, сестренка! – воскликнул Угэдэй.

Но она даже не шелохнулась. Она лишь посмотрела на Идикута, как бы говоря, что все ее слова, сказанные накануне правда. Алтун-Бике в душе пожелала Баурчуку Арт Текину удачи и счастья, и подумала о том, что будет страдать без него. Она была уверена, что будет молиться Небу о его благополучии, и, что теперь, начиная с этой минуты, в ее жизни поселились грусть и тоска.

Идикут вскочил на бешбалыкского коня и, стегнув его плеткой, с места поскакал галопом. Его спутники также пришпорили коней, и те, прижав уши, резво помчались вперед. Сопровождавшие их монголы из уважения немного поотстали и двигались на расстоянии человеческого голоса.

Идикут дал свободу своему коню, и тот мчался, предчувствуя встречу с родной землей. А Баурчук Арт Текин, напротив, думал о прошлом, вспоминая Алтун-Бике. «Забудет ли она меня? Или будет помнить?». Эти мысли довольно долго не вылетали из головы Идикута.

Всадники двигались кратчайшей дорогой. Они уже сменили лошадей, и еще через несколько часов бешеной скачки приблизились к границам Уйгурии. Баурчук Арт Текин издали увидел очертания Караходжи, Астаны и других городов, мимо которых они проскакали.

− Вот она – моя Уйгурия! – радостно воскликнул Идикут.

Большой привал они сделали в предместье Турфана. Расположившись на просторном дворе, они одним своим видом всполошили хозяина. Увидав таких гостей, тот продемонстрировал все свое гостеприимство. Перед путниками были разложены, только что испеченные в специальных печах-тонурах ароматные лепешки. На низенький столик – джозу постелили скатерть и выставили несколько подносов с различными сортами винограда. Монголы, зная, что уйгуры − мастера по выращиванию винограда, видели его, однако впервые. Они двумя руками, наподобие большой мясной кости брали виноградные гроздья, и откусывали виноградинки.

Насытившись и отдохнув, монголы заспешили в обратный путь. Старик-хозяин насыпал им в переметные сумки сушеного винограда, а старуха добавила туда горячих лепешек.

Когда монголы уехали, Идикут присел вместе с хозяином на краешек деревянного помоста.

− Как вы себя чувствуете, господин! – спросил старик.

− Называйте меня сыном! – улыбнулся Идикут.

− Да, да! Я всегда говорил, сын мой, что все мы люди! Мне приходилось знать твоего отца – Идикута Исан Томура! Ты очень похож на него! Так из каких дальних стран ты возвращаешься, сынок?

− Я был у Чингисхана!

− Слышал о нем! И каковы результаты поездки?

− Мы заключили Договор. Теперь нашу землю, воду, города, людей, никто не посмеет тронуть!

− Хорошо! Хорошо, сынок! Ты поступил мудро!

− Лучшего пути для нас не было!

− Мы тебе верим! Народ тебе верит! Мы слышали о Чингисхане. Он был известен как разбойник! Да и монголы не похожи на уйгуров. У них нет городов, они живут в открытом поле! Хорошо, что ты нашел с ними общий язык!

− Но, сын мой, собирай силы, создавай армию! Уйгуры – гордый народ! Нам не нужны чужие земли, но за свою − мы сможем постоять!

− Не волнуйтесь! Я думаю, все будет хорошо! А уйгурскую армию я всячески усилю!

Через некоторое время Идикут и его спутники направились дальше. Местные жители провожали их народными песнями и великолепной уйгурской музыкой.

* **

− Визит прошел удачно, мой господин!

− Да! Повелеваю завтра собрать государственный совет в расширенном составе! Помимо придворных, военачальников, пригласите наших крупных торговцев, купцов, мастеров-ремесленников, владельцев лошадей, оружейников, ювелиров. Я подробно расскажу о поездке, − приказал Идикут.

Тора Кая, Булад Кая, Тархан Билга Бука, понимая, что Идикут торопиться к семье, разъехались по домам.

Начальник гвардии – Арслан Кок-Бури доложил Идикуту о том, что в ставке все спокойно.

− Хорошо! – коротко ответил Идикут. – Я доволен вашей службой.

Баурчук Арт Текин направил коня в сторону своей резиденции, туда, где его ждала супруга – Айкумуш Малика.

Узнав о том, что Идикут вернулся, она была в нерешительности – вый-ти ли ему навстречу или ждать дома? В результате она лишь успела выйти во двор, и воскликнуть – Баурчук! − как он сам вбежал к ней.

Идикут крепко прижал жену к себе, и они долго стояли так, ощущая теплоту друг друга. Ее длинные волосы ниспадали вниз, облегая красивые плечи. Баурчук Арт Текин почувствовал наплыв нежности. Он легко поднял супругу и понес ее в ближайшую комнату.

Мысли Айкумуш Малики были о муже. Она порадовалась тому, что он не привез с собой монгольскую девушку, ведь всем известно, что Чингисхан, этот монгол-калмык, с каждого своего похода привозил себе жену. Поэтому она открыто сказала мужу:

− Как я рада, что вы не привезли пленницу?

− Пленницу? О чем ты говоришь?

− Но ведь этот хитрый калмык – Чингисхан берет наложниц с каждого своего похода! У него есть жены из Тангута, Джурджита, Кореи, государства Каракитаев! Все об этом говорят! А у вас нет такой наложницы-пленницы! Неужели он не сделал вам такого подарка?

Баурчук Арт Текин понял, к чему клонит жена. Он не стал от нее ничего скрывать.

− Сделал! Он мне подарил наложницу!

− Подарил? О Боже!

− Да! Ее зовут Алтун-Бике. Она странная и своенравная! Даже перечит своему отцу – Чингисхану!

− И вы с ней встречались? С этой калмычкой?!

Айкумуш Малика как-то сразу переменилась в настроении. Не видевшая Чингисхана, она, тем не менее, принялась ругать его:

− Какой же страшный это человек, какой жестокий и ужасный!

Отношения между супругами сразу переменились. Они уже не проявляли нежности друг к другу. Молча переодевшись, они не знали, что предпринять. В этот момент служанка пригласила их к столу, торжественно объявив, что ужин готов.

Айкумуш Малика, подойдя к мужу, тихо спросила:

− Этот ужасный калмык намеревается приехать в Уйгурию?

− Да, он будет здесь! Но не причинит нам зла! Он – наша опора и защита!

Айкумуш Малика, открыв расписную дверь в трапезную, промолвила, изобразив на лице что-то наподобие улыбки:

− Пятый сын все знает, он все рассчитал!

После этого, ни о Чингисхане, ни об Алтун-Бике она не затевала разговора.

На красивом ковре были расставлены многочисленные подносы с всевозможными яствами, однако Айкумуш Малика не притронулась к ним, ожидая, пока первым это сделает супруг и лишь после того, как Баурчук Арт Текин позолоченной ложкой положил в свою тарелку салат и взял

− А где Кусмаин? – спросил за едой Баурчук Арт Текин.

− Он уехал на охоту. Подобно вам, он – искусный стрелок. Лук и стрелы всегда при нем. К вечеру должен приехать. Он часто справлялся о вас...