Ахметжан Ашири Произведения Том II роман-эпопея идикут пройдут минуты, годы, целый век, Но, вечно жить не может человек

Общеизвестно, что в любом единоборстве нужен бесстрастный судья. Чингисхан подумывал назначить таким арбитром начальника своей гвардии – Ангурат-найона. Однако Бортэ Уджен Сечен воспротивилась этому.

− Здесь нужен человек поумнее, − сказала она.

− Но кто? Может, наш старший сын Джучи?

− Нет! Где это видано, чтобы сын оставался беспристрастен по отношению к отцу!

− Но, кто же тогда?

− У меня есть достойная кандидатура!

− Кто же это? Говори!

− Тататуна!

− Уйгур? Уйгур Тататуна?

− Да, мой повелитель! Я думаю, он достаточно умен, сдержан и честен.

− Но он будет на стороне своего земляка, своего соплеменника!

− Не думаю! Напротив, он будет, действительно, нейтрален.

− Я не буду с ним говорить на эту тему.

− Хорошо, я сама поговорю с ним.

− Ты хочешь сказать, что ты будешь просить за меня?

− Нет, я просто поставлю его перед фактом. Думаю, только он сможет достойно справиться с обязанностями судьи в таком важном поединке.

− Я ему не особо верю. Ты знаешь, что я полностью доверяю только тебе.

− Тогда доверьтесь мне и на этот раз!

− Хорошо!

Чингисхан вызвал Ангурат-найона:

− Мне нужен Тататуна! Поспеши!

− Слушаюсь, мой Каан!

Ангурат-найон вскочил на лошадь и немедленно поскакал к шатру Тататуны.

Несмотря на поздний час, у Тататуны горела свеча. Ангурат-найон подойдя к шатру, негромко произнес:

− Господин Тататуна! Господин Тататуна!

Хотя Ангурат-найон и недолюбливал Тататуну, но он видел, с каким уважением относятся к нему Каан и все его родные, и старался быть предельно вежливым.

− Вас вызывает Каан! Он приказал, чтобы вы немедленно прибыли! − сказал Ангурат-найон сразу же, как только приоткрылся вход в шатер.

−Хорошо! − только и ответил Тататуна, давая возможность Ангурат-найону заглянуть внутрь шатра.

Ангурат-найон был поражен увиденным. Посреди шатра на двух жердинах был закреплен огромный лист плотной бумаги. А на нем было что-то нарисовано.

− Проходите, узнаете? – спросил Тататуна, спешно вытирая руки от краски.

Ангурат-найон взглянул и увидел портрет Чингисхана.

− Это же наш Каан! Господин Тататуна, я не знал, что вы такой искусный художник!

Они вышли из шатра. Тататуна вскочил на свою лошадь, и поскакали к Чингисхану. Вообще не в правилах Тататуны было спрашивать, зачем его вызывают среди ночи, и он уже привык к этому. Тем не менее, Тататуна волновался, так как знал характер Каана.

Прибыв к шатру, первым вошел Ангурат-найон. Он доложил о прибытии Тататуны, и лишь после повеления Чингисхана, Тататуна вошел и скромно остановился у входа, едва переступив порог. Он по обыкновению опустил голову и, глядя в землю, сказал:

− Вы вызывали меня, мой повелитель?

Чингисхан лишь бросил на него молниеносный взгляд, и произнес:

− С тобой будет говорить Бортэ!

С этими словами Каан с улыбкой повернулся в сторону Бортэ Уджен Сечен, которая восседала на волчьих шкурах несколько поодаль.

Она встала, подошла к Тататуне, и уже приблизившись, мягко произнесла:

− Не волнуйся, подними глаза!

Бортэ Уджен Сечен доброжелательно взглянула на Тататуну и откровенно спросила:

− Почитаешь Каана?

− Он в моем сердце, госпожа!

− А Идикута?

− И он в моем сердце!

Значит, Каан и Идикут... Бортэ недоговорила, и Тататуна перебил ее, не в силах сдержать волнение.

− Они оба в моем сердце! Но, что происходит, госпожа?

− Знаю, что они оба тебе дороги. Но, завтра состоится их поединок. Надеюсь, что ты не хочешь смерти ни тому, ни другому! Отменить поединок нельзя! А судьей будешь ты!

Тататуна знал, что его отказ вызовет гнев Чингисхана, и его незамедлительно уничтожат. Поэтому, стараясь держать себя в руках, он ответил:

− Я согласен! Но что я должен делать?

Чингисхан, слышавший весь этот разговор, не выдержал, и воскликнул:

− Пустое занятие! Он не справится! Я же тебе говорил, Бортэ!

Бортэ Уджен Сечен, не обращая на его слова особого внимания, так как, зная, что иного выхода нет, ответила:

− Мой повелитель! Я уверена, что только он и справится! Потерпите еще немного!

Затем она вновь повернулась к Тататуне, и сказала:

− Нужно что-то придумать. Что-то, чтобы провести поединок и чтобы оба остались в живых!

− Моя госпожа! Я все понял! Позвольте, я прямо сейчас выскажу свои соображения!

− Слушаем тебя, сын мой!

− Это не простой поединок. Здесь два правителя! Поэтому смерть любого из них неизбежно приведет к войне. Ее никто не хочет! Следовательно, оба соперника должны быть одеты в кольчуги. Сверху необходимо облачиться в белотканные костюмы. Наконечники копий надо будет затупить и нанести на них черную краску. Победившим будет считаться тот, кто оставит больше черных пятен на белых одеждах. Кроме того, так как это поединок двух правителей, то должна быть определенная символика. Я предлагаю, чтобы шлем Каана украшали перья красного фазана, а шлем Идикута – белые перья удода. У Каана должен быть щит с изображением дракона, а у Идикута – щит с изображением беркута. И, что самое главное – при выезде Каана, необходимо поднять Белое знамя Монголии. При выезде же Идикута, надо поднять государственный стяг Уйгурии с изображенной посередине головой волка!

− Хорошо! – довольно сказала Бортэ Уджен Сечен. – А, что ты предлагаешь по второму виду состязаний – стрельбе из лука?

− Ну, здесь все зависит от индивидуального мастерства!

− Да, но кто будет стрелять первым?

− Не знаю!

− Как это не знаю! − подал голос Чингисхан. − Первым намерен стрелять я!

− Хорошо, мой повелитель! Я, как арбитр, отдам вам предпочтение.

Тататуна сказал это, а сам подумал о том, что: «Вот, Чингисхан заявляет о том, что не хочет жертв, а сам рвется стрелять первым. Значит, боится, что падет от стрелы Идикута. А еще говорил, что он – бессмертен!».

− Небесный повелитель сказал мне, чтобы я не боясь, убивал людей! Ибо они грешны! – прокричал Чингисхан. – И я не отступлюсь от этого!

Его слова напугали Тататуну. Но вмешалась Бортэ Уджен Сечен, и он немного успокоился.

− Да, мой повелитель! − произнесла она, − вы сильны и могущественны! Но мы верим в благородство Идикута! И вы должны быть честны и снисходительны! В этом поединке не должно быть места смерти!

− Мой Каан! В словах госпожи – большая сила!

И Чингисхан, и Бортэ Уджен Сечен взглянули на Тататуну. А он продолжал:

− Мой господин! Действительно, в этом поединке не должно быть смерти! Вы пустите стрелу первым. Но, что будет, если вы не попадете в Идикута, а промахнетесь?

После этих слов, Бортэ Уджен Сечен насторожилась. По лицу Каана также пробежала тень страха.

− Так вот, согласно правилам затем должен стрелу пустить Идикут. Если он промахнется – прекрасно. А если нет?...

В Белом шатре наступило тягостное молчание. Затем Тататуна продолжил:

− Мой Каан! Если вы промахнетесь, разумеется, найоны огорчатся. Но не более того. На самом деле, никто не сомневается в вашем мастерстве. Как, впрочем, и в мастерстве Идикута!

Бортэ Уджен Сечен, в полголоса сказала:

− А нельзя ли договорится с Баурчуком Арт Текином?

− Думаю, в этом нет необходимости.

− Как тебя понимать?

− Может, ты думаешь, что Идикут просто хочет унизить меня? − добавил Чингисхан.

− Нет.

− Тогда что?

Бортэ Уджен Сечен подняла руки к небу и взмолилась:

− О Всемогущее божество Небес! Защити моего Каана! Благослови Идикута! Реши их спор без крови! Сохрани их от смертельных ударов!

Затем она подошла к мужу, который слышал ее молитвы.

Необходимо наделить Тататуну полномочиями!

− Хорошо! Лишь тебе я доверяю, лишь к твоим словам прислушиваюсь! Пусть Тататуна будет нашим арбитром!

− Благодарю, мой Каан! Да не поразят нас молнии и небесный гром!

− Тататуна, предупреждаю, что у тебя незавидная роль!

− Знаю, мой повелитель! Молю создателя, что эта опасность миновала меня! Должно быть, я родился для того, чтобы преодолеть все трудности. Погибну я или нет, но я такой, какой я есть!

− Ладно! Посмотрим! А теперь пиши указ. Его огласит Ангурат-найон.

Тататуна красивым почерком написал уйгурскими буквами на монгольском языке несколько слов следующего содержания: − «Я, Каан монголов, назначаю быть арбитром в моем единоборстве с Баурчук Арт Текином − Идикутом уйгуров − Тататуну».

После этого Чингисхан поставил свою подпись.

−Ты свободен! Отдыхай! Будь готов к завтрашнему дню!

Когда Тататуна вышел, Бортэ Уджен Сечен обратилась к Чингисхану:

− Мой господин! Чем темнее ночь, тем ярче светят звезды! Ваша звезда никогда не погаснет...!

− Не говори так! Человеку свойственно ошибаться... Тем более, когда человек человеку – волк!

* * *

Баурчук Арт Текин проснулся среди ночи. Он тоже переживал по поводу завтрашнего поединка. «Кто же будет нашим арбитром?» – думал он. – «В принципе, все равно. Кто будет, тот и будет! Сейчас, главное не это! Главное, лишь бы мне не пришлось пускать стрелу первым! Если будет стрелять Каан, то я найду способ защититься. Но, если буду стрелять я, то ему не избежать моей стрелы! И тогда они убьют меня. Они разорят мою страну. Они уничтожат Уйгурию!».

− Мой господин, готовы ли вы?

− Да, но я думаю о том, что же будет, если я убью Каана? Это – катастрофа! Неужели нет пути, предотвратить это?

− Думаю, что нет!

− Ты ошибаешься, есть! Я откажусь от соперничества!

Тора Кая был в недоумении.

− Нет, нет! Только не это! Вы не должны уронить свой авторитет. Вы должны идти до конца. Доказать, что уйгуры – воинственный и мужественный народ. Если будет суждено, вы погибнете. Но если вам удасться победить Чингисхана, то необходимо сохранить ему жизнь. И тогда вы вновь обретете славу и почет!

Слова Тора Кая обрадовали Идикута. Он был рад, что его друг думает так.

Между тем, Тора Кая добавил:

− Во всяком случае, нельзя упускать инициативу!

− Что ж, посмотрим дальнейшего развития событий...

Светало. За шатром началось какое-то движение. Тора Кая выглянул наружу, то там, то тут, монголы выходили из шатров, и верхом, сначала по одному, а затем и группами начали двигаться в одну сторону. Вдали показался всадник, явно направлявшийся в сторону шатра Идикута.

Действительно, через некоторое мгновение перед ними предстал Ангурат-найон. Он был неимоверно учтив. Хотя у Баурчука Арт Текина он и не вызывал особых симпатий, все же Идикут спросил:

− Что случилось, найон? Вы прискакали в такую рань! Или беда обрушилась на нас?

Ангурат-найон с поклоном сообщил, что Каан назначил турнир на утро. Поэтому Идикуту надлежит быть на той степной площадке, где обычно монголы совершенствуют свои боевые навыки. Немного помолчав, он добавил, что арбитр тоже там.

− А кто назначен арбитром? – спросил Баурчук Арт Текин.

Ангурат-найон ответил:

− Я всего лишь получил приказ сообщить вам о поединке.

Он не сказал, кто будет судьей, хотя по его глазам можно было понять, что он прекрасно это знает.

Баурчук Арт Текин не стал повторять свой вопрос. Он лишь выразительно взглянул на Тора Кая и твердо сказал:

− Все будет хорошо, друг мой! Я не потерплю поражения!

− Я в этом уверен, мой господин! Но все же следует быть очень осторожным!

Баурчук Арт Текин положил руки на плечи Тора Кая, как бы прощаясь с ним и одновременно подбадривая его. Тора Кая не сдержался, и обнял своего господина. Этот жест друга тронул Идикута.

− Да защитит нас Великий Будда! Мой народ будет моим защитником! – воскликнул Баурчук Арт Текин...

Идикут галопом прискакал на поляну, где уже все собрались. Он резко осадил коня недалеко от того места, где находился Чингисхан и, соскочив на землю, поприветствовал Каана.

Чингисхан заметил, что Идикут находится в отличном настроении, что он бодр и спокоен.

Ангурат-найон, приблизившись к ним, зачитал указ Каана, чем невольно прервал их приветствия. Оба правителя нахмурились, но ничего не предприняли, так как провозглашалась наиболее важная часть турнира, объявлялся арбитр. Когда было названо имя Тататуны, все посмотрели на него.

Сердце Идикута забилось учащенно, так как арбитром в его состязании с монгольским Кааном был его земляк – уйгур.

Присутствовавшие тут же сыновья Чингисхана – Джучи, Чагатай, Угэдэй, Толуй переводили недобрые взгляды с Тататуны на Баурчука Арт Текина.

Между тем, Чингисхан оглядел стройные ряды своих воинов и был явно горд их выправкой и дисциплиной.

Тора Кая, находившийся по правую сторону от Идикута, взглянул на Тататуну, который находился напротив, и заметил, как к тому подскакал Ангурат-найон, и, что-то стал ему говорить. Тора Кая обратил на это внимание Идикута. Они оба встревожились, так как понимали, что Тататуна – человек подневольный, и ему могли отдать какой угодно приказ, выполнить который он был просто обязан.

− Неужели не нашлось арбитра среди монголов? – невольно прошептал Идикут.

− Нет, мой господин, в том жесте, в котором назначили именно Тататуну арбитром, есть какой-то секрет.

Между тем, солнце уже было достаточно высоко, и Ангурат-найон вновь зачитал указ о назначении судьи, но теперь уже громко, чтобы слышали все присутствующие.

Сразу после этого Тататуна отделился от строя и приступил к обязанностям арбитра.

Воины уважали Тататуну, но в данном случае они все, как один стояли, молча с суровыми лицами. А Тататуна приблизился к Каану и поклонился ему три раза. Затем повернувшись к Идикуту, согласно буддистской традиции, поклонился ему девять раз. Лишь после этого он взмахом руки отдал приказ барабанщикам, гулкими ударами оглашавшим, с самого раннего утра, о начале турнира, прекратить барабанный бой.

Тататуна пригласил Чингисхана и Баурчука Арт Текина сойти с лошадей и присесть на походные, складывающиеся стульчики, ножки которых были покрыты слоем серебра. Оба правителя молча, исполнили это.

− Волей Каана, я назначен арбитром этих состязаний. Объявляю, что они и происходят по инициативе Каана.

После этих слов среди воинов прошел гул одобрения.

− Состязания включают в себя бой на копьях и стрельбу из лука.

Воины дружно подняли вверх свои сабли.

Чингисхан искоса взглянул на Идикута, тот был спокоен. Тора Кая также старался быть хладнокровным и рассудительным. Что касается Бортэ Уджен Сечен, то она явно нервничала, все время, дергая серебряные кольца на пальцах. Эти ее жесты заметил даже Тататуна, а Бортэ Уджен Сечен, словно бы чувствуя это, взглянула в глаза Тататуне. Он продолжал:

− Всем известно, что оба этих правителя – непревзойденные мастера боевого искусства. Им нет равных во владении оружием.

Воины единым жестом подняли вверх копья и разом опустили их. Вновь настала тишина.

− Соревнующиеся имеют право использовать по три стрелы. В случае промаха, их шансы на победу, естественно, уменьшаются.

Воины после этих слов вонзили копья в землю.

− Состязания пройдут верхом на лошадях. По условиям, один будет убегать, второй – его преследовать и пускать стрелы. Уклонение от стрел или нет, зависит от ловкости соревнующихся.

Воины перекинули палицы с правой руки в левую и обратно.

− Я не буду спрашивать у вас имени того, кто первым будет пускать стрелы! Все буду решать я сам! Слушайте внимательно! Первым пусть пускает стрелы наш великий Каан!

Громкий возглас одобрения вновь пронесся среди воинов.

При принятии такого решения, Тататуна рассчитал все. В первую очередь он подумал о том, что любой другой вариант неумолимо привел бы его к смерти, так как сыновья Чингисхана бдительно следили за каждым его словом, каждым жестом.

− Во время состязаний не должно быть места жалости, если преследуемый останется живым, он, в свою очередь, получает право пускать стрелы в своего противника.

После этих слов вновь ударили барабаны, которые, впрочем, очень скоро смолкли. В наступившей тишине и Идикут, и Каан обратились с молитвами к своим богам.

Идикут молился великому Будде, прося у него защиты и опоры. Каан же, согласно шаманской традиции просил того же самого у великого синего Неба.

− Что касается боя на копьях, то я сообщу условия позднее. А теперь пусть участники состязаний, согласно правилам выберут оружие! Пускай они, самолично назовут тот вид оружия, который предпочитают!

− Пика! – произнес Баурчук Арт Текин.

Вновь раздалась дробь барабанов.

− Копье! – объявил Чингисхан.

Округу огласили громкие крики монгольских воинов.

Тататуна поручил Ангурат-найону принести копье, пику, шесть стрел и два лука.

Моментально этот приказ был исполнен.

− А теперь вон на той вышке пусть поднимут белый флаг Каана! А на другой вышке – уйгурский флаг с изображением головы волка! Это я также поручаю Ангурат-найону.

Тот бросился исполнять приказ, и очень скоро на резком степном ветру стали развиваться стяги двух государств.

− Уважаемые соперники! По правилам вы имеете право поменять коней. Ведь вам могут понадобиться сейчас свежие лошади.

− Я не буду менять коня! Мой конь из Уйгурии и я уверен в нем! – сказал Баурчук Арт Текин.

− Нет надобности! – сухо ответил Каан.

− Что ж, благодарю! А теперь, прошу вас, облачитесь в кольчуги.

Чингисхан и Баурчук Арт Текин на глазах у всех одели кольчуги. Каан передал Тататуне свой кинжал. Идикут ничего ему не отдал, так как у него не было с собой неразрешенного правилами состязаний оружия.

− Перед началом официальных видов борьбы, предлагаю в качестве разминки, метнуть на дальность, выбранное вами оружие.

Чингисхан, явно начинавший горячиться, буквально вырвал копье и раздраженно, но что было сил, метнул его в степь. Копье улетело очень далеко. Ангурат-найон поскакал в ту сторону, и, не вытаскивая копья из земли, несколько в стороне ждал, пока то же самое не проделает Баурчук Арт Текин.

Тот, не спеша подошел к Тататуне, взял пику и метнул ее в том же направлении. Удивительно, но его пика впилась в землю практически в том же месте.

Раздался шум и громкие возгласы. Тататуна, словно бы предвидевший это, произнес:

− Оба соперника достойны друг друга. Мы убедились, что они – непревзойденные богатыри!

На фоне радостных криков сам Каан, Идикут, Бортэ Уджен Сечен и ее дети сохраняли тягостное молчание и сосредоточенность.

− Итак, пусть начнется первый этап состязаний – метание стрел! − как можно спокойней произнес Тататуна.

На этот раз никто не закричал. Вокруг наступила тишина, словно бы это произнес не человек, а небесное божество.

Каан вновь про себя попросил у Неба помощи, и произнес вслух:

− Я готов! И напоминаю – пощады не будет!

После этих слов он выразительно посмотрел на Идикута и громко рассмеялся.

Баурчук Арт Текин спокойно подождал, пока Чингисхан успокоится, и твердо произнес:

− Я тоже готов. Пускай все увидят мастерство уклонения от летящих стрел!

− По условиям состязаний сейчас Идикут обойдет войска и пустит коня прямо в степь. Как только его конь поскачет галопом, Каан пустится вдогонку!

Вновь загремели барабаны.

Тататуна по-уйгурски произнес:

− Мой Идикут! Покажите свое мастерство! Пусть дух нашего великого предка – Огуз-хана поможет вам! Да не споткнется лошадь, взращенная в Бешбалыке!

Баурчук Арт Текин подстегнул коня, и его белый жеребец резво помчался в степь.

Вначале Чингисхан пытался достичь Идикута, не вынимая из колчана стрелы. Идикут, предвидя это, не пускал своего коня в полную мощь. Но как только Каан приближался на выстрел, Идикут подстегивал коня и оставлял Каана далеко позади.

Между тем, Чингисхану не терпелось поразить Баурчук Арт Текина первой же стрелой. Он считал себя отменным лучником и гордился этим. В его чрезмерном хвастовстве была определенная доля истины. Всем было известно, что во время его походов на Енисее, когда он во главе найманов и кереитов устраивал грандиозную охоту, многие крупные животные и птицы падали насмерть от одного его выстрела. «А теперь жизнь Идикута в моих руках» − думал Каан.

И вот лошадь Чингисхана вновь приблизилась к Идикуту на расстояние, с которого можно было стрелять. Чингисхан подстегнул коня. Эта лошадь была монгольской породы, низкорослая, но резвая и выносливая. Более того, вся ее сбруя была привезена из Бешбалыка, и Чингисхан специально к сегодняшнему дню велел взнуздать ее, используя всю конскую амуницию из Уйгурии. Чингисхан быстрым движением накинул уздечку на голову лошади, взял в левую руку лук, а правой натянул тетиву. Улучив момент, он пустил стрелу, целясь прямо в сердце Идикута. Баурчук Арт Текин почувствовал приближение стрелы и пригнулся к шее лошади, лишь на какое-то мгновение опередив полет смерти. Первая стрела пролетела мимо.

По степи разнесся недовольный гул воинов.

Сыновья Чингисхана стояли, нахмурившись, и сосредоточенно глядя на Идикута. Бортэ Уджен Сечен полушепотом молилась, чтобы Идикут остался жив.

− Не удалось? Но у вас, мой Каан, есть еще две стрелы! − прокричал Баурчук Арт Текин.

Этот возглас еще больше разозлил Чингисхана. Он резко выхватил вторую стрелу и вставил ее в тетиву лука. Наскоро прицелившись, он ногами ударил лошадь по бокам, и при первой же возможности пустил стрелу.

Баурчук Арт Текин на этот раз не стал уклоняться, а немного развернувшись, ударом своего лука плашмя изменил полет стрелы. Она лишь чиркнула по древку лука, но этого было достаточно, чтобы избежать попадания.

Чингисхан был взбешен. Он никак не ожидал такого поворота событий. Что творилось в войсках, вообще трудно описать. Третий сын Чингисхана – Угэдэй, как всегда пьяный, нарушив ряды бойцов, ударил свою лошадь и выехал на середину.

− Убей! Убей его! Осталась одна стрела! – закричал он.

Тататуна приказал Ангурат-найону возвратить Угэдэя в строй. Тот подчинился, но еще долго не мог успокоиться.

Бортэ Уджен Сечен, Джучи, Чагатай, Толуй стояли, не шелохнувшись.

Между тем, Чингисхан и сам был поражен своей неудачей. Он осознавал, что у него есть еще одна возможность, но уже начинал сомневаться в том, что сумеет распорядиться ею так, как того желает.

Баурчук Арт Текин же обрел еще большую уверенность и хладнокровие.

Так и произошло. Чингисхану и в третий раз не удалось задеть Идикута. Стрела, прожужжав, пролетела лишь в нескольких сантиметрах от него.

Баурчук Арт Текин, повернув коня, направил его к Тататуне. Тот явно взволнованный, но довольный приветствовал Идикута и хотел воздать ему похвалы.

− Наши предки благоволят вам! − сказал Тататуна по-уйгурски.

Баурчук Арт Текин остановил его.

− То, что сейчас происходит – это попытка еще раз проверить меня. А заодно и тебя! Знай, что ты не случайно был назначен арбитром! А также знай, что я не намерен убивать Каана. Сегодня никто из нас не погибнет!

В этот момент подскакал Чингисхан, и Тататуна объявил о том, что настало время пускать стрелы Идикуту.

Монгольские воины загалдели, так как понимали, что настала реальная угроза для жизни их повелителя. На сыновей Чингисхана невозможно было смотреть. И лишь Бортэ Уджен Сечен спокойно взирала на происходящее. Она даже приказала Ангурат-найону успокоить ее сыновей.

Баурчук Арт Текин скакал вслед за Чингисханом и размышлял про себя о том, что, конечно же, он не убьет Каана, хотя и мог бы. Но это не входило в его планы, да к тому же он дал слово Тататуне. Но все же ему хотелось хоть как-то проявить свое мастерство. Поэтому он решил, лишь продырявить одежду Каана. Прицелившись, он так пустил стрелу, что она чиркнула по рукаву халата Чингисхана, не задев его самого.

Увидев распоровшуюся ткань, Чингисхан в сердцах закричал:

− Стреляй наверняка! Не надо меня жалеть! Я бы тебя не пощадил!

− Я здесь не для того, чтобы вас убить! Наверное, и вы не хотели убивать меня, − произнес Идикут, не будучи уверен в том, что Каан его слышал.

Баурчук Арт Текин вынул из колчана сразу две оставшиеся стрелы, одновременно вставил их в тетиву и пустил стрелы в небо. Все присутствовавшие видели это. Бортэ Уджен Сечен и Тататуна радостно заулыбались.

− Я не ошиблась в тебе, Тататуна! − произнесла Бортэ Уджен Сечен. – Не знаю, что ты сказал Баурчук Арт Текину по-уйгурски, я не поняла. Но я точно знаю, что он – человек благородный и преданный! Дружбу он ценит выше, чем вражду! Самое главное, что мы сумели избежать смерти! Никто не погиб!

Чингисхан соскочил с коня и направился к тому месту, где находились Тататуна и Бортэ Уджен Сечен. Он думал о том, намеренно ли промахнулся Идикут или он действительно не сумел сделать прицельный выстрел? Скорее всего, Баурчук Арт Текин все рассчитал. Ведь в случае смерти Каана, монгольские войска пошли бы походом на Уйгурию и разрушили бы ее. Идикут это предвидел. Значит, в этом состязании победил Идикут, а проиграл я – Чингисхан! «Мои воины стоят в полной готовности. Стоит мне только приказать, и они растерзают Идикута. Но нет, я не позволю им этого. Напротив, я прикажу им оберегать Идикута – моего пятого сына. Я прикажу им защищать его страну – Уйгурию так же, как если бы они защищали родную Монголию! А уйгурская культура, уйгурские войска будут служить моей империи!».

Пока Чингисхан, рассуждая таким образом, спешившись, шел по направлению к Бортэ Уджен Сечен, строй нарушился. Четыре всадника отделились и поскакали в сторону Каана. Это были его сыновья, прекрасно державшиеся в седле и находившиеся при полной амуниции и вооружении. Старший сын – Джучи и любимец Чингисхана, его третий сын – Угэдэй поскакали к отцу, в то время как второй сын – Чагатай и младший – Толуй двинулись в сторону матери.

− Этот уйгур опозорил нас! – проговорил Чагатай.

− Мама, позволь, я убью его! – горячился Толуй.

Бортэ Уджен Сечен твердо, но спокойно сказала:

− Дети мои! Это был честный поединок. Мы видели, что ваш отец промахнулся. Идикут мог убить его, но поступил благородно. Он сохранил Каану жизнь. Поэтому идите и скажите Джучи и Угэдэю, чтобы и думать не смели о мщении Идикуту. Впрочем, за Джучи я спокойна, но Угэдэй способен на все! Знайте же, что мы с Тататуной способствовали тому, чтобы ваш отец остался жив! Скачите же скорей!

Чагатай и Толуй рысью поскакали к приближавшемуся Идикуту, и, помня наказ матери, на руках как победителя понесли к войскам.

Увидевший это Чингисхан все понял и приказал, двоим оставшимся сыновьям – Джучи и Угэдэю последовать примеру Чагатая и Толуя, при этом добавив:

− Я тоже прислушиваюсь к словам вашей матери! Знайте же, что Баурчук Арт Текин – мой пятый сын!

Джучи и Угэдэй не посмели, ослушаться Каана, и поскакали к Идикуту.

Четверо сыновей Чингисхана на руках принесли Баурчука Арт Текина, и бережно опустили его на землю перед отцом.

Чингисхан обнял Идикута и произнес:

− Теперь все мои сомнения улетучились! Чтобы ни говорили, я знаю, что ты – благородный человек!

Он оглядел своих сыновей, и те, словно по команде принялись, изливать благодарности Идикуту. Лишь Угэдэй не счел возможным что-либо сказать, и стоял, насупившись.

− Для людей умных самое главное – это дружеское расположение и благородство! Выше этого нет ничего! − сказал Баурчук Арт Текин.

Все одобрительно загалдели. Возгласы простых воинов перемешались с голосами сыновей Чингисхана, его полководцев. Тататуна улыбнувшись, подошел к Бортэ Уджен Сечен. И лишь Угэдэй стоял несколько поодаль, нахмурившись. Тататуна понимал причину его недовольства, но не подавал виду.

− Мой Каан! Господин Идикут! Думаю, настало время продолжить состязание, − произнес он.

− Нет! Я − против! − вдруг воскликнул Угэдэй.

Он быстро подошел к Тататуне и вцепился в него.

− Эй ты, гонимый уйгур! Самозванец! Скажи, какой безумец назначил тебя арбитром? Говори! Не скажешь, здесь же размозжу тебе голову!

− Успокойтесь, господин! Правила игры может изменить только всемогущий Каан. Я не в силах что-либо сделать!

− Нет, ты можешь, можешь!

С этими словами Угэдэй так сильно сжал горло Тататуны, что еще мгновение и тот потеряет сознание. Все стояли в растерянности, и только Бортэ Уджен Сечен подошла к Угэдэю и влепила ему увесистую оплеуху. От неожиданности тот расслабил пальцы и взглянул на мать.

− Это я посоветовала назначить его арбитром! − сказала Бортэ Уджен Сечен, глядя в глаза сыну.

− Но зачем, почему?

В это мгновение Чингисхан выхватил саблю у Джучи, и хотел разрубить Угэдэя на куски. Заметив это, Бортэ Уджен Сечен остановила мужа, прикрыв собой сына.

Моментально успокоившийся Чингисхан сказал:

− Продолжим состязание. Пусть будет так, как решит Тататуна.

− Я тоже подчиняюсь Тататуне, − провозгласил Идикут. − Тем более, он действует по правилам!

Но Угэдэй и не думал отступать. Он бросился в ноги к Чингисхану:

− Эти уйгуры хотят унизить тебя! Тататуна – бесчестный человек! Он подыгрывает своему соплеменнику. Позволь, и я уничтожу Тататуну и Баурчука Арт Текина!

Чингисхан повернулся к Джучи, и приказал тому срочно найти Ангурат-найона, находившегося где-то среди многотысячной толпы всадников. Приказание было мгновенно исполнено.

− Свяжи Угэдэя, и пусть он находится на твоем попечении вплоть до окончания состязания! – бросил Чингисхан, представшему перед ним в поклоне Ангурат-найону. − Приведешь его ко мне позднее. Выполняй, чего ты ждешь!

Ангурат-найон поспешил исполнить приказ, и хотя Угэдэй попытался оказать сопротивление, очень скоро он был крепко связан прочным арканом из конского волоса.

Видевшая все это Бортэ Уджен Сечен, хотя в душе и жалела сына, но посчитала, что он сам во всем виноват.

Между тем, Тататуна снял с копий наконечники, закрепил на них набалдашники, окрашенные черной краской, и велел соревнующимся надеть поверх кольчуги белые одежды.

− Победит тот, кто сумеет нанести больше черных пятен на одежду противника! – объявил он.

Бортэ была спокойна, так как эти удары не могли привести к смерти.

Тататуна дал команду, и бой начался. Чингисхан и Баурчук Арт Текин разъехались на лошадях, и вдруг очень быстро начали сходиться. В одно мгновение все смешалось. Они сходились и расходились, пытаясь нанести друг другу удары копьями. Даже лошади, предчувствуя накал борьбы, отважно сталкивались между собой. Так продолжалось достаточно долго. Наконец, поединок был остановлен, и Тататуна подсчитал черные пятна на одеждах бойцов. Оказалось, что у Чингисхана было всего одно такое пятно, в то время как у Идикута их насчитали гораздо больше. Тататуна объявил победителем Чингисхана, и степь еще раз огласилась криком воинов.

− Необходимо приветствовать Каана! – проговорил Тататуна. – Вы должны поздравить его!

− Не могу ослушаться такого мудрого и благородного человека, как вы, наш справедливый арбитр! − ответил Идикут, и, подойдя к Каану, преклонил перед ним колено.

− Мой Каан! Я приветствую и поздравляю вас! Отныне я в вашем распоряжении, и надеюсь, мой народ может ожидать от вас защиты и благосклонности! Между нами нет вражды!

− Такие люди как ты мне нужны! − сказал, в свою очередь, Чингисхан. Он заставил Баурчука Арт Текина приподняться и по-отцовски крепко прижал его к груди.

В этот момент Ангурат-найон приволок связанного Угэдэя.

− Мой господин! Что прикажете делать с принцем?

− Развяжи, и, если он способен, то пусть садится на своего коня и возвращается в строй.

Ангурат-найон развязал Угэдэя, попутно приговаривая в полголоса:

− Мой господин! Это не моя вина! Я лишь выполнял приказ повелителя!

− Проваливай! Еще настанет время и я вырву твой единственный глаз! – проворчал Угэдэй.

Чингисхан повернулся к Ангурат-найону, Тататуне, Джучи, Чагатаю, Толую и сказал всем сразу:

− Повелеваю хорошенько подготовиться к торжественному приему, посвященному Баурчуку Арт Текину!

Один из полководцев немедленно поскакал, чтобы довести этот приказ до сведения воинов из тумена Угэдэя.

Бортэ Уджен Сечен подошла к Чингисхану и, глядя на Угэдэя, сказала:

− Он совсем пал духом!

− Еще бы, тут невольно сломаешься!

После этих слов Чингисхан, словно бы забыв о супруге, пришпорил коня и, догнав Идикута, начал ему что-то говорить.

Бортэ Уджен Сечен подошла к сыну и попыталась помочь ему подняться.

− Я сам, мама! – ответил он. − Я еще не умер! Я пока еще жив! Но знай, что когда-нибудь он прикажет и тебя привязать к хвосту лошади, и будет радоваться твоим мучениям!

− Каан – наша опора, и я рада, что он остался жив! А умереть от рук отца – это большое счастье!

Борте Уджен Сечен села в седло и поскакала в ту сторону, куда несколько ранее поскакал Чингисхан. Немного отъехав, она оглянулась. Угэдэй сумел взобраться на лошадь и следовал, правда, медленно за ней. Воины, собравшиеся, чтобы посмотреть состязание, постепенно разбредались по своим отрядам.