Ахметжан Ашири Произведения Том II роман-эпопея идикут пройдут минуты, годы, целый век, Но, вечно жить не может человек

– Почему же вы не высказали эти опасения перед лидером Уйгуров, нашим правителем?

– Скажу вам по секрету, что он был против моих предостережений! Может быть, он прислушивался к вашим словам?

Айкумуш Малика только сейчас отчетливо представила себе, какая бездна разделяла ее мужа Идикута Баурчук Арт Текина и Тархана Билга Бука. Ей на память пришло предостережение Идикута о том, чтобы она была осторожна с Тарханом.

– Вас, уважаемый Тархан, очень ценил отец моего мужа Идикут Исан Томур, не правда ли? И в этом есть какая-то тайна! – желая несколько сгладить ситуацию, проговорила Айкумуш Малика.

– Если есть в чем-то моя вина, то и наказание будет таким же, – ответил Тархан Билге Бука. – Но меня больше волнует мысль о том, что Чингисхан в любое время может начать военный поход в Центральную Азию.

– Что вы хотите этим сказать? – с тревогой спросила Айкумуш Малика.

– А что, если Чингисхан увезет с собой в мусульманские страны Баурчука Арт Текина? Ведь знающие умные люди нужны Чингисхану! Да и кто же тогда останется в Бешбалыке? Тора Кая? Нет! Думаю, что не ошибусь, что в Бешбалыке будут хозяйничать люди Каана, которые не всегда будут добры и порядочны.

– Не говорите так! – Айкумуш Малика с ненавистью и отчаянием взглянула на Тархана Билга Бука. – Да не исполнятся ваши слова! Идикут есть! Есть благородный и справедливый уйгур! Почему же будет страдать народ? Нет, этого не будет! Я не верю! Пустые слова! Почему так должно случиться? Не случится! Идикут не будет отстранен! Отбросьте свои черные мысли!

– Но почему же тогда Идикут направился в далекие края? Что же нам ждать от такого уйгура, который, будучи лидером, склоняет голову и колени перед правителем другой страны? Хотите – верьте, хотите – нет, но очень скоро все прояснится. Уйгурия исчезнет. Прошу прощения, но я говорю вам все это, чтобы вы оказали влияние на Идикута. Мы – перед ним бессильны.

Сердце Айкумуш Малики еще сильнее забилось в груди, заметалось. Она не могла сдержать слез, беспокоясь за Баурчука Арт Текина.

А Тархан Билге Бука, видя ее состояние, высказался еще более жестко и жестоко:

– Померкнет краса уйгурских женщин. Угаснут мечты и надежды. Все превратится в пепел и прах. Повсюду раздадутся: плачь и стенания.

– Замолчите! – не выдержала Айкумуш Малика. – Не бывать тому, о чем вы говорите! Вернется весна, все зацветет! Еще больше вознесутся слава и почет нашего правителя – уйгурского Идикута.

Не в силах больше находится рядом с этим человеком, Айкумуш Малика вернулась домой, и ее еще долго не отпускали тревога и душевное смятение.

Баурчук Арт Текин, перейдя границу Уйгурии, продвигался по монгольской земле, в сопровождении монгольских конников он ехал, весь погрузившись в свои думы, не выказывая ни радости, ни грусти. Вокруг всюду лежал песок, раскаленный, безбрежный песок, казалось, и поступь лошадей замедлилась. Уйгурский лидер думал о судьбе страны и народа, и был уверен, что эта поездка была необходима. Он вспомнил Айкумуш Малику: «Наверное, Тархан Билга Бука не преминул рассказать ей о моей поездке», – думал Идикут. Он знал, что Тархан Билга Бука мог все исказить, но он также знал, что Айкумуш Малика – умная и прозорливая женщина. Баурчук Арт Текин был уверен, что его супруга не поверит лживым речам Тархана, а что касается самого Тархана Билга Бука, то он очень скоро поплатится за свои черные деяния.

Мысли Идикута прервал приближающийся конный отряд монголов, высланный для того, чтобы встретить его. Всадники, звеня оружием, подъехали к ним и остановились. Спешившись, они приветствовали Баурчук Арт Текина. Встреча состоялась. Следом продвигались повозки с подарками: лошади и верблюды, навьюченные тяжелыми хурджунами. За ними поднимался столб пыли, сквозь рассеивающийся туман которого, проглядывала дорога. Словно нахмурившись, окрестности придавила пронзительная тишина.

– Да, дороги старые и разбитые! – сказал один из охранников.

– Спасибо за встречу, – ответил по-монгольски Идикут, улыбнувшись. – И все же я еду по ним!

Уйгуры поменяли лошадей. Быстроногие скакуны, не позволяя ударить себя камчой, лишь только всадники тронули уздечки, так стремительно рванулись, казалось, что не касаются земли копытами, а парят над ней. Монгольские кони – низкорослые с широкими спинами, скакали средь пыли, поднятой скакунами Идикута. Позади остались безводные голые такыры. Вдали показались возвышенности, на которых виднелись сторожевые вышки и от них поднимался дым.

– Это сигнал о нашем прибытии! – сказал Баурчук Арт Текину, едущий рядом худой человек. Это был Авак-найон. Его слова Идикут не стал переводить своим спутникам. Тора Кая же, увидев дым, понял все сам. Потому что и в Бешбалыке разжигались такие же охранные костры. Чем ближе они приближались, тем появлялось все большее количество всадников. Опять они скакали по солончакам. Тора Кая, слегка натянув уздечку, осмотрелся. Ему показалось, что караван сопровождают дикие необузданные разбойники.

Тревожное состояние Тора Кая сразу же заметил тот худой человек. Придержав коня, он в мгновение оказался по правую сторону от него.

– Не беспокойтесь! Эти люди не опасны!

С этими словами он подстегнул лошадь и вновь оказался во главе процессии, но Идикут, повернувшись, взглянул на Тора Кая, как бы говоря ему, что, мол, сам бы мог догадаться о том, кто это такие. Встретившись взглядом с Идикутом, Тора Кая невольно улыбнулся.

Тора Кая знал монгольский и китайский языки, а потому ему, в принципе, не сложно было понять, о чем переговариваются сопровождавшие их монголы, поэтому он дал знать Идикуту, что все понял. Баурчук Арт Текин остался доволен понятливостью Тора Кая.

– А вот и Шарынгойские горы. Это значит, что скоро мы приблизимся к истокам реки Керулен! – сказал худой охранник, который сразу же почувствовал себя легко и свободно. Натянув поводья и замедлив шаг лошади, он, вытянув вперед руку, продолжал:

– Нет ни крепости, ни стены, ни укреплений! Но, однако... Но у нас есть наша опора и защита, наша надежда – божественный Каан – Чингисхан!

Видя, что Идикут задумался, Тора Кая не решился отвлечь его. А Баурчук Арт Текин думал о том, что, возможно, Чингисхан дал своим полководцам наказ, встретив уйгуров, поразить их воображение силой и могуществом монголов, то есть, сломить их волю, посеять в душе страх и смятение, возможно, Каан Чингисхан думает, что уйгурский Идикут идет к нему на поклон? Если это так, то Чингисхан ошибается.

Идикут не испугался этих своих мыслей. Словно бы читая их, Тора Кая вдруг сказал:

– Не надо усложнять! Мы идем к нему! И это – факт!

– Да, это так. Мы идем, чтобы приветствовать Чингисхана.

– Мой господин, позвольте мне высказать то, о чем я думаю уже достаточно долго?

Идикут догадывался о том, что хотел сказать Тора Кая, а потому с улыбкой спросил:

– Так что вы хотели сказать?

– Я надеюсь, что мы не идем, чтобы стать рабами раба? – наотмашь поразил Идикута Тора Кая.

– Но почему вы не говорили об этом в Бешбалыке?

– Скажу больше! У них нет городов, они живут в степи! Что это за государство! Чингисхан обосновался у реки, в то время как наши предки строили большие прекрасные города. Наш прадед Пан Текин сделал столицей Уйгуро-Орхонского каганата город Карабалгасун. В те времена ранние монгольские племена, произошедшие от рода Боданчар, такие как Борулас, Одоркин, Урут, Мангут подчинялись Пан Текину. Позже они стали называться: Тайчуты, Бесуты, Хон Хотаны, Орулады. И даже после этого они подчинялись Уйгуро-Орхонскому каганату. Когда Пан Текин был вынужден оставить долину реки Орхон, они не смогли ужиться друг с другом и затеяли вражду.

Тора Кая не стал продолжать. Баурчук Арт Текин лучше его знал о родоплеменных стычках монголов и потому Тора Кая несколько раздражал его своими речами.

– Знай же, что мы идем не для того, чтобы стать рабами раба! – резко сказал Идикут.

Тора Кая, словно бы не замечая суровых ноток в голосе Идикута, спокойно сказал:

– Во всяком случае, в стремлении приблизиться к уйгурам, Чингисхан преследует две цели. Это – вовлечь уйгуров в орбиту культурного монгольского пространства, и, во-вторых, использовать уйгуров в борьбе против своих врагов. Второе направление очень опасное, но в любом случае Уйгурское государство уже оказалось вовлеченным в эту монгольскую стратегию.

– Следовательно, мы должны участвовать в реализации обеих целей. Для уйгуров это будет на пользу.

– Лишь бы вы были довольны, мой повелитель!

– Мы должны радоваться вместе! Ведь мы едины в наших желаниях! Мы не должны допустить, чтобы необразованный, наивный кочевой монгольский народ вовлек нас в сомнительные дела!

– Но Чингисхан не простой человек! Он необразован, спесив и горделив, но также факт, что он достаточно смекалистый и дальновидный: разбив таких могучих соседей, как Тангуты, Найманы, Джурджиты, он возгордился еще более, а теперь же обратил свой взор и на нас. Даже хочет создать союз.

– Посмотрим. Ведь важно встретиться с ним. Возможно, мы поймем друг друга!

Он стегнул коня камчой.

– С Кааном надо быть осторожным.

– Все поймем, когда встретимся. А сейчас, надо быть сдержанным.

Они продвинулись не так уж и много. Вдали среди яркой разнообразной зелени на возвышенности показался серый шатер Чингисхана.

– Приехали! – громко произнес ехавший впереди охранник. Он поднял камчу, и моментально послышались радостные возгласы, издаваемые всадниками.

Баурчук Арт Текин не замечал, ни толпившихся кучками, ни скакавших галопом всадников, его взгляд остановился на одиноком статном жеребце, привязанном к дереву, недалеко от Серого шатра. Это был конь Чингисхана. Погода стояла прекрасная, небо было чистое, без единого облачка. Долина – вся ухожена, и лишь ветерок заставлял шелестеть листья на редких деревьях, да прогибаться невысокую траву.

Прошло не много времени, как вдали показались всадники. Их численность все время увеличивалась, и вот они уже окружили плотным кольцом ставку Чингисхана. Внутри этой живой ограды, состоящей из лошадей и людей, оказались Баурчук Арт Текин со своей свитой, среди которой был и Тора Кая. Это положение, безусловно, действовало на прибывших из Уйгурии, угнетающее тем более что за Серым шатром находился еще один шатер с личной гвардией Каана.

– По-моему, мы попали в окружение, – улыбнулся Тора Кая. И посмотрел на Идикута.

Но Идикут воспринимал происходящее не как какую-то угрозу, а признак уважения и почета.

– Мы не будем говорить с Кааном в качестве пленных! Поэтому не надо торопиться и делать поспешные выводы. Уйгурам к лицу сдержанность.

– Да поддержит нас Создатель!

Горячие кони, преодолев возвышенность, несколько замедлили свой шаг, но после длинной нелегкой дороги глаза, разгоряченных скакунов, возбужденно посматривали по сторонам.

– С Богом! – воскликнул Идикут.

Конные воины теперь скакали в их сторону. За короткое время всадники, образовав ровный коридор, выстроились в два ряда, начиная от Серого шатра до Баурчук Арт Текина. Идикут позволил себе несколько расслабиться, видя этот знак уважения и почитания. Он все еще продвигался верхом на коне. На расстоянии в сто шагов от Серого шатра был расстелен цветистый кашгарский ковер, словно огнем горели ковры из Хотана, Балха, Ирана, Бухары, Самарканда, Нишапура, Багдада, и белейшие, как молоко, монгольские кошмы. Уйгурский лидер, видя перед собой эту роскошь, остановился. Но не слез с коня, под седлом которого красовалась отделанная и разукрашенная серебром попона.

Монгольские воины закричали:

– Ка-а-ан! Каан! Божественный! Сла-а-ва!

– Каан! Великий! Ка-ан!

– Бо-жест-венный! – снова и снова кричали они, указывая взглядами на шатер. Они подвывали, словно волки.

Из серого шатра вышел великий человек, рыжебородый Чингисхан. Все вокруг замолчали. Каан смотрел на Баурчука Арт Текина в упор. Идикут тоже старался выглядеть естественно. Он все еще был на коне. И как только Чингисхан сделал два шага вперед, уйгурский лидер, сойдя с коня, неотрывно глядя на Каана, не спеша, но уверенно, пошел ему навстречу.

Монгольские воины, приветствуя его, закричали:

– Иди-кут! Иди-куту слава!

Баурчук Арт Текин невольно стал оглядываться по сторанам.

Всадники, приближавшиеся вдоль реки, словно бы дожидаясь, когда Чингисхан выйдет из шатра, все увеличивались в своем количестве. Одни находились вдали, другие – совсем рядом. Одни двигались в одну сторону, другие – в противоположную, но было ясно, что они все выражают уважение Идикуту.

Окрестности Керулена были очень красивы и привлекательны. Яркая зелень, росшая вдоль реки, клубилась такой густотой, что в некоторых местах не видно было самой воды, и только можно было догадываться по ее невидимому журчанию, о ее вечном движении. Глядя на окрест, лишь взглядом охватываешь нескончаемую, разнообразную зелень трав, уходящую за горизонт. Прохлада, веющая со стороны реки, западает в душу странной умиротворенностью, ароматом непонятных и, вместе с тем, знакомых, но давно забытых чувств. Нежный запах ярких степных цветов, веселя глаз, заполняли сердце и дыхание.

Баурчук Арт Текин подумал о том, что его великие предки во главе с каганом Пан Текином много раз раскидывали на берегу Керулена свои белые шатры в период, когда существовал Уйгуро-Орхонский каганат. Ему даже пришла в голову мысль, что, возможно, сама природа этих мест так близка ему, потому что здесь, в те далекие времена, молился Пан Текин и последовавшие за ним восточные уйгуры.

Все эти мысли промелькнули в одно мгновение, пока Баурчук Арт Текин приближался к Чингисхану, но Тора Кая не на шутку встревожился, видя, как Идикут оглядывается по сторонам.

Баурчук Арт Текин, казалось, был с Чингисханом одного роста и возраста. На самом же деле Идикут был значительно моложе, и немного уступал в росте. Внешний вид Идикута, его богатый халат, корона, сабля с позолотой и особенно перстни, привлекли всеобщее внимание, что несколько смущало правителя но вот он предстал перед Чингисханом. Стараясь держаться спокойно и с чувством собственного достоинства. Ладный, подтянутый, он не слишком удивил Чингисхана. Перед Кааном стоял молодец с открытым лицом, – правитель Уйгурского государства. Чингисхан таким и представлял его, взглянув на него и почувствовав, что этот юноша умен и рассудителен, сдержан и осторожен, черты которые очень важны для правителя. Радуясь в душе Каан, пристально вглядевшись, произнес:

– Слава Создателю! Как видно, Великое Небо очень любит тебя, уйгурский юноша!

Произнеся эти слова, он продолжал внимательно смотреть на Баурчука Арт Текина. Видя, что их Каан весел и доволен, лица стоявших вокруг воинов тоже засветились теплотой. Простые воины и военачальники увидели в этом добрый знак. Они поняли, что эта встреча – на пользу всем. Каан стоял, заткнув пальцы рук за пояс, широко расставив ноги, в маленьких узких глазах вспыхивали огненные искорки. Все это мгновенно заметил Идикут. Пронзительный взгляд Каана мешал Баурчуку Арт Текину, получше разглядеть его самого. Но что было невозможно не увидеть, так это рыжие усы и такую же рыжую, но редкую бороду. Каан, глядя на Идикута, невольно сравнил го с молодым и резвым жеребенком. Хватит ли у него отваги выдержать все испытания, но то, что он пришел уже большая его удача.

И еще Чингисхан решил, что перед ним – не простой уйгур и оценить его можно будет по его речам.

Баурчук Арт Текин в свою очередь зная, что предстал перед могущественным монгольским правителем. Не пришел, чтобы просить защиты и покровительства, а он здесь для того, чтобы установить справедливые и добрые связи. И чувство уйгурского национального достоинства всегда будет поддерживать его.

Каан, казалось, понимал состояние Идикута, во всяком случае, он был полон теплого душевного расположения к этому молодому уйгуру.

И тем не менее, он резко сказал:

– Я тот, кто перевернет мир! Я – покоритель мира!

– Я знаю это, – тут же ответил Уйгурский лидер.

– Но ты не побоялся прийти ко мне?

– Нет, уйгур не испугался. Ведь вы сами повелели. Вот я и пришел, – голос Идикута был мягок, но уверен. – Пришел с надеждой и добром.

– Таким я тебя и представлял.

Чингисхан произнес это, но его мысли были о другом. Баурчук Арт Текин понял, что Чингисхан надеялся на то, что Уйгурия придет на поклон монголам.

– Ты пришел как раз к нашему празднику «Саян нойур», – сказал по-монгольски Чингисхан. Ты знаешь, что означает это название?

– Уйгуры говорят «Белое озеро».

– Да! – засмеялся Чингисхан. – Ты владеешь монгольским языком?

– Владею!

Они приближались к Белому шатру.

Каан пригласил войти. Прежде чем войти Идикут заметил, что чуть левее был раскинут Желтый шатер. С двух сторон, ожидая гостей и вытянувшись в ряд, располагались конные и пешие найоны. Белый шатер не привлек особого внимания Баурчука Арт Текина. Он показался ему крохотным и жалким, ведь его нельзя было сравнить с теми дворцами, которые имелись в Бешбалыке, Турфане, Кумуле. Баурчук Арт Текин был горд тем, что его предки, будучи каганами Уйгуро-Орхонского каганата основали большие города, но для монголов это было неважно. Они гордятся своей землей, степью, скотом. Повседневная жизнь монгола резко отличалась от городской жизни уйгура. Возможно, Каан и стремится завоевать мир, чтобы изменить жизнь монголов?

В честь Идикута по традиции совершили обряд жертвоприношения. Невысокий, плотного телосложения найон, подтащил волоком жирного белого барана. Баурчук Арт Текин лишь бросил на животное взгляд, и найон, взяв в руки висевший за поясом тяжелый нож, одним взмахом распорол живот барану, и, запустив руку, крепко сжал сердце животного.

Баурчук Арт Текин улыбнулся, и, приложив руку к груди, поблагодарил за проявленное к нему уважение. Но в душе он сравнил найона, умертвившего животное таким способом с кровожадным волком. Чингисхан продолжал неотрывно смотреть на Идикута, словно бы ему было мало такого проявления благодарности. Баурчук Арт Текин еще раз чуть склонил голову, на которой красовалась корона.

Баурчук Арт Текин стал свидетелем еще одного неожиданного события. Чингисхан: нахмурив брови, подозвал к себе одного из найонов, тот быстро подбежал и встал перед Кааном, преклонив колено.

– Пусть Мактаал поприветствует моего сына – Баурчука Арт Текина! Беги и передай мою волю, – сказал Чингисхан, еще больше насупив брови. Идикут Баурчук Арт Текин посмотрел в ту сторону, куда смотрел и Чингисхан. Найон, которому был отдан приказ, бежал, что было сил, что-то крича и вскидывая руки, затем один из всадников, стегнув лошадь, помчался вдоль рядов. И, наконец, найон, сидевший на холме, зажег факел и высоко поднял его. Кроме Чингисхана, Баурчука Арт Текина и Тора Кая, все монголы преклонили колени и склонили головы.

– Это знак уважения, которое мы испытываем к тебе, – сказал Чингисхан, наглядно демонстрируя свое расположение к Баурчуку Арт Текину.

– Благодарю вас, божественный Каан. Народу вашему слава! Я безгранично рад и счастлив!

Конечно же, Идикут не мог до конца познать глубину и значимость такого выражения дружбы и симпатии, проявленные Кааном. А Чингисхан принялся знакомить Баурчука Арт Текина со своими сыновьями, которые стояли у входа в Белый шатер, преклонив колени.

– Это Джучи-хан. Мой доблестный сын! Настоящий герой!

Джучи оказался невысокого роста, плотный, с острыми как у беркута глазами. Слегка наклонив голову, он поприветствовал Идикута.

Он хотел произнести что-то, но испугался отца. Он подумал, что, возможно, взболтнет что-то лишнее. Но взгляд у него был теплый и дружелюбный. Баурчук Арт Текин особо не присматривался к нему, но образ Джучи сохранился в его памяти. Джучи же вновь и вновь посматривал на Идикута, не отрывая глаз. Он думал о том, что вот, оказывается, каков этот лидер уйгуров – Баурчук Арт Текин! Джучи, участвовавший во многих военных кампаниях, не мог припомнить такого открытого ясного взгляда, как у Идикута, ни у одного из лидеров покоренных народов. Он также подумал о том, что Баурчук Арт Текин все равно попадется в сети отца, то есть Чингисхана. Он надеялся, что в будущем, возможно, сдружится с Баурчуком Арт Текином, если, конечно, Чингисхану удасться вовлечь Идикута в орбиту своего влияния.

Особое расположение проявлял Каан к своему другому сыну – Угэдэю, который постоянно ходил слегка навеселе от так любимого, им перебродившего хмельного напитка. Чингисхан никогда не наказывал этого сына, который во многом был так похож на своего отца.

– Это Угэдэй! Он может быть податливым и мягким в общении с женщинами, но в бою – настоящий камень! Не остановится перед тем, чтобы пролить кровь человека!

Угэдэй не в силах устоять на месте, покачнувшись, спросил у Баурчука Арт Текина:

– У Идикута есть жены?

Чингисхану очень понравились эти слова. Соглашаясь с сыном, он выжидательно посмотрел на Идикута.

Баурчук Арт Текин держался сдержанно. Он ничего не ответил. Каан не обиделся. Он, как ни в чем, ни бывало, продолжал знакомить Идикута со своими сыновьями. Угэдей, пошатываясь, вышел из шатра.

– Ничего, еще молодой, – сказал Чингисхан, прикрывая таким образом выходку сына.

– А это – Чагатай, – Каан вновь привлек внимание Баурчука Арт Текина. – Бесстрашный, настоящий хищник! Беркут! Дракон!

Чагатай, как будто обиженный, сосредоточено смотрел себе под ноги. Ему явно не понравилась такая характеристика.

Чагатай был чуть выше Джучи. У него были чуть приплюснутый широкий нос, маленькие, узкие глаза и острые, как у волка зубы. Он имел привычку покусывать свои губы. Чагатай недружелюбно смотрел на Баурчука Арт Текина, словно бы говоря, что терпит его лишь до той поры, пока у власти находится отец, то есть Чингисхан.

Как ни странно, но и Чингисхан вдруг враз переменился и принялся, что есть духу хвалить своих сыновей.

– Мои сыновья – настоящие герои. Мы все делим с ними поровну. Вот и завоеванные страны, я поделю между ними, – хвастливо проговорил он.

Баурчук Арт Текин глянул на Тора Кая. Тот молчал, выказывая всем своим видом несогласие со словами Каана. Идикута эти слова тоже встревожили. Но он улыбнулся, как бы говоря Тора Кая, что не надо показывать свое недовольство. Однако они оба теперь до конца осознали, что, приехав к Чингисхану, теперь просто так они от него не отделаются. Да и судьба Уйгурии виделась им в несколько ином свете, чем ранее.

– Все не так, как ты думаешь, – вдруг сказал Чингисхан, словно бы читая мысли Идикута. – Запомни, что мы тебе будем опорой и поддержкой. Пока мы живы никто не осмелится напасть на Уйгурию!

Баурчук Арт Текин был поражен проницательностью Чингисхана. А он, между тем, продолжал:

– Я гарантирую, что никто даже не посмеет попытаться разрушить городские стены Бешбалыка, Турфана, Караходжи, Астаны!

Эти слова явились как бы клятвой Чингисхана. Естественно, Баурчук Арт Текин был очень им рад.

– Я верю вам и знаю, что эти слова исходят из глубин вашей светлой души.

– Отныне, ты мой пятый сын! – провозгласил Чингисхан, похлопав Идикута по плечу. – А Уйгурия – мой пятый улус! С врагами разговор будет короток. Чингисхан убрал руку с плеча Идикута, – но ты, ты – мой сын! Моя душа!! Мой сын! – снова проговорил он.

Слова Чингисхана несколько озадачили Баурчука Арт Текина. С одной стороны, он был очень рад такому обороту событий. Ведь это означало, что Чингисхан признал его. Если он объявил Идикута своим сыном, то и Уйгурское государство получало гарантии. Но, с другой стороны, не обманет ли Каан? Баурчук Арт Текин думал об этом, и тут же отвечал самому себе, что обмана не может быть, так как он Баурчук Арт Текин исполнил пожелание Чингисхана, и привез голову киданьского посла.

Чингисхану понравилась, эта не по годам задумчивость и мудрость Идикута. Поэтому он решился высказать больше:

– Ни тангутам, ни китайцам, ни киданьцам, я не давал такой клятвы! А тебе даю! Знай, что они не были моими друзьями!

– Благодарю вас, вы не разочаруетесь во мне, – с чувством ответил Баурчук Арт Текин.

– Да, я слышу слова мудрого и образованного уйгура!

Слева от Чингисхана сидел Угэдэй, справа – его младший сын Толуй. У порога возле самого входа – его супруга, мать его наследников – Хатун Борте Уджен Сечен. Был дан сигнал, и девушки начали заносить монгольские блюда. В больших подносах занесли вареное мясо, в огромных чашах кумыс, айран. Принесли овечий сыр, появилось красное иранское вино, настоянный на арбузных семечках – хмельной китайский напиток. Взоры присутствующих притягивали ярко-красные, спелые гранаты, сушеные экзотические дыни, различные фрукты, орехи, привезенные из Центральной Азии. Из соседнего шатра слышалась монгольская мелодия.

– Добро пожаловать, – произнес Чингисхан, – у монголов – широкая душа, и мы всегда рады приветствовать такого человека, как вы!

Каан осознавал, что уйгурский правитель без всяких условий прибыл сюда, он видел, что представителям Уйгурии присуще чувство национальной гордости, и они сдержанны и мудры.

Однако Идикут, не знал, да и не мог знать того, что в отношении Уйгурского государства у Чингисхана громадные планы. Идикут не мог преполагать, что, используя достижения и потенциал уйгуров, Чингисхан рассчитывал осуществить грандиозные военные походы и добиться своих кровавых целей.

– Мы находимся здесь не вынужденно, а с целью установления дружбы на долгие годы. Я думаю, что для уйгурской истории сегодня открывается новая эпоха! И инициатор этого – вы, досточтимый Каан! Да будет наш путь светел и славен!

– Благодарю за ваши слова!

– Уйгуры всегда будут верны монголам!

– Мудрые уйгуры нужны Каану! – подчеркнул Чингисхан.

После этого началась церемония одаривания подарками. Осуществить это Баурчук Арт Текин поручил Тора Кая.

Спустили несколько тюков, доставленных на верблюдах из Уйгурского государства. Тора Кая лично развязал веревки:

– Небесный повелитель! Позвольте преподнести подарки, привезенные из земли уйгуров!

Чингисхан довольно закивал головой. Однако он подумал о том, почему же Идикут поручил эту миссию Тора Кая? Почему сам не раздает подарки? Он взглянул на Баурчука Арт Текина. Они встретились взглядами, но оба промолчали. В конце концов, Баурчук Арт Текин не придавал большого значения тому факту, кто будет дарить подарки, ведь Чингисхан не поручал Атаю Сали привезти что-либо. Другое дело – голова Шаукима. Ее-то Идикут преподнесет лично, но чуть позже, а сейчас Идикут хотел бы преподнести Каану настоящий подарок. Он сидел, поглаживая правой рукой с огромным перстнем на пальце, свою бородку, и незаметно дал знак Тора Кая. Тот хотел, было выйти, чтобы подвести подарок – великолепного скакуна, но Идикут сообразил, что выходить из шатра было бы проявлением бестактности по отношению к Каану. Поэтому он нахмурил брови, и Тора Кая остался на месте. Идикут же попросил Чингисхана не отказать ему, и принять в качестве подарка коня, привязанного недалеко от шатра.

– Позволю себе предложить вам проехаться на нем, – добавил Баурчук Арт Текин.

То, что Чингисхану не совсем хотелось сейчас садиться на лошадь, можно было догадаться по его виду, но не взять подарок Идикута тоже было нельзя, ведь он мог обидеться. Мгновение, помедлив, Чингисхан ответил согласием. Он встал и быстрым шагом вышел из шатра, следом за ним последовали и все остальные. Тора Кая подошел к коню, который гарцевал на месте, предчувствуя бег. Чингисхан похлопал скакуна по холке, а в это время Тора Кая накинул на спину иноходцу попону, отделанную прекрасным узором. Как всякий монгол, когда дело касается коня, Чингисхан не стал медлить. Он вскочил на лошадь, и взял поводья, стегнув камчой, он с места галопом поскакал в сторону Керулена. Найоны, и жены Каана – Борте Уджен Сечен, Чахэ, его дочь – Алтун-Бике, сыновья – Джучи, Чагатай, Толуй, Угэдей, его полководец Суботай и телохранители – все с большим интересом наблюдали за ним.

Отъехав достаточно далеко, Каан резко повернул, и уже рысью вернулся в ставку. И только в этот момент к нему присоединились телохранители на низкорослых монгольских лошадях. Спрыгнув с коня, Каан похлопал ее и произнес:

– Лошадь, которая совсем не устает! Вы вырастили настоящего скакуна. Для меня это лучший подарок!

Он взял Баурчука Арт Текина за руку немного выше ладони. Восприняв это как высшую похвалу, Идикут серьезно ответил:

– Если вам будут нужны боевые кони, мы обеспечим вас ими!

Передавая уздечку подбежавшему найону, Чингисхан сказал:

– Привяжи покрепче! Смотри, чтобы не убежал! Очень резвый конь. Именно такие мне будут нужны, когда я пойду походом в Центральную Азию. Очень скоро будет война с мусульманами Центральной Азии – с Караханидами.

Баурчук Арт Текин был опешен: «Как война с Караханидами?», – подумал он. – «Ведь Караханиды – это те же уйгуры, только мусульмане! Ведь они наши братья!». Вслух же он произнес:

– Уйгурское государство не желает пролития крови, мой Каан, так же как не хотели войны и наши предки – правители Уйгуро-Орхонского каганата!

Хитрый и расчетливый Чингисхан не пожелал заострять сейчас внимание на этом вопросе. Он просто и бесхитростно ответил:

– Я знаю, что Уйгурия не желает воевать. Да я и сам сейчас против военных действий. Оставим это. Вы у меня в гостях, поэтому пройдемте в шатер, прошу вас.

Как только все вошли в шатер и расселись, Баурчук Арт Текин преподнес Чингисхану шкатулку. Тот, взглянув, поразился ее отделкой и красотой, а открыв ее, и увидев драгоценные предметы, несказанно обрадовался.

– Какая красота! – восклицал Чингисхан, – и это все изготовили уй-гуры?

– Да, мой Каан! У нас много ювелиров. Но есть и ремесленники, специализирующиеся на других изделиях. Если бы вы пожелали, то могли бы приехать в Уйгурию и увидеть все своими глазами.

– Да, я желаю этого! Мне хочется все увидеть самому!

Чингисхан опустил руку в шкатулку, и, перебирая пальцами в нагромождении всевозможных драгоценностей, громко засмеялся.

Его сыновья сидели молча и наблюдали за этой сценой. Они прекрасно понимали ту задачу, которая стояла перед Чингисханом в отношении Уйгурского государства, но помалкивали и не высказывали своего мнения, так как опасались гнева отца.

Лишь старший сын – Джучи, наклонившись к Чингисхану, прошептал:

– Поблагодари его. Ведь нам очень повезло, что уйгуры решили служить нам.

Чингисхан, несмотря на всю суровость своего характера, прислушивался к сыновьям. Ведь они были его опорой. Все они – смелые, сильные и уважающие отца. Джучи, Чагатай, Угэдэй, Толуй. Когда он произносит их имена, его охватывает гордость. А их мать – Борте Уджен Сетчен. Она – мудрая и скромная – его первейшая опора. Она во всем поддерживала мужа, и он часто ждал от нее дельного совета. Вот и сейчас, она согласна с тем, что необходимо приветствовать и обласкать молодого Идикута. От дружбы с ним – только польза как самому Каану, так и всему государству монгольскому.

Чингисхан был страшен в гневе. Он не считался ни с кем. Иногда он в пылу страстей, мог обрушиться на кого угодно, даже на своих близких. Они это знали, а потому старались не перечить ему. Но сейчас они все, как один проявили симпатию в отношении Идикута и были сторонниками дружбы с ним.

Чингисхан, тепло, взглянув на супругу, оглядел сыновей, которые уловили этот взгляд отца, и вдруг переменившись лицом, воскликнул:

– А где же голова? Я спрашиваю, где голова киданьца?

– Если позволите, Тора Кая принесет.

– Да! Повелеваю!

Выйдя из шатра, Тора Кая подошел к уйгурскому воину:

– Принеси голову Шаукима!

Приказ был выполнен, когда Тора Кая взял мешок и намеревался идти назад, в это время караульный крикнул ему вслед, что если голову принесут назад, то он отказывается ее хранить, ибо это – не дело воина!

Тора Кая, войдя в шатер, передал мешок Идикуту. Тот, вытащил голову Шаукима, развязал платок, в который она была завернута, и положил на огромный поднос, заранее приготовленный монголами.

– Вот доказательство, которое вы просили, – сказал Идикут.

Чингисхан с некоторым удивлением, перемешанным с недоверием, посмотрел на поднос. Он до последнего мгновения не верил, что Баурчук Арт Текин выполнит это его желание. Он не был уверен на самом ли деле это голова Шаукима. Идикут, видя его сомнения, сказал:

– Правитель киданей Чорук уже знает!

После этих слов, Чингисхан поверил до конца, что перед ним голова Шаукима.

Глядя прямо на Идикута, он сказал:

– Уйгуры находились в зависимости от киданей. Этому пришел конец. Но была ли Уйгурия независимой?

– Да, мой Каан! На протяжении 275 лет, а именно, с 850 по 1125 год мы были независимы. А потом – нескончаемые войны, и вот мы оказались присоединенными к Кидани.

– Теперь вы вновь свободны! Вы – освободились от киданьской опеки. Это заявляю я – Каан монголов!

– Благодарю и верю!

– Верь, и ты добьешься благополучия для своей страны и своего народа!

– Я был уверен в этом!

– Да, ты мудрый правитель.

– Но не такой мудрый как вы, мой Каан!

Чингисхан находился в приподнятом состоянии духа. Он приказал начальнику личной гвардии – Ангурат-найону, забрать голову Шаукима. С поклоном тот приблизился к подносу и вместе с ним вышел вон, пятясь, и не оглядываясь.

Чингисхан обратился к Идикуту:

– Кто такая Кидань в сравнении с Уйгурией?! Теперь киданьский правитель будет опасаться тебя! Потому, что мы друзья! Поговаривали, что у Чингисхана нет друзей. Эта болтовня распространена и среди тангутов. В свое время я воевал с тангутами. В 1207 году их правитель – Ань-Циань, которого я назвал Бурханом просил прекратить нашествие. Он обещал покориться мне. Он отдал мне в жены свою дочь. Я сдержал свое слово, и прекратил войну. Теперь дело за ним. Если он не сдержит свою клятву, я его уничтожу!

«Какую же клятву дал Бурхан, – подумал Баурчук Арт Текин, – или он сказал, что присоединится, как мы?!».

– В отличие от Бурхана, – перебил его мысли Чингисхан, – тебе я верю!

Баурчук Арт Текин промолчал.

Когда Борте Уджен Сечен приказала молодой, красивой, длинноволосой женщине вносить блюда с едой, Баурчук Арт Текин невольно залюбовался ею. Каан перехватил его взгляд и сказал:

– Это и есть дочь Бурхана, моя младшая жена – Чахэ.

Борте Уджен Сечен не понравилось то, что Чингисхан знакомит Идикута со своей младшей женой. Не смея сказать что-либо мужу, она прикрикнула Чахэ:

– Поторапливайся, да смотри не споткнись.

Она произнесла это намеренно громко, чтобы унизить Чахэ. Ведь согласно традиции, именно она – Бортэ Уджен Сечен является старшей женой Каана, матерью его наследников, а потому негоже было сначала говорить о Чахэ. Чингисхан, словно бы поняв свою оплошность, повернулся к Бортэ Уджен Сечен и сказал:

– Моя старшая супруга!

Бортэ Уджен Сечен, обидевшаяся было в начале после этого несколько успокоилась.

– Добро пожаловать, – произнесла она. Отведайте угощения Каана!

– Благодарю вас, госпожа, – учтиво ответил Баурчук Арт Текин.

А Чингисхан решил еще раз испытать Идикута.

– Хотел узнать, сын мой, ваше мнение относительно тех тревог, которые я постоянно испытываю!

– И, что это за тревоги, можно узнать?

–Меня больше всего волнуют проблемы: земли, богатства, женщин.

– Да, это то, что волнует, наверное, каждого. И все они решаются путем кровопролития. Но, по-моему, наиболее важная проблема – это земля. Ведь ее, подобно богатству и женщинам, не погрузишь в повозку и не увезешь.

– Верно говоришь! Ну, а можно ли мучиться и переживать ради женщин?

– Для правителя, забота о женщинах, может быть, наиболее важная.

Бортэ Уджен Сечен была поражена словами Идикута. Еще никогда в жизни ей не довелось слышать таких речей. Она и подумать не могла о том, что и мужчины могут переживать и мучиться из-за женщин.

– Скромность, красота и порядочность, уважение к мужу – вот что должно цениться в женщине, – продолжал Баурчук Арт Текин.

Все, что он говорил, казалось, было таким обыденным в его стране, но для окружения Чингисхана это все было в диковинку.

Когда он говорил об этом, неслышно ступая, в шатер вошла молодая девушка и присела у входа. Ни сам Каан, ни Борте Уджен Сечен, ни говоря уже о Чахэ, Джучи, Угэдэе, Чагатае, Толуе, не обратили на нее никакого внимания.

– Хорошо, – сказал Чингисхан, – а в дни тяжелых испытаний?

– Тогда они должны жертвовать собой, если женщина умная, преданная, самоотверженная, то за нее мужчине грех не пострадать, – с улыбкой ответил Баурчук Арт Текин, взглянув на Борте Уджен Сечен.

Эти слова ей очень понравились, и ее лицо преобразилось в улыбке. Она в душе благодарила Идикута за его ум и проницательность.

Не сводила глаз с Баурчука Арт Текина и та девушка, которая вошла позже всех. Как только наступила тишина, она также неслышно поднялась и ушла. Лишь только Джучи проводил ее взглядом.

Между тем Чингисхан, нарушив тишину, сказал:

– Я не знаю, как благодарить тебя, за твой ум, твою сдержанность и скромность, за то, что находишь ответы на, казалось бы, неразрешимые проблемы. Отныне, ты – мой сын, и между нами не должно быть противоречий!

– О каких противоречиях вы говорите, ведь вы – не волк, а я – не овца, вы – не кошка, а я – не мышка, вы – не сокол, а я – не голубь!

– Это так, но я все равно еще испытаю тебя!

– Да, но ведь и я испытаю вас!

– Когда угодно и как угодно!

– Вы говорите, что мы – друзья! Вы сочли возможным и прислали ко мне посла. И вот теперь я – среди вас. Я поражен широтой вашей души! Ведь вы известны всему миру. Вы – правитель могущественного государства. А я – никому неизвестный Идикут. Но вы с таким гостеприимством принимаете меня! Вы не только даете возможность мне высказаться, но и внимательно слушаете то, что я говорю. Разве это не душевное величие? Разве это не признак благородства и мудрости?

– Я еще раз убедился, что не ошибся в тебе! – воскликнул Чингисхан. – А теперь буду всемерно содействовать тому, чтобы рос твой авторитет. Желаю, чтобы о нашей дружбе узнали все соседние народы. Отныне не допущу, чтобы уйгуров убивали, чтобы их преследовали! Уйгурское государство будет жить свободно и вольно!

– Да сбудутся ваши слова! – ответил Баурчук Арт Текин.

С этого момента настроение всех значительно улучшилось. Только Тора Кая все еще был подвержен сомнению. Он был уверен в Идикуте. Но Каан вызывал в нем определенное недоверие.

«Будет ли он верен своим словам? Не обманет ли? Говоря об испытаниях, не вовлечет ли Идикута в пламя войны?», – не без основания думал этот уйгурский полководец.

От этих своих мыслей Тора Кая даже переменился лицом. Это все заметил Баурчук Арт Текин, и, хотя у него не было возможности переговорить с Тора Кая, он почувствовал что-то неладное.

«Неужели Чингисхан задумал плохое? Может он хочет убить меня?», – подумал Баурчук Арт Текин. Он глянул в проем шатра, и увидел, как группа монголов в некотором отдалении спешно что-то сооружает. Чингисхан же с усмешкой наблюдал за Идикутом.

Бортэ Уджен Сечен, напротив, была взволнована. Она знала, что готовит Чингисхан, какое испытание ждет Идикута. Но она переживала больше за своего мужа. Ведь он бессмертный! Он – избранный! А потому ничто не должно повредить ему!

Бортэ Уджен Сечен подошла к Каану, и сказала:

– Время ужина. Не следует ли нам пригласить нашего дорогого гостя отведать вареного мяса?

Каан молча кивнул. Затем он нехотя поднялся, и обратился к Идикуту:

– Прошу поужинать! Это должно быть очень вкусно!

Перед Баурчуком Арт Текином поставили большое блюдо с вареной бараньей головой. Это был тот самый жертвенный баран, которого умертвили, сжав ему сердце. Баурчук Арт Текин нисколько не смущаясь, спокойно взял голову барана. Чингисхан внимательно, но молча следил за его действиями, а Идикут, как ни в чем не бывало, острым ножом срезал куски мяса и отправлял их в рот. Таким образом, он очень быстро разделался с отлично приготовленным блюдом, и положил на стол обглоданные кости.

Было видно, что Чингисхан остался недоволен. Это заметил Тора Кая. Доедая мясо со своего подноса, он все понял, и прошептал Баурчук Арт Текину:

– Мы совершили большую ошибку. Наверное, надо было предложить мясо хозяевам. Но ведь мы не знали, что у монголов так принято. В любом случае это моя вина. Прошу меня извинить!

Баурчук Арт Текин, как ни в чем не бывало, с улыбкой обратился к Чингисхану.

– Мой Каан! Вам не следует гневаться. Вы – лидер монголов, фактически – голова народа! Я – лидер уйгуров. Тоже своего рода голова! Негоже, если бы я не съел баранью голову. Но и предлагать ее вам не буду. Я приглашаю вас в Уйгурию. Когда вы приедите, я перед вами поставлю поднос с бараньей головой. И попрошу, чтобы и вы съели ее единолично. У нас так принято!

– Хорошо! Если у вас так принято, то и ладно! А за приглашение в Бешбалык – спасибо!

После этих слов все облегченно вздохнули, так как боялись, что произойдет некоторое недопонимание. Чингисхан же, словно голодный волк набросился на еду, выхватывая с подноса большие куски баранины и конины.

– А вы мясо едите? – спросил Чингисхан, не отрывая головы от еды. – Уйгуры употребляют в пищу мясо? Или они предпочитают траву?

Идикут промолчал. Про себя же он подумал о том, что Чингисхан прекрасно знает, что уйгуры используют в пищу мясо животных. Ведь Пан Текин – наш великий предок, перегонял огромные стада овец и лошадей. Монголы прекрасно об этом знают. Так почему же те, кто выращивает скотину, не должен ее есть?

– Мы употребляем в пищу и траву. Различные полезные коренья. Например, мяту.

– Мяту? – недоверчиво спросил Каан.

– Да, мяту! – повторил Баурчук Арт Текин и принялся перечислять блюда уйгурской кухни. Было совершено ясно, что монгольская кухня оказалась намного проще и беднее, чем кухня уйгурская.

– Мы, например, едим пельмени из мяты.

– Хорошо!

– Очень любим тыкву!

– Хорошо! А ее, откуда берете?

– Земледелец – дехканин выращивает.

– Кто такой дехканин?

– Человек с кетменем в руках.

– Что такое кетмень?

– Это орудие, сделанное из железа.

– Орудие? – заинтересовался Каан. – Им можно убить человека?

– Нет! Им можно трудиться.

– Почему дехканин не трудится при помощи лука, стрел, копья?

– Тогда он станет не дехканином, а воином!

Каан при слове воин преобразился. Он стал расхваливать качества воинов, ставя их намного выше качеств дехканина.

– Воин – это родина! Воин – это обязанность! Тот, кто взял в руки оружие, никогда не будет покорен. Судьба народа тесно связана с его армией, но есть и предатели. Самая большая ошибка уйгурских правителей в том, что они не избавлялись от предателей, а наоборот, убивали друг друга, не подчинялись одному правителю, поэтому уйгуры и разобщены, подчиняясь, кто Кидани, кто государству Тангутов, кто – еще кому-то! А мне люди верят! И я верю своим подчиненным, своим найонам!

Баурчук Арт Текин хвастовство Чингисхана счел неуместным.

– Настоящий скакун не умирает, стоя на месте! – сказал он, не боясь спорить с Кааном. – Он вырывается, скачет, спотыкается и только потом падает.

– Что ты хочешь этим сказать, сын мой? – холодно спросил Чингисхан.

– Воин, как и скакун, не останавливаясь, с головой уходит в битву. Он убивает врагов, и, наконец, и сам погибает, все еще держа в руках саблю. Оружие без крови просто заржавеет. А по мне так не стоит пускать кровь, а лучше жить в мире.

– Но человек с оружием бессмертен! Я, например, никогда не умру! У меня в руках оружие! И монгольский народ следует за мной. С оружием в руках мы будем всегда биться с буддистами, мусульманами, христианами! Нас такими создало Небо!

Баурчук Арт Текин в душе осознавал важность владения оружием, но он был против того, о чем говорит Чингисхан. Он был совершенно не согласен с его словами о том, что существуют избранные народы.

– Но Бог создал нас всех равными! – твердо и уверенно сказал Идикут.

Каан посмотрел на него, как на заклятого врага. Этого взгляда опасались все, кто сидел в Белом шатре, за исключением, пожалуй, Тора Кая. Тора Кая верил в Идикута, в то, что он вполне может противостоять Каану и в этом споре. Единственное, чего опасался Тора Кая, так это того, что Чингисхан просто не даст Баурчуку Арт Текину слово вставить. Поэтому Тора Кая знаком показал Идикуту, что необходимо высказаться, не ожидая, когда слово предоставит Чингисхан.

А Баурчук Арт Текин, не меняя выражения лица, невозмутимо продолжал:

– Прежде всего, мы все люди. Нас создал Всевышний равными. И, если мы имеем оружие, то тоже, благодаря Богу. Но суть состоит не в том, чтобы проливать кровь других. Мое буддистское миропонимание заключается в проявлении милосердия. Уйгурам свойственно это качество. Кроме того, мы очень верные друзья. Но, если кто-то решит воевать с нами, мы готовы и к войне. Наша страна обширна и богата, у нас достаточно боевых лошадей и верблюдов. Мы можем за себя постоять. Но, самое главное, мы сердцем чувствуем слово Божье!

«Что это за человек? – подумал Чингисхан после этих слов Идикута. – Он говорит, не боясь! Может мне разрушить его страну? Но ему, кроме своей земли, ничего не надо! Он очень не простой, достаточно умный и рассудительный! Но его дорога не похожа на мою! Его рассуждения отличаются от моих! Нет, он мне будет в сотню раз полезней, если я не пойду войной на Бешбалык! Но я останусь на своем пути, а он пусть идет своей дорогой!».

– Пусть же, сын мой, наша дружба будет вечной! Ведь Бешбалык превратится в золотой мост между нами!

Баурчук Арт Текин взглянул на Тора Кая. «Что бы значили эти слова?», – подумал он.

А Чингисхан, между тем, вновь приглашая продолжить трапезу, сказал:

– Думаю, что наша беседа была достаточно содержательной и полезной.

– Я тоже такого мнения, мой Каан, – ответил Идикут.

Он немного помолчал и продолжил:

– Мы, уйгуры, очень любим фрукты. Едим яблоки, урюк, персики, виноград, груши, миндаль, орехи, изюм, инжир, гранаты, дыни и арбузы. Все это произрастает в Бешбалыке, в Турфане и окрестных селениях. Наши земли дают нам хлеб и овощи. Это те земли, которые согреваются лучами солнца, это земли, по которым текут полноводные реки. У нас достаточно продуктов, и мы пользуемся тем, что нам дает наша благословенная земля. Возможно, вы, мой Каан, посетите наше государство, и сами увидите все это. Вы почувствуете уйгурское гостеприимство. А вы – монголы, что едите вы?

Баурчук Арт Текин специально задал этот вопрос.

Чингисхан, стряхнув с редких усов кусочки мяса, сказал:

– Монгол всегда ест мясо! Мясо! Мясо! Поэтому мы и непобедимы!

Говоря это, он тряс головой, и кусочки мяса сыпались на его одежду.

– Те фрукты, о которых ты говорил, теперь и я буду есть! Где бы они ни росли, я приду и возьму. Но мне эти ягоды и фрукты не нужны. Мне нужна земля, богатства, женщины. А еще мне нужны боевые кони…

Немного помолчав, он добавил уже более спокойно:

– Я хочу увидеть Уйгурию. Попробовать те уйгурские блюда, о которых ты говорил. Отведать фрукты и ягоды. Да поможет мне в этом Небо!

– Если есть намерение, то оно осуществимо!

– Мои намерения открыты! Ведь ты – мой друг!

– Ваш сын верит вам!

– Да, ты – мой пятый сын! – сказал Каан.

Перед ними на громадном подносе громоздилось мясо дикого быка, среди напитков были кумыс, айран, красное иранское вино, китайское арбузное вино, стояли подносы, наполненные привезенными из Центральной Азии гранатами, сухофруктами, кишмишем, орехами, различными ягодами. За Белым шатром раздавались звуки монгольского музыкального инструмента – хуура, в которых угадывались китайские, уйгурские, тангутские, джурджитские, киданьские мелодии. Когда заканчивалась одна песня, то сразу же начиналась другая.

– У песни нет врагов. Ведь она не признает границ. Я очень люблю слушать звуки хуура! – вдруг сказал Каан изменившимся, дрогнувшим голосом. – Мой народ, играющий на хууре, будет жить вечно. Ведь он воинственный, но и душевный народ! А теперь, давайте пить бозу. Бортэ, налей-ка сама нашему гостю!

Бортэ Уджен Сечен Хатун обрадовалась этим словам. Она, показывая браслеты, надетые на обе руки, разливала бозу – этот слабо хмельной напиток. Когда она поворачивала голову, ее золотые серьги начинали позвенивать. Заметив, что Чахэ хочет пройти поближе к Каану, Бортэ знаком велела ей выйти из шатра.

Распитие бозы длилось достаточно долго. Чингисхан – этот грозный воин, казалось, преобразился, он предстал, как душевный, мягкосердечный человек, оказывается, во время походов на Джурджитов, Тангутов, Цинов он брал с собой известного музыканта по имени Аргасун. После убийств, совершенных по его приказу, Чингисхан отдавался музыке. Он любил слушать мелодии в исполнении Аргасуна. В такие минуты он забывал обо всем на свете, и из глаз его струились слезы.

Баурчук Арт Текин сегодня стал свидетелем редкостного события. Он увидел Чингисхана, который проявил свои человеческие качества, которых, казалось бы, у него не было.

Чингисхан приказал, чтобы Аргасун вошел в Белый шатер. Вошедший оказался довольно пожилым человеком. Ему было около семидесяти лет. Аргасун был музыкантом, певцом и исполнителем народных мелодий. Было известно, что своей игрой он заставлял прослезиться многих слушателей, а потому его имя покрылось легендой. Только его любил слушать Чингизхан.

Во время похода на Корею, побежденный корейский правитель Ча Ошен, отдал ему в наложницы свою младшую дочь по имени Ша Хина. Та была так прекрасна, что Чингисхан несколько месяцев провел с ней и никто не посмел ему напомнить о том, что пора бы вернуться и к житейским делам и заботам. Тогда по просьбе Бортэ Уджен Сечен к Чингисхану отправился Аргасун, лишь он устыдил Чингихана, напомнив ему, что не в традициях монголов устраивать веселые пиршества во время войны и походов, Чингисхан сразу же понял свою оплошность, и, несмотря на невиданную дерзость Аргасуна не только не наказал его, но, даже приблизив, сделал его своим советником.

– Перед тобой Баурчук Арт Текин – Идикут Уйгурского государства! – произнес Чингисхан, как только Аргасун вошел и поклонился.

Аргасун приподнял свой позолоченный хуур и поклонился еще раз. Сидевший, молча Баурчук Арт Текин, встав со своего места, приложил руку к груди, и наклонил голову в ответном приветствии.

– Уйгуры – древний народ! – сказал Чингисхан.

– Да, это так! – ответил Баурчук Арт Текин.

– Но ведь ты был рабом Киданей или Каракитаев?

Эти слова несколько обидели Идикута. Он, однако ответил, не уклоняясь.

– Не рабом! Да, мы зависели от Киданей.

Чингисхан, казалось бы, не слышал его.

– Азию, Европу, Западные, Восточные, Северные страны завоюю, превращу в рабов! – закричал он. – Весь мир превращу в рабов! Запомни же это – уйгур! Вот этот стяг будет вознесен в завоеванных странах! Вот это будет символом моего величия.

Еще долго не в силах сдержать себя, Чингисхан продолжал распаляться. А Аргасун стоял, прижимая к груди свой музыкальный инструмент. Разумеется, это было неуважение по отношению к музыканту, но он без приказа не мог начинать свою игру.

– Скажи-ка, Баурчук Арт Текин, есть ли на свете еще такой же древний музыкальный инструмент, как хуур? – вдруг спросил Чингисхан.

– Конечно! Например, пипа, гунка.

Зависть Чингисхана проявилась в тот же миг. Он буквально изменился лицом.

– Почему это у уйгуров есть даже два таких древних инструмента?

Баурчук Арт Текин решил промолчать, так как он был уверен, что если будет перечислять все уйгурские музыкальные инструменты, которых, конечно же, не два, а на порядок больше, то неминуемо вызовет гнев Чингисхана. Каан не повторил своего вопроса, и Идикут про себя решил, что во время визита в Уйгурию, у Каана будет возможность все увидеть своими глазами.

Наконец Чингисхан распорядился, чтобы Аргасун начал играть.

– Играй так, чтобы мой сын – Баурчук Арт Текин остался доволен, чтобы он на это время забыл обо всем на свете! Да и мне доставь радость!

Аргасун заиграл и через некоторое время запел. Его песнь была так трогательна, что и Чингисхан, и Баурчук Арт Текин впали в печальную задумчивость. В песне Аргасуна говорилось о жизни монголов, о том, что, благодаря Чингисхану монгольские племена объединились и сумели создать свое государство.

Чингисхан, слушая эту песнь, вспомнил свою молодость, те дни, когда он встретил Бортэ. Перед его глазами проплывали отец – Есугей багатур, близкий друг – Богурчин, братишка Хабуту Касар.

Баурчук Арт Текин с интересом слушал певца. А тот, все более и более вдохновляясь, восхвалял Чингисхана и его деяния.

Всегда и везде вы – в сердце Каана!

Великие горы Алтая, – опора его и хвала.

Земля монголов не имеет ни конца, ни края!

И нет благородней его никого, – а враг это знал!

Уйгурский каган Пан Текин средь монголов известен,

Ведь землю свою на Орхоне он нам оставлял!

Но рядом – уйгуры: в Турфане, Куче, Бешбалыке.

И Чингисхан с Баурчук Арт Текином сроднились,

А значит, врагов их померкли никчемные лики.

Аргасун все продолжал играть на хууре.

Чингиз-хан, увлекая за собой Баурчука Арт Текина и Тора Кая, вышел из Белого шатра, и направился к другому установленному в некотором отдалении. У этого шатра круглосуточно находились найоны, несущие караульную службу. Они были удивлены одеянием Идикута, но не подали и виду, стояли, словно вкопанные. Подойдя к этому шатру, Баурчук Арт Текин обратил внимание на белые и красные стяги, расположенные у входа. Кроме того, он увидел, что на древках знамен развешаны небольшие атласные мешочки.

Чингисхан перехватил взгляд Идикута.

– Тебе, наверное, интересно, сын мой, что это за мешочки? Так вот, знай, что в них находятся сердца, и перетертые кости тех моих врагов, кто был взят в плен и подвергся жестокой казни. А знамена различаются по цвету, так как имеют определенный смысл. Белые флаги – это символы государственности. Красные – символы победы. Считай, что у нас одинаковые стяги. Уже сейчас нам вместе надо готовиться к большому походу. Я уверен, что и у уйгуров будут белые и красные знамена!

«Если все кланяются, – поклонись и ты! Если все гордятся, – возгордись и ты!», – говорят уйгуры. Мы не можем знать, что нас ждет в будущем.

Эти слова Идикута явно не понравились Каану.

– Я тоже раньше так думал! Ну, да ладно, войдем в шатер!

Это был просторный и красивый шатер. На почетном месте была разостлана медвежья шкура и два сложенных ватных одеяла. На стенах висели шкуры различных животных, от лисицы до песца и даже тигра. Отдельно висели всевозможные плетки, к которым никто кроме Каана не смел прикасаться.

Оба правителя расположились на бурой медвежьей шкуре. В шатре кроме Чингисхана и Баурчука Арт Текина больше никого не было. Каан пожелал беседовать с глазу на глаз. Взяв в руки два специальных плоских камня, Каан ударил ими, и раздался специфический звон. Тут же в дверях появился начальник гвардии – Ангурат-найон.

– Пусть войдет Тататуна! – приказал Каан.

– Слушаюсь! Сейчас будет, мой повелитель!

С этими словами Ангурат-найон, склонившись, вышел.

Чингисхан окончательно поверил Баурчуку Арт Текину, а потому начал говорить ему о своих сокровенных целях и грандиозных планах.

– Я сумел объединить монгольские племена. Сегодня мы едины, но так было не всегда. Совсем недавно монголы враждовали между собой. Теперь же моя цель – создать могущественнейшее Монгольское государство. Но мне, поверь, нелегко! Веришь ли ты в возможность этого?

Слушая Чингисхана, Баурчук Арт Текин думал о том, что, осуществляя эти свои задачи по покорению народов и стран, монголы принесли миру большие страдания. Перед глазами Идикута мелькали картины ужасающей разрухи, когда на улицах городов валялись горы трупов. Он представил себе беззащитных женщин и девочек, подвергавшихся насилию и тщетно просящих о помощи, ему представились голодные одичавшие собаки, которые в поисках хоть какой-то пищи, обгладывали кости умерших. В одно мгновение промелькнули эти картины перед ним, а потому он не ответил на вопрос Чингисхана. Напротив, он сам обратился к Каану с вопросом:

– Вы не боитесь Бога?

– Нет, не боюсь! – холодно ответил Чингисхан.

– А народного гнева?

– Нет!

– И даже материнских проклятий?

– Боюсь! – сказал, как отрезал Баурчук Арт Текин. – Знаю, мой вопрос вам не понравился. Если сказал лишнее, прошу простить. Однако я очень боюсь этих проклятий!

– Но меня таким ничего не боящимся создало Небо! – А народ мой меня поддерживает! Что касается проклятий других, то мне нет до них никакого дела!

– А как вы понимаете, смерть? – спросил Идикут, заставив Чингисхана выпучить глаза. – Ведь смерть – дело Бога! И, если он пожелает забрать вашу душу, вы что, ему тоже скажете, – попробуй, я тебя не боюсь?!

– Конечно, все в руках Создателя! Но я не умру! Никто не сможет меня убить! Я исполню все, что задумал! И других заставлю делать то, что нужно будет мне! И не задавай мне больше таких вопросов. Тебя я уважаю. Потому-то тебя и минует беда. Тебя хранит само Небо!

Этих надменных и ядовитых слов Баурчук Арт Текин не испугался, да особо и не встревожился. Он спокойно произнес:

– Да, Бог мне защитник! Он для меня – огромная сила и мощь! А потому беда минует меня.

Он весь напрягся, словно лев готовый к прыжку. Идикут заметил, что Каан в гневе может сделать что-то неадекватное. А Каан постарался, чтобы Идикут не заметил и краешка того страха, который сидел у него внутри.

В это время в шатре появился тот юноша – уйгур Тататуна, которого вызвал Чингисхан. Он был худым, белолицым, чернобровым с густыми волосами. Этот высокий молодой человек вошел, и скромно, но четко произнес:

– Мой, Каан! Вы пожелали, чтобы я явился.

– Это Тататуна. Уйгур, – произнес Чингисхан. – Он находился у Найманов, там и попал в плен.

Тататуне было лет девятнадцать. Он сразу же вызвал чувство симпатии у Баурчука Арт Текина. Этот скромный, стеснительный юноша показался Идикуту каким-то открытым и благородным.

– Откуда ты? Надеюсь, не забыл родимый край? – спросил он, в душе надеясь, что Тататуна окажется из Бешбалыка.

Тататуна, словно бы раздумывая, отвечать или нет, взглянул на Чингисхана.

– Отвечай! Тебя спрашивает твой соплеменник, – сказал Чингисхан, ждавшему разрешения Тататуне. – Не бойся! Говори правду. Твой брат – такой же уйгур, как и ты, и он хочет знать.

Тататуна никак не ожидал увидеть здесь Идикута, поэтому встреча в этом шатре его безмерно обрадовала. Он почувствовал себя счастливым, и несмотря на молодость, знал как себя вести. Тататуна придавал большое значение искусству беседы, и откровенно рассказал о том, как вынужден, был покинуть родную землю, о тяжелых годах скитаний.

«Во многом вина в этом на Тархане Билга Бука. И, конечно же, на моем отце – Идикуте Исан Томуре», – подумал Баурчук Арт Текин. – «Важно, чтобы Тататуна подробно рассказал мне все еще во время этой встречи».

Отец Тататуны – Ягма Бугра некоторое время был советником у Идикута Исан Томура. Поддавшись интригам со стороны Тархана Билга Бука, Идикут Исан Томур подверг его аресту и высылке за пределы государства. Ягма Бугра вместе с сыном покинули Уйгурию, он потерял родину, но дух его не был сломлен. Этот образованнейший человек, автор многочисленных стихов и великолепных переводов, был настоящим просветителем своего народа, вместе с тем, он не был лишен и коммерческой жилки. Все, что умел Ягма Бугра, он старался передать сыну, обучая его иностранным языкам, поэтическому мастерству, каллиграфии. Вместе они посетили такие крупные города, как: Самарканд, Арганум. Там они приобрели большое количество редких свитков. В Отраре Ягма Бугра повел сына в крупнейшую во всей Центральной Азии библиотеку. Скитались по Шам-шахаре, Балхе, посетили такие страны и регионы, как: Мавераннахр, Иран, Ирак, Индию и всюду старались отыскать редкие рукописи. Свои находки они увозили в Бешбалык, Хотан, Кашгар, Яркент, Кумул, где занимались их популяризацией. Таким образом, они дошли и до государства Найманов. Правитель найманов – Таян-хан предложил Ягма Бугра поступить к нему на службу, но тот отказался и за это поплатился жизнью. Таян-хан приказал сжечь все те книги и рукописи, которыми владел Ягма Бугра, и которые были навьючены на целый караван верблюдов, чтобы сохранить все это бесценное богатство, Тататуна дал согласие вступить в должность советника Таян-хана, таким образом, Тататуна, который был, безусловно, широко образованным юношей, известным просветителем, поэтом, лингвистом, математиком, художником и ученым-естествоиспытателем поступил на службу к найманскому правителю Таян-хану, хотя и родился он в Уйгурском государстве.

Буквально на следующий день, Таян-хан вызвал Тататуну к себе:

– Что ты можешь делать? – спросил он.

– Я художник!

Таян-хан подал ему кисть.

– Нарисуй, что пожелаешь! А я посмотрю!

– Хорошо, я нарисую вас, мой господин!

– Согласен! Если узнаю себя, то хорошо! – посмеялся Таян-хан.

Тататуна достаточно быстро нарисовал портрет Таян-хана и передал ему. Таян-хан, взглянув на бумагу, был поражен сходством. Ему захотелось похвалить Тататуну, но он не стал этого делать. Он предпочел расспросить того, задавая всевозможные вопросы. Тататуна отвечал спокойно, но обстоятельно.

– Твоего мудрого отца я просил лишь об одном, но он заупрямился. Последствия ты знаешь! – сказал Таян-хан.

– Знаю! А нельзя ли услышать о том, чего вы требовали от моего отца? – твердо ответил Тататуна.

– Хорошо! Я предлагаю тебе то, что предлагал твоему отцу. Ты молод, но образован. А потому я предлагаю стать моим делопроизводителем! Будешь одновременно и советником. В твоих руках будет государственная печать! Будешь заведовать финансами!

–Хорошо! Я согласен.

Тататуна много лет был секретарем Таян-хана, обучив того грамоте. И вот теперь он на службе у Чингисхана.

– Мы с отцом родом из Бешбалыка. Я старался во всем помогать своему отцу, – добавил он в конце своего рассказа. – Многие из редких книг и рукописей, которые всю свою жизнь собирал отец, находятся в библиотеках и хранилищах Уйгурии, в городах Бешбалыке и Турфане. Я с ними ознакомился.

Эти последние слова Тататуна сказал, глядя на Чингисхана.

– И мне нужны грамотные уйгуры, – произнес Чингисхан. – Тататуна обучает все высшее монгольское общество уйгуро-монгольскому письму. Он – известный каллиграф, художник. Знает много уйгурских песен. Не чужд и музыке!

Каан вновь принялся расхваливать Тататуну.

– Благодаря ему, Джучи, Угэдэй, Толуй, Чагатай обучились грамоте. Да я и сам научился писать свое имя. Ну, да ладно! Тататуна хоть и уйгур по происхождению, но на службе у монголов. Я никогда не унижу его. И никуда не отправлю. Тататуна, оставь нас.

Тататуна, тихо поклонившись, и бросив на Баурчука Арт Текина благородный взгляд, вышел.

А Чингисхан, разгладив рыжие усы, заткнув пальцы обеих рук за поясницу, заходил из одного края этого огромного шатра к другому.

– Я верю в твою дружбу, в искренность, сказанных тобой слов. Но не все правители думают также. Многие хотели бы уничтожить меня.

Баурчук Арт Текин ответил:

– Я всегда придерживался одного – дружить с друзьями моих друзей и враждовать с их врагами. Кидань, Тангут – для меня вражеские страны.

– Но есть и другие враги! – добавил Каан, и, словно испытывая Идикута, впился в него глазами.

Баурчуку Арт Текину было интересно узнать о других врагах, но спросить напрямую он не мог. Каан же не торопился с пояснениями, потому что этими врагами были мусульмане Центральной Азии, то есть Караханиды. А Караханиды, и об этом Чингисхан прекрасно знал, были уйгурами, еще раньше покинувшими свои земли на Орхоне, потому он не желал ранить чувства Идикута, чувства уйгура. Он думал, что подходящий момент еще настанет, однако проблема военных походов на этом не была исчерпана.

– С войском в сто тридцать тысяч воинов мы нападем на государство Цзинь. Я одержу победу. Не завершено еще окончательное покорение Тангутов. В этом году начали нашествие на государство Джурджитов. Покорю его в течение четырех лет. Оно наш кровный враг. После победы сообщу тебе. К Джурджитам нужно будет послать наместника из уйгуров!

– Из Уйгурии?

– Да, от тебя. Если от тебя мне будет спокойней.

– Указание ваше выполню!

– Хорошо, договорились! – Чингисхан был явно рад такому ответу Идикута.

– Мой, Каан, у меня к вам просьба!

– Что за просьба? Говори!

– Вы хотите нашей поддержки. А мне хотелось бы, чтобы этот военный приказ был зачитан вами в присутствии моего полководца – Тора Кая.

Чингисхан был удивлен. В своей стране он все решал единолично, ибо вся власть была у него в руках. Просьба Идикута застала его врасплох и была противна его устремлениям. Он молчал, глядя на Баурчука Арт Текина. Между тем, в голове его промелькнула мысль о том, что сколь мудрым и храбрым бы ни был уйгурский Идикут, но он никогда не сможет достичь того уровня власти, которым обладает монгольский Каан. А ему, Каану, и нужен такой человек, который будет ему верной опорой!

Немного поразмыслив, Чингисхан все же согласился с присутствием Тора Кая. Он дал знак, незамедлительно Тора Кая вошел в шатер и присоединился к беседе.

Чингисхан, между тем, продолжал:

– Мне, прежде всего, нужна дисциплинированная, хорошо вооруженная армия. Она должна подразделяться на десятки, сотни, тысячи, и боевые корпуса из десяти тысяч всадников. Затем нужно обеспечение, то есть своевременная подвозка стенобитных машин, большое количество стрел, копий, сабель. Важно иметь и достаточное количество лекарственных средств, чтобы лечить раненых. Лишь тогда я добьюсь своей цели, которая заключается в нападении, уничтожении, грабеже и изгнании наших врагов. Мне нужна земля, богатство, женщины!

Не в силах справиться с охватившим его азартом, он стал бить кулаками землю. Затем, повернувшись к Баурчуку Арт Текину, произнес:

– И тебя я наделю такими же правами!

– Но этот поход, мой Каан, вы намерены осуществить в какие земли? – спросил Идикут.

Чингисхан сразу же понял не случайность этого вопроса.

– На переселившиеся из Уйгуро-Орхонского каганата племя Ягма, а точнее, на созданное вами государство Западных Караханидов, но эти уйгуры не похожи на тебя. В последующем я осуществлю походы на мусульман – сартов в Центральную Азию, на Хорезм, в Восточный Иран, Восточную Европу, Западную Азию. Китай, Афганистан, Корею, Армению, Азербайджан, Русь, Поволжскую Булгарию, Венгрию. Еще не закончились мои счеты с Тангутами. Их очередь – впереди. Я полностью сокрушу их и уничтожу. С Джурджитами и государством династии Цзинь сражается мой полководец Мухали. Огромный гнев вызвал во мне Хорезмский правитель – Мухаммад-шах. Первой жертвой этого гнева будет Отрар. Этот город я превращу в руины. Я хочу, чтобы ты своими глазами увидел, насколько монгольский народ силен и бесстрашен. В будущем, если кто-то тебя спросит о Чингиз-хане, ты сможешь ответить, что видел все воочию. Запомни, ты – первый уйгур, кто может стать свидетелем моей силы и отваги! Твои предки первыми среди тюрков создали могущественное государство – Уйгуро-Орхонский каганат, а ты, благодаря мне станешь преемником этой славы! И подумай о том, почему я послал к тебе своих гонцов?! Запомни, об уйгурах и монголах сейчас заговорят многие.

Тора Кая подумал о том, что Чингисхан в своих грандиозных планах делает на уйгуров определенную ставку.

– Мы поддержим ваши начинания! – не смог сдержаться Тора Кая.

А Баурчук Арт Текин выразил свои мысли более сдержанно. Он рассказал притчу о том, что как-то в древние времена колесница правителя, отправляющегося в храм, на дороге увидела многоглавую змею. Возчик направил повозку прямо на нее. Головы потянулись в разные стороны и, таким образом, змея не смогла уползти, и была раздавлена. Возвращаясь, на том же месте правитель увидел другую змею, у которой была одна голова, но много хвостов. Правитель приказал возчику раздавить и эту змею. Однако змея юркнула в нору, и все хвосты потянулись за единственной головой. Таким образом, она избежала гибели.

– Эта притча должна послужить нам уроком, – заключил свой рассказ Идикут. – Вы, мой каган – наша голова, а уж мы подобно хвостам последуем за вами.

– Благодарю тебя, мой уйгурский брат! – взволнованно ответил Чингисхан.

– Мы последуем той дорогой, которой пойдете вы! – конкретизировал мысль Идикута Тора Кая.

– Сегодня я, воистину доволен! – произнес Чингисхан, поглаживая, свои рыжие усы.

Немного помедлив, он обратился к своим уйгурским гостям:

– Хотите ли вы осмотреть храмы?

– Конечно!

– Тогда пойдемте!

Баурчук Арт Текин и Тора Кая вышли вслед за Чингисханом.

Перед шатром находились три великолепно оседланных лошади, вскочив в седла, они тронулись с места. Каан повел гостей осмотреть шаманские храмы Боруун-Хуре и Ердени-дзунни. В этих молельнях совершали обряд преклонения сотни тайчутов, меркитов, кереитов, одаркинов, урутов, бесутов, хонхотонов, аруладов. Чингисхан и сопровождающие его уйгуры встретились с главным ламой молельного дома Боруун-Хуре – ламой Саган Лубсан Сэцэн и главным ламой молельного дома Ердени-дзунни – ламой Жамба Дансан Сэцэн.

Они были одеты в длинные одеяния с очень широкими рукавами. Головы их, обритые, словно облизанные жабой, светились холодным блеском. Поклонясь гостям, они протянули руки, приветствуя их.

Чингисхан очень уважительно относился к Баурчуку Арт Текину.

– Твои предки – очень древний старинный народ. И письменность древняя, и язык. Вы отличаетесь от других племен. Вы – богаты. Монголы, пася свой скот, были необразованны, а потому – прозябали в нищете. Это очень плохо. Нам необходимы знания. Среди тюркских племен, я выбрал вас – уйгуров, которые отличаются высокой культурой и образованностью. Монголам необходимо обучиться вашей письменности!

С этими словами Чингисхан натянул поводья своей лошади, и поскакал рядом с Баурчуком Арт Текином. Он хотел побольше узнать об уйгурах.

– До Орхона еще далеко! Расскажи-ка, мне о вашей истории! Мне очень интересно. От Тататуны я кое-что слышал, но хочу лучше знать историю уйгурского народа!

Баурчук Арт Текин в душе обрадовался тому, что Чингисхан, оказывается, способен не только на грабежи и убийства, но и проявляет интерес к истории и культуре. Разумеется, он прекрасно знал историю родной Уйгурии и взаимоотношения ее с соседними странами. Поэтому он выразил готовность ответить на любые вопросы Чингисхана.

А тот, торопясь, выпалил:

– Что означает слово уйгур?

– Вы слышали что-нибудь о легендарном герое Огуз-хане?

– Да, кое-что...

– Так вот, этот великий каган тюрков преклонялся Синему Небу. Но все его родные, включая родителей и братьев, не приветствовали Бога! В результате между Огуз-ханом и его родней произошла битва.

– Сражение в жизни просто необходимо! Если бы Огуз-хан не победил, то он не назывался бы герой Огуз-хан! Но, продолжай! Всем бы нам не мешало преклоняться Небу!

– Но были ведь племена, которые изначально помогали Огуз-хану.

– И, что это за племена?

– Огуз-хан одержал победу. Он приветствовал тех, кто был на его стороне, тех, кто сумел объединиться в трудные времена. Именно этих «объединившихся» он и назвал уйгурами!

– Выходит, слово «уйгур» означает «объединяться», «помогать»? Вот и ты мне помогаешь! Вы оказались народом верным Огуз-хану!

Чингисхан надолго задумался, наклонив голову к гриве своего коня.

Через какое-то время Баурчук Арт Текин продолжил свой рассказ, который буквально обволок сердце Чингисхана.

– А еще слово «уйгур» означает «спутник», «попутчик». Мои предки буквально вцепились в одежду Огуз-хана, в его оружие, в его руки, проявляя, тем самым, чувства верности и намерения всегда быть рядом! Вообще родословная уйгуров очень древняя. Уйгуры состоят из десяти родов. Яглакар, Кур, Таргар, Деремар, Баирсук, Абдал, Касар, Кулас, Увугар-Ягма, Сабар-Сараргур; существует еще девять отдельных уйгурских племен: Уйгур, Баргут, Кун, Байирку, Тонра, Изгил, Чавил, Басмил, Карлук. Они считаются наиболее древними родами уйгурской нации, которые развивались самостоятельно. До последнего времени они вели кочевой образ жизни, а у уйгуры долин Орхона и Селенги вели как кочевой, так и оседлый образ жизни.

Услышав это, Чингисхан обрадовался.

– Мне нравится, что уйгуры были кочевниками! Вообще я доволен твоим рассказом. Ты прекрасно знаешь историю своего народа. Но у тебя в голосе есть нотки печали. Отбрось ненужные переживания! И знай, что наши с тобой планы только тогда реализуются, когда мы осуществим достигнутое!

– Я мечтаю о том, чтобы история уйгуров была описана правдиво и честно, без искажений, такой, какая она есть! – произнес Баурчук Арт Текин после небольшого молчания.

– Так и должно быть! Вот я – монгол никак не могу сказать, что уйгурская письменность – это монгольская письменность. К сожалению, у нас – монголов, нет своего письма. Но я был бы рад, если все многовековое богатство уйгурской культуры послужило бы благом для монголов! Я всегда бы был признателен, если бы уйгуры способствовали просвещению монголов!

– Если древняя уйгурская письменность хоть как-то будет полезна монгольскому народу и Монгольскому государству, я только был бы рад, мой Каан!

Чингисхан почему-то вдруг вспомнил Тататуну. Он испытал чувство легкости и спокойствия, осознавая, что этот умный и образованный молодой уйгур с честью справляется с теми государственными обязанностями, которые он исполняет в качестве Монгольского государственного чиновника! А ведь он служил при дворе Найманского правителя Таян-хана. И, лишь разгромив Государство найманов, Чингисхан пленил Тататуну, который и при Таян-хане исполнял обязанности хранителя государственной печати. Признавая его компетентность, Чингисхан и назначил этого молодого уйгура на одну из высших государственных должностей.

Мысли Чингисхана прервал возглас Тора Кая:

– Орхон! Земля предков! Твои потомки пришли к тебе! Ор-х-оо-н!