Встреча гунна Аттилы и вандала Гейзериха

25.Встреча гунна Аттилы и вандала Гейзериха

В окружении сотни конных чернявых румийских преторианцев почетной охраны, приданных степному хану галльским пропретором Аэцием, и сотни светлоглазых, белобрысых гуннов-хуннагуров и темноглазых, смуглолицых гуннов-сабиров по прибрежному зимнему санному пути на юг легкой рысью, чтобы взбодрить коней, поспешали молодой сенгир Аттила и его старый попутчик, начальник общегуннского таможенно-дипломатического ведомства вой Деряба. Впереди колонны, водрузив себе на голову утепленный изнутри мехом нутрии широкий галлороманский боевой шлем, оставляющий открытым только овал лица, во главе сторожевого десятка хуннагуров ускоренной рысью уходил в авангардный дозор полусотник Стака.

Туменбаши Аттила рассчитывал эти семь-восемь конских переходов от Лугдуна и до Авениона преодолеть за три дня, прибыть пораньше в этот большой город Нарбонской Южной Галлии, отоспаться там в любезно предоставленном дворце магистра милиции Флавия Аэция, понежиться в обществе крутозадых галлороманок в тамошних городских термах (еще со времен своего аманатства в Руме молодой гуннский хан заимел пристрастие к горячим румийским баням-термам) и вообще приятно провести время до прибытия своего старого однополчанина по службе во вспомогательном 136-ом легионе вандальского херицоги Гейзериха.

Было морозно, гуннский мохнатый саврасый иноходец шел ходко, лицо обдувалось холодным южным ветерком, на незамерзающем Родане справа вниз и вверх по реке на веслах и под парусами плыли небольшие речные суда-кайыки с грузом на палубе: с холщовыми мешками, деревянными ларями, большими кожаными турсуками и огромными галльскими керамическими амфорами. Большей частью такие кайыки с грузом (на многих из них были сложены тюки сена) плыли на веслах вверх по реке, наверное, они везли провиантские поставки в гуннские тумены. Вниз же по воде небольшие суда и паромы-транспорты плыли намного быстрей, чем вверх, и даже без весел; худые гребцы-невольники отдыхали в своих кожаных безрукавках мехом внутрь, прикованные цепями к своим скамьям. Они с интересом рассматривали двигающуюся верхом по восточному берегу смешанную воинскую румийско-гуннскую процессию.

Но вопреки ожиданиям, что гунны прибудут в Авенион первыми, нежели вандалы, на третий день при подъезде к высоким побеленным белой известью каменным стенам старинного кельтского городка, перестроенного несколько столетий назад легионерами прославленного полководца Гайя Юлия Цезаря в неприступный румийский воинский кастелл, хан восточного крыла Аттила заметил сооруженный перед городскими воротами на лужайке небольшой ваггонбург, явно, принадлежащий вандалам, так как в центре круга за стеной из высоких возов трепетало на речном ветру боевое знамя-штандарт этого племени черно-желтого цвета.

Едва смешанный гуннско-румийский отряд появился в поле видимости германских вандалов-стражников, как из небольшого пространства между задком одного и передком последующего ваггонов, исполнявших роль ворот, на быстрых рысях выскочила верхоконная группа, поспешившая к подъезжающему отряду; вандалы узрели гуннский черный бунчук из нескольких конских хвостов. Конунг Гейзерих торопился лично встретить и приветствовать хана Аттилу.

И почему-то вспомнил хан Аттила уже те далекие годы, когда они виделись последний раз, а было это двенадцать лет назад, с тех пор уже прошел один жизненный круг; тогда в 425 году тоже, как и в этом 437 году от рождества сына бога Иссы, был год быка. А такой год по степному календарю характеризуется тем, что сильные духом люди (а сенгир Аттила считал себя именно таким человеком) преодолевают все жизненные неприятности трудом и упорством, и им обычно сопутствует удача, в первую очередь, в воинских и денежных делах.

Вандальский предводитель соскочил с коня, бросил поводья спешившемуся и подбежавшему воину в металлическом шлеме и, широко раскинув руки, радостно улыбаясь и прихрамывая на левую ногу, заторопился навстречу своему давнему другу, бывшему румийскому легату и теперешнему гуннскому темнику и хану Аттиле. Последний, не доезжая двадцати шагов до улыбающегося германского конунга, также легко соскочил с седла и тоже быстро пошел вперед навстречу своему старинному боевому товарищу, бывшему старшему центуриону – начальнику когорты в пятьсот легионеров – и сегодняшнему вандальскому боевому херицоге и правящему кунингазу Гейзериху. Такая встреча через двенадцать лет около южногалльского города Авениона на запорошенной легким снежком грунтовой военной дороге – страте была для обоих давнишних приятелей вдвойне радостна, так как они оба за эти прошедшие годы уже достигли в своих народах и государствах одних из самых почетных по рангу и сану должностей – один был конунгом, а другой – ханом.

Но сенгир Аттила знал, что он имеет внутреннее (духовное и волевое) преимущество перед германским кунингазом Гейзерихом, который за эти прошедшие времена изменился, как и положено согласно законам природы и небесного Тенгири-хана, и выглядел, как матерый и опытный волк. Германец-вандал стал шире в плечах, черты его лица выглядели грубоватыми, волосы как бы поблекли, но мышцы на руках выделялись под полотняной белой рубахой (а на нем из верхней одежды была только кожаная безрукавка), как крепкие скрученные канаты! Это не был тот невысокий, худощавый и неприметный на вид юноша. На зимней дороге стоял воин-мужчина, в полном расцвете своих жизненных сил.

Сенгир-хан Аттила представил своему бывшему вандальскому сослуживцу старого тамгастанабаши анта Дерябу. В свою очередь, конунг Гейзерих представил гуннскому другу своего сына-мальчика:

– Мой старший сын, ему десять лет, его имя Гуннерих¹⁹⁸, так я его назвал в честь тебя, мой друг Аттила, чтобы он был подобен гуннам своей отвагой и бесстрашием.

Одно мгновение сенгир Аттила молчал, прищурив свои пронзительные светлые глаза, затем снял со своего боевого пояса простой гуннский широкий однолезвийный нож с ручкой из рога горного козла-бокона в простых металлических ножнах и подарил его малышу Гуннериху со словами:

– Ты мой крестник, я твой крестный отец, коли тебя так назвали! – и повернувшись назад, он прокричал: – Каринжи Стака, подгони сзади моего запасного иноходца! Этого саврасой масти коня я также дарю своему крестнику, – и передал конский чембур¹⁹⁹ из рук в руки своему новоявленному крестнику.

Встреча гуннского хана восточного крыла была организована по самому высшему почету. Вначале угощались в большом шатре в центре ваггонбурга, пробовали вкуснейшие германские жареные свиные колбасы с чесноком, ели зеленый бобовый суп из гусятины, угощались приготовленным над огромным костром и истекающим жиром диким каманом-вепрем, запивали все это галльским крепким красным вином и легким прозрачным желтым пивом-бирой. И под самый конец вандальский конунг распорядился подать для них четверых (а за столом пировали: сам херицога Гейзерих, его сын подросток Гуннерих, гуннский хан Аттила и тамгастанабаши ант Деряба) особые блюда. Вандальские красивые молодки внесли в настоящих кожаных турсуках кумыс и разлили его в простые деревянные невесть откуда появившиеся гуннские чары²⁰⁰. И при этом редкий в середине зимы кумыс был отменного качества. Не успели хан Аттила и вой Деряба допить до конца свои чаши с кобыльим отлично перебродившим молоком, как те же самые красивые юные германки внесли на серебряном огромном квадратном подносе самое уважаемое и почетное у степных гуннов блюдо под названием «наран» – отлично сваренное и мелко нарезанное мясо молодого барашка, перемешанное с длинной пшеничной лапшой и шинкованным луком, и сверху украшенное дикорастущим чесноком – чырымшаком²⁰¹. Вандальский конунг Гейзерих постарался на славу. Он сильно уважал гунна Аттилу, с которым жил рядом бок о бок почти четыре года, и при этом слово гунна было в их редких спорах всегда последним и окончательным.

Уже к ночи вандальский херицога выслал куда-то из ваггонбурга конную полусотню вооруженных нукеров. Выяснилось вскоре, что они поскакали в город Авенион, взяли под охрану городские термы, потребовали от хозяина в течение одного румийского часа освободить баню, выгнав всех моющихся мужчин и старых женщин (молодые же женщины и девушки могли оставаться и мыться далее), поскольку сюда вскоре пожалуют своей собственной персоной важные гости, и причем за всё про всё будет очень хорошо уплачено.

Не надеясь на авенионских женщин, вандальский радушный кунингаз прихватил с собой в городские термы своих молодых широкозадых и красивых девиц. Крестника Гуннериха, конечно, не стали брать с собой, а вверили его заботам слуг. Также ввиду немолодого возраста от посещения горячих терм хотел отказаться и гуннский тамгастанабаши славянин Деряба. Но вандал Гейзерих настоял на своем, приговаривая:

– У меня есть такие аппетитные кобылы-бабенки, что даже могут и столетнего старца превратить на время в одержимого похотью молодого жеребца. Так, что давай, отец, не отставай от нас!

Уже глубокой ночью, распивая красное фалернское вино в обществе голых симпатичных молодых женщин и девушек в теплом предбаннике – санарии, когда почтенный тамгстанабаши просто-напросто уснул в боковой ложе-клетушке, вандальский конунг Гейзерих и гуннский хан восточного крыла Аттила договорились по принципиальному вопросу (и даже, как почудилось обслуживающим их молодкам, они и не были пьяными) о том, что все земли в Приморской Аквитании, выше Пиренейских гор и далее в Африке, а также южнее благословенного города Рума в Италии – это пространная область действий вандалов, а вся остальная Галлия (кроме Приморской Аквитании), территории на Апеннинах севернее Рума, Иллирик и Балканы, включая и все прочие восточнорумийские владения, – это обширная область деятельности гуннов. И вандалы, и гунны в лице своих вождей Гейзериха и Аттилы торжественно обязывались не вторгаться в чужие сферы влияния и интересов.