Глава 28 Опять всё сначала?

Как только они зашли к Черепанову, Виталий сразу же отправился на кухню варить кофе, чтобы потом под парящий в чашке напиток с наслаждением выкурить непременную сигарету. Иван достал и разложил свои записи. Каждый из них готовился к обсуждению, и готовился по-своему.

– Вначале, Иван Сергеевич, хочу более подробно рассказать о своей поездке в Днепродзержинск. Вы ведь в основном информированы милицейским начальством, а оно может и пропустить невыгодные или несущественные, с их точки зрения, подробности.

И Виталий подробно пересказал Черепанову о поездке в Днепродзержинск и допросе Олега Бессонова в больнице. Черепанов внимательно слушал, делая пометки. Когда Виталий закончил, оба помолчали, собираясь с мыслями.

– Давай подобьём, что за расклад у нас получился, – начал Иван, – вот мои последние версии по поводу нашего потенциального «стрелка».

Он протянул бумаги Виталию и продолжил:

– Последние события существенно изменили диспозицию. У меня оставалось три версии, вот взгляни – они расположены в порядке убывания их вероятности. На первом месте – Олег Бессонов… Но судя по твоим наблюдениям во время его допроса, да и по его поведению после покушения на Шуру, он скорее мог оказаться очередной жертвой, чем «стрелком».

– Чьей жертвой: «стрелка» или кого другого? – уточнил Виталий. – Как, по-вашему, в Константина Ковалёва и Шуру Ушкало стрелял один и тот же человек или разные люди? Кроме того, давайте не забывать о погибшем ранее на охоте в Молчановке Григоровиче. Или не будем рассматривать его вместе с последними случаями?

– Григоровича давай пока отставим в сторону. Хоть я и чувствую, что связь между его смертью и последними событиями в Молчановке имеется. Но она скорее косвенная. А если мы сейчас ещё и Григоровича начнём «разрабатывать», точно ни к чему не придём. Дай бог, с последними событиями разобраться... Теперь отвечу на твой вопрос о количестве «стрелков». Что-то мне подсказывает, что оба выстрела совершил один и тот же человек. И по почерку преступления, и по одному оружию, из которого стреляли, и по месту, и по времени совершения преступления… Но давай вернёмся к Бессонову. На первый взгляд у него есть явный мотив совершить преступления – наследство. Но чтобы достичь своей цели – если допустить, что она такова, – ему необходимо последовательно убить Константина Ковалёва (а это, на минутку, всё-таки его отец, каким бы плохим он не был), а потом ещё убить его молодую жену Риту. Ведь он не мог знать о наличии и содержании брачного договора, об отсутствии завещания Ковалёва или иных бумаг? Не мог! И что, вот такой он профессиональный злодей, хладнокровно задумавший два убийства подряд?

– Нет, пожалуй, не похож, – не спеша ответил Виталий. – Тут должен быть опытный человек, с холодным умом, дальновидный и расчётливый. А Олег, как ни крути, на эту роль не тянет. Пацан пацаном. И внешностью, и характером он больше пошёл в мать, чем в отца. Ну не мог он убить Ковалёва, алиби Бессонова люди Сидорченко проверили. И оно подтверждается коллегами Олега по охранному агентству. Он в тот вечер практически всё время был не один. Но, с другой стороны, он мог воспользоваться ситуацией уже после смерти Ковалёва. Поясню. Предположим, Константина Ковалёва убил Боря Картавый, как это пока считает следствие и что очень даже возможно, несмотря на возражения Бори и его адвокатов. И допустим, что Олег Бессонов понимает, что, используя это обстоятельство, ему теперь до наследства рукой подать. Остаётся только убрать жену покойного папаши – и вот они, денежки! И в Риту стреляет уже он сам.

– В Риту? Ты забыл, что стреляли в Шуру?! В Шу-ру! Что, Бессонов не знает, кто Рита, а кто Шура? Прекрасно различает – он столько раз видел обоих и вместе, и порознь. А если хотел убрать Шуру как свидетеля неудачного покушения на Риту, то почему оставил её в живых и не добил на месте? Ведь она могла видеть его при выстреле, стреляли-то в грудь, а не в спину. И Бессонов спокойно идёт на работу, потом к матери помогать выдвинулся. Он что, такой местный Штирлиц-Исаев с железным нордическим характером?

– А тут ещё это похищение. Оно, кстати, тоже говорит в пользу невиновности Олега.

– Да, именно. Если бы он чувствовал за собой вину, то подготовился бы ко всяким неожиданностям. А он спокойно купается в озере, тихо выпивает вечерком… Что же касается его похищения, здесь чётко прослеживается рука Бори Гольдина и его команды. Шантаж, вымогательство, запугивания, «свои» нотариусы, всегда готовые подтвердить и подписать что угодно, – это его, Борюсика, методы. В СИЗО, он узнал, что в Молчановке прогремели новые выстрелы. И понял последний расклад: Ковалёв мёртв – он его убил или не он, пока промолчим, – а наследник имущества друга теперь кто? Заметь, имущества, где есть законная, но не возвращённая по понятиям ему, Гольдину, Константином Ковалёвым доля. Да и само наследство Ковалёва разве не привлекательно? А про брачный контракт и его содержание, и про то, что Олег Бессонов – сын Ковалёва, я уверен, Боря Гольдин уже знал. Ведь он с молодости был лучшим другом Кости Коваля, а потом уже бизнесмена и депутата Константина Григорьевича Ковалёва. Знал и понял, что действовать надо быстро, пока Бессонова не обработали другие. И он дал своим «бойцам» команду срочно прессануть Бессонова, пока тот не разобрался, каким богатством может завладеть. И если бы не «счастливый» случай с аварией и не ночной звонок мне от Бондарчука, всё бы так и случилось. Признают Картавого виновным или не признают – это ещё вопрос. Борины друзья сделают все, чтобы не признали. А обработай они Бессонова, и акции, и имущество покойного Ковалёва – у Гольдина в руках. Зарегистрировали бы всё на какую-нибудь подставную оффшорную компанию, и поди докажи потом, кто владелец. Вот увидишь, после допроса этого Омара и его подельников из чёрного Porsche так и окажется. Или примерно так.

– Зачем в таком случае Бондарчук решил помочь Олегу Бессонову? Ему какой резон?

– Да он сильно и не засветился. Подумаешь, позвонил мне, зная, что мы интересуемся расследованием, и выразил озабоченность отсутствием на работе своего сотрудника. Сотрудника, с которым мы хотели поговорить. И всё. А резон… Не знаю. Он человек не глупый, информированный и тоже наверняка просчитал возможные расклады. Знал всё про Ковалёва, про Гольдина, про их нравы и методы. Может, не хотел, чтобы собственность перешла в руки Гольдина, догадывался, что тот сделает с Бессоновым после подписания документов. А может, сам надеялся оказать влияние на Олега как на будущего владельца корпорации «2К». То, что он по-человечески его пожалел, – это вряд ли, не та школа, где правят бал сантименты. А вот пролезть в высшее руководство компании и, возможно, даже прибрать к рукам через неопытного Бессонова часть акций предприятий, принадлежавших покойному боссу, он мог вполне рассчитывать. Вот и включил меня в игру по спасению Бессонова. Он понимал, что я обязательно подниму тревогу, и мы с ментами начнём искать Бессонова. И не ошибся, всё ведь так и случилось.

– Выходит, мы исключаем Бессонова из претендентов на роль «стрелка»? – Виталий взял карандаш и поставил на версии «Олег Бессонов» жирный крест. – Тогда обсудим оставшихся.

– Давай-ка сначала выйдем на балкон и перекурим. Я уж, так и быть, нарушу табу и раскручу тебя на пару сигарет. Так думается лучше, да и тебе будет веселее травиться табаком в компании.

Заборский взял сигареты, и они отправились на балкон. Часы в кабинете пробили двенадцать.

– Позвони домашним и предупреди, что задержишься. Если понадобится, твоё алиби я готов подтвердить. Правда, за небольшую плату, – сказал Иван Заборскому, когда они вернулись в комнату, и, усмехнувшись, добавил: – Но, полагаю, мы договоримся. Я не Гольдин, много не потребую.

– Нет уж, спасибо, я как-нибудь сам справлюсь, – в том ему ответил Виталий. – Вам дай палец, потом руку отхватите. Чай не первый раз «отмазываюсь», прокатит как по маслу. Я давно, как жена Цезаря, вне подозрений.

– Ну-ну, только не забудь сказать в конце разговора «люблю и целую», – хмыкнул Иван и пошёл варить очередную порцию кофе.

– Теперь возвращаемся к остальным версиям, – снова взял листы с записями Виталий, когда Иван вернулся с двумя ароматно парящими чашками.

– На втором месте у вас была Рита Ковалёва. Получается, после всплытия брачного контракта её тоже нужно вычеркивать?

– Выходит так. Теперь мы знаем, что этот договор Ковалёв с женой оформил, и Рита, естественно, знала его содержание. И понимала, что рано или поздно он обнаружится у юристов. Зачем же тогда убивать мужа, при котором ей существовать гораздо комфортнее, чем без него? При нём живом она – госпожа Маргарита Васильевна Ковалёва, а без него может опять стать той Марго Безотказной, которой была до их знакомства. Нет, ни своего законного мужа, ни свою любвеобильную подругу-чемпионку резона убивать у Маргариты не было. Наоборот, ей выгодно было беречь и лелеять мужа, а не мишень из него устраивать. Ставь, Виталий, крест на Рите, как в брачном договоре его поставил сам Ковалёв.

– Вычеркнул, – отозвался Заборский, – с ней мы быстро управились. И теперь у нас остался последний, третий, подозреваемый – извините, у вас написано «призрак». Стало быть, вы тоже стали почитателем метафизических явлений. Ну, призрак так призрак. Особенно это актуально после сегодняшних выводов наших паранормальных гостей. Что у нас написано о «призраке»? Зачитать?

– Читай про себя, я и так помню, что написал. А что по «призраку» у нас с тех пор изменилось? – уточнил он у Забрского.

– Добавился рассказ Олега Бессонова о привидении, которое он якобы видел сразу после достройки дома. Ну и конечно, мнения экстрасенсов. Будем пересматривать их рассказы на компе – я захватил диск – или вы тоже всё помните? Да? Помните? А говорили давеча, мол, старость, возраст…

– Не дождешься! Я знаю, что ты давно метишь в моё кресло, только я не повторю ошибку Ковалёва, не надейся – заранее напишу завещание, и в нём тебе, оглоеду, места не будет! Теперь давай серьёзно, это же наш последний форпост… Рассказ Бессонова ничего нового не даёт, просто ещё один впечатлительный молодой человек под влиянием магии Молчановки захотел вставить свои «пять копеек». Таких свидетельств у нас уже несколько – кто-то что-то видел, где-то что-то мелькнуло, кто-то кого-то слышал… Да я и сам такой свидетель, правда после приличной дозы виски. Вот и Бессонов тоже или выпил для храбрости, когда шёл смотреть хоромы шефа, или курнул прилично, что более вероятно. А после этого он мог не только мужика в шляпе увидеть, но и целый полк бравых гусар верхом на сивых кобылах.

– Ладно, допустим. Выкинуть эти свидетельства на свалку истории как не подтверждающиеся классическими законами физики и вызванные галлюциногенными видениями и ощущениями лиц, находящихся в крайних степенях опьянения или под воздействием различных наркотических препаратов. Такая будет формулировка. Но куда прикажете деть видеоматериалы со странной фигурой в коридоре? Куда отправить последний ответ Шуры Ушкало, мигнувшей, когда ей предъявили фото этого «коридорного призрака»? Как трактовать высказывания уважаемых экстрасенсов, которые сделали те же выводы, что и мы с вами полчаса назад? А именно о непригодности всех вышеперечисленных фигурантов на роль «стрелка». При этом наши «колдуны» подтвердили возможность совершения преступлений именно этим мифическим призраком. Кто он, этот Мистер Икс? Кто им прикидывается, кто в него рядится? Неизвестно. И как следует из наших гениальных рассуждений и заключения экстрасенсов, среди тех, кого мы с вами рассматривали на эту роль, убийцы нет. Но ведь от этого фигура в странном старинном костюме не исчезнет, она реально существует на плёнке, хотим мы того или нет. И пояснить её существование надо, касается это убийства и покушения или не касается. Или эта ария вовсе из другой оперы?

– Ну ладно, допустим, убедил. Но если верить тем же экстрасенсам – а они соображают в таких делах больше нашего, – то как понимать их намёки, что это существо не мужчина и не женщина? Значит ли это, что бесполый призрак Молчановской усадьбы действительно стреляет из старинного «бердана» всех ему неугодных? С трудом могу представить, что такой вывод в расследовании сделаем мы, и уж совсем не представляю его со стороны Перебейноса с Сидорченко. Особенно порадуется такому заключению наш суд и прокуратура – вот создан прецедент, отныне все «висяки» да «глухари» можно валить на призраков, вампиров, вурдалаков и прочую нечисть. А милицию переименуем в «ночной дозор». И сразу дело пойдет на лад, покончим с преступностью поганой заговорами да чесноком, кольями осиновыми да знамениями крестными.

– Получается, тупик? Вычёркиваем «призрака», и всё сначала? Или будем ждать, пока доблестная милиция сама раскрутит эти преступления? Они уж точно заморачиваться долго не станут, дело на контроле, тянуть некуда, виновных назначат быстро. Или наоборот, отложат как «глухое». А нам, чтобы начинать широкую кампанию по реприватизации Молчановкой усадьбы, сподручней, чтобы эти дела были раскрыты и виновные наказаны. Я уже материалы по возврату усадьбы государству для прессы и прочих дружественных нам СМИ готовлю. Как только виновных осудят, начнём наступление по всем фронтам. Как говорится, покажем, что дело Завьялова живёт и, дай бог, побеждает.

Черепанов потёр лоб рукой:

– Знаешь, Виталий, мне кажется, что, составляя этот список, я кого-то пропустил или, наоборот, недооценил потенциальные возможности одного их тех, кого мы вычеркнули сейчас или я сам исключил ранее. Давай так. Как минимум ещё пару дней у нас есть. Сейчас мы разойдёмся и подумаем каждый по отдельности. Подождём результатов допросов этого Омара и его «братков», может, всплывёт что-то такое, что натолкнёт нас на разгадку. Возможно, появятся новые документы от юристов, выяснятся дополнительные обстоятельства. В конце концов, может прийти в себя Шура Ушкало, тогда она нормально пояснит, что значит её моргание на ту фотографию с фигурой из коридора. А что касается документов по усадьбе, то я поговорю об этом с Полонской на этот счёт. Может, она подкинет нам материалы, которые сохранились от Завьялова, когда он боролся за Молчановку. Тебе вызвать такси или останешься на ночёвку у меня? Роскошный диван в прихожей всегда в твоём распоряжении.

– Сам такси вызову. Уж лучше поздно, но дома. Вам оставить сигарет, раз уж табу нарушено? Да, когда приедет такси, обязательно запишите номер машины, а то мало ли что! Когда имеешь дело с привидениями, да ещё такими продвинутыми, как наше, ожидать можно всякого. Вот прикинется такой «призрак» таксистом и укатит меня по ту сторону добра и зла, где нет ни грузинского вина с шашлыками, ни ведущей наш прогноз погоды Людочки Черновой. И не существует там даже вас, моего любимого шефа, постоянно напоминающего мне, что означает КЗОТовская фраза «ненормированный рабочий день».

– Езжай, балабол, всё равно на премию не наговорил. И не забудь, завтра пишешь программу о состоянии дорог в городе. Вот, кстати, сейчас по ним прокатишься, и сон как рукой снимет.
После того как Заборский уехал, Иван попытался заснуть, но не смог. Снова пил кофе, выкурил заботливо оставленную Заборским сигарету. Ему казалось, что именно в разговоре с Виталием они очень близко подошли к разгадке тайны Молчановки. Что в их беседе промелькнуло несколько наводящих фраз, которым они не придали значения в пылу полемики. И как уставшие путники, истомлённые жаждой, они прошли совсем рядом с живительным источником, но не заметили его. Что делать в таких случаях? Вернуться назад и начать поиск снова. Надо попытаться вспомнить слова, которым они не придали значения. И возможно, эти слова подскажут другое направление поисков, выявят новые обстоятельства, на которые они внимания не обращали. Такое уже было, когда он возвращался из психиатрической больницы от Завьялова. Тогда ему тоже показалось, что он упустил что-то важное. А может, эти ощущения связаны между собой и нужно попытаться восстановить их сейчас, пока свеж в памяти разговор с Виталием? И пока всё равно не спится. Стоп, может быть, его зацепили слова Заборского о реалистичности этого призрака? Он сказал, кажется так: надо всё равно найти, кто им прикидывается или рядится. Ну и что? Зачем нашим подозреваемым использовать образ призрака, если они и без этих хлопот могли спокойно стрелять в Ковалёва и в Шуру? А кстати, на вопрос, почему стреляли в Шуру, они вообще не ответили. И почему в Ковалёва – тоже. Зачем кому-то прикидываться привидением, если это, конечно, не было настоящее привидение? Стоп. Эту версию нужно отбросить сразу – иначе тупик. Но ведь они решили, что люди, которых подозревали, в принципе не имели достаточных мотивов для преступления, «косили» они под призрака или нет! Кстати, и экстрасенсы подтвердили, что не видят никого из подозреваемых в качестве «стрелков».

Опять стоп. Нужно вернуться к началу рассуждений, иначе можно тихо сойти с ума. Сойти с ума... Да, психбольница! Палата Завьялова. Он же хотел вспомнить, чего там не заметил, или, вернее, на что или кого не обратил внимания… Хорошо. Вспоминать, вспоминать! Иван даже поднялся и заходил по комнате, восстанавливая в памяти тот визит. Палата, где лежал Завьялов… они с Клавой тихо вошли, он огляделся… Что-то он там увидел такое, что потом назойливой мухой крутилось в голове. Только что? Что являлось необычным в больничной палате? Он ещё раз напряг память. Взгляд опытного телевизионщика привык видеть и фиксировать разные мелочи интерьера чисто автоматически, как для картинки. В телевизионном кадре должно быть, только то, что работает на сюжета. И ничего, что отвлекало бы от основной задачи режиссёра. Что же тогда показалось Ивану не соответствующим обстановке? Или, наоборот, он уже видел эти предметы в «оформлении других сюжетов», связанных с Завьяловым? Вспоминать, вспоминать!..

Итак, они с Клавой зашли в палату – там лежали Завьялов и «полковник». Кровати с провисшими сетками, облезшие тумбочки, вешалка в углу, стулья. Что находилось на тумбочке Завьялова? Блюдце с таблетками, керамическая кружка, кажется, карандаш или ручка. Всё. И что тут «лишнее»? Пошли дальше: тумбочка была без дверцы – это точно, иначе бы Иван не заметил кулёк с фотографиями. Да… Итак, кулёк с фотографиями, какие-то листы бумаги и, кажется, там лежали туалетные принадлежности – бритва, помазок, мыльница. Ещё был носовой, платок, или нет, он лежал выше, на верхней полке, с какой-то одеждой или бельём. Дальше стоял стул с наброшенным на спинку полотенцем. Под кроватью тапочки и … и всё. На вешалке висела какая-то одежда, очевидно, принадлежащая обоим. Это были серые застиранные халаты, ведь другую верхнюю одежду у больных забирают. Клава объяснила, что это делают для того, чтобы больные не выходили в город сами, без разрешения. А брюки, рубашки и куртки им выдают только тогда, когда отпускают в магазин или куда-нибудь по поручению медицинского персонала, то есть самой Клавы или главного врача. Вспоминать!

В углу под вешалкой, стояли чёрные, видавшие виды ботинки, смятые бахилы и начищенные до блеска стоптанные туфли, видимо «полковника». И что в этом смутило Ивана? Вполне традиционный и необходимый для их положения набор. Скорее, тут многого не хватает, усмехнулся про себя Черепанов. Ведь у них и так всё по минимуму: кружка – ложка, тапочки – бахилы... Кружка-ложка, тапочки-бахилы, промурлыкал он на мотив старой песенки. Пожалуй, искать надо не там. Кружка – ложка, тапочки – бахилы, кружка-ложка, тапочки-бахилы, назойливо крутилось в мозгах. Неужели интуиция на этот раз его подвела, и эта неуловимая мысль-муха залетела не оттуда?

Кружка – ложка, тапочки – бахилы... кружка-ложка, тапочки, тапочки… «Стоп!» – пробило в мозгу. Бахилы! Бахилы? Зачем бахилы людям, которых никто не навещает? И вообще, зачем бахилы в этой задрипанной, грязной психиатрической больнице с облезлыми стенами и осыпающейся штукатуркой? Ведь там нет ни стерильной чистоты, ни хирургического отделения. А если бы они и имелись, то вряд ли Клава или кто другой раздавал бы бахилы больным. У больницы нет денег на самое необходимое, не хватает медикаментов, простыней, спирта и бинтов, а тут бахилы… Их не раздают бесплатно даже в платных больницах, непроизвольно скаламбурил Черепанов.

Так, успокоиться. Ну и что, что бахилы лежат в палате Завьялова? Просто принёс, подобрал где-то во дворе. Но где он или «полковник» мог их подобрать, если купить их в радиусе пятидесяти километров от больницы вообще негде?! И зачем их специально нести в палату?

Подожди, сказал сам себе Иван, я рассуждаю как нормальный человек, но они-то не совсем нормальные. Разве могу я понять их логику, их поступки? Хорошо, пусть принесли, но ведь они должны были их где-то взять. А где? Вот где я сам в последний раз видел бахилы?

Года четыре назад, когда навещал Виталика в травматологии после неудачного футбольного матча с командой журналистов местных изданий. Купил в гардеробе у дежурной за две гривни. Нет, всё-таки, кажется, я видел их совсем недавно. Где? Вспомнил! Когда во второй раз приезжал к Полонской, она предлагала надеть бахилы для посещения музейного хранилища. Точно. Мы их надели перед тем, как пошли в подвал смотреть костюмы. И что? Вполне логично, что в хранилище музея должны впускать в бахилах. Причём «музейные» бахилы к бахилам Завьялова? Уже начинаю притягивать факты за уши... Бахилы, Завьялов, музей, Полонская – какая связь? То, что в музее у Полонской имеются бахилы и что бахилы лежали в палате у Завьялова, означает… что ничего не означает. У любых двух людей можно найти хотя бы по пять одинаковых предметов. Например, у Черепанова и Полонской есть, скажем, наручные часы. У Черепанова и Завьялова есть, например, бритва или личные фотографии. Кстати, фотографии! Чего это я привязался к бахилам, если до сих пор не понял, как и зачем у Завьялова оказалась фотография Полонской? Это может быть интересней, чем бахилы. Почему интересней? Обыкновенное фото на память. Кажется, я просто иду по пути наименьшего сопротивления, связывая вместе те события, которые не сумел разгадать в отдельности. Или наоборот, связываю не с тем или не с теми.

Скорее всего, это просто вещи или события, которые пока не могу объяснить. И имеют они отношение к выстрелам в усадьбе или нет, сейчас не важно. Просто надо их объяснить, а потом разбираться дальше, чтобы не повторить историю с путниками, не разглядевшими источника. А этим непонятным и являются бахилы и фото Полонской в палате Завьялова, а также номер журнала «Наш буржуй» с вырезанными листами из кабинета Ириады Сергеевны в музее. И ещё одна оговорка Полонской, которая показалась Ивану странной и о которой он начисто забыл после ночного звонка Бондарчука, потому что пришлось заняться Бессоновым. И пока он не отыщет ответы на эти вопросы, не успокоится. Тем более что других загадок у них с Заборским уже не осталось. И хорошо бы в этой связи ещё раз съездить в Молчановку, познакомиться поближе со сторожем Никитичем и его женой. И в психбольницу к Завьялову… Надо составить себе план на завтра. И он снова взял листы чистой бумаги и карандаш.

Глава 29
Виктор фон Графф. Конфронтация
– Как вас представить? – маленький человек привстал из-за стола, что ещё сильнее подчеркнуло его низкий рост. Фон Графф появился в приёмной господина управляющего Палатой госимуществ в прескверном расположении духа, что было заметно сразу.

– Фон Графф, Виктор Егорович. Полковник Корпуса лесничих.

Секретарь проследовал в кабинет управляющего и задержался там несколько дольше обычного. Через некоторое время он, открыв дверь, пригласил посетителя:

– Господин управляющий готов принять вас.

Николай Васильевич расплылся в благожелательной улыбке:

– Виктор Егорович, милостивый государь, какими судьбами, что вас ко мне привело? – Компанейщиков встал из-за стола и направился к своему гостю так, будто бы они были старыми друзьями.

– Привела крайняя необходимость расставить точки над «і»! – фон Графф не то чтобы оттолкнул Компанейщикова, но отодвинулся от его объятий.

– Голубчик, разве были вопросы?

– У меня – нет. Но теперь извольте ответить.

Управляющий резко изменился в лице и вернулся за стол:

– Я вас слушаю.

Фон Графф, не дожидаясь приглашения хозяина, сел в кресло и решительно продолжил:

– Имел честь побывать намедни на аукционе.

Николай Васильевич снял пенсне и стал протирать стекла платком.

– Я и не догадывался, насколько богата земля Александровского уезда разными древними раритетами, – фон Графф сверлил взглядом Компанейщикова. – Доселе мне говорили, что только каменные бабы стоят на страже древностей, но теперь я знаю точно: эти истуканы никак не охраняют своих покойников. И даже более того, поговаривают, что у этих покойников появился новый «покровитель», который позволяет себе нарушать сон мёртвых и не брезгует ничем, только бы добраться до ценностей. Не знаете, кто бы это мог быть?

Управляющий к тому времени привёл в порядок стекла своего пенсне и после торжественной паузы водрузил его на место:

– И что? Что вы хотите, фон Графф?

– Не более чем справедливости, господин Компанейщиков. Уверен, вы услышите меня. Каким-то странным образом на аукцион попали те вещи, которые добыл Савченко на землях моего лесничества. А известна ли вам его судьба?

– Лесничества? – Николай Викторович решил быть остроумным, раз уж так сложилось.

– Да нет, Савченко. Его судьба показательна.

– Мне не понятен ваш тон, полковник. Я не знаю, кто такой Савченко, и более терпеть вас здесь не намерен, – Компанейщиков уже не скрывал своего раздражения.

– Имел честь ознакомиться с каталогом последнего аукциона. Господин Андреев, известный в кругах ценителей как знаток древних вещей, с увлечением раскрыл мне историю появления на торгах скифского медальона. Некто очень настырный раскопал его на землях лесничества. Говорят, очень ценная вещица. Тот самый «некто» и есть Савченко. За этим мужиком числится уголовное дело, за что и сидел в остроге.

– Вы, Виктор Егорович, без сомнения, человек честный и справедливый, но теперь, особенно после того как болезни истощили ваше тело и дух, некоторые ваши поступки вызывают искреннее недоумение. Что за претензии? У вас есть факты? Будьте осторожны, так можно всех друзей растерять.

– У нас в лесничестве нравы несколько другие, ваше превосходительство. Мы в игры не играем. Буду честен с вами – я пришёл сюда не торговаться, я пришёл с ультиматумом: оставьте свои попытки развалить школу. Не для того мы столько лет работали, чтобы ради ваших раскопок дело бросать. Иначе буду вынужден доложить по инстанции об археологических раскопках на территории лесничества. Не сочтите за малодушие – у меня нет других способов защитить своё детище.

Компанейщиков большим усилием воли сдержал себя, чтобы не сорваться на крик. Для этого пришлось выдержать паузу.

– Что вы, Виктор Егорович, голубчик, как можно? Ваши труды в деле лесоразведения достойны поощрения. Только вот, Лесной департамент не уверен, что имеет смысл тратить казённые деньги на Великоанадольское лесничество. Свой долг перед Отчизной вы уже выполнили. Многие ваши воспитанники верой и правдой служат империи, но, пожалуй, хватит, голубчик, хватит. Здоровье у вас уже не то, и неужели семья ваша не достойна в столицах пожить?

Решение принято, мы считаем, что наилучшее применение для вас – учить не лесников, но таких, как вы, с горящими глазами, чтобы дело ваше разнесли по всей стране. И не упирайтесь, полковник. Уж лучше так, чем сгнить в этой глуши. Можете считать это моим подарком. Циркуляр о вашем направлении на службу в Петровскую земледельческую и лесную академию уже подготовлен. Дела сдадите Барку. Я думаю, государь по достоинству оценит ваши заслуги. Но хватит, полковник, школа лесничих закрыта.

Фон Графф шёл по Екатеринославлю пешком. По каменным мостовым гремели пролетки, и барышни, прикрываясь зонтиками, радостно щебетали со своими кавалерами. Лоточники наперебой предлагали штучный товар, и солнце, нещадно палящее в его краях, было здесь необычно ласковым и тёплым. Но полковник не смотрел по сторонам. Ему предстояло расставание со своим лесом...

Весной 1866 года школу лесников окончили последние воспитанники. Летом того же года фон Графф перебрался в Москву, но состояние здоровья не позволило полковнику Корпуса лесничих достойно продолжить своё дело.

Николай Васильевич Компанейщиков сделал всё, чтобы Великоанадольское лесничество как учебная база и опытное хозяйство прекратило своё существование. После отъезда фон Граффа финансирование лесничества было урезано более чем втрое.

Купец Городецкий занимался незаконным археологическим промыслом до тех пор, пока однажды его не арестовали, но причастность Компанейщикова к раскопкам полицией доказана не была. При обыске никаких древних ценностей у Городецкого не обнаружили, он успел продать всё через аукцион, но денег, конечно же, тоже не нашли. В тюрьме Городецкий пробыл недолго. Однажды во время прогулки он странным образом повредил ногу и слёг в тюремный лазарет, где по стечению обстоятельств подхватил лёгочную болезнь и умер.

После отбытия полковника в Москву Прохор исправно служил в лесничестве, не изменив своему любимому делу, но, оставшись в одиночестве, прожил недолго.

Виктор Егорович фон Графф так и не смог восстановить своё расшатанное многими годами тяжёлого труда здоровье. Он умер зимой 1867 года, оставив после себя 170 учеников и лес, который шумит до сих пор на юге Донецкой области.