Глава 30 Пазл начинает складываться

Когда он вошёл в приёмную, Аня с тревогой и уважением посмотрела на тёмные круги под глазами шефа и без лишних слов отправилась готовить ему двойной кофе-эспрессо.

– Спасибо, Анечка, ты удивительно заботлива, – Черепанов подивился её заботливости. Жениха бы ей хорошего, ведь всё при ней. Такие у нас барышни в стране в изобилии, а мы не ценим… И всё потому, что нормальных мужиков чуть ли не со школы разбирают, подумал он и продолжил: – У меня будет к тебе одна очень важная просьба.

– Конечно, Иван Сергеевич. Приготовить вам ещё и легкий завтрак?

– Неужели я так «потрясающе» выгляжу, что меня сразу хочется накормить? – улыбнулся Черепанов. – Нет, Анюта, всё гораздо проще. Можешь найти мне подшивку журнала «Наш буржуй» за этот год? Помнишь такой журнал? В одном из номеров ещё было моё интервью…

– Конечно, помню, он лежит у нас на журнальном столике. В нём – ваши фотографии и фото из наших студий. Нужен именно этот номер или вообще все?

– Все, за исключением этого номера – я его уже видел.

– Хорошо, привезу. Вам срочно? Могу поехать в редакцию журнала прямо сейчас или после обеда.

– Через час я собираюсь в Молчановку и вернусь к вечеру, так что к концу дня ты мне журналы и привези. А если не приеду до шести, оставь их на столе. Я потом заберу.
* * *
По пути в Молчановку Иван наметил заехать в психиатрическую больницу и встретиться с главным врачом Сергеем Сергеевичем, которого во время первого визита не застал.

Оставив машину у ворот больницы, Черепанов прошёл прямо в кабинет главврача, на второй этаж. Разговорчивой Клавы на этот раз он не встретил.

– Она сегодня в отгуле, – пояснил Сергей Сергеевич после очного знакомства. – Клава рассказывала о вашем приезде и о том, что вы интересовались Завьяловым. Я так понимаю, вы приехали поговорить о Валентине Викторовиче. Не знаю, что вам рассказывала о нём медсестра Клавдия, но хочу вас заверить, что Завьялов у нас на очень хорошем счету.

Молодой главврач явно волновался и говорил несколько эмоционально.

– Ведёт себя примерно, старается быть сдержанным, регулярно принимает лекарства, и мы уделяем ему, впрочем как и остальным пациентам, должное внимание. Конечно, – чуть сбавив эмоции, добавил он, – в рамках действующего финансирования. А оно у нас, сами видите, какое… Но мы стараемся, и многое делаем своими силами, например недавно нашли спонсора для ремонта нашего корпуса номер…

– Сергей Сергеевич, – прервал его Черепанов, – я же приехал не для проверки вашего учреждения. Хочу просто поговорить с вами о Завьялове, поговорить как со специалистом, как с его лечащим врачом. Мне известны печальные обстоятельства, которые привели Валентина Викторовича сюда. Как я понимаю, что его болезнь спровоцировала гибель любимой дочери. Это так?

– Да, эта трагическая история наложилась на значительный нервный период его жизни, период борьбы за музей. Его состояние тщательно обследовала компетентная комиссия из областного отдела здравоохранения. В её составе даже были учёные из Национального института психиатрии и неврологии. Случай уж больно интересный, с точки зрения медицины конечно, – поправился он, – и резонансный в общественном смысле. Была создана независимая врачебная комиссия, которая и подтвердила диагноз и правомочность изоляции Завьялова от социума. И необходимость лечения, безусловно.

– Какой же диагноз ему поставили? – поинтересовался Иван.

– Точный диагноз я вам не назову. Вы ведь не являетесь ему родственником, а разглашать диагнозы больных посторонним мы не имеем права.

– Упаси меня бог, вынуждать вас нарушить закон. Но прояснить некоторые нюансы его содержания и особенности проявления болезни, надеюсь, вы можете? Это поможет тому делу, которым Валентин Викторович занимался до того, как попал сюда. А он действительно являлся хорошим, грамотным учёным и человеком с государственным складом ума, что сейчас не так часто встречается.

– Ну что ж, задавайте вопросы. Но лучше говорите о Завьялове в третьем лице, или вообще как о некоем абстрактном человеке. Чтобы мне, хотя бы формально, оставаться в рамках закона.

– Хорошо, тогда ответьте, может ли человек с диагнозом, похожим на диагноз и состояние Завьялова, в некоторые моменты «выходить» из этого состояния? Проще говоря, вводить вас в заблуждение и совершать вполне осмысленные поступки? То есть находиться в полном адеквате и временами симулировать болезнь?

– Это исключено, – Сергей Сергеевич ни минуты не сомневался в ответе. – Вы давно его видели? Ему лечиться ещё, знаете, сколько лет… А результата, извините, может и не быть. У нас многие пациенты тут до конца жизни находятся. И умирают в этих палатах, так и не вернувшись к адекватному состоянию. Завьялова, повторяю, осматривала очень компетентная комиссия, и сейчас он находится под нашим наблюдением постоянно. И пока, к сожалению, явных признаков улучшения у него не наблюдается. Это отражено в истории его болезни, которая, извините, является серьёзным документом.

Я, правда, не понимаю, к чему вы клоните? Или вы предполагаете, что некоего человека, похожего на Завьялова, насильно поместили сюда, чтобы специально изолировать от общества? Вынужден вас разочаровать: во-первых, сейчас не советское время, когда диссидентов и других неугодных режиму людей действительно объявляли умалишёнными и помещали в психбольницы. А во-вторых, даже если бы его хотели, как говорится, «наглухо закрыть», то уж для этого выбрали бы другое, более подходящее учреждение. Такие ещё остались, но под управлением другого ведомства, а мы больница открытая, всё на виду…

И насчёт симуляции – это исключено. В романе Ильфа и Петрова ещё в 20-е годы прошлого столетия описывлось, как распознавать симулянтов. А уж сейчас наука на таком уровне, поверьте, что выявить такого пациента совсем не сложно. Да и зачем это нужно самому Завьялову? У нас тут, как вы видите, совсем не маслом намазано, скорее наоборот… Отсюда выйти, а не сюда зайти хотят. Да и человек, о котором мы говорим, находится в очень подавленном состоянии, у него после пережитых трагических событий значительно понижен порог волевого сопротивления. И не он может нам что-то внушить, а мы ему, если говорить по-простому.

– Понятно, – кивнул Иван. – Но ведь ваши пациенты, и в частности те, о ком мы говорим, обладают значительной степенью свободы – гуляют по территории, выходят за пределы больницы. Не опасно ли это для окружающих?

– Опять же, не все, и не так уж они свободны, – возразил доктор. – Мы действительно постоянно привлекаем некоторых из них для выполнения определённых работ по хозяйству, в рамках, так сказать, трудотерапии, но только под присмотром наших сотрудников. Тут нет нарушений. Скажем, Завьялов вполне здоров физически и все задания персонала выполняет чётко. Для окружающих они совершенно не опасны, иначе бы мы не давали им такой относительной свободы. Мы даже отпускаем их под присмотром родственников, опекунов или близких друзей на небольшие прогулки. Медицина считает, что это благоприятно сказывается на их состоянии и способствует психическому восстановлению организма. Нельзя совсем изолировать их от мира – наоборот, необходимо пытаться вернуть их к нормальной жизни. И с помощью лечения, и с помощью социальной адаптации. Вот и нашего с вами знакомого мы тоже периодически отпускаем на прогулки. И естественно, не одного, а под присмотром. Его, к счастью, периодически навещает бывшая коллега по работе, а других близких родственников у него, насколько я знаю, не осталось. Разрешение на эти прогулки я давал лично. Как даю родственникам или опекунам некоторых наших других пациентов. Отправляясь на прогулку, посетители ставят персональную роспись в специальном журнале, с конкретными датами и временем. Всё официально, можете взглянуть.

И Сергей Сергеевич, порывшись в столе, протянул Черепанову серый потрёпанный журнал, переделанный из толстой канцелярской книги.

– Вот записи, касающиеся Завьялова, посмотрите, если интересно.

Иван перелистал журнал.

– Вопрос, если позволите, не относящийся к предмету нашей беседы, – он вернул журнал доктору. – Где тут поблизости можно приобрести бахилы? Мне нужно в городе навестить знакомого в больнице, а в палату без них не пускают.

– Вот уж, извините, понятия не имею. У нас, разумеется, такое сроду не продавали, да и в райцентре, кажется, тоже. Попробуйте спросить в Лугани в центральной городской аптеке, там, возможно, и есть… У вас всё? Тогда пойду готовиться к обходу больных, сегодня плановый осмотр.

Они попрощались несколько официально, и Иван поехал дальше, в сторону Молчановки.

Разговор с главным врачом ясности делу не добавил. Очередная версия, которую он уже мысленно выстроил, распадалась, как и предыдущие. Если и встречи в Молчановке не дадут ничего нового, их с Заборским расследование можно будет закрывать как безрезультатное. И знакомой дорогой под вечное битловское «Let It Be» из колонок Иван направился в усадьбу.

Ресторан «Бизон» считался самым дорогим в Лугани. В его оформлении были использованы все возможности современного дизайна. Летом белое здание с колоннами, чем-то напоминавшее Ливадийский дворец, окружали кадками с настоящими трёхметровыми пальмами, столики на летней площадке были расставлены среди уникальных карликовых сосен редких пород и можжевеловых кустов. Дорожки представляли собой прозрачные стеклянные плиты, прикрывающие аквариумы, в которых плавали дивные рыбы. То тут, то там пейзаж дополняли резные деревянные скульптуры и композиции из камня. «Натуральности» обстановке добавлял шум небольшого эффектно подсвеченного водопада. Однако настоящим украшением ансамбля был поющий цветомузыкальный фонтан. Иван, давно не захаживавший сюда, с удовольствием отметил, что, несмотря на эклектичность ландшафтной композиции, в нёй присутствовал вкус, а это нынче встречалось не часто.

Роман Борисович вышел встретить Ивана к фонтану. Его лицо выражало готовность к празднику, он обнял гостя, словно они сидели когда-то за одной партой или в одном окопе, после чего провёл в арендованный вип-зальчик. Выпили, закусили, выпили… Общие разговоры о том о сём и ни о чём вперемежку с остроумными тостами и мужскими солёными анекдотцами. Настроение у Ивана потихоньку начало подниматься. Он, конечно, помнил, что нужно контролировать ситуацию, но постепенно расслабился. Альмак представлялся полнейшим добряком и весельчаком, не грузил серьёзными проблемами. Может, Черепанову как раз и нужно было немного отвлечься и развеселиться. Прозвучали тосты за дружбу, взаимовыручку и успешное сотрудничество, за боевых подруг. Альмак предложил перейти на «ты».

– Иван, с тобой комфортно работать. Мы ведь профи, понимаем друг друга с полуслова, и мне импонирует, что ты всё говоришь прямо, как есть, – Альмак явно бросал собеседнику леща, но делал это не грубо и не обидно.

– Роман Борисович, ты умный, нормальный мужик. Но я не понимаю, хоть убей, зачем после убийства Ковалёва вы продолжаете тратить солидные суммы на раскрутку его агентства. Понятно, что первоначальные инвестиции делались под парламентские амбиции Ковалёва. А сейчас не ясно даже, к кому перейдёт его империя… Уж Бессонову или Картавому в депутаты точно не идти, – произнося последние слова, Черепанов понял, что сказал нечто лишнее. И ведь никто за язык не тянул!

– Всё ты правильно говоришь, Иван, уважаю тебя, – Альмак никак на его информацию не отреагировал, словно она была ему не интересна или не важна. – Ну кто такой этот недоразвитый Ковалёв? Прости господи, что так о покойниках. Ну наворовал в определённых условиях. А как этим управлять, как развивать, он даже не знал. И узнать не пытался. Какой, к чёрту, из него политик? Какой стратег или государственник? Да таких к парламенту на ружейный выстрел подпускать нельзя. Кроме как приращивать капиталы и полномочия, эти ковалёвы ни на что большее не способны. Их способ существования – идти вперёд, уничтожая себе подобных. И естественно, как гладиаторы, они не могут остановиться. Что Ковалёв, что Картавый – один замес. Но мы-то с тобой люди другого масштаба, так почему же мы у них должны на службе состоять, а не наоборот? Не задумывался? Ну давай, за нас, по маленькой, за то, что родители дали нам больше, чем этим ковалёвым и гольдиным. Наши мозги круче их наглости!

Они чокнулись, после чего из внезапно отворившейся двери возникла улыбающаяся официантка.

– А вот и ваш сюрприз, – она нажала кнопку на пульте, и на пороге, извиваясь в такт зазвучавшей музыке, словно дрессированная змея, появилась барышня в купальнике.

Стриптизёрша, видимо, была не из дешёвых. Очень хорошо сложена и подготовлена, с длинными густыми чёрными волосами. Умеренный загар, энергичный взгляд чуть раскосых глаз. Красивыми движениями с помощью разных уловок она примерно через минуту умело обнажила приподнятую округлую грудь средних размеров с вызывающе торчащими сосками.

Иван не был ханжой. Но женские прелести оценивал как эстет, и на происходящее смотрел как зритель на театральную постановку. Правда, его не покидало ощущение некой ненужности происходящего, которого он не скрывал, особенно когда барышня уселась к нему на колени. К женщинам общего пользования Иван относился без осуждения, но предпочитал держать дистанцию. Эмоции – их не купишь. А без эмоций – не интересно. Теперь же эта тема была для него вообще снята. Почувствовав холодок, девушка завершила свой танец и, получив гонорар и надев лифчик, ретировалась.

– Хороша, плутовка, – подмигнул Альмак.

– Роман, спасибо за ужин, но я что-то подустал сегодня. Надо ехать.

– Совершенно справедливо, ну тогда на посошок. Кстати, о самом главном чуть было не забыл. Я так понял, тебе очень по душе Молчановка. Ты ведь по-настоящему прикипел к этому дивному месту – по глазам вижу, так?

– Не то слово. Там всё особенное. И ощущение старины, и аура, и архитектура, и старинный парк с озером, тенистыми аллеями, лесом. Словно участвую в съёмках фильма «Война и мир». Экипажи, лакеи в перчатках, Пьер Безухов…

– Что значит творческий человек. Стало быть, я не ошибся. Такой хозяин и нужен этому поместью. Современный бизнесмен и меценат Иван Черепанова. Чьи земли? Черепанова.

– Хорош шутить, – Иван не понимал, к чему клонит Альмак.

– Да это не шутки. Тебе с твоим отношением к этому месту сам бог велел. Захочешь, откроешь там хоть музей, хоть лицей, хоть выставочный зал, хоть всё вместе. Ну в крайнем случае, государству вернёшь. Только учти, что у государства нет средств, чтобы это богатство не то что до ума довести, а просто содержать в порядке. Штукатурка отвалится, стены заплесневеют, и купит это добро очередной Ковалёв за три копейки. А я тебе дело предлагаю.

– Но такие подарки просто так не делаются, кроме того, существует юридический аспект. Каким боком я, к примеру, могу завладеть имуществом, на которое претендуют законные наследники? – Черепанов решил попробовать извлечь из Альмака как можно больше информации.

– Вот мы уже и торгуемся, – улыбнулся Роман Борисович, – вот Артём, мой юрист, тебе всё и растолкует.

В зал вошёл худощавый паренёк лет двадцати пяти в недорогом костюме, белая сорочка и туго повязанный галстук, очевидно, должны были добавить ему солидности. Усевшись за стол, он начал вещать так, словно речь шла о свершившемся факте. В этот момент у Альмака зазвонил телефон, и он, прикрыв трубку ладонью, извиняющимся жест, показал, что должен выйти на минутку для конфиденциальной беседы.

– Всё по закону и прозрачно. Вы подпишите у нотариуса доверенность нашему юристу на приобретение Молчановки. Будет несколько договоров – транзитных, с переуступкой долга, но пусть это вас не смущает. Ваши юристы смогут всё проверить и убедиться в юридической безупречности сделки…

В этот момент вернулся Альмак.

– Какой сделки?! – опешил Черепанов. Мы пока ни о чём не договорились.

– Условия просты, – включился Альмак, – мы предлагаем два варианта на выбор. Первый – бартер: усадьба – на вашу телекомпанию плюс доплата с нашей стороны. Разговор начнём с миллиона. Или другой, более удобный для вас вариант, при котором и телекомпания останется за вами, и Молчановку получите. Мы всего-навсего возьмём у вас «Зенит» на два года в аренду со страховкой и покрытием всех рисков и издержек. По рукам?

– Роман Борисович… – Иван враз протрезвел, хотя почувствовал жуткую головную боль.

– Только не спешите отказываться, – жестом остановил его Альмак. – Подумайте денёк, но не больше.

– Не тратьте времени на эту затею. Я не готов. Ещё раз спасибо за ужин, – в повисшей давящей тишине Иван пожал руки сидевшим за столиком и направился к выходу.

По пути он зашёл в туалет: сенсорные краны с позолоченными ручками, хрустальная люстра, унитаз с одноразовой «сидушкой» и даже полочка с произведениями классиков в солидных переплётах… На кремовом итальянском кафеле были наклеены афоризмы великих. Одна из них гласила: «Когда человек теряет равновесие, он начинает падать».

«Держать равновесие!» – дал себе установку Черепанов. Подойдя к умывальнику, он взглянул в зеркало и обнаружил, что к нему приближается какой-то незнакомец. Их взгляды встретились, и Ивану показалось, что когда-то он был знаком с этим человеком, всем своим видом излучавшим спокойную уверенность. Тот подставил ладони под струю прохладной воды рядом с ладонями Черепанова.

– Иван Сергеевич, не соглашайся и ничего не бойся, – незнакомец улыбнулся, вытер руки одноразовым полотенцем и исчез.

Да это же Киргиз, тот самый! Которому в студенческие годы он давал камеру для непонятных съёмок, связанных с делишками криминального авторитета. Ба, а он-то здесь каким боком?! Говорила мама: иди в генекологи – всегда будешь нужен, так нет же, не послушался…

Черепанов снова вспомнил цитату о равновесии и заставил себя взбодриться. Он вызвал такси, но по пути домой заглянул в телекомпанию, куда Аня должна была принести журналы. После выясненных в Молчановке обстоятельств журналы могли оказаться важным звеном в цепи новых догадок Ивана.

Дописав по привычке новую версию на очередном листочке, Черепанов прихватил журнал с собой, закрыл кабинет и поехал домой. Не хотелось делать поспешные выводы, предстояло всё хорошенько обдумать, оценить новые обстоятельства. А тут ещё воспоминания о разговоре с Альмаком не давали покоя. Несмотря на то что наступила полночь, он позвонил Заборскому:

– Ну что, Виталий, какие у тебя новости?

– Я позвонил Сидорченко, – доложил Виталий, словно на часах было не двенадцать ночи, двенадцать дня. – Отвечаю быстро и по делу. Они допросили Омара Махмудова и ещё двух соучастников. Всё примерно так, как вы и говорили. Задание запугать Олега Бессонова и заставить его подписать документы по передаче прав на владение акциями предприятий корпорации Ковалёва исходило от Бориса Гольдина. Видимо тот, пользуясь случаем, решил прибрать к рукам всё имущество бывшего дружка. Подробности Омару да и остальным не известны, они только выполняли приказ. Возможно, так думает Сидорченко, за Гольдиным стоят более серьёзные люди, в интересах которых он действовал. Не исключён и такой сценарий: они пообещали Гольдину посодействовать в его освобождении из СИЗО и вообще в развале дела против него, за что тот должен будет передать им акции предприятий покойного Ковалёва или их часть. Почему Сидорченко так думает? Потому что ещё до аварии с Porschе, когда вышли на людей Гольдина, его начальству звонили сверху и пытались легонько надавить относительно Картавого. Прощупывали почву на случай, если Гольдин операцию с Бессоновым провернёт как надо и своё обещание выполнит. Но теперь уже вряд ли у них что-нибудь получится, и сидеть Гольдину за убийство Ковалёва наверняка придется…

Сидорченко сказал, дело в суд будут предавать с основным подозреваемым Борисом Гольдиным. Они считают, что в Ковалёва стрелял он, так все улики говорят. Что касается Шуры, то её дело выделено в отдельное производство, ждут, когда она пойдёт на поправку и сама расскажет, кто же в неё стрелял. Кстати, Рита Ковалёва её постоянно навещает, переживает, правда, Шуру ей показывают только издалека, под присмотром ментов. А как вы? Аня говорила, что вы поехали в Молчановку. Удалось поговорить со сторожем?

– Удалось. И не только со сторожем. Мне кажется, Виталий, я уже знаю, кто стрелял в Ковалёва и Шуру. Остался последний штрих, на днях ещё встречусь с Ириадой Сергеевной Полонской, надеюсь, она поможет мне заполнить недостающие звенья в этом деле, а потом всё расскажу тебе. Пока ни о чём не спрашивай, я ведь уверен в своём открытии процентов на восемьдесят, и все мои предположения могут снова оказаться пустыми фантазиями. Встретимся в понедельник, но на всякий случай знай: в той картонной папке, где у нас лежали имеющиеся версии преступлений в Молчановке, добавился листочек с ещё одной, новой. И если со мной что-нибудь случится – а я пока такой возможности не исключаю, – ты будешь знать, где искать концы. Передашь этот листок Сидорченко, там всё подробно изложено.

– Иван Сергеевич, – напрягся Заборский, – неужели всё так серьёзно? Давайте я вам чем-нибудь помогу.

– Виталик, не паникуй! Я же сказал – это на всякий случай. А есть опасность или нет, я пока и сам не знаю. Чувствую, что потенциально может быть, если моя версия окажется правильной. Ладно, пока, привет своим и не пей в выходные много пива – ты набираешь вес и теряешь лёгкость в походке и суждениях.

Он отключился и вынул этот новый листок из папки. А ведь действительно, обстоятельства могут повернуться так, что потом никто не догадается, кто же на самом деле стрелял в Ковалёва и Ушкало. И он подробно дописал всё, что выяснил и понял за сегодняшний день.

Но ощущение, что и это не всё, появилось снова. Сегодняшний ужин как бы ничего не исключал из его уже выстроенной, красивой и почти идеальной версии, но не давал покоя.

Иван снова набрал номер Заборского и без лишних предисловий предложил:

– Знаешь что, Виталий, давай-ка дуй ко мне. Выпьем чаю с лимоном, а тебе я ещё и коньячку налью, чтобы моё разыгравшееся воображение лучше воспринималось…

Черепанов подробно рассказал Виталию обо всём, что происходило за ужином, опустив лишь эпизоды со стриптизёршей и Киргизом.

– Про эффект матрёшки слышали? – Заборский выслушал рассказ весьма спокойно. – Попробую наглядно объяснить. Какой-то олигарх – пусть это будет Ковалёв – искренне верит, что управляет какими-то процессами. Но им манипулирует другой, более ловкий, олигарх. Он даёт Ковалёву насытиться, подняться, а потом заглатывает его с потрохами и радуется. Но пока он манипулировал Ковалёвым, то думал, что действует самостоятельно, а на самом деле его тоже кто-то «вёл», подталкивал, провоцировал. Так что не удивительно, что и Гольдин в этой цепи не конечное звено. Такое даже на президентском уровне случается. Кажется, вот она, вершина власти, а потом выясняется, что тебя использовал другой, более сильный президент, который и мысли не допускает, что и его тоже кто-то может подталкивать на путь, ведущий к самоуничтожению.

– Да, очень важно не проглотить лишнего, чтобы не подавиться, – это ещё бабушка мне объясняла, – Черепанов явно взял себя в руки. – Тебе такси вызвать или лучше на диване?

– Под коньячок и детектив, – уточнил неутомимый Виталий.