Л. Куликова Коммуникативный стиль в межкультурной парадигме
Особенности немецкого коммуникативного стиля в политическом дискурсе
жүктеу/скачать 2.23 Mb.
|
3.1.2. Особенности немецкого коммуникативного стиля в политическом дискурсеВ культуре политического дискурса современной Германии выделяются две значимые парадигмы, определяющие тенденции и стиль политической коммуникации. Прежде всего, речь идёт о доминирующей коммуникативной стратегии «символической легитимации посредством коммуникации». Эта стратегия имплицирует интерпретацию основных ролей немецких политиков как ориентированных на партийно-политическую власть и актуализируемых в общении между политиками и журналистами. В контексте специфики немецкой политической коммуникации следует подчеркнуть также стратегию «партийной логики», суть которой заключается в продвижении нормативных и властных аспектов политических партий и их агентов (актёров) посредством создания и распространения соответствующих политических сообщений (см. Pfetsch, 2003: 28, 51). В соответствии с названными тенденциями речевое поведение партийных представителей направлено на усиление своих партий как партийных институтов и формирование доверия населения к их программам. В качестве примера приведём цитаты из выступлений: канцлера ФРГ, лидера правящей социал-демократической партии Германии (SPD) Г. Шрёдера: «Ich bin seit 40 Jahren Mitglied der SPD und glaubt mir, ich bin stolz darauf, Vorsitzender dieser großen Partei sein zu dürfen. Und ich bin stolz darauf, dass wir bei der Bundestagswahl vor einem Jahr das zweite Mal in Folge stärkste Partei geworden sind. Das ist ein bisher einmaliger Erfolg der SPD in der deutschen Nachkriegsgeschichte. Lasst uns das im Alltag nicht vergessen! (…) Und lasst uns dafür sorgen, dass die Menschen spüren, die deutschen Sozialdemokraten wissen, was sie wollen. Sie wissen auch, warum sie es wollen» 1; председателя христианско-социального союза Э. Штойбера «CDU und CSU stehen für eine solide Finanzpolitik. Das ist einer der gravierendsten Unterschiede zwischen Union und Rot-Grün. (…) Wir haben den Mut gehabt, wie im Wahlkampf angekündigt, den Haushalt auch gegen Widerstände zu konsolidieren und die richtigen Prioritäten zu setzen – zum Wohle einer lebenswerten Zukunft für unsere Kinder und Enkel» 2. Характерным для обоих выступлений является фатичность, проявляющаяся в повышенной эмоциональности и выразительности, тесное сочетание эскплицитных и имплицитных оценок, использование превосходной степени прилагательных, риторический приём повторения как усилитель прагматического эффекта, политическое противопоставление, актуализирующие в политическом дискурсе вышеназванную стратегию партийного продвижения. Основу культуры современной немецкой политической коммуникации, как отмечалось выше, формируют нормативные и ценностные ориентиры её главных действующих лиц. При этом, по мнению немецкого лингвиста Й. Клайна, можно говорить об эффекте двойного воздействия нормативности на коммуникативное поведение политиков (Klein, 1996: 8–10). Прежде всего, презюмируется соответствие речевой деятельности политика общим максимам или заповедям коммуникативной этики: говори искренно, обоснованно, сущностно, информативно, ясно и честно, что, собственно, коррелирует с известными постулатами количества, качества, релевантности и способа общения, выделенными Г. Грайсом (Grice [1975] 1979: 249). Однако политики как представители конкурирующих сторон (партий) руководствуются в своей речевой практике чаще не коммуникативно-этическими правилами, а принципами партийной целесообразности, представляющими собой суть прагматические категории:
Очевидно, что сформулированные стратегические максимы тематически можно объединить в две подгруппы в соответствии с базовой семантической оппозицией любого политического дискурса: «свои» (1–3), «чужие» (4–5). Конфликт нормативных подходов с перевесом в пользу стратегий партийной солидарности (Parteiräson, Parteisolidarität) не может не отражаться на коммуникативном стиле и языке немецких политиков. При этом речь идёт об основных суггестивных техниках как неотъемлемом компоненте акта политической (читай: персуазивной) коммуникации, что прослеживается на разных уровнях от слова до речевого действия (события), включая тематические преференции. На уровне семантики языковых знаков суггестивное воздействие реализуется в основном посредством метафорики и антонимии. По мнению исследователей, метафоры в политическом дискурсе полифункциональны (см. Drommel, Wolff, 1978: 71–86). Их употребление упрощает сложное содержание сообщения, служит положительному или негативному оцениванию референциальных объектов, интерпретирует политические действия. В частности, это касается так называемой органометафорики, активирующей ассоциативный ряд, апелляцию к знакомым и доверительным вещам. Например, достаточно часто цитируемая в недалёком прошлом метафора «Politik der ruhigen Hand» стала своего рода девизом (символом) политической деятельности федерального канцлера ФРГ Г. Шрёдера. Так, в одной из его речей находим: «Ich bitte also einfach darum zu verstehen, dass die Bundesregierung den Kurs, den ich beschrieben und begründet habe, beibehalten wird, dass sie sich einer hektischen Debatte nicht anschließen will und aus nationalen wie internationalen Erwägungen nicht darf sowie dass sie ganz entschieden eine Politik weiterverfolgen wird, die in der Finanz- und Wirtschaftspolitik auch deshalb eine Politik der ruhigen Hand gennant wird, weil sie auf Kalkurierbarkeit setzt. Ich bin fest davon überzeugt, dass das mittelfristig das einzige Rezept ist, um die Wachstumsdelle, die in Deutschland weltwirtschaftlich verursacht worden ist, auszugleichen«1. Метафорическое выражение «политика спокойной руки» выполняет функцию положительно ориентированной интерпретации и оценки политических действий федерального правительства Шрёдера, коннотируя такие понятия как постоянство, надёжность и невозмутимость (Stetigkeit, Verlässlichkeit, Gelassenheit). В такой перспективе данная метафора вызывает у людей ассоциации, характеризующие роль ведущего политика как уверенного штурмана, управляющего кораблём вопреки всем бурям и ненастьям. В то же время на примере этой метафоры можно проследить процесс её использования политическими противниками на основе переоценивания и наполнения новым содержанием (рефрейминг содержания). Вместо вышеназванных положительно коннотированных признаков «политика спокойной руки» коррелирует в подаче оппонентов с негативно окрашенными понятиями «бездеятельности и застоя» (Untätigkeit, Stillstand – введение нового слота во фрейм метафоры): «Bei Schröder dagegen: Stillstand und Ankundigungspolitik… Drei Regierungserklärungen, vier SPD-Regionalkonferenzen, x Kommissionen, aber keine Ergebnisse…». Подобное переосмысление метафорического значения побуждает к ответному коммуникативному ходу, что проявляется в интерпретациях собственной метафоры в многочисленных интервью Г. Шрёдера. В частности, в одном из выступлений, отвечая на вопрос об обоснованности его политики «спокойной руки», канцлер аргументирует: «Diese Vorzüge unserer Volkswirtschaft herauszustreichen und stärker zu nutzen, darum geht es mir. Und daran können Sie auch erkennen, was ich mit «ruhiger Hand» gemeint habe. Das bedeutet aber gerade nicht, untätig zu sein»(там же). Политическое словоупотребление является важным инструментом дискурсивной деятельности политика, отражая процессы многочисленных селективных решений, принимаемых политиком, суть которых заключена в прагматике основного вопроса: Как обозначить – что – для кого – в какой коммуникативной ситуации? Ответы на этот вопрос можно найти в рамках теории номинации, актуализирующей в политическом дискурсе не только акты политической референции, но и точку зрения, оценку, выражаемые политиком в отношении именуемых им референтов, поскольку номинация понимается как «референция в сочетании с оценочной прагматикой» (Bellmann, 1996: 11). Таким образом, демонстрация политическим деятелем собственной оценки в акте именования способствует «выработке у массовой аудитории преферирующей диспозиции по поводу соответствующих объектов (денотатов)» (ср. Sager, 1982: 40), которая ведёт к передефинированию сущности этих денотатов у общественности. В соответствии с интенцией политика номинации выполняют функции модификации, утверждения или поляризации установок адресата. Модификация взглядов, поведения многочисленных реципиентов (дисперсной публики) в политической коммуникации реализуется, как правило, на основе текстов с информативно-персуазивной функцией. В них же используются номинирующие выражения, имеющие целью поляризацию установок адресата. При этом намерение политика заключается, прежде всего, не в изменении мнений и позиций слушателей, а в чёткой презентации своей точки зрения и в стимулировании тем самым обратной ответной реакции со стороны участников прямого или опосредованного политического взаимодействия. Утверждение и усиление имеющихся у электората установок осуществляется, в основном, посредством текстов с интегративной функцией. Как показывает анализ основных коммуникативных пространств современного политического дискурса Германии, в немецком коммуникативном стиле актуализирован целый ряд слов и выражений, номинирующих референциальные объекты, наиболее значимые и актуальные в контексте немецкой общественно-политической реальности. Структурирование данных номинаций позволяет говорить об основных номинационных блоках, репрезентирующих специфические институциональные сферы мира политики Германии в их соотнесённости с партийно обусловленными приоритетами, нормами и ценностями:
На уровне речевых действий в коммуникативном стиле немецких политиков доминируют стратегии легитимации собственной позиции и делегитимации позиции партийного оппонента, трансформируемые часто в самовосхваление, с одной стороны, и в полемику с элементами диффамации (клеветнических выпадов) в отношении противоположной стороны. Обе стратегии разворачиваются в коммуникативном модусе аргументации и объяснения. Аргументативный фрейм, в свою очередь, включает когнитивно-языковые операции индукции, аналогии, каузальности, тавтологии и ссылки на авторитет, используемые в целях манипуляций мнением населения как коллективного адресата политической коммуникации. Типично ярко выделенные стратегии встречаются в речах лидера баварской партии ХСС (христианско-социальный союз) Э. Штойбера: «Ganz Deutschland kann sehen: Es gibt eine bessere Politik als die von Rot-Grün in Berlin. Es gibt eine Politik, die Wort halt. Es gibt eine Politik, die nicht nur redet, sondern auch handelt, und zwar erfolgreich handelt. Bayrische Politik ist das Kontrastprogramm zur rot-grünen Show-Politik in Berlin, das Kontrastprogramm zur rot-grünen Beliebigkeit, das Kontrastprogramm zu Zick-Zack-Kurs, Ankundigungspolitik und gebrochenen Versprechen… Wir in Bayern reden nicht, wir handeln…Bayern ist das einzige Land, in Deutschland, das in den letzten zehn Jahren substanziell zusätzliche Arbeitsplätze geschaffen hat: Plus 105.000;… 5.300 zusätzliche Lehrer; 1,3 Milliarden Euro für die High-Tech-Offensive; Konsequenter Abbau der Neuverschuldung» (аргументирующая легитимация политики своей партии с элементами самовосхваления). «…Wir haben es der Weitsicht und Durchsetzungskraft von Männern wie Alfons Goppel und Franz Josef Strauß zu verdanken» (апелляция к авторитету, использование прецедентных для данного социума имён). И далее: «…Tagelang wurde in den Medien nicht darüber diskutiert, dass der Mann (Kanzler) kein Konzept für die Finanzierung der Steuerreform hat, sondern darüber wohin die Familie Schröder in den Urlaub fährt. «Rimini oder Hannover» ist wirklich nicht die deutsche Schicksalsfrage. Deutschland braucht keinen Medienkanzler. Deutschland braucht einen Kanzler, der die Probleme löst…Das Ergebnis (der Politik der regierenden Partei) ist erschütternd: Schulden, Schulden und nochmals Schulden. Der angebliche Rest sind über 70 %. Das ist kein Finanzierungs-Mix, das ist ein Finanzierungs-Nix!»1 (очевидная стратегия делегитимации действий политического оппонента с элементами диффамации). При реализации стратегии легитимации/делегитимации представители партий наряду с вербальным кодом используют также цветовую символику. Например, на рекламно-агитационном уличном щите программные лозунги СДПГ были представлены на красном фоне (цветовая метафора, номинирующая партию): «SPD: Erneuerung der sozialen Marktwirtschaft: Sicherung des sozialen Zusammenhaltes». Дискредитирующий текст в отношении намерений политического оппонента расположен по соседству на чёрном цветовом фоне: «CDU/CSU: Abschaffung der sozialen Marktwirtschaft: Verunsicherung und Spaltung». В ряду названных стратегий немецкого коммуникативного стиля, в политическом дискурсе встречается также суггестивная стратегия маскировки как способ речевого вуалирования содержательных, этических, логических просчётов политических организаций и их агентов. При этом «маскировочную» функцию выполняют часто так называемые слова-загадки (Vexierwörter), целенаправленно активирующие в сознании адресата заданные представления о внеязыковой реальности, отличающиеся от существующего положения вещей или традиционных общепринятых значений, выражаемых этими словами. В качестве примера можно привести употребляемые в вышеназванной функции представителями разных партий понятия-загадки как своего рода мистификаторы: Reformen, Chancen, der neu Weg, Zeit. В презентациях своих программ и концепций партии используют одни и те же лексемы, вкладывая в их семантику своё стратегическое содержание (разные денотативные компоненты). Так, в еженедельной передаче центрального канала «Nachtduell», аналога отечественной политической программы «К барьеру», отвечая на упрёки представителя партии ХДС Г. Мильбранда, Р. Шмидт (СДПГ), маскируя проблемы партийной деятельности, говорит: «Wir sind am Anfang der Reformen, nicht am Ende…. Ich spreche über die Zukunft, Sie wollen Herr Milbrand, über die Vergangenheit sprechen.» Представляя основные направления деятельности своей партии, её председатель А. Меркель (ХДС) акцентирует: «Unser Ziel ist Deutschlands Chancen zu nutzen: Wachstum, Arbeit, Sicherheit. Wir möchten den Weg für ein besseres Deutschland gehen». В трактовке канцлера Г. Шрёдера звучит: «Mit den Reformen, die unsere Partei begonnen hat, gehen wir einen neuen Weg»1. Проявление коммуникативного стиля на тематическом уровне в политическом дискурсе сегодняшней Германии отмечено, как показывает исследование, рядом доминирующих тем (макропропозиций), затрагивающих внутренние и внешние проблемы страны. По-прежнему актуальными осознаются глобальные темы объединения/воссоединения Германии, закон о миграции, Евросоюз, еврейский вопрос в аспекте вины за 3-й Рейх, проблема возрастающей безработицы и некоторые другие. Достаточно ярко тематические предпочтения в дискурсивной деятельности современных немецких политиков, представляющих ключевые партии Германии, нашли отражение в правительственных предвыборных дебатах и выступлениях летом 2005 года. Наш анализ позволил выделить несколько основных тематических направлений политической коммуникации: Außenpolitik, Steuern, Arbeitsmarkt, Marktwirtschaft, Innere Sicherheit, Zuwanderung, Rente, Gesundheit, Gesellschaft und Familie, Bildung und Forschung, Umwelt und Energie, Bundeswehr. Партийно-политические манипуляции на тематическом уровне осуществляются с помощью таких дискурсивных техник, как односторонний выбор тем и аргументов, сопровождающихся упрощением смысла, поляризацией, гиперболизацией и эмоционализацией обсуждаемого содержания. При этом, например, эмоционализация проявляется на разных уровнях: просодическом (повышение тона голоса и ускорение темпа речи по мере развития аргументации, почти полное отсутствие пауз), невербальном (энергичная жестикуляция, выразительная мимика), вербальном (использование юмора для экспликации своего отношения к факту-референту): «Das ist die Politik nach dem 3-Affen-Prinzip: Nichts sehen, nichts hören, nichts sagen«; «…Ergebnis: Niemand ist diskriminiert. Aber niemand hat Arbeit. Außer den Gerichten! Operation gelungen – Patient tot! Das versteht Rot-Grün unter Bürokratieabbau!«; «Der Euro wird zum Teuro»(ZDF, Phoenix)). Коммуникативно-прагматические наблюдения за особенностями немецкого коммуникативного стиля в контексте политического дискурса позволяют сделать вывод о его ярко выраженной детерминированности культурной константой «свои – чужие», что с очевидностью проявляется на всех рассмотренных выше уровнях экспликации стиля. Сигналом противопоставления «свой круг» – «чужой круг» можно считать также обращение как коммуникативное средство адресации, имплицирующее партийную принадлежность говорящего и тех, к кому он апеллирует. Так, для коммуникативного стиля, конституирующего официальный дискурс СДПГ (SPD), характерно обращение «(liebe) Genossen und Genossinnen», либо в менее официальной обстановке «liebe Freunde und Freundinnen». В одном из текстов выступлений лидеров ХСС (CSU) маркером указания на «чужих» является, в том числе, саркастически-ироничное упоминание типичного для партийных оппонентов обращения: «… Wer die Empörung von Müntefering und Schröder im Ohr hat, der wird es nicht glauben: Einen Brief vom heutigen Vorsitzenden der SPD an die lieben Genossinnen und Genossen…» 1. Традиционным для стиля коммуникации в рамках политического общения блока ХДС/ХСС (CDU/CSU) выступает обращение «Meine Damen und Herren», с помощью которого устанавливается и поддерживается речевой контакт с массовым адресатом в течение всей ситуации коммуникативного взаимодействия. Анализ многочисленных выступлений представителей этих партий позволяет отметить значительную частотность употребления обращения (например, в речах Э. Штойбера до 25 раз за выступление), выполняющего, по сути, метакоммуникативную функцию. Прежде всего, обращение реализует здесь фатический метакоммуникативный ход, и, кроме того, играет роль дейктической единицы, привлекая внимание слушателей к введению нового тематического блока и указывая на его значимость. В политическом общении партии «Зелёных» («Grüne») распространено обращение «Kollegen/Frau Kollegin» как маркер партийной корпоративности. На заседаниях бундестага обычно принято обращаться «(meine) sehr geehrte (n) Damen und Herren». Своеобразными надпартийными формами обращения государственных лиц к общественности являются нейтральные «liebe Mitbürger und Mitbürgerinnen». В плане оппозиции «свой» – «чужой», лежащей в основе легитимирующей и делегитимирующей коммуникативной деятельности современных политиков Германии, представляется возможным выделить ещё одну особенность немецкого коммуникативного стиля, обозначенную в нашем исследовании как именные и/или партийные экспликатуры. Как показывает анализ основных коммуникативных пространств немецкого политического дискурса, большинство озвучиваемых в них текстов (за исключением сферы законодательной деятельности) традиционно содержит прямые критические апелляции к политикам и их партиям, в том числе к лицам, занимающим высшие посты в государстве. Многочисленные именные экспликатуры, часто сопровождаемые разнообразными средствами вербальной агрессии, можно считать в целом коммуникативной нормой политического институционального общения Германии сегодня. Напомним при этом, что суть вербальной агрессии в широком понимании заключается в нацеленности на ниспровержение оппонента, понижении его политического статуса (Шейгал, 2000: 131). Приведём примеры из корпуса исследованных материалов, демонстрирующих вышеназванные проявления немецкого коммуникативного стиля. Предвыборный манифест (SPD-Wahlmanifest) СДПГ в части, констатирующей достижения страны под руководством правительства Шрёдера, содержит в первых же строках критическую ссылку на оставшееся наследие от правительства Г. Коля: «Das schwarz-gelbe Erbe von Helmut Kohl: Helmut Kohl und seine Regierung aus CDU/CSU und FDP haben 1998 ein schweres Erbe hinterlassen und Angela Merkel war dabei…. Helmut Kohls selbstgerechneter illegaler Umgang mit öffentlichem Geld und Parteifinanzen hat sich in der Flickaffäre, im Parteispendenskandal 1999/2000 und in Bestechungsskandalen gezeigt und bleibt ein schwarzer Fleck in der deutschen Demokratie.«1 Явно обвинительная направленность именного и партийного апеллирования усиливается употреблением лексических единиц пейоративного характера: позорная афера, партийный скандал, скандал в связи с делом о взяточничестве, «чёрное пятно» немецкой демократии. Из выступления Э. Штойбера: «…Dieser Kanzler redet über alles, nur nicht über das Kernproblem: die Massenarbeitslosigkeit…Schröder hat aufgegeben! Er hat fünf Millionen Menschen in Deutschland einfach aufgegeben. Er ist mit seinem Latein am Ende. Er kapituliert vor dem Kernproblem in unserem Land.«2 Показателем политической дистанцированности в этом отрывке является, прежде всего, указательное местоимение этот как элемент дейксиса, имплицирующий пренебрежительное восприятие действующего главы правительства. Именная экспликация осуществляется в четырёх строчках тремя референциальными средствами: канцлер (существительное), Шрёдер (имя собственное), он (личное местоимение). Многократное употребление местоимения, фразеологизм «не знать, что делать/говорить дальше» («mit seinem Latein zu Ende sein») усиливают эффект речевой агрессии в адрес оппозиционной партии. Не редки в немецком политическом дискурсе определённые манипуляции с именами известных политиков. В некотором смысле, как представляется, можно соотнести политически обусловленное употребление имён политиков с теорией лексической политической семантики (см. Hermanns, 1982; Klein, 1989). В рамках вышеназванной теории исследователи выделяют в контексте политической коммуникации программные или знаковые слова (также сигнальные слова: Юдина, 2001а; Schlagwörter) как, своего рода, конденсаторы партийных программ; лозунговые или «знамённые» слова (Fahnenwörter) как позитивно коннотированные лексемы, апеллирующие к ценностной системе координат своей группы; и стигматизмы (Stigmawörter), отрицательно коннотированные слова, соотносимые с идеологической парадигмой политических противников. Исходя из данного подхода, оскорбительные манипуляции, например, в отношении имени председателя ХДС А. Меркель: «Angela Merkel, asoziales Ferkel» (грубое пародирование имени за счёт конструирования ассоциаций по созвучию)1 или подобное «Merkelsteuer wird teuer«2, можно рассматривать как именные стигматизмы, используемые представителями партийной оппозиции. Тогда как в кругу сторонников имя лидера явно идентифицируется со знаковым лозунговым словом. Наши наблюдения за актуализацией немецкого коммуникативного стиля в условиях естественного политического дискурса позволяют сделать вывод о некоторой разнице его проявлений в ситуациях непосредственного публичного выступления политика перед массовым адресатом и в опосредованных масс-медиа ситуациях телевизионных интервью, бесед, дебатов. Подобное мнение на основе своего исследования высказывает также Т.В. Юдина в отношении немецкой общественно-политической речи, интерпретируя последнюю как дифференцированное образование, в котором сосуществуют разные политические стили (Юдина, 2001б: 5). Коммуникативный стиль выступления перед живой массовой аудиторией в целом гораздо в большей степени, чем стиль общения с ведущим телепрограммы, маркирован невербально, харизматичен, характеризуется большей силой речевого воздействия (суггестивностью) и показной манерой коммуникативного поведения. В этой связи можно говорить о разной риторической самопрезентации и самоподаче политического деятеля в разных контекстах дискурсивной деятельности. Более подробно дистинктивные признаки публичных речей политиков и их выступлений в телевизионной передаче систематизированы в следующей таблице:
Дифференциальные признаки стиля немецкой политической коммуникации
|
|
Коммуникативный стиль политика, выступающего публично |
Коммуникативный стиль политика в телевизионной передаче |
|
Харизматичность |
Уравновешанность |
|
Фасцинативность |
Информативность |
|
Эмоциональность |
Рациональность |
|
Агрессивная «свой – чужой»-маркированность |
Политически корректное противопоставление своих и чужих |
|
Широкое употребление политических ПФ |
Минимум использования ПФ |
|
Быстрый темп речи |
Средний темп речи |
|
Редкие паузы |
Паузы хезитации |
|
Активная жестикуляция |
Минимум жестикуляции |
|
Речевое лидерство |
Ограниченное речевое лидерство |
|
Коммуникативный вклад самоподконтролен |
Коммуникативный вклад регулируется журналистом и репликами других участников |
В прагматическом плане контекст проявления коммуникативных стилей политиков обусловлен, в том числе, локально-темпоральными условиями взаимодействия. Для коммуникативной ситуации открытого публичного выступления характерна дистанция публичного общения в режиме оратор-публика. Это контактное общение, когда слушатели находятся в поле зрения говорящего, в отличие от дистантной массовой коммуникации (например, в ситуации телевизионного интервью), осуществляемой посредством СМИ.
Нижеследующие фрагменты из телевизионных интервью цикла первого немецкого канала «Репортаж из Берлина» демонстрируют большинство из выделенных микроконтекстных признаков коммуникативного стиля, свойственного контексту реализации в режиме интервью, а также других признаков, представленных выше в рамках основных групп стилеформирующих факторов.
В первом эпизоде главный редактор программы Т. Рот (R) и его заместитель Т. Бауман (B) интервьюируют федерального канцлера Г. Шрёдера (K) по поводу предстоящих выборов в немецкий Бундестаг и нового канцлера ФРГ:
(…)
B: 5,2 millionen arbeitslose haben wir erfreulicherweise nicht mehr – es sind äh 4,7 millionen – aber herr bundeskanzler – wenn man diesen satz von peter hartz hört – dann muss man doch feststellen – ihre bundesregierung hat äh viel versprochen – aber nicht geliefert.
K: 1. ich glaube nicht – dass man in so kurzer zeit den arbeitsmarkt in ordnung bringen kann – 2.16 jahre lang vor unserer zeit ist nichts geschehen – während andere länder – äh wie etwa die skandinavier – die notwendigen reformen in den 90er jahren durchgesetzt haben – und jetzt die erfolge ernten – 3. es braucht zeit – nehmen sie das bitte nicht als ausrede – sondern als hinweis darauf – dass das begonnene fortgeführt werden muss – denn – es beginnt erfolge zu zeitigen – 4. wir haben die niedrigste jugendarbeitslosigkeit in europa – das wird gelegentlich übersehen – 5. aber das ist ein erster erfolg der reformpolitik – 6. wir müssen uns kümmern um diejenigen – die äh älter sind – und wir haben es geschafft – die erwerbstätigkeit von älteren menschen – die reale erwerbsstätigkeit – nach oben zu bringen – 7. das reale renteneintrittsalter war früher bei 59 – ist jetzt deutlich über 60 – 8. das sind alles dinge – die mit den reformen zu tun haben – 9. aber wenn sie sich die wirtschaftsdaten anschauen – dann wird diese mischung aus reformen auf dem arbeitsmarkt – und wachstumserwartung – berechtige wachstumserwartung – auch zu einer reduzierung der arbeitslosenzahlen führen – 10. ich bin sehr vorsichtig geworden – auch äh aus erfahrung – wenn sie so wollen – was prognosen angeht – 11. sie können die äußeren einflüsse – zum beispiel – selten kontrolieren – dass es einen ölpreis von 60 dollar pro barrel und darüber gab – während wir am anfang bei – äh glaube ich – wenn ich es richtig im kopf habe – knapp über 20 waren – manchmal darunter – 12. das ist durch nationale politik nicht zu beeinflussen – 13. das hat natürlich auswirkungen auf die wirtschaft.
R: ja – aber gibt es das problem bei hartz nicht – gibt es nicht zwei probleme – einmal – sie haben es vorher nicht gesagt – dass er kommt – und zum zweiten – ist es in wirklichkeit nicht ein programm – dass dann funktioniert auf dem arbeitsmarkt – wenn die konjunktur gut ist – die ist aber nicht gut.
S: ja – sie haben ja recht – herr roth – dann funktioniert es besser – aber sie können ja nicht darauf warten – sie haben völlig recht und auch die experten – die darauf hinweisen – (…) – aber zuwarten war nicht möglich – sonst wären uns die systeme bei der alterssicherung – bei der gesundheit zusammengebrochen1.
Разумеется, графически невозможно передать акустическое и визуальное восприятие собеседника, его жесты и мимику, озвучить такие элементы стиля, как голосовые модуляции, интонации, темп, тембр, громкость. Можно только описать, что разговор шёл в умеренном темпе, аффективно нейтрально, без ярко выраженной жестикуляции, с небольшими паузами между частями реплик.
Вопрос, собственно представляющий собой оценочную реплику журналиста, звучит прямолинейно обличительно: «…Ваше правительство много обещало, но ничего не добилось (не сделало)!», что свойственно эксплицитному стилю низкоконтекстной коммуникации. Коммуникативный фокус сконцентрирован на информации по поводу безработицы (приводятся цифры). Кроме того, вопрос имплицирует эгалитарные отношения коммуникативных партнёров, соответствующие небольшой дистанции власти в немецкой культуре, что позволяет задавать прямые нелицеприятные вопросы одному из первых лиц в государстве.
Ответ канцлера отражает особенности рационального личностного коммуникативного стиля, ориентированного на говорящего и на реализацию конечной цели интеракции: предоставление фактических данных и аргументов для убеждения слушателей. Предлагаемая аргументация разворачивается линейно, информация структурируется по тематическим блокам на основе причинно-следственных и интенционно-инструментальных связей (реплики 2, 4–8, 11–13). Сигналами индивидуальной идентичности в ответе канцлера выступают средства авторизации («Ich glaube…», «Ich bin sehr vorsichtig geworden,…», «…glaube ich, wenn ich es richtig im Kopf habe…»), передающие личностное мнение, оценки и предложения. Отметим также наличие в высказывании метакоммуникативных выражений адресации: («…nehmen Sie das bitte nicht als Ausrede, sondern als Hinweis darauf,…», «…wenn Sie so wollen,…»).
Второй в этом фрагменте вопрос, как и второе высказывание Г. Шрёдера, актуализируют стратегию диссонанса (разногласия), типичную для немецкого коммуникативного стиля в пространстве институциональных дискурсов (die «ja-aber» Strategie). «Да,.. – но… – стратегия» реализуется посредством краткой позитивной оценки «да», выполняющей, кроме всего прочего, в качестве фатического компонента высказывания контактоподдерживающую функцию, и союза «но» как дискурсивно-прагматического элемента, вводящего контраргумент: «Ja, aber gibt es das Problem bei Hartz nicht…«; «Ja, Sie haben ja Recht, Herr Roth. Dann funktioniert es besser. Aber Sie können ja nicht darauf warten».
С прагмалингвистической точки зрения стиль ответных реплик канцлера реализует информационно-персуазивную языковую функцию, интенционально направленную на модификацию общественного сознания, анализ и оправдание действий своей партии как одного из политических институтов. Номинируемые при этом политически релевантные события служат, в первую очередь, легитимации собственных позиций и приоритетов, позитивной самопрезентации правительства: erster Erfolg der Reformpolitik, die reale Erwerbstätigkeit, das reale Renteneintrittsalter, die niedrigste Jugendarbeitslosigkeit, berechtige Wachstumserwartungen, Reduzierung der Arbeitslosenzahlen. Делегитимация партийной оппозиции проявляется в интервью, как нами было отмечено выше, достаточно корректно по сравнению с публичным речевым поведением: «16 Jahre lang vor unserer Zeit ist nichts geschehen…». Коммуникативный ход заканчивается аргументом по аналогии, призывающим адресата самому судить о последствиях бездеятельной политики предыдущей исполнительной власти: «… während andere Länder, wie etwa die Skandinavier, die notwendigen Reformen in den 90-er Jahren durchgesetzt haben und jetzt die Erfolge ernten».
Следующий фрагмент взят из телевизионного интервью с председателем ХДС А. Меркель, на примере которого продолжен анализ немецкого коммуникативного стиля в институциональных рамках современного политического дискурса Германии.
(…)
Roth: frau merkel – wie erklären sie sich – dass sie äh keinen heimatbonus – nenne ich das mal – mitbringen – bei edmund stoiber – da steht bayern da hinter – bzw. die csu in dem fall – niedersachsen hinter wulff – baden-württemberg hinter oettinger – warum haben sie keinen heimatbonus?
M: also – 1. mein heimatland steht schon hinter mir – 2. der osten ist auch nicht der osten – und außerdem – 3. ich möchte kanzlerin aller deutschen sein – 4.darum kämpfe ich – und da gehören die ostdeutschen natürlich dazu – 5.aber meine heimat ist mecklenburg-vorpommern – wenn man es sich politisch anschaut – 6.und – insofern glaube ich – dass ich die probleme der menschen dort – sehr sehr gut kenne – 7.und – ich bin im übrigen auch der überzeugung – dass wir die lage in den neuen bundesländern verbessern können – dass der weg länger ist – dass viele menschen auch enttäuscht wurden – enttäuscht auch schon in den zeiten – als wir unter helmut kohl – regiert haben – jetzt durch schröder – noch mal massiv enttäuscht wurden – 8. und meine ansprache an die menschen in den neuen bundesländern wird ganz klar sein – leute – wir können es schaffen – und es hat keinen sinn – nur auf protest zu setzen mit menschen – wie gysi und lafontaine – die vor der verantwortung immer weggelaufen sind
R: der faktor – die ist eine von uns – ich sag das mal so salopp – der scheint irgendwie nicht durchzudringen
M: ich glaube – 9.dass äh es ganz wichtig ist – dass meine person und die tatsache – dass ich kanzlerkandidatin bin – ja auch ein stück gelungener deutscher einheit ist – 10.auf der anderen seite – sehe ich und weiß ich – dass viele viele menschen ihre träume – ihre wünsche im zusammenhang mit der deutschen einheit nicht umsetzen – nicht verwirklichen konnten – 11.und darüber kann man nicht einfach hinweggehen – eben hat einer richtig gesagt – man sollte das befinden – einfach auch wahrnehmen – 12.und ich werde das so tun – wie ich das für richtig halte – aber nicht jetzt wieder eine neue deutsche teilung einführen – als würden wir ost und west getrennt behandeln1.
Поясним, что вопрос журналиста в этом кусочке интервью вводит новую тему интеракции, затрагивающую проблему политической «родины» кандидата в федеральные канцлеры А. Меркель и является на данном этапе прагматически инициативным. При этом понятие, используемое Т. Рот для номинации проблемы («Heimatbonus»), можно отнести к числу так называемых «камней коммуникативного преткновения» или словам-конденсаторам культурно-политического смысла (Hotwords). Культурная и политическая нагруженность данной лексемы не позволяет легко перевести её, и в межкультурном общении она может быть правильно проинтерпретирована только при наличии определённых пресуппозиций в отношении немецкой политической реальности.
Развитие обозначенной темы со стороны Меркель представляет собой перехватывание ею коммуникативной инициативы и переход к следующей глобальной для немецкого политического дискурса теме объединения восточных и западных земель (2; 4; 8–12). В соответствии с этим в пропозиции её высказываний эксплицируются феномены национального уровня прецедентности, входящие в национальную когнитивную базу и известные любому жителю сегодняшней Германии: der Osten, die Ostdeutschen, neue Bundesländer, deutsche Einheit, Ost und West, neue deutsche Teilung. Представляется, что подобные прецедентные единицы, имеющие особый смысл и значимость в контексте стиля политической коммуникации, можно рассматривать как политические прецедентные феномены, поскольку их знание соотносится с национально-культурной спецификой общественно-политической ситуации в стране.
Анализируя отрывок интервью далее, важно отметить, что в репликах А. Меркель очевидно проступают такие черты национального коммуникативного стиля немцев, как рациональность, точность и однозначность, а также личностная ориентированность. Вербальными сигналами последней считаются, прежде всего, дейктические элементы, в изобильном количестве фигурирующие в речи говорящей: darum kämpfe ich, meine Heimat, ich glaube, dass meine Person, dass ich Kanzlerkandidatin bin, auf der anderen Seite sehe ich und weiß ich ect. Открытость коммуникативного поведения А. Меркель в интервью, самопрезентация и самоутверждение в высказываниях (3, 9), целенаправленность и ясность («Und meine Ansprache an die Menschen… wird ganz klar sein), взвешанное дозирование информационных вкладов отражают особенности аргументированного, точного коммуникативного стиля. В этом отрывке хорошо видны также такие черты немецкого национального стиля коммуникации как готовность к конфронтации (конфронтативность) и твёрдость собственной позиции коммуниканта: «Und ich werde das so tun, wie ich das für richtig halte…»
В целом стиль взаимодействия общающихся в данной коммуникативной ситуации также как и в первом фрагменте с Г. Шрёдером, характеризует симметрично-рациональные позиции партнёров по коммуникации (журналистов и гостей дискуссии), имеющей место в индивидуалистски ориентированных лингвокультурах с незначительной дистанцией власти.
Итак, как показывает исследование, по фактору институциональной маркированности (на примере политического дискурса) можно выделить следующие параметры объективации немецкого коммуникативного стиля:
– коммуникативно-прагматические стратегии: партийного продвижения, легитимации и делегитимации, маскировки;
– семантика и прагматика политического словоупотребления (метафорика, политические номинации);
– «свой – чужой круг» – маркированность (обращение как знак партийной корпоративности, именные/партийные экспликатуры, вербальная агрессия);
– коммуникативные ситуации/контексты реализации (контактное/дистантное общение);
– политическая прецедентность.
Таким образом, яркими доминантами немецкого коммуникативного стиля в сфере политического дискурса являются:
-
акцентирование оппозиции «свой – чужой» (индикация «своих» на основе сугубо позитивных, «чужих» на основе сугубо негативных смыслов); -
коммуникативный фокус на легитимность действий своей партии и иллегитимность деятельности партии политического противника; -
ярко выраженная метафоризация политических речей; -
прагматическая категоризация политической действительности; -
использование обращений как сигнала партийной корпоративности; -
демонстрация вербальной агрессии в политической дискуссии; -
использование политических инвектив (именных «стигматизмов») в публичном дискурсе; -
антропонимическая персонификация носителей политических идей; -
широкое использование политических прецедентных текстов; -
ярко выраженная суггестивность публичного выступления; -
преобладание конфронтативной стратегии.
Достарыңызбен бөлісу: