«Талибан» и другие страны региона

Многие страны, соседствующие с Афганиста­ном, относились с тревогой к усилению движения «Талибан», а некоторые пытались активно способст­вовать его падению. Иран сразу обрушил на него по­ток критики. 7 октября 1996 года аятолла Хомейни в проповеди заявил следующее: «По соседству с Ира­ном именем ислама творятся странные дела - груп­па, чьи знания ислама никому не ведомы, предпри­нимает действия, не имеющие с исламом ничего общего». Он охарактеризовал происходящее в Афга­нистане как четкий пример реакционного фанатиз­ма и пренебрежения человеческими правами. Аятол­ла также обвинил талибов в том, что они пользуются поддержкой США: «Весь мир был свидетелем тому, как высоко отзывались США об этой группировке. Вашингтон не только не осуждает ее, а, напротив, поддерживает «Талибан» в его стремлении подавить своих соперников».

После взятия талибами Кабула министр иност­ранных дел Ирана Али Акбар Велайети во время сво­его пребывания в Средней Азии и Индии под­черкивал необходимость прекращения войны в Афганистане и создания коалиционного правительства. В заявлении, опубликованном Иранским информационным агентст­вом 15 октября, Велайети упомянул о «недавних признаниях пакистанских официальных лиц, что США, Саудовская Аравия и Пакистан поддерживают «Талибан», и добавил, что «приверженцы специфической религиозной или этнической группировки не могут навязывать свою волю другим->. После переговоров Велайети с министром иностранных дел Казахстана оба дип­ломата выразили мнение, что продолжающиеся боевые действия между противоборствующими афганскими группировками могут «дестабилизи­ровать ситуацию в регионе».

Подобно Ирану, Россия с тревогой отнеслась к захвату Кабула талиба­ми. 2 октября 1996 года президент Борис Ельцин потребовал созыва сове­щания руководителей стран Содружества независимых государств (СНГ). Его советник по национальной безопасности заявил, что победа «Талибана» представляет серьезную угрозу среднеазиатским республикам, так как, по его словам, талибы могут попытаться захватить их территории. Было объ­явлено, что президенты Казахстана, Узбекистана, Кыргызстана и Таджикис­тана встретятся в Алматы, столице Казахстана.

Президент Туркменистана был единственным среднеазиатским лиде­ром, отказавшимся участвовать во встрече - Туркменистан не является уча­стником договора о коллективной безопасности стран СНГ. Однако 14 ок­тября, в день встречи с делегацией находящегося в изгнании правительства Раббани, тогдашний премьер-министр России Виктор Черномырдин встре­тился с туркменским президентом Ниязовым. После встречи Ниязов заявил, что Туркменистан намерен координировать с Москвой свои действия, каса­ющиеся кризиса в Афганистане. «Мы не полностью согласны с результата­ми саммита в Алматы, - добавил он. - Мы считаем, что конфликт в Афгани­стане - внутреннее дело самих афганцев». В то же время, отметил Ниязов, следует быть «терпимым» к различным точкам зрения стран СНГ. Он сказал, что Туркменистан поддерживает добрососедские отношения со всем аф­ганским народом, включая «Талибан», и не станет вмешиваться в афганские внутренние дела.

Во время дебатов в Совете Безопасности ООН 16 октября делегаты Рос­сии и стран Средней Азии говорили об угрозе их национальным интересам и стабильности региона в целом, которую представляет война в Афганиста­не. Совет Безопасности принял резолюцию, предложенную Россией.

19 октября президент Узбекистана Каримов принял в Ташкенте прези­дента Пакистана Фарука Лехари. В совместном заявлении оба лидера при­звали к немедленному прекращению огня, мирным переговорам и эмбарго на поставки оружия, что противоречило предыдущим заявлениям Каримова, который ранее в том же месяце призывал к поддержке лидера узбекской общины Афганистана Рашида Дустума. Президента Лехари сопровождал в числе прочих пакистанский министр нефтяных и природных ресурсов. Вполне вероятно, что обсуждался вопрос о транспортировке среднеазиат­ской нефти через Афганистан в порты Пакистана. Как сообщалось, пакис­танский президент заверил Узбекистан, что «Талибан» не имеет территори­альных притязаний за пределами Афганистана. Несмотря на аналогичную встречу с президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым 28 октября, казахский лидер выступил с предупреждением, что афганский конфликт не должен распространяться за пределы страны.

Индия также заняла вполне предсказуемую антиталибскую позицию. 15 октября 1996 года индийский министр иностранных дел заявил, что Ин­дия не намерена признавать талибскую администрацию в Кабуле и будет продолжать оказывать поддержку правительству, возглавляемому президен­том Раббани. Он добавил, что в условиях продолжающегося иностранного вмешательства в дела Афганистана официальное признание движения «Та­либан» означало бы согласие с таким вмешательством.

Особое беспокойство в связи с успехами талибов проявляли три стра­ны: Иран, Россия и Индия. Иран противостоял «Талибану» не только вслед­ствие конкуренции из-за нефте- и газопроводов. У него были причины опа­саться, что радикальное суннитское движение может спровоцировать беспорядки в шиитском Иране, особенно в Мешхеде, где гробница имама Резы ежегодно привлекает миллионы паломников. От мощного взрыва бомбы в гробнице в священный день в июне 1994 года пострадало много людей. Большое количество афганских беженцев в Мешхеде могут дать тер­рористам потенциальное укрытие, афганское население там почти не уменьшилось за годы пребывания талибов у власти в западном Афганиста­не, и их возвращение остается проблематичным. Афганцы, вернувшиеся из Ирана, подверглись критике «Талибана» за то, что они не участвовали в джихаде против советской оккупации, поэтому многим пришлось вторич­но искать убежища в Иране. Страх перед терроризмом остается, несмотря на заявления руководителей «Талибана», что они не стремятся экспортиро­вать свои принципы за пределы Афганистана, и в значительной степени связан с многолетними усилиями саудовского правительства и исламских организаций в Саудовской Аравии, направленными на продвижение вахха­бизма в Афганистан и Среднюю Азию и подрыв Ирана.

В начале афганского конфликта Иран после прихода к власти аятоллы Хомейни в 1979 году занимал резко антиамериканскую позицию и был встревожен растущим американским и саудовским влиянием в Афганистане. Он стремился усилить шиитское меньшинство в стране и оказывал под­держку группам сопротивления среди шиитских общин Афганистана, по­ощряя объединение большей их части в единую партию, «Хизб-е-Вахдат». Однако, когда «Хизб-е-Вахдат» вступил в открытый вооруженный конфликт с «Иттихад-и-Ислами» и сторонниками Масуда, Иран предпочел поддержи­вать хорошие отношения с режимом Раббани, которые укреплялись в тече­ние года до захвата талибами Кабула. С этой целью Алаудцин Боруджерди был назначен заместителем министра иностранных дел.

Иран также заботило будущее шиитского населения Хазараджата в центральном Афганистане, которое пользовалось определенной степенью независимости после советского вторжения, в случае, если талибы захватят этот район. Экономическое и политическое положение этого населения под пуштунским контролем было маргинальным с 1880-х годов, пока пере­ворот, осуществленный НДПА, не предоставил им возможность эффектив­ной местной автономии. Естественно, оно оказывало решительное сопро­тивление талибам, несмотря на их обещания уважать права всего афганского населения. Позиция «Талибана» в отношении хазареев, понача­лу относительно нейтральная, заметно изменилась после сокрушительного поражения талибов в Мазар-и-Шарифе в мае 1997 года, вину за которое они возлагали на Иран. По слухам, большое количество шиитов, живущих в Герате и Кабуле, было заключено в тюрьму с целью предотвращения под­держки ими оппозиционных сил.

Когда талибы предприняли успешное наступление на Мазар-и-Шариф в августе 1998 года, они старались отомстить и хазареям, и Ирану. Как от­мечалось выше, «Международная амнистия» сообщала, что несколько тысяч хазареев были целенаправленно уничтожены в первые три дня после захва­та города. Восемь иранских дипломатов и иранский журналист также были убиты. Иран прореагировал на это размещением крупного воинского кон­тингента вдоль границы с Афганистаном, но, хотя многие требовали пря­мого вторжения, победу одержали призывы к осторожности. Этому способ­ствовали усилия тогдашнего представителя ООН в Афганистане Лахдара Брахими в течение нескольких дней осуществлявшего дипломатическую миссию между Тегераном и Кандагаром.

Едва ли Иран получил удовлетворительный ответ на свое требование расследовать резню в Мазар-и-Шарифе, но усиления напряженности меж­ду сторонами не возникло. Тем не менее Иран оказывал военную поддерж­ку силам оппозиции в центральном и северо-восточном Афганистане и предоставил убежище некоторым ее лидерам, в том числе бывшему губер­натору моджахедов Герата Исмаил-хану.

Российская позиция по отношению к «Талибану» еще более недвусмыс­ленна, нежели позиция Ирана. Призрак радикального ислама, захлестыва­ющего Среднюю Азию, определял советскую и российскую внешнюю поли­тику с начала сопротивления моджахедов НДПА и снова был объявлен главной угрозой, когда лидеры СНГ спешно встретились после взятия тали­бами Кабула. Однако картина здесь вовсе не так проста - ее сложность от­ражается в дискуссиях как внутри Кремля, так и между лидерами СНГ.

Туркменистан с его хромающей экономикой отчаянно борется за со­оружение трубопроводов, которые расширили бы доступ туркменского га­за и нефти на зарубежные рынки. Это проявилось в его крайне осторожной реакции на успехи талибов. Другие страны СНГ открыто критиковали «Та­либан», но в отношении того, следует ли оказывать военную помощь Дусту-му и другим членам Северного альянса, мнения разделились. Секретарь российского Совета безопасности Александр Лебедь считал, что Россия должна оказать поддержку силам Раббани. А 8 октября он заявил, что в от­ношении афганской ситуации необходимо соблюдать осторожность и что России и странам СНГ не нужно оказывать помощь Дустуму. В результате республики Средней Азии обошлись укреплением южных границ при по­мощи расширения присутствия вооруженных сил СНГ, основную часть ко­торых составляют российские.

Западные наблюдатели отмечали, что Россия никак не может позво­лить снова вовлечь себя в военные действия в Афганистане. Ее армия была плохо подготовлена и не отличалась высоким боевым духом, а недавно сформированные армии среднеазиатских республик были еще меньше пригодны к боевым действиям. К тому же военная поддержка Дустума ни­как не могла гарантировать остановку наступления талибов. Тем более, что в некоторых государствах Средней Азии существовали сомнения в их ли интересах вступать в конфликт с «Талибаном» поддерживая Дустума, когда им необходимы торговые пути через западный Афганистан.

Россию тревожило то, что декларируемая талибами политика невмеша­тельства в события за пределами Афганистана может измениться, если они захватят всю страну, и что отдельные элементы внутри «Талибана» станут поощрять и поддерживать исламистские движения в Средней Азии. Заявле­ние лидера исламского оппозиционного движения в Таджикистане, что он не исключает соглашения с талибами о поддержке Афганистаном таджикс­ких мятежников, только увеличило беспокойство.

Были и другие факторы, побуждавшие Россию тревожиться из-за при­сутствия «Талибана» в Афганистане. В официальных заявлениях выража­лись опасения, что талибы будут способствовать распространению радикального» ислама в Средней Азии, побуждая к дальнейшему исходу оттуда этнических русских в Россию, которая была не в состоянии обеспечить их должным образом.

Хотя афганская война оставила глубокие шрамы и явилась в глазах многих несомым фактором развала Советского Союза, у России имеются важные стратегические причины контролировать северные границы Афга­нистана Юна также не хочет отказываться от влияния, которым пользуется в Средней Азии, а угрозы талибов служат достаточным оправданием для со-храненш, наряду с политическим и экономическим влиянием, вооружен­ного присутствия в некоторых республиках, особенно в Таджикистане. К тому же^! нестабильность, создаваемая наступлением талибов, отодвигает со­оружение трубопроводов для транспортировки среднеазиатских нефти и газа черш Афганистан на нероссийские рынки (до сих пор Россия пользо­валась лиготными соглашениями, дававшими ей доступ к этим запасам по ценам к$ца ниже рыночных, тем самым извлекая существенную выгоду из их транзита).

Трудно судить, насколько оправдан страх России перед радикальным исламом Безусловно, социальный кризис, поразивший регион после краха коммунистических идей, создает благоприятную почву для фундамента­листской религии. Саудовская Аравия годами стремится этим воспользо­ваться, шюбенно в плодородной Ферганской долине между Кыргызстаном, Узбекистаном и Таджикистаном, где десятилетиями действовали радикаль­ные движения. Остается надеяться, что крепкие семейные, племенные и эт­нически! связи должны помешать исламистским движениям одержать верх.

Мищный договор, подписанный в мае 1997 года между правительством Таджикистана и исламскими мятежниками, удерживавшими восточные гор­ные районы страны, может служить хорошим примером. В январе 1993 года кровава! гражданская война вызвала поток беженцев из Таджикистана в Афганистан. Некоторые из них обосновались в пустынной местности вбли­зи Мазаи-и-Шарифа, другие отправились в Кундуз, превратившийся в центр исламсюго радикализма. В течение нескольких лет мятежники, поддержи­ваемые |джамиат-и-Ислами», совершали рейды с афганской территории на войска стран СНГ, находящиеся на границе Таджикистана с северо-восточ­ным Афганистаном. После захвата талибами Кабула и лишения «Джамиата» власти в столице Масуд обратился к Таджикистану за поддержкой. И Россия, и Иран Унитали, что такая поддержка должна быть оказана, и убеждали сво­их протеже (таджикское правительство и исламскую оппозицию) подпи­сать соглашение. Показательно, что хотя до установления прочного мира еще далеко, мятежники идут на компромисс с поддерживаемым Россией правительством, когда того требуют стратегические интересы.

Страх перед распространением талибами радикального ислама на Среднюю Азию предполагает наличие у них подобных целей, хотя они их постоянно отрицали. Но эти отрицания, даже если им верить, разумеется, не исключают возможности поддержки таких группировок, как Исламское движение Узбекистана, от предоставления убежища их лидерам и исполь­зования отдельных групп, связанных с международной радикальной сетью, до более активной помощи оппозиционным движениям в Средней Азии. Однако учение талибов не так легко перенести на среднеазиатскую почву. В отличие от Афганистана, оно не слишком подходит значительно более разъединенным общественным структурам Средней Азии, где каждая рес­публика включает целый сплав этнических групп вследствие сталинской политики насильственного переселения народов. Сказываются также дол­гие годы секуляризации и относительного равенства полов. Когда талибы захватили власть, сельским общинам Афганистана, в целом сохранившим свои структуры в лагерях беженцев, не составило труда быстро вернуться к консервативным традициям. Но в Средней Азии произошло слишком мно­го изменений для подобного возврата к истокам. Могут заявить, что ради­кализм, возникающий в европейских городах в ответ на расизм, способен проявиться и в городах Средней Азии, но условия там иные. Россияне-евро­пейцы уже не занимают доминирующего положения в среднеазиатских ре­спубликах и не могут позволить себе проявлять расизм, который все еще существует в Европе. Стоит понаблюдать, не послужат ли военные действия США против Афганистана, начатые в октябре 2001 года, катализатором роста радикального ислама в регионе.

Непосредственные соседи Афганистана, особенно Иран и СНГ, сильно страдают от транспортировки через их территории опиума и героина, про­изведенных в Афганистане. Оба наркотика производились там еще до при­хода к власти талибов, но в первые годы их режима производство опиума резко возросло, достигнув в 1999 году 4600 тонн. Это семьдесят пять про­центов мирового производства этого наркотика. Половина этого количест­ва была выращена в провинции Гильменд в южном Афганистане, а еще чет­верть - в провинции Нангархар на востоке страны. В 2000 году производство упало в результате засухи. В июле 2000 года лидер «Талибана» мулла Омар издал указ, запрещающий выращивание опиума, эффект от ко­торого стал ощутим в следующем году. И комиссия по борьбе с наркотика­ми при ООН, и правительства стран Запада подтвердили, что в этом году опиум не производился, но выразили беспокойство по поводу сохраняющихся запасов, способных удовлетворять европейские запросы в течение многих лет. Долгое время основным транзитным маршрутом служил Иран, но он заметно укрепил свои границы, что привело к предпочтительному использованию для транспортировки страны СНГ - в частности, Таджики­стан, Кыргызстан, Казахстан и Россию.

Индия продолжает признавать Бурхануддина Раббани в качестве леги-тимного президента Афганистана, руководствуясь давним стремлением не дать Пакистану осуществить план создания исламского оборонительного блока, тянущегося от Пакистана через Афганистан к Средней Азии. В рав­ной степени она должна опасаться, что пример «Талибана» нарушит и без того нестабильные отношения между индуистской и мусульманской общи­нами в стране, уже угрожая ростом радикализма в обеих общинах.

Интересна также роль, которую может сыграть Саудовская Аравия. Дей­ствия саудовского правительства были почти незаметны в процессе проис­ходящих в Афганистане дипломатических маневров. Оно якобы в основ­ном сосредоточилось не на дипломатической активности, а на помощи в культурном развитии в виде новых мечетей, школ и институтов исламско­го образования и религиозных движений, однако.его влияние четко ощути­мо в вероучении и действиях «Талибана». Саудовская Аравия воспользова­лась возможностью, предоставленной советской оккупацией Афганистана, для расширения своего влияния и оказывала значительную поддержку мо­джахедам, надеясь противостоять воздействию Ирана. После войны в Пер­сидском заливе в 1991 году Саудовская Аравия заявила о своем неприятии поддержки, оказываемой некоторыми группировками моджахедов Ираку, изменила приоритеты в оказании финансовой помощи в сторону ради­кальных исламских партий Пакистана. Среди них была и «Джамиат-уль-Улема аль-Ислами», предоставившая «Талибану» многих новобранцев.

Ряд наблюдателей считает невероятным, чтобы Саудовская Аравия ока­зывала значительную финансовую поддержку талибам, хотя это вполне со­гласовывалось бы с дипломатическим признанием их режима вместе с Па­кистаном и Объединенными Арабскими Эмиратами после первого наступления на Мазар-и-Шариф в мае 1997 года. Вполне возможно, что деньги от неправительственных организаций, стремящихся к распростра­нению ваххабизма, богатых частных лиц и из пожертвований мечетям до­стигают Афганистана по тем или иным каналам.

Американские воздушные удары по Афганистану в августе 1998 года сделали связи обосновавшегося в этой стране Усамы бен Ладена с талиба­ми еще более прочными и «прозрачными». Саудовское правительство со­чло невозможным сохранять полномасштабные дипломатические отношения с «Талибаном», пока бен Ладен продолжает добиваться любыми средст­вами ухода вооруженных сил США из Саудовской Аравии, и ограничило свое представительство поверенным в делах. С тех пор отношения с «Тали­баном» были прохладными, и Саудовская Аравия не стала больше проти­виться призывам США разорвать их полностью после событий 11 сентября 2001 года.


13

Усама бен Ладен

Усама бен Ладен был малоизвестной фигурой на международной сцене, когда в августе 1998 года вни­мание всего мира привлекло к нему заявление США о том, что они подозревают его во взрывах амери­канских посольств в Найроби и Дар-эс-Саламе. Член одного из самых видных саудовских семейств, чьи деловые интересы включали сооружение крупней­ших отелей и офисных зданий в Саудовской Аравии и странах Персидского залива, Усама бен Ладен доб­ровольно пошел сражаться на стороне моджахедов против советской оккупации Афганистана. Поступая так, он следовал примеру многих представителей исламского мира, считавших афганский джихад де­лом, за которое стоит бороться. Бен Ладен сыграл роль в вербовке арабских добровольцев и, по-види­мому, использовал свое весьма значительное личное состояние для поддержки движения сопротивления. В 1990 году он вернулся в Саудовскую Аравию и был возмущен решением правительства позволить во­оруженным силам США базироваться в стране после иракского вторжения в Кувейт. В 1992 году бен Ла­ден отправился в Судан, чтобы оказать поддержку исламской революции, осуществляемой суданским лидером Хасаном Тураби. Но шумное противостояние американскому во­енному присутствию в арабской стране привело к давлению на суданское правительство со стороны США и Саудовской Аравии с целью выдворения его из страны, и он предпочел вернуться в Афганистан, вместе со своими многочисленными сторонниками. Впоследствии бен Ладен продолжал кампанию за вывод американских военных баз из Саудовской Аравии и Персидского залива. США утверждали, что он повинен в террористической атаке на американские казармы в Дахране, во время которой погибли де­вятнадцать военнослужащих. Когда 7 августа 1998 года объектами нападе­ния террористов стали американские посольства в Найроби и Дар-эс-Сала­ме, бен Ладен был объявлен главным подозреваемым. Не дожидаясь сбора доказательств, могущих оправдать его экстрадицию, США немедленно по­требовали от «Талибана» его выдачи. Талибы ответили отказом, утверждая, что Усама бен Ладен непричастен к взрывам. Менее чем через две недели после нападения США предпочли использование силы действиям по до­ступным им юридическим каналам. 20 августа были нанесены воздушные удары по предполагаемым лагерям террористов в восточном Афганистане и по фармацевтическому заводу в Судане, где, как считали США, бен Ладен производит химическое оружие. Доказательства, что суданская фабрика производит что-либо, помимо медикаментов, были крайне шаткими, и впоследствии не появилось никаких подтверждений. Атаки на предполага­емые лагеря террористов в Афганистане в основном прошли мимо целей, а самого бен Ладена убить не удалось. Вместо него погибло много членов ра­дикальной пакистанской партии. После бомбардировок талибы ясно дали понять, что бен Ладен продолжает пользоваться их гостеприимством и бу­дет предан афганскому исламскому суду, если религиозные лидеры сочтут, что существует достаточно доказательств организации им взрывов амери­канских посольств.

Воздушные удары не достигли предполагаемой цели - уничтожить Уса­му бен Ладена - и рассматривались повсюду как циничное усилие прези­дента Клинтона отвлечь внимание общества от скандала с Моникой Левин-ски. Главное слушание в суде, где Моника давала показания о своих отношениях с президентом, состоялось в тот же день.

С другой стороны, удары сразу придали Усаме бен Ладену и «Талибану» героический.статус в исламском мире, особенно среди радикалов в Пакис­тане и странах Персидского залива. В результате «Талибан», занимавший в мусульманском мире положение изоляциониста, теперь был вынужден ре­агировать на военную атаку, которой подвергся Афганистан. Впрочем, им не пришлось искать политическое оформление для этого отклика. Четкие взгляды Усамы бен Ладена на американскую внешнюю и военную полити­ку должны были быстро подсказать руководству «Талибана» нужный ответ. С тех пор заявления талибов относительно роли США ничем не отличались от высказываний бен Ладена. Но, хотя бен Ладен и руководство «Талибана» продолжали решительно противостоять американской политике, США не смогли предъявить достаточных доказательств виновности бен Ладена в атаках на американские посольства в августе 1998 года. В непосредствен­ных переговорах с представителями правительства США талибы твердо за­являли, что передадут Усаму бен Ладена нейтральной исламской стране или будут судить его по афганским законам, если США представят необходимые доказательства. США отвергли эти предложения, настаивая на выдаче им бен Ладена. С целью добиться этого правительство США убедили Совет Бе­зопасности ООН в октябре 1999 года наложить на «Талибан» санкции, замо­раживающие все их вклады в зарубежных банках и запрещающие полеты самолетов компании «Ариана Афган эрлайнс» за пределами Афганистана. Санкции не подействовали на политику талибов, которые придерживались прежних позиций. В ответ США решили усилить давление и подвигли Со­вет Безопасности на дополнительные санкции, предусматривающие одно­сторонний запрет на поставки оружия «Талибану», но разрешающий по­ставки оппозиционным силам в Афганистане. Запрет явно метил в Пакистан. За ним последовало заявление американского правительства о наличии у него веских причин полагать, что Пакистан осуществляет воен­ные поставки талибам. Санкции еще сильнее ограничили воздушную связь между контролируемым талибами Афганистаном и внешним миром. Все полеты в Афганистан и приземление самолетов, вылетевших оттуда, были запрещены.

Все эти санкции усиливали затруднения ООН, которой приходилось играть сразу несколько ролей. Помимо обеспечения гуманитарной помо­щи населению Афганистана, она занималась поисками мирного разреше­ния конфликта через посредническую функцию специального представи­теля генерального секретаря ООН в Афганистане, контролем за соблюдением прав человека и докладами об их нарушениях через другого специального сотрудника, наконец, выражением тревог мирового сообще­ства через Совет Безопасности. Последнюю обязанность часто брал на се­бе сам генеральный секретарь ООН, делая заявления в ответ на совершае­мые талибами нарушения прав человека.

Санкции, вступившие в действие в декабре 2000 года, оказали явное воз­действие на дальнейшую радикализацию политической атмосферы в Афга­нистане. После захвата самолета компании «Ариана Афган эрлайнс», приземлившегося в Лондоне, количество афганцев, стремящихся найти убежи­ще в Великобритании и других странах Запада, по меньшей мере удвои­лось. Разрушение гигантских статуй Будды в Бамиане в феврале 2001 года стало новым доказательством того, что теперь талибам почти полностью безразлична реакция окружающего мира. Генеральный секретарь ООН был поставлен в известность об ускорении тенденций к радикализации перед санкциями от декабря 2000 года и резко возражал против их введения. К нему присоединились гуманитарные организации, заявляя, что дальней­шие санкции еще дальше загонят талибов в угол и укрепят связи с их доб­ровольными сподвижниками из других исламских стран. Стало очевидным, что радикальная исламистская партия Пакистана «Джамиат-уль-Улема аль-Ислами» усиливает влияние на руководство «Талибана». Умеренные элемен­ты в движении маргинализируются и лишаются возможности воздейство­вать на его политику. После санкций от декабря 2000 года сорок радикальных партий Пакистана объединились по инициативе Сами уль-Хакка, главы исламской семинарии в Акора-Хаттаке, где обучались мулла Омар и многие другие члены «Талибана». Имелись указания, что право при­нимать решение в «Талибане» переходит к узкой элитарной группе и что огромное влияние на движение оказывают Усама бен Ладен, Сами уль-Хакк, лидер «Джамиат-уль-Улема аль-Ислами» Фазл-ур-Рахман и пакистанские разведслужбы. Хамид Гуль, бывший глава ISI, игравший важную роль в по­средничестве между партиями моджахедов с 1992 по 1996 год, снова стал заметной фигурой, делая заявления в поддержку «Талибана» и критикуя по­литику правительства Мушаррафа. Таким образом, связи между «Талиба­ном» и радикальными элементами в Пакистане значительно окрепли.

Факты свидетельствуют, что внутри этой разветвленной сети существу­ет идеологическая основа для резкой антиамериканской позиции и что бен Ладен, будучи важным источником вдохновения для этого, теоретически мог организовать террористические атаки на американские посольства в Найроби и Дар-эс-Саламе, на американский эсминец «Коул», а также на Все­мирный торговый центр и Пентагон. Однако в исламском мире достаточно и других «актеров», способных сыграть такую же роль, поэтому США обяза­ны были представить необходимые доказательства против бен Ладена.

Интересно, что до терактов 11 сентября США занимали более конст­руктивную позицию по отношению к «Талибану», чем даже при админист­рации Клинтона. В частности, администрация Буша откликнулась на жало­бы талибов, что мировое сообщество игнорирует запрет, наложенный их лидером в июле 2000 года, на производство опиума. Удостоверившись, что запрет выполняется, правительство США устами госсекретаря Колина Пауэлла в мае 2001 года выразило свое одобрение. США также заявили о пере­смотре своей афганской политики и о начале переговоров с талибами. Из различных заявлений становилось ясно, что американское правительство крайне обеспокоено ростом радикализма в Пакистане и Афганистане. Следствием этого были определенные усилия по укреплению режима Му-шаррафа и поддержке мер Всемирного банка, облегчавших задолженность Пакистана. Одновременно планировалось направить в Пакистан экспертов по пограничному контролю, борьбе с терроризмом и отмыванием денег. Резолюция Совета Безопасности ООН, принятая в июле 2001 года в соот­ветствии с санкциями от декабря 2000 года, выражала согласие с рекомен­дациями комитета экспертов по их усилению. Радикальные партии Пакис­тана, входящие в группу Сами уль-Хакка, тотчас заявили, что сделают все от них зависящее, чтобы блокировать усилия тех, кому поручено наблюдать за пограничным контролем.

Трудно предугадать, во что бы вылился планируемый США пересмотр политики, если бы не произошли теракты 11 сентября. Стали бы они при­держиваться политики конструктивного взаимодействия с «Талибаном», на­целенной на смягчение радикализма и усиление умеренных элементов в движении? Попытались бы они убедить талибов содействовать усилиям, инициированным бывшим королем Захир-шахом по созыву национальной ассамблеи, именуемой Лойя Джирга и собирающейся во время кризисов с целью мирного исхода конфликта? США могли надеяться, что, ослабляя «Талибан» уменьшением доступных им человеческих и финансовых ресур­сов, они принудят его к сотрудничеству.

В то же время не исключено, что американское правительство искало возможность свергнуть талибов и заменить их сформированной Захир-ша­хом Лойя Джиргой, и что события 11 сентября предоставили такую воз­можность. Если так, то США должны учитывать, что их военная интервен­ция может привести к непредсказуемым политическим событиям в Пакистане. Впрочем, они могут и не принимать это во внимание, считая более важным обуздать процесс радикализации, уже серьезно угрожающий стабильности пакистанского режима. Не было недостатка в убедительных доводах, выдвигаемых британскими СМИ против военного вмешательства, - что оно приведет к падению режима Мушаррафа и замене его правлени­ем исламских радикалов рвущихся к ядерной кнопке; что американская ар­мия не в состоянии справиться с силами талибов, готовых сражаться до по­следнего; что военные действия только сильнее радикализируют политическую обстановку; что угроза военных акций уже привела к приос­тановке программ помощи и прекращению поставок продовольствия миллионам афганцев, которым угрожает голод после двух лет¹ засухи; что по причине той же засухи американским военным придется пользоваться соб­ственными запасами провизии, включая воду; что российские военные, об­ладающие афганским опытом, предупреждают о страшном риске, которым чревато любое военное вмешательство; что это обернется вторым Вьетна­мом с чудовищными потерями и без какого-либо позитивного результата; что американская армия окажется крайне уязвимой для партизанской вой­ны и атак самоубийц. Можно сделать вывод, что администрация США со­средоточила усилия на использовании Усамы бен Ладена в качестве объек­та всеобщей ненависти для достижения широких экономических и политических целей и что какими бы убедительными ни были аргументы против военной интервенции, она не станет к ним прислушиваться..