Некоторые вопросы в связи с событиями 11 сентября

Движение «Талибан» зародилось в Кандагаре предположительно в начале 1994 года. Началось оно со стихийного образования небольшого общества, членами которого становились, как правило, религи­озно настроенные студенты. Возмущение поведени­ем лидеров моджахедов, их бесконечными распрями и борьбой за власть в городе вынудило молодежь предпринять решительные меры, чтобы покончить с продажностью религиозной верхушки. А ислам при­влекал их тем, что мог служить оправданием и под­тверждением правомерности их действий.

Каким образом из крошечной группы это дви­жение превратилось в грозную силу, до сих пор не­ясно. Наиболее вероятно, что некоторые круги за пределами Афганистана увидели в «Талибане» впол­не подходящую силу для того, чтобы проводить в жизнь их интересы и что именно они сочли выгод­ным для себя обеспечить их финансирование и поддержку. Что подразумевалось под понятиями «финансирование и поддержка», их размеры и ис­точники, до сих пор является предметом споров. Ча­ще всего в качестве источников этой помощи назы­вают США, Саудовскую Аравию и Пакистан.

Ясно одно, что самым значительным источником людских ресурсов движения «Талибан» стала молодежь, бесконечным потоком вливавшаяся в его ряды. Люди из глубинки и те, кто успел побывать в лагерях для бежен­цев на границе с Пакистаном, - все они, оставив юг Афганистана, станови­лись членами «Талибана». Им вскоре удалось собрать значительное количе­ство трофейного оружия, оставленного отходившими войсками, или попавшего им в руки во время разоружения населения.

Идеологической базе, на которой строилось движение «Талибан», в дальнейшем суждено было стать предметом ожесточенных дебатов. Похоже, уже ни у кого нет ни малейших сомнений в том, что исламские религиозные школы - медресе, созданные в лагерях беженцев вдоль афгано-пакистан­ской границы для поддержки боевого духа моджахедов, где в основе ус­воения догматов ислама всегда лежало заучивание наизусть отрывков из Корана, создали благодатную почву для обучения и вербовки новых сторон­ников. Вероятно также, что сиротские приюты, которых было немало в ла­герях беженцев и которые финансировались Саудовской Аравией, странами Персидского залива и партиями моджахедов, воспитали в своих стенах ра­дикальных исламистов, многие из которых сразу откликнулись на призыв «Талибана» взять в руки оружие. Не менее очевидна и роль исламистских партий в самом Пакистане, взявших на себя задачу обучения религиозно на­строенной молодежи, а также вклад, внесенный этим обучением в распрост­ранение движения «Талибан». До сих пор неясным остается вопрос, каким образом и где члены движения «Талибан» обучались военному делу.

Было также немало споров по поводу того, является ли «Талибан» дви­жением исключительно пуштунским, учитывая, что большинство его чле­нов говорит на языке пушту и исповедует ислам суннитского толка. Пред­положение о чисто национальном характере движения «Талибан» привело к гипотезе, что оно возникло как стремление вернуть господствующее по­ложение, которое занимали племена пушту и которое затем было сильно подорвано кабульским правительством Бурхануддина Раббани и Ахмад Шах Масуда, которые были таджиками. Однако члены «Талибана» настаива­ли на том, что движение открыто для представителей всех этнических групп Афганистана, и что многие его представители и в самом деле принад­лежат к другим народностям, не обязательно пуштунам. Само движение «Та­либан» по сути своей являлось объединением мусульман суннитов и не могло включать в себя шиитов центральных областей Афганистана или ис-маилитов, традиционно обитающих на северо-востоке страны.

Непререкаемым лидером движения «Талибан» считается(1 мулла Мухам­мед Омар, который даже удостоился высшего религиозного титула Амир-аль-Муминин («Повелитель Правоверных»). Ему принадлежит решающее слово во время собраний Кандагарской шуры - высшего законодательного органа Афганистана, который имеет власть над остальными советами шу­ры на территории, контролируемой движением «Талибан». В Герате есть свой правитель, но Кабул управляется шурой из шести человек, во главе ко­торой стоит председатель шуры, и несколькими министрами, образующи­ми правительство. Предполагается, что для принятия любого решения чле­ны шуры должны прийти к согласию.

Мулла Омар по национальности пуштун родом из юго-западных провин­ций Афганистана. Ранее он был членом одной из партий традиционных мод­жахедов, называемой «Хизб-е-Ислами» и возглавляемой Юнисом Халисом. Мулла Омар приобрел репутацию блестящего командира и потерял один глаз в сражении с советскими войсками. Сейчас ему около сорока. Аура таинствен­ности окружает этого человека - мулла Омар практически никогда не появ­лялся на людях. Он ограничивался общением лишь с самыми близкими по­мощниками и друзьями, особое внимание уделяя организации военных сил движения «Талибан». Очень часто он поручает задачу общения со всем осталь­ным миром, в том числе и официальные встречи с главами администраций и представителями генерального секретаря Организации Объединенных На­ций, своим помощникам и заместителям. По слухам, мулла Омар весьма бла­гочестивый и набожный человек и ведет самый скромный образ жизни.

Движение «Талибан» в большой степени зависит от стойкости убежде­ний рядовых членов организации, их приверженности религиозным прин­ципам, тем более что многие из них видели, и не раз, как их товарищи жертвуют жизнью ради общей цели. Особенное внимание верхушка движе­ния «Талибан» уделяет тому, чтобы не дать увлечь себя и своих привержен­цев в сторону либерализма, не поддаться соблазнам и не пасть жертвой тле­творного влияния Запада. Иначе рядовые члены движения могут счесть, что их вожди изменили им, и лишат их своей поддержки, а ведь только благо­даря этому и держится власть «Талибана» в этой стране.

Члены движения «Талибан» не имеют практического опыта в принятии государственных и административных решений, впрочем, они никогда и не считали, что это главное. Им уже удалось продемонстрировать миру ко­лоссальную целеустремленность в военных кампаниях, искоренении кор­рупции в своих рядах, стремлении добиться законности и порядка. А укреп­ление структуры государственной власти для членов движения всегда было на втором плане.

Захват Кабула был ознаменован созданием новой организации, кото­рая приобрела известность под названием Комитет укрепления нравственности и добродетели и искоренения порока. Эта «религиозная полиция» сыграла огромную роль во внедрении политики движения «Талибан» в сре­ду городского населения. Но их действия очень часто шли вразрез с поли­тикой отдельных членов движения «Талибан», что обычно приводило к не­которому замешательству и даже разговорам о возможном соперничестве между сторонниками жесткой линии и относительными либералами, кото­рых было еще немало внутри организации.

Казалось, «Талибан» возник из ниоткуда, впервые обратив на себя вни­мание мировой общественности в октябре 1994 года. Правительство Паки­стана решило отправить торговый конвой через всю территорию Афгани­стана, через Герат и Кандагар до самого Туркменистана. Как только конвой вошел в Афганистан, двигаясь на север из Кветты, он подвергся нападению со стороны вооруженной группы. Но тут же на выручку каравану пришел другой отряд и отбросил нападавших. Как оказалось, это были члены дви­жения «Талибан».

Дав возможность конвою продолжать путь, отряд талибов отправился в сторону Кандагара и взял приступом город, который, впрочем, не оказал почти никакого сопротивления. Причиной этого была анархия, когда лиде­ры партий моджахедов в течение двух последних лет боролись за власть. «Талибан» захватил лидеров всех основных фракций, некоторых отправи­ли за решетку, остальных казнили. Когда власть над городом уже полностью перешла в руки талибов, они обратились к населению с призывом сложить оружие и сотрудничать с новыми властями, чтобы в городе наконец воца­рился мир. Люди повиновались беспрекословно.

Почти сразу после этого организаторы движения «Талибан» объявили, что их священный долг - освободить Афганистан от продажных политиков и создать принципиально новое государство, основанное на учении исла­ма. Вслед за этим появились законы, в которых мужчинам предписывалось брить голову, носить чалму, длинную бороду и шальвар-камиз¹, а женщинам - бурку, покрывало, закрывающее все тело, в том числе и лицо. Мужчины теперь должны были молиться по пять раз в день, причем предпочтитель­но в мечети. А женщинам стали внушать, что их первейшая обязанность вы­растить следующее поколение мусульман. Чтобы они могли посвятить этой задаче все свое время и силы, им запрещалось работать. Было также реше­но, что с обучением девочек нужно подождать до тех пор, пока не предста-

вится возможность набрать подходящий персонал и составить план обуче­ния исламу в духовных школах, а этот процесс должен был начаться толь­ко когда движение «Талибан» получит возможность управлять всей страной. Остальные законы касались запрещения музыки, азартных игр и любых других проявлений человеческих страстей. Для того чтобы они как можно скорее были проведены в жизнь, во всех людных местах устанавливались телевизоры и радиоприемники.

Мир и спокойствие пришедшие с «Талибаном» в Кандагар, принесли та­либам огромную популярность. Приверженцы «Талибана» благодаря своим белоснежным тюрбанам, религиозному рвению и почти аскетической скромности резко выделялись в толпе и снискали славу национальных ге­роев. Когда они, покинув Кандагар, двинулись на запад, слава бежала впере­ди них, сослужив им немалую службу: небольшие вооруженные отряды и шайки грабителей старались вовремя убраться с дороги. Захватив очеред­ные позиции, они получали в свое распоряжение оружие, иногда в доста­точно большом количестве, а своими пламенными речами вдохновляли людей вступать в ряды бойцов.

Ситуация, сложившаяся к тому времени в Афганистане позволила тали­бам зимой 1994-1995 годов взять под контроль почти половину террито­рии страны по «кандагарскому сценарию». К февралю 1995 года их войска вплотную подошли к Кабулу. Без труда захватив стратегически важный Ча-расиаб, откуда Гульбеддин Хекматьяр долгое время держал Кабул под при­целом своих пушек и ракетных установок, передовые отряды талибов вы­шли к юго-западным окраинам столицы. Шиитская организация «Хизб-е-Вахдат», сочтя «Талибан» меньшим злом, нежели Масуда, не желая быть между двух огней, сдала без боя западную часть Кабула Мулле Омару. «Благодарностью» за такой щедрый поступок стала скорая смерть лидера шиитов Абдул Али Мазари в талибской тюрьме.

Талибам не удалось удержать Кабул. Верные правительству войска пере­шли к активной обороне, а потом и к наступлению, и уже через месяц вы­нудили отряды «Талибана» отступить с захваченных ими земель. Им также удалось выбить противника из Чарасиаба и вытеснить их на такое расстоя­ние, что Кабул вновь находился вне досягаемости ракетных ударов. С этого момента фактически началось противостояние между войсками движения «Талибан» и армией, сохранявшей верность правительству. Противостояние продлилось до сентября 1996 года. В течение этих 18 месяцев столица про­должала жить в относительном спокойствии. Так было до октября 1996 года, когда отряды «Талибана» нашли возможность вернуть себе Чарасиаб и за­хватить новые стратегические позиции. Это позволило им бомбить столицу, нанося по ней ракетные удары, в то время как отряды Хекматьяра одно­временно блокировали все подъездные пути в столицу с востока. Северный путь к Мазар-и-Шарифу также оставался закрытым из-за продолжительно­го конфликта между правительством и Дустумом.

Зима 1995-1996 годов выдалась особенно тяжелой для жителей Кабула из-за недостатка продовольствия и горючего, гуманитарным организациям удалось добиться разрешения на провоз продовольствия и медикаментов, но на деле все оказалось намного сложней, большая часть помощи не дохо­дила до нуждающихся. Воспоминания людей о пережитых трудностях и ли­шениях сыграли огромную роль в том, с какой легкостью отрядам талибов в сентябре 1996 года удалось захватить Кабул.

Пока лидеры движения «Талибан» осаждали столицу, в западной части Афганистана также не прекращались военные действия. Город Герат в то время находился в руках Исмаил-хана, сохранявшего верность правитель­ству. Ему удалось подчинить своей власти провинцию Герат еще в апреле 1992 года, после свержения просоветского правительства, распространив свое влияние на западные провинции Афганистана Фаррах и Нимроз к югу страны и Бадхыз к северо-западу. Когда отряды «Талибана» двинулись на за­пад от Кандагара к границам Туркменистана, их маршрут проходил через Герат. Однако на расстоянии 120 километров от города, под Шиндандом, этот путь для них оказался закрыт, поскольку в этом месте была расположе­на авиационная база. Желая воспрепятствовать продвижению воинских со­единений «Талибана», войска Исмаил-хана заминировали все подступы к базе. Им удалось сдержать атаку талибов, но, когда неимоверное количест­во фанатиков, жаждущих отдать жизнь за дело ислама, ринулось через мин­ные поля, войска Исмаил-хана дрогнули. Этот эпизод в будущем создал во­круг движения «Талибан» мистический ореол непобедимости.

Под Диларамом, на границе между провинциями Фаррах и Гильменд войскам Исмаил-хана все же удалось остановить продвижение талибов, а затем перехватив инициативу перейти в наступление. Темпы этого наступ­ления обеспокоили руководство «Талибана», а тот факт, что на пути Исма­ил-хана был Кандагар, заставил их принять экстренные меры. Ценой не­вероятных усилий им удалось остановить противника в 120 километрах от Кандагара, под Гиришком. Из-за странной метаморфозы, происшедшей с Исмаил-ханом, о которой речь пойдет позже, талибы, с легкостью перейдя в наступление, захватили в короткий срок Шинданд. Герат сдался без боя 5 сентября 1996 года. В соответствии с заранее заключенным соглашением между «Талибаном» и Дустумом, последний обеспечивал наступающим при­крытие с воздуха.

Строилось немало предположений о том, почему Исмаил-хан с такой легкостью уступил войскам «Талибана» и без боя отдал им Герат. В то время ходили упорные слухи, что между правительством Кабула и Исмаил-ханом начались трения, которые в конечном итоге и стали причиной отставки или, вернее, смещения Исмаил-хана с поста губернатора, но им никто не верил. Циркулировали также и другие слухи, что Исмаил-хан якобы старал­ся не допустить полного разрушения города, взятого им самим всего лишь три года назад и уже восстановленного. Он не мог рассчитывать на под­держку жителей города, которые после нескольких лет относительного спокойствия были бы вынуждены снова взять в руки оружие. А тот факт, что организаторы и члены движения «Талибан» к этому времени приобрели ре­путацию людей достаточно миролюбивых - по крайней мере, до того времени никто из них не участвовал в грабежах, изнасилованиях или бес­смысленных разрушениях на захваченных ими территориях, - мог способ­ствовать убежденности, что на возможность сопротивления талибам со стороны населения в любом случае не стоит рассчитывать.

Взяв Герат, лидеры движения «Талибан» огласили уже известный эдикт относительно одежды и поведения, которого они с этой минуты будут тре­бовать от населения - точно так же, как они до этого сделали в Кандагаре. По их приказу были закрыты все школы для девочек, и вышел указ о запре­щении работать женщинам. Статую лошади, украшавшую самый центр го­рода, снесли, поскольку изображение животных несовместимо с учением ислама. Во всех без исключения домах производились повальные обыски -«Талибан» счел необходимым в первую очередь разоружить население.

Законы, запрещавшие девочкам получать образование, а женщинам -работать, имели в Герате куда большие последствия, чем это было в Канда­гаре. Объяснялось это тем, что в Кандагаре к тому времени, как город был захвачен войсками «Талибана», административный аппарат уже фактически бездействовал, а из школ для девочек функционировали всего одна-две. У женщин практически не было ни малейшей возможности найти себе ка­кое-то занятие вне дома. В Герате в 1994 году по официальным данным в школах училось 23 347 мальчиков и 21 663 девочки. В качестве сравнения: в деревнях школу в общей сложности посещало 1940 девочек - и это одно­временно с 74 620 мальчиками (сведения взяты из архивов Детского фон­да ООН, 1994). Значительную часть учителей составляли женщины, в ре­зультате чего было даже решено закрыть некоторое количество школ для мальчиков. Далее, большая часть населения Герата во время афганской вой­ны побывала в лагерях беженцев в Иране, где право женщин на получение образования было закреплено законом. Введенный запрет на образование

для девочек, обусловленный отсутствием новой, более подходящей учеб­ной программы, а также запрет на право женщин получить работу повлек за собой значительные последствия.

Захват Герата отрядами талибов принял характер военной оккупации, и не только из-за запретов доступа к образованию и возможности найти работу, введенных для женщин, но еще и главным образом потому, что по уровню культуры и по языку преобладающие среди талибов пуштуны и не­образованные выходцы из деревенских провинций сильно отличались от говорящих в основном на дари жителей Герата с их древними культурными традициями.

Во время начального периода введения в Герате законов движения «Та­либан» возле консульства Ирана стояли нескончаемые очереди, поскольку немало жителей города бросилось туда с просьбой предоставить визу для въезда в эту страну. Многие из обратившихся за визой были высококвали­фицированными специалистами, в числе которых были работники различ­ных министерств. Программа репатриации из Ирана в области западного Афганистана практически прекратила существование.

Гуманитарные организации прилагали все усилия, пытаясь наладить диалог с лидерами движения «Талибан» в Герате, как это им уже приходи­лось делать в Кандагаре. Но там по крайней мере им удалось добиться раз­решения для женщин работать хотя бы в области здравоохранения. К сча­стью, когда войска «Талибана» взяли Герат, это распространилось и на него. Несмотря на все усилия представителям гуманитарных и правозащитных организаций не удалось хоть сколько-нибудь продвинуться вперед и до­биться отмены других запретов.

После захвата Герата военная активность «Талибана» пошла на убыль. Тем более неожиданным был захват 11 сентября 1996 года Джелалабада. И снова сопротивление противника было минимальным, поскольку пред­водители моджахедов, составлявшие шуру, предпочли оставить город практически без боя. После этого талибы удивили всех, прорвавшись в считавшуюся неприступной Сароби-Гордж. После двух дней ожесточен­ных боев на восточных окраинах Кабула их отряды 26 сентября, что на­зывается, без единого выстрела вошли в столицу. Мировая обществен­ность была потрясена, когда стало известно, что президент Наджибулла и его брат, приехавший его навестить, находившиеся под защитой в по­сольстве Великобритании, схвачены и спустя несколько часов после за­хвата столицы талибами принародно повешены на площади города. До сих пор никому не известно, была ли казнь санкционирована руководст­вом талибов или идея эта возникла спонтанно и была приведена в исполнение горсткой фанатиков. Возможен и третий вариант - что силы, враж­дебные Наджибулле, просто воспользовались представившейся возмож­ностью свести с ним старые счеты. Ходили упорные слухи, что это месть, в основе которой лежит раскол внутри НДПА - правящей партии Афгани­стана, которую возглавлял Наджибулла. Кое-кто, правда, продолжал ут­верждать, что годы службы Наджибуллы в качестве главы тайной полиции сыграли тут основную роль.

К этому времени среди населения Кабула, поначалу приветствовавшего талибов, мало-помалу поползли темные слухи. Осада столицы продолжа­лась достаточно долго, и большинство его жителей, продав практически все, что имели, находилось уже на грани нищеты. Поэтому, когда войска «Талибана» вошли в город, это вызвало облегчение. Возродилась надежда, что в стране наконец воцарится мир и экономика снова придет в нормаль­ное состояние. Весьма вероятно, что Раббани и Масуд хорошо знали о по­добных настроениях среди населения, и это заставило их уйти без боя, вместо того чтобы сражаться за каждый дом. Ореол непобедимости, окру­жавший талибов, мог в достаточной степени повлиять на решение руковод­ства правительственных войск избежать кровопролития и сдать город. Возможно, правительство понадеялось, что после оккупации Кабула оппо­зиция талибам станет набирать силу - во всяком случае, в своих многочис­ленных выступлениях Масуд постоянно твердил об этом.

Талибы не стали ждать, когда их позиции в Кабуле укрепятся, а вместо этого стремительно двинулись на север. Через несколько дней на перевале Саланг, который является естественной границей, разделяющей юг и север Афганистана, они столкнулись с отрядами Дустума, в то время как войско Масуда ждало их у входа в Панджшерское ущелье, в свое время ставшее сви­детелем ожесточенного сопротивления советским оккупантам. Предводи­тели талибов попытались заключить с Дустумом мирное соглашение. Дус-тум и Масуд ответили им тем, что, забыв о своей многолетней вражде, вступили в военный союз, объединив свои силы. Их отряды, слившись, смогли вытеснить талибов, на прежние позиции к северу от Кабула, и нача­лось новое противостояние.

Талибы ответили на это открытием второго фронта на северо-западе Афганистана. Сразу после взятия Кабула, в октябре 1996 года они окку­пировали провинцию Бадхыз, в сентябре 1995 года захваченную Дустумом. В восточной части Бадхыза между отрядами талибов и войсками Дустума начались кровопролитные бои. Население Герата, по слухам, со страхом ожидало победы Дустума, поскольку его войска уже успели печально про­славиться нескончаемыми грабежами и насилием над мирными жителями.

Остававшиеся в Кабуле лидеры талибов обнародовали те же указы, что незадолго до этого - в Герате и Кандагаре. Вскоре стало ясно, что здесь, в столице, требования талибов встретят достаточно сильное противодейст­вие, в особенности это касалось приказа всем мужчинам отныне молиться вместе, в мечети, а не наедине. То же самое относилось и к их указам об одежде для мужчин и женщин, включая и обязательное ношение бороды, шальвар-камиз и чалмы для мужчин и бурки для женщин. Эти требования должны были соблюдаться всеми без исключения.

В экономике Кабула произошел точно такой же спад, как незадолго до этого в Герате, что особенно бросалось в глаза по сравнению со стремитель­ным ростом экономики Кандагара в постталибский период. В случае с Кабу­лом это могло быть следствием того, что, когда власть в городе перешла в руки талибов, огромное число государственных служащих внезапно лиши­лось работы или, даже оставшись на своих местах, стало получать жалова­нье весьма нерегулярно. А то, что вместе с правительством из Кабула уехали те немногие представители обеспеченных слоев общества, кто еще оставал­ся в живых, могло только ускорить этот процесс. Конечно, финансовый ры­нок Кабула, являвшийся прекрасным индикатором ситуации в экономике, в первую неделю или две после того, как власть в столице перешла в руки та­либов, отозвался весьма благоприятно на это событие, но уже очень скоро местная валюта, афгани, снова упала по отношению к доллару. Финансовой системе был дан положительный импульс, но он не смог исправить диле­тантские ошибки прошлого, когда по приказу Дустума печатались его собст­венные банкноты, и жалкие попытки правительства наводнить рынок толь­ко что отпечатанными купюрами вызывали все новые и новые витки инфляции и, соответственно, новое падение афгани.

Что же все-таки послужило толчком вновь разгоревшегося конфликта - экономические причины или страх - неизвестно, но ситуация повто­рялась. В сентябре 1996 года около 10 тысяч жителей Джелалабада бежали в Пакистан после жесточайшей бомбардировками города, предпринятой правительственными войсками. В октябре - декабре того же года свыше 50 тысяч человек покинули Кабул в ответ на суровые правила, введенные талибами. Лагерь для беженцев Назир-Багх неподалеку от Пешавара принял новую волну беженцев. Как и в Герате, исход квалифицированных специа­листов привел к тому, что в Кабуле и Джелалабаде почти не осталось людей, что-либо смыслящих в управлении такими большими городами и их ин­фраструктурой.

В течение первых месяцев после взятия Кабула талибы доказали, что явно переоценили свои возможности. Дипломатическим миссиям и другим организациям оказалось чрезвычайно трудно, чтобы не сказать невозмож­но, приспособиться к их манере принимать решения касательно внутрен­них проблем страны. Во многих публичных выступлениях были замечены явные противоречия. Солдаты на улицах города порой вели себя так, будто у них отсутствовали четкие приказы командиров.

Очевидно, талибы считали, что жители Кабула сильно отличаются от населения других, ранее захваченных ими провинций. Многие из после­дователей «Талибана», имевшие сельские корни, не скрывали, что считают Кабул рассадником коррупции и духовного разложения. И поведение простых солдат из числа талибов в то время достаточно ярко отражало это весьма распространенное мнение, что приводило к различным инци­дентам. Однако лидеры «Талибана» всякий раз ясно давали понять, как они сожалеют о подобных вещах, и мулла Омар, духовный вождь движе­ния «Талибан», даже выступил в Кандагаре по радио. Обращаясь к своим последователям, он просил их доброжелательно обращаться с жителями Кабула.

Кроме этого, в Кабуле возникли другие причины для волнений, вызван­ных заявлениями Ахмад Шах Масуда, в которых он высказывал непоколе­бимую уверенность в том, что все население столицы поднимется на борь­бу с талибами. По его словам, бойцы «Талибана» обыскивают в городе дом за домом в поисках тех, кто сохраняет верность Масуду, и множество людей уже брошено за решетку. Поскольку никто и никогда не видел записей с именами узников, судьба очень многих из тех, кто бесследно исчез в те дни, по-прежнему остается загадкой.

Спустя три месяца после сдачи Кабула талибы сделали еще одну попыт­ку продвинуться на север. На этот раз им посчастливилось захватить не­сколько поселений на полпути между Кабулом и перевалом Салаш; при этом избежав многих проблем, с которыми они столкнулись во время сво­его первого появления здесь, благодаря тому что им пришла в голову мысль сразу эвакуировать население. Почти сто тысяч человек были высланы в Ка­бул, как только талибы упрочили свою власть в тех местах.

В начале 1997 года число беженцев, прибывших в Кабул из северных провинций, выросло до 200 тысяч человек. Талибы не утруждали себя забо­той о них, они были полностью предоставлены сами себе. Верховный ко­миссар по делам беженцев при ООН обратился с просьбой, чтобы людям, жившим прежде к северу от Кабула, была предоставлена возможность вер­нуться в свои дома, но получил категорический отказ. Лидеры «Талибана» были решительно настроены получить власть в стране и не желали риско­вать.

Первые месяцы 1997 года ознаменовались кровопролитными сражени­ями на нескольких фронтах одновременно. К югу от перевала Саланг силы группировки «Хизб-е-Вахдат» препятствовали попыткам талибов пройти через перевал Шибар и таким образом продвинуться на запад, а затем на севере подойти с другой стороны к закрытому перевалу Саланг. Отряды Масуда противостояли силам талибов на востоке, в Панджшерском ущелье. Как сообщалось, обе стороны несли большие потери. На северо-западе Афганистана, при Гормахе в Бадхызе бои с силами Дустума были еще более ожесточенными. А талибы ко всему прочему столкнулись с дополнитель­ными трудностями, поджидавшими их на завоеванной к тому времени территории, когда Наджи Квадир, бывший лидер Нангархарской шуры, в мае предпринял попытку вторжения со стороны Пакистана в Кунар и Нан-гархар.

Это противостояние было внезапно и самым драматическим образом нарушено, когда один из генералов Дустума, Абдул Малик, в чьем ведении находилась провинция Фариаб, простиравшаяся к востоку от линии фрон­та в Бадхызе, 19 мая внезапно объявил о своем переходе на сторону движе­ния «Талибан». После этого он двинулся к Мазару и 24 мая без единого вы­стрела вошел в него, после чего Дустум был вынужден бежать в Узбекистан. На следующий же день Абдул Малик открыл ворота города талибам.

Руководство «Талибана» мгновенно отреагировало на эту победу, по­слав в Мазар очень многих из числа своих наиболее известных вождей. Первым государством, объявившим о своем согласии признать «Талибан» в качестве законного правительства Афганистана, был Пакистан, правитель­ство которого прислало в Кабул своего полномочного представителя. Очень скоро примеру Пакистана последовали Объединенные Арабские Эмираты и Саудовская Аравия.

Из провинций Кундуз, Бахлан и Тахар на востоке Афганистана также приходили сообщения о командирах воинских соединений, переходивших на сторону талибов. Казалось, уже ничто не в силах помешать их стремле­нию получить в свои руки власть над страной. Дальнейшим подтверждени­ем этому стал переход на их сторону еще одного полевого командира, на этот раз из числа приверженцев Масуда, того самого, кто удерживал стра­тегический перевал Саланг. 27 мая он позволил отрядам талибов взойти на перевал и открыл для них туннель, пройдя через который можно было спу­ститься в долину. Но как только последний из солдат вошел в него, прогре­мел взрыв, отрезавший единственный путь к возвращению.

В тот же день все до единого жители Мазара поднялись против талибов. Возникшие сразу после этого слухи о предательстве усилились. Но события в Мазаре вряд ли можно считать предательством. Толчком к ним послужи­ла попытка талибов разоружить людей и одновременно подавить сопро­тивление, которое им оказывала остававшаяся в городе группа «Хизб-е-Вах-дата». Как только в город были введены дополнительные отряды талибов, они столкнулись с сопротивлением местных жителей, и очень скоро вос­стание охватило весь город. Пытаясь снова взять в свои руки контроль над городом, отряды талибов рассредоточились по улицам и вскоре один за другим были перебиты. Сейчас очень трудно подсчитать точное число та­либов, уничтоженных в тот день, но очевидцы рассказывают ужасные исто­рии о царивших в городе хаосе и анархии.

Руководство движения «Талибан» было в растерянности, но отряды та­либов - теперь благодаря перевалу Саланг - и на севере тоже, не встречая ни малейшего сопротивления, продолжали продвигаться вперед, захваты­вая удерживаемые исмаилитами поселения Кхеньян и Доши, а также боль­шой промышленный город Пули-Хумри. Вскоре на полпути между Мазаром и Пули-Хумри им удалось соединиться с остатками своих отрядов, уцелев­ших после резни в Мазаре. Теснимые Абдул Маликом с запада, исмаилитами с юга, а Масудом с востока, талибы были вынуждены отступить. 11 июня Пу­ли-Хумри был освобожден. Оставшиеся в живых талибы после этого двину­лись на север, где их с энтузиазмом приветствовало состоящее преимуще­ственно из пуштунов население провинций Бахлан и Кундуз. В это самое время отряды Масуда 29 мая захватили находившийся в руках талибов Дже-бель-ас-Сирадж, расположенный у южного входа на перевал Саланг. Ответ талибов последовал незамедлительно - они перешли в контрнаступление, но не достигли особенного успеха, лишь слегка ослабив силы противника.

Ненадолго наступило затишье, пока талибы пытались оценить ситуа­цию. Тем не менее мелкие стычки с отрядами «Хизб-е-Вахдата» продол­жались все время, а из провинций Кундуз и Бадхыз доходили разноречивые слухи об успехах и потерях противника. Четыре силы Северного альянса, а именно отряды Масуда, Абдул Малика, «Хизб-е-Вахдата» и исмаилитов, всячески подчеркивали свое единство как могущественного политического и военного сообщества, хотя в стране по-прежнему царили беззаконие и хаос.

Вскоре, а именно 20 июля, войскам Северного альянса удалось закре­пить свой успех, взяв Шарикар, а также захватив весьма важную в стратеги­ческом отношении авиабазу в Баграме, к северу от Кабула. Они продвига­лись вперед до тех пор, пока талибам не удалось наконец остановить их в 25 километрах к северу от столицы, и там их наступление захлебнулось. Этот военный успех заставил талибов по-настоящему испугаться – войска Северного альянса были совсем рядом со столицей, - и на время они пре­кратили аресты тех, кого подозревали в сочувствии оппозиционерам. В ос­новном жертвами этих арестов были говорившие на дари таджики, состав­лявшие значительную часть населения Кабула. Такие же аресты, по слухам, в то же время производились и в Герате среди хазареев - в ответ на манев­ры иранской армии в приграничных с Афганистаном районах, в чем тали­бы усмотрели готовящееся вторжение. После майского восстания в Мазаре «Талибан» открыто заявил о поддержке Ираном Северного альянса. Для аф­ганских шиитов-хазареев конфликт с талибами нес ярко выраженный ре­лигиозный характер.

С первых чисел августа 1997 года по стране начали циркулировать слу­хи о намечающихся разногласиях внутри Северного альянса. 8 сентября в провинции Кундуз позиции талибов усилились благодаря переходу на их сторону в Ташкургане еще одного полевого командира, контролировавше­го главную дорогу из Мазара в Пули-Хумри, что позволило им нанести удар по аэропорту в Мазаре. Это событие совпало по времени с расколом сил внутри самого Мазара, поскольку к тому времени Абдул Малик ушел из го­рода, оставив его раздираемым на части «Хизб-е-Вахдатом», «Джамиатом» и еще двумя противоборствующими группировками узбеков, одна из кото­рых хранила верность Абдул Малику, а другая - разжалованному Рашиду Дустуму. Войска «Хизб-е-Вахдата» захватили преимущество и принялись грабить офисы гуманитарных организаций, оставляя после себя лишь го­лые стены. Когда 12 сентября сам Дустум, вернувшись из Турции, неожидан­но снова объявился в Афганистане, стало неясно, будет ли он в силах овла­деть ситуацией. Пока он занимался перегруппировкой верных ему войск за пределами Мазара, к концу сентября талибы взяли город в кольцо осады. Все-таки войскам Северного альянса каким-то образом удалось сдержать атаку и даже отбросить талибов в глубь провинции Кундуз раньше, чем между Абдул Маликом и Дустумом вновь начались раздоры. Еще одно пора­жение усилило неуверенность талибов, следствием чего стала новая, еще более жестокая волна преследований мирного населения Герата и Кабула. Экономика обоих городов пришла в полный упадок, поскольку мужская часть жителей попросту боялась выходить на улицы.

В августе 1998 года талибы, воспользовавшись неурядицами и раздора­ми среди лидеров оппозиции, сделали еще одну попытку взять Мазар-и-Шариф. Завершившийся полным успехом штурм города сопровождался полным отсутствием новостей с места событий, поскольку было заранее объявлено, что ни одному журналисту не будет позволено стать свидетелем того, что там будет происходить или дать репортаж об этом. Тем не менее из сообщений наблюдателей из Комиссии по правам человека при ООН, а также заявлений со стороны правительства Ирана следовало, что при взя­тии города началась резня, во время которой было уничтожено огромное количество хазареев, число погибших доходило до нескольких тысяч - то был акт мести за восстание последних против талибов, когда те вошли в Мазар в мае 1997 года, а также за последовавшую вслед за этим казнь более двух тысяч пленных талибов, уничтоженных отрядом Абдул Малика. Кроме хазареев, во время штурма Мазара были убиты восемь иранских диплома­тов и один журналист-иранец, остававшиеся в городе. После этого отряды талибов уже в следующем месяце направились к еще одной крепости хаза­реев - Бамиану, в связи с чем представители Всемирной организации по правам человека стали выражать тревогу за судьбу хазарейского населения города. Однако лидеры «Талибана» пообещали, что уже отдан приказ всем войскам талибов относиться гуманно и к пленным, и к мирному населе­нию, тем самым хоть и косвенно, но признав, что ничего подобного перед штурмом Мазара сделано не было. Сообщения о том, насколько солдаты та­либов во время штурма Бамиана придерживались отданного им приказа, достаточно противоречивы, но то, что сам город за то время, пока отряды талибов и «Хизб-е-Вахдата» сражались, был превращен в развалины, гово­рит о том, что обеим сторонам было в достаточной степени не важно, на­сколько сильно во время сражения пострадает мирное население города.

Войска талибов не могли похвастаться сколько-нибудь крупным успе­хом вплоть до сентября 2000 года, когда им удалось захватить Талукан, находящийся на северо-западе Афганистана. Это привело к бегству почти 250 тысяч человек, перешедших через границу и укрывшихся в Пакистане. Войскам талибов пришлось столкнуться с ожесточенным сопротивлением своим попыткам захватить еще остававшуюся свободной от их влияния часть страны. Неудачей закончились все попытки оппозиции начать бое­вые действия в глубоком тылу талибов. По слухам, талибам во время вербов­ки новых солдат на своей территории пришлось столкнуться с громадны­ми трудностями, причем каждая сторона обвиняет другую в том, что вербовка осуществляется насильственными методами. Чтобы избежать по­добной участи, молодые люди бегут в Пакистан, Иран и другие страны. Ли­деры оппозиции, кроме всего прочего, обвиняют талибов в том, что те ча­сто вербуют своих солдат в других исламских странах, в частности в Пакистане. Войска талибов на территориях, прежде занимаемых отрядами оппозиции, как правило, действовали с большей жестокостью, чем их про­тивники, часто вымещая свою злобу на мирных гражданах. Талибы были лояльны только лишь по отношению к тем, кто не сопротивлялся их влиянию. Если город или деревня оборонялись или, еще хуже, их жители под­нимали восстание, пощады им не было. Так в начале января 2001 года в Якавланге талибы провели карательную операцию, убив более сотни горо­жан за то, что они оказали содействие «Хизб-е-Вахдат» во время захвата этого города ранее.

Убийство в сентябре 2001 года Ахмад Шах Масуда, вполне возможно, должно было стать первым шагом талибов к тому, чтобы предпринять еще одну решительную попытку захватить до сих пор находящуюся в руках оп­позиции северо-западную часть Афганистана. Однако после террористиче­ских актов в США 11 сентября лидерам «Талибана» предстояло решать зада­чи совсем иного рода.