Ранние исламские движения

Когда сравниваешь между собой различные дви­жения, существующие в исламском мире, возникает реальная опасность поддаться соблазну наклеить им всем ярлыки. Представители прессы уже поспешили ввести в обиход словосочетание «исламские фунда­менталисты», с удовольствием используя его, как ключевой термин, которым можно характеризовать любое движение, хотя бы ненадолго принимающее радикальную окраску. При этом термин «исламские фундаменталисты» часто используется в уничижи­тельном смысле. А те эксцессы, за которыми стоят именно группы радикального толка позволили за­клеймить всех мусульман как экстремистов.

Поэтому так важно не поддаться соблазну при­клеить ярлык и движению «Талибан» - ведь при тща­тельном изучении становится ясно, что оно во­брало в себя множество характерных черт самых разных учений. В этой главе мы займемся тем, что попытаемся найти истоки воззрений, положенных в основу учения талибов, и вместо того, чтобы все упрощать, постараемся разобраться в сложностях этого феномена. Для начала попробуем провести параллели между различными движениями, корни 84

Талибан. Война и религия в Афганистане

которых уходят в Египет, Саудовскую Аравию, Ливию и Иран двадцатого столетия.

Как уже упоминалось в предыдущей главе, главным предметом споров среди теоретиков и богословов стран исламского мира, по крайней мере, за последние сто лет был вопрос, насколько должен измениться ислам, чтобы приспособиться к окружающему миру. Правительства исламских госу­дарств были обеспокоены все возраставшей активностью радикальных дви­жений в их собственных странах, представители которых обвиняли их в слишком сильной приверженности Западу. Эти движения пользовались большой популярностью среди наименее социально защищенных и нищих слоев населения, всегда страдавших от невозможности пользоваться теми же благами, что и богатые члены правящей элиты, или вести сколько-ни­будь приличный, сходный с западным, образ жизни. Радикальный ислам оказался своеобразным откликом на неблагоприятные условия жизни и хаос гражданских конфликтов.

Одним из таких движений, необыкновенно популярным, стало общество «Братья-мусульмане». Основанное в Египте в 1928 году, вначале оно существо­вало исключительно как молодежное движение, возникшее с целью противо­стоять влиянию светских и либеральных идей, в это время как раз набирав­ших силу; при этом основную опасность, по мнению основателей общества, представлял марксизм. Руководители движения пылали гневом при виде рас­пущенности и несправедливости, царивших, как они считали, в Египте. Обще­ство «Братья-мусульмане» очень скоро стало массовым, разделившись на мно­жество дочерних отделений, каждое из которых имело свою мечеть, школу и другие организации. Школы обеспечивали получение религиозного образо­вания, включая и военное обучение, чтобы подготовить молодежь к джихаду, целью которого было бы освободить Египет из-под английского гнета и за­щитить «исламскую родину» от разлагающего влияния Запада.

Важнейшим и наиболее притягательным лозунгом «Братьев-мусуль­ман» был призыв к социальной справедливости, получивший конкретную форму в. виде создания социальных программ как в деревнях, так и в горо­дах. Необходимо признать, что ислам благодаря своим последователям имеет вполне законную возможность проникать в любую сферу политиче­ской, экономической, социальной и культурной жизни государства, оказы­вая на нее достаточно сильное влияние. Так, к примеру, в 1929 году «Брать­ями-мусульманами» было принято следующее постановление:

а) Ислам есть самодостаточная, саморазвивающаяся система, совер­шенный образ жизни во всех ее сферах.

б) Ислам берет свое начало и основывается на двух главных источни­ках: Коране и Сунне.

с) Ислам возможен и применим во всех странах и во все времена.

Далее говорится, что «исламская родина» может только выиграть от со­здания «свободного исламского правительства, основанного и действующе­го на принципах ислама, создавая на его базе социальную систему государ­ства, обсуждая его фундаментальные положения и проводя его мудрые советы в самые широкие слои населения». Движение «Братья-мусульмане» воспользовалось для своих целей достаточно броским лозунгом: «Коран -наша конституция. Пророк Мухаммед - наш вождь. А смерть ради славы Ал­лаха - наше самое горячее желание!»

Один из ведущих идеологов движения «Братья-мусульмане», Мухаммед Газали, в своей книге «Наш путь к мудрости», вышедшей в 1948 году, утверж­дал, что шариат может считаться основным источником законов во всех сферах жизни социальной, политической и экономической. Другой идеолог, Сайид Кутб, чьи труды вышли в начале 50-х годов, пошел еще дальше в проповедовании теории панисламизма, как международного сообщества правоверных (Умма)¹, в котором национальные границы уже не будут иметь никакого значения. Во время суда над ним в 1965 году, когда его во время правления Гамаля Абдель Насера обвинили в подстрекательстве к бунту, а вслед за этим приговорили к смертной казни, он утверждал: «Узы идеологии и веры куда крепче, чем узы патриотизма, основанного на при­надлежности к определенной стране. Это преступное деление всех мусуль­ман по территориальному признаку не что иное как продолжение кресто­вых походов и нападки сионистских империалистов, которым должен быть положен конец».

Сайид Кутб также сформулировал один из основополагающих принци­пов движения, а именно, что Коран дает мусульманину право отнять у че­ловека жизнь или имущество, если его образ жизни даст основание пред­положить, что он не принадлежит к числу правоверных. Именно этот принцип оправдывает джихад по отношению к властям. Убийство прези­дента Египта Анвара Садата в 1981 году было прямым следствием этой по­литической доктрины. Организация, взявшая на себя ответственность за это, «Муназзамат аль-Джихад», оправдала убийство, мотивируя его тем, что

Можно проследить туг множество параллелей, объединяющих «Аль-Джихад» с движением «Талибан». Одна из них - сделанный на основании за­явлений и действий вывод, что ислам является не только верой каждого от­дельного человека, но и системой, затрагивающей все сферы общественной жизни, включая и жизнь каждого в отдельности, и его взаимоотношения с обществом, в котором он живет. Государство даже не рассматривается в ка­честве института светской власти, так же как и религия не считается чем-то относящимся исключительно к сфере духовной, причем каждого человека в отдельности. Государство видится коллективным олицетворением исключи­тельно исламских ценностей, поддерживаемых всем обществом, а его суще­ствование в течение продолжительного времени зависит только от совмест­ного желания населения поддерживать эти ценности.

Другая бросающаяся в глаза параллель - право движения использовать оружие против находящегося у власти исламского правительства в том слу­чае, если оно будет заподозрено в отступничестве и измене принципам ис­лама. Убийство Анвара Садата, который сам был мусульманином, было оп­равдано тем, что он осмелился пойти против интересов остальных мусульман, и должно было стать примером того, как поступит джихад с правительством, даже мусульманским, если его действия сочтут отступни­чеством и изменой по отношению к законам ислама. Масуд и Хекматьяр стояли во главе исламских партий, а Раббани читал лекции по исламской теологии, но неспособность создать объединенное исламское правительст­во оправдала применение против них военных действий. Убийство Наджи-буллы, который, неоднократно подчеркивая свою верность исламу, все же был олицетворением просоветских ценностей, хоть и не противоречит этому принципу, но и не вполне согласуется с ним.

Стремление полагаться исключительно на законы шариата - еще один из основополагающих принципов, который роднит «Братьев-мусульман» с «Талибаном». И хотя их толкование порой не совпадает, тот факт, что и те и другие видят в них свод законов, единый как для государства, так и для от­дельной личности, может считаться общим.

Идеология, принятая в обоих движениях, делает особый упор на необ­ходимость выбирать лидера коллективно и затем повиноваться ему беспре­кословно также представляет некоторый интерес. Впрочем, эту самую тен­денцию легко можно подметить и в доктрине католической церкви, когда Папа Римский выбирается коллегией кардиналов и после этого считается непогрешимым. Аура непогрешимости окружает и муллу Омара, и это при том, что ему приходится считаться с решениями правящей шуры, которая во многих аспектах напоминает коллегию кардиналов, принадлежащих к различным религиозным школам.

Гораздо сложнее выяснить, руководствуются ли юные последователи движения «Талибан» теми же самыми мотивами, что и их сверстники, всту­пающие в общество «Братья-мусульмане». Поскольку рядовые талибы в сво­ем огромном большинстве совершенно невежественны, вряд ли можно считать причиной их поступка испытываемую ими социальную ущемлен-ность. Можно утверждать, однако, что желающие вступить в отряды тали­бов, особенно те, кто попадает в страну, побывав в лагерях для беженцев в Пакистане, уже имели случай подвергнуться влиянию Запада. Во-первых, поскольку им уже доводилось иметь дело с благотворительными организа­циями, а во-вторых, благодаря телевидению, которое всегда есть в любом близлежащем городе. Им приходилось своими глазами наблюдать случаи коррупции, особенно при распределении припасов в лагере. Все они, как правило, прошли военную подготовку благодаря моджахедам, которые есть в любом лагере для беженцев, и получили основные знания ислама в лагер­ных медресе. Кое у кого из них уже был опыт вооруженной борьбы на сто­роне той или иной партии моджахедов. А годы, проведенные в лагерях для беженцев, пробудили во многих из них чувство собственной незащищен­ности, а отсюда - и стремление присоединиться к движению, которое зо­вет за собой вперед и дает хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне.

Как уже говорилось, когда талибы только пришли к власти, их кредо во­все не включало в себя идею панисламизма. От других исламских движений их отличало лишь стремление к внешнему аскетизму. Ко всему прочему в их движении всегда присутствовали сильные патриотические тенденции. Всегда делался упор на необходимость контролировать некую географиче­скую единицу, именуемую Афганистан, и категорическое опровержение

всех заявлений из северной части страны, что они стремятся распростра­нить свое учение на мусульман из стран Центральной Азии. Можно было подумать, что талибы в упорном стремлении заполучить в свои руки власть над всем Афганистаном и, по их словам, освободить страну, ведут себя как некая «скорая помощь», имеющая дело с тяжело больным человеком, жерт­вой агрессии или конфликта, которому грозит неминуемая смерть, если не будут немедленно приняты самые радикальные меры. В роли жизненно важного лекарства в данном случае, само собой, выступал ислам. Воздуш­ные удары США, нанесенные в августе 1998 года, позволили талибам обла­читься в тогу борцов за идею панисламизма, поскольку теперь их сотруд­ничество с Усамой бен Ладеном уже перестало быть тайной. Интересно, что после ударов, нанесенных 11 сентября 2001 года террористами по Всемир­ному торговому центру и Пентагону, лидер талибов заговорил о необходи­мости обратиться к проблемам Палестины и военного присутствия США в Саудовской Аравии.

Движение ваххабитов в Саудовской Аравии, возможно, тоже оказало свое влияние на идеологию «Талибана». Духовный лидер и основатель дви­жения ваххабитов Мухаммед ибн Абд аль-Ваххаб (1703-1787), много вни­мания уделял широко распространенным в арабском обществе суевериям и небрежному соблюдению мусульманских обрядов и церемоний. Он призы­вал отбросить все средневековые предрассудки и ввести иджтихад - право толковать ислам единственно верным образом и менять это толкование в соответствии с происходящими в окружающем мире изменениями. Его по­следователи взяли в руки оружие и начали джихад против тех, кого они об­виняли в идолопоклонстве, несправедливости, взятках, измене, считая ис­тинно правоверными только самих себя. Именно они требовали от общества невиданного до сих пор пуританства: запрета музыки, танцев, по­эзии, отказа от использования в одежде шелка, золота, драгоценных укра­шений. В 1803 году ваххабиты захватили Мекку и удерживали ее несколько лет, до тех пор, пока в 1819 году не были изгнаны османскими турками.

Идеология ваххабитов уже в первые десятилетия XX века была одобре­на Абд аль-Азизом ибн Абдуррахманом аль-Саудом, последователем ранних идеологов движения. Он был одержим идеей обратить кочевые племена Центральной Азии, вернувшиеся к племенным законам и использующие доисламские ритуалы, в полное подчинение исламской Уммы, заменив ло­яльность по отношению к племени и вождю верностью исключительно ис­ламу и его духовному главе имаму. Абд аль-Азиз всегда упирал на то, что в социально-религиозном отношении все последователи учения равны меж­ду собой, и благодаря этому обрел сильную поддержку среди племен, стоя-

щих на самой нижней ступеньке иерархической лестницы в обществе, где иерархии всегда придавалось огромное значение. Называя себя «общест­вом единственно правоверных последователей ислама», ваххабиты взялись за тех, кто тоже считал себя мусульманами, но чей образ жизни, по их по­нятиям, шел вразрез с законами ислама. Они проводили весьма жесткую линию насчет того, кого можно считать истинно верующим, опираясь глав­ным образом на строжайшее соблюдение законов шариата, при этом каж­дый мусульманин, посмевший усомниться в истинности их толкования ис­лама, подвергался самым жестоким наказаниям. Мир, в соответствии с учением ваххабитов, поделился на две половины: истинно верующих и не­верных.

Абд аль-Азиз основал целую сеть колоний для своих последователей, называвших себя «ихван», то есть братьями. Со временем они превратились в религиозные, политические, военные, административные и образователь­ные центры движения ваххабитов, что дало возможность Абд аль-Азизу взять под свой контроль племена центральной Аравии. Весьма важную роль в этих колониях играли улемы и своего рода религиозная полиция, следив­шая за тем, чтобы запрет на музыку, танцы и какие бы то ни было отклоне­ния от традиций ислама строго соблюдался под страхом немедленного и жестокого наказания виновных. Именно для этой цели талибами был уч­режден Комитет укрепления нравственности и добродетели и искоренения порока.

Как и ранние последователи пророка Мухаммеда в VII веке, ваххабиты начали свой «крестовый поход» с целью распространить учение по всему Аравийскому полуострову, а также за его пределами. Колонии же в избытке поставляли для похода новобранцев, которые становились бойцами, гото­выми в любую минуту пожертвовать жизнью ради общей цели. В начале 1920-х годов Абд аль-Азизу подчинялись одна область за другой. Каждая во­енная кампания, по его словам, была вызвана стремлением расправиться с инакомыслящими и теми, кто отступил от истинного ислама.

В 1924 году Абд аль-Азиз захватил Мекку, обвинил прежних правителей в вероотступничестве и призвал своих последователей свергнуть их власть и в Медине. И когда, опираясь на тот факт, что под его контролем находится более 80 процентов территории Аравии, Абд аль-Азиз решил искать между­народного признания, более 150 тысяч его сторонников, посчитав свою мис­сию выполненной не до конца, продолжили завоевание. Чтобы остудить пыл вышедших из под контроля войск, Абд аль-Азизу пришлось прибегнуть к по­мощи британской армии. Провозгласив себя королем Саудовской Аравии, он в 1932 году основал правящую династию, находящуюся у власти до сих пор.

Между движением ваххабитов и «Талибаном» можно найти много об­щего. Оба движения побуждали людей жертвовать жизнью для завоевания страны, изгнания правительства, признанного отступническим, и установ­ления нового, истинно исламского. Идеологи и того и другого движения ут­верждали, что именно их толкование единственно верное. Право толкова­ния иджтихад, утвержденное ваххабитами, играет существенною роль в идеологии движения «Талибан». В своем яростном отрицании критики, вы­сказанной в их адрес исламским правительством Ирана, когда ваххабитов, помимо всего прочего, обвинили в ереси, несовместимой с исламом, они продолжали настаивать, что именно их толкование ислама является более истинным и чистым, чем принятое иранским правительством. Подразуме­вается, что обычное толкование ислама, принятое исламским миром, не­правомерно, и только очищенный его вариант может считаться истинным.

Крайний пуританизм, свойственный идеологии ваххабитов и нашед­ший свое выражение в запретах на музыку, танцы и в усилении духовного надзора, нашел свое повторение в движении талибов. Учреждение ими Ко­митета укрепления нравственности и добродетели и искоренения порока и строжайшее соблюдение традиций - все это они позаимствовали у вахха­битов. А многократно повторяющийся призыв к искоренению взяток также роднит их. Талибы выказали себя куда более страстными и ревностными борцами с коррупцией, чем даже в свое время ваххабиты.

Рассматривая военную и политическую стратегию движения «Талибан», поначалу можно решить, что талибы напрочь забыли о том, что некогда разделило Абд аль-Азиза и его приверженцев и в конечном итоге заставило его в поисках помощи обратиться к Западу. Но лидеры талибов настроены сохранить преданность своих последователей, ведь именно от их поддерж­ки зависит, достигнут ли они цели взять в руки власть над всем Афганиста­ном. Потому-то они так боятся, что любые уступки Западу, сделанные ими, могут закончиться обвинениями в отступничестве от идеалов джихада, ра­ди которых уже пожертвовали собой сотни рядовых последователей уче­ния.

Желание талибов очистить Афганистан от неисламских элементов яви­лось эхом призыва Муаммара аль-Каддафи, в 1969 году захватившего власть в Ливии и выдвинувшего теорию искоренения западного влияния. Девизом ливийской революции были слова «Свобода, Социализм и Объединение». «Свобода» подразумевала освобождение от западных экономических, поли­тических и культурных ценностей и нашла свое выражение в национализа­ции западных капиталов и искоренении культурного влияния Запада, в том числе западной музыки и ночных клубов. «Социализм» нашел свое воплощение в государственном управлении экономикой, системой здравоохра­нения и производства товаров потребления. «Объединение» подразумевало объединение арабских стран в рамках союза исламских государств под эгидой «третьего мира» в противовес Западу.

В упрощенном понимании талибов «социализм» оставался чуждой иде­ологией, принесенной с Севера русскими, а термин «социальная справед­ливость» символизировал всего лишь исламское милосердие. Однако после жестоких ударов, нанесенных США по Афганистану в августе 1996 года, и событий сентября 2001 года лидерам «Талибана» пришлось разобраться в хитросплетениях международных отношений, чтобы декларировать свою солидарность с остальной частью исламского мира, тем самым превращая агрессию против афганцев в нападение на мусульман.

Можно проследить несколько отчетливых параллелей с иранской ре­волюцией 1979 года, имевшей целью создание государства, в котором за­падное экономическое, политическое, культурное и религиозное влияние было бы сведено до минимума. Во время этой революции высокоорганизо­ванная государственная структура гарантировала проникновение ислам­ских принципов во все сферы жизни. Был сделан упор на укрепление соци­альной справедливости, проявляющееся, к примеру, в предпочтении, которое отдавалось образовательной и медицинской программам, и в уве­личении субсидий на повышение уровня жизни населения.

Среди факторов, которые привели к революции в Иране, была попыт­ка шаха бросить вызов существующим законам шариата. Эта попытка встретила яростное сопротивление улемов и привела к массовым уличным демонстрациям, жестоко подавленным войсками. После этого многие из улемов призвали мусульман к джихаду против антиисламского правитель­ства шаха.

Основным идеологом иранской революции был аятолла Хомейни. Он требовал, чтобы улемы не подчинялись запятнавшим себя коррупцией официальным властям, предлагая заменить их администрацией, состоящей из исламских богословов, и подстрекал их к созданию массового движения. Он предлагал также передать политическую власть в стране в ведение тех, кто свято соблюдает требования, традиции и законы ислама, а также требо­вал, чтобы улемы были представлены во всех законодательных и исполни­тельных органах власти. Он настаивал на том, что во главе исламского го­сударства должен стоять исламский правитель, теолог и богослов, хорошо разбирающийся в шариате. В помощь ему bq, всех властных структурах должны стоять сведущие правоведы. Всенародно избранный парламент должен был стать судьей во всех спорных ситуациях, могущих возникнуть при воплощении исламских доктрин в жизнь, а в состав администрации должны были войти гражданские чиновники. Бремя надзора за исполни­тельными и законодательными процессами во власти было возложено на юристов-профессионалов. Ключевым аспектом политики Хомейни было его фанатичное утверждение, что Иран ни в коем случае не должен зави­сеть от помощи иностранных держав, при этом в качестве наиболее веро­ятной угрозы независимости Ирана назывались США.

Незадолго до свержения шаха и при организации своего движения Хо­мейни символически назвал мечеть центральным институтом исламского общества, которое он намеревается создать. Кроме этого, он использовал мечети в качестве баз для сети революционных комитетов.

В иранской революции прослеживается много общего с движением «Талибан» в плане ориентации на те слои населения, которые в наибольшей степени чувствовали свою ущербность, поскольку находились в самом ни­зу иерархической лестницы. В Иране, к примеру, контраст между уровнем жизни зажиточных, прозападных средних классов и беднейших слоев го­родского и деревенского населения был очень большим. В Афганистане хо­дили упорные слухи, что многие лидеры моджахедов получают огромные суммы денег из-за рубежа и наживаются на вложении средств в теневую экономику. Представляя ислам в качестве государственной религии, лиде­ры обеих стран тем не менее отрицали необходимость подчинения его за­конам всех сфер политической, экономической, социальной и правовой жизни государства. В иранской революции и в движении талибов просле­живается еще одно сходство, а именно участие преимущественно молоде­жи, что роднит их с «Братьями-мусульманами».

Легко заметить связь между религиозным лидером Ирана с его привыч­кой обращаться за советом к исламским теологам и богословам и той ро­лью Амира аль-Муминин, которую среди талибов играет ныне мулла Омар с его зависимостью от улемов - достаточно вспомнить хотя бы, как решал­ся вопрос об образовании. Скромный, почти аскетический образ жизни са­мого муллы Омара очень напоминает то, как жил в Иране аятолла Хомей­ни. А основное различие между ними заключается в том, что мулла Омар, хоть и изучавший Коран, не является теологом и богословом в том смысле, в котором им был Хомейни. Впрочем, он никогда и не пытался утверждать обратное. Поэтому, когда речь заходит о законах шариата, он всегда обра­щается за советом к улемам.

Еще одно сходство между движением талибов и иранскими революци­онерами - та исключительная роль, какую они отводят мечетям. И хотя та­либы ни слова не сказали о том, что планируют создать революционные комитеты, их настойчивое желание, чтобы мужчины молились все вместе именно в мечетях, вполне возможно, вызвано стремлением добиться высо­кого уровня сплоченности населения в рамках исламского государства, ко­торое они собирались создать.

Существенное различие между двумя движениями состоит в том, на ка­ком этапе ими планировалось создание правительства. Аятолла Хомейни прежде, чем взять власть, разработал детальный план, касающийся структу­ры и организации государственного аппарата. В отличие от него, талибы пришли к власти во многом лишь благодаря стечению обстоятельств и, хо­тя могли бы получить от тех, кто стоит за ними, немало советов насчет ор­ганизации правительственного аппарата, все же их, похоже, куда больше занимала именно военная стратегия, а также сохранение законности и пра­вопорядка. Их лидеры, правда, сделали несколько основных заявлений на тему о том, как улучшить административный аппарат правительства, но дальше разговоров дело так и не пошло. Не слишком сильное внимание уделялось ими вопросу о внедрении в массы идеологии движения «Тали­бан», в то время как в Иране это имело первостепенное значение. Вместо идеологии талибы куда больше полагались на укрепление традиционных верований и структур, а также на применение военной силы. В Иране, само собой, нашли применение и такие методы, однако там уже поняли полез­ность и эффективность использования средств массовой информации, си­стемы образования и других, специально созданных структур для внедре­ния в массы государственной идеологии.

Подводя итоги, было бы уместно упомянуть, что «Талибан» ни в коем случае не берет свое начало от какого бы то ни было определенного дви­жения. Все дело в том, что все талибы появляются на свет, живут и получа­ют образование в той среде, где витают идеи, свойственные многим подоб­ным движениям. Конечно, при желании легко найти общие черты, связывающие «Талибан» с многими из них - к примеру, упоминавшийся уже Комитет укрепления нравственности и добродетели и искоренения порока был позаимствован талибами у ваххабитов. Нельзя забывать и о влиянии других исламских движений, даже если с первого взгляда кажется, что иде­ология талибов зиждется главным образом на родовых афганских обычаях и привычной приверженности традициям и законам ислама.