«Талибан» и международное сообщество»

«..Культура никогда не будет представлять собой лишь материальную и однородную смесь традиций и обычаев, но останется мощным источником, обычно полным внутренних противоречий, источ­ником, который всегда использовался избира­тельно в различных этнических, культурных и религиозных контекстах и в политических выска­зываниях» (Youval-Davis Nira, 1997; 58).

Отряды боевиков-моджахедов, рассредоточен­ные в горах Афганистана в 1980-х годах, часто со­провождали западные журналисты на ослах, одетые в соответствии с вековыми традициями афганцев в шальвар-камиз и тюрбаны. Сообщая о действиях борцов за свободу и независимость Афганистана, репортерам достаточно было писать о военной до­блести и воинском искусстве моджахедов перед ли­цом превосходящих сил противника.

В тот самый день, когда советские войска ушли из Афганистана, тон репортажей стал совсем иным. Теперь моджахеды из бесстрашных патриотов пре­вратились в бандитов, воюющих между собой и совершенно неспособных создать мало-мальски приемлемое правительство. Ситуация сразу услож-

нилась. Никто не понимал, кто с кем сражается и ради чего. Средства мас­совой информации потеряли всякий интерес к внутренним делам Афгани­стана, да и весь остальной мир вроде бы тоже перестал интересоваться тем, что происходит в этом отдаленном уголке планеты.

Появление в октябре 1994 года движения «Талибан» снова привлекло ннимание средств массовой информации - сначала из-за сопутствующего талибам ошеломляющего успеха, когда они в кратчайшие сроки захватили большую часть страны, а потом стали сенсацией и их крайний консерва­тизм в вопросах одежды, и грубая дискриминационная политика по отно­шению к женщинам. Следующие два года о талибах поступало крайне мало информации, если не считать коротких сообщений об их военных успехах. Захват Кабула и последовавшая вслед за этим казнь просоветски настроен­ного президента Мухаммеда Наджибуллы и его брата снова приковали вни­мание прессы. Большинство сообщений из Афганистана носило откровен­но негативный характер, однако кое-кто из репортеров сообщал о популярности талибов среди населения, особенно в южных провинциях страны, а также о нескрываемой радости жителей столицы, когда наконец нескончаемые бомбардировки и ракетные обстрелы остались позади.

В свете хлынувшего потока информации, в которой сообщалось о мно­гочисленных указах, запрещающих женщинам получать образование и трудиться, и о бесчисленных трудностях, возникших вследствие этого пе­ред западными НГО, Организация Объединенных Наций посчитала необ­ходимым сделать заявление. Вместе с Европарламентом ООН сурово осуди­ла как дискриминационную политику талибов по отношению к женщинам, так и жесточайшее ущемление ими прав человека.

3 октября 1996 года комиссар Европейского сообщества по гуманитар­ным проблемам Эмма Бонино в своем интервью сказала, что, прежде чем мировое сообщество признает правительство талибов, это правительство должно гарантировать соблюдение прав женщин. На следующий же день комиссар ООН по правам человека Хосе Айала-Лассо объявил, что просил своего представителя в Кабуле довести до сведения лидеров «Талибана» его «сильное опасение по поводу соблюдения в Афганистане прав человека». Он обратился к талибам с просьбой «проявить уважение как к правам чело­века вообще, так и правам женщин в частности, в первую очередь к праву на труд и на получение образования», отметив при этом, что Афганистан не раз подписывал различные международные соглашения, обязывающие ува­жать данные права.

8 октября генеральный секретарь ООН сделал официальное заявление, в котором сказал, что любая деятельность под эгидой этой организации должна проводиться исключительно в соответствии с уставом ООН, в кото­ром ясно указано, что мужчины и женщины имеют равные права. В тот же день США предупредили правительство талибов, что им нечего и надеяться на международное признание, коль скоро права женщин в Афганистане бу­дут ущемляться и далее.

9 октября исполнительный директор ЮНИСЕФ Кэрол Беллами объяви­ла, что ЮНИСЕФ приостанавливает все свои благотворительные програм­мы в Кабуле, и добавила, что они будут немедленно возобновлены, как толь­ко официальный Кабул признает за девочками право на получение образования. Ее заявление было расширенным вариантом сделанного ра­нее, когда вслед за захватом талибами Герата немедленно последовал офи­циальный запрет на образование для женщин.

17 октября Совет по делам безопасности при ООН опубликовал резо­люцию, в которой выражал обеспокоенность тем, что называл сильнейшей дискриминацией женщин и требовал строго придерживаться международ­ных гуманитарных законов и норм. Он призвал к немедленному прекраще­нию огня и потребовал, чтобы все афганские партии сели за стол перего­воров под эгидой ООН. Кроме этого, он обратился с просьбой ко всем государствам прекратить какое бы то ни было вмешательство во внутрен­ние дела Афганистана и воздержаться от того, чтобы посылать туда воин­ские соединения.

24 октября Европарламент одобрил резолюцию, в которой призывал все государства и правительства не признавать правительство талибов в Ка­буле по причине дискриминации афганских женщин, постоянного ущем­ления прав человека и применения силы против населения своей же стра­ны. В резолюции было отмечено, что дискриминация женщин противоречит подписанной в 1979 году Международной конвенции по прекращению дискриминации женщин в любой форме, а также Договору по социальным и экономическим правам от 1966 года. Далее в резолюции говорилось, что ни один член мирового сообщества не должен устанавли­вать дипломатические отношения с правительством талибов, а также осуж­далось убийство президента Наджибуллы. Европарламент предложил нало­жить эмбарго на поставку в Афганистан любых видов оружия и на любую финансовую или иную помощь, кроме как в чрезвычайных случаях.

Хотя талибам давно было известно содержание Конвенции по правам человека и то значение, которое она имеет для всего международного со­общества как своего рода модель отношений внутри государства, они похо­же, не придавали ей особого значения, давая тем самым понять, что данный документ у них в стране далеко не так важен, как Коран или установления шариата. Презрение и осуждение, с которым во всем мире отнеслись к про­водимой в Афганистане дискриминационной политике, талибы расценили всего лишь как очередной вражеский выпад со стороны Запада, еще одну демонстрацию гнилого либерализма западной философии, а отнюдь не выражение взглядов мирового сообщества. Таким образом, можно сказать, что и ООН, и все мировое сообщество в целом в глазах талибов стали экви­валентом Запада.

Но талибы разграничили то, что они именовали национальной и ин­тернациональной системой ценностей. В западной системе ценностей ос­новное значение придается демократии и личной свободе каждой личнос­ти. Свобода личности понимается как свобода каждого человека искать исполнения собственных желаний, свобода строить жизнь, как ему нравит­ся, - иначе говоря, это свобода давать выход собственной индивидуально­сти. Все это кардинально отличается от тоталитарной системы, когда госу­дарство делает все, чтобы внедрить в умы своих граждан определенную идеологию, контролируя при этом жизнь каждого человека, не важно, муж­чины или женщины.

В системе ценностей, принятой в исламском мире, свободе личности не придается такого значения. Каждый человек видится и воспринимается лишь как составная часть общества, семьи, племени, этнической группы, религиозной группировки или политической партии и, следовательно, все его идеи и желания подчинены нормам, существующим внутри каждой этой группы. И чаще какая-то группа объединяет силы составляющих ее индивидуумов с целью улучшить общество, а не отдельный человек прила­гает усилия, чтобы избрать свой собственный путь для достижения той же самой цели. Разумеется, в любом обществе бывают исключения, но если по­пытаться обобщить все, что уже было сказано, можно сделать вывод, что в исламском государстве, в отличие от западного, больший акцент делается на общество, а не на отдельного человека.

Когда страны Запада выражают обеспокоенность тем, что в государст­ве талибов женщины не имеют права работать, те не понимают, как это ко­му-то приходит в голову ставить такой незначительный вопрос во главу уг­ла, особенно учитывая то относительно малое количество женщин, которые работали в различных учреждениях до прихода к власти «Талиба­на». С другой стороны, им очень не по душе, что государства Запада абсо­лютно, по-видимому, не замечают величайшие из их достижений - то, что они принесли мир, законность и порядок народам Афганистана, а также введенный ими запрет на производство опиума. Точно так же, когда госу­дарства Запада с неодобрением взирают на дискриминационную политику талибов по отношению к какой-то части населения - случай, достаточно нормальный для страны с тоталитарной системой, - необходимо помнить, что сами талибы пребывают в убеждении, будто, вводя соответствующие моральные догмы, действуют исключительно на пользу обществу.

Как бы там ни было, противостояние Афганистана и Запада ни в коем случае нельзя рассматривать как тот случай, когда два равных партнера пы­таются понять друг друга. Между странами исламского мира и Западом нет и не может быть равных отношений, учитывая экономическую и политиче­скую силу последнего. А это соответственно приводит к тому, что Запад взирает на исламский мир с некоторым превосходством, весьма критичес­ки рассматривая его с той долей почти параноидального страха перед ис­ламом, который сохранился едва ли не со времен крестоносцев и лишь уси­ливает и без того негативное отношение к мусульманам.

Страны исламского мира чувствуют себя униженными при мысли о той мощи, которой обладает Запад, они испытывают неестественный ужас при мысли о всепроникающем влиянии западной культуры и разла­гающем воздействии ее на их собственные культурные и моральные цен­ности. Такие страны, как Иран, предпринимают в этом отношении кое-ка­кие шаги, к примеру, запрещают использование спутниковых антенн на своей территории. Талибы пошли даже дальше - они запретили телевизо­ры вообще, хотя прежде все-таки решились признать, что появление че­ловека или животного на экране телевизора не противоречит законам ис­лама.

И когда ООН делает свои заявления, основывающиеся на признанной во всем цивилизованном мире Конвенции по правам человека, такие дви­жения, как «Талибан», это не так уж сильно трогает. Они с полным основа­нием относятся к ООН как к организации, испытывающей значительное влияние со стороны США, а следовательно, полагают талибы, все ее конвен­ции базируются на принятой на Западе системе ценностей. И не надо ду­мать, что такую точку зрения разделяют одни лишь талибы. Угроза афган­ской культуре, исходящая либо от западных, либо от социалистических ценностей ощущается всем населением в целом, и если провести опрос на­селения, то огромное большинство афганцев поставит задачу сохранения их культуры на одно из первых мест.

Удивительно вообще, что столь оригинальная культура сохранилась до наших дней. Разумеется, посторонние влияния были неизбежны, особенно со стороны беженцев, обосновавшихся в Иране и Пакистане. Успех движе­ния «Талибан» подтверждает, что религиозное обновление, как явление, возникающее обычно в годы величайших социальных потрясений или конфликтов, является определяющим фактором, когда речь идет о проис­ходящих в Афганистане культурных изменениях. А существование велико­го множества других движений - хотя бы моджахедов - еще до появления «Талибана», возможно, только добавило сумятицы и смятения в ситуацию, которая из-за бесконечных конфликтов и без того уже была близка к хао­су, так что люди были только рады новому движению, предлагавшему им хоть что-то достойное доверия. А тяга, которую к «Талибану» испытывала молодежь, представляет особый интерес.

Невзирая на риск снова приняться за обобщения, возможно, будет по­лезно в главе, посвященной отношениям талибов с мировым сообществом, уделить некоторое внимание кое-каким из наиболее значительных в глазах афганского народа ценностям.

Повсюду в стране, а уж в городах особенно, возможность получить об­разование является величайшим счастьем, поскольку она дает хоть какой-то шанс избежать нищеты. Конечно, в городах и лагерях для беженцев лю­бая афганская семья в своей системе приоритетов поставит образование на высшую ступень. Какая бы бедность ни царила в семье, афганцы будут лезть из кожи вон, лишь бы дать образование - правда, сначала мальчикам, а уж потом девочкам, хотя образование для девочек тоже считается желатель­ным. Как уже упоминалось, для многих семей беженцев, осевших в Пакис­тане или Иране, запрет на возможность для девочек получить образование, объявленный талибами, служил основным фактором, препятствующим им вернуться обратно на родину. Правда, все это касается главным образом го­рожан.

Другие права, на которые может и должен рассчитывать человек, наи­более важные для афганцев в целом, - это право жить в мире и стабильно­сти, право иметь достойный уровень жизни, получать медицинское обслу­живание и, конечно, право рассчитывать на личную безопасность. Под последним имеется в виду, что человек может не опасаться физического на­силия, грабежа или сексуального домогательства. Именно на это неотъем­лемое право каждого человека чрезвычайно проблематично надеяться при существовавшей политике и практике движения «Талибан». С одной сторо­ны, талибам в какой-то степени удалось навести порядок в стране, так что человек мог меньше опасаться стать жертвой грабежа как у себя дома, так и на улице, хотя и имелось немалое число свидетельств, когда и закон и по­рядок грубо нарушались. Далее, никто и никогда не упрекал талибов в том, что даже в захваченном в результате сражения городе или деревне кто-то из них занимался грабежом или глумился над женщинами. В этом смысле репутация у них куда лучше, чем у многих других. И все же именно из-за них в Кабуле и Герате воцарилась атмосфера страха после введенных ими строжайших требований к одежде и жестоких избиений, которым подвер­гались все, кто не желал или не мог эти требования соблюдать. К этому до­бавляется вечный страх быть заподозренным в связях с оппозицией, что, как правило, в большей степени относится к национальным меньшинствам. Насилие, бывшее прежде результатом анархии, таким образом, сменилось насилием, санкционированным религией.

Возможно, было бы полезно вспомнить некоторые положения Конвен­ции по правам человека, особенно те, которые особенно грубо и беспар­донно нарушались талибами. Статья 6 в Международной конвенции по эко­номическим, культурным и социальным правам от января 1976 года гласит:

«Государства, подписавшие данное соглашение, гарантируют своим гражданам право на работу, иначе говоря, право каждого иметь возмож­ность зарабатывать себе на жизнь трудом, который он выбирает и принимает по собственному желанию, и обязуются предпринять все не­обходимые меры, чтобы сохранить это право за каждым».

В статье 3 уточняется, что право на труд гарантируется как мужчинам, так и женщинам:

«Государства, подписавшие данное соглашение, предпримут все необходи­мые меры, чтобы гарантировать равные права как мужчинам, так и женщинам. Это относится ко всем экономическим, социальным и куль­турным правам и гарантируется данной Конвенцией».

В соответствии с данной Конвенцией можно утверждать, что женщи­нам гарантируется равное право и на труд в сельском хозяйстве, при усло­вии, что для этого не существует каких-либо препятствий. Однако в Афга­нистане живущим в городах женщинам было отказано в праве на работу под тем предлогом, что в этом случае им придется контактировать с муж­чинами, которые не являются их родственниками. Международное сообще­ство могло прийти к соглашению, что, приняв во внимание существующие в стране традиции, возможно остановиться на таком варианте, когда бы мужчины и женщины работали отдельно друг от друга, и в конечном итоге остановиться на этом варианте, договариваясь с лидерами талибов о праве женщин на труд при условии его раздельности. При этом даже внутри меж­дународного сообщества относительно вопроса, приемлем ли вариант раз­дельного труда для мужчин и женщин, мнения разделились. Некоторые и поныне считают его еще одной формой апартеида. В статье И говорится об обеспечении минимального прожиточного

УРОВНЯ:

«Государства, подписавшие данное соглашение, гарантируют право каж­дого гражданина на достойный образ жизни для него самого и его семьи, что включает право на достаточное питание, одежду и дом...»

Обнищавшие семьи в Кабуле не всегда могли обратиться за помощью к родственникам. Ухудшающаяся экономическая обстановка в Иране и со­кращение продовольственных пайков в лагерях для беженцев в Пакистане при учете того, что беженцев обязывали платить за образование, медицин­ское обслуживание, электричество и воду, значительно сократили возмож­ности уехавших помочь своим родственникам в Афганистане. Суровая за­суха 2000-2001 годов поставила большинство жителей страны на грань нищеты, так что помочь кому бы то ни было они уже просто не в состоя­нии. Массовое возвращение на родину из Ирана еще больше подорвало возможности населения к выживанию.

Статья 13 Конвенции относится к образованию:

«Государства, подписавшие данное соглашение, гарантируют право каж­дого гражданина на получение образования, поскольку образование име­ет своей целью всестороннее развитие человеческой личности, пробуж­дает в человеке достоинство и укрепляет в нем уважение к человеческим правам и основным свободам...»

В Конвенции также говорится, что «начальное образование является обязательным и доступным для всех граждан» и что «государство гаранти­рует развитие системы школ всех уровней».

Эти два пункта Конвенции вызвали самую противоречивую реакцию со стороны талибов. К примеру, они неоднократно заявляли, что религиозное образование - неотъемлемая часть семейного воспитания, а следовательно, в их глазах, этого вполне достаточно для всестороннего развития челове­ческой личности и пробуждения человеческого достоинства. Ислам, по их убеждению, - главный гарант уважения к человеческим правам и основным свободам. Талибы отнюдь не считали, что школы так уж необходимы для получения женщинами образования. Дяя лидеров талибов в первую оче­редь важно само содержание образования, а не его доступность.

Конвенция по исключению всех форм дискриминации в отношении женщин, принятая 3 сентября 1981 года, гласит:

«...Термин «дискриминация в отношении женщин» означает любые исклю­чения или ограничения по причине принадлежности к определенному по­лу, имеющие целью или задачей причинить ущерб, уменьшить или исклю­чить признание, одобрение или проявление способностей женщинами вне зависимости от их семейного положения на основе равенства мужчин и женщин, соблюдения человеческих прав и основных свобод в политичес­кой, экономической, социальной, культурной, гражданской и любой другой сфере жизнедеятельности».

Не может быть ни малейших сомнений в том, что по отношению к жен­щинам в Афганистане проводится политика самой настоящей дискримина­ции, особенно если учитывать, что они не имеют равного с мужчинами до­ступа к образованию и медицинскому обслуживанию. Длившиеся с лета 1997 года переговоры между лидерами «Талибана» и представителями гума­нитарных обществ о том, могут ли женщины получать медицинское обслу­живание только лишь в одной-единственной больнице, специально отве­денной для них, в общем касались вопроса, имеют ли женщины в принципе право на медицинское обслуживание, поскольку талибы уже с этим не спо­рили. Речь шла о том, что медицинское обслуживание предоставлялось женщинам в явно недостаточном объеме.

Как уже говорилось ранее, важной проблемой при решении вопроса, соблюдаются ли правительством талибов права человека, является то, на­сколько дальше остальных исламских государств оно продвинулось в со­здании официально одобренной системы апартеида, в основе которой ле­жит не национальность, а пол человека. Другие государства, к примеру, Судан, Иран, Саудовская Аравия и Пакистан, узаконили сегрегацию мужчин и женщин. На практике в этом отношении они придерживаются достаточ­но гибкой политики, в каждом конкретном случае определяя, когда она должна соблюдаться строго, а когда допустимы некоторые послабления. Из всех этих стран одна лишь Саудовская Аравия до сих пор строго придержи­вается принципа сегрегации. Пакистан, Иран и Судан постепенно смягчи­ли отношение к данному вопросу.

Спрашивается, до какой степени международное сообщество может опираться на Конвенции ООН? Быть может, отказавшись от них, имело смысл взять за основу интересы и ценности одной или нескольких популя­ций Афганистана с целью добиться хотя бы некоторого продвижения в пе­реговорах с талибами. Но тогда сразу же возникает вопрос, каким образом это могло повлиять на занимаемую ими позицию. Стало быть, необходимо было определить те аспекты Конвенции ООН по правам человека, относи­тельно которых при сложившемся в Афганистане положении будет невоз­можно прийти к соглашению. Можно, конечно, предположить, что общест­ву, успевшему испытать сильнейший шок при столкновении со сверхдержавами, должно быть предоставлено право самому строить свое будущее в соответствии с собственными древними или обновленными принципами и только потом дать возможность постепенно приблизиться к принятым в международном сообществе нормам. Однако, по мнению мно­гих западных обозревателей, этот путь потребует от международного сооб­щества слишком большого компромисса, особенно если учесть, как жесто­ко угнетались в Афганистане женщины.

Вопрос этот трудный. Именно США и страны Европы долгое время на­ходились в замешательстве, не зная, можно ли признать талибов законным правительством Афганистана. Легко понять, почему эти государства, взяв за основу свою собственную систему ценностей, пришли к мнению, что поли­тика и действия талибов для них неприемлемы и что официальное их при­знание мировым сообществом попросту невозможно. Куда труднее понять, почему именно талибы и их движение вызывают столько сомнений, когда существует множество других режимов, у всех на глазах ущемляющих пра­ва человека, и при этом все они признаны мировым сообществом!

8 мая 1997 года как раз по этому поводу радиостанция «Голос «Талиба­на» заявила:

«В мире существуют десятки и даже сотни государств, принципы сущест­вования которых ни в коей мере не согласуются с основными догмами ми­рового сообщества, которым привыкли следовать на Западе. В этих стра­нах немало случаев, когда людей швыряют за решетку, казнят и всячески ущемляют их права. Но при этом против таких государств не только не предпринимается никаких мер - больше того, страны, стоящие в первых рядах борьбы за права человека, делают все, чтобы им помочь».

Можно, конечно, возразить, что такие страны, как США, вполне вероят­но, просто игнорируют случаи, когда речь идет об ущемлении человечес­ких прав в тех странах, которые они уже признали официально. И делают они это просто потому, что правительства тех стран в большинстве случа­ев действуют в соответствии с их, США, интересами. Хорошим примером этого может служить Индонезия. Конечно, может показаться, что США в большой степени заинтересованы в появлении сети нефте- и газопроводов на территории Афганистана, в сокращении производства опиума и прекра­щении использования страны в качестве базы для подготовки террористов. Но относительная стоимость добытой в Центральной Азии нефти может на поверку оказаться слишком высокой, а сокращение доли вывозимого из Афганистана опиума может быть компенсировано за счет любого другого региона. Но все это может и не перевесить влияния борцов за права чело­века в самих США, а также ни в коем случае не компенсировать потерю го­лосов избирателей, что неизбежно случится, если США согласится офици­ально признать режим, столь откровенно и жестоко попирающий права женщин.

Те же сомнения мучали и Евросоюз. Вопрос о вопиющем ущемлении человеческих прав главным образом препятствует обсуждению возможно­сти официального признания Афганистана. А то, что талибы еще и оправ­дывали такие случаи, объясняя их совершенно отличным от западного мо­ральным кодексом, заставляет лидеров США и Евросоюза остановиться на полпути и подумать: а стоит ли делать следующий шаг? Талибы, в свою оче­редь, обвиняли Запад в желании уважать только свои собственные ценнос­ти, что еще сильнее углубило разделяющую их пропасть. Полная мучитель­ных разногласий история отношений между исламским миром и странами Запада, включающая в себя растущую напряженность между движениями радикальных исламистов в городах Европы - особенно во Франции - и на­селением этих стран, выходит на первый план, поскольку люди, находящи­еся по обе стороны баррикад, равно мучаются сомнениями, должны ли они идти на компромисс. И если должны, то каким именно образом.