Исламские традиции в Афганистане

Как и в других частях света, самые популярные верования в Афганистане основываются на некой смеси суеверий, почитания святых, мистицизма и религии. В основе ислама (в понимании афганцев) лежат доисламские верования, смешанные с родовы­ми и племенными традициями, например, пуштунов.

Ислам играет огромную роль в жизни населения страны, не только подпитывая их духовно, но и объ­единяя жителей данного региона. Необходимо отме­тить, что на заре XX века народы, населяющие тер­риторию, которая сейчас называется Афганистаном, считали себя скорее частью'мусульманско-сушшт-ского сообщества, окруженного со всех сторон зем­лями, находившимися под властью Британской им­перии, России и шиитского Ирана, а не народом единой страны. Таким образом, идея мусульманства у этих народов имеет глубокие корни. Строгость ре­лигии смягчалась соблюдением ритуальных обря­дов, и при этом в те времена мусульмане не были на­столько аскетичны, чтобы не ценить музыку, поэзию и искусство. И все же Афганистан всегда был доста­точно консервативным государством. Даже в Кабуле, где всегда царили более либеральные нравы, чем в

провинциях, в обществе доминировали старинные обычаи, и позиции ис­лама были достаточно сильны.

Ислам как религия всегда был сильно подвержен влиянию извне. По мере его распространения на восток, он тесно смыкался с индуизмом и буддизмом, и теологам и богословам приходилось принимать решение, должен ли ислам как-то притереться к другим религиям или же лучше ис­кать возврата к «чистому» исламу, искоренив те присущие индуизму и буд­дизму черты, которые уже успели стать его составной частью. Начиная с XVI столетия и вплоть до наших дней постоянно возникали движения за очищение ислама, во главе которых, как правило, стояли последователи су­физма.

Индия была в то время британской колонией, и ведущая роль, которую она играла в регионе, способствовала тому, что западное влияние подсту­пило к самым границам территории, в настоящее время именуемой Афга­нистаном. Ислам стал выразителем чаяний одновременно всех движений сопротивления, и пуштунские племена, проживавшие на северо-западной границе региона, стали его самыми ревностными приверженцами. Ключе­вую роль в этом движении сыграл Сайяд Ахмад Барельви (1786-1831), ро­дившийся в северо-восточной Индии. Путешествуя по полуострову Индо­стан, он поднял знамя нового движения, а вслед за этим в Северо-Западной Пограничной провинции создал основательный плацдарм для нападения на англичан. В своей борьбе он опирался в первую очередь на улемов, при этом игнорируя вождей племен, и призывал людей к джихаду против Бри­танской империи. Барельви требовал, чтобы на смену племенным обычаям пришли законы шариата. Термин «джамиат» («сообщество», «группа») стал названием этого движения, и это может служить примером ранней по­пытки сформировать политическую партию, в основе которой лежит ис­лам. Последователи движения приняли участие в вооруженном восстании 1857 года против владычества Британской империи и за независимость Индии.

В результате возникла идея создания в Деобанде, неподалеку от Дели, Школы ислама. Она была открыта в 1887 году, именно там прошли обуче­ние сразу несколько поколений афганских улемов. Они изучали Коран и законы ислама и получали впоследствии возможность давать советы, кото­рые бы не расходились с этими законами. Именно они стали играть роль защитников справедливости, обычно собираясь на совет, когда возникали какие-то важные проблемы, требовавшие немедленного решения. В 1930-х и 40-х годах, когда власть улемов достигла высшей точки, в решении рели­гиозных вопросов их слово было решающим как для законодательной, так и для исполнительной власти государства. В их ведении находились суды и школы, они надзирали за общественной и личной жизнью населения и за соблюдением обычаев и традиций. В то время улемы находились на содер­жании правительства. Улем - это не то же самое, что мулла, чье образова­ние ограничивается знанием Корана, вполне достаточным, чтобы возно­сить молитвы в местной мечети. Улема нельзя уволить, он непогрешим, как святой, в то время как мулла живет обычной для всех жизнью.

Школа в Деобанде вобрала в себя многое из суфийских традиций Аф­ганистана и в толковании ислама занимала чисто ортодоксальную пози­цию. В качестве средства противостояния этническим, лингвистическим, племенным и другим связям делался упор на панисламизм, а призыв к джи­хаду против владычества Британской империи в Индии стал важнейшим элементом обучения.

Прошедшие обучение в школе под Деобандом продолжали подстрекать живущие на северо-западных границах племена на борьбу против британ­цев. Они стали основателями целой сети исламских школ, или медресе, воз­никших вдоль границы, в которых с 1947 года обучались многие афганские улемы. Начиная с 1950 года и вплоть до наших дней благодаря усилиям ис­ламских партий, и ваххабитов в частности, возникло еще множество мед­ресе.

Неудачные попытки Великобритании захватить Афганистан, продол­жавшиеся на протяжении XIX века, и давление с севера, в первую очередь со стороны России, а затем и Советского Союза, только укрепили стремле­ние улемов оказывать сопротивление любому внешнему воздействию и сделать правительство Афганистана чисто исламским. Идее единого госу­дарства противилось в те годы большинство населения, в особенности в провинциях. В результате этого Афганистан как государство вначале суще­ствовал как некий механизм, благодаря которому доминирующие пуштун­ские племена, завоевавшие большую часть территории нынешнего Афгани­стана, могли удержать ее под своим контролем. В XIX веке правящая династия увидела в законах шариата возможность крепко спаять разроз­ненное до того общество, превратив его в единую силу. Однако племена и деревенские общины еще долго сопротивлялись каким бы то ни было по­пыткам подчинить их государственным чиновникам.

Правивший с 1880 по 1901 год эмир Абдуррахман-хан не рискнул бро­сить вызов бытовавшим в те годы настроениям среди населения. Но эмир Аманулла-хан во время своего правления (1919-1929) начал искать пути обновления Афганистана как средства противостоять антиисламскому вли­янию - в его понимании, уязвимость Афганистана крылась в его отсталости. .Аманулла возлагал большие надежды на образование, делал попытки привить народу западные взгляды, примирив их с национальным сознани­ем в противовес тому, что он называл отсталыми идеалами. В результате этого необходимость образования стала восприниматься как попытка ог­раничить влияние ислама. Реформы Амануллы, носившие на себе печать за­падной культуры и считавшиеся автократическими, оскорбили националь­ные традиции и самих улемов.

В январе 1929 года силы оппозиции сплотились вокруг Хабибуллы II, таджика по национальности, которого активно поддерживали улемы. Оса­див Кабул с севера, он потребовал, чтобы Аманулла положил конец рефор­мам. Аманулла был вынужден согласиться, однако спустя несколько дней был низложен с престола неким Баче-и-Сакао. Последний пообещал вос­становить законы шариата, упразднить министерства образования и юсти­ции и вновь передать их в ведение улемов.

Но и ему не удалось удержать свои позиции, его место в октябре 1929 го­да занял Мухаммед Надир-хан, дальний родственник свергнутого Аманул­лы. Причины, по которым это случилось, представляют для нас интерес лишь в той мере, в которой они связаны с нынешней ситуацией. Среди пле­мен, населявших Афганистан, традиционно главенствовали пуштуны, и хо­тя их отношение к улемам всегда было достаточно двойственным, еще бо­лее нестерпимой для них была мысль о том, что престол может занять таджик. В конце концов между их вождями и улемами было достигнуто сле­дующее соглашение: перестав поддерживать Хабибуллу II, они согласятся принять нового правителя, выбранного пуштунскими племенами, не отка­зываясь при этом от своей основной цели - установления исламского госу­дарства, основанного на законах шариата. Улемы получали над новым эми­ром огромную власть, а кроме этого, создавалась структура, благодаря которой собранием улемов могло быть наложено вето на любой закон -под тем предлогом, что он не соответствует законам шариата.

Когда в ноябре 1933 года Хабибулла II был убит и на престол взошел его сын, Захир-шах, власть и влияние религиозных учреждений в стране были сильны, как никогда. В 1944 году была основана специальная школа с углубленным изучением законов шариата, со временем (в 1950 году) она была преобразована в Теологический факультет Кабульского университета. И если раныпе улемами становились только пройдя курс обучения в школе при Деобанде или университете Аль-Азхар в Каире, то теперь стало вполне возможным получить теологическое образование прямо в Афганистане.

Многие из духовных вождей того времени находились под сильным влиянием пакистанского исламского теоретика Абдул Ала Маудуди, основавшего в 1941 году в Индии свою партию под названием «Джамиат-и-Ис-лами>>, которая в 1947 году была преобразована в «Джамиат-и-Ислами-и-Па-кистан». Преисполненный высокомерия, он считал, что может изменить общество, указывая власть имущим, как им надлежит поступать. Такая пози­ция шла вразрез с принципами «Братьев-мусульман», считавших, что пере­мены должны исходить исключительно со стороны низов общества и про­водиться в жизнь благодаря массовым движениям населения. Маудуди считал западное общество сверху донизу коррумпированным, порочным и насквозь разложившимся, утверждал, что ислам как самодостаточная рели­гия должен существовать отдельно от других, избегая какого-либо влияния извне. Само собой, западный образ жизни, западная культура и социалисти­ческий путь развития яростно им отвергались. Он настаивал на том, что в решении всех вопросов следует полагаться исключительно на установле­ния шариата, хотя и признавал необходимость толкования их в связи с из­менившимися обстоятельствами.

Влияние Маудуди ясно прослеживается в основных целях и задачах, ко­торые ставит перед собой движение «Талибан». Глубочайшее убеждение та­либов, что нет и не может быть никаких компромиссов по отношению к за­падным ценностям и что вместо этого именно Западу надлежит относиться с уважением и приспосабливаться к той системе ценностей, которую при­нял для себя. «Талибан», навеяно именно учением Маудуди. Привычка во всем и всегда полагаться на шариат, уверенность талибов в том, что они мо­гут самостоятельно толковать ислам и что только их трактовка будет един­ственно правильной, также несет на себе отпечаток заветов Маудуди. Как будет показано в следующей главе, ультраконсервативная система взглядов Маудуди, в особенности в том, что касается исключения женщин из обще­ственной жизни, служит идеальным оправданием принципов, проповедуе­мых талибами.

Ввод советских войск в Афганистан предоставил возможность ислам­скому движению, несколько ослабевшему в результате многочисленных чи­сток, снова набрать силу и пополнить свои ряды. При этом в движении со­противления ислам стал играть роль связующей силы, начали раздаваться призывы к джихаду, борьбе с неверными и завоевателями, и во главе сопро­тивления встали моджахеды. Как уже упоминалось ранее, семь партий мод­жахедов, поддерживаемых Пакистаном, США и Саудовской Аравией, делят­ся на две основные группы: партии исламского толка, во главе которых стоят образованные и культурные люди, вобравшие в себя основные запад­ные концепции с целью создания новой политической идеологии, осно­ванной на обновленном толковании Корана, и так называемые традицио-

налисты, опирающиеся на улемов, мулл, племенных вождей и так далее. Их трактовка ислама строится на схоластических комментариях Корана, ухо­дящих корнями в седую старину, а также на традициях и обычаях, - во вся­ком случае, в плане их отношения к роли женщины в обществе.

Эти две группы по своему составу неоднородны. Так, к примеру, в лаге­ре, состоящем из партий исламистского толка, радикальное крыло пред­ставлено партией Хекматьяра «Хизб-е-Ислами», представители которой требовали радикальных перемен в обществе, считая, что та система, при которой все общество находится в полном подчинении улемов, в своих ре­шениях полагающихся исключительно на вековые традиции, давным-давно устарела и не подходит для современного общества. На ее место должна была прийти другая политическая идеология, также основанная на толко­вании Корана, но обновленном, и при этом игнорирующая весь свод зако­нов, существовавших в этой стране столетиями. «Хизб-е-Ислами» предпо­читала популяризировать свою идеологию, внедрив ее в массы. Этот метод был когда-то позаимствован у Коммунистической партии Советского Сою­за, а также у партий революционного толка в других странах. Создав целую сеть опутавших всю страну ячеек, во главе которых стоят умелые пропаган­дисты, лидеры партии рассчитывали со временем набрать достаточную си­лу, чтобы создать государство с исламским правительством во главе.

Другое крыло среди партий исламистов представлено партиями «Джа-миат-и-Ислами» и «Хизб-е-Ислами» (под руководством Халиса), имеющих во многом сходные цели, однако их взгляды, касающиеся достижения дан­ных целей, не совпадали. Они также считали своей первоочередной зада­чей создание исламского государства, базирующегося на новой политиче­ской идеологии, в основе которой лежат принципы ислама, а не традиции, которых по-прежнему придерживаются улемы. Несмотря на это они пред­почитали иметь улемов и вождей племен своими союзниками, объединив усилия для того, чтобы изменить как само общество в целом, так и отноше­ния между обществом и государством.

Среди партий так называемого традиционалистского толка на совер­шенно противоположных позициях стоят моджахеды, выказывающие при­верженность образу жизни, основанному на традициях ислама, но менее скованного вековыми традициями прошлого, и либерал - Гайлани. Проме­жуточную позицию занимает «Харакатуль-Муджахедин», которая представ­ляет улемов и старейшин племен. Не являясь партиями в строгом определе­нии этого слова, они именуют себя таковыми в надежде получить поддержку тех стран, которые традиционно поддерживают партии моджа­хедов.

Пока что все исламские партии совместно одобрили подход, уважаю­щий роль и дальнейшие перспективы участия улемов в социальной жизни, а также коллегиальный подход к решению проблемы, традиционно приня­тый в обществе. Оливер Рой формулирует политическую программу ислам­ских партий следующим образом:

«Власть принадлежит одному лишь Аллаху. Эмир всего лишь представи­тель Его на земле, а единственный источник истинной власти -религия. Эмир выбирается с согласия всего общества, выраженного путем всеоб­щего голосования... Власть, принадлежащая эмиру, огромна, однако все ре­шения обязаны приниматься с согласия совета или шуры. Совет улемов сохраняет свою независимость в том, что касается политической влас­ти, права осуждать или даже смещать эмира. Гражданское население подчиняется улемам, пока они руководствуются законами шариата» (Roy, 1986; 82).

Наиболее крупная среди партий шиитского толка, «Хизб-е-Вахдат», пошла еще дальше в стремлении установить в провинции Хазараджат чис­то исламский режим по модели, в свое время предложенной аятоллой Хо-мейни.

Война стала причиной того, что в Афганистан начали проникать извне другие религиозные течения. Объявленный в стране джихад имел колос­сальное значение для всех приверженцев ислама во всем мире, особенно для тех, кто придерживался радикальных взглядов. В Афганистан из стран Центральной Азии и многих других хлынул поток добровольцев, жажду­щих сражаться бок о бок с моджахедами. Многие из них в первый раз взя­ли в руки оружие. Часть потом отправилась сражаться в Боснию, другие вернулись назад на родину, рассчитывая организовать там исламское со­противление. Все они, помимо всего прочего, предлагали использовать при этом исключительно террористические методы борьбы - к большому нео­добрению правительств арабских и мусульманских государств.

И в Пакистане, и в самом Афганистане бытует весьма двойственное от­ношение как к арабскому, так и вообще чьему-либо присутствию в их стра­нах. Наиболее явно это заметно в районах, которые по-прежнему населяют племена, поскольку неприятие иностранного вмешательства там традици­онно проявляется сильнее, чем на севере Афганистана, включая и провин­цию Шомали к северу от Кабула, где к власти пришли радикалы. С 1993 по 1997 год именно добровольцы из других мусульманских государств, со­бравшиеся в Кундузе сначала принимали активное участие в попытках свергнуть «таджикское» правительство в Кабуле, а потом присягнули на вер­ность «Талибану», значительно усилив военный потенциал этого движения. После ракетных ударов США в 1998 году представители Северного альянса официально заявили, что расценивают нахождение добровольцев из дру­гих стран на территории Афганистана как провокацию и попытку захвата страны третьими государствами.

Движение ваххабитов также обладает большим влиянием, в особенно­сти в провинции Кунар, но в данном случае необходимо отметить, что их влияние чувствовалось там еще до государственного переворота. Стало быть, можно смело утверждать, что в данной области население отдает предпочтение крайнему радикализму во взглядах и пуритански строгому образу жизни, свойственному учению ваххабитов.

Многие годы войны предоставили возможность вырасти и возмужать новому поколению последователей радикального ислама. Саудовская Ара­вия не жалеет сил, создавая на территории Афганистана новые медресе, ме­чети и лагеря для беженцев в приграничных районах Пакистана. Партия Хекматьяра «Хизб-е-Ислами» основывает свои собственные образователь­ные учреждения. Не отстают от них и радикальные партии Пакистана, но они играют особую роль в пропаганде идей ислама. Приюты для сирот представляют наиболее благодатную почву для того, чтобы влиять на умы молодежи, а нищета, в которой пребывает большая часть населения, при­нуждает людей пользоваться любой помощью, которую им могут оказать всевозможные партии и движения, будь то временное жилище, еда или де­нежные пособия. Вполне вероятно, что большая часть молодых людей, при­мкнувших к движению «Талибан», получила образование и военную подго­товку благодаря щедрости исламских партий. И тем не менее имеются существенные различия между этими партиями и движением «Талибан».

Можно с известной долей уверенности сказать, что главное отличие та­либов от любой из партий моджахедов исламистского толка состоит в том, что талибы вовсе не стремятся создать политическую идеологию. Более то­го, используя законы шариата в качестве единственного руководства при управлении страной, они, чуть что, обращаются к улемам за советом, каким образом им действовать в сложившейся ситуации. Почти наверняка можно утверждать, что талибы ищут возврата к тому положению, когда в конце 1950-х годов Дауд приступил к осуществлению своей программы реформ, а улемы были одержимы мыслью любыми путями сорвать попытки Аманул-лы-хана модернизировать общество. Как уже упоминалось ранее, идеоло­гия талибов вобрала в себя большую часть той, которая среди моджахедов принадлежала партии «Харакат». Естественно, сильное влияние на нее оказывала и политика исламских партий, а те, еще до вторжения советских войск на территорию Афганистана, во всем подчинялись решениям улемов и мулл. К примеру, государственная система взглядов, описанная цитатой из книги Оливера Роя, во многом, если не во всем совпадает с идеологией талибов.

Однако талибы относятся ко многому куда строже, чем моджахеды. Так, например, лидеры моджахедов ведут себя крайне осторожно, чтобы ничем не задеть улемов и мулл, но они гораздо более терпимо, чем талибы, отно­сятся к каким-то незначительным вольностям в одежде или к запретам на музыку. А их реакция, точнее полное ее отсутствие, на все возрастающее ко­личество скульптурных и художественных изображений человека или жи­вотных шла вразрез с консервативными исламскими принципами.

Нельзя не сказать о важности влияния на талибов пуштунвали (тради­ционного кодекса чести и принципов поведения, принятого в провинциях, населяемых пуштунами, и ставшего со временем тоже своего рода религи­ей). Так, к примеру, в некоторых случаях пуштунвали требует кровной мес­ти, даже против правоверного мусульманина. Эти законы находятся в яв­ном противоречии с законами шариата и Корана, где говорится: «Нельзя верующему убивать верующего иначе, как по ошибке». Грех убийства в дан­ном случае искупается тем, что семье убитого посылаются деньги «за кровь». По кодексу пуштунвали огромное значение придается гостеприим­ству, храбрости, галантности, а также желанию защитить свою честь или честь женщины.

Пуштунвали и законы шариата в некоторых вопросах сильно расходят­ся. К примеру, чтобы доказать факт супружеской измены, по шариату доста­точно показаний четырех свидетелей. А в соответствии с пуштунвали, для доказательства достаточно обычных слухов, поскольку в данном случае речь идет о чести всей семьи. Женщины в пуштунских племенах не имеют права наследовать собственность, хотя по законам Корана они могут пре­тендовать на половину собственности мужа.

Так уж исторически сложилось, что в стране вечно существовали раз­ногласия: межу пуштунвали и исламом, между исламом и улемами, основ­ными проводниками учения, что означало шаг вперед от племенного строя к возвышению над архаичными племенными, этническими и националь­ными традициями. Эти противоречия нашли свое выражение в борьбе за власть и влияние между улемами и вождями племен, которых поддержива­ли муллы. Время от времени улемы призывали население в тех местностях, где традиционно обитали племена, к джихаду, и те повиновались, невзирая на власть местных вождей.

Важным элементом в истории пуштунских племен является тот факт, что приверженцы пуштунвали придают куда большее значение содержа­щейся в нем системе ценностей, чем своей принадлежности к народу пуш­тунов или к нации в целом. При желании можно найти в этом параллель с идеологией талибов, с их верой в то, что есть ценности, которые в их гла­зах значительно дороже земных благ.

Отсюда сам собой напрашивается вывод, что, поскольку движение «Та­либан» зародилось в самом сердце земель, испокон веков принадлежащих племенам пуштунов, в их философии очень много общего с пуштунвали. В действительности можно сказать, что истоки ее лежат в традиции, когда улемы призывали народ отступить от законов пуштунвали, отдав предпо­чтение законам шариата, чтобы принять участие в джихаде против общего врага. Интересно, что «Талибан» как движение возник на территории пуш­тунских племен, а не на севере, где религиозные традиции совсем другие, возможно более подверженные влиянию исламской идеологии, и где насе­ление не столь склонно ради защиты национальных ценностей немедлен­но откликнуться на призыв к джихаду, как в южных провинциях. Необходи­мо также отметить, что мулла Омар в свое время был членом партии «Хизб-е-Ислами» (во главе с Халисом). Из всех партий моджахедов именно ее идеология сильнее всего отражала ценности, почитаемые улемами и племенными вождями. Проводя исторические параллели, мы видим, как свержение в 1929 году таджикского правителя Баче-и-Сакао и переход пре­стола к лидеру из пуштунских племен напоминает устранение талибами президента Раббани, таджика по национальности, и Гульбеддина Хекматья-ра, хотя оба они были последователями ислама.

Чтобы подвести итог, можно сказать, что в идеологии талибов ясно видно влияние самых разных исламских движений: в Средней Азии, Иране, Индии и самом Афганистане. Однако преобладающим оказывается влияние афганских улемов, стремившихся, по-видимому, восстановить статус-кво, существовавшее до того, как движения 1950-х и 60-х годов, имевшие целью культурное и интеллектуальное возрождение страны, привели к целой це­пи событий, от которых Афганистан не в силах оправиться и до сих пор.

(Женщины... являются не только инструментом биологической репродукции нации, но также ре­продукции культурной, ведь на их долю часто при­ходится роль хранительниц «культуры», ответст­венных за то, чтобы передать ее детям и создать «дом» в особом культурном стиле». (Youval-Davis Nira, 1997; Пб).

В Афганистане борьба женщин за равные права с мужчинами была нелегкой. В действительности для большинства населения, живущего в провинции, вопрос о праве женщин на труд и образование ни­когда не стоял на первом месте и не представлял особой важности. Испокон веков женщины работа­ли на земле и получали лишь самое необходимое образование, нужное хозяйке дома, жене и матери. В городах вплоть до самого конца XX века существо­вала традиция давать девочкам некоторое образова­ние, но женщина, выйдя замуж, уже не работала, ес­ли только в этом не было необходимости. Только начиная с 50-х годов в Кабуле в числе работающих стали попадаться женщины, но занимали они лишь должности, не требующие особых профессиональ­ных навыков, работая секретарями, регистраторами

в отелях, сиделками, стюардессами. Очень немногие, добившись возможно­сти получить образование, становилась врачами, юристами, инженерами или журналистами. При этом улемы и идеологи всячески противились да­же таким незначительным изменениям статуса женщины в обществе. Кор­ни их консерватизма всегда питал страх, что женщина, получившая образо­вание, занимающаяся интересной и значимой работой, будет сильнее подвержена западным и вообще мирским идеям и в результате попытается привить их своим детям.

Что же касается идеологов движения «Талибан», то в этом отношении они исповедуют крайне консервативные взгляды. В их политике можно вы­делить четыре ключевых принципа: запрет права женщин на труд, за ис­ключением области здравоохранения; до составления соответствующих учебных программ временный запрет права женщин на получение образо­вания; введение строжайших предписаний по части одежды как для муж­чин, так и для женщин, требующих от женщин носить бурку, а мужчин - от­пускать бороду, брить голову, надевать чалму и шальвар-камиз; введение строгого надзора за женщинами во время их пребывания вне дома так, что­бы исключить всякую возможность их общения с незнакомыми мужчина­ми, при этом лучше всего, если их будет сопровождать кто-то из родствен­ников-мужчин. Талибы заявили, что будут готовы рассмотреть вопрос о праве женщин на работу только после того, как будет решена проблема раз­дельного труда и раздельного передвижения для мужчин и женщин.

В некоторых случаях талибы не препятствовали международным бла­готворительным организациям нанимать женщин на работу, но лишь в ис­ключительных случаях: когда, к примеру, в уходе нуждались сами женщины, или у них была возможность работать отдельно от мужчин и под руковод­ством исключительно женщин. Самым строгим образом соблюдается за­прет на право женщин трудиться в области образования. Не только школам для девочек, но и школам для мальчиком приходится закрываться, посколь­ку женщинам больше не позволялось в них преподавать, а мужчин препо­давателей не хватало.

Количество детей, торгующих на улицах ужасало. Женщины, имевшие ранее работу, и те, кто зарабатывал себе на жизнь торговлей, потеряли ис­точники дохода. И несмотря на то, что все традиционно живут большими семьями, это сильно подкосило многие из них экономически, особенно те семьи, где заработок женщин играл главную роль, и те, в которых заработ­ки других родственников минимальны. Уровень жизни таких семей сильно упал. У многих из них просто не осталось другого выхода, кроме как отпра­вить детей торговать подержанными вещами либо просить милостыню на 106

Талибан. Война и религия в Афганистане

улицах. После захвата талибами Кабула многие из 50 тысяч беженцев, раз­местившихся в Пакистане, оказались в таком положении потому, что семьи в одночасье лишились тех денег, что зарабатывали женщины.

И несмотря на то, что талибы некоторое время пользовались сильной поддержкой в среде беженцев, осевших в Пакистане, многие из этих несча­стных отказывались даже думать о том, чтобы вернуться в Афганистан до тех пор, пока их дочерям не будет гарантирована возможность получить образование и женщинам не будет дано право на работу. В лагерях для бе­женцев женский труд для многих семей стал жизненно необходимым, и перспектива бороться за выживание в Афганистане, не имея даже этих скудных средств, в тяжелейших экономических условиях стала для боль­шинства из них непреодолимым препятствием на пути к родине.

Запрет на право женщин получать образование был поставлен в зави­симость от создания соответствующих учебных планов и программ. Целью этого было обеспечить, чтобы следующему поколению изначально приви­валась соответствующая идеология. А создание соответствующих учебных планов и программ, по словам лидеров талибов, напрямую зависит от того, когда им удастся взять в руки власть над страной и после этого созвать со­вет улемов, чтобы те могли определить их содержание. Существующие об­разовательные программы появились во времена правления моджахедов, и хотя в основе их лежали принципы ислама, тем не менее они не могли счи­таться приемлемыми.

В ответ на нападки своих противников талибы возразили, что согласны с тем, что образование равно обязательно и для мужчин, и для женщин, но при этом настаивают, что для введения обязательного обучения требуются определенные условия. Уже прозвучали заявления некоторых достаточно из­вестных лидеров талибов с заверениями, что школы для девочек в Кабуле бу­дут открыты к весне 1997 года и примером для них станут небольшие жен­ские учебные заведения, уже появившиеся к этому времени в Кандагаре, Пакше и Газне. Весна 1997 года прошла, открылось несколько новых школ для мальчиков, а о школах для девочек по-прежнему ничего не было слышно.

Талибы отнюдь не единственные в странах исламского мира, кто наста­ивает на введении определенной формы одежды как для мужчин, так и для женщин. Однако они так и не смогли прийти к соглашению, насколько строго следует соблюдать ограничения в одежде. Так, периодически случа­ющиеся эксцессы, когда кое-кто из радикально настроенных талибов, в особенности это относится к религиозной полиции, избивал на улице пал­кой женщин, чья одежда отличалась от установленного образца, произво­дило на женское население страны огромное впечатление - после таких случаев женщины просто боялись выходить из дома. Атмосфера страха сгу­щалась, и многие женщины не появлялись на улице, если в этом не было ос­трой необходимости. Даже тем из них, кому было позволено работать в сфере здравоохранения, приходилось либо бросать работу, либо оставать­ся в больнице на всю рабочую неделю, дабы избежать опасности попасть на глаза кому-либо из талибов. Резко уменьшилось количество женщин и де­тей, обращающихся за медицинской помощью, что обусловлено запретом для женщин посещать все больницы Кабула, кроме одной, специально вы­деленной для них.

Существовали еще различия, свойственные конкретным городам. Так, в частности, положение в Кабуле и Герате сильно отличалось от того, что происходило в других областях, также находящихся под властью талибов, поскольку войска в Кабуле и Герате относились к населению с большей же­стокостью, чем в провинциях. В Герате, случалось, женщин избивали прямо на улице, когда они делали покупки, и это прекратилось только тогда, ког­да начальника местной религиозной полиции в апреле 1997 года перевели на другую должность. Зафиксирован случай, когда в январе 1997 года в Ге­рате за отказ надеть бурку была сильно избита европейская женщина, рабо­тавшая в отделении одной из гуманитарных организаций. Впрочем, за этот инцидент руководство талибов принесло свои извинения.

По правде сказать, до сих пор неясно, до какой степени подобное от­ношение к женщинам санкционировано властями талибов. В Кандагаре бы­ло сделано несколько заявлений, достаточно резко и недвусмысленно осуждающих подобные случаи. Тогда как они продолжали происходить снова и снова, причем для того, чтобы такое случилось, обычно не обяза­тельно было наличие какого-либо серьезного повода. Скорее всего, мест­ная полиция перегибала палку в борьбе за соблюдение законов ислама.

Одной из проблем являлось то, что в большинстве своем невежествен­ные рядовые воины талибов слишком уж упрощенно понимали политику своих лидеров. Для многих из них куда проще понять, что женщинам вооб­ще не разрешается работать, чем вникать в какие-то нюансы вроде того, можно ли женщинам работать в определенных сферах, к примеру, в иност­ранных представительствах. В глазах огромного большинства простых та­либов Кабул, несмотря на всю свою консервативность, оставался рассадни­ком порока и продажности. А западные представительства и в особенности женщины, работающие в них, вообще находились вне закона.

Идеологи движения «Талибан» особенно строго требовали, чтобы лица женщин были постоянно закрыты. Моджахеды никогда не настаивали на том, чтобы женщины носили бурку, хотя они были повсеместно распространены. Во многих странах исламского мира от женщин чаще всего тре­буется прикрывать только нижнюю часть лица, оставляя открытыми глаза. Даже в пределах Афганистана бурка осталась чисто городским явлением. Деревенские женщины обычно ограничиваются головными покрывалами, пока им не потребуется съездить в город. Тогда волей-неволей приходится надевать бурку, если она у них имеется. Необходимость обзавестись специ­альным одеянием легла еще одним тяжким бременем на плечи городского населения, причем случилось это как раз в то время, когда экономика пре­бывала в полном развале. Очень многие семьи поэтому просто не могли позволить себе такую роскошь, как бурка, и женщины были вынуждены приобретать ее в складчину и передавать друг другу, когда возникала необ­ходимость выйти из дома.

Передвижения мужчин вне дома тоже были ограничены из-за множе­ства строжайших требований и запретов по части одежды. Многим при­шлось купить новую одежду, куски полотна для тюрбанов, и это опять-таки в период экономического спада. Не всем хватило терпения и возможности отрастить длинную бороду. Но все же большинство мужчин пугала опас­ность быть схваченным талибами прямо на улице и попасть в тюрьму по подозрению в пособничестве оппозиции.

Политика любого исламского движения, в том числе и «Талибана», в от­ношении полов должна рассматриваться в контексте ее развития, начиная с XX столетия в тех разнообразных формах, которые она принимала в рам­ках ислама радикального толка.

В обществе, имеющем традиционные формы, женщинам часто доста­ется роль жены и матери, но к ней добавляется еще достаточно важная эко­номическая роль во многих сферах сельского хозяйства, в основном это посадка и прополка, уход за домашними животными и разные ремесла. На долю мужчин достается остальная часть сельскохозяйственного процесса, все основные покупки делают мужчины, а кроме этого они участвуют в вос­питании детей. Однако женщина всегда имела большое значение в религи­озном воспитании детей, наставлении их в духе ислама.

Женщины, как правило, играли еще роль сердцевины, основы любого общества. Так, у пуштунов по законам пуштунвали честь женщины прирав­нивалась к чести всего общества. Защищая ее, они защищали и общество в целом. К примеру, в племенном обществе пуштунов, если честь женщины была задета членом другого племени, то племя, к которому она принадле­жит, имело право требовать отмщения.

В рамках пуштунского общества стремление защитить женщин в боль­шей или меньшей степени выливалось в ограничение их передвижений,

чтобы те имели как можно меньше возможностей контактировать с муж­чинами за пределами своей семьи и деревни, а уж если такое случается, то все должно проходить в соответствии с четко определенными законами. Это отделение женщин от окружающего мира называется пурда.

В центральных областях и на севере Афганистана женщины традици­онно всегда обладали большей свободой. Тут чувствуется влияние стран Центральной Азии, где большая часть населения постоянно мигрирует. Тюркские женщины ограничены в свободе передвижения. Женщины у та­ких народностей Афганистана, как хазареи, узбеки и таджики - также, но все-таки не настолько, как это принято у пуштунов. В кочевых племенах все по-другому. Женщины у них обладают гораздо большей свободой и не под­чиняются таким строгим запретам по части общения с незнакомыми муж­чинами, какие существуют в пуштунвали.

Традиционно в Афганистане и женщины и мужчины придерживаются оп­ределенных правил в одежде, считающихся нормой, главным критерием является максимальная скромность. Женщины практически поголовно носят шальвар-камиз и, кроме этого, надевают бурку или укутываются с головой в чадру - свободную, просторную одежду, закрывающую все тело. В провинци­ях и, особенно в деревнях, бурку носят редко, поскольку она сковывает движе­ния и мешает женщине работать в поле и ухаживать за скотом. Вообще-то это одеяние появилось вначале в городах и предполагалось, что женщины будут носить его, отправляясь в общественные места, чтобы как можно меньше от­личаться одна от другой и не привлекать к себе взглядов посторонних муж­чин. А потом многие деревни мало-помалу превратились в города, в них по­явились шумные базары, куда являлись женщины из соседних деревень, и вот тогда-то они и стали надевать бурки, чтобы выглядеть как городские житель­ницы. Потом это одеяние стали носить и в деревнях, в то время как горожан­ки стали понемногу отдавать предпочтение туалетам в европейском стиле. Женщин в бурке чаще можно встретить на юге страны, к ним там больше при­выкли, хотя в нынешнее время это одеяние распространилось и на севере.

Мужчины традиционно носили шальвар-камиз и некое подобие чалмы или тюрбана, которым принято было прикрывать голову, внешний вид го­ловного убора зависел от региона. В некоторых провинциях почти все мужчины носили бороду. В отдельных районах Афганистана у мужчин во­шло в привычку отращивать длинные волосы, в других нормой считается короткая стрижка. Только очень немногие надевают платье западного об­разца и то ненадолго.

Реформы Амануллы-хана больно ударили по консервативной психоло­гии населения, поскольку включали в себя множество перемен, целью которых было улучшить положение женщин и девочек и коренным образом из­менить вековые традиции в этом отношении. Аманулла-хан запретил браки, заключаемые чуть ли не с колыбели, постановил, что всеми вопросами се­мьи отныне будут ведать не религиозные институты, а государство, запретил многоженство среди государственных служащих, позволил женщинам снять чадру и разрешил приезжающим в столицу мужчинам носить европейскую одежду, в том числе и головные уборы западного фасона. В 1928 году сто женщин с супругой Амануллы-хана во главе появились публично с откры­тым лицом. После изгнания Амануллы всем его реформам пришел конец. Власть попала в руки Хабибуллы II, и уже при поддержке его преемника уле-мы вынесли решение, в основе которого лежали законы шариата, в связи с чем женщины лишались права голосования - впрочем, этим правом они почти никогда не пользовались.

Только когда в 1953 году Дауд-хан занял пост премьер-министра, были предприняты некоторые шаги, чтобы улучшить положение женщин. В 1957 го­ду на Кабульском радио была сделана первая запись песни в исполнении женщины и появилась женщина-диктор. На следующий год правительство приняло решение о том, что представлять Афганистан в Организации Объ­единенных Наций также будет женщина. В это же время женщин охотно брали на работу на национальные авиалинии в качестве стюардесс, не тре­буя при этом, чтобы они прикрывали лицо. В 1959 году Дауд повторил од­ну из ранних законодательных инициатив Амануллы-хана, приказав, чтобы жены и дочери чиновников правительства самого высшего ранга во время празднования Дня независимости появились на торжественном параде с открытыми лицами. Когда улемы выразили протест, он предложил им най­ти в уложениях шариата прямое указание на то, что женщина обязана по­являться только с закрытым лицом. Сделать этого они не смогли, но среди улемов поднялся ропот недовольства - они боялись, что присутствие совет­ников из Советского Союза подорвет веру в ислам. Однако Дауд, за спиной которого стояла армия, сумел-таки настоять на своем.

При этом ему способствовало начавшееся в 19бО-х годах движение представителей интеллигенции, бросивших вызов устаревшим взглядам и поднявших свой голос за то, чтобы женщинам были предоставлены боль­шие права и свободы, чем было до этого. Все большее количество девочек получало среднее и даже высшее образование, а это, в свою очередь, вызы­вало возмущение улемов, твердивших, что поворот к нетрадиционному об­разованию неминуемо подорвет моральные устои молодежи, разрушив традиционные ценности. Свои доводы они во многом черпали из работ па­кистанского идеолога-исламиста Абдул Ала Маудуди, настаивавшего на том,

чтобы женщина, выходя из дома, полностью закрывала лицо, и в качестве непреложного закона предлагавшего непременное разделение мужчин и женщин. Присутствие в Афганистане множества явившихся с Запада хиппи еще усилило страхи улемов перед тем, что они считали окончательным раз­ложением общества, когда моральные устои уже ничего не значат.

Правительство, после переворота 1978 года вставшее во главе Народ­ной Демократической Республики Афганистан, и дальше продолжало про­водить политику реформ, увеличивая сеть женских образовательных уч­реждений по всей стране с целью покончить со всеобщей неграмотностью среди женщин. Однако эта инициатива натолкнулась на яростные протесты лидеров оппозиции, особенно в провинциях и деревнях, и это стало решающим фактором в сопротивлении правящему режиму, на по­мощь которому пришли советские войска. В среде оппозиционеров суще­ствовало глубочайшее убеждение, что образование женщин будет строить­ся на основе моральных принципов и ценностей, принятых в западном мире, а не путем религиозных наставлений со стороны пожилых деревен­ских женщин. Отстранение деревенских мулл от участия в образователь­ном процессе также вызвало большую тревогу в среде идеологических и религиозных лидеров. В оппозицию вошли все семь партий моджахедов, в первую очередь исламистского толка. Выставив необходимость защиты женщин своей основной целью, они, чтобы усилить свою идеологическую позицию, использовали в качестве главного аргумента труды исламистских радикалов, в первую очередь Маудуди.

Для большей части шестимиллионной армии беженцев, после перево­рота и последующего ввода в Афганистан советских войск нашедших при­ют в Иране и Пакистане, страх, что психология их жен и дочерей подверг­нется влиянию мирской идеологии стал одним из факторов в стремлении оставить Афганистан. Немалую роль тут сыграл и призыв к джихаду. (Мно­го лет спустя горожане также стали покидать Афганистан - это началось после падения в апреле 1992 года правительства Наджибуллы и прихода к власти правительства, возглавляемого моджахедами, - в этот раз ими дви­гал страх, что жен и дочерей принудят подчиняться строгим требованиям и догмам ислама.)

Сопротивление советской оккупации вылилось в форму неприятия как западного образа жизни, так и социалистической идеологии. Социалисти­ческий строй казался прямой угрозой исламу, поскольку при социализме религия отделена от государства. Примерно так же в глазах исламистов вы­глядело и общество западного типа - частично из-за четко разграничен­ных функций государства и церкви, когда вера становилась исключительно личным делом, но в большей степени потому, что Запад в глазах верующих мусульман представлялся насквозь прогнившим, продажным обществом. По той или иной причине существовали опасения, что женщины, получив образование, в лучшем случае отвернутся от традиционных для мусульман ценностей, а в худшем - возьмут для себя за образец аморальное поведение европейских женщин.

Подобные взгляды послужили причиной того, что среди населения стало резко меняться отношение к западным благотворительным общест­вам. (Здесь можно привести любопытную параллель из ранней истории ис­лама, когда мусульманские завоеватели, захватив новые территории, вы­нуждены были оставить христиан по-прежнему занимать ключевые посты в администрации, что послужило причиной нескончаемых страхов, будто те станут всячески препятствовать достижению целей, которые преследова­ли мусульмане.) Страшась, что работники благотворительных обществ станут общаться с афганскими женщинами, либо оказывая им гуманитар­ную помощь, либо нанимая на работу, исламисты постоянно высказывали подозрения, что эти женщины также проникнутся духом морального раз­ложения. Работающие в гуманитарных организациях западные женщины должны были соблюдать определенную осторожность, одеваться в шаль-вар-камиз и носить платок на голове. Чтобы свести до минимума эту про­блему, руководство благотворительных организаций стало избегать кон­тактов между служащими-женщинами, приехавшими в страну с Запада, и местными женщинами, работающими у них либо обращавшимися за гума­нитарной помощью.

Партии моджахедов в какой-то степени даже использовали сам факт присутствия в их стране иностранных благотворительных организаций, чтобы укрепить свои позиции. Представляя их в качестве потенциального источника угрозы для ислама и самого афганского общества из-за разлага­ющего влияния, которое они могут оказывать на местных женщин, они придавали благотворительным организациям в глазах общества чисто сим­волическое значение. Известен случай, когда в одном из лагерей для бежен­цев мулла после проповеди рассказал людям о слухе, согласно которому в отделении одного из благотворительных обществ европейцам удалось об­ратить в христианство одну из жительниц этого лагеря. Это спровоцирова­ло толпу разгневанных мусульман на погром в здании этой организации.

В первые годы после вывода советских войск с территории Афганиста­на представители благотворительных обществ быстро убедились, что к ним обращен непрерывный поток угроз со стороны многих лидеров моджахе­дов, что они стали целью бесконечных нападок со стороны партий исла-

мистского толка и что нанятые ими на работу местные женщины подверга­ются смертельной опасности. Многие женщины, не выдержав потока угроз и оскорблений, уволились, остальные продолжали работать, чтобы содер­жать семью.

Неутихающие споры, разгоревшиеся в Афганистане, эхом откликну­лись и в Иране. Там с приходом к власти аятоллы Хомейни начались деба­ты, следует ли обязать мусульманских женщин носить бурку или же ограни­читься свободной одеждой, прикрывающей все тело, и покрывалом на голову. В конце концов, от идеи бурки решено было отказаться. Первооче­редная роль, которая отводилась женскому образованию, подверглась рез­ким нападкам оппозиции, хотя со временем шум вокруг этой проблемы на­чал постепенно стихать. Споры по поводу того, должны ли женщины работать, вскоре закончился третейским решением: женщины получали право работать, но при обязательном согласии мужа.

Интересно отметить позицию идеолога «Братьев-мусульман» Мухамме­да Газали, поскольку она имела большое влияние на исламистское движе­ние в Афганистане еще до появления на его территории советских войск. В своей книге «Наш путь к мудрости», вышедшей в 1948 году, он предлагал ввести запрет на любые формы одежды, могущие «источать соблазн», а так­же на любое появление женщин в публичном месте без сопровождения. Он не выступал против женского образования, поскольку это требовалось для воспитания женщинами подрастающего поколения.

В разных странах мусульманского мира по-разному толковали предпи­сания Корана по поводу того, как следует женщинам одеваться и какую роль играть в обществе. В этом отношении существуют серьезные разли­чия: к примеру, в Саудовской Аравии женщины обязаны прикрывать лицо, им не разрешено водить машину, а в некоторых других государствах Цент­ральной Азии они играют довольно значительную роль в жизни общества, сопоставимую с ролью женщины в странах Запада. Даже в одной отдельно взятой стране женщины городские и деревенские пользуются разными правами. Не одинаково относятся к женщинам последователи исламист­ских партий радикального толка и те, кто придерживается более либераль­ных взглядов. В странах исламского мира традиционно существовал обы­чай, в соответствии с которым женщины в большей или меньшей степени прикрывают голову чем-то вроде монашеского покрывала и носят длинную одежду в знак верности традициям ислама. В Алжире радикалы-исламисты жестоко преследовали женщин, осмелившихся нарушать этот обычай.

Сами женщины Афганистана не оставались равнодушными к вопросу о той роли в обществе и в исламе, которую они должны были играть. Взгляды, случалось, расходились кардинальным образом в зависимости от того, чья идеология была им ближе: приверженцев радикального ислама или тех, кто занимал более умеренную позицию. К примеру, Революционная ассо­циация афганских женщин в этих спорах занимает промежуточную пози­цию, отстаивая необходимость для женщины принимать активное участие в политической жизни страны, иметь равное с мужчинами право на полу­чение общего и специального образования и возможность получить рабо­ту, но при этом не изменяя исламу и его традициям. Члены этой организа­ции считают, что в манере одеваться женщины должны придерживаться традиционных норм, однако не настаивают на том, чтобы те носили бурку.

Дебаты по поводу того, как женщины должны себя вести и каким обра­зом участвовать в жизни общества длятся уже довольно давно и, возможно, это самый значительный камень преткновения с начала XX века. Когда в октябре 1994 года Кандагар перешел в руки талибов, они установили там порядок в соотвегствии с обычаями и традициями, существовавшими до начала обсуждения этого вопроса.

Поскольку большую часть талибов составляют пуштуны и бывшие де­ревенские жители, они неизбежно находятся под влиянием кодекса, изло­женного в пуштунвали и требующего, чтобы женщины жили на особой половине дома и не имели контактов с внешним миром. Правительство та­либов в Герате достаточно ясно выразило свою позицию в интервью, данном 8 октября корреспонденту международного отдела радиостанции «Голос Исламской Республики Иран»:

«Мы можем позволить себе держать наших женщин дома, и это являет­ся предметом неиссякаемой гордости для всего Афганистана... Законы шариата для каждого определили манеру поведения. Я хочу сказать, что законы шариата позволяют женщине пригласить врача-мужчину, если она больна. В сущности, ни в одной стране мира у женщин нет таких прав, которые им дали мы. Мы дали им те самые права, которые завеща­ли нам Аллах и его святой пророк - оставаться в своем доме и ползать наставления в вере в уединении».

На идеологию движения «Талибан», кроме всего прочего, большое вли­яние оказала позиция, занятая партией «Харакат уль-Муджахедин», а также другими, получившими одобрение улемов и мулл, которые принимали уча­стие в борьбе против правительства Амануллы-хана в начале XX века. Во многих отношениях они искали возможности вернуться к той ситуации, что существовала до I960 года. Лишая женщин права на работу, талибы пре-

бывают в уверенности, что освобождают общество от разлагающего влия­ния - прямого последствия реформ Дауда, государственного переворота и четырнадцати лет советской оккупации, а также того времени, когда прави­ли исламистские партии и в стране функционировало большое количество иностранных миссий.

Перемены, происшедшие в Афганистане в XX веке, тоже, как видно, на­кладывают свой отпечаток на отношение талибов к праву женщин на обра­зование. Образование часто используется в качестве инструмента, с помо­щью которого в широкие круги населения внедряется нужная идеология. Взять хотя бы попытки Амануллы-хана через образование привить совре­менные взгляды народу Афганистана. Его примеру последовали Дауд и ис­ламистские партии моджахедов. Саудовская Аравия (путем увеличения ас­сигнований на образование), исламистские партии Пакистана и еще множество других, более мелких движений в этом регионе тоже воспользо­вались случаем, чтобы через образовательные учреждения и серии при­ютов проводить свою политику.

Бытует мнение, что на девочек будет оказывать разлагающее влияние любая форма обучения, кроме чисто конфессиональной, то есть той, ко­торую признают талибы, поэтому-то и оказывается такое исключительное внимание вопросу о женском образовании - ведь женщины играют важнейшую роль в воспитании подрастающего поколения будущих мусуль­ман.

Некоторые силы в странах исламского мира, находящиеся в оппози­ции к талибам, воспользовались той негативной реакцией, какую вызвала в мире политика талибов по отношению к женщинам, чтобы усилить обру­шившийся на них поток резкой критики всего мирового сообщества. 2 ок­тября представитель пакистанской партии «Джамиат-и-Ислами», сыграв­шей главную роль в поддержке исламистских партий моджахедов, сделал заявление о том, что законы талибов, лишающие женщин права на образо­вание и работу, предписывающие им носить чадру, а мужчинам - бороду, могут создать в мире превратное мнение об исламе. Он заявил, что в му­сульманских законах нет и не может быть оснований и оправданий мерам, предпринимаемым талибами в этом направлении, и добавил, что ислам не препятствует образованию женщин, не налагает никаких запретов на их за­конное право работать до тех пор, пока они соблюдают принятые у верую­щих традиции в одежде и манере поведения. Позиция, занятая лидерами партии «Джамиат-и-Ислами», представляет определенный интерес, учиты­вая ту роль, которую в ее основании сыграл Маудуди. Другие, более мало­численные движения в Пакистане присоединились к этому мнению, добавив, что мальчики и девочки должны обучаться в разных школах, но иметь равные права на образование.

Политика, проводимая талибами, создала для западных агентств и все­го международного сообщества определенные трудности, на что последо­вала немедленная реакция со стороны Комитета по правам человека при ООН. Поскольку западное общество по своей сути является обществом са­мостоятельных личностей, каждый индивидуум в нем, будь то мужчина или женщина, сам делает свой выбор в жизни. Для многих этот выбор сводится к выбору профессии или работы. Для других - иметь или же не иметь де­тей, и если иметь, то сколько. Разумеется, общество на Западе тоже влияет на этот выбор, к примеру, от женщин ожидают, что они будут иметь детей, но те часто тянут с рождением первого ребенка лет до тридцати или даже больше, тем самым ограничивая число детей, которые могли бы у них ро­диться. На решение иметь детей или не иметь не влияют ни культура, ни ре­лигия, за исключением, может быть, римско-католической церкви, а сде­ланный выбор не определяет статус женщины в обществе. Подобный подход к вопросу существовал и в Афганистане, но лишь среди ничтожной части населения и к тому же весьма непродолжительное время, так как мно­гие из этих людей навсегда покинули страну и уехали на Запад. И тем не ме­нее иностранные обозреватели до сих пор иногда путают эту горстку лю­дей со всем населением страны.

Важно отметить, что афганское общество так же неоднородно, как и за­падное. Среди женского населения страны существуют резкие различия, обусловленные этническими и религиозными факторами, возможностью доступа к доходам семьи, месту проживания - в городе или в деревне. Точ­но так же и в западном обществе существуют различия в зависимости от на­циональности, принадлежности к тому или иному классу, возраста, дохода и окружения. Личность отдельного человека и в том и в другом обществе играет ключевую роль. Любой диалог, стало быть, должен базироваться на уважении тех ценностей, которые являются главными для его участников. Нельзя требовать от человека западного общества отречься от привычных ему ценностей, но так же точно неуместно отрицать существование подоб­ных ценностей у афганцев. Диалог заходит в тупик в том случае, если одна из сторон занимает непримиримую позицию. Другой приходится ломать себе голову, чем вызвана подобная непримиримость, не стоит ли за ней ка­кой-нибудь исторический прецедент или событие.

В этом контексте уместно напомнить о «концепции несхожести» там, где группы людей пытаются теми или же иными путями отделить себя от остальных. Современная история Афганистана видела тому яркие примеры, но те же самые процессы имели место и в Европе, и в Америке. Совре­менные западные общества также характеризуются отношениями среди определенных групп людей, базирующимися на возможности доступа к власти, различных интересах и отличительных особенностях. Когда над этими группами нависает какая-либо угроза, отношения внутри них услож­няются, они стараются более точно определить те аспекты своей индиви­дуальности, которые отличают их от других. Там, где замешаны религиоз­ные или националистические проблемы, женщины часто приобретают дополнительную роль в качестве воспроизводительниц в будущих поколе­ниях этих индивидуальных особенностей. Мусульманское общество в пе­риод угрозы приобретает свои характерные черты, как мы это видим на примере Алжира и в среде мусульманских общин, которых немало в Евро­пе. Современные средства массовой информации в их нынешнем виде, не беря во внимание тот факт, что их зрителями, слушателями и читателями являются не только образованные и преуспевающие жители развитых стран, но и тот слой общества, который преобладает в Афганистане и дру­гих странах третьего мира, тем самым создает пугающий образ западной культуры, обманом втирающейся в их дома и подрывающей основы их соб­ственной культуры.

Афганистан - одно из немногих еще сохранившихся в мире мест, куда до сих пор так и не смогли глубоко проникнуть западные средства массо­вой информации. И косность политики талибов по отношению к женщи­нам может служить примером отчаянной попытки сохранить мир в при­вычном для них виде, защитить афганских женщин от того влияния, которое способно ослабить их общество изнутри.

9