СИНЕРГЕТИЧЕСКИЙ ПОДХОД К АНАЛИЗУ ПОЭТИЧЕСКОГО ТЕКСТА

Синергетика открывает возможность нового видения мира, поскольку изучает любые материаль­ные и идеальные системы, в которых значительную роль играют случайности и состояния неустойчи­вости. Еще в ХIХ веке Ф. Энгельс справедливо отмечал: «…где на поверхности происходит игра случая, там сама эта случайность всегда оказывается подчиненной внутренним, скрытым законам» [1, c. 306].

Синергетические идеи опираются на один из основных законов диалектики – перехода количества в качество. Подавляющее большинство систем (физические, химические, биологические и др.) являются открытыми, они постоянно взаимодействуют с окружающей средой, обмениваясь с ней энергией, веще­ством или информацией. При этом некоторые воздействия внешней среды могут стать настолько силь­ными, что система их не способна выдержать. В таком случае она либо разрушается, либо скачкообразно меняет свою структуру. Новое развитие системы – это возникновение и нового системного порядка.

Синергетические идеи вполне применимы к исследованию глубинных закономерностей развития и функционирования языка, поскольку любой человеческий язык не является раз и навсегда заданной системно-синхронной моделью. В частности, взаимопроникновение языков, возникающее на почве мно­гоязычия, является одним из факторов, нарушающих равновесие языковых систем. С ростом энтропии происходит исчезновение одних языков и значительное изменение других. Особенно высокий темп структурной перестройки наблюдался в индоевропейских языках по сравнению с устойчивостью и сла­бым динамизмом тюркских, семитских, китайского языков, на что в свое время обратил внимание Н.С. Трубецкой [2, с. 76 – 77]. Многочисленные примеры синергетического изменения языков приводит в своей книге Р.Г. Пиотровский [3, с. 38 – 41]. Он предполагает, что первоначальный индоевропейский континуум подвергся некогда сильному внешнему воздействию, в результате некоторые наречия исчез­ли, другие пошли по пути быстрой перестройки, обретая при этом новую равновесность. Именно этим можно объяснить причудливое сочетание в индоевропейских языках синтетизма и аналитизма, многооб­разие парадигм склонения и спряжения, вариативность основ. Особенно высокий темп структурной пере­стройки испытали французский и английский языки, выросшие на почве кельто-романо-германской интер­ференции, а также албанский, болгарский и румынский. Перестройка системы каждого из этих языков проявилась в коренном изменении морфологической организации слова, т. е. в стирании окончаний и ак­тивизации аналитической морфологии.

При исследовании языка поэзии синергетический подход возможен в первую очередь потому, что поэтический язык представляет собой нелинейную открытую динамическую систему и как таковой под­чиняется общим универсальным синергетическим законам.

Необходимость исследования поэтических текстов с синергетической точки зрения определяется многими факторами. Современный мир ХХ–ХХI века – это мир огромного потока информации. Предель­ная насыщенность информацией, высокая скорость ее получения и осмысления, активное распростране­ние интернет-общения со своими коммуникативными законами, экстериоризованность времени – все это характерные черты жизни современного человека. Они влияют и на эволюцию языка, который стремится к передаче все большего и большего количества информации в единицу времени.

Поэзия, как и жизнь, стала другой. Современную поэзию отличает филологизм текстов, т. е. сам язык становится и средством высказывания, и объектом внимания поэтов, что проявляется в языковой игре со словом, его формой, грамматическими категориями, логикой формирования значения. Для поэ­зии ХХ века характерна новая, более сложная организация пространства и времени, она стала уподоб­ляться внутренней речи, в которой слово представляет собой концентрированный сгусток смысла. Со­временная поэзия ориентирована на активные языковые поиски и языковые преобразования, для нее характерно внимание к языку, к пределам его возможностей. «В современной поэзии наблюдается отчет­ливая тенденция к выведению слова, формы, морфемы из стандартной сочетаемости, идет активный про­цесс освобождения языковых единиц от любой синтагматической зависимости – параллельно с постоян­ной фразеологизацией языковых единиц и превращением словесных блоков в слова. Нарушения нормы в ряде текстов показывают альтернативный путь развития фонетики, семантики, грамматики» [4, с. 398].

В определенных поэтических текстах процесс формирования языкового значения получает экзистен­циальный смысл, контекст расширяет и часто изменяет границы лексических и грамматических значений слова. Частотность этого явления в современной поэзии позволила Л.М. Гаспарову [5, c. 191] утверждать, что появился новый троп – антиэмфаза – расширение и размывание значения слов. Таким образом, в определенных современных поэтических текстах процесс формирования языкового значения получает экзистенциальный смысл, контекст расширяет и часто изменяет границы лексических и грамматических значений слова. В таких контекстах проявляются трансцендентные содержания, знаковая репрезентация которых ограничена возможностями языковой системы. Усложняющийся язык поэзии требует соответст­вующих методов ее исследования.

Возникновение глубинных смыслов художественного произведения представляет собой синерге­тический процесс самоорганизации смыслов. Бессознательные содержания З. Фрейд определял как Оно (Id), К. Юнг – как архетипы коллективного бессознательного, Л. Витгенштейн называл Высшее (Hoheres), Невысказываемое (Unassprechliches) или Мистическое (das Mystische), в русской науке область бессозна­тельного называли Несказанным. Но знаковая репрезентация трансцендентных смыслов ограничена воз­можностями языковой системы: языковые средства, с помощью которых человек пытается передать мысль, неизбежно носят условный характер. Как писал В. Гумбольдт, «для самого повседневного чувства и самой глубокой мысли язык оказывается недостаточным…» [6, с. 378]. Синергетический подход позво­ляет по-новому посмотреть на механизмы появления глубинных смыслов в поэтическом тексте.

Кроме того, в лингвопоэтике всегда стояла важная и сложная проблема объективизации интуи­тивных представлений исследователей о ряде параметров текста, в частности, определение «сложности, легкости, трудности» текста для восприятия и интерпретации. Синергетический анализ позволяет решить эту проблему.

Один из основоположников синергетической теории Г. Хакен подчеркивал, что поведение слож­ных нелинейных систем зависит от окружающих условий.

Для поэтического текста «окружающими условиями» являются следующие:

1. Творящее сознание, поскольку от таланта и лингвистической интуиции поэта зависит языковая организация текста, в результате которой происходит (или не происходит) самоорганизация глубинных смыслов стихотворения.

2. Воспринимающее сознание, которое совершает «раскодирование» поэтического текста. Адекват­ность восприятия читателем порождаемого автором текста зависит от объема общей памяти, знаний, представлений и др. Текст автора и текст читателя полностью не совпадают. Г. Фреге писал: «Если бы представления разных людей не были в достаточной степени сходны, словесное искусство, видимо, не могло бы существовать. Однако точно установить, насколько представления читателей отвечают замыс­лам автора, невозможно» [7, с. 189]. «Как установили отечественные психологи и подтвердили современ­ные лингвисты… нет ни единого объективного содержания, ни раз навсегда данного смысла, ни вечной идеи художественного произведения… Что же есть в тексте? Есть лишь организованные таинственным образом языковые средства и приемы, которые служат сигналом для зарождения содержания в сознании читателя» [8, с. 8].

3. Ценностно-культурные ориентиры нации; исторические, социальные, природные факторы; типы поведения, характерные для носителей конкретного лингвокультурного социума.

4. Интертекстуальные связи поэтического текста.

5. «Большое время» (термин М. Бахтина), влияние которого проявляется в условиях коммуника­тивной и временной дистанции между автором и читателем: каждое произведение искусства ведет диалог и с голосами из прошлого, и обогащается новыми смыслами в будущем своем существовании.

В теории синергетичности центральным понятием являются параметры порядка (order parameters), или контрольные параметры (control parameters). В любой системе их немного, но именно они подчи­няют поведение остальных элементов системы. Например, в животном мире это четыре основных ин­стинкта: пищевое поведение, репродуктивное поведение, страх, агрессия. Параметрами порядка в языко­вой системе (и в системе поэтического языка в частности) являются следующие: нормативность грамма­тических категорий, системные (словарные) значения лексем, стандартность словообразовательных мо­делей, синтагматических связей и др. Если параметры порядка стабильны, находятся в состоянии с «очень немногочисленными степенями свободы», то и система находится в стабильном состоянии. Если пара­метры порядка перестают управлять системой, то возможны два следствия: 1) система качественно не изменяется, адаптируется к изменениям; 2) она переходит в состояние с «многочисленными степенями свободы», т. е. происходит качественное изменение системы. В языке изменение параметров порядка – это изменение стандартных, нормативных языковых форм; стандартность «превращается» в нестандарт­ность, узуальность – в неузуальность, нормативность – в ненормативность. Особенно активно такие из­менения проявляются в поэзии.

В поэтической системе изменение параметров порядка превращает их в маркеры синергетичности. Они выведены нами эмпирически, на основе анализа многих тысяч поэтических текстов. Мы считаем, что грамматическими и текстовыми маркерами синергетичности поэтического текста являются следую­щие: 1) нестандартные синтагматические связи лексем; 2) специфическое проявление и оформление грам­матических категорий; 3) влияние означающего (фонетический облик слова) на означаемое (лексическое значение); 4) интертекстуальность; 5) дискурсивность; 6) лексикализация.

Мы допускаем, что данный список может быть продолжен или оспорен другими исследователями, что объективно предполагает любая научная работа. Кроме того, на синергетичность поэтического текста (хотя в значительно меньшей степени) влияет окказиональное словообразование, синтаксические факто­ры (например, повтор, сравнение, параллелизм и др.) и даже пунктуация (например, значимое отсутствие знаков препинания), но анализ их влияния требует отдельного изучения и, возможно, он станет предме­том будущих исследований. В тех поэтических текстах, где такой тип маркированности играл заметную смыслообразующую роль, мы его учитывали и анализировали.

Итак, синергетический текст – это текст множественного кодирования, содержащий глубинные, непосредственно не наблюдаемые смыслы и представляющий собой совокупность внутритекстовых не­линейных отношений и процессов. Синергетичность / несинергетичность текста определяется количест­вом и качеством грамматических и текстовых маркеров в контексте.

Для определения синергетичности текста нами вводится коэффициент синергетичности КС, который определяется формулой: КС = A/N, где А – количество маркеров, N – количество строк. Чем боль­ше соотношение A/N, тем синергетичнее текст.

Исследовав несколько тысяч поэтических контекстов, мы пришли к выводу, что критической точ­кой, за которой текст не представляет синергетической ценности, является КС = 0,25 (т. е. один маркер на 4 строки: 1/4 = 0,25). Таким образом, синергетический текст – это текст с коэффициентом синерге­тичности не менее 0,25. Чем выше данный коэффициент, тем синергетичнее текст. Синергетический смысл текста – это глубинный, трансцендентный смысл, не вытекающий из словарных значений лексем.

Приведем пример синергетического текста:

В данных строках 4 маркера синергетичности: три нестандартных сочетания существительных с прилагательными и окказиональное прилагательное исподлобные; КС = 0,5.

Пример несинергетического текста:

На неизвестном полустанке, / От побережья невдали, / К нам в поезд финские цыганки / Июньским вечером зашли. / Хоть волосы их были русы, / Цыганок выдавала речь / Да в три ряда цветные бусы / И шали, спущенные с плеч. / Блестя цепочками, серьгами / И споря пестротой рубах, / За ними следом шли цыгане / С кривыми трубками в зубах (С. Маршак).

В данном контексте на 12 строк фиксируется лишь один маркер синергетичности – нестандартная синтагматическая связь, споря пестротой рубах, таким образом, коэффициент синергетичности данного текста - 0,08.

Безусловно, данная формула (как любая формула в отношении поэзии) не может полностью отразить трансцендентные содержания, поскольку в синергетическом тексте закодирована область бессо­знательного автора и читателя, почти не поддающаяся объективной вербализации. Кроме того, для объек­тивности анализа имеет важное значение не только количество маркеров, но и их «качество», а именно: повторяется один тип маркеров (например, несколько нестандартных синтагматических связей) или это разные типы. При этом и один тип маркеров может иметь разную степень влияния на синергетичность текста, например, интертекстуальные взаимодействия поэтических текстов выражаются по-разному: от имплицитных, глубоко скрытых в подтексте, до явных прямых цитат. Но предлагаемое определение си­нергетичности текста, на наш взгляд, позволяет в значительной степени преодолеть субъективность его восприятия, научно (хотя и достаточно условно) разделить синергетические и несинергетические тексты.

Синергетические тексты требуют синергетического анализа, поскольку, по нашему убеждению, именно он дает наиболее объективную возможность вербализовать трансцендентные содержания поэти­ческого текста.

Новая лингвистическая концепция предполагает соответствующий терминологический аппарат, необходимый для обозначения тех свойств и признаков, которые выявляются в процессе порождения глубинных смыслов слова в поэтическом тексте. Важным достоинством синергетического подхода яв­ляется то, что он позволяет определенным образом унифицировать научный язык в области поэтики. Как известно, одной из серьезных проблем современной науки становится терминологическое многообразие и многоплановость; научный язык превращается в «метаязык», известный лишь узкому кругу посвящен­ных в определенной (и тоже достаточно узкой) области научных исследований. Терминологическое мно­гообразие и многоплановость становятся одной из серьезнейших проблем современной науки. Например, при описании только фонетического уровня поэтического текста применяется бесчисленное множество терминов: анафора, аллитерация, эпанастрофа, зевгма, эпифора, паронимическая аттракция и т. д.; или в ономастике: антропонимы, гидронимы, лимнонимы, зоонимы, урбанонимы, ойконимы, хрононимы и т. д. При синергетическом подходе используются всего 4 основных термина, при помощи которых можно описать как любую нелинейную открытую систему вообще, так и любой языковой уровень поэтического текста, и сам текст в целом.

К числу основных понятий синергетики относятся следующие: фракталь, диссипативная структу­ра (диссипативный процесс), бифуркация, аттрактор.

1. Фракталь

Основой детерминации беспорядочности и разброса смыслов в языке являются фрактали, бази­рующиеся на более или менее общей смысловой однозначности восприятия людьми окружающего мира. Фрактали - объекты, которые обладают свойствами самоподобия или масштабной инвариантности: на­блюдается постоянное изменение объектов, но обязательно в рамках определенной целостности данного феномена (в природе это, например, облака). В языке выявляются семантические фрактали – группиров­ка возможных смыслов вокруг смыслового инварианта. Основная функция фракталей в языке – удер­живать возможные смыслы одной фразы в пределах некоторой мыслимой целостности. Например, в строках А. Вознесенского Нам, как аппендицит, поудалили стыд словарные значения лексем аппенди­цит, удалить, стыд не создают фракталь «медицина, больница»; инвариантом здесь является стыд, со­весть, нравственность, которым детерминируется смысл высказывания.

«Некоторая мыслимая целостность» – понятие для языка относительное. Как правило, люди мыс­лят стандартными целостностями, и именно искусство, в частности, поэзия, расширяет стандартные фрактали, меняет их конфигурацию, создает возможность перехода мыслительных образований человека из одной фрактали в другую. Так, в выражении Очередь – это в цепь вытянутое стадо (И. Кабыш), бытовая фракталь «очередь – дефицит, нищета, раздражение, крики и др.» и одновременно «покорность, терпение» в этих стихотворных строках расширяется до нравственной отрицательной оценки общества, порождающего очереди; каждый член очереди – член данного общества, если же его члены живут и ощу­щают себя только как жертвы и как члены очереди за жизнью, то они – часть бессловесного стада. Фрак­таль расширилась и видоизменилась: «очередь – нравственность, общество, жизнь».

Изменение фрактали в пределах одного высказывания порождает углубление или полное измене­ние его смысла; оно может рождать новый подтекст, возбуждать языковую игру, придавать высказыва­нию иронический смысл и т. д.

Фонетическая фракталь – это фоносемантические границы языковых единиц, имеющих свойства инвариантности: наблюдается изменение их значения под влиянием звучания, но обязательно в рамках определенной фоносемантической целостности данного языкового комплекса. Если основная функция семантической фрактали – удерживать возможные смыслы одной фразы в пределах некоторой мыслимой целостности, то основная функция фонетической фрактали – обозначить условные границы влияния означающего языкового знака на его означаемое, поскольку это влияние объективно не может быть без­граничным.

Например: Строительница струн – приструню / И эту. Обожди / Расстраиваться (М. Цветаева). Все четыре лексемы объединяются одной фонетической фракталью – звуковым комплексом стр, в ре­зультате чего происходит взаимопроникновение разных сем значений друг в друга и выявляются новые, неэксплицированные смыслы: струну можно приструнить, т. е. силой воли остановить зарождающееся чувство, появляется возможность строить струны, т. е. самой решать, что и как делать в жизни строи­тельнице струн, которая понимает, что за все придется платить, придется расстраиваться, но надежда есть всегда, поэтому – обожди расстраиваться.

2. Диссипативная структура

Свое понимание феномена самоорганизации И. Пригожин связывает с понятием диссипативной структуры – структуры, спонтанно возникающей в открытых неравновесных системах. В книге И. При­гожина и И. Стенгерс «Порядок из хаоса» [9] процесс возникновения диссипативных структур объясня­ется следующим образом. Пока система находится в состоянии равновесия, ее элементы ведут себя неза­висимо друг от друга, как бы в состоянии гипнотического сна. Но если эта система под воздействием окружающей среды переходит в неравновесное «возбужденное» состояние, ситуация меняется. Элемен­ты такой системы «просыпаются от сна» и начинают действовать согласованно. Между ними возникают корреляции, когерентное взаимодействие, результатом которого и является диссипативная структура. Именно «совместное действие» или когерентное поведение элементов диссипативных структур и являет­ся тем феноменом, который характеризует процессы самоорганизации. В поэтическом языке возникно­вение диссипативных структур, т. е. когерентное взаимодействие языковых единиц, в результате кото­рого рождается новый смысл, наблюдается регулярно. В первую очередь это проявляется на уровне синтагматических связей лексем. Например, смыслы сочетания кровотеченье звука (Б. Ахмадулина) – «тоска, печаль, прерывание звука, рождение слова в творческих муках» - не возникают из словарных значений лексем кровотечение и звук. Пока система находится в состоянии равновесия, пока лексемы «ведут себя независимо» друг от друга, никакие новые смыслы не возникают. Звук очеловечен в созна­нии автора, в результате поэт создает такое словосочетание, в котором лексемы «просыпаются от сна» и начинают действовать согласованно. Аттрактор может быть направлен во фракталь «тоска, печаль, пре­рывание звука»: если звук кровоточит, то однозначно предполагается не-радость такого звучания. Теченье реки радует, любое кровотеченье – нет. Нормальный человек на сознательном либо подсознательном уровне хочет кровотечение остановить, следовательно, возникает еще один смысл: желание звук пре­рвать. Другое направление аттрактора может быть во фракталь «муки творчества»: рождение слова; кро­вотечение ассоциативно связывается с муками рождения человека, но при этом и с великой радостью его рождения. В данном случае сочетание кровотечение звука представляет собой диссипативную структу­ру, поскольку в результате когерентного взаимодействия составляющих его лексем (т. е. в результате диссипативного процесса) рождается, «самоорганизуется» новый смысл. «Толчком» возникновения дис­сипации, «внешним воздействием на систему» стало языковое творчество автора, базирующееся на его собственном бессознательном и на индивидуальной языковой картине мира, в связи с чем он именно так, а не иначе «строит» свое поэтическое произведение или его отдельные элементы.

Проиллюстрируем «ветвление» смыслов в точке бифуркации следующей строкой из лирики Е. Ев­тушенко: «Не разлюбил я ни одной любимой…». Смысл этого предложения складывается из словарных значений основных лексем не разлюбить, любимые. На основе словарно-лексической структуры этого предложения могут возникнуть следующие смыслы: 1) было много любимых, искренне и по-своему лю­бил каждую; 2) до сих пор люблю всех, кого любил когда-то; 3) в сегодняшней возлюбленной воплоти­лась вся любовь к предыдущим женщинам; 4) любил всегда одну женщину, она была для него всеми возможными возлюбленными, поэтому некого было «разлюбливать». Возможен еще один, достаточно противоречивый смысл: 5) не разлюбил никого, потому что никого не любил. Противоречивость возни­кает из-за словарного значения слова любимая – та, которую любят, но гипотетически возможна «лю­бимая-мечта», воображаемая любимая, поэтому и смысл «никого не любил» также возможен. В данном случае бифуркация представляет собой «смысловое ветвление» анализируемой фразы, набор возможных смыслов. В этом проявляется глубинный характер трансцендентных содержаний, которые не могут быть представлены в языке явно, а скрыты за его непосредственной данностью. При таком восприятии на под­сознательном уровне работает принцип холистичности – приятие возникающего образа или мысли как целого, вбирающего в себя все логические противопоставления. В этом проявляется и логика человечес­кого мышления – стремление к осмыслению содержательных инвариантов по отношению к непосредст­венно данным содержаниям. В таком разбросе возможных смыслов проявляется хаос системы, но он детерминирован системными значениями лексем, составляющих фразу, контекстом речи, коммуникатив­ной ситуацией, культурой коммуникантов и др.

Части системы, где возможны и постоянно себя проявляют бифуркации, являются критическими точками или районами бифуркации. В системе поэтического языка рождение нового смысла языковой единицы (зона бифуркации) наиболее последовательно проявляется на фонетическом уровне (влияние звучания на значение), лексическом (роль тропеических средств языка при формировании нового смысла), синтаксическом уровне (нестандартная сочетаемость лексем). «Организация» нового смысла проявляется также и в грамматике (окказиональное словообразование, художественная смыслообразующая роль некоторых морфологических категорий).

4. Аттрактор – направление поиска смысла и приписывание выражению определенного смысло­вого содержания. Аттрактор выявляется в «переходе от анализа стабильного значения слова к рассмот­рению изменчивого содержания высказывания» [12, с. 8].

Проиллюстрируем данное утверждение синергетическим анализом следующих строк Б. Пастерна­ка: Как крылья, отрастали беды / И отделяли от земли... Все данное выражение является зоной бифур­кации, поскольку в нем организуются многочисленные смыслы, не вытекающие из словарных значений лексем. Основная диссипативная структура представлена словосочетанием отрастали беды, функциони­рующем во фрактали «беда, несчастье». Словарное значение глагола отрастать разворачивает аттрак­тор во фракталь «живая природа», которая накладывается на лексическое значение существительного беды, в результате чего появляется смысл усиления трагизма ситуации: это уже не простое увеличение количества бед, а изменение, условно говоря, их «качества» – они растут, как живые существа; врастают своими корнями в душу героя. Но неоднозначный глубинный смысл рождается при пересечении проти­воположных аттракторов: с одной стороны, отрастают – врастают с болью (поскольку это все-таки беды, а не крылья), с другой – отрастают, как крылья. Сравнение как крылья направляет аттрактор во фракталь «духовные силы человека», в которой проявляется словарное (и прямое и переносное) значение глагола отрастать. Все возникающие смыслы проявляются одновременно при сложном наложении разных фракталей. В итоге эксплицируется глубинный смысл, который хочет выразить поэт: беды не только мучают, они способны стать крыльями за спиной, с их помощью человек может отделиться от земли, т. е. не «завязнуть» в быте, оторваться от мелочей, повседневной суеты, философски посмотреть на свою жизнь «с высоты птичьего полета». Можно предположить здесь еще один, более глубокий смыс­ловой «пласт»: может быть, беда человеку необходима? Восприятие невзгод у каждого личное, и лишь у очень немногих оно превращается в «крылатость». Такой взгляд поэта на мир и у читателя, как думается, изменяет обыденное сознание, в чем и состоит главная задача поэтического текста.

Таким образом, синергетический подход позволяет изменить ракурс наблюдения над усложнив­шимся языком поэзии, при котором возможно обнаружить ранее не выявленные сущностные признаки исследуемого объекта и в целом расширить наше представление о поэтическом тексте.

1. 
   Энгельс, Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии / Ф. Энгельс // К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. – изд. 2-е. – Т. 21. – М., 1961.
   
2. 
   Трубецкой, Н.С. Мысли об индоевропейской проблеме / Н.С. Трубецкой // Вопросы языкознания. – 1958. – № 1. – С. 65 – 77.
   
3. 
   Пиотровский, Р.Г. Лингвистическая синергетика: исходные положения, первые результаты, перспек­тивы / Р.Г. Пиотровский. – СПб.: Филол. фак. С.-Петерб. гос. ун-та, 2006. – 160 с.
   
4. 
   Зубова, Л.В. Современная русская поэзия в контексте истории языка / Л.В. Зубова. – М.: Новое лит. обозрение, 2000. – 432 с.
   
5. 
   Гаспаров, М.Л. Историческая поэтика и сравнительное стиховедение (проблема сравнительной мет­рики) / М.Л. Гаспаров // Историческая поэтика: итоги и перспективы изучения / редкол.: М.Б. Храп­ченко [и др.]. – М., 1986. - С. 188 - 209.
   
6. 
   Гумбольдт, В. фон. Язык и философия культуры / В. фон Гумбольдт. - М.: Прогресс, 1985. - 451 с.
   
7. 
   Хайдеггер, М. Время и бытие: статьи и выступления / М. Хайдеггер. – М.: Республика, 1993. - 447 с.
   
8. 
   Маслова, В.А. Филологический анализ художественного текста // В.А. Маслова. – Минск: Унiверсi­тэцкае, 2000. – 174 с.
   
9. 
   Пригожин, И. Порядок из хаоса: новый диалог человека с природой / И. Пригожин, И. Стенгерс. - М.: Прогресс, 1986. - 431 с.
   
10. 
    Мамардашвили, М. Эстетика мышления / М. Мамардашвили. – М.: Московская школа политических исследований, 2000. – 205 с.
    
11. 
    Хоанг, Фэ. Семантика высказывания / Фэ Хоанг // Новое в зарубежной лингвистике. – Вып. 16: Линг­вистическая прагматика / общ. ред. Е.В. Падучевой. - М., 1985. – С. 399 - 405.
    
12. 
    Арутюнова, Н.Д. Истоки, проблемы и категории прагматики: [вступ. ст.] / Н.Д. Арутюнова, Е.В. Па­дучева // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. 16: Лингвистическая прагматика / общ. ред. Е.В. Падучевой. - М., 1985. – С. 3 - 42.
    

Прежде всего, рассмотрим историю происхождения самого понятия «соционика».

Её истоки следует искать в теориях швейцарского психоаналитика Карла Густава Юнга. В своей лечебной практике он постоянно встречался с разительным фактом, что человек почти неспособен по­нять какую-нибудь иную точку зрения, кроме своей собственной, и признать за ней право на существова­ние. В результате многолетней работы с пациентами, он пришёл к выводу, что основой для улаживания спора между различными пониманиями может послужить признание различных типов установки, одна­ко, признание не только их наличия, но и того факта, что каждый человек до такой степени находится в плену у своего типа, что оказывается неспособным к полному пониманию другой точки зрения. Всё это он изложил в своей работе «Психологические типы» [1].

Типология Юнга была немного видоизменена и доработана исследовательницей из Литвы, Ауш­рой Аугустинавичюте в 1970-х годах. Модифицированную ею типологию она назвала «соционикой», так как считала, что каждый из юнговских типов выполняет в обществе определённую социальную роль. Опираясь на работы Юнга и собственные практические наблюдения, Аушра более подробно описала психологические типы, построив их на четырёх парах признаков, описанных Юнгом:

Логика – Этика

Интуиция – Сенсорика

Рациональность – Иррациональность

Зная основы соционики, вы сможете выбрать наиболее подходящий для вас род деятельности, нау­читесь определять сильные и слабые стороны у себя и окружающих, поймёте, что можно, а что нельзя требовать и ожидать от людей с разным ТИМом, а также получите рекомендации по самосовершенство­ванию и улучшению взаимоотношений с окружающими.

Как показывает практика, соционика может найти применение в совершенно различных областях, где речь идёт о человеке как о личности и об отношениях между людьми.

Следует отметить, что процесс самопознания является весьма важным для каждого из нас. Знание своего ТИМа и выработка практического навыка по определению социотипов других людей помогут вам в разрешении многих жизненных конфликтов и приведут к самосовершенствованию и к взаимопонима­нию с близкими вам людьми.

Исследование образа литературного персонажа и системы отношений между персонажами может в немалой степени способствовать изучению проблем человеческих отношений, так как каждое литера­турное произведение создаёт некое подобие действительности.

Читая художественное произведение, мы оказываемся погружёнными в описываемое пространст­во, и таким образом у нас появляется возможность наблюдать какие-то особенности отношений между персонажами, осмыслить какие-то явления, понять все тонкости человеческой души на примере литера­турных героев.

Особенностью художественной литературы является тот факт, что, прочитав произведение, мы имеем дело с персонажем, чья жизнь (или какая-то часть его жизни) протекала под нашим пристальным наблюдением. Это позволяет сосредоточить наше внимание на его поведении в чрезвычайно разнообраз­ных жизненных ситуациях. Личность литературного персонажа раскрывается постепенно, на протяже­нии всего произведения объёмно и целостно, тем самым позволяя нам проследить все особенности его характера. Поэтому имеет значение объём исследуемого произведения: чем оно объёмнее, тем достовер­нее тот вывод, к которому мы пришли.

Так же имеет значение и творческий потенциал автора. Только истинно талантливый писатель, обладающий мастерством тонкого психолога, способен создавать персонажей, наделённых качествами личности, присущих тому или иному социотипу и при этом ещё и моделировать присущие им интертип­ные отношения.

Отсюда следует, что в качестве материала для проведения соционического анализа весьма продук­тивным является использование художественных произведений наиболее талантливых писателей.

Для того, чтобы выявить социотип персонажа, необходимо проследить его характер. Для этого следует проанализировать его наиболее, как вам кажется, значимые высказывания, высказывания о нём других персонажей, а также его поведение в различных жизненных ситуациях.

Автор любого произведения обычно предоставляет нам достаточно много разных сведений о своих персонажах. И несмотря на то, что эта информация чрезвычайно разнородна, и большая её часть нам кажется бесполезной, нам необходимо научиться интерпретировать каждое предложение.

Определение принадлежности персонажа к одному или другому полюсу дихотомий (дихотомия означает «рассечение на два») (экстравертность – интровертность, рациональность – иррациональность, логика – этика, сенсорика – интуиция) мы будем производить в произвольном порядке (как правило, именно так и происходит, когда мы пытаемся определить тип того или иного человека в действительности).

И даже в том случае, если в качестве объекта исследования нам достанется противоречивый образ, и сложится впечатление, что наш персонаж обладает признаками обеих функций любой из четырёх дихо­томий в равной степени (например, автор наделяет персонажа свойствами как интроверта, так и экстра­верта), это не должно нас смущать. Данная ситуация вполне естественна, так как в каждом типе, как отмечает Карл Густав Юнг в своей работе «Психологические типы», есть свойства обеих психических функций в любой из дихотомий, только в разной степени развития. Обычно та или иная функция пере­вешивает как в силе, так и в развитии [1]. И наша задача состоит в том, чтобы выяснить, какая именно психическая функция во всех четырёх дихотомиях доминирует. В результате проведённого анализа мы определим 4 функции психики исследуемого героя, что даёт нам возможность отнести его к одному из 16 типов личности.

У типов есть псевдонимы, которыми можно пользоваться на первом этапе, пока вы не освоите тер­минологию. Есть две системы псевдонимов: по известным представителям типа (Дон Кихот, Дюма, Ро­беспьер, Гюго, Жуков, Есенин, Максим Горький, Гамлет, Джек Лондон, Драйзер, Бальзак, Наполеон, Штирлиц, Достоевский, Габен, Гексли) – её предложила основатель соционики А. Аугустинавичюте, и по характерной черте данного типа (Искатель, Посредник, Аналитик, Жизнелюб, Маршал, Лирик, Инспек­тор, Наставник, Предприниматель, Хранитель, Критик, Политик, Администратор, Гуманист, Мастер, Советчик) – её предложил В. Гуленко, соционик из Киева.

1. 
   Юнг, К.Г. Психологические типы / К.Г. Юнг. – АСТ, 2006. – 761 с.
   
2. 
   Аугустинавичюте, А. Социон / А. Аугустинавичюте. – Чёрная белка, 2008. – 192 с.
   
3. 
   Кемпински, А. Экзистенциальная психиатрия / А. Кемпински. – Совершенство, 1998. – 320 с.
   

Дакладнасць у першую чаргу залежыць ад правільнасці словаўжывання, ад выбару слова, якое найбольш адпавядае названаму ім прадмету ці з’яве, зместу выказвання і яго мэце. Пры выбары слова неабходна ўлічваць яго семантыку, стылістычную прыналежнасць, сферу ўжывання.

Так, напрыклад, назоўнік рэзюмэ ў літаратурнай мове мае значэнне ‘кароткі вывад са сказанага, напісанага’, таму ўжыванне гэтага назоўніка будзе да месца ў кантэксце рэзюмэ аўтарэферата, даклада, артыкула. Часам у маўленні названая лексема выкарыстоўваецца для абазначэння вынікаў дзеянняў, мерапрыемстваў, падзей: рэзюмэ чэмпіяната, турніра, спаборніцтваў (правільна: вынікі чэмпіяната, турніра, спаборніцтваў).

Як слушна заўважае М.В. Абабурка, рускім дзеясловам открывать і закрывать у беларускай мове адпавядаюць розныя лексемы: адчыняць – зачыняць (вароты, дзверы), расплюшчыць – заплюшчыць (во­чы), адкаркоўваць – закаркоўваць (бутэльку), расканвертаваць – заканвертаваць (пісьмо), разгорт­вать – загортвать, згортваць (кнігу, парасон, сшытак) [2, с. 25]. Адценні значэнняў кожнага са слоў уплываюць на спалучальнасць лексем, таму веданне гэтых асаблівасцяў дазваляе зрабіць маўленне да­кладным і разнастайным.

Цяжкасці ўзнікаюць пры выбары слова з групы сінанімічных або паранімічных адзінак: Конь за­лыпаў губамі і пачаў чухаць старому спіну (правільна заварушыў губамі); Уранку старэйшага лейтэ­нанта выклікалі ў штаб брыгады (правільна старшага лейтэнанта); Я ўчора страціла ключ ад кватэры (правільна згубіла ключ).

М.В. Абабурка таксама звяртае ўвагу на выпадкі неразмежавання значэнняў амонімаў і паронімаў людзьмі, што не клапоцяцца пра культуру свайго маўлення [2, с. 26], таму з іх вуснаў можна пачуць выразаць апендыцыт (правільна выразаць апендыкс), кампасіраваць талон (правільна кампасціраваць талон), скампраментаваць кагосьці (правільна скампраметаваць кагосьці), асабовы погляд, уклад (пра­вільна асабісты погляд, уклад).

Сугучнасць паронімаў выкарыстоўваецца для стварэння стылістычнага эфекту, служыць сродкам гумару і сатыры. Паранімія пакладзена ў аснову своеасаблівага стылістычнага прыёму ў мастацкім творы – паранамáзіі, сутнасць якога ў наўмысным збліжэнні сугучных слоў.

Паранамазія выкарыстоўваецца для стварэння гукавых эфектаў у паэтычных творах: Стары плы­тагон, веснаходам асмужаны, / Вяжаш плыты гнуткай віцінай Віцьбы, / Апошнюю дзеліш з сябрамі асьмушку – / Дымкам самакрутак да Рыгі віцца (Р. Барадулін), скорагаворках: Паўка пакаваў пакупкі пакупнікам у пакункі; Жвавы вожык жыва жуку пашыў кажух. Для большай выразнасці выказвання, стварэння каламбураў і камічных эфектаў лексічныя значэнні такіх слоў супастаўляюцца ці супрацьпа­стаўляюцца: Хто ўладарыць, той і ўдарыць (П. Панчанка); Людзі трымаюць ордэр так, як трымаюць ордэн (А. Вярцінскі).

Даволі пашыраны гэты прыём у загалоўках фельетонаў і публіцыстычных артыкулаў: «У гармоніі з гармонікам», «Ён быў паэт апальны ці апалены?..», «Фермы і фірмы», «Камбінатар з камбіната», «Рэформа будзе, калі будуць рэфарматары», «Журавіны ў Журавінцы».

Дакладнасць маўлення прадугледжвае пэўныя патрабаванні да спецыяльнай лексікі. Так, тэрміны павінны быць адназначнымі ў межах дадзенай тэрмінасістэмы, сціслымі, нейтральнымі з эмацыйна-экс­прэсіўнага пункту погляду, мець дакладны змест. Аднак пералічаныя патрабаванні захоўваюцца не заў­сёды, гэта абцяжарвае зносіны ў навуцы, тэхніцы, упраўленні. Нават у лінгвістыцы сустракаюцца тэр­міны-сінонімы: мнагазначнасць – полісемія, палаталізацыя – памякчэнне, дрыжачы – вібрант. Выка­рыстанне такіх тэрмінаў патрабуе асаблівай увагі. Мнагазначныя тэрміны прыходзіцца ўжываць у такім слоўным кантэксце, які дазваляе выявіць іх дакладны змест, што часам прыводзіць да слоўнага лішку, да паралельнага выкарыстання тэрмінаў-сінонімаў: палаталізаваныя (мяккія) зычныя.

Замена тэрміна адпаведнай абрэвіятурай не павінна выклікаць цяжкасці пры ўспрыманні і рас­шыфроўцы яе, і тым больш – непатрэбных асацыяцый. Разгледзім вытрымку з аб’явы, змешчанай на дзвярах паліклінікі (значыць, тэкст разлічаны на масавага чытача): «19 июня 2008 года с 10.00 до 17.00 Всеобластная акция: “НОРМАЛЬНОЕ АД – ЗДОРОВЬЕ НАЦИИ”. Если хотите измерить свое АД, при­ходите по адресу…». Шчыра кажучы, аднаго прачытання аб’явы было недастаткова, каб зразумець, што размова ідзе пра артэрыяльны ціск, а не пра пекла. Прычына неразумення – запіс тэрміна абрэвіятурай, а назвы акцыі – вялікімі літарамі.

Вузкаспецыяльныя тэрміны, ужытыя па-за сферай, для якой яны характэрны, абавязкова патра­буюць тлумачэння: калі тэрміны не зразумелыя адрасату, яны не выконваюць інфарматыўную функцыю і перашкаджаюць ўспрыняццю і разуменню тэксту, а значыць, пазбаўляюць тэкст даступнасці.

Асаблівай увагі падчас выкарыстання патрабуюць інтэрферэмы – словы, якія ў розных мовах часткова ці поўнасцю супадаюць па гучанні, але адрозніваюцца па значэнні: рус. диван = бел. канапа, бел. дыван = рус. ковёр; рус. мех = бел. футра, бел. мех = рус. мешок.

Памылкі назіраем у наступных сказах з перыядычнага друку:

Дакладнасць маўлення патрабуе не толькі ведання значэння слоў, але і ўмення ўлічваць іх спалу­чальнасць – здольнасць уступаць у кантэкст з іншымі словамі. Несвабодная спалучальнасць абмяжоўвае кантэкст слова, патрабуе побач з ім толькі асобных слоў: дзеяслоў адкаркаваць кіруе выключна словамі бутэлька, бочка; дзеяслоў расплюшчыць – назоўнікам вочы і г. д. Адной з распаўсюджаных памылак з’яўляецца парушэнне нормаў лексічнай спалучальнасці, што вядзе да недакладнасці маўлення: дасягну­тыя недахопы (лексема недахопы не спалучаецца са словам дасягнутыя), паменшыць узровень (трэба знізіць узровень), заняць першынство (трэба заваяваць першынство). Частка такіх памылак дапускаецца ў выніку кантамінацыі – змешвання двух блізкіх па семантыцы словазлучэнняў.

Стылістычная спалучальнасць звязана са стылістычнай афарбоўкай моўных сродкаў. Так, стылістычна афарбаваныя адзінкі свабодна спалучаюцца са словамі з такой жа афарбоўкай. І наадварот, стылістычна нейтральныя словы свабодна спалучаюцца толькі з нейтральнымі. У сказе Дзяржаўнай праграмай праду­гледжаны дадатковы выпуск садавінава-ягадных натуральных вінаў, моцных вінаў палепшанай якасці, якія выцясняць танныя віны нізкіх гатункаў, так званае чарніла, барматуху словы маюць кніжную ці стылістычна нейтральную афарбоўку, таму лексемы чарніла і барматуха праз сваю зніжаную стыліс­тычную канатацыю выбіваюцца з кантэксту кніжнай лексікі. У сувязі з гэтым іх выкарыстанне бачыцца нам немэтазгодным, недарэчным, тым больш што ніякай новай інфармацыі яны не нясуць, а толькі з’яўляюцца стылістычнымі сінонімамі да выразу танныя віны нізкіх гатункаў.

Такім чынам, прычынамі недакладнасці, двухсэнсоўнасці, незразумеласці выказвання з’яўляюцца: 1) ужыванне слоў у неўласцівым для літаратурнай мовы значэнні; 2) няўмелае выкарыстанне сінонімаў, паронімаў, тэрмінаў, мнагазначных слоў, амонімаў; 3) міжмоўная лексіка-семантычная інтэрферэнцыя ва ўмовах білінгвізму; 4) парушэнне нормаў лексічнай, граматычнай і стылістычнай спалучальнасці слоў; 5) слоўная збыткоўнасць; 6) слоўная недастатковасць.

Хуткае і дакладнае ўспрыманне маўлення абцяжарваецца таксама наступнымі недахопамі ў яго структуры: 1) нанізванне склонаў; 2) парушэнне парадку слоў у сказе: Патрабуецца на пастаянную ра­боту супрацоўнік для аддзела, які мае вышэйшую адукацыю; 3) вялікая колькасць пабочных і аднарод­ных членаў сказа, адасобленых канструкцый, даданых частак, што робіць сказ надзвычай цяжкім для ўспрыняцця: … Толькі ў ціхія ночы пад раніцу, калі ападала раса і туман засцілаў усё на свеце, аж не было відаць платоў за хатамі і высокага, як дастаць рукой, гарбатага, што мядзведзь, сланечніку ў гародчыку, рабілася свежа і сыра.

У розных стылях патрабаванні да ступені праяўлення дакладнасці неаднолькавыя. З усіх стыляў найменшая дакладнасць уласціва размоўнаму стылю, асноўнай формай рэалізацыі якога з’яўляецца вусная мова. Умовы вусных зносін (найперш непадрыхтаванасць, экспромтнасць) прыводзяць да таго, што ў гэтым стылі часта дапускаюцца недакладнасці. Аднак непасрэдны характар зносін дазваляе іх удакладніць (суразмоўца задае ўдакладняльнае пытанне ці сам аўтар заўважае дапушчаны недахоп і вы­праўляецца). Узаемаразуменню дапамагаюць таксама жэсты, міміка, рухі.

Пісьмовае ж маўленне пазбаўлена такіх магчымасцей, таму яно павінна быць зразумелым і даклад­ным. Вось чаму да тэкстаў кніжных стыляў, якія рэалізуюцца пераважна ў пісьмовай форме, прад’яў­ляюцца больш жорсткія патрабаванні адносна дакладнасці.

У афіцыйна-справавым стылі недапушчальныя двухсэнсоўнасць, суб’ектывізм і іншыя праявы не­дакладнасці, бо яны звязаны з парушэннем функцыі рэгулявання прававых зносін.

У навуковым стылі асаблівыя патрабаванні прад’яўляюцца да дакладнасці паняццяў, тэрмінаў, фармулёвак, апісання эксперыментаў і іх вынікаў. Захаванне гэтых умоў і забяспечвае выніковасць навуковых зносін.

У публіцыстычным і мастацкім стылях дакладнасць уяўляе даволі складаную з’яву, звязаную з неабходнасцю не толькі правільна выказаць думку, але і ўздзейнічаць на пачуцці адрасата. Дакладнасць тут вызначаецца найперш адпаведнасцю слова вобразнаму зместу. Таму нярэдка назіраецца пашырэнне межаў лексічнай спалучальнасці: Туды, у казку на Раство, дзе снегу шэпт і елак хараство, дзе парасон нябёсаў дакрануўся да зямлі – і зоры пакаціліся па свеце (А. Багамолава).

Мастацкае маўленне своеасаблівае, бо ў ім прадметная і паняційная дакладнасць грунтуецца на вобразнай дакладнасці, якая часцей за ўсё будуецца на рэчыўным (рэальным), словаўтваральным і эстэ­тычным значэннях слова [2, с. 23].

Парушэнне прадметнай дакладнасці ў мастацкім стылі тлумачыцца тым, што мастацкі твор не з’яўляецца люстраным адбіткам рэальнасці. Аднак кожны сапраўдны мастак слова імкнецца як мага больш дакладна паказаць рэальнасць, сведчаннем чаго з’яўляюцца розныя рэдакцыі аднаго і таго ж твора. Параўнаем, напрыклад, два варыянты сказаў з камедыі Янкі Купалы «Паўлінка»: Ён-то нічога, але тата – дык жыўцом бы яго спаліў. – Ён-то нічога, але тата – дык жыўцом бы яго з’еў.

Такім чынам, дакладнасць мастацкага стылю ствараецца рэалізацыяй у слове задумы аўтара, а таксама адпаведнасцю слова не толькі прадмету ці з’яве, што апісваюцца, але і ідэйна-эстэтычнай ацэнцы прадмета.
ЛІТАРАТУРА

1. 
   Плещенко, Т.П. Стилистика и культура речи: учеб. пособие / Т.П. Плещенко, Н.В. Федотова, Р.Г. Че­чет; под ред. П.П. Шубы. – Мн.: ТетраСистемс, 2001. – 544 с.
   
2. 
   Абабурка, М.В. Культура беларускай мовы / М.В. Абабурка. – Мн.: Выш. шк., 1994. – 122 с.