А. И. Неусыхин роблемы европейского феодализма

В саксонском восстании можно выделить два основных этапа: с лета 1073 г. до февраля 1074 г. и с осени 1074 г. до 22 марта 1075 г.

Поводом к восстанию послужило недовольство герцогского рода Бил-лунгов и поддерживавших этот род крупных саксонских феодалов враж­дебной политикой короля по отношению к ним, которая выразилась в том, что Генрих IV после смерти саксонского герцога Ордульфа держал в заточении его сына Магнуса и захватил его родовое владение Люне-бург. Однако уже на первом этапе восстания вскрылись и его более глубокие классовые пружины, о которых шла речь выше. В 1073 г. со­ставился заговор крупнейших магнатов Саксонии — светских и духовных" В нем приняло участие и большинство саксонских епископов, за иск­лючением Лимара Бременского, Эппо Наумбургского и Бенно Оснабрюк-ского, изгнанных из своих диоцезов их противниками и потому поддер­живавших короля, а также Адальберта Вюрцбургского и Германа Бам-бергского (впоследствии отлученного от церкви Григорием VII). Во главе заговора с самого начала стал лично обиженный Генрихом IV Оттон НордГеймский, бывший баварский герцог, которого Генрих лишил герцог­ства, передав его представителю рода Вельфов. Оттон Нордгеймский имел владения и в Саксонии и пользовался большим авторитетом в среде саксонских феодалов.

После того как саксонские магнаты на съезде феодалов в Госларе (29 июля 1073 г.) в ответ на предложение Генриха IV отправиться вместе с ним в поход против поляков потребовали прекращения доме-ниальной политики короля в Саксонии, королевский двор переехал в соседний Гарцбург. За этим последовал призыв Оттона Нордгеймского к восстанию на ландтаге в Вормслебене, и саксонцы расположились ла­герем недалеко от Гарцбурга. Генрих IV предложил им разойтись, они же потребовали, чтобы были разрушены королевские бурги и возвращены отнятые у них права и свободы, т. е. чтобы были восстановлены те осо­бенности общественного строя Саксонии, о которых шла речь выше. Вви­ду отказа Генриха IV выполнить эти требования мятежники осадили Гарцбург, а Герман Биллунг стал осаждать захваченный королем Люне-бург. Генриху IV пришлось бежать из Гарцбурга в Герсфельд, где он принужден был отдать распоряжение об освобождении Магнуса, за что Герман Биллунг снял осаду с Люнебурга.

Но это не привело к прекращению восстания. Наоборот, саксы за­ключили союз с раздраженными взиманием десятины тюрингами, которые обязаны были уплачивать ее королевскому ставленнику архиепископу Майнцскому Зигфриду, и начали планомерную осаду целого ряда коро­левских бургов. Более того, они перетянули на свою сторону такие крупные аббатства, как Герсфельд и Фульда, а затем заставили самого Зигфрида Майнцского воздержаться от враждебных действий против мя­тежников, хотя это было ему явно невыгодно. Таким образом, восстание разрасталось.

283

В этот момент впервые выступает на арену политической жизни Гер­мании новая сила — освобождающиеся от своих сеньоров или, по крайней мере, стремящиеся к освобождению от них города. В ноябре 1073 г. Генрих IV находит приют в прирейнском городе Вормсе, жители которого незадолго перед тем изгнали своего сеньора — епископа, враждебного-королю. За эту поддержку Генрих IV пожаловал горожанам Вормса весьма значительные привилегии, освободив их от пошлин и признав независимость города от епископа. Но, чтобы подавить саксонское вос­стание, мало было поддержки даже целого ряда городов, а не только одного Вормса. Генриху IV удалось временно усмирить опасный для него мятеж лишь благодаря тому, что в противовес некоторым, в осо­бенности светским, феодалам Германии, перешедшим на сторону мятеж­ных саксонцев, короля поддержали многие епископы Западной и Южной Германии, в частности швабские, баварские, рейнские епископы (в том числе архиепископ Кёльнский и архиепископ Майнцский). Тем самым епи­скопальная политика предшественников Генриха IV все еще продолжала оправдывать себя даже в эти бурные годы, несмотря на уже наметив­шуюся глубокую трещину между епископатом и королевской властью. Тесная связь части епископата с короной сохранится и в первые ме­сяцы борьбы за инвеституру.

При помощи названных сил, а также собственных вассалов и мини-стериалов Генрих IV принудил саксов к сдаче, после того как обещан­ное папское посредничество не привело ни к каким результатам. Со­гласно условиям мира, заключенного в Герстунгене 2 февраля 1074 г., саксы обязывались подчиниться королю, который за это обещал им унич­тожить все королевские бурги, возведенные в Саксонии; кроме того, сак­сам возвращались все их старинные вольности, права и обычаи, а руко­водителям восстания обещано было прощение за то, что они подняли мятеж против короля. Однако, когда начали разрушать королевские бур­ги, саксонское крестьянство, до сих пор лишь поддерживавшее феодалов в их борьбе против короля, выступило совершенно самостоятельно. При срытии королевского бурга в Гарцбурге саксонские крестьяне (по-види­мому, зависимые, ибо они работали, выполняя частную повинность в пользу феодалов), разрушили не только самые укрепления, но и коро­левский дворец, церковь и гробницы с реликвиями.

По свидетельству Бруно Саксонского, «они устремились туда (т. е. в Гарцбург.— А. Н.) не только потому, что им было приказано, но и потому, что они давно сами этого жаждали, и уж, раз начав дело разрушения, не успокоились до тех пор, пока не увидели, что не оста-

284

лось камня на камне»⁴. Крестьянские руки сделали больше того, чего хотели от них господа. Крестьяне оказались последовательнее своих руководителей, и, когда те заключили мир с королем, продолжали энер­гично бороться с ним. Вскоре они поняли, что саксонские феодалы яв­ляются их врагами не в меньшей мере, чем швабские министериалы короля.

На втором его этапе становится особенно ясной уже ранее наме­тившаяся тесная политическая связь между мятежниками и папством: послы саксов все время пребывают при дворе Григория VII, который стремится использовать саксонский мятеж, как орудие против Генри­ха IV. Второй этап восстания совпадает как раз с отлучением ближай­ших советников Генриха IV папой на февральском синоде в Риме (24— 28 февраля 1075 г.) по обвинению их в симонии, что, конечно, вре­менно ослабило позицию Генриха IV.

Однако вскоре сам Григорий VII испытал серьезную политическую неудачу в Ломбардии — разгром патарии в Милане и последовавшее за ним обращение миланцев к Генриху IV по спорному вопросу о замеще­нии архиепископской кафедры. Это поражение не дало возможности Григорию VII в данный момент в достаточной мере использовать сак­сонцев против Генриха IV. 9 июня 1075 г. Генрих IV нанес решитель­ное поражение саксам в битве возле Хоэнбурга на р. Унструте. Исход битвы решила помощь Вельфа Баварского с его вассалами, Рудольфа Швабского, австрийского маркграфа Эрнста и Готфрида Лотарингского.

Следовательно, второе саксонское восстание в отличие от первого было подавлено главным образом силами южногерманских светских феодалов,. герцогов, графов и маркграфов («князей»), боявшихся усиления саксон­ских магнатов и особенно властного Оттона Нордгеймского. После битвы у Хоэнбурга он и прочие вожди саксонцев вместе с их конными вас­салами бежали и заняли позиции в окрестностях Магдебурга. Здесь на многолюдном собрании всех участников мятежа произошел резкий кон­фликт между свободными саксонскими крестьянами и вождями восста-

285

Но было уже поздно: саксонские князья настаивали на сдаче, а кре­стьяне одни бессильны были продолжать борьбу, тем более что помощи ждать было неоткуда: Григорий VII в этот момент был настолько ослаб­лен разгромом патарии, сопротивлением ему ломбардских епископов и борьбою с норманнами, что мог добиться согласия Генриха IV на пере­говоры об условиях сдачи саксонцев, лишь обещав короновать Генри­ха IV императором. Да и при этом условии король соглашался вести переговоры с папой лишь в присутствии тех германских князей, которые помогли ему одержать победу над саксами. Так в третий раз расстрои­лось предполагавшееся посредничество папы в столкновениях германско­го короля с саксонскими мятежниками. 22 октября 1075 г. саксонцы сдались на милость победителя, и Генрих IV конфисковал земельные владения руководителей восстания. Папа, правда, потребовал особожде-ния мятежных епископов, ссылаясь на то, что они боролись за канони­ческий порядок в церкви против практиковавшейся Генрихом IV симо­нии, но это требование в тот момент реальных последствий не имело.

Так было подавлено второе саксонское восстание, и многие его уча­стники были насильственно оторваны Генрихом IV от родной почвы и отправлены в Швабию, Баварию и даже в Бургундию и Италию. Однако саксонское восстание отнюдь не прошло бесследно: оно сыграло огром­ную роль в углублении феодальных отношений: его подавление и прямо, и косвенно (путем усиления феодалов) содействовало процессу дальней­шего закрепощения саксонского крестьянства и росту феодальной экс­плуатации. Именно после подавления саксонского восстания 1073—1075 гг. в Германии свободное крестьянское сословие, говоря словами Маркса, «впадает в это время в унизительную зависимость, кроме Фрисландии в немногих других мест» ⁵. К этим «другим местам» относятся некото­рые округа Франконии, где еще сохранились остатки свободного кре­стьянства, которые в 1078 г. в противоположность саксонским крестьянам поддерживают Генриха IV против Рудольфа Швабского (это объяс­няется тем, что здесь отсутствовала характерная для Саксонии историче­ская ситуация). Кроме того, восстание привело к выявлению и группи­ровке враждебных друг другу коалиций князей и феодалов по всей стра­не и посеяло раздоры и раскол в среде германского епископства и монашества. В этом смысле оно — прямая прелюдия к борьбе за инве­ституру, с началом которой оно и непосредственно смыкается (вспомним позицию папы во время этого восстания!).

Из борьбы с мятежными саксонцами королевская власть вышла не­сомненно ослабленной, а между тем ей предстояла длительная и более суровая борьба с очень серьезным противником — папством. За время

286

2. ПАПСТВО ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XI в.

Клюнийское движение, рост которого шел параллельно с феодализацией епископства и общим усилением феодальной децентрализации в Герма­нии, немало содействовало возвышению папства в середине и второй половине XI в. Но если в 50-х и 60-х годах этого столетия папство медленно и постепенно высвобождалось из-под опеки империи, то начи­ная с 70-х годов оно устами Григория VII прямо и открыто заявило свои притязания на господство не только над германской империей, но и над всем христианским миром и тем самым объявило непримиримую войну господству светской власти над церковью, и прежде всего — «Свя­щенной Римской империи».

Это решительное выступление папства, конечно, не было личным де­лом Гильдебранда (будущего Григория VII) и его дальновидной поли­тикой, когда он был субдиаконом римской церкви и фактическим вер­шителем ее судеб при пяти папах (примерно с 1049 по 1073 г.), как не было оно и личным делом этих пап. Оно было подготовлено процессом

концентрации вокруг папства широких слоев черного духовенства во Франции, Бургундии, Италии и отчасти Лотарингии, а также временным частичным совпадением интересов монашества, мелкого рыцарства, неко­торых средних слоев феодального класса (так называемых династов в Лотарингии и Южной Германии) с интересами ремесленников и части бюргерства ломбардских городов. В этом смысле политика Льва IX (1049—1054) по отношению к лотарингским аббатствам и их фогтам имела то же историческое значение, что и политика Александра II (1061 —1073) по отношению к патарии в Ломбардии, т. е. к низшим классам населения ломбардских городов (главным образом ремесленни­кам-ткачам) и к низшему слою рыцарства—вальвассорам, к двум слоям,, одинаково враждебным феодальному ломбардскому епископату, а потому поддерживавшим папство в его борьбе с ним.

К этому присоединилась еще и благоприятная для папства между­народная обстановка: завоевания норманнов на юге Италии дали воз­можность папам, начиная с Льва IX, опираться на военную силу, неиз­менно враждебную германской империи. Папство сумело прекрасно ис­пользовать создавшуюся обстановку и извлечь немалые выгоды и из-роста феодальной децентрализации в Германии, и из успехов клюний-

287

ского движения, и из классовой борьбы в ломбардских городах, и из норманских завоеваний в Южной Италии. Это умелое использование об­стоятельств надо отнести за счет личных талантов таких пап, как Лев IX и Александр II, и таких деятелей римской церкви XI в., как Гильдебранд, Гумберт, Петр Дамиани и др. Целым рядом организаци­онных мероприятий (превращением отдельных норманских вождей, например Роберта Гвискара в 1059 г., в вассалов римской церкви, официальным союзом папы с вождями патарии в Милане) папство с конца 50-х годов XI в. непрерывно закрепляло и юридически оформ­ляло достигнутые им успехи, одновременно создавая и идеологическое оружие в виде теории канонической инвеституры, подробно обоснованной в трактатах Гумберта и Петра Дамиани.

Самая обстановка избрания Гильдебранда характерна как показа­тель усиления партии церковной реформы в Риме: он был избран 22 ап­реля 1073 г., в день погребения папы Александра II, не в результате обсуждения его кандидатуры кардиналами-епископами, а затем осталь­ными кардиналами при одобрении со стороны «клира и народа», как полагалось по избирательному закону Николая II, а под беспорядочные крики этого «клира и народа» (по одной версии — при участии клю-нийского аббата Гуго, по другой — даже без его участия). Факт несо­блюдения канонического порядка выборов при избрании папы был на­столько очевиден, что его вынужден был признать и сам Гильдебранд: в одном из писем, написанном в начале его понтификата, он яркими красками рисует беспорядочный характер этой процедуры, стараясь, правда, подчеркнуть, что его выбрали неожиданно для него самого и чуть ли не насильно. «Внезапно,— говорит он,— начался страшный шум среди народа, и толпа, словно обезумев, набросилась на меня, не ос­тавляя времени ни для возражений, ни для размышлений. Они насильно повлекли меня на апостольский престол, коего я далеко еще не досто­ин» ⁶. Несмотря, однако, на смиренный тон последней фразы, совер­шенно очевидно, что Гильдебранд и его сторонники, в течение четверти века управлявшие делами папского престола, давно подготавливали из­брание Гильдебранда. Самая беспорядочность выборов была, по-видимому, в какой-то степени сознательно инсценирована, чтобы избежать возмож­ных протестов против избрания лица, не прошедшего высших ступе-

ней церковной иерархии и потому действительно «далеко еще не до­стойного» (с канонической точки зрения) занять апостольский престол. Смиренный тон Григория VII в цитированном письме, таким образом, не случаен — впоследствии папа старался post factum оправдать выборы и приписать им законный характер ⁷.

Так или иначе, выборы Григория VII произошли без всякого участия приближенных германского короля Генриха IV, с которым у папства еще в 1072 г. возник конфликт из-за замещения кафедры Миланского архиепископа; они вызвали также резкое недовольство ломбардских и немецких епископов. Однако Григорий VII пока остерегался открыто разрывать с германским королем и подготавливал военную опору на юге Италии в лице норманского герцога Ричарда Капуанского и лангобард-ского герцога Ландульфа Беневентского: Григорий VII заставил их при­нести ему клятву вассальной верности, умело использовав борьбу герцо­гов с Робертом Гвискаром и Гизульфом Салернским. Роберт Гвискар отказался возобновить клятву вассальной верности папству, данную Николаю II в 1059 г. Зато в текст присяги Ричарда Капуанского Гри­горий VII внес любопытную оговорку, явно направленную против Ген­риха IV и его возможных попыток завязать связи с норманскими гер­цогствами Южной Италии: «Я принесу также присягу вассальной вер­ности и королю Генриху, когда ты или твои преемники побудят меня к этому, однако сохраню при этом верность римской церкви»⁸.

Еще до заключения договоров с упомянутыми двумя герцогами Гри­горий VII приступил к организации военных сил в самой Папской об­ласти и создал особые рыцарские отряды, которым повелел охранять укрепленные пункты, а также села и города от враждебных действий соседей, в частности от возможных набегов норманнов (таких, например, как вторжение Роберта Гвискара в Папскую область в 1066 г.). При помощи этих отрядов Григорий VII не только вернул патримонию от­торгнутые у него области, но и мог всегда подавить любое восстание римской знати или антигригорианской партии духовенства. Может быть, наличие у папы соответственного войска сыграло немалую роль и в деле превращения двух южных герцогов в папских вассалов.

Вместе с тем Григорий VII продолжал политику Александра II в Ломбардии, поддерживая избранного миланскими патаренами архиеписко­па Атто и ведя борьбу с королевским кандидатом на эту должность Готфридом. При этом Григорий VII оказывал всяческую поддержку вождю патарии Эрлембальду. Всеми этими мерами Григорий VII стре­мился укрепить политическую мощь папства в Италии.

Вместе с тем он, в соответствии со своей теократической програм­мой, предпринял ряд шагов для усиления международного политического авторитета папства. Исходя из идеи о том, что папа является замести­телем апостола Петра и что «светский меч» (т. е. светская власть) лишь тогда исполняет свое провиденциальное назначение на земле, когда действует в полном согласии с «мечом духовным» (т. е. церковной вла-

289

Наряду с отказом от симонии и установлением особых церковных су­дов, разбиравших по нормам канонического права дела клириков и не­которые подсудные церковной юрисдикции дела мирян, Вильгельм За­воеватель ограничил право апелляции к римской курии и поставил при­знание папы феодалами Англии в зависимость от того, признает ли его король.

Однако требования Григория VII имели, во-первых, огромное принци­пиальное значение, а во-вторых, неизбежно должны были практически затронуть интересы, по крайней мере, одного из государей Западной Европы, и именно того, который претендовал на объединение Италии и Германии в одну империю и политика которого была особенно тесно связана с судьбами папства, т. е. короля Германии, который как им­ператор считался в то время главным носителем «светского меча», призванного оказывать помощь и повиновение «мечу духовному».

В основе упомянутого обращения Григория VII к государям Европы лежала определенная теоретическая программа, изложенная несколько позднее в знаменитом Dictatus papae (1075), а также в многочисленных посланиях Григория к духовпым п светским князьям Германии. Эта про­грамма отличается своим радикализмом и практической действенностью. Она представляет собой переработку идей теоретиков клюнпйского дви­жения (главным образом Петра Дамиани и Гумберта) и приспосабливает их к политическим потребностям папства как организатора новой, рефор­мированной церкви. Согласно учению Петра Дамиани, «царство» и «свя­щенство» (regnum et sacerdotium) неразрывно связаны друг с другом. Разница между ними лишь та, что император действует оружием, а пер­восвященник — «духовным мечом», т. е. словом божиим. Однако в идеале они должны служить друг другу, т. е. интересам единого целого. При оценке смысла этого взаимного служения теоретики церковной реформы приходили к идее супрематии «меча духовного» на том основании, что слово божие, конечно, выше любых орудий светского принуждения, а свя­щенство, пекущееся во главе с папой о спасении душ человеческих, важ­нее для блага человеческого рода, чем империя, управляющая лишь те­лами своих подданных. Тем самым сторонники реформы из двух возмож­ных видов теократии выбирали папскую и отвергали имперскую.

К этому присоединялось (а отчасти отсюда вытекало) отрицание лю­бой инвеституры клириков светскими лицами (учение, особенно подробно развитое Гумбертом), ибо церковь, а следовательно и церковная долж­ность, никоим образом не может составлять собственность какого бы то ни было человека, даже императора. Церковь принадлежит одному только

290

Из сочетания этих идей и родились те лаконичные и решительные тезисы, которые Григорий VII формулировал в своем Dictatus papae. Там выдвинуты в сущности три основных положения: 1) божественный характер римской церкви; 2) право ее главы на полное и бесконтроль­ное владычество над нею; 3) примат папства по отношению к империи, церкви по отношению к государству и всякой светской власти как тако­вой. Римская церковь, утверждалось в документе, основана самим богом и только им; ее первосвященник, если он канонически избран, является заместителем апостола Петра на земле, поэтому он один является все­ленским главой христианской церкви. А так как она — установление божественное и, следовательно, непогрешима в прошлом, настоящем и будущем, то всякий, кто не согласен с римской церковью, уже в силу одного этого не может считаться верующим католиком. Глава церкви — папа — может не только смещать, перемещать и назначать епископов, перестраивать управление аббатствами и еппскопствами по своему усмот­рению (например дробить или расширять их владения), но и отлучать кого угодно от церкви (даже в отсутствие отлучаемого), не считаясь с решением церковных соборов и запрещая верующим любое общение с отлученными. Ни один собор не может считаться вселенским без разре­шения папы. Папа обладает, кроме того, высшей юрисдикцией в церков­ных делах и является высшей апелляционной инстанцией. Таким обра­зом, папа господствует и над отдельными церковными учреждениями, и над отдельными представителями духовенства, и над различными его разрядами и, наконец, над совокупностью клириков, собравшихся на собор. Этому установлению безраздельного господства папы внутри като­лической церкви, направленному в значительной мере против феодально-центробежных тенденций германского, французского и итальянского епи­скопата (в частности, против епископальной политики германских коро­лей), соответствует общее необычайно высокое место, отводившееся пап­ской власти в разбираемом документе, а также провозглашение ее вер­ховенства над светской властью.

Папа — высший авторитет на земле для всякого христианина, миря­нина или клирика: без освящения его авторитетом не имеет силы ни одно каноническое установление. Никто не смеет отменять ни одно из ого распоряжений, а он может отменять распоряжения любого лица. Он никем не может быть осужден, по его же распоряжению можно судить кого угодно. Имя его — единственное в мире, и только оно должно воз-тлашаться в церквах. Все светские властители лобызают стопы папы, ибо он один может распоряжаться знаками императорского достоинства. Отсюда следует, что папа имеет право низлагать императоров и осво­бождать от присяги подданных императора в случае его неповиновения папе. Последнее Григорий VII специально обосновал через год после со­ставления Dictatus papae в письме епископу Меца, где доказывал, что

291

Изложенная программа папской теократии тесно связана с междуна­родными отношениями того времени и с притязаниями папства на роль высшего церковного и политического авторитета в тогдашней христиан­ской Европе. Поэтому наряду с общими требованиями, Григорий VII высказывает различные конкретные пожелания: он призывает всех хри­стиан оказать помощь Византийской империи против сарацин, строит планы изгнания сарацин из Южной Италии и в связи с этим развивает идею крестового похода, наконец, мечтает добиться воссоединения церк­ви путем подчинения восточной церкви папству.

Осуществить все эти планы и намерения было делом нелегким. Да и сама теократическая программа Григория VII была скорее совокупностью идеальных пожеланий, чем программой конкретных и реально осуще­ствимых требований: мы видели, как холодно отнеслись к ней светские государи Европы. Правда, во Франции папской курии удалось добиться немалых успехов в борьбе с симонией, но это произошло позднее (при Урбане II и Пасхалии II).

Реальной и сравнительно быстро осуществимой была лишь та часть этой программы, которая касалась реформы самой церкви и непосред­ственно вытекала из клюнийского учения, ибо она, как и само это уче­ние, была подготовлена развитием феодальных отношений в X—XI вв. и всей предшествующей историей католической церкви. С другой сторо­ны, эта реформа церкви была не только самой реалистической частью программы Григория VII, но и единственным действенным орудием для осуществления теократических идеалов. Практически Григорий VII занят был укреплением военной и материальной мощи папства в Италии и: проведением в жизнь принципов целибата и канонической инвеституры клириков, как ее понимал Гумберт, а также борьбой с симонией; все его конфликты со светскими государями Европы (германским королем Генрихом IV, французским королем Филиппом I) разыгрывались именно на этой почве, а отнюдь не из-за неповиновения этих государей неко­ронованному теократическому монарху Европы, которым хотел быть, но в действительности не был папа, какими бы громкими декларациями Гри­гория VII на этот счет ни сопровождались эти конфликты.

Блестящий тому пример — взаимоотношения Григория VII с Вильгель­мом Завоевателем, открытого разрыва с которым папа старательно из­бегал, несмотря на явное непризнание тем его теократических притяза­ний. Только Роберта Гвискара он решился отлучить от церкви — не за несоблюдение канонического порядка назначения епископов, а за полити­ческое неповиновение папе.' Но это объясняется тем, что Роберт в 1059 г. признал себя вассалом Николая II, а в 1066 г. не только нарушил клят-ву верности (которую он отказался возобновить и в 1073 г.), но и зa-

⁹ Указанное письмо так и озаглавлено: «Против тех, кто неразумно утверждает,, будто римский первосвященник не может отлучить императора от церкви (contra il-los qui stulte dicunt imperatorem excommunicari non posse a Romano pontifico).

292

Проводя в жизнь реформу церкви как средство усиления папства, Григорий VII на двух февральских синодах 1074 и 1075 гг. добился того, что были запрещены сначала симония и конкубинат (1074), а затем и светская инвеститура клириков (1075). Постановления 1074 г. вызвали такую бурю негодования в среде белого духовенства в Германии, что папа повторил их в более категорической форме на синоде 1075 г. и пригро­зил нарушителям отлучением от церкви. Кроме того, папа организовал агитацию среди светского населения Германии против симонии и браков белого духовенства. Согласно решениям 1075 г., Генриху IV было запре­щено пожалование епископств, и вообще отменялась инвеститура клири­ков светскими лицами.

Посредством инвеституры верховный собственник церковных земель мог передать пожизненное право пользования ими вновь избранному духовному должностному лицу, сохраняя за собой право требовать с него исполнения лежавших на данных земельных владениях повинностей. Так как в Германии в силу веками складывавшегося права короля и светских лиц иметь собственные церкви таким верховным собственником земельных владений имперских аббатств и епископств был король, то с прекращением королевской инвеституры имперские церковные владения должны были превратиться из объектов, которыми пользовались церков­ные учреждения, в их полную собственность. Запрет светской инвести­туры епископов угрожал королю не только утратой верховной собствен­ности на церковные земли, но и тем, что он лишался службы королев­ских церковных вассалов. Ибо единственной юридической гарантией дей­ствительного исполнения повинностей, лежавших на епископских вла­дениях, была клятва вассальной верности, которую приносили королю епископы в ответ на инвеституру. С ее отменой отпадала и клятва вассальной верности.

Понятно, что постановления синода 1075 г., не говоря уже о множест­ве других причин, должны были рано или поздно привести к разрыву па­пы с германским королем. К тому же Григорий VII на этом самом синоде отлучил от церкви пятерых ближайших советников Генриха IV, четырех германских и трех ломбардских епископов и, не ограничиваясь мерами воздействия до отношению к Германии, возобновил отлучение Роберта Гвискара и пригрозил отлучением французскому королю Филиппу I.

Выше уже говорилось, какую бурю негодования вызвали в среде белого духовенства Германии постановления папских синодов 1074 и 1075 гг. Когда архиепископ Майнцский Зигфрид выступил на синоде местного духовенства в Эрфурте (в октябре 1074 г.) с требованием целибата, его чуть не растерзали. Такая же неудача постигла Пассауского епископа, а также архиепископа Трирского Удо на съезде епископов Тульского диоцеза. Всюду епископы и священники единодушно жаловались на то, что папа вводит новые и малопригодные обычаи в жизнь католической церкви, что он налагает на ее служителей «бремена неудобоносимые», заставляя их жить в безбрачии по образу и подобию ангелов, в то время

293

В том, что германское духовенство так реагировало на предписания нового папы, ярко отразилось стремление епископов к экономической самостоятельности и феодальной независимости от папства. А именно этого и хотел их во что бы то ни стало лишить Григорий VII. Задача облегчалась тем, что в ту пору многие германские епископы начали уже стремиться к феодальной независимости не только от папства, но и от королевской власти. Григорий VII учел это обстоятельство. Кроме того, он пытался в Германии (как и в Ломбардии) использовать недовольство низших слоев населения, подвергавшихся эксплуатации со стороны епис­копов. Папа возбуждал светских лиц против епископов, демагогически соблазняя их тем, что очищенная от ереси симонии церковь якобы будет печься лишь о небесных, а не о земных благах, и лицемерно заявляя в своих посланиях в Германию, что миряне (и даже женщины), пони­мающие необходимость проводимой им реформы церкви, лучше епископов-симониаков.

Не ограничиваясь этой пропагандой, Григорий VII вскоре после по­давления Генрихом IV второго саксонского восстания обратился к нему с грозным предостерегающим посланием от 8 декабря 1075 г., в котором ставил ему в вину общение с отлученными в феврале 1075 г. советни­ками и епископами, а также нарушение канонического порядка избрания церковных должностных лиц. Письмо Григория VII начиналось весьма характерно для этого папы (обычно обращение папы к светскому лицу содержало в самом начале привет и благословение): «Григорий королю Генриху привет и апостольское благословение, если он будет оказывать апостольскому престолу послушание, как то и подобает христианскому государю». Столь странная форма благословения находит объяснение в содержании и тоне самого послания. Не одно только общение Генриха с отлученными вызывает у папы сомнения в том, достоин ли подобный король его апостольского благословения и имеет ли он право имено­ваться «христианским государем». Особенно возмущен Григорий VII по­жалованием Генрихом IV спорной кафедры Миланского архиепископа клирику Теодальду, а также тем, что Генрих назначил без папской санкции двух своих ставленников из германских клириков на должность епископов Фермо и Сполето. ,

Другими словами, папу особенно беспокоило в политике Генриха IV его совершенно явное стремление после разгрома саксонского восстания укрепить власть путем возрождения епископальной системы Оттонов и Генриха III и ее распространения на Италию. Свое отношение к этой политике Григорий VII как нельзя более ясно выразил в следующих словах: «Вопреки постановлениям апостольского престола ты передал

294

церковные должности в Фермо и Сполето неизвестным нам лицам, словно человек может передавать или дарить кому-либо церковную должность или церковное учреждение» (по мысли Григория VII, это может сделать лишь бог или наделенный частицей божественной благодати папа).

3. ХОД БОРЬБЫ ЗА ИНВЕСТИТУРУ И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Вместо того, чтобы ограничиться опровержением папских обвинений и протестом против угрозы смещения его с престола, Генрих IV решился на открытый и радикальный разрыв с папой. Решительность Генриха IV объясняется тем, что в конце 1075 г. и в самом начале 1076 г. его под-держивал целый ряд епископов и светских князей Германии, что выясни­лось уже в ходе подавления саксонского восстания. Но Генрих не в со­стоянии был учесть крайнюю неустойчивость этих слоев, причины кото­рой мы постараемся выяснить ниже.

В январе 1076 г. Генрих IV созвал имперских князей на съезд в Борисе, где он хотел предложить им резко и определенно высказаться против папы. Так началась знаменитая борьба за инвеституру, тянувшая­ся почти без перерыва около полустолетия (до 1122 г.).

Уже самый состав Вормсского съезда должен был бы разочаровать Генриха IV и послужить предостерегающим указанием: на его приглаше­ние откликнулись далеко не все германские князья. Из светских князей не явился почти никто, за исключением герцога Готфрида Лотарингско-го; не прибыли в Вормс также 24 епископа и 2 архиепископа. Зато явившиеся на зов короля 26 епископов (т. е. как раз половина пригла­шенных) 24 января 1076 г. составили резкое послание папе в духе поже­ланий Генриха IV, причем помимо общего обращения всех епископов к папе каждый из них направил ему отдельную грамоту (cartula) за своей личной подписью с отказом в церковном послушании «брату Гильдебран-ду», как они именовали Григория VII.

Во главе епископов на Вормсском съезде, который называют иногда и Вормсским синодом, стояли два архиепископа — уже известные нам Готфрид Майнцский и Удо Трирский. В послании епископов на Григо­рия VII возводилось много тяжких обвинений. Он обвинялся в том, что нарушил собственную клятву, якобы данную им Генриху III в бытность Гильдебранда советником папы и субдиаконом Римской церкви: никогда

295

не занимать самому апостольского престола и никому не разрешать зани­мать его без санкций императора (никаких данных о наличии подобной клятвы или присяги в источниках нет); кроме того, папу обвиняли в на­рушении избирательного закона Николая II, составленного при его же участии (нарушение этого закона беспорядочным ходом избрания Григо­рия VII, как мы видели, несомненный факт, но степень его участия в составлении этого закона до сих пор не выяснена).

Затем шли обвинения, отражавшие заинтересованность части герман­ского епископата в отмене проводившейся Григорием VII реформы церкви; епископы указывали на то, что Григорий VII своей церковной политикой посеял семена небывалого раздора в церковном мире Италии, Германии, Испании и других стран Европы, что он, взывавший к умиротворению и очищению церкви, вызвал в ней раскол и осквернил ее. Особенно возму­щало их то, что Григорий VII попирал законные права епископов, сме­щая тех, кто получил должность из рук короля, и заменяя их никому не­известными людьми темного и сомнительного происхождения, которых ему, Григорию, угодно именовать епископами. Письмо заканчивалось за­явлением, что если Григорий VII не признает авторов послания законны­ми епископами, то они с еще большим основанием не признают его закон­ным папой и отказывают в каноническом послушании.

Генрих IV составил также два послания от своего личного имени — одно к римлянам, другое — к Григорию VII. В первом, адресованном «римскому народу и духовенству», король, сообщая содержание второго письма, предлагал римскому «клиру и народу» сместить Григория VII и организовать новые выборы, в результате которых при участии римских епископов и римского «народа» (т. е. представителей римской феодаль­ной знати) должен быть избран новый папа, утвержденный императором. Во втором письме Генрих IV выступал в защиту германских архиеписко­пов, епископов и священников, утвержденных королем, упрекая Григо­рия VII в высокомерном презрении к ним и объявляя его низ­ложенным с папского престола со ссылкой на постановления Вормсского синода и на права римского патриция, приобретенные им в 1061 г.

Во всех актах Вормсского синода совершенно ясно видна основная их цель: стремление короля уберечь епископальную систему от посягатель­ства папы и провозгласить примат императорской власти над папской. К этому присоединялось стремление части епископата к независимости от папства. Союз епископов с королем был временным, ибо епископы добива-

296

лись, собственно, полной феодальной самостоятельности — как по отноше­нию к папе, так и по отношению к императору. Независимо от этого, однако, идея примата императорской власти, к тому же высказанная с такой запальчивостью и раздражением, неизбежно должна была встре­тить столь же резкий отпор со стороны папы. Так и случилось.

Папа заявил в своей грамоте, что так как Генрих восстал против апо­стольской церкви, то он именем апостола Петра запрещает ему править Германией и Италией и освобождает всех христиан от клятвы верности, принесенной ими королю, а также никому не разрешает впредь служить Генриху, как королю. И только после этого — вслед за кратким перечнем тяжких прегрешений Генриха против церкви — папа изрекает «анафему преступному королю» именем апостола Петра. Таким образом, низложе­ние и отлучение короля мотивируются одним и тем же аргументом — неповиновением папе и восстанием против римской церкви, но отлучение выступает как следствие низложения, а не наоборот.

По-видимому, основным мотивом такой последовательности низложе­ния и отлучения Генриха было желание папы подчеркнуть раздельность этих двух актов и независимость первого от второго, ибо в дальнейшем, после снятия отлучения с Генриха, его противники продолжали утверж­дать, что это еще не означает восстановления его политической власти. Весьма вероятно, что Григорий VII предвидел подобную возможность.

Все современники поняли постановление февральского синода 1076 г. как окончательное низложение короля, а не как временное отрешение его от должности впредь до снятия отлучения, ибо при последнем толковании оставалось непонятным одновременное освобождение подданных от клят­вы верности королю. Такое понимание, очевидно, и соответствовало дей­ствительности — с той, однако, поправкой, что папа и в этом пункте стремился оставить за собой как можно больше свободы действий на случай возможного восстановления Генриха на престоле, если это ока­жется выгодным папе.

Как бы то ни было, Григорий VII не ограничился указанными мера­ми против короля: особым постановлением того же февральского синода 1076 г. он сместил и отлучил от церкви архиепископа Майнцского Зигфри­да, а также тех из участников Вормсского синода, которые добровольно присоединились к нему, и попытался привлечь на свою сторону некоторых немецких епископов, занимавших на этом синоде колеблющуюся позицию.

Попытавшись таким образом вбить клин в ряды германского еписко­пата, сплоченность которого на стороне королевской власти была недо­статочно прочна, Григорий, VII поспешил укрепить и свое положение в Италии. С этой целью он усилил папское войско в Риме, начал новые пе­реговоры с норманнами, упрочил связь папского престола с вассалами маркграфини Тосканской Матильды и инспирировал возобновление тата­рин в Милане.

Генрих IV, узнав о своем отлучении, обратился в конце марта 1076 г. с личным посланием к Григорию VII, в котором в самых резких выра­жениях потребовал, чтобы папа отказался от апостольского престола.

297

Шаги, предпринятые Генрихом, не только не оказали желаемого дей­ствия, но привели к противоположным результатам: уже весной 1076 г. началось отпадение целого ряда герцогов и епископов Южной Германии, а летом 1076 г. к ним присоединились бывшие вожди саксонского вос­стания. Этот факт столь быстрой изоляции королевской власти и возник­новения враждебной королю коалиции светских и духовных князей всего через несколько месяцев после их решительного антипапского выступле­ния на стороне короля во время Вормсского синода 1076 г. не может быть объяснен одним только папским отлучением и успехами папской агитации в Германии.

И то и другое сыграло, конечно, немалую роль, но основной причиной изоляции королевской власти следует считать изменение реального соот­ношения социальных сил в Германии.

Известно, что папство уже со времен Льва IX пыталось вступить в компромисс с южнонемецкими династами, занимавшими должность фог­тов на основе права светских владельцев иметь собственные церкви.

Однако при Григории VII положение несколько изменилось. Со време­ни проведения клюнийской реформы в Шварцвальдском монастыре Гир-сау (или Гиршау) (в 1075—1077 гг.) по всей Южной Германии стали быстро распространяться реформированные монастыри, основателями ко-

298

В этих реформированных монастырях, даже после отказа основателя от прав собственности на земельные владения того или иного аббатства, за наследниками основателя все же закрепляется фогтство. Фогтство как политическая власть отделяется от права собственности на монастырские владения, но продолжает оставаться в значительной мере достоянием рода бывшего владельца монастыря. Юридически это объясняется тем, что пол­ная независимость монастыря от королевской власти была невозможна без иммунитета с предоставлением высшей юрисдикции, а та могла выпол­няться только фогтом. Но на деле все зависело от реального соотноше­ния сил между монастырями, династами, папством и королем. И Гирсау, и другие созданные или реформированные по его образцу монастыри Южной Германии остро ощущали иллюзорность папского патроната как гарантии от местных злоупотреблений фогтов (ввиду отдаленности средств воздействия) и поэтому вынуждены были вносить поправки в право сво­бодного выбора фогтов, ограничивая эту «свободу» кандидатами из круга родни прежнего фогта, т. е. бывшего владельца монастыря.

К тому же монастыри и папство по-разному толковали «свободу» ре­формированных монастырей: папские привилегпи трактовали ее как пра­во папства распоряжаться освобожденными от королевской власти мона­стырями и приравнивали монастырскую свободу к папской собственности на данные монастыри, отождествляли libertas с proprietas; в противопо­ложность этому монастырские документы, в частности грамоты, в которых прежние владельцы отказываются от прав собственности, толковали эту свободу как полную независимость от кого бы то ни было и полное пра­во аббата распоряжаться монастырем по своему усмотрению.

Таким образом, тот тип «свободного аббатства» (abbatia libera), кото­рый выработался в 70-х — 80-х годах XI в., по юридическим признакам отличался от привилегированных монастырей времен Льва IX большей независимостью от династов: такие «свободные аббатства» не только ста-новились под папский патронат и получали право выбора фогта из рода бывшего владельца монастыря, как было при Льве IX, но и добивались отказа этого владельца от всяких прав собственности на владения мона­стыря и провозглашали полную свою экономическую независимость (в смысле уплаты взносов, податей или выполнения повинностей) от папы, архиепископов и епископов в той же мере, как от короля, герцо­гов и династов. Пусть реальное соотношение сил часто делало такую структуру «свободного аббатства» неосуществимой на практике и за­ставляло монастыри и папство в равной мере делать ряд уступок фогтам из среды династов — во всяком случае, противоречие интересов между папством, реформированными монастырями и династами было значитель­но менее напряженным и острым, чем противоположность интересов всех этих трех сил каждой из них в отдельности политике королевской власти. Поэтому во время решительного столкновения короля с папством его про­тивниками оказались многие аббатства, которые еще не успели провести у себя реформу и превратиться в abbatia libera, но всячески к этому стремились. Династы со своей стороны охотно содействовали насаждению

299

такого рода «свободных аббатств», так как они и в них все же сохраняли за собой доходную должность фогта, связанную с приобретением публич-ноправовой политической власти, и лишь делали уступку в виде отказа от права собственности, а кроме того, располагали этим в свою пользу папство. Чем бы ни завершился в дальнейшем спор между монастырями и династами из-за выборов и компетенции фогтов, тенденция к возникно­вению реформированных «свободных аббатств» пока лишь способствовала росту враждебности и тех и других королевской власти. А это отрази­лось и на колеблющейся позиции части епископата, интересы которого тесно переплетались с интересами монастырей, династов и герцогов.