ИНСТИТУТ К. МАРКСА и Ф. ЭНГЕЛЬСА
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
БИБЛИОТЕКА НАУЧНОГО СОЦИАЛИЗМА
ПОД ОБЩЕЙ РЕДАКЦИЕЙ Д. РЯЗАНОВА
Г. В. ПЛЕХАНОВ
СОЧИНЕНИЯ
ТОМ IV
ПОД РЕДАКЦИЕЙ
Д. РЯЗАНОВА
ИЗДАНИЕ 2-ОЕ
11 — 25 тысячи
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МОСКВА
Гиз № 5753 Главлит № 25753. Напеч. 15.000 экз.
1-я Образцовая типография Госиздата. Москва, Пятницкая, 71.
СОДЕРЖАНИЕ
Стр.
Предисловие редактора 1
На международные темы (1888 — 1894).
Фердинанд Лассаль 5
(«Библ. Соврем. Соц.», вып. IV. Женева. 1887 г.)
Речь на международном рабочем социалистическом конгрессе в Париже
(14 — 21 июля 1889 г.)……….…………………......................... 53
(«Соц.-Дем.», № 1. Лондон, 1890 г.)
Столетие Великой Революции 55
(«Соц.-Дем.», № 1. Лондон. 1890 г.)
Иностранное обозрение. (Рабочие конгрессы 1890 г.) 68
(«Соц.-Дем.», № 3, Женева. 1890 г.)
Рабочее движение в 1891 г. 99
(«Соц.-Дем.», № 4. Женева. 1892 г.)
1-е мая 1890 г 125
(«Соц.-Дем.», № 2. Женева. 1890 г.)
Ежегодный всемирный праздник рабочих 145
(«Рабоч. библ.», вып. пятый. Женева. 1891 г.)
Военный вопрос на конгрессе в Цюрихе 161
(«L'Ère Nouvelle», 1893 г.) Анархизм и социализм
-
Точка зрения утопического социализма 169
-
Точка зрения научного социализма 177
-
Историческое развитие анархической доктрины 182
Точка зрения анархизма —
Макс Штирнер 182
Прудон 191
Бакунин 207
Эпигоны 221
4. Так называемая анархистская тактика. Ее мораль . 236
Заключение: Буржуазия, анархизм и социализм 245
Сила и насилие . . . . 249
(Перев. с итальянск. Г. Зильбера. Изд. Рутенберга. 1906 г.)
IV
Библиографические заметки: Стр.
Библиографические заметки из «Социал-демократа». Женева. 1888 г. 261
Библиографические заметки из «Социал-демократа». Книга первая.
Лондон, февраль 1890 г. 281
Библиографические заметки из «Социал-демократа». Книга третья.
Женева, декабрь 1890 г. . 296
Библиографические заметки из «Социал-демократа». Книга четвертая.
Женева, 1892 г. 314
Французское правосудие и русское шпионство 320
(«Соц.-Дем.», № 2. Женева. 1890 г.)
Шпионские забавы 325
(«Соц.-Дем.», № 4. Женева. 1892 г.)
Приложение
Доклад и заключительное слово на Цюрихском конгрессе в 1893 г.
(Позиция социал-демократии в случае войны) 329
(«Protokoll des Int. Sozial. Arbeiterkongresses in Zürich». Zürich. 1894.)
ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА.
Содержание предлагаемого тома носит несколько пестрый характер. В него вошли, главным образом, статьи периода 1888—1894 гг. на международные темы. Брошюра о Лассале осталась неоконченной. Написанная до появления Бернштейновского издания сочинений Лассаля, когда о последнем, кроме нескольких сенсационных брошюр и «дамских воспоминаний», имелась только одна мало-мальски серьезная работа известного литературного критика Г. Брандеса, работа Плеханова представляла большой интерес, как первая попытка подойти к Лассалю с точки зрения ортодоксального марксизма. Так, Плеханов уже тогда указывает, что Лассаль «иногда готов был идти рядом с прусским правительством, соглашая несогласимое, реакционную монархию с революционной демократией».
Из статей, написанных для иностранной хроники «Социал-Демократа», почти все носят информационный характер и представляют теперь только исторический интерес.
Библиографические заметки и рецензии, помещенные в пяти книгах «Социал-Демо-крата», выделены нами, за одним исключением, в особый отдел этого тома.
С 1889 г. Плеханов начинает принимать непосредственное участие в международном движении.
К сожалению, его историческая речь на Парижском конгрессе известна нам только по краткому отчету о ней, помещенному в «Социал-Демократе». Это изложение так мало отличается от немецкого текста, как он опубликован был в протоколе Парижского конгресса Вильгельмом Либкнехтом, что мы решили ограничиться только русской версией.
На международный конгресс в Брюсселе в августе 1891 г. группа «Освобождение труда» делегата не послала и ограничилась тем, что
2
доставила доклад, написанный Плехановым и переведенный на французский язык Верой Засулич. К сожалению, нам еще не удалось найти экземпляр этого чрезвычайно редкого издания.
На Цюрихском конгрессе в 1893 г. Плеханов явился докладчиком по одному из центральных вопросов порядка дня, — по военному вопросу. К сожалению, официальный отчет так сильно хромает, что Плеханов был вынужден уже тогда для французов изложить основные мысли своего доклада в журнале «L'Ère nouvelle».
Помещая теперь этот автореферат в переводе с французского, мы, кроме того, в приложении даем в переводе с немецкого доклад и заключительное слово Плеханова, как они были опубликованы в немецком протоколе Цюрихского конгресса.
Полемика, завязавшаяся между Плехановым и анархистами на Цюрихском конгрессе и после него, дала ему повод заняться поближе вопросами об отношениях между анархизмом и социализмом. Плодом этих занятий явились написанные для немецкого социал-демократического издательства на французском языке и переведенные на немецкий язык госпожей Бернштейн брошюра об «Анархизме и социализме» и статьи о «Силе и насилии». Из переводов первой на русский язык, изданных при жизни Плеханова, нет ни одного, который был бы им официально редактирован. Наоборот, перевод статей о «Силе и насилии», сделанный Зильбером, был просмотрен Плехановым и снабжен особым предисловием. Последнее, направленное против большевиков, будет напечатано в одном из последующих томов.
Декабрь 1922 г. Д. Рязанов.
НА МЕЖДУНАРОДНЫЕ ТЕМЫ
1888 -1894
ФЕРДИНАНД ЛАССАЛЬ.
ЕГО ЖИЗНЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ.
I.
Чтобы выяснить историческое значение деятельности Лассаля, мы считаем не лишним, в немногих словах, напомнить читателю те общественно-политические движения, которыми ознаменовалась внутренняя история Германии в первой половине XIX века.
В начале этого века Германия является страною, очень отсталой в экономическом и политическом отношениях. Ее и без того ничтожное промышленное развитие стесняется множеством препятствий, унаследованных частью от средних веков, а частью от времен полицейски-заботливой деятельности «просвещенных деспотов» XVIII века.
Обмен до крайности затрудняется политическою раздробленностью страны и внутренними таможнями; крепостное право продолжает сковывать сельское население; крупное землевладение имеет совершенно феодальный характер; безобразное, многоголовое здание абсолютизма давит «великое немецкое отечество» и не оставляет места для политической самодеятельности граждан.
Впрочем, честный Михель и не претендовал на такую самодеятельность. Хотя и не легко жилось ему под капральскою палкою его бесчисленных больших, средних и малых правителей, но он слишком сильно проникнут был страхом божиим и духом филистерским, чтобы подумать об иных политических порядках. Вероятно, он долго еще не вы шел бы из своего забытья, если бы его не разбудили пушки Наполеона *).
Французские победы показали всю гнилость общественного и политического устройства Германии. Неприятельское нашествие пробудило во всем образованном населении стремление к свободе и национальному
*) Сочувственное отношение к французской революции скоро уступило, как известно, место благочестивому негодованию против «ужасов» террора.
6
объединению. В Берлине раздался мужественный голос Фихте, который в своих восторженных «Речах к немецкому народу» заявляет, что он обращается к немцам вообще, говорит о немцах вообще, «совершенно не признавая всех тех подразделений, которые с давних времен создались в единой нации, благодаря несчастным событиям».
Почти в то же время (в 1810 г.) Арндт взывал в одной из своих боевых песен:
Zu den Waffen! Zu den Waffen!
Als Männer hat uns Gott geschaffen,
Auf, Männer, auf! und schlaget drein
Die Freiheit soll die Losung sein! *)
Правительства волей-неволей принуждены были поддерживать это стремление, так как в нем заключался единственный залог победы. Мало того, чтобы поощрить мужество немцев, им обещали даже представительное правление.
Обещание это было, однако, забыто почти всеми немецкими правительствами тотчас же после падения Наполеона.
Поощрявшаяся прежде любовь к свободе стала преступлением, самый патриотизм сделался подозрительным в глазах немецких правителей, обязанных ему своим восстановлением. Глава реакции, Меттерних, человек, по мнению которого даже император Александр I был до 1815 г. «чистым якобинцем», решился «противопоставить миру, находящемуся в безумии, другой мир, исполненный мудрости, разума, справедливости и порядка», т. е., в переводе на прозаический язык, старый «мир» полицейско-деспотиче-ского режима. О немецком единстве не было и помину. Неудивительно, поэтому, что в более развитых слоях нации явилось неудовольствие и раздражение.
«Уже во время последней (наполеоновской) войны можно было слышать от Арндта, Петерса, Лудена, Яна жалобу на то, что опасность и борьба слишком скоро прошли для Германии, что мир слишком легко возвратит изгнанных духов тьмы, что только новая война может отвратить вредную порчу, вкрадывающуюся в отечественные дела», говорит Гервинус в своей «Истории девятнадцатого века». Но войны не было, а следовательно, и нельзя было надеяться на то, что новый мир принесет, наконец, Германии политическую свободу. Оставалось завоевать ее путем борьбы с реакцией. Но здесь подтвердилась та старая истина,
*) К оружию! К оружию! Бог создал нас мужами, восстаньте же, мужи, и сражайтесь! Свобода должна быть вашим лозунгом.
7
что борьба за внутреннюю свободу предполагает в народе гораздо большую степень развития, чем борьба за внешнюю независимость. Против французского «тирана» поднимались все или почти все; против собственных, гораздо худших, деспотов способны были восстать в тогдашней Германии только немногие. Эти немногие принадлежали, главным образом, к «интеллигенции» страны, к учащим и учащимся. Уже в конце второго десятилетия между немецкими студентами появляются решительные революционеры, которые приобретают значительное влияние на молодежь. Братья Фоллены основывают в Гиссене свое общество «Безусловных» (der Unbedingten). В одной из песен, распевавшихся членами этого общества, говорится, что
Nur die Bürgergleichheit, der Volkswille ist
Selbstherrscher von Gottesgnaden.
Другая песня заканчивается решительным воззванием:
Nieder mit Kronen, Thronen, Frohnen. Drohnen und Baronen!
Sturm!
Борьба, начавшаяся, таким образом, между правительствами и революционною молодежью, по необходимости должна была протянуться очень долго. С одной стороны, революционеры были слишком правы в своих требованиях, чтобы отступиться от них при первых неудачах, а с другой стороны невозможно было скорое осуществление этих требований, так как они находили сочувствие лишь в очень незначительной части населения. Дворянство боялось за свои привилегии, а «горожанин, издавна боязливо привязывавшийся к своему дому и ремеслу, не имел до той поры ни привычки, ни времени думать об общественных делах, не имел ни понятия, ни способности к тому, чтобы получить понятие о судьбах и обстоятельствах государственного быта, почти не имел понятия и о делах своей общины. Он с радостью готов был уклоняться от всякой гражданской обязанности, и за это рад был бы отказаться от всех гражданских прав; даже когда появлением сборщика податей напоминалась ему обязанность, ему едва вспоминалось право. Он предоставлял думать о государственных делах чиновнику, потому что ведь они вверены ему, хоть и ненавидел этого чиновника. Точно так же он... предоставил высшие почести и должности в государстве дворянину, хотя и сердился на его привилегированность» *).
Об эту неразвитость, об этот индифферентизм разбивались все усилия революционной молодежи, которая, по словам того же Герви-
*) Гервинус, «История XIX века», т. II, стр. 370.
8
нуса, «отчаянно мучилась нетерпеливым сомнением, когда же, наконец, начнет, и начнет ли когда-нибудь, таять эта старая ледяная кора». События показали, что для «таяния» необходимо было изменение внутреннего строения «коры». А оно не заставило себя ждать, и совершалось неуклонно, хотя медленно и незаметно. Политическая неразвитость среднего сословия обусловливалась его экономической отсталостью, преобладанием в Германии мелкого ремесленного производства. Но мелкое производство само заключает в себе условия, которые рано или поздно устраняют его, выдвигая на сцену крупную промышленность. К тому же здесь присоединилось влияние международных отношений, ускорявших внутреннее развитие Германии. Таким образом, между тем как правительства свирепствовали против молодежи и постановляли свои «Карлсбадские» и другие решения; между тем как революционеры ломали голову над вопросом о том, как же разбудить народ, — на историческую сцену Германии выступили новые действующие лица.
Рядом с совершенно забитым крестьянином и с политически неразвитым горожанином старого закала появились крупный предприниматель и работник, буржуа и пролетарий.
Первым заявил о своем появлении, как и следовало ожидать, господин предприниматель. С начала тридцатых годов его присутствие дает себя чувствовать во всех сферах тогдашней общественной жизни. «Только тогда купец и основатель акционерных обществ, как Ганземан, мог сделаться руководителем общественного мнения, — говорит Ф. А. Ланге *). — Промышленные товарищества и подобные им общества росли, как грибы... Граждане начинавших богатеть городов заводили политехнические училища, ремесленные и торговые школы, между тем как несомненные недостатки гимназий и университетов рассматривались в увеличительное стекло отрицательного отношения. Правительства... были, вообще говоря, охвачены тем же духом. Главнейшая их деятельность направлена была на создание средств обмена и сообщения; важнейшим социально-политическим делом всего десятилетия была организация Немецкого Таможенного Союза. Еще более важною по своим последствиям оказалась постройка железных дорог, над которою соперничали с половины десятилетия главнейшие торговые города. Как раз в то же время интерес к естественным наукам обнаружился, наконец, и в Германии, при чем самую выдающуюся роль играла химия, — наука, стоящая в теснейшей связи с практическими интересами».
*) »Geschichte des Materialismus», Iserlohn 1882, 2 В., S. 436 — 437.
9
Влияние новых общественных потребностей не менее заметно и в области так называемых нравственных и политических наук. В экономии появляется учение Фридриха Листа, в котором, как в зеркале, отражается тогдашнее положение немецкой промышленной буржуазии. В политике растет увлечение конституционализмом. Наконец, в следующем десятилетии немецкая философия разрывает с тем духом компромисса, который, по замечанию Ибервега, характеризует собою всю ее историю; ее передовые представители становятся во главе оппозиционного и даже революционного движения. Буржуа начинает сознавать свое значение и готовится вмешаться в борьбу революционной молодежи с правительством.
В начале сороковых годов напоминает о своем существовании и пролетарий. В различных местностях Немецкого Союза происходят рабочие волнения, которые усмиряются розгами и штыками. Причиной этих волнений было, конечно, бедственное экономическое положение рабочих, и, в этом смысле, можно сказать, что они являлись грозным предостережением и для самой буржуазии. Но, во-первых, принятыми против них жестокими мерами правительства сами поторопились обратить на себя ненависть рабочего класса. В своем знаменитом стихотворении «Ткачи», написанном по поводу силезских волнений, Гейне не даром заставляет рабочих посылать проклятие «королю всех счастливых». Кроме того, созданный развитием новой формы промышленности, пролетарий по необходимости становится во враждебное отношение ко всем остаткам старых общественных отношений, а, следовательно, и к полицейски-деспотическому государству *).
Разбуженный шумом нового движения, стесненный в своем материальном положении развитием крупной промышленности, мелкий го-
*) Положение рабочего и ремесленного подмастерья в тогдашней Германии было едва ли лучше положения работника в современной нам России. К жалкому экономическому положению прибавлялась полная беззащитность от полицейского произвола. В Австрии чиновники обращались с работниками, «как со скотом. Кто хоть раз побывал утром в венской полицейской дирекции, помнит, как целые сотни подмастерьев стояли по целым часам в узком коридоре, дожидаясь окончания пересмотра их «путевых книг» между тем как полицейский, с саблей или с палкой в руке, присматривал за ними подобно надсмотрщику за рабами. Полиция и юстиция будто сговорились довести этих бедняков до отчаяния». Ernst Violand, «Sociale Geschichte der Revolution in Österreich», Leipzig 1850, цитировано у Bernhardt Becker's, «Die Reaktion in Deutschland gegen die Revolution von 1848», Braunschweig 1873, S. 68.
10
рожанин (Kleinbürger) также почувствовал недовольство существующим политическим порядком и заговорил о конституции.
Наконец, заволновался и крестьянин, который во многих местностях Германии был, как мы уже сказали, почти в полной крепостной зависимости.
Под соединенными усилиями всех этих недовольных элементов пало в 1848 году насквозь прогнившее здание немецкого абсолютизма.
Уже в период, предшествующий революционному взрыву 1848 года, эти враждебные абсолютизму элементы делились (поскольку они доросли до мысли о политической борьбе) на различные политические партии. Либеральная партия, с ее осторожным, «законным» способом действий, защищала интересы крупной и огромной части мелкой буржуазии. Эта партия не организовала тайных обществ, не делала заговоров и не сражалась на баррикадах. Она предоставляла это революционной молодежи и рабочим. Однако, тотчас же после падения абсолютизма власть фактически попала в ее руки, так как ее сторонники составили большинство в законодательных и городских собраниях. Ей выпала, таким образом, руководящая роль в борьбе с реакцией, и от ее тактики, от ее энергии и предусмотрительности зависели ход и исход этой борьбы. К сожалению, такая роль оказалась ей не по силам. Чтобы добить реакцию, нужно было вооружить народ и поддерживать его революционное настроение, а буржуазия более всего боялась именно революционного настроения народа. Вооруженный пролетарий был для нее гораздо страшнее прусского или австрийского солдата. Когда 6-го апреля берлинские работники мирно собрались для обсуждения своих нужд и требований, буржуазная гражданская стража поспешила окружить место собрания и занять ближайшие улицы. В другой раз редактор «Zeitungshalle», Dr. Юлиус, напечатал прокламацию, в которой некоторые увидели подстрекательство рабочих против буржуазии. Такая дерзость вызвала всеобщее негодование. Студенты окружили редакцию, чтобы воспрепятствовать распространению листка, многие горожане и все биржевые деятели сговорились никогда более не брать его и руки, а министр юстиции Борнеманн приказал начать против преступного редактора судебное преследование» *). Ни в Берлине, ни в Вене, в этих важнейших центрах, где решалась судьба революции, работники не имели другого оружия, кроме камней и своих рабочих инструментов Венские демократические комитеты мало смущались этим обстоятельством, продолжая водить невооруженных рабочих на манифестации и
*) Bernhard Becker, «Die Reaktion in Deutschland», S. 53.
11
даже на баррикады. 14-го июня 1848 года берлинские рабочие сделали было попытку овладеть цейхгаузом, чтобы запастись оружием, но они были отбиты соединенными усилиями регулярных войск и буржуазной гражданской стражи *). Мало того, те же самые венские демократы боялись наплыва в столицу рабочих из других городов. Заведовавший общественными работами в Вене, единомышленный им «Рабочий Комитет» объявил, что городская община обязана доставлять работу только своим беднякам, и потребовал удаления всех иногородних рабочих. Само собою понятно, что реакция могла лишь рукоплескать мероприятиям, ослаблявшим революционную силу города.
Тоскливое настроение немецкой буржуазии прекрасно отражается в следующих строках «Augsburger Allgem. Zeitung»: «Общественный кредит исчез, — писала она в марте 1848 года, — торговля пошатнулась до основания, дела находятся в застое во всех отраслях промышленности, заработки и доходы уменьшаются все более и более, имущие сокращают свои расходы; ремесленники и великий класс тех, которые живут заработной платой, видят себя в опасности лишиться этого источника существования, а что всего хуже — отвыкают от труда,. от спасительного довольства своею участью, и служат движению удобными орудиями, которые скоро готовы будут переменить общественные роли. Благоразумный бюргер знает грозящую ему опасность»... **)
«... Борьба идет не столько между республикой и монархией, сколько между капиталом и бедностью, между имуществом и рабочей силой, между повелевающим и служащим классами общества», — писала в апреле та же газета. — Майские и июньские события в Париже еще более усилили опасения немецкой буржуазии. Повсюду стали распространяться тревожные слухи о рабочих волнениях. Достаточно было самой вздорной выдумки, чтобы вызвать панику между зажиточными классами той или другой местности» ***). При таком настроении «бла-
*) Эта последняя проявила истинно геройский дух. «Нами овладело такое рвение, — говорит известный Рудольф Гнейст, служивший тогда в этой страже, — что три стражника сразу кинулись со штыками на семнадцатилетнего мальчика, который вздумал было рассуждать» (!) «Berliner Zustände», цитировано у Беккера, стр. 103—104.
**) Becker, 48.
***) Характерен следующий факт. Два берлинских работника поссорились с булочником за то, что он продавал слишком маленькие хлебы. Это событие тотчас же нашло отголосок в Собрании Городских Представителей (Stadtverordneten-Versammlung), и один из его членов обратился к своим товарищам с предложением подумать о том, «как защитить булочников».
12
горазумного бюргера», никакие воззвания не могли подвинуть его на решительные шаги в борьбе с реакцией. Он «протестовал», ссылался на свое доброе право и оказывал «пассивное сопротивление» там, где нужно было аргументировать штыками и убеждать пуш-ками.
Радикальная демократия умела стать с оружием в руках на защиту своих требований, но ее двусмысленное положение «между капиталом и бедностью, между имуществом и рабочей силой» помешало ей отождествить свое дело с делом рабочего класса и выработать себе, с самого начала движения, определенную, последовательную и решительную программу действий. Мы уже видели, что она не всегда заботилась даже о вооружении народа.
С своей стороны, рабочие нисколько не были расположены хладнокровно смотреть на успехи побежденной ими в марте реакции. Не раз предлагали они буржуазным законникам оказать вооруженную поддержку их требованиям; но те предпочитали «пассивное сопротивление», а рабочие были еще слишком малочисленны, слишком плохо организованы, чтобы отстоять своими собственными усилиями дело политической свободы. Во всяком случае, они до конца остались лучшими защитниками этого, оставленного буржуазией, дела. «Когда, в конце 1848 года, монархия направила решительные удары против прусского Национального Собрания, — говорит Георг Адлер, — берлинские чле-ны союза «Arbeiter-Verbrьderung» *) заявили этому Собранию, что они готовы защищать его и предоставляют свои силы в его распоряжение. Нейтральный же Комитет Союза требовал в своем воззвании к местным и окружным комитетам немедленного вооружения рабочих для защиты Собрания. («Настало время, когда каждый город, каждая деревня в Германии должны превратиться в крепость против тирании. Докажем, что мы достойны свободы!» — говорилось в воззвании.) ...В Саксонии, в Бадене, в Рейнском Пфальце члены «Verbrüderung» принимали деятельное участие в восстании (1849 года). И хотя в других странах восстание не имело места, но названный Союз употребил все средства, чтобы его вызвать. Во время восстания в юго-западной Германии, так называемой Reichsverfassungs-Kampagne, Центральный Комитет Вюртембергских ветвей Со-юза издал воззвание, в котором он объявлял обязанностью всякого немца, и в особенности рабочего, принять участие в борьбе... Сло-
Достарыңызбен бөлісу: |