Глава 2. Этника в современном кинематографе:
метрополия и диаспора 2.1. Индийский обряд
между традицией и модернизацией:
"Свадьба в сезон дождей"
Разговор о фильме "Свадьбе в сезон дождей", тему которого сама режиссер обозначила как пять пересекающихся историй любви30, целесообразно построить на базе подробного рассмотрения сюжета. И дело не в том, чтобы ознакомить человека, не видевшего фильм, с перипетиями рассказанной Мирой Наир истории; главное здесь — углубленный герменевтический анализ источника.
Любой современный традиционный художественный фильм существует в двух плоскостях — вербальной (речь персонажей) и невербальной (визуальный ряд и акустический фон). Невербальное возможно зафиксировать в слове как реальности мысли, но любая фиксация — даже режиссерский сценарий — не равна происходящему на экране. Прописывая, "пересказывая" фильм, мы сталкиваем "однозначность" интерпретации и "множественность" смыслов, и это столкновение порождает "конфликт интерпретаций". К тому же "пересказ" дает возможность пережить и отрефлектировать не только очевидно заявленные интенции, но и выраженные имплицитно, вытекающие из культурного контекста, — и также, проартикулировав, вписать их в интерпретативную схему. Таким образом, герменевтическая интерпретация фактов, образов и символов обнаружит смысл и истинные мотивы поведения персонажей, объяснит "неслучайные случайности" и проявит уникальность картины.
* * *
Мужчина зрелого возраста в футболке и шортах пытается поправить гирлянду ноготков, украшающую зеленую арку. Цветочные лепестки сыплются ему на голову, оранжевым ковром покрывают траву перед домом. Обреченно поддев ногой в остроносой национальной индийской туфле цветы, высыпавшиеся из гирлянды, он идет за телефонной трубкой. Из телефонного разговора и "перебивающих" его кадров беседы трех женщин мы узнаем, что это Лалит Верма, бизнесмен и зажиточный житель пригорода Нью-Дели, а женщины — его жена Пимми, живущая в доме бизнесмена вдова его старшего брата Вина и гостья из Муската (столицы Омана) Шаши, жена старшего брата Пимми. В доме готовятся к свадьбе. Сегодня должна состояться церемония обручения, и проблемы, связанные с подготовкой, сыплются на голову Лалита, как лепестки ноготков. На экране один за другим появляются другие участники событий: служанка Элис — христианка из Бекара, работающая у пенджабцев-индуистов Верма31; угловатый и скандальный менеджер по устройству свадебных церемоний Дюбэ по прозвищу Дюби-джи; сын Шаши, студент Сиднейского университета Рахул, приехавший в Индию после пребывания за границей и не всегда хорошо ориентирующийся в обстановке; сын Лалита и Пимми упитанный подросток Варун, обожающий смотреть кулинарные телешоу.
Мимо двухэтажных неказистых зданий мчится белое такси. Молодая красивая девушка, приехавшая в нем, заходит в телестудию канала Delhi.com, где идет запись ток-шоу, и встает за монитор. Ведущий Викрам обсуждает с гостями студии проблему национальной культуры и заимствований. "Традиционалисты" нападают на "прогрессистов", выступающих за отмену цензуры. В подтверждение тезиса о пагубности вседозволенности ("Неужели из-за того, что Индия стала открыта всему миру, мы должны заимствовать все подряд? А как же наша древняя культура, наши традиции, наши ценности?") они предлагают известной дублерше Шивани прочесть монолог из нового американского фильма, и эта скромная полноватая женщина в сари артистично "изображает" любовные вскрикивания во время полового акта. Объявляется перерыв — и вот уже Викрам и знакомая нам молодая красавица целуются в гримёрке.
Только следующая сцена (разговор в такси) обнаруживает, что красавицу зовут Адити, что она дочь Лалита и Пимми и что именно ее свадьба с Хемантом, молодым инженером-компьютерщиком из Хьюстона, должна состояться через четыре дня. Это — традиционный индийский договорной брак: родители жениха подыскивают подходящую невесту для своего сына, договариваются с ее родителями, и лишь после окончательного согласования всех деталей молодые люди знакомятся друг с другом. Адити, строящая жизнь по журналу "Cosmopolitan", объясняет Риа (дочери Вины), что на замужество по договору она соглашается лишь потому, что Викрам женат и не собирается разводиться, однако ее старшая незамужняя кузина Риа утверждает, что Адиди к браку не готова. На полке возле заднего стекла машины сложены гирлянды из ноготков и покупки в ярких упаковках, а через стекло видны многолюдные улицы старого Дели и щиты рекламы "The Good Life".
Практически каждый кадр представляет собой подчеркнутое столкновение ценностей и смешение старого и современного, местного и глобального, восточного и западного. Даже диалог — это контраст: персонажи говорят и на хинди, и на пенджаби, и на английском, причем часто все три языка смешиваются в одном предложении, образуя единый Hinglish, поэтому оригинальная версия фильма сопровождается английскими субтитрами.
Наиболее демонстративный "западник", ни слова не говорящий по-английски, — менеджер по устройству свадебных церемоний Парабатлал Канхайалал Дюбэ, сокративший свое "старомодное" имя до инициалов П. К. Сама по себе его должность для Индии экзотична. Впрочем, он — не свадебный консультант в западном понимании этого слова, а прежде всего прораб бригады по постройке шатров и тентов, необходимых для традиционной церемонии, и декоративному оформлению праздника. Любезный в беседе с заказчиками и цинично-грубый за их спинами, не расстающийся с сотовым телефоном (при этом напоминающий, что минута разговора стоит 12 рупий), имеющий свой e-mail, умеющий сделать минимальную работу за максимальные деньги, подсчитывающий дополнительные расходы клиента на часах-калькуляторе, выходец из низшего сословия Дюбэ просто начинен ходовыми западными идеями. Он то предлагает Лалиту использовать для тента белую ткань (стиль "Миллениум", модель "White 2K"), хотя в Индии белый традиционно считается цветом печали и подобает погребальным обрядам, то предупредительно извещает, что в день перед свадьбой его бригада не сможет работать из-за участия в забастовке. Фирма Дюбэ с английским названием "New Variety Tent House" презентует себя как "дом современных запросов" ("A House of modern needs"). Отказ заказчика праздновать свадьбу единственной дочери под белым тентом не смущает менеджера ("Снимайте тент! Он хочет быть старомодным!", — кричит своим помощникам Дюбэ).
Персонажи изначально ярки и выразительны, а вот сюжетные линии фильма долго остаются для зрителя неочевидными. Представление героев тянется очень долго. Поток лиц нескончаем: маленькая живая и любознательная Алия; ее беззаботные родители — младший брат Лалита Юдэй и его жена Сона; их старшая дочь кокетливая Айеша32, сделавшая себе эротичную татуировку-скорпиона; добродушный, но глуповатый брат Пимми Шаман-Лал (Си-эл), не различающий слова "традиция" и "экстрадиция"; жених Хемант, приобретший в Техасе привычку заниматься по утрам фитнесом; его регламентированно-благопристойные родители Мохан и Сарой; его бабушка, основная забота которой — надеть на руку Адиди традиционный свадебный браслет; прилетевшие из США самые почетные гости — старшая сестра Лалита Виджайя и ее муж Тедж, признанный главой клана после кончины почтенного Вахи-сахаба, отца Риа... Богатый дом, пушистые ноготки — традиционные свадебные цветы, заполняющие все пространство экрана, красивые герои, разноцветные шелковые сари, расшитые серебряными и золотыми нитями, — режиссер как будто представляет бесконечный ряд признаков семейного благополучия. А за стенами дома шумные улицы Дели — то пыльные до невозможности дышать, то залитые муссонным ливнем, от которого бессмысленно прятаться под зонтиком, то ночные, освещенные тысячами фар проезжающих машин, — и множество людей, живущих своей собственной жизнью. Документальные "этнографические" кадры режиссер дает рефреном по всему фильму, и это то ли данная контрапунктом вселенная, не слишком похожая на мир, в котором живет семья Верма33, то ли отбивки между "сериальными" сценками. Эпизоды нанизываются один на другой, и кажется, что сюжетом будет управлять только свадебный церемониал.
Фрагментированную структуру отчасти скрепляет история внезапной влюбленности Дюбэ и Элис: неловкие ухаживания (Дюбэ дарит Элис свою визитку, она приносит ему воду не из-под крана, а из холодильника), привычка съедать на счастье лепестки ноготков34 (Элис выщипывает сердцевину, а Дюбэ привычно отправляет в рот цветок целиком), зачарованное наблюдение Дюбэ за Элис, тайно примеряющей браслеты и подвески своей хозяйки (члены бригады Дюбэ ошибочно принимают эту тайную "примерку" роли невесты за попытку украсть хозяйское добро) и, наконец, внезапное превращение прагматика и циника в мечтателя и романтика.
Впрочем, к середине фильма выходят наружу еще две сюжетные линии. Одна из них обнаруживается в момент, когда Риа, отлучившаяся на минуту с праздника tuppa (индийский девичник), проявляет подозрительное беспокойство, застав почтенного дядю Теджа кормящим маленькую Алийю с рук самасой35. Вторая оказывается связана с раскрытием "закулисных" тайн жениха и невесты. Адиди, все еще надеющаяся, что Викрам оставит жену, решается на ночное свидание с ним в безлюдном делийском парке. Целующуюся в машине парочку высвечивает фонарик полицейского патруля. Бдительные полицейские, ставшие ярыми поборниками нравственности после того, как Викрам попытался объясниться с ними не на хинди, а на английском, собираются отвезти нарушителей благопристойности в участок. Ситуацию невольно разрешает звонок жены Викрама. Выйдя из машины, ловелас начинает говорить по мобильному, игнорируя крики Адиди, над которой куражатся полицейские. Девушка захлопывает дверь машины и уезжает. На следующее утро Адиди решает признаться во всем жениху. Пара заходит в кафе, где Хемант часто бывал в годы учебы в IIT — Индийском Технологическом институте. Хемант просит чай без сахара — и владелец кафе Чжей Чанджи сразу же понимает, что его когда-то постоянному клиенту "хорошо промыли мозги в Америке". "Вчера приходил Нарьеш Шарма. Так он просил чай с заменителем сахара", — сообщает он новости о только что вернувшемся из США общем знакомом. Но жених еще не знает, что ему предстоит настоящая проверка на степень усвоения западных ценностей...
Пока идет объяснение жениха и невесты, Пимми и Лалит, уверенные, что с их дочерью все решено и она вот-вот отправится в Америку, обсуждают судьбу своего младшего сына. Лалит хочет определить его в школу-интернат, известную своей дисциплиной, чтобы Варун, мечтающий или стать шеф-поваром, или зарабатывать пением и танцами на свадьбах, научился играть в крикет, читать умные книги и вести себя, как подобает человеку его класса. Более того, Лалит считает, что теперешние интересы сына (кулинария и танцы) явно указывают на "неправильную" ориентацию. Выяснение отношений приводит к крупной ссоре. В это же время разъяренный Хемант подвозит Адиди к дому — он почти готов отменить свадьбу, но вдруг передумывает. Сквозь заднее стекло машины жених видит, как по дороге бредет стадо буйволов, сквозь лобовое — как уходит невеста. И бросается ей вслед. Происходит "пробуждение чувств" и первый разговор начистоту. Оказывается, Хемант сам пережил неудачный роман и именно потому решил попытать счастья в браке по договору. "Да, я знаю, это риск. Но какой брак — не риск? Какая разница, познакомили нас родители или мы встретились в клубе?" — говорит он Адиди.
Вечером предсвадебного дня в доме идет большой прием гостей. Назначенный тамадой Си-эл пытается быть обаятельным и светским, но это у него получается "по-клоунски". Риа и один из гостей обмениваются колкостями: "По-моему, пенджабцы слишком вызывающи. — По-моему, бенгальцы слишком претенциозны". Обиженный на родителей, пренебрежительно отозвавшихся о его пристрастиях, Варун отказывается исполнять отрепетированный заранее традиционный праздничный танец, и Айеше приходится просить влюбленного в нее Рахула составить ей пару, но тот, стесняясь обнаружить свое неумение, отказывается. Девушка бросает ему пренебрежительное "иностранец". Уступая наставлениям Сарой, Рахул все-таки участвует в выступлении, смешивая движения индийских национальных танцев с па, привезенными из ночных клубов Сиднея, и вскоре в танец оказываются вовлечены все участники торжества.
Тем временем Дюбэ, выслушав очередной раз ворчания своей матери, о том, что она может умереть, не дождавшись внуков (кроме этого любимого занятия у нее есть и другие — сидя за кухонным столом, отслеживать котировки акций и участвовать в торгах на фондовой бирже), решается сделать предложение трогательной Элис. С "сердцем" из ноготков в руке, он стоит перед дверью ее домика на коленях, на красном шелковом ковре, с увитым гирляндой подсвечником с двенадцатью свечами...
Все гости праздника рассредоточиваются по группкам. Молодежь заводит речь о поцелуях. "Это мерзко: ты открываешь рот, а он сует туда свой язык", — внезапно заявляет семилетняя Алийя. Между тем, старшие вспоминают прошлое. Шаши, возмущавшаяся тем, что в Дели мало кондиционеров, исполняет красивую грустную песню (это назм известного пакистанского поэта-коммуниста, лауреата Ленинской премии и борца за независимость Пенджаба Фаиза Ахмада Фаиза). Тедж предлагает родителям Алийи свою помощь — он отвезет девочку домой — спать, но Риа не позволяет сделать это и устраивает скандал. Она обвиняет Теджа в том, что он сексуально домогается девочки — так же, как домогался ее, когда она была маленькой. Лалит — в настоящем крупный бизнесмен, поставляющий товары в том числе в сеть американских универмагов Macy's, — должен защитить свою семью, но тогда ему придется порвать не просто с одним из родственников, а с единственным человеком, который поддержал их, когда они — нищие беженцы — приехали в Дели с территорий, охваченных войной36.
Риа уходит из дома и лишь утром следующего дня, пойдя навстречу уговорам Лалита, возвращается, чтобы не нарушать традиции праздничной семейной фотосъемки. Невеста в ярко-красном сари, расшитом золотом, мужчины в розовых тюрбанах, женщины в шелковых накидках располагаются на лужайке перед домом Верма. "Чудесная семья", — комментирует фотограф, но натянутые нервные улыбки и деревянные позы выдают неразрешенность ситуации. Во время обряда благословения молодых у наиболее почитаемого умершего предка (это Вахи-сахаб, отец Риа) Лалит решительно объясняется с Теджем, и тот с женой покидает свадьбу.
Под проливным дождем на белой лошади прибывает жених в окружении друзей и родственников. Процессию сопровождают музыканты Jea Band Delhi. Гости веселятся и танцуют прямо на дороге, а у ворот дома их встречают родители невесты. В то же время в уединенной части сада идет вторая свадьба. Элис и Дюбэ, стоя под зонтиком, украшенным ноготками, принимают поздравления рабочих из строительной бригады.
Адиди и Хемант обмениваются цветочными гирляндами. В это время на свадьбе появляется приехавший из США Уманг, старший сын Шаши и Си-эла, которого прочат в женихи избавившейся от своих "демонов" Риа. Всеобщее ликование переходит в танцы под эстрадные песни и гоа-транс. К танцующим присоединяются Элис и Дюбэ.
На экране возникают финальные титры с посвящением "моей семье", но затем зритель вновь оказывается в доме Верма — в маленьком храме "веди", сооруженном из бамбуковых палок, покрытых тентом. Все родственники сидят вокруг горящего в центре очага. Адиди и Хемант, взявшись за руки, несколько раз обходят вокруг огня, при этом край сари невесты привязан к кушаку жениха (это символизирует союз, связанность друг с другом). Гости, люди, разбросанные по миру то ли войной, то ли переделом границ, то ли глобализацией, то ли просто прихотью жизни, радуется созданию новой семьи.
* * *
История, рассказанная в "Свадьбе в сезон дождей", как всегда у Наир, обманчиво проста — и в то же время затрагивает проблемы социальных различий, жестокого обращения с детьми, проблемы поколений, фиксирует "переходное" состояние современной индийской культуры в ее понимании любви и сексуальности. "Мы хотели показать, как традиционные ценности существуют рядом с современными, и увидеть, как они соединяются в сегодняшних семьях среднего класса — будь то в Нью-Йорке или в Нью-Дели"37, — говорит сценаристка Сабрина Дхаван, пенджабка по национальности, выросшая в Нью-Дели, а ныне живущая в Нью-Йорке.
"Свадьба в сезон дождей" была задумана как некоммерческий проект — "снять кино за 30 дней, не тратя миллионы, включить семью и друзей в проект и просто хорошо провести время"38. Основной идеей Миры Наир было сделать современное кино, используя цифровое видео, однако технологические амбиции режиссера потерпели крах — вечером и ночью (а индийские свадебные церемонии проходят именно в это время суток) "цифра" оказалась бесполезной. Камера не могла передать всю яркость и насыщенность цветовой гаммы восточного торжества, так что фильм пришлось снимать на дорогой высококачественной пленке. Тем не менее Мире Наир и ее команде удалось создать иллюзию "непосредственной" свадебной съемки. Ручная 16-миллиметровая камера как бы выхватывает из потока событий эпизоды, подстерегая героев то в комнате, то в саду, то в такси. И эта "эпизодность" явно отсылает нас к неореалистической традиции европейского кинематографа.
Зигфрид Кракауэр в работе "Природа фильма" анализирует "эпизодную" форму сюжетосложения на примере классиков-итальянцев: "А как насчет потока жизни, которому положено проникать в эпизодный сюжет? В рамках такого сюжета этот поток и предполагается, и изображается. Предполагается он постольку, поскольку беспорядочная последовательность элементов сюжета заставляет нас представить себе обстоятельства, от которых она зависит и которые непременно возвращают наши мысли к этому потоку. А изображается он постольку, поскольку рассеянная физическая реальность бывает, как правило, включена в сюжетное действие в виде незначительных инцидентов, взятых из его более просторной среды. <…> Вот тогда приобретает особый смысл замечание Росселини о том, что Феллини "одновременно точен и не точен", — замечание, которое, пожалуй, в равной мере справедливо и по отношению к Де Сике и к самому Росселини… они не мыслят себе прямой линии: в их фильмах ничто как следует не подогнано"39. Такую же "неподогнанность" мы видим в "Свадьбе в сезон дождей". Поэтические документальные съемки современного Дели дополняют эффект узнавания, а "этническая" сценка с процессией женщин в сари и с ношей на голове, идущих по полю для гольфа, напрямую отсылает нас к "проходам" персонажей из фильмов Ф. Феллини.
Некоторые критики увидели в фильме связь с итальянскими семейными комедиями 70-х, и, очевидно, это тоже неслучайно. Недаром Мира Наир, представляя свой фильм западной аудитории, неоднократно проводила параллель между пенджабскими семьями в Индии и итальянскими — в Европе, декларируя: "У нас огромный аппетит к жизни"40.
В то же время техника съемки в "Свадьбе в сезон дождей" адресует нас и к опытам "Догмы" — прежде всего к семейному сбору в "Торжестве" Томаса Винтерберга, — и к "Свадьбе" Роберта Олтмана. ""Свадьба в сезон дождей" восхищает. Эта комедийная драма, вызывающая в памяти лучшую работу Роберта Олтмана, использует знакомый жанр — семейное воссоединение — и придает ему яркость ноготков в индийской свадебной гирлянде"41, — утверждает Дж. Форман. И действительно, эти фильмы роднит и дух карнавала, и синхронизированность действия со свадебной церемонией, и съезд гостей, напоминающий парад гротескных масок, и сюжет — большие и маленькие неприятности, не способные испортить семейный праздник.
О связи "Свадьбы в сезон дождей" с традиционным индийским кино рассуждают практически все пишущие о картине. Главными "маркерами" Болливуда оказываются яркость красок и обилие музыки в фильме. Но все не так просто. В традиционных индийских фильмах музыкальные номера даются контрапунктом к драматургическому повествованию — в них проявляется "особость" мира эмоций, а Наир вводит музыку, песни и танец как естественное следствие ситуации. Эмоция разлита в мире "Свадьбы...", и в этом скорее проявляется связь с голливудскими мюзиклами. Что же касается почти психоделической цветовой гаммы красного, синего (все оттенки — от голубого до темно-синего) и оранжевого, то она соотносится не только с цветовой палитрой Болливуда, но и с "хипповскими" 60-ми Запада. Последнюю ассоциацию подтверждает и титровая мультипликация (см. Приложение).
В сущности, картина Миры Наир — это "ответ" Болливуду. Чтобы понять, в чем он заключается, взглянем подробнее на "вопрос". Традиционный индийский фильм — это не что иное, как "видимая поэзия"42. Такой фильм опирается на традиции классической национальной драмы и классической эстетики "Нав рас" (теории девяти чувств). Картина должна вызвать у зрителя любовь, отвагу, отвращение, гнев, страх, скорбь, удивление, веселье и покой. Что касается сюжета, то он построен не на "познании", а на "узнавании". Традиционный индийский фильм — это продукт того, что Ю.М. Лотман назвал в работе "Структура художественного текста" эстетикой идентичности. То есть такой фильм изначально формулен. Мира Наир, как мы видели, тоже играет с формулами, но — западной культуры, и в этом ее фильм противоположен болливудскому кино.
По словам режиссера, толчком для создания "Свадьбы в сезон дождей" послужил просмотр четырехчасового индийского блокбастера — свадебного фильма, где прозвучало более 20 песен: "Мы с Сабриной обсуждали этот фильм, немного издеваясь над ним, и решили: "Давайте сделаем реалистическое семейное кино — то, которое действительно покажет, на что это похоже на самом деле""43. В фильме есть китчевые болливудские "картинки": например, сцена объяснения Дюбэ в любви и свадьба под зонтиком из ноготков, — но они несут особый смысл. Во-первых, и Дюбэ, и Элис — поклонники Болливуда ("Скажи, что ты любишь меня, — проговаривается Дюбэ и быстро спрашивает, — Ты видела фильм "Скажи, что ты любишь меня"?". "Да", — отвечает смущенная Элис), а во-вторых, "традиционная" линия этих героев дается контрапунктом к линии Адиди и Хеманта — "западной" комедии.
Впрочем, Мира Наир помнит и о своих индийских предшественниках в освоении наследия Запада — прежде всего это касается Раджа Капура. К его шедевру неореализма по-болливудски "Бродяга" ("Avara", 1951) нас отсылают и кадры со связкой воздушных шаров, и кадры с разнорабочими, переносящими мешки на базаре... А само название фильма Миры Наир напрямую соотносится с еще одним фильмом Капура — "Сезон дождей" ("Monsoon", 1949), где впервые в консервативном индийском кино появились молодые герои, свободно путешествующие по стране, танцующие модные клубные танцы и рассуждающие об архаичности института брака.
Достарыңызбен бөлісу: |
