Древне-церковной антропологии

Есть два пути к реализации подсознания: психоанализ и медитация. Разнице методов соответствует и разность достижений, и когда обнаружилась недостаточность психоанализа, как лечебного метода, тогда обратились к медитации, которая заняла в настоящее время прочное место в психотерапии. Психоанализ достигает поверхностных слоев подсознания, выявляя аффективные, эмотивные, инфантильные и, частично, архетипные слои подсознания, не затрагивая глубоких корней его. Медитация проникает глубже, достигает архетипиых и микрокосмических слоев. Можно сказать, что сколько дано элементов микрокосмоса, столько существует и видов медитации, и все их разнообразие дано в иогической и буддийской медитации. Только в религиозной медитации ум и сознание достигают до теистических (логоистических) глубин. Участь духовного подсознания в медитациях различна, происходит поляризация духа – в сторону Логоса и Духа Св. в др.-церковной и в западно-церковной медитации, и в сторону Микрокосма и Манаса в иогической медитации. В первом случае дух усиливается и обновляется, триадизируется и соединяется с Логосом, не сливаясь с ним и не поглощаясь в Нем; во втором случае – дух становится добычей индивидуальной души – Манаса, поглощаясь в нем. В первом случае достигается теистическое сознание или сверхсознание, во втором – космическое сознание Йоги или космическое сверхсознание.

Преодоление подсознания является величайшею проблемою человечества. В современной науке она еще только поставлена, а свое полное разрешение она получает только в религиозной жизни и в религиозной медитации. Неразумное, аффективное подсознание в виде психических новообразований и комплексов тает под воздействием молитвенной концентрации ума в сердце.

Осознание всего содержания подсознания головы и сердца и стабилизация сознания в сверхсознании – таков идеал умного Иисусова делания и религиозной жизни в духе и рассудительности. В до- и внехристианской медитации обратный процесс обезличения и бессознательности идут параллельно. Осознание бессознательных психосоматических актов в Йоге бесцельно, так как сознание все равно исчезает и все вновь погружается в бессознательность пока не начнется новая игра.

Можно подойти к подсознанию со стороны, как в медицинском психоанализе, когда есть посредник между Я и его подсознанием, в виде врача – психоаналитика. Можно подойти к подсознанию в порядке индивидуального религиозного молитвенного самонаблюдения и самоуглубления, в медитации.

Медицинский психоанализ показал не только свою полную неспособность бороться с демонским подсознанием, но своим неумелым вмешательством открывает ему новые люки в сознание и поводы к его экфории. Вызов «зверя из бездны» уже никого не соблазняет и действительно, лучше оставить зверя в бездне сердца, чем вызвать его на поверхность, не умея бороться с ним. Психоанализ и психотерапия вторглись в интимнейшую область души и Я, где их встретило много неожиданностей и много опасностей. Современная психотерапия полностью учитывает эти опасности и уже отовсюду слышны предостерегающие голоса.

Мы уже говорили о двух сокровищницах подсознания: 1) микрокосмической и антропической, включающей в себе коллективное подсознание в смысле Юнга, и 2) логоистической. Если последнее просто и единично по своей сущности, то первое, микрокосмически-антропическое очень сложно и многообразно. Величайшая опасность микрокосмически-антропического наследия заключается в том, что в нем есть и дурной аспект падших идей и сущностей, энантных сил, которые, будучи пробуждены к активности в медитации, стремятся к господству над человеческою личностью и над силами тримерии. Медитирующий в этой области подобен тому простаку, который дал свободу злому духу, но не сумел им управлять и стал его жертвою. А. БЛЮМ-ЕРНЕСТ¹⁰⁵ подверг анализу и критике некоторые современные теософские и оккультные школы и говорит о «Засилии бесознательнго» и о том, что позсознательное угрожает затопить духовную жизнь Европы. Он говорит о впечатлении душевности от всех этих систем, о религии подсознательного, о сатанинском соблазне и демонских влияниях, о том, что «дело идет не о правомочных делах», а о пробуждении в Европе старых, изжитых миросозерцаний. Wilhelm Stählin¹⁰⁶ говорит: «Медитирующий дает место предмету своей медитации в своей душе и силу над своею мыслью и своим бытием. Поэтому есть большая ответственность в том, о чем мы медитируем. Нельзя говорить о медитации, не зная, каким силам мы открываем доступ в наше внутреннее, какому гостю мы готовим ночлег». Но и Карл Риттер и Юнг говорят о том, что задача заключается не в том, чтобы найти связь с наследствеиной массой, или открыть вновь шлюзы к бессознательному. Тем не менее современная медитирующая Европа находится почти вся под микрокосмическими и демонскими влияниями и беспомощна в борьбе с пробуждающимися сумерками подсознания.

Проблема подсознания только в недавнее время стала достоянием, западной науки, но уже раздаются голоса, что науке с этою проблемою не справиться. Когда стало ясно, что фрейдовский психоанализ оставил глубочайшие слои духовной жизни нетронутыми и не исцелил психические раны, тогда некоторые научные круги обратились к активному методу медитации и выросли школы медитации, среди которых нужно отметить Гаппих, Юнга, Карла Риттера, Гейера, Риттельмайера и др. Нет еще связной теории медитация и нет еще полного понимания значения и сущности медитации. За неимением собственных образцов, так как др.-церк. метод почти неизвестен, а средневековые основательно забыты, пришлось обратиться к готовым восточным образцам в виде Йоги. В настоящее время делаются попытки найти собственные пути на почве западной, христианской духовной культуры, и на первое место необходимо поставить метод РИТТЕЛЬМАЙЕРА¹⁰⁷, изложенный им в книге «Медитация». Хотя книга эта проникнута насквозь антропософской догматикой, но внутреннее христианское ядро в нем несомненно. В современной медицинской психологии, в психиатрии и в кругах Seelsorger ожила древняя аскетическая проблема прояснения подсознания. Практикующие медитацию отдают себе отчет в том, что дело не ограничивается здесь терапевтическим воздействием, но что имеет место погружение в различные слои подсознания и пробуждение к жизни различных сил, существ и сущностей, скрытых в различных слоях подсознания.

Проблема сублимации только поставлена Фрейдом, но не получила разрешения ни у него, ни после него. Дело не в одной только диссоциации психических комплексов от света ума и сознания, но и в коренном изменении аффектирующих и ассоциирующих сил тримерии. Медицинский психоанализ не в состоянии учесть полностью диссоциирующее действие ума и сознания, он оперирует чисто религиозными понятиями и проблемами, переводя их на безрелигиозный и антирелигиозный базис. Безрелигиозную сублимацию мы оставляем на совести г. г. Лейба и К.^о с их иррелигиозностью, и на совести Гейера и Юнга с их псеводорелигиозностью. Взаимоотношения науки и религии выступают с особенною отчетливостью в психоанализе и психотерапии. Наука приблизилась к религии в своих устремлениях проникнуть в тайны больной человеческой психики и метод ее приближается к религиозному методу. Вместо того, чтобы признать корень своего происхождения в религии, наука стремится и здесь вытеснить религию, будучи все еще проникнута энантным духом. По Фрейду¹⁰⁸ сублимация имеет целью отвлечь чрезмерно-сильные возбуждения от сексуальных источников и открыть им применение в других областях, чтобы вызвать некоторое повышение психической работоспособности.

Фрейд и Брейер понимают катарсис чисто интеллектуалистически и рационалистически, это – ведантское очищение через знание, но знание здесь – практическое, утилитарное, ограниченное, применительно к данной болезненной ситуации. Пациент должен знать причину своего заболевания в виде воспоминания, представлеяия, чувства, психической травмы и т. д. Катартическое лечение сводится к механическому выплыванию этих психических элементов и их словесной экфории. Таинственный процесс извлечения внутреннего и скрытого, процесс чисто-религиозный по своей сущности, здесь крайне ограничен и беден, и напоминает отрывочную интуицию. Медицинский психоанализ имеет в виду клинически выраженные случаи заболевания и направлен к устранению отдельных болезненных синдромов, в лучшем случае к устранению данного заболевания; но и после излечения от данного заболевания пациент не гарантирован, что он психически здоров. Нервно-душевное заболевание – это Протей, ущемленный в одном своем проявлении, он проявляется в другом. Отсюда – неэффективность медицинского психоанализа. Парциальное излечение – не выход. Медицинский психоанализ не знает тотального излечения души и духа, не знает полного апокатастасиса (восстановления) и не умеет стабилизировать те успехи, которые выпадают на его долю. Борьба с Протеем эффективности не по силам рационалистической психотерапии.

Подлинный психоанализ – задача религиозная и харизматическая, логоистическая и агиопневматическая, а проблема расширения и метаморфоза сознания, с реализацией сверхсознания и преодолением подсознания, тесно связана с центральной религиозной проблемой спасения и искупления. Эта проблема искажена на Востоке и в таком же искаженном виде она ожила на Западе, став из религиозной проблемы научной проблемой. Средним религиозным идеалом является ограничение сферы подсознания в религиозном приближении к первозданному человеческому естеству. Высшим религиозным идеалом является полное преодоление подсознания с переводом всего сокровища подсознания в сознание в виде сверхсознания, при полном преодолении и сублимации аффективности и растворении комплексов. Только полное незнакомство с др.-церк. аскезой позволяет Schutze-Gäwernitz утверждать, что «прояснение подсознания есть открытие нашего времени», при чем имеются в виду достижения психоаналитической техники. Мы видели недостатки этой техники: открывается только часть подсознания, отреагирование еще не означает катарсиса, возникает вопрос о катарсисе самого оператора, врача-психоаналитика, о предъявлении к нему требований духовного порядка; со стороны пациента – пассивность и отсутствие интенции духа. В медитативно-аскетическом психоанализе проблема просветления подсознания ставится шире и глубже, имеется в виду все содержание аффективного, злого подсознания до самых глубочайших его основ в камере и бездне сердца.

«Помыслы в сердце человека – глубокие воды, но человек разумный вычерпывает их» (Притч. Соломона 20, 5).

В этом вычерпывании – вся сущность аскетического психоанализа. При концентрации ума в сердце в умном делании свет сознания проникает в более отдаленные области и сфера темного подсознания постепенно уменьшается. Специальная аскеза хранения ума, чувств, сердца и фантазии имеет задачею прекращение всякого нового и свежего энграфирования. Темное содержание подсознания исчезает без следа, свет сознания побеждает тьму.

Аскетический психоанализ отличается от медицинского не только по системе антропологии и по своим методам, объектом его является основная первородная болезнь человечества – первородный грех, а не его отдельные клинические психосоматические проявления, при чем он учитывает полностью процесс истощения и дегенерации сил тримерии в противоестестве комплексов и страстей, и знает эффективные средства к повышению духовно-душевного динамизма. Психоанализ в др.-церк. аскезе – не самостоятельная проблема, а есть лишь часть общего апокатастасиса человека, и он тесно связан с мистическими процессами интеграции, гармонии, триадизации и метаморфоза. Если, эти мистические процессы означают восстановление, стабилизацию и реализацию доброго систатического наследия человека в разумной интенции всех сил тримерии, их резервной силы и скрытых потенций, то мистико-аскетический психоанализ ведет к ликвидации злого катастатического наследия в виде психических комплексов и новообразований. Если там имеет место соединительная, синтетическая деятельность, то здесь, наоборот, психоанализ завершается в полном диализе, расщеплении и растворении искусственных психических образований, и в этом заключается самоотверженная и жертвенная работа ума в сердце в умной Иисусовой медитации. Марк Подв. говорит:

«Ум, проникая в сердце в умной молитве, приносит мысленные жертвы.»

Таким образом и психоанализ является мистическим процессом диссоциации психических комплексов, в то время как основной чувственно-аффективный, сенснтивно-волитивный, тимо-эпитимический, корень подвергается мистической сублимации. Успокоенный, обретший мир Христов, обновленный и облагородствованный в молитве, ум начинает гореть своим природным огнем и светить своим природным светом, усиленным ипостасными светами Христа и Духа Св. Он обращается к душе, обнаруживая в ней новую деятельность. Как солнечный свет рассеивает мрак, так свет ума рассеивает в темных уголках души все чувственные призраки, эти источники желаний, страстей и помыслов. Ум поднимается на брань с неразумной душой, с раздражительной частью, тимосом, вносит в нее успокоение. Темное содержание подсознания проводится не только через интеллектуальное сознание, как в медицинском психоанализе, но и через моральное и через религиозное сознание. Значение религиозного фактора в психоанализе видно из всего прежде сказанного. Вера, молитва, преданность, благоговение, любовь, усиливают самоотверженную работу ума в сердце в умной медитации, суть факторы катартические в подлинном значении этого слова. Возбуждение всего доброго и светлого, и подавление, вытеснение всего злого с параллельным вычерпыванием всего злого энграфирования, такова роль религиозного фактора в аскетическом психоанализе. Ап. Павел говорит об эсхатологическом просветлении всего катастатического и скрытого подсознания всего человечества в последние дни:

«Господь осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения» (1 Кор. 4, 5),

основываясь на евангельские слова:

«Нет ничего тайного, что не стало бы явным» (Матв. 10, 26).

Тайна зла, бездна магической души и каменных сердец, «лукавые догматы», все будет освещено светом Логоса.

Эмпатический ум и гедопатаческое сердце суть два катастатических фактора, с которыми медицинский психоанализ не в состоянии справиться и потому не может зафиксировать свои успехи. Чтобы бороться с ассоциативностью ума и сердца, нужно не только оторвать их от привычной деятельности, но и дать им новую деятельность, более соответствующую человеческой природе и идеалу Архетипа. Усиление апперцептивной деятельности ума и сердца достигается не только в индуктивно-дедуктивных функциях, но и в религиозной рассудительности, различении, самокритике и самонаблюдении, и особенно в религиозной практике, благодаря волевой устремленности. Своей вершины апперцептивность достигает в концентрации и медитации. Таким образом психоанализ сам по себе, без делания, и особенно без духовного делания, без аскезы не достигает цели.

Мы видели двойственность функции внимания, его ассоциативную и диссоциирующую деятельность. Это потому, что ум ведет себя разно в обоих случаях; в первом случае он соединяется с чувственным, принимает его, а во втором – он отвергает его. Это воздержание ума составляет первую фазу аскезы, исчезает всякий повод к соединению, к синдиазмос и синкататесис, составляющих начало и основу ассоциативной деятельности сердца. Воздерживаясь от инстинктов, от плотских аппетитов, влечений и желаний, и связанной с ними чувственности и фантазии, ум укрощает их, вводит в естественные рамки, господствует над ними, анализирует их, «философствует» как говорит Максим Исп. (Патр. М. 90/1, 1001, сотня 2). Аскет не боится вытеснения и подавления анимального, так как параллельно идет катартический процесс и психоаналитическая деятельность ума. Аскет знает, что страшна не животная природа, а те комплексы, которые вырастают на этой животной почве, то извращенно-человеческое и демонское, что вносит человек в свою анимальность. Правда, и у аскета часто дает себя знать колоссальное напряжение вытесненного и подавленного, но аскет достигает разряжения не в экфории, а в безэкфорическом катарсисе, в религиозной теории (созерцании) и практике. Аскетическое торможение одних функций компенсируется аскетическим возбуждением других функций, высших, духовных. Исчерпание энграмм в аналитической терапии дает лишь временный эффект. Аскет достигает этого другим путем Марк Подв. говорит:

«Грех есть огонь жгучий. Чем больше лишаешь его материала, тем больше он гаснет» (Патр. М. 65, 921).

Аскет лишает энграммы пищи в воздержании.

Вторая фаза аскезы – хранение ума и сердца, и затвор чувств и фантазии, чем достигается уменьшение и устранение новой, свежей энграфии, то-есть ассоциативный процесс сокращается до минимума. Ум освобождается от фантазии и помыслов, от суггестий демонской силы, от воздействий внутреннего интеллегибельного зла (Исихий, Патр. М. 93, 1481). Аскетическое хранение ума и сердца осуществляется в Иисусовой молитве.

«Берегись и тщательно храни душу твою» (Второзак. 4, 9).

Собственно психоаналитическое действие ума в сердце составляет третью фазу аскезы. Никодим Агиорит говорит, что ум во время умной Иисусовой молитвы

«видит дурные склонности сердца, воздействия, влияния, местопребывание нечистых сил, видит все свои ошибки и зовет на помощь Иисуса, просит прощения, кается и скорбит.» (О хранении, 129).

Ум достигает самого источника энграмм в сердце (не только в голове) и уничтожает помыслы в самом корне их. Исаак Сирин говорит:

«Страсти искореняются и обращаются в бегство непрестанным погружением мысли в Боге. Это – меч умерщвляющий их.» (Сл. 8, 45).

Созерцая содержание сердца, ум контролирует. Контроль, как изъятие ума из страсти. Поэтому слова Марка Подв. звучат, как заповедь:

«Люби контроль своих грехов» (Патр. М. 65, 916).

Пока существует душевное подсознание, до тех пор невозможно одухотворение души, ее метаморфоз, невозможно духовное совершенство, не наступил еще «возраст Христов» (Ефес. 4, 13). Наличие душевного подсознания означает специфическую душевность:

«Душевный человек водится духом мира сего чувственным» (Никита Стифат, Добр. 5, 169).

Магизм, фаллизм, шактизм, утонченная сексуальность – таковы специфические черты этой душевности, связанной с микрокосмическим теллуризмом и сидеризмом. Отсюда такая неразрывная связь между магической душою, оргиазмом и политеизмом. Душевное подсознание должно быть полностью приведено в движение, изжито и ликвидировано, а частью – переведено в сознание. Каллист Тиликуда говорит о процессе осознания и о движении помыслов:

«Из порочных помыслов иные никогда не входят в душу нашу, если мы крепким ограждением оградим себя. Иные раждаются внутри, когда разленимся и растут, но как только осознаются, скоро глохнут и исчезают. Иные растут, входят в худые дела, и все здравие души нашей расстраивают, когда бываем в большом разленении и вознерадении» (Добр. 5, 472).

Разленение и нерадение влекут за собою пассивность души и духа и гибельны, ум слабеет, не исследует чувства и желания, не контролирует и не господствует, он покоряется чувству и следует за ним.

Злая страница карты души должна померкнуть, камера и бездна сердца – опустеть, остатки эффективности и волитивности, тимо-эпитимизма, должны сгореть до тла в огне божественного Эроса и концентрированного ума. В религиозной концепции Логоса-Христа сознание должно расти и вырости до сверхсознания, а подсознание должно уменьшиться и исчезнуть.

Сверхразумное и божественное переходит в сознание, став сверхсознанием, а микрокосмическое в процессе сублимации и катарсиса вливается в божественное вместе с сублимированным человеческим. В оккультизме, спиритизме, теософии, медиумизме, гипнозе имеет место прорыв Психэ в сознание, а в Йоге – прорыв демонского начала змея Кундалини. Психическая инфляция настолько сильна, что ведет к каталептическому ментальному шоку. Бессознательность логического экстаза-Самадхи есть тотальный прорыв коллективной души в сознание со всеми заблуждениями, искажениями и предрассудками психизма, со всем архаическим миром дуалистических, монистических, пантеистически-атеистических, адвайтических, политеистических и натуралистических понятий, всего того, что подавлено и загнано в подполье христианством. Усилиями восточных махатм и псевдо-махатм и их европейских учеников-индоманов этот мусор психизма вновь поднимается на поверхность из темных глубин доисторического подсознания.

За осознанием помыслов следует духовная борьба с ними, религиозно-аскетическая брань. Каллист Тиликуда говорит:

«Второе, когда войдут помыслы, скорее изгонять их, чтобы они не осквернили пажити души нашей и не сделали ее непотребною» (Добр. 5, 472, О молитве и внимании).

Активной брани предшествует различение помыслов. Григорий Синайский говорит:

«Ни один помысл не удержится в сердце, если различишь, что они чужды, то-есть исходят от первородных сынов Египта, и тогда увидишь энграфированные в сердце лукавые и добрые помыслы» (Патр, М. 150, 1500).

Различению предшествует интроверзия и самонаблюдение.

«Нужно каждый день и час наклоняться к своей душе и исследовать и судить, бичевать к изгнать все постыдные и темные помыслы, пресечь незнание, изгнать из разума зло и лукавство, и из неразумной души бесчувствие» (Иосиф Бриенский, Соч. т. 1, § 8).

Первое усилие заключается в том, чтобы не принимать чувственное и страстное. Феолит говорит:

«Помыслы отгоняй к не позволяй им пробегать в сердце и закосневать в нем. Закоснение страстных помыслов, оживляя страсти, умерщвляют ум. Почему, как только приразятся они, с первого появления их в уме, спеши поразить их стрелою молитвы. Если они будут настаивать, толкая в дверь внимания и возмущая мысль, то они получат подкрепление от скрытого вожделения их. Почему, как бы право имея какое на душу, они тревожат и докучают» (Добр, 5, 188).

Ум должен трезвиться и внимать сердцу, и тогда он отгоняет помыслы и от них не остается ничего.

Второе усилие заключается в том, чтобы изгнать помыслы после того как они уже вошли в сердце, не позволять им задерживаться. Это – значительно труднее и не дается без борьбы. Ум подвергается натиску с двух сторон. С одной стороны страсти, как некие живые существа сами вступают в брань с умом (Исаак, Сл. 45, 195). С другой стороны демонский ум вступает в борьбу с нашим умом (Григорий Син., т. ж. 1496). И чувства, по Исааку, вступают в брань с умом. Исаак так описывает процесс борьбы:

«Не все страсти ведут брань наступательно. Ибо есть страсти, которые показывают душе только скорби, нерадение, уныние, печаль и налагают на душу только тяжесть. Крепость же души испытывается в победе над страстями, ведущими брань наступательную. И человеку надлежит иметь тонкое сведение об этом и знать предметы, чтобы при каждом сделанном шаге сознавать, куда достигла и какую страну попирает стопами своими душа, в земле ли Ханаанской, или за Иорданом» (Сл. 45, 283).

По Исихию, ум исследует лукавые помыслы, чтобы разрушить их и достигает цели. Из своего опыта каждый аскет знает, что ум одними своими силами не в состоянии справиться с врагом. Отсюда – практический совет Исаака:

«Прежде чем начнешь брань, ищи себе помощи» (Сл. 57, 300).

Помощь приходит от призывания имени Иисуса.

«Из опыта знаем, как действует имя Господа Иисуса против интеллигибельных врагов» (Григорий Син. т. ж. 1500).

Афанасий Великий говорит:

«От креста и призывания Христа демоны убегают… мантия (гадание) и магия прекращаются и отравление отменяется, и люди избегают обмана» (Патр. М. 25/1, 180-181).

Исихий говорит:

«Когда увеличиваются в нас лукавые помыслы, поставим среди них призывание имени Иисуса и увидим, как по растворении их, точно дым появляется, как научил нас опыт. Евхаристия сжигает в нас грехи, освобождает от демонов, просветляя ум.» (Патр. М. 93/2, 1512).

Эмпатический ум и гедопатическое сердце отличаются богатством чувственных и фантастических отпечатков и чувственною памятью. Аскет умного делания отличается от не-аскета тем, что ум его уже не отпечатлевается чувствами и фантазией, что он уже выбросил из своего ума нежелательные и постыдные отпечатки в виде помыслов; его космическая, веществекная память сужена до минимума, но зато расширена божественная память, и на этой почве возникает мистическое взаимодействие ума и сердца.