Гачев Г. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос

стические религии - с идеей не жизни текущей и ее

радости, но со стремлением все вперед и выше, в пре-

красное будущее (загробная жизнь), с идеей цели и

прогресса - жизнь ради чего-то; и возникает пред-

ставление о себе как лишь посреднике между прошлым

и будущим, а не как об увесистой жизни.

ко вперед уходящее (или остающееся позади) течение,

то есть одностороннее движение времени (история-те-

чение).
У земледельца же в его мироощущении время -

не течение, но как дождь пролился, солнышко испа-
^Так, в сказке герой проходит в пещеру или замок сквозь

разные двери и залы - а за ним тотчас ворота и стены смы-

каются: путь назад отрезан, и возврата нет.
рило - облака образовались, в тучки слились, и опять

дождь пролился - то есть не течение, а круговорот

воды.
Теперь - что у кочевника? Есть ли его ругательство

в дочь и вырезание потомства, <верблюжонка> - ори-

ентированность на будущее или это скорее владение

временем и удержание вневременья? Ведь в самом де-

ле - самая стабильная и непременная была жизнь ко-

чевников.

ние стада с сезонами или нет? То есть посев-урожай

земледельца - жестко связан с сезонами и годом-обо-

ротом земли, то есть с внешней жизнью космоса, и

его ощущение времени годом внешней природы опре-

деляется.

цикл и такт внутренне животный: течка и охота самки,

а это вот у собак два раза в год бывает - так что

животное несет в себе независимый от внешнего кос-

моса такт времени (потому, кстати, по животным знаки

Зодиака названы: дополняют что-то к году).

не - к выгонам на свежие пастбища.

внешняя, а можно бы и иначе - будь теплые помеще-

ния. Какой точно срок вынашивания коня, овцы?

- Не знаем.

ловечестве, в отличие от мужчины, носителем собст-

венного такта времени: месячные циклы, 9 месяцев бе-

ременности - все это иной ритм и пульс времени,

независимый от времени оборота земли, внешнего от-

крытого космоса, - так и животные несут в себе эти

независимые временные измерения и оси, и кочевник

обитает уже среди разновариантных тактов времени.

Хотя в теплом климате и земледелец снимает несколь-

ко урожаев в год. С другой стороны, есть и многолет-

ние растения, и разные культуры в разное время по-

спевают. Значит, всем этим и у земледельца заход за

годовой сезонный цикл совершается.
Болатхан. Может быть, вот в чем дело: в стаде од-

новременно верблюжиха, годовалый, трехлетка - и

пока-то вырастет до целого верблюда! Тогда как у зем-

ледельца все в основном в год оборачивается.

Я. А сады?
Болатхан. Да, сады - сколько надо лет, чтоб ябло-

ню вырастить?!

дельца за годовой цикл совершается. Но в стаде, как

вот Болатхан описал, словно сразу несколько пото-

ков времени идет: верблюд разложенный (на поколе-

ния) - как целая солнечная, планетная система бы-

тийствует.

лет - примерно жизнь коня. И так это и вошло в

восточные календари, китайские, например: год обозна-

чается тем или иным знаком Зодиака.

бывших кочевников - так развита культура пророче-

ства, звездочетов, гороскопов, предсказаний будущего.

Болатхан. И библейские - пророки.

Я. А взор земледельца - среднеевропейского че-

ловека все вспять устремлен: в начала и причины всего

сущего. И в литературе все - жизнеописания, любовь

к воспоминаниям, память.

Так что же мы о Времени выведем?

Наверное, так: ось сезонов (год Земли) - для

всех существенная, но с разными акцентами и пово-

ротами. Земледелец имеет дело с растениями, де-

ревьями. А те-с тела Земли прямо открыты в кос-

мос, так что время земледельца, его такт - в от-

крытом мировом пространстве, более экстравертно.

Время же кочевника - как смерть Кащеева в яйце -

ввернуто в нутро животного: оттуда бьет пульс Вре-

мени, а не с неба, и гадание больше по внутренно-

стям животных (а не по полету птиц). И время ло-

ном животного само бродит и пасется. Кочевник,

следовательно, меж двух осей времени: внешнего

Космоса (года и сезонов Земли) и внутреннего Кос-

моса (цикла зачатий и рождений животного).
Болатхан. Можно еще и так сравнить: земледелец -

это как женщина: по циклам времени живет и опре-

деляется. Она - оседла, основа покоя, гнезда и дома.

А кочевой народ - мужчина, все время в движении

и более волен выбирать меж ритмами Времени, не так

обусловлен ими.

Я. Хорошо!

Ну, хватит сегодня.

только уже без головы: то, что ниже - руки и т.д.

нее: <локоть>, <пядь> и т.д.

чаты. Если скажут: до того стойбища один... - то будет

и четыре, и пять, или коль скажут <день перехода> -

будет три. Вообще - более обобщенное у них мыш-

ление, абстрактное.
Девушка-этнограф. Ну как же: ведь абстрактное

позднее, отвлеченное уже от многих вещей?

чей мир не засорен так предметностью, как у земле-

дельца и горожанина, проницательнее видит сразу глав-

ную силу и суть, энергию бытия.

не верят, пока не пощупают> - осязание очень важно.

жна воспринимать и делать: например, китайский ми-

ниатюризм в искусстве - резьба по зерну риса - без

тончайшего осязания не сделаешь. И это - от плот-

ности населения, от осязаемости тела к телу не на

глаз, а на ощупь.

странстве - телодвижения, позы: национальные игры,

борьба.

- И танец.

- Надо индолога пригласить.

- И медика.

(Перед тем как разойтись.)

язык или быт?

и психика, и ген.

- Это благодаря религии.

- Не только.

ны среди других - то с ними в общении и теряют язык.

если развита мощная своя культура быта, которая мо-

жет своим богатством противостоять соблазнам унифи-

цирующей цивилизации. Чтобы язык сохранился, надо,

чтоб хоть ядро земли было, где б внутрь язык был

обращен, то есть чтобы внутреннее общение не в доме,

но и вне дома было, а то растаскают вовне душу по

клочьям.
Беседа девятая

31.111.67 г.

тик, Костя Цвинария, Ораз Дурдыев и женщина -

специалист по Бразилии.
Я. До сих пор национальный космос рассматривали

статически: через дом, через голову, как в прошлый

раз. Но тело (и его части) не было бы так создано,

если б его назначение было - пребывать на месте.

Тогда зачем ноги, да еще и две? Достаточно прилепить

человека к земле пирамидой. Собственно, в теле чело-

века эта пирамида есть - когда сидит на заду: зад -

широкое основание пирамиды нашего туловища, и не-

даром в индийской ступе (что есть форма храма) тоже

скошенная пирамидность воплощена: ведь это Будда,

созерцающий в позе лотоса. И такая поза есть отри-

цание движения, есть мысль, что человек - полип,

растение, лотос. Собственно, в вертикальности своей:

в позиции стоя или сидя - человек равен и осущест-

вляет принцип растения. В движении - животного.
Итак, каждая поза, положение рук есть определен-

ная мысль о мире, мировоззрение: мир по-одному по-

ворачивается, когда человек сидит, и по-другому - ког-

да стоит. Потому позы, асаны индийских йогов - это

целые философемы, каждая - система мировоззрения:

человек встраивается через позу в определенную фи-

гурацию мирового пространства, а оно ведь по-разному

представимо: растяжимо, сжимаемо, сплющиваемо -

в зависимости от летящего (и как) <тела отсчета> -

как показал Эйнштейн.

каких стихиях и как? Похоже, что в позе, телодвиже-

нии мы общаемся в основном с двумя стихиями: землей

и воздухом (пространством). Ведь в позе человек наи-

более виден как существо срединного царства - меж-

ду небом и землей: над землей мы возвышены и пре-

бываем не в ней - как корни дерева, - не связаны

с ней так, а можем пружинить, отталкиваться, отлетать

и тем заявлять о себе как о жителе воздуха, неба. Так

что в позе и телодвижении мы обращаемся с тем, что

над землей, то есть с мировым пространством - его
осваиваем, захватываем, обнимаем (все слова - от

действий наших рук = крыльев для захвата воздуха).

И смысл каждой позы и телодвижения можно опре-

делить, исходя из того, сколько в ней земности, какая

в ней с землей соединяемость и сколько воздушности:

какой отлет в пространстве (и какой фигурой и какую

конфигурацию Пространства описывая) в ней соверша-

ется.
У нас - конечности и формы: руки, ноги, голова.

Пространство - бесконечность, аморфно.

Благодаря выбросу (и именно такому) руки, шагу

ноги пространство обретает вид (эйдос = идею) и фор-

му. Танец - тот вообще есть игра идеями, перебра-

сывание конфигурациями мирового пространства, жон-

глирование измерениями бытия. Ибо танец все слова

нашего тела использует, сплетает в предложения и ро-

маны. А слов у нас: возможных поворотов, жестов -

неисчислимое количество. Вот голова: может - вверх-

вниз, вправо-влево, наперекос, крутиться, вбираться,

ходить от плеча к плечу, покачиваться и т.д. У рук

вообще - энциклопедия движений: от плеч до пальцев,

и каждый род труда - особый набор движений рук

имеет.
Но главное - научиться читать смысл каждого те-

лодвижения. Начнем с простейших жестов. Кстати,

жест -от латинского gestus - деяние, дело, по-

ступок. А дело, поступок есть какое-то третье образо-

вание из соединения <я> с миром. Вот в языке глухо-

немых: описываются фигуры в пространстве. То же и

у слепых - буквы выпуклыми делаются: везде объем,

все три измерения пространства участвуют: слово -

пластично, скульптурно. В нашем же <нормальном> на-

писанном на листе или в книге слове - плоскость: как

в живописи три измерения стянуты в два. Зато усили-

вается роль глаза, света, как и в устном слове - звука,

ритма, тембра - всякого рода внутренней духовности

(воздушности). Упрощение в одном отношении ведет к

усложнению в другом - изыскует его богатства (как

симфонизм в Европе на упрощенном круге гармонии

T-SD-D-Tl мог сложиться).

тан (хотя он и зрением видится). В телодвижении мы

новения на себя вызываем, накликаем - крыльями рук

шаманы заклинают). От ходьбы и танца испытываем

радость, упругость, силу свою, увертливость, поворот-

ливость, ловкость: кубарем кувыркаемся, крутимся -

здесь все контакт с открытым космосом.

(как в туркменском танце изображают, как шьют, ни-

тку рвут, втягивают). В социальном европейском и эро-

тическом африканском - контакт с человеком, так что

везде осязания: земли, пространства, другого тела (су-

щества предмета).

как, плавая, мы тем или иным протягиванием и взмахом

навлекаем на себя волну и ощущаем тело и грудь

воды - так и в воздухе: в ходьбе, беге, танце мы

испытываем себя (каковы мы на миру?) и мир, каков

он на наш <телесный> взгляд (осязание) оказывается.

В плаванье мы наслаждаемся музыкальной координа-

цией движений своих членов. Но ведь ребенок начи-

нает с того, что в воздухе загребает ножками и руч-

ками, лежа на спинке; он к воздуху как к влаге отно-

сится - той влаге тех вод, среди которых он плавал

в утробе матери - в мировом (для него) Океане (от-

сюда и естественные, врожденные для всех народов

представления, что землю окружает и она плавает в

мировом Океане - в <Окиян-море>).
Но поскольку мир для телодвижения очень беден:

по сути дела, есть лишь твердая опора (препятствие,

тяжесть) и пустота, - все разнообразие от самого тела

нашего продуцируется и из него вычитывается. Когда

узбечка бисерно поводит кистью и пальчиками, как бы

втягивая иголку, - здесь же игра сухожилий, муску-

лов, ощущение их гармонической тряски и послушли-

вости внутри нас (танец ведь первоначально не на обоз-

рение для другого делался, а для осязания самочувст-

вия себя). В танце так или иначе встряхиваются наши

внутренние и внешние органы (как в гимнастике йогов

они массируются неподвижной позой и дыханием), и

мы становимся способны устраивать перебор-перепляс

наших внутренних органов, их начинаем слышать -

познавать самих себя: что там у нас внутри, когда не

болит, а просто живет. Ведь слышим мы, что внутри,

лишь по нужде: когда болеть начинает, - а обычно

нутро наше для нас глухо, тупо и немыслимо. Так вот,

ную жизнь - и оно начинает ощущаться и познаваться,

читаться нами.
Итак, телодвижение, оказывается, есть равно наше

соединение, освоение внешнего нам космоса (земли,

пространства), как и способ прочесть, познать, освоить,

овладеть нашим нутром - тем, что сокрыто от глаз. В

самом деле: внешнее пространство, если даже мы не

движемся, еще глазом и слухом может быть осваива-

емо (хотя вопрос: человек, который отродясь не дви-

гался, а лишь смотрел и слушал, - какое представле-

ние и понятие может иметь о дереве, кошке, улице,

машине, солнце - да, даже о нем: ведь сам, не дви-

гаясь, как можешь со-чувствовать движение солнца?).

А ведь познание ума основывается на со-чувствии

кой на его место - благодаря тому, что в нашем теле

Вселенная заключена: мы были амебой, есть и трава

на нас - волосы, и чувство черепахи (от панциря)

живет у нас под ногтями, и участь солнца: в самочув-

ствии и обращениях наших глаз и т.д., - благодаря

всесоставности нашего существа мы всему можем со-

чувствовать в окружающем нас бытии.

мало (урчанье какое-нибудь), и лишь тончайшие осяза-

ния-касания внутренних органов знают друг о друге.

Но как нам знать о них? <Нам> - это <голове>? Но

она, ум наш в этом смысле столь же удалены от нутра

нашего, как от этого дерева перед глазами и солнца

(если не больше: ведь как раз умом и зрением сово-

купно мы очень тесно облизываем видимые предметы.

А какую идею - а <идея>-то есть эйдос, то есть вид,

от глаза зависит - можем мы иметь о жизни нутра,

которая до смерти невидима, а когда становится видима

на трупе под ножом анатома - тогда не живет? И

потом, это опять будет мысль и зрение о вне меня

находящемся предмете: кишки трупа для мыслящего

анатома - это не его внутренности, а то же, что

для него дерево или солнце, то есть то, что вне его -

и опять непознаваемо оказывается мое нутро - без-

идейно).
Йог же, пропуская струю дыхания внутрь, словно

щупальце и язык в себя запускает (как глаз бросает

луч на предмет и обходит им его) и там замирает,

задерживает дыхание (словно перебирает им диафраг-
му, печень, сердце, живот, каждую кишку) и всем су-

ществом* вслушивается, в-ощущается в неслышную иг-

ру внутренних касаний, гармонию их согласований -

как тишайшую музыку мира - как атман (внутренняя

душа), равный Брахману (мировой душе - где она?

вне? внутри нас? - везде).

тура поз, телодвижений, через эти средства с невиди-

мым, внутренним, самым глубоким, сущностью (она, по-

индийски - rasa - сок) и сердцевиной мира пытались

войти в контакт и их понять, и понимали то, что для

ума, света, слова - непроницаемо: вещь именно в се-

бе, трансцендетное = непереступаемое (для Кантова

рассудка).

конфигурацию мирового пространства, внутри которого

мы ощущаем себя пребывающими, -то не по внешней

фигуре своей (сидим, лежим, бежим, локоть на колено -

кулак под подбородок и т.д) можем мы знать внутренние

орбиты и силовые линии, расположение частей -

стран света в этом пространстве, - но по той компо-

зиции, что обретают внутренние органы наши в данной

позе: а это нам ведомо либо через замершую позу тела

и дыхания, вслушиванье (воздух внутрь нас внедряет-

ся), либо через жест (поступок, дело) - внедрение

телом в воздух как во внешнее нам. В обоих случаях

воздух и тело - главные агенты, разница лишь в том,

чтб внутрь чего входит, что фалл, а что влагалище в

данном акте. В дыхании йогов струя воздуха - фалл,

а тело моё - утроба, влагалище. В телодвижении (мо-

литвы, ходьбы, танца) тело - фалл, воздух - влага-

лище. Но в обоих случаях мы координации, созвучию

внимаем; тот строй единый, что имеют между собой

так поставленное тело: сидя, лежа, стоя, ходя, - и

так настроенный на него мир (мировое пространство).

Это именно так: ведь каждый музыкальный инстру-

мент - это полость, туловище, наше тело: чистое,
* Именно всем существом, а не частью: умом, глазом - мож-

но и <идею> целости своей и бытия <охватить>. <Идея> Целого

не есть идея, ибо идея - вид, а Целое - все: и касание, и

музыка сфер - струи дыхания и т.д. - так что лишь общим

самочувствием Целое нам постижимо, в нас внедряется. Неда-

ром <целое> в языке в сочетании: <цел и невредим> - значит

просто <здоров>.
как барабан, или с тем или иным внутренним органом:

жилой-струной, бронхом с дырочкой (как в духовых

деревянных), или с заворотом большой кишки, откуда

пук исходит (в перекрученных медных: валторна, тром-

бон, туба), или целым кишечником органа. Тело музы-

кального инструмента тот или иной образ пространства

в себе создает, в нем то или иное устройство, фигура

мира обитает и делается нам ведомым - через строй

и звук: мир - как брюхо; пространство - как круглое:

мир - как тростник; пространство - как столп; мир -

как концентрические круги; пространство - как завих-

рение и т.д.

ства, рисование своим телом письмен и орнаментов в

нем, как и выверка внутреннего нашего пространства,

состава и строя: какие повороты, позы, кручения, какие

перегрузки может выдерживать: чтоб не зашлось сер-

дце и дыхание (недаром к ним, внутренним, термин

внешнего передвижения-ходьбы применен), чтоб не за-

кружилась голова, чтоб все равно не был потерян верх-

низ, право-лево, то есть изнутри продуцируемая ори-

ентировка в мировом пространстве.

ним: кто кого? И через верткие телодвижения мы, как

черпаком (наше тело складывается в разного рода за-

хватывающие инструменты и короба), загребаем не

только внешнее, но вычерпываем и внутреннее свое

пространство, хлебаем его, пока не исчерпается. По-

тому после танца такое же опустошение и годность к

обновлению испытываем, как и после соития: словно

на ветрах утробу свою, как бурдюк, наизнанку вывер-

нули, проветрили и просушили.

спортсменок как раз и вытекает из того, что танец или

бег, гимнастика - для них есть и соитие с мировым

пространством, и опустошение, ощущение и гармони-

зация своего нутра.
Итак, движение той или иной частью тела есть про-

черчивание в пространстве внешней линии, что имеет

внутреннее человеческое и мирское значение. Попро-

буем читать этот язык. Начнем хотя бы с приветствия.

Костя (абхаз). Ну вот протягиванье руки...

М. Ауэзов. А у нас <селям> - рука к груди, где

сердце, и поклон,
Я. Ну да: нелепо, входя в помещение, где много

людей, перебирать поочередно у всех руки, как это

делается. Ведь рука к руке - это образование одного

тела из двух - химеры, кентавра, а в хороводе танца -

одна многоглавая и как бы членистотелая гидра обра-

зуется. Перебирание же рук нелепо, ибо это - всту-

пание каждый раз в моногамный брак: <я-ты>. Общий

же <селям> рукой ко груди - это <я-вы> или кол-

лективное <ты>, предполагающееся уже сомкнутоте-

лым, когда я вхожу и присоединяюсь. Перебирая же

руки каждого, я словно разбиваю собой наличную, до-

бытую уже сомкнутотелость и рассыпаю ее на сумму

единичных отношений.
Костя (абхаз). У нас поза со скрещенными руками

означает горе.

рублены контакты (через руки), и нет помощи. А в

Европе - это поза гордыни, надменности, поза Напо-

леона. Здесь человек прибирает, вбирает в себя руки,

то есть то, что дано для связи и общения с другими,

к себе назад возвращает. Это поза эгоизма, нарциссиз-

ма, антисоциальности. А у русских <сидеть сложа ру-

ки> - лень, бездельник, но не имеет значения анти-

социальности индивида (эта идея и предположена быть

не может, ибо индивид здесь не был самостоятелен),

а его антиработность значит.
Ораз (туркмен). У нас лень - сидеть сложа ноги.

Альгис (литовец). У нас вообще жестов руками ма-

ло: если человек жестикулирует - значит не в себе.
Я. А если в себе - значит, и руки прибраны. А

притом: у народа-земледельца руки на слишком важное

дело используются: они - плуг, инструмент труда, так

что кощунство употреблять их дублером слову, которое

и само обойтись может. Однако здесь, видно, есть за-

висимость обратно пропорциональная. У народов-трудяг

должен быть менее развит язык жестов, телодвижений

(и танцев) - и больше язык словесный. И наоборот,

у африканцев, например (где природа в общем сама