Российская академия наук

ИНСТИТУТ ИСТОРИИ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ И ТЕХНИКИ

Москва
1999

Издание осуществлено при поддержке Российского гуманитарного научного фонда по проекту 98-03-16121

Кузнецова Н. И. Социо-культурные проблемы формирования науки в России (XVIII — середина XIX вв.). – М.: Едиториал УРСС, 1999. – 256 с.
ISBN 5-901006-76-3
В книге рассматриваются социо-культурные проблемы формирования и становления российской науки — от "стартового" периода создания Санкт-Петербургской Императорской Академии наук до середины ХIХ в. Созданная по указу Петра Великого Академия наук отвечала насущным задачам модернизации страны, однако находилась в противоречии со сложившимися традициями древнерусской культуры. Новый социальный институт был сформирован в неблагоприятной социо-культурной среде. Объективно Академия служила важным катализатором развития российской культуры. Но на примерах жизненных судеб первых российских академиков хорошо видно, сколь трудным был процесс "культурной прививки" науки в российскую реальность XVIII столетия. Изучение условий существования науки в рамках национальной культуры создает новую исследовательскую программу, которую с полным правом можно назвать "экологией науки".

Книга адресована широкому кругу специалистов и любознательных читателей — историкам науки, философам, всем, интересующимся историей Отечества.

Светлой памяти моего отца —

философа и историка науки,

главного редактора издания

"Люди русской науки"

Введение
ПРОБЛЕМЫ «ЭКОЛОГИИ НАУКИ»

Науки подобны величественной реке, по течению которой легко следовать после того, как оно приобретает известную правильность; но если хотят проследить реку до ее истока, то его нигде не находят, потому что его нигде нет, в известном смысле источник рассеян по всей поверхности Земли.

Рассмотрение «филиации» научных идей в истории науки было принято дополнять историей социальных институтов науки — историей деятельности научных школ, обществ и учреждений, т. е. восстановлением определенного «организа­ционного» контекста, в рамках которого порождались эти идеи.

Мало-помалу все более актуальным становилось исследование форми­рования национальных научных сообществ, а также культурной среды, в которой функционируют научные сообщества и порожда­ются определенные научные представления. Можно даже сказать, что некоторые направления современной истории науки и науковедения занимались и занимаются изучением окружающей науку «среды», а следовательно, — «экологией науки».

Мы используем словосочетание «экология науки» в несколько метафорическом смысле, однако ныне широко распространенный термин «экология» позволяет достаточно точно и емко определить тот круг представлений, в рамках которых легко указать на новые исследовательские программы для истории науки и науковедения в целом.

Термин «экология культуры» ввел Д. С. Лихачев.

Экологию, — писал он, — нельзя ограничивать только задачами сохранения природной биологической среды. Для жизни человека не менее важна среда, созданная культурой его предков и им самим. Сохранение культурной среды — задача не менее существенная, чем сохранение окружающей природы... Убить человека биологически может несоблюдение законов биологической эволюции, убить человека нравственно может несоблюдение законов экологии культурной¹.

Нам представляется, что так понятое экологическое изучение культуры может разумно и емко сформулировать задачи переориентации тради­ционных направлений в области историко-научных и науковед­ческих исследований. Историко-научное исследование в этом плане становится культурологическим.

Такая ориентация вполне очевидна, когда речь идет о возможностях развития науки в различных регионах мира. Для культуры и общества, связавших свой путь развития с научно-техническим прогрессом, наука — важнейшая компонента социаль­ной и культурной жизни. Для многих стран Азии и Африки, Латинской Америки вопрос о необходимости перенесения научной традиции в контекст национальной культуры, «прививка» западно-европей­ской традиции экспериментального иссле­до­ва­ния приро­ды, критического рационального мышления, к автохтонным культурным традициям — это вопрос сложный, болезненный и ответственный.

Но даже если государственные и общественные деятели данных регионов признают это перенесение и заимствование необходимым, встает вопрос о принципиальной возможности такой пересадки, такой культурной прививки.

«Специфика текущего момента», — писал М. К. Петров, — состоит в том, что до недавнего времени вопрос о возникновении науки волновал только малочисленную группу специалистов по истории и социологии науки. Теперь же это вопрос иного ранга. Многие страны, не имевшие ранее науки в наличном наборе социальных институтов, стараются сегодня привить ее на своей почве, видят в этом одно из условий перехода из «развивающегося» в «развитое» состояние. В процессе таких попыток накапливаются огромные массивы информации о строительстве науки и трудностях такого строительства, о том, что именно строится, как оно сочленяется в целое².

Подчеркнем: опыт подобных попыток приносит нам важнейшие знания о социо-культурном, т. е. экологическом, пространстве существования науки. Действительно, наука включает в себя целый комплекс часто не отрефлексированных и даже не названных предпосылок, прежде всего ценностных ориентаций данного социума и конкретных людей (ученых). Поэтому современные историко-научные и науковед­ческие исследования ставят проблему «наука как целое» в новом ракурсе, включают в традиционную проблематику новые вопросы и новое содержание.

В социуме, развитом во всех отношениях, наука автономна в том смысле, что границы ее заданы особенностями целеполагания, ценностных ориентаций, профессиональных умений людей, особым образом организованных. Тогда и в научной рефлексии возникает представление о возможности чисто имманентного развития науки. Важно подчеркнуть, что появление науки как особого института — это показатель социального и культурного развития всего общества. Необходимость создания (форми­рования) определенных социальных, экономических, политических, культурных условий явно обнажается тогда, когда наука признается предметом полезного «импорта».

Несоблюдение законов экологии науки может привести к угасанию соответствующих традиций, к тому, что в некоторых регионах при внешне налаженном функционировании института науки не удается воспроизводить «дух» научной деятельности. Почему это возможно?

Как убедительно показал М. Полани, научная традиция покоит­ся на «неявном» знании, т. е. на знании нерефлексивном и невер­ба­лизованном. На первый взгляд, это кажется пара­доксаль­ным.

В современной европейской культуре «наука» представлена не только непосредственными образцами экспериментальной дея­тель­ности, не только в виде учебных курсов и обобщающих моно­гра­фий, но и в виде многочисленных правил — методо­логических норм и предписаний. Все перечисленные феномены не имеют, казалось бы, континентальных и государственных границ. И тем не менее культурологи — что является очень важным результатом для дальнейших размышлений — обнаруживают здесь незримые, но довольно четкие границы.

Хотя содержание науки, заключенное в ясные формулировки, — пишет М. Полани, — преподается сегодня во всем мире в десятках новых университетов, неявное искусство научного исследования для многих из них остается неведомым. Европа, где 400 лет назад зародился научный метод, до сих пор является более продуктивной в плане науки, несмотря на то, что на некоторых других континентах на научные исследования выделяется больше средств. Если бы, с одной стороны, не существовала возможность для молодых исследователей учиться в Европе, а с другой — отсутствовала миграция европейских ученых в другие страны, неевропейские исследовательские центры едва сводили бы концы с концами³.

Нерефлексивность и даже невербализованность предпосылок становления и развития науки — это специфическая проблема, с которой сталкивается историк, имеющий интенцию на экологическое изучение науки. Речь идет об исследовании «ментальности», «менталитета» социо-культурной, национальной среды.

Методология исследования «менталитета» восходит к французской школе «Анналов»; в отечественной литературе она развивалась в работах С. С. Аверинцева, А. Я. Гу­­ревича, Ю. Н. Афанасьева, Ю. Л. Бессмертного и других.

Реконструкция духовного универсума иных эпох и культур, — отмечал А. Я. Гуревич в своей книге «Категории средневековой культуры», — характерная черта современного гуманитарного исследования в отличие от традиционного. Историей идей, как и историей художест­венных творений, занимаются очень давно. Однако читатель... не может не заметить, что в книге нет ни истории идей, ни истории художественных творений, будь то литература или искус­ство. Внимание направлено на изучение не сформули­рованных ясно, не высказанных эксплицитно, не вполне осознанных в культуре умственных установок, общих ориентаций и привычек сознания, «психологического инструментария», «духовной оснастки» людей средних веков — того уровня, интеллектуальной жизни общества, который современные историки обозначают расплывчатым термином «ментальность». Это особый уровень жизни и отражение ее...⁴

В экологии науки большая группа вопросов связана с реконструкцией «текстоневыразимых» ситуаций (по крайней мере, в собственно научных текстах, взятых в качестве исторических источников, мы не найдем попыток такой вербализации и описания). Это — специфическая методологическая трудность, но осознание этой трудности позволяет избавиться от иллюзии, что можно искать в анализируемом тексте, который можно использовать в качестве историко-научного источника, все, что нам нужно знать для решения поставленных задач.

Экология науки — это прежде всего изучение культурной, семиотической среды, в которой формируется и живет ученый, изучение явных и неявных правил (предпочтений) выбора будущих профессий, традиций пользования книгами и другими источниками информации; это реконструкция явных или неявных представлений о смысле жизни, об отношениях с людьми — вне круга профессиональных обязанностей и с коллегами, определенное понимание общения, видение долга и ответственности человека перед людьми и обществом.

* * *

Цель данной работы, как хотелось бы подчеркнуть автору, состояла в том, чтобы попытаться спроецировать в единое изображение отдельные, воссозданные в совершенно различных контекстах фрагменты описаний исторического пути развития российской науки.

В частности, можно указать, что для самого автора центрами кристаллизации нетрадиционной тематики были такие вопросы и проблемы, как

• 
  развитие науки в рамках импортной модели ее заимствования и укоренения («индигенизации») в данной культуре;
  
• 
  соотношение развития собственно науки и того, что называют просвещением. На несовпадение этих процессов и траекторий развития соответствующих социо-культурных институтов впервые, как нам представляется, обратил внимание В. И. Вернадский. Тема эта была не осознана или забыта и никогда не обсуждалась в развернутом виде;
  
• 
  исследование общественного аксиологического пространства, в рамках которого формировалась российская наука, воспитывались первые русские ученые и профессора — так сказать, общественный аксиологический менталитет;
  
• 
  различие и «разновекторность» траекторий развития общественной оценки российской академической науки и ее собственной рефлексии о своих профессиональных целях, задачах, конечном назначении;
  
• 
  исследование информационной среды российской науки, которая обычно не попадала в поле традиционного историко-научного анализа. И к этой тематике наше внимание привлек В. И. Вернадский.