октября 1967 года. БДТ им. М. Горького. В. С. Розов. «Традиционный сбор» [Постановка Г. А. Товстоногова. Художник С. С. Мандель. Композитор М. Е. Табачников. Режиссер Р. А. Сирота]

30 октября 1967 года. БДТ им. М. Горького. В. С. Розов. «Традиционный сбор» [Постановка Г. А. Товстоногова. Художник С. С. Мандель. Композитор М. Е. Табачников. Режиссер Р. А. Сирота].

В еще освещенном зале звучит музыка, какие-то такты радиомузыки, школьная песня… Сцена без занавеса — коробка, облицованная каким-то фактурным светлым материалом под камень (известняк, что ли, или какой-то современный облицовочный материал). Аналитическая камера, а не место, которое продолжается в пространстве с горизонтом («Галилей» в «Берлинер Ансамбль»), где что-то значительное происходит, отвлечение от бытового. Здесь — аналитическое, тоже многозначительное. Смена декораций обнажена, входит в действие.

Под звучание песенки гаснет в зрительном зале свет, открывается задняя стена, и на сцену выезжает на фурке помещение школьного класса — парты, доска, шкафы. Это еще не кабинет естествознания, а «класс вообще». Затем этот класс уезжает обратно (момент излишней громоздкости, внешней театральности, режиссерская пантомима вместо прямого текста). Опускается групповой портрет выпускников — педагоги и в овалах портреты актеров в молодости. Они освещаются, затем гаснут семь из них — те, кто убит на войне (выпускники 1941 года). В музыку врывается вой бомб, выстрелы. Затем гаснут все портреты, пауза. Высвечиваются два лица — Агния и Саша. Эта фотография остается, сбоку въезжает металлическая конструкция с деталями обстановки комнаты Агнии и Саши [В. И. Стржельчик]. На столе пишущая машинка, Агния лежит на кушетке, ноги закрыты пледом, правит какую-то рукопись.

Потом эпизод в сберкассе — здесь на общей фотографии высвечено лицо Лиды [В. П. Ковель]. Затем — автозаправочная станция (машина выехала на сцену — тоже некоторое излишество). Затем сцена в доме Пухова [Б. С. Рыжухин], опять фотография… Антракт.

Второе действие. Пролог превращен в действие. Второе действие больше (дело не во времени, у него иной вес). Другой способ сценического изложения: веселая толпа выпускников, танцы — и на этом фоне, из этой массы время от времени выдвигаются на первый {50} план различные коллизии (поколения, судьбы, разные концы страны, социальные и общественные положения). Как бы два плана: танцующие и крупный план с героями и их отношениями.

Фон дан и впрямую, и по радиотрансляции (шум толпы, музыка, голос представителя РОНО — еще одна сфера, бюрократическая). Многообразие мира и отношений, судеб в этом спектакле даны через прием выделения и фона.

В «Современнике» зал был продолжением сцены, здесь — традиционный сбор, на который мы пришли, по радио объявляются имена зрителей. Пролог — как наплывы. В прологе у Розова все узлы завязаны, все коллизии, проблемы, противоречия. В «Современнике» эти наплывы — развитие характеристик, а здесь — предыстория.

Реплику Стржельчика «Народных много, а хороших нет» зал принимает на аплодисментах, по-эстрадному. У З. М. Шарко (Лиза) — самостоятельный номер (эстрадность — в характере действия этого спектакля).

Режиссерская аналитическая конструкция — некоторая замедленность, спокойствие всепонимающего высшего существа, которое над этим царит и берется это объять, представить нам, объяснить (со стороны, к нему это не относится, эти проблемы его не касаются, не волнуют). Торжественный и мастерский анализ. Хирург, который режет, но руки в крови не пачкает. Такова режиссерская трактовка, режиссерская система, система акцентов и режиссерских курсивов в тексте (журнал «Октябрь»), нажимов — тут танцуют, а там происходят трагедии (потому в спектакле много танцев — у Розова они даны скупее).

5 и 15 ноября 1967 г. Театр им. Ленсовета. В. В. Маяковский. «Мистерия-буфф». [Постановка П. Н. Фоменко, обработка текста М. Г. Розовского. Композитор А. А. Николаев]⁷⁷.

Внутренний пафос «Мистерии-буфф» современен, как у Андрея Вознесенского в «Треугольной груше» (где Америка условна и дает возможность активно и непримиримо относиться ко всему, что постыло). Здесь рай — фальшивый, обманный мир.

Один из «нечистых» бьет молотом по висящему металлическому кругу. Гонг. На авансцену выбегают нечистые. Начало второго пролога («Через минуту мы вам покажем…») произносят три актера: высокий (у него потом будет фартук с красными полосами, не то кровь, не то краска); правый тонкий «клоун» — мальчишеского типа, молодой, его восторг намекает на что-то; левый толстоватый «клоун», говорящий с комической угрозой. Это один из принципов спектакля, принципов хора нечистых — повторения в разных интонациях, оттенках. Разработка, уточнение ходов…

«Должен сказать два слова я», — это говорит «музыкант» [И. П. Нагавкин]. Он будет надевать красный цилиндр и красный фрак, садясь за пианино. Фартук у него — кожаный. Читает из Маяковского по книге.

Вставка о поэтах: звонят Вознесенскому, «правый клоун», зажав нос, отвечает с прононсом: «ищу женскую рифму к “синхрофазотрон”». Евтушенко — в Париже. Ленч — носит френч, Ласкин — в политике не натаскан. Михалкова не надо: напишет басню как гимн, а гимн — как басню.

Гаснет свет. Нечистые на бочках читают первый пролог («Это о нас взывала земля… дайте жить с живой женой»). Теперь у нечистых какое-то многозначительное состояние, они его несут в себе, держат (коллективный, хоровой герой — это многое решает. Характеры не в том смысле, в каком хотели бы видеть в них Б. И. Ростоцкий и др.). Говорят о том, что их не семь пар, а всего семеро — придется работать за двоих. Конец пролога (до слова «Занавес»).

{52} Открывается занавес и вырывается на сцену толпа чистых, оркестр во фраках и галифе раскланивается, размещается позади на специальных подмостках, посередине дирижер. «Клоуны» выходят на авансцену. Крики нечистых. Ставят козлы и доску с круглыми дырами. Из люка выходят переодетые нечистые. Царь [Ю. Т. Бубликов] — на голове ведро, на груди на цепи двуглавый орел. Царица [Е. С. Маркина — вместо Л. В. Леоновой] — в золотом ночном горшке на голове, в рубашке, чулки с огромными сиреневыми подвязками. Царица запахивается, подтягивает груди. Чиновник [М. К. Девяткин] — в чиновничьем мундире и с папкой. Патриот [А. Ю. Равикович] — рыжие волосы и черная борода, шелковая рубаха, лапти, топор. Офицер [Ю. А. Головин] одет в военную форму, но без сапог — в чулках. Два жандарма в огромных галифе и в белых рубашках, передвигаются походкой-полубегом. Выходит З. И. Караваева [Россия] — светлые волосы, одета в мешковину. Стоит. Все нечистые уселись на доску с отверстиями в позе людей, сидящих над гальюнными очками в уборной. Девушка в мешковине гордо стоит. Клоуны поют: «Эта девушка красива / Называется Россия…». Под пение ее по очереди будут бить: царь — сбивает с ног, чиновник — волочит, офицер бьет стеком, и т. д.

* * *
Беспорядок разбросанных вещей на сцене — театральный реквизит из подручных материалов. Нечистых семь человек, а не семь пар. Одна из них — женщина, в ее руках костюмы. Начинается пролог от театра. Читается текст Маяковского («переделывайте»). Кого же просить о переделках? Звонят Вознесенскому — он занят, ищет рифму. Евтушенко — тише, в Париже… Рождественский — у него хоть фамилия рифмуется с Маяковским. Затем пролог из первой редакции «Мистерии-буфф». Потом эпизод с Россией — девушкой в мешковине. Заключение пролога (о театре, театр перевернут).

Двое нечистых — «клоунов». Слева — с курса Т. Г. Сойниковой (это тип интеллигентного молодого актера, как В. В. Особик, В. И. Чистяков). Кепки, как у Олега Попова, но с оранжевыми крапинками; к кепке приделан парик. Мяч — земной шар. О потопе.

{53} Появляется персонаж — в распашонке, сшитой из американского флага, с портфелем, рассказывает о своих поездках в маленькие страны (как у Маяковского — через восприятие зощенковского героя, с речевыми неправильностями). У Ю. Т. Бубликова очень хорошо сделана сама мина надутости, идиотизма (театр представления). Три хама. Песня молодых хамов. Музыкальная тема — нэпманский мотив. Дама «Эмиграция» с картонками. Во время ее монолога нечистые-клоуны поют куплет о Светлане Аллилуевой (такая грубая, народная интерпретация).

Соглашатель. Полосатый купальный костюм, на голове носовой платочек с узелками на углах. От монолога Соглашателя сохранена только канва. «Милые правые, милые левые» — обращается в зал. «Твардовский и Кочетов, соглашайтесь…»⁷⁸. Его бьют.

Человек с пистолетом. Молчит. Переходы от одного эпизода к другому обозначает выстрелами.

Чистые решают, что происходит (реплики — по Маяковскому), спорят. Строительство ковчега (большая бочка и система лестниц). Нечистые с молотками строят, чистые занимают бочку (они начальство). Диктатор требует штурвал — ему спускают с колосников штурвал. Плывут. Нечистые пьют с хамами, валяются пьяные. Митинг. Отбирают у чистых запасы, переворот — Октябрьская революция.

На авансцене с драматической, трагической интонацией читают: «Вселенная спит, положив на лапу с клещами звезд огромное ухо». Гонг.

Начинается второе действие. Ад. Черти поют песню. Вельзевул подает свои реплики из люка. Различные муки. Соглашатель читает {54} «Тараканище» К. И. Чуковского — ужасы. Последний круг ада — это высидеть в президиуме четыре недели. И т. д.

Опускается железная стена, на ней два звонка — в ад и в рай. Нечистые говорят о земных делах (цитаты из газет на разные темы, вразнобой). Из оркестровой ямы высовываются головы чертей.

Рай. Белые одеяния, поют «Аллилуйя». Парочка укладывается на простыни, наверху, в драпировках, — тоже обнимающаяся пара. Бегает Златоуст, подсматривает под простыни. Появление нечистых. Речи, Златоуст читает по папке. Нечистые требуют еды. Мыльные пузыри… Нагорная проповедь (голос за сценой, большой деревянный крест). «Не верим». О стране обетованной… Финал.