2-е издание, исправленное Ответственный редактор

Мередит драматично пожала плечами и сказала молодому че­ловеку:

-В другой раз, дорогой. Лоррейн передумала.

-Клянусь, Мередит. Ты неисправима, —добавила Лоррейн.

-Положение обязывает, — заверила Мередит, голубые глаза которой предательски потускнели. Она быстренько постаралась скрыть это и широко улыбнулась.

Эшли посмотрела на свои часы.

— Я собираюсь во что бы то ни стало добраться до спортивно­
го зала.

— Ей срочно нужно протрезветь, — сухо заметила Мередит.

после полудня проводила в клубе с личным тренером, специали­стом по коррекции фигуры. Тело ее восхищало своей безупречно­стью, но Эшли почему-то убедила себя, что пропусти она хотя бы день тренировок, то обязательно раздуется как воздушный шар. Иногда она вообще ничего не ела, кроме ничем не приправлен­ного салата, тогда как в другой раз могла безудержно поглощать все перечисленные в меню сладости. Сьерра никогда не встречала человека настолько одержимого и своим телом, и некалорийной пищей.

• 
  Неужели не можешь пропустить хотя бы один раз? — спро­сила раздраженно Лоррейн.
  
• 
  А почему бы тебе не пойти со мной? Хорошая тренировка будет для тебя как нельзя кстати.
  

— Великолепная это штука — беговая дорожка, не так ли? Она

Эшли сердито взглянула на нее:

— Знаешь, лучше уж тренироваться, чем убиваться по Фрэнку
или напиваться, как ты.

Мередит изогнула бровь: - Котенок выпустил сегодня коготочки. Не обращая на нее внимания, Эшли встала.

• 
  Идешь со мной, Лорри?
  
• 
  Нет. Сердце и так болит. Не хочу, чтобы все тело болело.
  
• 
  Прекрасно.
  

Резко повернувшись, Эшли быстро прошла через зал к выходу в коридор.

— Эта девица способна превратить уголь в брильянты, — про­
тянула Мередит, покачивая головой. — А давайте добавим алко­
голь в ее минеральную воду. Может, тогда она станет чуточку больше наслаждаться жизнью.

Сьерра сделала глоток чая, задаваясь мысленно вопросом, по­лучает ли удовольствие от жизни хоть одна из этих женщин. У них есть все, что мир считает важным, однако жизнь их никак не назо­вешь счастливой. Всем им чего-то не хватает. Все они истоскова­лись по чему-то еще.

«Как и ты...» — эхом отозвалось в ее голове. Она нервно заерза­ла, зная, что это правда. Та же тоска иссушала и ее, порождала в ней чувство беспокойства и незащищенности.

Чего-то постоянно недоставало, но она не знала чего.

Марша коснулась руки Мередит.

— Что сегодня с тобой происходит?

— Ничего особенного, что отличало бы сегодняшний день от

• 
  Ты ходила к доктору Уорту? — не отставала Марша. Теперь Мередит позволила себе насмешливую ухмылку.
  
• 
  Я не нуждаюсь в психиатре.
  

— Как только мне открылось, кто виноват, я почувствовала, что

98

Теперь, когда в ее браке или жизни возникали какие-либо труд­ности, Марша взяла за правило обращаться к свому «духовному наставнику» доктору Уорту. В его кабинете у нее повышалась са­мооценка, она получала оправдания и необходимые советы.

• 
  Неужели ты не понимаешь, Мередит? — продолжала Мар­ша. — Ты никогда не будешь действительно счастлива, пока...
  
• 
  Не думаю, что соприкосновение с моим «внутренним ребен­ком» сможет что-либо серьезно изменить, — прерывая ее на полу­слове, бесцветным голосом изрекла Мередит.
  
• 
  Сможет. Вот увидишь. Я гарантирую. Мне чрезвычайно по­могло.
  
• 
  Разве? — Мередит невесело усмехнулась. — Если это так по­могает, что же ты все ходишь и ходишь каждый месяц?
  
• 
  Доктор Уорт помогает по-новому взглянуть на вещи.
  

Марша откинулась на стуле с невозмутимым спокойствием и медленно вздохнула, что являлось признаком внутренней работы над собой и призывом к терпению.

• 
  Почему бы нам не заказать ленч?
  
• 
  Ай-ай-ай. Уверена, любой уважающий себя психиатр, ка­ким является доктор Уорт, скажет, что если человек в трудной жизненной ситуации начинает много есть — это говорит о том, что он старается подавить свои чувства. Негативные эмоции уходят в область подсознательного, а это вредит душевному здо­ровью.
  
• 
  Я голодна, — блаженно улыбаясь, заверила Марша.
  
• 
  Нет, дорогая. Ты не голодна. Ты сумасшедшая.
  
• 
  Вовсе нет.
  

Мередит вызывающе усмехнулась:

• 
  Ты начинаешь злиться.
  
• 
  Думаю, тебе нравится выводить меня из себя, — с холодком в голосе ответила Марша, — но это не конструктивно.
  

— Не конструктивно? — Мередит рассмеялась. На ее миловид­

Марша изогнула бровь:

• 
  О чем ты?
  
• 
  Ты только с виду невозмутима. Я восхищаюсь твоим уме­нием контролировать себя. Честно. Ты всегда такая уравнове­шенная и спокойная. Твой муж не гуляет на стороне. Твои дети чудесно воспитаны, истинные леди и джентльмен. На реке твоей жизни нет ни одной стремнины, ни одного порога, не так ли, до­рогая? По крайней мере, никто этого не видит. — Мередит граци­озно повертела в воздухе своей красивой, усыпанной кольцами ручкой утонченной аристократки и добавила язвительно: — И все потому, что ты объяла свет, слилась с космосом и живешь на бо­лее высокой ступени сознания, чем все мы, простые смертные. — Рука Мередит мягко легла на стол рядом с бокалом мартини, в глазах заиграло лукавство. — Скажи мне, дорогая, валиум* по­могает?
  

• 
  Я смело смотрю в лицо трудностям, Мередит.
  
• 
  О, да, конечно. Борешься с ними, валишь их на землю и душишь простым усилием воли. Знаю, — заверила Мередит. — Я видела затравленный взгляд Тома. Представляю, если бедня­га вдруг раскрепостится настолько, что наденет рубашку с откры­тым воротом, не исключено, что мы увидим следы укусов на его шее.
  

• 
  Я предпочитаю общаться с трезвой Мередит, — с ледяным спокойствием отрезала она.
  
• 
  И, конечно, с менее честной Мередит, да? — в голубых гла­зах Мередит мелькнуло презрение. — Реши свои проблемы, голу­бушка, прежде чем пытаться устраивать мои дела.
  

100

— Почему бы нам всем не пообедать, дамы?

Эди — ненавистница всяческих конфликтов — мгновенно вско­чила.

— Думаю, это великолепная идея.

I — Мы будем рады, если ты присоединишься к нам, Мерри, — проронила Марша, забирая свою белую тенниску и парусиновую сумку с ракеткой.

— Лгунья, — небрежно бросила Мередит и глумливо подняла

Сьерра последовала за Маршей в обеденный зал. Нэнси и Эди присоединились к ним. Лоррейн, предпочитая колкое остроумие богатой наследницы, осталась и заказала еще один бурбон.

• 
  Клянусь, Мерри спивается, — заключила Нэнси, занимая свое место за столиком.
  
• 
  Что, как вы думаете, будет делать Лоррейн? — вставила Эди, принимая меню от официанта.
  
• 
  Будет долго мучиться и много плакать, — бросив сочувствен­ный взгляд в сторону бара, произнесла Нэнси. — Развод — это всегда плохо, если к тому идет. Ну а если случилось так, что ты замужем за ведущим специалистом по бракоразводным процес­сам, то будь готова к тому, что можешь потерять все, включая детей.
  
• 
  Если они нужны ему, — мягко заметила Марша. — Вы же слышали, Лорри довольно часто говорила, что со дня рождения де­тей Фрэнк не выказывал к ним никакого интереса.
  

• 
  А что вы скажете про Эшли? — спросила Эди. — Джерри по­требовал совместной опеки, только чтобы досадить ей.
  
• 
  Не думаю, что это правда, — высказалась Марша, закрыла ме­ню и отложила его в сторону. — Джерри на самом деле беспокоится
  

о детях, и правильно. Ведь Эшли откровенно одержима своей иде-ей похудания, а бедная маленькая Вероника как раз находится в «пухленьком» возрасте. Можете себее представить, каково десяти­летней малышке, которую каждый день после школы тащат на за­нятия по аэробике? Вот, собственно, что происходило, пока Джер­ри не вмешался.

• 
  Ну, час упражнений в день не может нанести ущерб здоро­вью, согласна? — спросила Эди, посматривая на Маршу в ожида­нии ответа. Ее собственнее дети ходили на всевозможные спор­тивные занятия и упорно пытались от них отвертеться.
  
• 
  Вред наносят не упражнения, Эди, — втолковывала Марша, словно объясняла принцип основного уравнения отстающей уче­нице, — а приобретение опыта насильственного выполнения того, чего она делать не хочет. Это может негативно отразиться на ее психике.
  

— Ты вообще видела Beронику? — спросила Нэнси, грустно по­

Сьерре стало неуютно, оттого что дружеская беседа приняла неприятный оборот, и уставилась в меню. Хотелось бы знать, обсуждают ли эти дамы и ее семейную жизнь в ее отсутствие?

Она заказала омара "термидор" и позволила течению беседы бурлить вокруг себя, не затягивая в свои глубины.

— Сегодня ты слишком млчалива, — заметила наконец Марша.

Последние полчаса Сьерра присутствовала при детальней­шем «исследовании» жизни Мередит, Лоррейн и Эшли. Собе­седницы увлеченно обсуждали все мельчайшие ошибки, прош­лые грехи и душевные терзания своих подружек и откровенно на­слаждались процессом анализа больше, чем изысканной кухней клуба.

102

— Моя жизнь и так полна проблем, поэтому я думаю, что не

За столом наступило неловкое молчание, и Сьерра ощутила на себе пристальный взгляд трех женщин, обуреваемых смешанными чувствами.

Марша заморгала, глаза ее расширились от удивления.

— Думаешь, мы сплетничаем? — протянула она с осуждением в

Сьерра поочередно окинула взором всех сидящих за столом. Глаза Марши и Нэнси пылали праведным негодованием. Эди же, напротив, выглядела смущенной.

Сьерра почувствовала себя загнанной в угол. Да, иногда ее под­ружки вели себя как свора гончих. Конечно, все они были утон­ченными светскими дамами, но уже не раз обнажали свою пер­вобытную, прорывающуюся изнутри, дикость. Они не пользуются зубами, чтобы разодрать человека на части. Им это не нужно. Эти элегантные женщины с нежными голосами ловко и с завидной регулярностью кромсают друг друга в клочья острыми словами. Неужели они не понимают, что творят?

• 
  Думаю, вы проявляете слишком большое беспокойство, — вскользь заметила Сьерра, прикидывая, не скрывают ли они под маской внимания некие менее альтруистичные мотивы.
  
• 
  Наше беспокойство совершенно естественно, — заверила Марша, — ведь мы любим Мередит.
  

• 
  И Эшли, —добавила Нэнси.
  
• 
  И Лоррейн, — поддакнула Эди. — Ты знаешь, что это так.
  

• 
  Да, я знаю, — уступила Сьерра, в душе очень надеясь, что ее саму минует сия «чаша любви». — Просто подобными разговора­ми вряд ли можно чем-то помочь.
  

• 
  Тогда чем можно? — поинтересовалась Нэнси.
  
• 
  И мне бы хотелось знать.
  

Общество этих женщин с самого начала знакомства оказывало На нее стимулирующее воздействие и требовало напряжения сил.

103

С ними она снова смеялась. Снова думала. Они открыли ей глаза на этот мир. Сьерра была уже не той наивной девочкой из малень­кого провинциального городка, которую год назад привез в Лос-Анджелес Алекс. За это она была им благодарна. Но иногда она ощущала, что за изысканностью, широкими познаниями и житей­ской мудростью, которыми они бравировали, в действительности ничего не стояло. Ничего существенного. Они ничего не знали. Ничего, что могло хоть что-то изменить. А если б знали, разве не отразилось бы это на их жизни?

Она нахмурилась, вспомнив эти слова: частенько мама повто­ряла их. И снова посмотрела на сидящих за столом женщин. Нехо­рошо получилось, что по ее вине оборвался разговор. Нет, не стоит даже и пытаться говорить о Боге! Возможно, мама справилась бы, но Сьерра не была так уверена, что у Него можно найти ответы на все вопросы. А если и так, то, определенно, Он не очень-то стре­мился поделиться ими.

Не с ней, во всяком случае.

Она снова заерзала на стуле, не понимая, почему чувствует себя такой подавленной. Может, потому, что дискуссия разгорелась во­круг летящих под откос жизней трех женщин, которые очень нра­вились Сьерре, которыми она восхищалась. Может, потому, что так много людей вокруг нее умели больно ранить.

Может, потому, что ее собственная жизнь, казалось, вышла из-под контроля и зияла пугающей пустотой.

— Что тебя беспокоит? — тонко подметив ее настроение, спро­

Насколько искренней можно быть с этими женщинами? Она ли одна боролась с чувством безнадежности?

— Не знаю. Думаю, много чего. Не уверена даже, что сумею
объяснить.

Ее собеседницы сидели в ожидании.

Сьерра решила рискнуть и высказать свои тайные тревоги.

— Я весь день так занята. И все же к концу дня я чувствую се­

*См.: Пс. 110:10.

104

• 
  Чего ты от себя ждешь? — выпалила Нэнси. — Хочешь найти лекарство от рака?
  
• 
  Нет, но что-нибудь...
  
• 
  Самое лучшее, что мы можем сделать, — это быть счастли­выми, — решительно внесла свою лепту Эди.
  
• 
  Между нами, — с легким укором в голосе сказала Мар­ша, — если мы не в состоянии управлять нашей собственной жиз­нью, можем ли мы полагать, что способны управлять нашими семьями?
  

Может, это и есть ключик к счастливой семье? Женщина, кото­рая может всем управлять?

Если в этом дело, то она, Сьерра, просто обречена на неудачу.

Управлять Алексом? Смех, да и только! Они теперь не могут да­же спокойно поговорить друг с другом. А если и говорят, то все беседы заканчиваются ссорой. У Алекса железная воля. За послед­ний год этой самой волей он проехался по ней, как многотонный каток по мостовой.

Эди поменяла тему разговора. Она упомянула о просмотренном недавно спектакле, и Нэнси тут же подхватила, согласившись, что представление оказалось очень занимательным. Марша заговори­ла о своем намерении сопровождать Тома на деловую конференцию в Детройт. В ответ на вопрос Нэнси она признала, что большинст­во мужчин его компании поедут на совещание без своих супруг. Улыбаясь, она проронила, что Тому понравилась идея ускользнуть вдвоем и чудесно провести время.

105

• 
  Вдвоем? — удивилась Нэнси. — С Томом, который большую часть дня будет просиживать на встречах? Что же ты собираешься делать?
  
• 
  Буду отдыхать, читать, обедать с Томом. А еще, думаю, в про­межутках между совещаниями обязательно отыщется свободное время, и я свожу его в парочку музеев.
  
• 
  В Детройте есть музеи? — поинтересовалась Нэнси.
  
• 
  Да, музей Генри Форда с его чудо-конвейром, — ответила Марша, весело рассмеявшись. Но Сьерра почему-то подумала, что истинная причина поездки ее подруги с мужем все-таки кроется в желании держать его под своим неусыпным наблюдением.
  

Рассеянно сражаясь со своим омаром «термидор», Сьерра вспом­нила, как в прошлом году Алекс просил ее поехать с ним в Лас-Вегас на выставку бытовой электроники.

• 
  А как же моя мать?
  
• 
  Какое отношение выставка имеет к твоей матери?
  
• 
  Она приезжает навестить нас. И ты знал об этом! Я говорила тебе несколько недель назад.
  
• 
  Ты тоже знала о выставке! — Он выругался по-испански. — Я записал в твоем блокноте, в каких именно числах открывается выставка.
  
• 
  Нет, ничего ты не записывал!
  
• 
  Позвони матери и попроси отложить ее приезд на неделю.
  
• 
  Значит, ей придется выкручиваться и менять весь свой гра­фик только для того, чтобы доставить тебе удовольствие?
  
• 
  Она на пенсии. О каком графике может идти речь?
  

106

Наладились, но не стали прежними.

Буквально на днях, во время званого обеда у Мэтта и Лоры, Одра упомянула о выставке. Стив подхватил тему, сказав, что в этом го­ду с ними поедут еще несколько новых сотрудников. Алекс в это время преспокойно потягивал вино и даже не взглянул на жену, когда говорил о своей готовности ехать в Вегас.

Накалывая кусочек омара на вилку, Сьерра решила на этот раз в интересах брака поехать с Алексом.

• 
  Тебе будет неинтересно, — проронил Алекс в ответ на нача­тый Сьеррой вечером того же дня разговор.
  
• 
  Почему ты так уверен?
  
• 
  Весь этот блеск, встречи, огромное количество незнакомых тебе людей. Ну а тех, с которыми мы знакомы, ты на дух не пере­носишь.
  
• 
  Полагаю, ты намекаешь на то, что и Одра будет там.
  

никогда его не поддерживала. Ярость, в последнее время всегда го­товая вырваться наружу, разлилась по всему телу. Но по чьей вине? Алекс постоянно наседал на нее. Она его не поддерживает. Она пло­хая мать, иначе оценки у детей были бы выше. Она вообще ничего не делает, только тратит его деньги в клубе. А чья это была идея?

— В этом году мне бы хотелось поехать с тобой, — настойчиво
повторила она.

Он как-то странно посмотрел на нее.

— Ты говорила, что ненавидишь Лас-Вегас.

Что действительно бесило ее, так это способность Алекса за­поминать каждое оброненное в пылу ссоры слово и затем бросать ей в лицо. Сьерра задержала дыхание, чтобы не потерять самооб­ладание.

— Я никогда не бывала в Лас-Вегасе, Алекс. Хотелось бы по­
смотреть, что это за город.

Он не стал спорить. Лишь посмотрел на нее. Интересно, поче­му ему так трудно принять решение, задавалась вопросом Сьерра. Разве не он предложил ей сопровождать его в прошлом году? Неу­жели он не хотел, чтобы она составила ему компанию на этот раз?

107

— Прекрасно, — бросил он, отводя взгляд в сторону, — но без

Великодушный донельзя.

• 
  Я попрошу Маршу оказать мне любезность и принять детей на выходные.
  
• 
  Времени на экскурсии по городу у тебя не будет, - добавил он. - Нам придется посетить множество деловых обедов и орга­низованных нашей фирмой приемов.
  
• 
  Нужно ли мне обновить свой гардероб по случаю?
  
• 
  Спроси у Одры.
  

Боже, разве Ты не слышишь, когда люди молятся?

Разве Тебя это не волнует? Мама говорила, что Ты заботишься о нас, но я не чувствую этого после той страшной беды, которая нас постигла. У меня даже появились сомнения, что Ты существуешь.

Иногда мне кажется, что хуже уже быть не может. Но это не так. Сначала отъезд Джеймса. Потом появление Салли Мэй в качестве жены Мэтта. Потом мамина смерть, а потом папа со своим виска Как будто всего этого было мало, так Лукас уехал, прихватив с собой лучшего коня. Боже, что еще Ты собираешься отобрать?

Мама часто говорила, что все в Твоей власти. Так вот что хотелось бы узнать у Тебя: за что Ты посылаешь нам эту скорбь и печаль?

Салли Мэй почти все время болеет. Все время чего-то боится. Ничто ей не в радость. Она или плачет, когда Мэтт на работе, или орет на него, когда он дома. Говорит, что хочет домой к бабушке в Фивер-Ривер. Мэтт не повезет ее, а ее отец сказал, что умывает руки после ее свадьбы.

Папа весь день работает и пьет всю ночь, пока не засыпает. И при всей этой работе совсем непохоже, что год будет удачным.

Через месяц у нас совсем не будет мяса, а поскольку Лукас стащил папино ружье, то добыть его не будет никакой возможности.

Хуже быть уже не может. 108

Я была неправа.

Больше я не буду надеяться на Бога. Бога нет. Есть только ад на земле. Маме повезло. И Салли Мэй тоже, потому что она умерла.

Им не о чем беспокоиться. Нам же придется расхлебывать то, что они натворили. Мама уповала все время на небеса. А Салли Мэй знала, что ей уготовано место в аду.

Ума не приложу, что я буду делать с этим ребенком.

Мэтт поджег папино поле вчера. У него была серьезная причина. Салли Мэй сказала, что не он отец ребенка. Она знала, что умирает, и это напугало ее до безумия. Поэтому она рассказала страшную правду. «Ты думаешь, что ты отец, Мэттыо? Тебе ведь тогда обязательно нужно было уехать с Лукасом в Фивер-Ривер, не так ли? Я знала, что« ты будешь думать обо мне, когда вернешься. Я хотела сделать тебе больно прежде, чем ты сделаешь больно мне, и я сделала. О, да, я сделала. Я не собиралась тебе говорить, но я не могу умереть с этим грехом на душе. Я не хочу гореть в аду. Слышишь меня?» Мэтт спросил, что, мол, она такое несет. И Салли Мэй продолжила: «Ребенок не твой. Твой отец сделал его мне». Мэтт обозвал ее лгуньей, на что Салли сказала, пусть он сам спросит у отца. И он спросил.

Папа сказал, что он был пьян, когда она пришла и легла рядом с ним как жена. Он не знал, что он тогда делал. Мэтт обезумел. Он бил отца так сильно, что я подумала, он убьет его. Он три раза отшвыривал меня, прежде чем я смогла остановить его. А папа просто лежал б грязи, истекая кровью. Мэтт поджег поле. С тех пор я не видела его.

Салли Мэй жутко кричала. У меня волосы встали дыбом от ее крика. Ребенок пришел в этот мир вместе с огнем. Дыма было столько, что глаза жгло. Пожар не задел дом. Ветер изменил направление, и огонь стал распространяться от поля к лесу и реке. Если бы не это, то папа, Салли Мэй, ребенок и я уже были бы мертвыми

Ребенок родился ночью, тогда же началось кровотечение. Никогда я не видела так много крови. Она просочилась через соломенный матрас и большой лужей собралась на полу под кроватью. Тогда Салли Мэй перестала кричать. Папа вошел в дом, когда я позвала, но лишь остановился в дверях. Я продолжала кричать и звать его на помощь. Он сказал, оставь это порочное

дитя умирать со своей матерью. Он сказал, пусть они вместе катятся прямо к дьяволу.

Я не смогла их так оставить. Не могла позволить умереть этому ребенку. Мать его была вертихвосткой, а отцом ему приходится пьяный дурак. Так что же, он должен погибать из-за этого?

Папа сказал, что не позволит дьявольскому отродью Салли жить в его доме. Я сказала, что это не отродье и тем более не дьявольское, а его собственный сын. Он проклял меня. Сказал, что больше я ему не дочь. Сказал, что если я не уберусь из дома и не заберу ребенка, то он убьет нас обоих.

Я слышу, как отец копает могилу для нее. Не будет никакой церемонии или прощания. Он сжег все ее вещи и кровать, на komopoi они с Мэттью спали.

Ему следовало гореть вместе со всем этим.

Я решила назвать ребенка Джошуа. Это не семейное имя, как Мэттью и Лукас. Но почему кто-то непременно должен хотеть принадлежать к этой семье? Мне нравится, как звучит это имя. Я вычитала его в Библии. Мама, бывало, пела о Джошуа*, который затрубил в трубы, и рухнули стены Иерихона.

Может, плач Джошуа разрушит стены, которые создал наш папа? И отец позволит нам вернуться и жить в доме, пока не ударили морозы?

Может, Джошуа не очень подходящее имя для этого ребенка. Он ведь не для того пришел в этот мир, чтобы вести свою семью в землю обетованную. Он вообще ничего, кроме проблем, не принес с собой со дня своего рождения.

Сегодня приходил пастор.

Он сказал, что одна дама, живущая по ту сторону реки, очень хочет ребенка. Я сказала ему, что ей следовало бы поговорить об этом со своим мужем, а не посылать ко мне пастора. А он сказал, что если я отдам ребенка, то отец, возможно, простит мне мои грехи и позволит вернуться в дом. Я спросила у пастора, что он знает о том, что случилось, и он сказал, что знает все, что ему

* Джошуа — библ. Иисус. Имеется в виду Иисус Навин (см.: Нав. 6).

110

следует, u я сказала ему, что он не очень-то много знает. Он бесь раздулся как жаба и покраснел. Он сказал, что незамужняя дебица с ребенком не должна говорить со старшими б таком тоне и что совсем неудивительно, что отец вышвырнул меня из дома. Он сказал, что папа поступил правильно. Он сказал, что 6 старые бремена меня бы забили камнями до смерти за то, что я сделала. Так я больше ничего не сказала, пока он не ушел. Никто не отберет у меня Джошуа.

Он сказал - да.

Сегодня выпал первый снег. У козы уже нет молока. Кажется, что я вовсе не уберегла ребенка от смерти. Только обрекла его на страдания.

Снова приходил пастор. Он сказал, что если я не отдам ребенка той женщине, то папа пошлет нас в Фивер-Ривер к сестре моей матери вместе с Райнхольцами, семьей переезжающих немцев. Пастор сказал, что месяц назад лихорадка унесла двоих детей Райнхольцеб, и они не могут переждать даже зиму, так им бее здесь напоминает об их горе. Добрым, истинно христианским поступком будет отдать им этого ребенка. Я сказала, что если они сумели родить двоих детей, то смогут иметь еще, а я не собираюсь отдавать свою кровинку ни по какой причине. Он сказал, что я безжалостная и самонадеянная. Когда я промолчала, он спросил, знаю ли я, что означает самонадеянная. Я сказала, что это когда кто-либо думает, что уже знает все на свете, что нужно знать, но не знает ничего.

Он сказал, что я слишком упрямая. Может, так оно и есть. Но я знаю наверняка, что пастору будет труднее проглотить правду, чем ложь, которую он все продолжает пережевывать.

Я не собираюсь говорить ему, что случилось. Лучше пусть он думает, что Джошуа мой, чем знает, откуда он взялся на самом деле. Это очень плохо, что Бог знает и ничего не делает, чтобы все в округе узнали правду.

Богу безразлично.

Я не думала, что тетя Марта позволит мне переступить порог ее чудесного дома. Райнхольцы сказали мне переждать час, прежде чем войти вФивер-Ривер. Теперь этот город называется Галена, после того как в окрестностях появились рудники*. Райнхольцы не хотели, чтобы кто-нибудь знал, что они имеют хоть какое-то отношение к девице с ребенком и без мужа., и даже не представляли, куда я направляюсь. Потому я сделала, как они просили, и прождала до ночи, а потом пошла в город. У первого же человека, которого встретила, я спросила, где живет Марта Вернер. Парень отвел меня прямо к дому. Я чуть не умерла, когда увидела этот дом. Он такой большой и стоит в конце идущей вверх улицы. Двухэтажный деревянный дом с лестницей.

На мой стук дверь открыла черная женщина. Я спросила Марту Вернер. Она позвала Кловиса. Прибежал черный мужчина и начал развязывать веревки вокруг моей талиа Я испугалась и сказала, что не позволю ему забрать мою козу. Мой ребенок нуждается в молоке, иначе умрет. Он сказал, что коза будет поблизости и что он проследит, чтобы ее накормили и напоили.

Тетя Марта - самая красивая женщина, которую я когда-либо видела. На ней было желтое платье с белыми кружевами. Она сразу же узнала меня. Сказала, что я очень похожа на маму. Она взяла у меня Джошуа. Хорошо, что она так сделала, потому что я больше не могла его держать. Довольно долго пришлось идти от дома до Фивер-Ривер, или Галены, или как там его называют, этот город. Хуже, что пришлось наглотаться пыли с целый вагон. Я не хотела

* Название города (Galena) в переводе с англ. означает «галенит — мине­рал, сульфид свинца; основная свинцовая руда».

112

Черную Женщину зовут Бетси. Она потащила меня на кухню и усадила рядом с печью. Тетя Марта дерЖала на руках ДЖошуа. Кловис сходил за водой к городскому колодцу, и Бетси разогрела ее в больших котлах. Я спросила о козе. Он сказал, что с козой все б порядке, что ее накормили, и вышел за следующим бедром воды. Бетси сняла с меня одеЖду и усадила меня в большую кадушку. Никогда еще не чувствовала такого удовольствия, как от этой теплой воды, льющейся на меня ласковой струей. Она искупала меня как ребенка, пока тетя Марта купала ДЖошуа и играла с ним. Бетси сказала: «Хватит переЖивать из-за этой козы. Мой муЖ Кловис очень хорошо позаботится о ней».

Когда ДЖошуа принялся шуметь, Бетси вышла и подоила козу. Тетя Марта села в кресло-качалку рядом с печкой, стала кормить ДЖошуа и напевать мамину песню. Я заплакала. Я не могла остановиться. Просто сидела в теплой воде, а слезы все беЖали и бежали.

Тетя Марта выделила мне комнату и настоящую кровать. ДЖошуа спал со мной. Еще никогда он не спал в кровати. Вообще-то я никогда раньше ничего подобного не видела. Медная кровать вся сверкала как золото, в изголовье - круЖевной навес. Тетя Марта сказала, что кровать принадлежала маме, до того как она убеЖала с папой. Она сказала, что их папа сделал заказ, и ее привезли на корабле аЖ из самого Нью-Йорка.

Интересно, удалось ли ДЖеймсу попасть в Нью-Йорк, как он хотел. МоЖет, он даже в Китае сейчас.

Тетя Марта не задает мне много вопросов. И она не смотрит на меня так, как другие. Райнхольцы были в церкви сегодня и вообще не смотрели в мою сторону. По дороге домой я сказала тете Марте, что ДЖошуа - сын Салли Мэй. Это полуправда. Она заплакала и поцеловала меня. Она сказала, что любит меня и что я могу оставаться у нее навсегда, если захочу. Она сказала: «Тебя не долЖно беспокоить, что говорят люди. Правда в конце концов всегда выплывает наруЖу».

Надеюсь, что только не эта правда.

113