Древне-церковной антропологии

Проблема завязывается в узел, узел всего Бытия, настоящий Гордиев узел человечества и творения, отношения релятивного к Абсолютному, узел релятивизма. Древний рассказ о Гордиевом узле показателен и символичен, Александр Великий рубит его мечем, но это не есть решение вопроса. Гордиев узел распутал Логос-Христос словом и делом Своим. Жертва Сына-Слова была намечена изначала.

Роковая онтическая проблема: Я и Бог, или Бог и Я, есть проблема релятивизма, закон релятивизма, закон несоизмеримости Божественного и человеческого, Абстолютного и релятивного. А рядом с ним другой духовный закон иерархии, согласно которому все высшее способно проникнуть в низшее и познать его, но не наоборот; низшее в иерархической лестнице не может достигнуть высшего и познать его. Бог пошел навстречу человеку, сделал для него исключение. Адам не дошел до конца по пути совершенного приближения к Богу и единения с Ним. Потенциально сын Божий, он должен был стать таким и актуально.

Эосфор – первый ангел, был более совершенным, чем первый человек Адам. Он был чистый дух, ангел, не обремененный телесной оболочкой, и был ближе к Богу в иерархической лестнице. Но и он не дошел до конечной цели совершенства и его падение было сильнее и глубже, чем человека. Падение Эосфора подтверждает закон релятивной ограниченности твари. В релятивизме и тварное совершенство не исключает возможности падения. Падение совершенного, то-есть достигшего совершенства Адама, было бы сильнее и глубже, чем то, что случилось, то-есть историческое падение несовершенного Адама.

Релятивное не может сравниться с Абсолюным и стать на Его место. Абсолютное же может перейти или войти в релятивное тварное, оно смешивается с ним и не теряется в нем, как в случае воплощения Иисуса Христа, не перестает быть Абсолютным. Обратный процесс не возможен. Как в математике переменная величина стремится к своему пределу, приближается к нему в бесконечности, но никогда не достигает своего предела. Абсолютное – это предел, «Последняя Вещь», а релятивное – только переменная. В эосфоризме-люциферизме есть чудовищное стремление к абсолютизации релятивно-тварного и приравнение его Творцу-Абсолюту.

Тварное ограничено, это даже не Бытие, а становление или бывание. Абсолютное не становится и не бывает, а есть. Становление и бывание – это для твари, креатуры, которая даже не Он (Сущий), а ме-он (не – Сущий). Онтизм – это для Абсолюта, а меонизм – для твари, даже для наивысшей. Релятивно-тварное участвует в Абсолютном, пребывает в Нем, приобщается к Его вечности и бесконечности. Меоническое становится онтичным в бесконечном совершенстве, но не само по себе, а по изволению Бога-Абсолюта и по Его благодати.

Такова в общих чертах онтология Платона-Аристотеля, не потерявшая свое значение и в наши дни.

Все креатурное (тварное) – релятнвно, и наоборот. Если бы было иначе, то не было бы падения креатуры, его неустойчивости в онтическом. Падение твари есть прямое доказательство ограниченности релятивного, креатурной связанности и ме-онизма. Гегель сделал попытку перенести полностью Аболютное в релятивизм, подчинив Его диалектике и становлению и это – одна из самых позорных страниц новой, и в частности, германской философии. Эта галлиматиас считалась в начале 19 столетия вершиной философии. Ученики и последователи Гегеля сделали обратное, перевернули вверх ногами гегелевскую галлиматиас. И то, и другое – эосфоризм-люциферизм.

Господь Бог устроил экзамен, но ни Эосфор, ни Адам не выдержали его. Возникает вопрос, много раз уже поставленный и верующими и врагами Его. Предвидел ли Бог падение тварных сынов Своих, а если предвидел, то почему не воспрепятствовал? А если знал и не предотвратил, то почему он наказал обоих, проклял бедного змея и ни в чем неповинную землю? Эти вопросы делали и делают честь всем фило-тео-софам, вернее всем софистам по профессии и по призванию. В свое время они делали также честь всем незрелым школьникам и школьницам, которые задавали эти вопросы священникам-законоучителям на уроках Закона Божия и сами тут же давали ответы на свои вопросы, совсем в духе современных фило-тео, уже давно вышедших из школьного возраста. Но и известный богослов Helmut Tielecke в своей книге "Wie die Welt begnn", говоря о творении, отмечает как бы паузу в деле Бога. Бог творит все словом потом заводит как бы разговор: «Сотворим человека по образу Нашему»... Человек есть творение иное, он не следует природе, как животные... и неожиданно автор заявляет: «Человек есть риск для Бога», Он говорит дальше, что Бог поставил человека выше природы, дал ему свободу, как Он Сам свободен. Это и означало «образ» Божий. Одиночество ставит человека выше животных³⁶. Г. Тилеке приводит мнение псэта Шиллера, сказавшего, что растения и животные получают свое назначение от природы без особых инцидентов, а человек должен сам найти путь к своему назначению, и здесь есть возможность ошибки.

Возможность и действительность.

Фило-теософские апории разрешаются частично в этой пограничной области возможности и действительности. Зная наперед, имея в виду грядущую действительность. Бог оставляет как бы маленькую лазейку для человека. У Бога всегда рядом с непререкаемой действительностью оставляется место для возможности, некое свободное поле деятельности для твари, ангела и человека. Это – закон свободы твари. Ограничивает ли Бог этим самого Себя? Нет, рядом с абсолютизмом, Его безграничным Всемогуществом, свобода твари не ограничивает Бога. В этой свободе твари есть возможность экономии сил и средств.

Если бы осуществилась возможность совершенства человека-Адама, то жертва Христа, страдания и смерть Его были бы не нужны. Нет для Бога незаменимых людей, Бог ни в ком не нуждается. Если не осуществляется одна возможность, не выполнил Адам своей задачи, находится другой. Адама заменяет Иисус из Назарета. Неосуществившаяся возможность возмещается другою, которая становится действительностью. Нет незаменимых людей для Бога, величайший из всех живших на земле людей, Адам оказался заменимым. Возможность не ограничивает действительность, а восполняет или расширяет ее, выражает неисчислимое богатство Бытия в Боге. Свобода твари лишь утверждает или подтверждает свободу Бога.

Возможность и действительность суть два аспекта релятивного бытия, двоица, диалектика, равенство противоположностей. В возможности есть потенция действительности, а в действительности есть потенция новой возможности. Не всякая возможность переходит в действительность и не всякая действительность имеет в себе потенцию новой возможности. Возможность человеческого совершенства в Адаме не перешла в действительность. Действительность падения заключала в себе возможность спасения, иначе Бог не допустил бы падения, ограничив тем самым свободу человека.

Всякое неосуществление возможности есть грех, двойной грех, против Бога и твари. Возможность и действительность у Бога – одно, расхождение между ними – в твари, это релятивизм. Казалось бы Иуда предатель делает полезное дело, он предает, чтобы осуществить дело Голгофы. Может быть без предательства Иуды не было бы Голгофы, может быть так рассуждал и сам Иуда? Факт удавления Иуды говорит против этого, но теософствующие рассуждают именно так. Иисуса распяли бы и без Иуды.

Интеллектуальный грех Адама состоял в том, что он пытался разрешить величайшую из всех тайн, Тайну Бога и Его образа в себе самом путем раздумья, размышления и рефлексии, что при сравнении себя самого с Богом у него мелькнула мысль об исотеии, по выражению Иоанна Златоуста, о богоравенстве. Что-то чужое и чуждое вошло в райский обиход, непривычное и неподходящее для райской жизни. Интегральное, цельное знание Адама исключало всякое раздумье, всякую рефлексию, не давало места вопросам, проблемам и загадкам.

Чтобы судить о первозданном, райском состоянии Адама до падения, нужно обратиться к евангельским примерам. Вот апостол Петр видит на своей рыбачьей лодке на Тивериадском озере идущего по воде Христа. У него появляется необдуманное детское желание следовать Христу, самому ходить по воде. Он получает разрешение от Учителя и притом так, как будто речь идет об обыкновенной вещи. Петр идет, как ни в чем не бывало, как по земле, но вид набежавшей волны смущает детскую доверчивость Петра, благоразумие взрослого берет верх и он начинает тонуть. Вместе со спасением от протянутой руки Учителя он получает горький упрек:

«Маловерный! зачем ты усомнился?» (Матв. 14, 31).

Другой случай, с «начальником мытарей и человеком богатым», то есть ни в коем случае не подходящим для «царства Божия». Правоверные иудеи времен Христа считали мытарей злодеями и преступниками. Закхей «взлезает на дерево», чтобы «видеть Иисуса» и смотрит на Него пристально, как ребенок. Иисус сразу оценивает эту детскую веру и доверие, посещает его дом, и закоренелый мытарь преображается, возрождается духом и говорит: «Господи! (верит в Него) половину моего имения раздам бедным». Иисус говорит о спасении его дома и называет Закхея «сыном Авраама» (Лук. 19, 2-9).

Иноплеменная женщина-язычница прикасается ко Христу и исцеляется от своей неизлечимой болезни и получает признание от необыкновенного Целителя. Христос поощряет все виды детской спонтанности, преданности и самоотдачи и говорит: «дерзай чадо! вера твоя спасла тебя!» (Матв. 9, 22) и считает взрослую детскость, невинность в вере, необходимым условием наследования Царства Божия. И везде, куда ни являлся Христос, Он вызывал среди всех, своих и чужих, молодых и старых, измученных и разочарованных, неистребимую веру одним только Своим присутствием.

Христос видит на расстоянии Нафанаила, в котором «нет лукавства», испорченности взрослого, и берет его в ученики. Молодые апостолы, Иаков и Иоанн бросают своего старого отца с его рыбачей лодкой и сетями и следуют за Христом, Который посвящает их, вместе с Петром, в самые интимные Свои дела на земле, берет их с Собою на гору Фавор и в Гефсиманский сад перед судом и распятием.

Эта детская спонтанность, детская решимость и бездумная непосредственность, абсолютная и сакраментальная вера. были основным духовным фоном райского состояния первозданного Адама и основой его систатического могущества и единодержавия на земле. После первого ангела Эосфора с его ангельским единодержавием, Адам был самым могущественным владыкой мира. О могуществе цельной, интегральной веры Христос говорит:

«Если кто скажет горе сей: «поднимись и ввергнись в море» и не усумнится в сердце своем, но поверит... будет ему» (Марк. 11, 23).

Эти слова – не метафора и не аллегория, их нужно понимать буквально. Систатическая раздражительная сила души, тимос, в своем нетронутом состоянии скрывает в себе огромный динамизм, способный передвигать горы. К счастью для человечества и всего мира, послеадамовский человек потерял контроль над этой своей силой после всех катастатических изменений в тримерии. Всеобщая катастатическая астения (бессилие) стала основным стержнем земного человеческого жития-бытия.
ЗМЕЙ

Морфология и психология змея.

В библейской истории падение человека тесно связано с полумифической и загадочной фигурой змея. Говоря о змее, как о фигуре, мы имеем в виду психические особенности, резко выделяющие змея среди других животных обитателей рая. Он назван «полевым зверем» (Быт. 3, 1), подчеркивается его звериная природа. Но он наделен человеческим языком, не свойственым ни одному из животных. Правда, есть в Библии рассказ об ослице пророка Валаама, заговорившей человеческим языком. Здесь налицо чудо, вызванное исключительной исторической ситуацией, когда решалась судьба Израиля и всего тогдашнего мира. Правда и то, что соблазнительная речь змея вызвана также исключительной ситуацией. когда решалась судьба не только первых людей, но и судьба мира и человечества. Здесь можно было бы говорить о колдовстве и волшебстве змеиного патрона Эосфора-дьявола, признанного главы всех колдунов, волшебников, магов, гадателей и чернокнижников.

В мифологии всех народов, в сказках и баснях, животные наделены даром речи, говорят человеческим языком. Но повествование Моисея не сказка и не басня, а подлинная история, и если можно говорить о мифе в этой истории, то в смысле современной науки, которая в каждом древнем мифе открывает некую истину и исторический факт.

Современная наука исследует язык животных и путем записей звуков, издаваемых животными, пытается восстановить этот язык, и недалеко то время, когда язык животных будет полностью восстановлен и зафиксирован на пластинках. Древние посвященные, иерофанты и адепты понимали язык животных и умели с ними разговаривать. Если можно говорить о языке животных, то это, несомненно, язык эмоциональный, выражающий психические состояния, эмоции: страха, радости. скорби, горя, отчаяния, находки пищи и т. д.; это – снгнализация в звуках или оттенках звуков. В лучшем случае это также и имагинарный язык, выражающий представления и образы. Есть ли у животных понятия? Если ответить на этот вопрос утвердительно, то нужно признать и наличие у животных абстрактного языка, что весьма сомнительно.

Речь змея в Эдеме имеет абстрактно-конкретный, понятийный, не эмоциональный характер. Он говорит о смерти; о богах и Боге, о познании добра и зла. Это – не птичий и не львиный язык. О змее говорится, в обычном переводе Библии, что он был «хитрее всех зверей полевых» (Быт. 3, 1). Этот перевод пепрааильный и произвольный. В греческом тексте стоит: «Разумнее или рассудительнее (фронимотерон) всех полевых животных» (не зверей) (Быт. т. ж.), стоит сравнительная степень. Как наиболее рассудительное животное, змей стоит между человеком и другими животными. Хотел ли Бог создать промежуточное звено между человеком и животными? Во всяком случае это животное обладает словом, как человек. Это понятно, разум и слово неразлучны, и выражены на греческом языке одим словом логос. Внешне полуживотное-полу-человек, змей имел человеческую душу.

Художники средневековья и Ренессанса, изображавшие момент грехопадения в раю, представляют змея – соблазнителя с туловищем дракона, с четырьмя конечностями, со змеиным хвостом и с головой человека. Это существо держится прямо, как человек, стоя на задних конечностях – лапах. Художественная интуиция подсказала художникам правильную концепцию этого загадочного существа, самого загадочного из творений Божьих. Или, быть может, сказалось влияние некоей оккультной традиции. Концепция человекообразного змея получает некоторое, косвенное подтверждение в раскопках города Афин, предпринятых американскими археологами после первой мировой войны. Раскопки обнаружили многочисленные статуи загадочных существ с головою, туловищем и руками человека, а нижняя часть их туловища кончается изогнутым назад змеиным, чешуйчатым хвостом, без ног. Относительная художественность этих статуй, обнаруживающая греческий художественный гений, говорит об их сравнительно не очень древнем происхождении. Были ли в раю и змеи обычного типа из класса пресмыкающихся, без человеческих аттри-бутов? Нли этот тип появился после, как результат проклятия Божия: «проклят ты перед всеми скотами и всеми зверями полевыми: ты будешь ходит на чреве твоем, и будешь есть прах земли во все дни жизни твоей» (т. ж. 3, 14).

Дружба жены, Евы, со змеем кончилась враждою между ними (т. ж. 3, 15), вплоть до открытой борьбы всех проклятых змеев, включая Змеев-Архетипов, с «семенем жены». Хождение на чреве, ползание, как способ передвижения, и питание землею, таков исход глубокой деградации, экфилизма змея. более глубокой и коренной, чем деградация человека.

Змей-Архетип.

Интереснее и важнее отношение змея-искусителя не к зоологической лестнице, а к другому змею, Змею с большой буквы, идее, ангелу, первозданному Змею-Архетипу, бывшему члену ангельской небесной Иерархии.

Змей-Архетип (Первообраз) есть «большой, красный дракон» в Откровении Иоанна (12, 3) или «великий дракон, древний змий, называемый дьяволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним» (т. ж. 12, 9). В Ветхом Завете упоминаются еще два змея, Бехемот и Левиафан, которых Бог показывает Иову. Гностический «Змей, кусающий свой хвост» идентичен с великим драконом и змеем Откровения. По гностическим верованиям он охватывает своим кольцом весь мир, держит мир в себе и никого не выпускает. Только гностики, знающие специальные формулы, выходят из круга змея и спасаются. Все Змеи-Архетипы, бывшие херувимские существа, суть падшие ангелы, имеют инфернальный аспект. Бывшие адепты ангельской мудрости, они являются представителями энантной (враждебной) змеиной мудрости. Форма животного не исключает мудрости. Четыре херувима, составляющие трон Бога, имеют форму животных: льва, быка, орла и человека, и представляют ангельскую херувимскую мудрость. Их можно также рассматривать, как Архетипы животных форм вообще. Змеи-Архетипы не составляют исключение в этом ряду, но судьба их иная. Они отпали от центра Бытия и с них начинается новый ряд в творении, ряд противников (сатана!) Бога, объединенных под названием «сынов противления», по ап. Павлу. Центральной фигурой этого ряда является «великий дракон», он же «Змей Мудрости». Можно думать, что змеиный аспект является продуктом деградации когда-то славного «сына Света», Люцифера-Эосфора, Денницы.

Морфологию и психологию змея-искусителя нужно рассматривать также в культурно-исторической перспективе. Мифология древних культурных народов знает много смешанных типов земных существ, и змей в Эдеме не является единственным животным-монстром, как полу-человек и полу-животное Козлоногие сатиры, кентавры – свирепые коне-люди, русалки с рыбьими и змеиными хвостами, человеко-бык Минотавр на Крите, а в Египте: сфинкс с головой человека и туловищем льва, или человеческая фигура с головою льва, боги с песьими или птичьими головами. Германская «Прекрасная Мелузина», женщина со змеиным хвостом вместо ног, является поэтическим дополнением к этой серии. В некоторых мифологиях есть прямые указания на то, что человеко-животные были продуктом смешения людей и животных, но змей искуситель есть существо первозданное и смешение еще не могло иметь места.

Еще до того момента, как появилась роковая человеческая диада: «Я и Бог», появилась не менее роковая змеиная диада: «Я и человек». Почему это животное тело? Какая красивая жена у человека и какое у них обоих красивое световое одеяние! Сознание неравенства в раю приводит змея к проблеме справедливости. Отношение его к человеку иное, чем у других животных, у него нет преклонения перед человеком, а напротив, зависть и скрытое недоброжелательство. Разумность у него тоже не обычная, а змеиная, извращенная, архетипическая как у его Прообраза и направлена эта разумность на зло. Произвольная характеристика змея в неправильном переводе. где он назван «хитрым», соответствует действительности. Лукавство и хитрость змея – от Архетипа, а в древне-церковной науке лукавство и зло – синонимы.

Змей предпочитает разговаривать с женою, Евой, а не мужем, Адамом; змей хороший психолог. Жена Ева – anima – душа, а муж Адам – animus – дух. В Адаме преобладает созерцательный элемент и он меньше подвержен влияниям. а Ева – сама душевность, она эмотивна и в ней преобладег рассудочный элемент, она ближе к змею. Тщательно подготовленный диалог лучше всего характеризует специфическую змеиную рассудочность. «Подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?» Вопрос поставлен явно неправильно. Ева поправляет: запрещение касается только плода с дерева, которое среди рая. Дальше следует змеиное отрицание и змеиномудрая ложь о том, что вкушение с этого дерева делает богами или Богом. В своем хитром усилии змей руководствуется своими личными побуждениями: завистью, ненавистью и злобой, но силою вещей он становится рупором-громкоговорителем своих змеиных генннторов (производителей), кровно заинтересованных в совращении ненавистного им человека. Коллективно-архетипическое действует в лично-индивидуальном и на протяжении всей мировой истории это повторяется на разные лады.

Основное в змее – его специфическая рассудочность, рефлексия, то-есть функция душевного ума, его психизм, и этим он пробудил латентный психизм человека, активировал его. Психизм змея есть черта архетипичсская, восходит к архетипам, утратившим свою духовность. Психизм означает онтическую деградацию человека, выпадение из рода (эктопию). «Друг Бога», Адам уподобился змею. Катастатический офизм (змеиность) завершается змеиной инвазией, внедрением змеиных существ в человека, по Макарию Великому (Египетскому), в виде сердечного и поясничного змеев, как продуктов размножения змеиных архетипов. Падение Адама создало почву для внедрения змеиного отродья, и человек стал змеечеловеком. В тантрической Йоге процесс змеечеловечества получает свое завершение, когда поясничный змей Кунда становится полным хозяином в организме йога. Змеиная инвазия есть имитация Логоса, дающего свою частицу, свой .принцип каждому человеку, просвещающего «каждого человека, приходящего в мир» (Иоан. 1, 9).

Макарий говорит, что «змей стал в душе человека, как другая душа». Стало две души, человека и змея. Появляется радикальное зло в человеке, злая энграфия (запись), ведущая к экфории (выявлению) в поведении, человек проявляет змеиную волю. Неизбежно возникает раздвоение человека, раздвоение Я, диссоциация личности, душевная болезнь. Змей становится детерминантой, а в некоторых случаях и доминантой (господствующей), определяет поведение человека.

Деградацией человек изменил своей интеллигибельной ангельской природе, не потеряв ее полностью. Вместе с тем он ушел еще глубже в свою земную природу, усилился в нем стихийный элемент, в ущерб идеальному. Человек изменил своей идее, своему Первообразу-Богу, изменил и самому себе, опустившись до степени змея. Слово «змей» стало в Евангелии бранным:

«Змии, порождения ехиднины! как убежите вы от осуждения в геенну?» (Матв. 23, 33).

Христос заклеймил змее-человечество современников, фарисеев, книжников и лицемеров и утвердил идеал богочеловечества.

У праведного Адама, после его изгнания, раскаяния и трудовой жизни оказывается ядовитое, растленное и инфицированное (загрязненное) семя. У него рождается сын Каин, как первый отпрыск, после пережитого тяжелого шока, потрясшего все его существо и изменившего всю его органическую структуру. У его третьего сына Сифа (Сет), праведного и богопреданного, рождается сын Енос, которого считают адептом черной магии и основателем магии вообще. У праведного Ноя рождается Хам, у многих праведных царей израильских рождаются недостойные сыновья, богоотступники-идолопоклонники и извращенцы. Семя человека пребывает растленным, ионизированным (отравленным, иос – яд) и инфицированным даже у праведников в латентном состоянии, проявляясь в потомках. Инфекция (заражение, загрязнение) зародышевой плазмы человека не знает границ и будет продолжаться до скончания века. Систематическое растление исходит из определенного центра, а главный растлитель – он же и эмомиктис, кровосмеситель. Вся органическая жизнь на земле протекает под знаком кровосмешения и растления; растление коснулось не только человека, но и всей природы.

Вдохновенный автор Откровения частично открывает завесу над тайной растления, воплощенной в «жене, сидящей на звере багряном», с «чашей, наполненной мерзости и блудодеяния». И «на челе ее написано: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным». (Откров. 17, 3-5). Эта жена – великая любодейца, которая растлила землю любодейством своим» (т. ж. 19, 2). Апокалиптическая жена – это только женский аспект растлевающего фактора, а мужской аспект сам собою подразумевается. Жена на багряном звере, связанная с Вавилоном, есть не только символ, но и действительность, тщательно замаскированная.

Первым непосредственным земным фактором растления было далеко рассчитанное лукавое злое слово змея, глубоко отозвавшееся в девственной душе первого человека, грех, как результат шока, вызванного падением.

Растление принимает конкретные формы после змеиного внедрения в человека. Змеи становятся источником перманентного пожизненного растления. Растление становится наследственным фактором и следует не только законам наследственности Менделя, но и оккультным законам.

Но и в тех случаях, когда древне-церковные писатели говорят об эндогенных (внутренних) факторах растления, например, о страстных движениях души, они имеют в виду демонский фактор. Григорий С. говорит:

«Душа окачествовалась страстями, паче же бесами, а тело уподобилось скотам и погрузилось в тление» (Добр. 5, 212).