Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия

введены в сильное заблуждение относительно России» . Передавая информацию о России американский журнал в свою очередь предупреждал: «Публикуя эту небольшую зарисовку из жизни русских господ и слуг напоминаем, что она вышла из-под желчного и предвзятого пера британского обозревателя»¹⁹.

Вместе с тем достоверные сведения о России были крайне необходимы, ибо, как писал один из ведущих американских журналов в 1877 г., «в этот период мировой истории внимание американского народа обращено в сторону России, и повсеместно высказывается общее настойчивое желание узнать побольше о ее правительстве, законах, народе, обычаях и традициях»²⁰.

Важными поставщиками информации из первых рук, особенно для американских журналов, были люди, посетившие Россию специально с целью сбора сведений или со своими личными целями, но пожелавшие опубликовать свои впечатления. Жанр путевых заметок считался модным в тот период, и поэтому пресса была переполнена описаниями путешествий, письмами и отрывками из дневников, очень разными по качеству написания и объективности информации. Конечно, в этом общем потоке России отводилась не самая большая роль, хотя бы в силу того, что число людей, посещавших ее, было значительно меньше тех, кто

18

путешествовал по Западной Европе и жаждал поделиться своими впечатлениями. И все-таки эти статьи, хотя и написанные популярно и упрощенно в расчете на широкую публику, давали интересный материал для размышления.

Профессиональные журналисты вплоть до второй половины 1870-х гг. приезжали в Россию только эпизодически, по случаю каких-либо важных событий. Так, известно, что делегацию, возглавляемую Г. Фоксом в 1866 г., сопровождал собственный корреспондент газеты «Нью-Йорк Трибьюн». На коронации же Александра II американских корреспондентов не было, и США судили об этом важнейшем событии в жизни русского государства по отчетам английского репортера.

Первым американским постоянно действующим специальным корреспондентом в России стал Дж. Макгэхан (1844-1878) - личность яркая и неординарная. Жизнь его была полна одновременно и славы и невзгод. Он начал свою карьеру корреспондентом газеты «Нью-Йорк Геральд» в Париже во время франко-прусской войны в 1870-1871 гг. и сразу стал заметной фигурой на журналистском небосклоне. В 1871 г. в качестве корреспондента той же газеты Макгэхан отправился в Петербург. В 1872 г. он сопровождал генерала Шермана в поездке по Кавказу, побывал в Крыму, где был очень благосклонно принят императорским двором. В Ялте же он познакомился со своей будущей женой Варварой Николаевной Елагиной, женитьба на которой в Париже в 1872 г. окончательно связала его судьбу с Россией (Варвара Николаевна намного пережила своего мужа и впоследствии жила в Нью-Йорке вместе с их единственным сыном)²¹.

Зимой 1873 г., получив отказ в просьбе сопровождать русскую армию в походе на Хиву, Макгэхан самостоятельно отправился в далекое и трудное путешествие и стал свидетелем падения Хивы. Свои впечатления он опубликовал в книге «Кампания на Аму-Дарье и падение Хивы», вышедшей в 1874 г. Сам автор очень скромно отзывался о своем труде: «Цель этой книги очень проста. Это скорее описание моего путешествия и приключений, чем упорядоченная история военной кампании. В большинстве случаев я просто описываю то, что я сам видел и слышал»²². В Хиве он познакомился со Скобелевым, в то время еще полковником, который оставался его близким другом до самой смерти.

Его описания, касающиеся главным образом жизни народов Средней Азии и состояния русской армии, отличаются яркостью и наблюдательностью. Интересно отметить, как Макгэхан оценивал отношение русских к различным народам: «Русские офицеры, — писал он, - имеют очень сильные симпатии и антипатии. К американцам и французам они испытывают сильные дружеские чувства... Немцев они ненавидят с тем же пылом, с каким любят французов... Таким образом Россия переполняется ненавистью к Германии, которая столь часто была ей верным другом; и любовью к Франции, которая в прошлом была ее злейшим врагом. Чувства русских офицеров к Англии очень противоречивы. Они относятся ко всему английскому если не с любовью, то с большой долей уважения; но это не мешает им быть готовыми к тому времени, когда столкновение русских и английских интересов может привести русскую и английскую армии к конфликту. Но в этот

21

спор они не привнесут чувства национальной вражды»²³. Конечно, подобные обобщения, может быть, и выглядят субъективными и надуманными, но они в какой-то мере отражают настроения русского офицерства, в среде которого много вращался американский журналист.

Однако главным делом жизни Макгэхана стало освещение событий русско-турецкой войны. Еще летом 1876 г. американский журналист посетил Болгарию, и его статьи в лондонской газете, описывающие зверства турок, произвели сенсацию в Англии, оказав большое влияние на общественное мнение в этой стране, да и во многих других странах, особенно у него на родине. Американская энциклопедия даже писала, что эти публикации «привели, в конце концов, к объявлению Россией войны Турции»²⁴. Болгары называли его «Освободителем», в Америке его статьями зачитывались. В американской повести для юношества, описывающей путешествие молодых американцев в Россию накануне русско-турецкой войны, один из персонажей делает следующее заявление, подчеркивая влияние американских журналистов вообще, а Макгэхана в частности, на мировое общественное мнение: «Газета является подлинным властелином мира. Если верно то, что общественное мнение определяет действия правительства, то газета определяет общественное мнение. Я здесь в Москве представляю один из ведущих журналов. Я плохо справлюсь со своими обязанностями, если, прежде чем закончится год, в обществе не утвердятся сильные настроения в пользу войны. Дж. Макгэхан, один из самых талантливых и честных наших военных корреспондентов, революционизирует общественное мнение в Англии. Другие писатели говорят правду в Австрии, Германии и Франции. В следующем году мы пойдем на Константинополь»²⁵. Обращает на себя внимание ясно прослеживающаяся в этом отрывке идея всемогущества прессы, внушавшаяся подросткам, которым предназначалась книга. Заметно также типично американское преувеличенное представление о своей роли в мировой истории — что бы делало человечество, если бы американцы не несли ему слово правды!

Однако при всем том вклад Макгэхана в распространение информации о событиях в Болгарии остается очень существенным, что и нашло отражение в различных документах той эпохи.

Макгэхан прошел с русской армией через всю войну и нелепо умер, заразившись тифом от своего друга Ф. Грина, за которым приехал ухаживать в Константинополь. Именно Грин, полностью разделявший его отношение к России, после выздоровления опубликовал книгу о русской армии и написал прощальный панегирик в адрес столь рано ушедшего друга: «И июня 1878 г. он был похоронен на маленьком греческом кладбище на холме, на его похоронах присутствовали американский посланник и другие члены дипломатической миссии, офицеры американского военно-морского судна, находившегося в гавани в тот момент, и большое количество русских офицеров, самым известным среди которых был генерал Скобелев. За помин его души отслужили панихиду в Санкт-Петербурге и других городах России. Ни один человек его лет (он умер в 34 года — Авт.) за последнее время не сделал больше него для того, чтобы прославить имя

²³ Ibid. P 337-338.

²⁴ The National Cyclopaedia. Vol. VI. P. 187.

²⁵ Champney E. W. Three Vassar Girls in Russia & Turkey. Boston, 1889. P. 194-195.

американца по всей Европе и части Азии; ни один человек не служил с большей преданностью англоговорящим народам, рассказывая им правду о великих событиях в доступной форме в их ежедневных газетах. Его публикации могут быть взяты за образец тем, кто собирается посвятить себя его профессии, а его надежный характер, его мужество, его энергия — любым, кто хочет преуспеть в жизни честным путем» ⁶.

Однако и в 1870-е гг. собственный корреспондент американской газеты в России был скорее исключением, чем правилом. В этот период пресса продолжала преимущественно «питаться» европейской информацией и впечатлениями случайных путешественников, побывавших в России.

К сожалению, какими бы путями сведения о России не попадали в прессу, они нередко оказывались малодостоверными или ошибочными, причем часто чисто фактически, не говоря уже об оценках. Так, в момент прихода Александра II к власти наследником престола был его старший сын, великий князь Николай Александрович, и эта информация попала в различные периодические издания, поместившие биографию нового русского императора. В 1865 г. великий князь Николай умер и наследником престола стал его брат Александр Александрович, будущий император Александр III. Несмотря на это, в биографии Александра II, помещенной в 1869 г. в журнале «Эклектик Мэгэзин», наследником русского престола по-прежнему называется Николай Александрович . В большой статье, опубликованной в газете «Сан-Франциско Пост» и посвященной прибытию в Америку младшего сына императора Алексея Александровича, известный американский журналист Генри Джордж призывает американцев оказать достойный прием наследнику престола дружественной державы . Наконец, уже после гибели Александра II в 1881 г., когда интерес к наследнику резко возрос, многие газеты по-прежнему называют его Николаем²⁹. Курьезом можно считать тот факт, что газета «Миссури Репабликан» даже поместила манифест нового императора, начинающийся словами: «Мы, Александр III...» и заканчивающийся подписью «Николай Александрович»³⁰. Такого рода недоразумения сплошь и рядом встречаются в американской прессе того периода.

Среди журналов, больше всего уделявших место русской теме на своих страницах, надо отметить такие ведущие американские издания как «Atlantic Monthly», «Harper's New Monthly», «Living Age», «Nation», «North American Review», «The Overland Monthly», «Scribner's Monthly». Надо отметить, что в публикациях, помещенных в этих журналах, традициям, быту, нравам и характеру русского народа уделялось незначительное внимание. По своей экзотичности статьи о жизни русских перекликались с аналогичными описаниями жизни африканских племен или азиатских народов. Среди наиболее известных в то время авторов, писавших в журналах о России, надо назвать Брауни, Скайлера, Тейлора.

Какого рода информацию американский обыватель черпал из этих сообщений, хорошо видно из писем жительницы Бостона своему сыну,

26

путешествовавшему в 1867 г. по России: «Письмо от моей матери из Бостона 10 февраля 1867 г.: "Ты видел газовое освещение в Москве? Судя по газетным сообщениям, это должно быть грандиозным зрелищем"». В другом месте: «Я прочла в сегодняшнем вечернем "Транскрипте", что самая большая комната в мире находится в Санкт-Петербурге, видел ли ты ее? Для ее освещения требуются двадцать тысяч восковых свечей». Далее она беспокоится, чтобы сын ее не замерз в русских снегах, о которых прочитала в журнале³¹. Такого рода мелкие новости и сообщения, как правило, и заполняли американские газеты, оставляя в стороне серьезные проблемы и важнейшие составляющие русской жизни.

Таким образом пресса, являясь для рядового американца во второй половине XIX в. важнейшим источником информации, уделяла «русской» теме довольно поверхностное и не слишком большое внимание. Анализ статей, посвященных России и русскому народу, заставляет согласиться с выводом, сделанным в 1928 г. американским исследователем: «Газеты имеют ярко выраженную тенденцию вызывать международное непонимание... Ни в одной стране в мирное время газеты не считают необходимым показывать хорошие и привлекательные черты чужих народов, зато в период войны они усиленно трудятся, чтобы с помощью постоянных клеветнических нападок превратить дружественных в прошлом людей в подобие дикарей и варваров»³². Действительно, о России писали в Америке гораздо больше в моменты напряженности в отношениях между двумя странами, чем в то время, когда между ними царили мир и согласие. Хотя дружеские отношения между двумя народами, пробудившие взаимный интерес, привели к увеличению числа публикаций, посвященных России в американской прессе в общем масштабе европейской информации доля русских новостей оставалась относительно небольшой.

Журавлева В. И.

КАК ПОМОЧЬ РОССИИ? (Россия и американское общество в конце XIX века)

В конце прошлого столетия американское общество оставило позади период эгоцентризма и бросило взгляд на мир вокруг себя. Страдания жертв деспотизма и произвола, борьба за индивидуальные права и политическую свободу всегда вызывали симпатии американцев. Особенно волнующими они стали для послевоенного поколения, которое сохранило твердую веру в прогресс, однако не торопилось заниматься самоанализом и критикой собственных недостатков. В результате переосмысления национального идейного наследия изменилось понимание того, каким образом Америка явит другим нациям идеальную модель политического развития. На рубеже XIX-XX вв. происходит эволюция от пассивной позиции, подразумевающей влияние путем примера, к активной — через осуществление освободительной миссии. Американское общество оказалось готово

³¹ Appleton N. Russian Life & Society. Boston, 1904. P. 152.

³² Abbot W.J. Dragon's Teeth: The Press & International Misunderstandings // Virginia Quarterly Review.
Vol. IV. № 3. 1938. July P. 372, 368.

к вмешательству в европейские дела, а конгресс и исполнительная власть в США начали поднимать вопрос о правах человека во внешней политике. Подобные действия находили теоретическое обоснование в доктрине гуманитарной интервенции, а по отношению к странам догоняющего типа модернизации в учении англосаксонской школы о цивилизаторском долге. Указанный процесс нашел свое отражение во взаимоотношениях России и США, что привело к неоднозначным и глубоким последствиям.

Конец XIX в. стал важным этапом в истории двухсторонних контактов. Именно в это время российско-американская «дружба» дала трещину. Оба государства переживали период бурного экономического роста и в менявшейся геополитической обстановке переходили к более активной внешней политике, что привело к столкновению их интересов на Дальнем Востоке, поиску новых союзников, обострению конкуренции на мировом рынке. Параллельно возрос интерес американского общества к наиболее сложным проблемам внутреннего развития Российской империи: ужесточение политического режима и методы борьбы за его либерализацию, национально-конфессиональный вопрос, голод 1891-1892 гг. и бедственное положение русского крестьянства. За эмоциональной реакцией и выражением сочувствия последовали практические действия, был поставлен вопрос: «Как помочь России?».

В 80-90-е гг. прошлого века в США оформилось три движения, отличавшиеся по своему характеру, составу участников, целям и результатам и давшие различный ответ на поставленный вопрос: в поддержку дела русской свободы; в защиту прав российских евреев и американских граждан иудейского вероисповедания, посещавших территорию империи; а также по оказанию помощи жертвам голода в России 1891-1892 гг. Соприкосновение с реальностями российской действительности высветило противоположность политических систем двух стран, что вызвало обострение идеологических противоречий, привело к формированию нового образа России и россиян в сознании американцев, а также послужило причиной возникновения стойких «русских» стереотипов в общественном мнении США.

Избранная тематика представляет большой интерес для изучения истории взаимоотношений правительств и народов в XX в., когда столкновение идеологий начинает играть существенную роль, и позволяет рассмотреть ряд теоретических вопросов, связанных с проблемами истории международных отношений. Речь идет о дихотомии понятий «свое» и «чужое» в национальном менталитете (восприятие «другого» сквозь призму собственных традиций и ценностей; «чужое» как способ познания «своего»); механизмах формирования и функционирования внешнеполитических представлений и стереотипов; влиянии особенностей национального развития на межгосударственные контакты и процесс взаимовосприятия.

Борьба за либерализацию политического строя в Российской империи впервые привлекла внимание американского общества в связи с событиями 1 марта 1881 г. После убийства Александра II в европейских странах и США преобладало резко враждебное отношение к русским революционерам-народникам. Большинство американских газет опубликовало статьи, откровенно осуждавшие террористическую деятельность нигилистов в России. Их называли «маньяками

эпохи французского террора», «отвратительной бандой жестоких мужчин и полоумных женщин», «врагами свободы народа», «людьми, совершившими преступление против Бога и человека». Газета «Sun» напоминала о смерти А. Линкольна, утверждая, что в любых случаях и при любых обстоятельствах идея убийства жестока и отвратительна³³. В резолюции сената, текст которой был передан царскому правительству через российского посланника в Вашингтоне, выражалось соболезнование дружественной нации и подчеркивалось, что никакие цели не могут оправдать политический террор . Симпатии американцев оказались на стороне официальной России. Подобные настроения и покушение на американского президента Дж. Гарфильда помешали агитационной кампании народника Л. Гартмана. Он прибыл в США летом 1881 г. по заданию Исполнительного Комитета «Народной воли» и бьш вынужден дважды уезжать в Канаду, опасаясь вьщачи русским властям³⁵. Отношение к революционерам-народникам продемонстрировала дискуссия, проходившая в середине 80-х гг. на страницах журнала «North American Review» под заголовком «Выдача динамитных преступников». В дискуссии приняли участие американские специалисты в области международного права, которые пришли к выводу, что политическое убийство не имеет оправданий и должно подпадать под действие экстрадиционной конвенции³⁶.

Правительство Александра III воспользовалось подобными настроениями для того, чтобы заключить договор о взаимной выдаче преступников. Его подписание отвечало интересам обеих стран и состоялось 16(28) марта 1887 г.³⁷ Однако на общественном уровне экстрадиционная конвенция была встречена в штыки, так как изъятие цареубийц и их соучастников из разряда политических преступников позволяло официальному Санкт-Петербургу требовать вьщачи всех политических беглецов. Сама же идея отказа в праве на политическое убежище в корне противоречила демократическим традициям США независимо от того, как в заокеанской республике относились к нигилистам и их методам.

Борьба против договора стала отправной точкой и кульминационным моментом кампании в поддержку дела русской свободы³⁸. В ней приняли участие российские политэмигранты, прогрессивно настроенная часть американского общества, прямо или косвенно президент и конгресс. Американцы смогли ближе

³³ Цит. по: Moore J.B. The Russian Extradition Treaty // The Collected Papers of J.B.Moore. New Haven,
1944. Vol. l.P. 269.

³⁴ АВПРИ. Ф. Канцелярия. On. 470. Д. 154. 1881 г. Л. 33-35.

³⁵ Там же. Л. 103-104, 109; Ф. Посольство в Вашингтоне. Оп 512/1. Д. 1. Папка 14. Л. 25-26; National
Archives and Record Service. RG. 59. DI. Russia. M. 77. R. 139. P. 105-110.

³⁶ North American Review. 1885. July. Vol. CXLI. P. 47-59.

³⁷ АВПРИ. Ф.Посольство в Вашингтоне. On. 512/1. Д. 617. Л. 1-5 об., 88-91, 93-98, 124-125, 134-138,
190-199, 262-269, 279 об. Правительство России получало возможность преследовать политических
беглецов, скрывавшихся в Америке, т.к. цареубийцы и их соучастники исключались из разряда
политических преступников и должны были выдаваться как лица, совершившие тягчайшее
уголовное преступление (§ 2, ст. 3), а также надеялось развеять надежды русских революционеров
на моральную поддержку заокеанской республики. Правительство США было заинтересовано не
столько в том, чтобы получить преступников, сколько в том, чтобы их выдать. В этот период
вашингтонская администрация заключила серию экстрадиционных трактатов с различными
государствами, дабы ограничить въезд в страну преступников и прочих взрывоопасных элементов.

³⁸ Подробнее об этом движении см.: Журавлева В.И. Кого демократическая Америка выдавала
царской России? // Американский ежегодник. 1993. М., 1994. С. 116-126; Она же. Русско-
американский договор 1887 года // Вопросы истории. 1991. № 9/10. С. 252-254.

познакомиться с внутриполитическим курсом самодержавия, составить более объективное представление о методах борьбы за его либерализацию и переосмыслить свое отношение к официальной России.

Существенный вклад в данный процесс внес американский журналист Дж. Кеннан. В конце 80-х — начале 90-х гг., вернувшись из поездки по Сибири, он опубликовал на страницах журнала «Century» серию статей о политической ссылке в Российской империи и написал книгу на эту тему. Кеннан прочитал в США около 500 лекций, в которых разъяснялись задачи и цели революционного движения в России и содержалась критика режима политической реакции. Либеральный журналист не одобрял террористических методов «борцов за дело русской свободы», однако пришел к выводу, что они могли рассчитывать на симпатии американского общества, так как в стране, где отсутствуют индивидуальные и политические права, оппозиция деспотическому правительству является моральным долгом любого честного человека³⁹.

Свидетельством подобных симпатий за океаном стали многочисленные публикации в прессе, которые российский посланник в США К.В. Струве назвал «чернильным походом» против России, массовые митинги в защиту тех, кто боролся за ее свободу, деятельность обществ, возникших в 1889-1891 гг. в Филадельфии, Денвере, Бостоне под влиянием деятельности Дж. Кеннана при активном содействии русских политэмигрантов в США . Американцы, принимавшие участие в работе этих организаций (в основном представители интеллигенции и прогрессивные общественные деятели США: С. Сэкстон, М. Твен, Дж. Уиттер, Дж. Лоуэлл, Л. Уаймен, У. и Ф. Гаррисоны, Дж. Хоу и др.), видели свою задачу в том, чтобы путем сбора подписей под петицией на имя царя протестовать против жестокостей, допускаемых в отношении политических ссыльных, оказывать моральную поддержку российским патриотам в их борьбе за политическую свободу и конституционное правление, распространять достоверную информацию о ситуации в России и способствовать формированию правильного общественного мнения об этой стране в Америке⁴¹.

Перечисленные общества являлись наиболее активными центрами борьбы против ратификации договора о взаимной выдаче преступников. Однако государственные интересы взяли верх над демократическими настроениями, и через три года, 10 (22) февраля 1893 г., Сенат все-таки ратифицировал нашумевшую конвенцию⁴².

Друзья русской свободы в США решили превратить движение за отмену

39

экстрадиционного трактата в чисто американскую, национальную кампанию, которая могла бы привести к реальным результатам и помочь политическим беглецам из России сохранить право на убежище в Америке. Оппоненты договора подчеркивали, что различия в системе судопроизводства делали невозможным подписание экстрадиционного соглашения такого содержания ибо превращали судебные органы США в «карающий меч» Российской империи, и обращали внимание на забвение американских демократических традиций. Движение действительно вызвало широкий резонанс, но ненадолго и слишком поздно . В апреле 1894 г. сенатор-демократ от штата Индиана Д. Тэрпи внес резолюцию об изменении § 2 ст. 3 конвенции, но не нашел поддержки в Сенате⁴⁴. Этим и закончилась организованная американцами кампания в поддержку дела русской свободы.

У договора нашлось немало сторонников в американском обществе, что свидетельствовало о неоднозначном отношении к событиям в России. Самым авторитетным из них был Дж. Мур, в то время профессор международного права и дипломатии в Колумбийском университете. Он представил аргументированную юридическую защиту положений трактата и напомнил американцам о смерти президентов А. Линкольна и Дж. Гарфильда, призывая осудить убийства, с какими бы целями они не совершались⁴⁵. Высказанная точка зрения импонировала тем социальным группам, которые связывали распространение анархизма в США с пагубным влиянием русских политэмигрантов с их террористическими методами, а рост социальной напряженности с «новой иммиграцией». Американское общество оказалось перед трудной моральной дилеммой: как политическое убийство, так и выдача политических беглецов осуждались, причем ни та, ни другая позиция не могла быть однозначной. Вызывала симпатии борьба за свободу, но «крайние», «ошибочные», «преступные» методы этой борьбы позволяли оправдывать репрессивные действия официальных властей.

Ратификация конвенции сенатом и прекращение деятельности Американского общества друзей русской свободы продемонстрировали ограниченные возможности международных акций подобного рода и господство «realpolitik» над морально-этическими проблемами. Договор о взаимной выдаче преступников отвечал охранительной иммиграционной политике администрации, которая к тому же рассчитывала на уступчивость императорского правительства в вопросе о натурализации⁴⁶ и его поддержку на переговорах с Англией по

43

Берингову морю⁴⁷.

И все-таки движение друзей русской свободы в Америке имело свои результаты. Это была первая в истории США попытка создать международную оппозицию политическому режиму в России и оказать на него моральное давление через общественное мнение за границей. Участники движения стремились перенести принципы соблюдения гражданских прав в сферу иностранной политики и таким образом компенсировать отсутствие свободы слова в Российской империи. Хотя экстрадиционная конвенция действовала вплоть до 1917 г., политические эмигранты сохранили право на убежище за океаном⁴⁸. Своего рода компромисс между исполнительной властью и общественным мнением (договор подписан, но не действует в отношении политических беглецов) проявился в сфере международных отношений, что стало свидетельством разрушения старого образа России в сознании американцев. К чувствам дружбы и благодарности за услуги, оказанные императорским правительством в ходе гражданской воины в США , начинают примешиваться враждебность и осуждение его внутриполитического курса. Террор и репрессии, отсутствие гражданских и политических прав, консервативная система судопроизводства создавали образ страны недостаточно цивилизованной, а традиции национального развития и особенности менталитета вызывали сомнения в наличии необходимого Уровня правосознания в обществе, лучшие представители которого используют в борьбе за свободу методы, неприемлемые для самих американцев. Вскоре надежды, опасения и мессианские настроения последних оживит революция 1905-1907 гг.

Негативных красок в палитру представлений американского общества о России и русских добавляла национально-конфессиональная политика правительства Романовых. В 60-е гг. XIX в. в российско-американских отношениях возник еврейский вопрос, обострившийся в 80-90-е гг. в связи с новыми дискриминационными мерами царских властей и началом массового переселения евреев в Америку⁵⁰.

консервативная система внутреннего законодательства пришла в столкновение с современными для того времени нормами международных отношений. В России продолжала действовать ст. 325 Уложения о наказаниях, предусматривающая ссылку в Сибирь и конфискацию имущества за самовольное оставление подданства и получение натурализованного гражданства иностранного государства.

⁴⁷ 15/28 августа Парижский третейский суд принял решение, согласно которому устанавливались
обязательные для Англии и США меры по охране котиков в американских водах в Беринговом
море.

⁴⁸ Документы АВПРИ свидетельствуют о том, что с 1893 по 1917 г. не было ни одного случая
выдачи российских политических беглецов, скрывавшихся в США. См.: АВПРИ. Ф. Посольство в
Вашингтоне. On. 512/I. Д. 77,89 б, 120-124, 146-148, 198, 217, 233, 250, 268, 289, 308, 327, 348, 620-
639; Library of Congress. Manuscript Division. The Papers of George Kennan. Box 103.

⁴⁹ В период гражданской войны в США 1861-1865 гг. Россия заняла позицию дружественного
нейтралитета и послала две военные эскадры к берегам Америки. Царское правительство, как
выяснилось позже, стремилось уберечь свой флот на случай войны с европейскими государствами
из-за польского вопроса, однако появление русских кораблей в Нью-Йорке и Сан-Франциско
оказало важную моральную поддержку федеральному правительству и было воспринято
американским народом как новое доказательство дружественных отношений, существовавших
между двумя нациями.

⁵⁰ Об этом см. подробнее: Журавлева В.И. Еврейский вопрос в России глазами американцев. (Из
истории российско-американских отношений конца XIX в.) // Вестник Еврейского университета.

Он включал в себя три аспекта. Гражданско-правовой отражал реакцию американского общества, в первую очередь еврейской общины, на антисемитскую политику в империи, которая стала причиной созыва многолюдных митингов протеста , темой статей, заполнявших страницы газет и журналов , привлекала внимание конгрессменов⁵³ и дипломатов⁵⁴. Еврейские погромы в России неизменно вызывали в США волну общественного осуждения и требований в адрес исполнительной власти оказать давление на официальный Санкт-Петербург с целью улучшить бесправное положение российского еврейства.

И, наконец, в середине 80-х гг. в связи с неуклонным ростом русско-еврейской эмиграции в Америку возник иммиграционный вопрос. Толчком для резкого роста эмиграции послужили еврейские погромы, охватившие южные и западные районы России, а дополнительным стимулом стало введение в мае 1882 г. «Временных правил о евреях»⁵⁷. Знакомство с новыми переселенцами вызвало

сложные чувства и эмоции в различных слоях американского общества. Еврейские эмигранты были в основной массе чрезвычайно бедны, оседали в гетто крупных портовых городов, создавая конкуренцию местным рабочим, не походили на старых иммигрантов и на своих американских единоверцев, к тому же прибывали в таком количестве, что вопрос об их американизации становился весьма проблематичным. Не случайно они стали менять образ еврея в американском