Начало исторической драмы

Между тем, пока Леонтий Васильевич Спафарьев возрождал маячную службу на берегах Финского залива, за тысячи верст от Ревеля, Крондштата и Санкт-Петербурга, на берегах Ламанша закручивалась нешуточная интрига, на многие годы предопределившая судьбы Европы и России.

12 октября 1805 года при Трафальгаре объединенный франко-испанский флот был практически уничтожен отважным английским адмиралом Нельсоном, который заплатил за эту триумфальную победу своей жизнью. Это лишь ожесточило Наполеона. Уже 20 октября возле крепости Ульм лихими наполеоновскими генералами в течение нескольких часов была наголову разбита австрийская армия, а 2 декабря 1805 года у небольшой деревеньки Аустерлиц, что в 120 километрах от Вены, наступила трагическая развязка всей военной кампании.

В Ревеле известие о поражении союзных армий под Аустерлицем встретили как большое горе – многие семьи лишились своих близких и родных. Но в отличие от высокомерного Петербурга и ростовщической Москвы, там не клеймили всуе позором мудрого и острожного полководца Кутузова. Поэтому в кафедральный собор на похороны убитого в Аустерлицком сражении Фердинанда Тизенгаузена любимого адъютанта Михаила Кутузова пришел весь город. Отдаваясь печали о погибшем, все искренне восхищались подвигом его супруги Елизаветы Михайловны – дочери Кутузова. Молодая вдова (21 года) во время битвы находилась в штабе русских войск. После окончания сражения был произведен обмен телами убитых. И в то время как царь и его свита в панике бежали с поля брани, Елизавета Михайловна, положив тело погибшего мужа на телегу запряженную парой лошадей, одна окольными путями привезла его из под Аустерлица в Ревель...

...Каким бы тяжелым не было горе, но жизнь брала своё. На заседании Ученой части Адмиралтейского Департамента, наконец, (спустя четыре года со дня поступления его в Адмиралтейств-коллегию) был подробно рассмотрен проект Спафарьева об устройстве маячного дела в России. Отныне общий надзор за маяками Финского залива и Балтийского моря возлагался на Леонтия Васильевича. В докладе товарищу Морского министра П.В. Чичагову, Адмиралтейский Департамент ходатайствовал и постройку маяков поручить тоже Л.В. Спафарьеву поскольку «он (Спафарьев) уже доказал свои исключительные способности в этом деле, а также ввиду того, что составленные им сметы весьма умеренны».  Морской министр согласился с представлением и направил проект на высочайшее утверждение.

Не дожидаясь высочайшей резолюции, Спафарьев приступил к первоочередным работам – перестройке маяка на острове Сескар в Финском заливе. Работая над проектом каменного маяка для Сескара, Леонтий Васильевич держал в уме трагическую историю транспорта «Маргарита» шедшего с грузом строительного леса из Кронштадта в Ревель. В ночь на 3 сентября 1794 года жестоким шквалом с дождем и градом судно было выброшено на камни Сескара. Команду удалось спасти. Разбитый корабль унесло в море и выбросило на скалы северного берега Финского залива. Командир транспорта лейтенант Ю.Ф. Лисянский  был взят под стражу. После долгих разбирательств суд его оправдал. Жителям Сескара за спасение экипажа пожаловали 100 рублей премии. А через два года после этой катастрофы, капитан-лейтенант Леонтий Спафарьев принял под своё командование вновь построенный транспорт «Маргарита». 

Проект маяка, предложенный Л. В. Спафарьевым был одобрен главным архитектором Адмиралтейств-коллегии А.Д. Захаровым. Маяк Сескар действительно был красив: двадцатиметровую кирпичную башню красного цвета с белым цоколем, венчал двенадцатигранный стеклянный фонарь с 24 масляными лампами и посеребренными рефлекторами-отражателями. Маяк начал действовать в 1807 году. Его строительство обошлось в 40465 рублей. Такая сумма, выделялась на годовое содержание всех маяков Финского залива.

 Здесь уместно заметить, что Леонтий Васильевич не имел специального инженерного образования. Однако все проекты маяков, разработанные и воплощенные им в камень, поражают эстетичностью форм, целесообразностью конструктивных решений и функциональной завершенностью каждого элемента.

...Наконец, совершилось давно ожидаемое: 27 мая 1807 года перед убытием во Фридланд, где находилась в то время русская армия, император Александр I утвердил «Положение о содержании маяков и штате маячной команды». В нем предусматривалось введение на всех маяках масляного освещения, а также единых штатов (по одному смотрителю и 5-8 служителей от Морского Ведомства), вводилась должность директора Балтийских маяков, которую занял сорокадвухлетний капитан 2 ранга Л.В. Спафарьев. В помощь ему придавалось два помощника и «письмоводец». На содержания личного состава, управления маяками, освещение, отопление и ремонт выделялось ежегодно 37668руб.40 копеек.

Континентальная блокада

...14 июня 1807 года под Фридландом объединенная российско-прусская армия была наголову разбита Наполеоном, 19 июня его войска стояли уже у Тильзита на российской границе, а 25 июня Александр I подписал унизительный Тильзитский мир и трактат о наступательном и оборонительном союзе с Францией, по которому Россия становилась участницей континентальной блокады Великобритании.

Первый параграф декрета о континентальной блокаде гласил: «Британские острова объявлены в состоянии блокады», второй: «Всякая торговля и всякие сношения с Британскими островами запрещены». Но за три года прошедших с момента его подписания Наполеоном (1806) успехи французов здесь были несоизмеримо скромнее боевых. Императору со всех сторон доносили, что английские товары по-прежнему наводняют Европу. Да и по-другому не могло и быть – уж слишком велик был соблазн наживы. Например, за то, чтобы объездной пикет или таможенный чиновник согласились одну ночь спокойно проспать, предлагали сумму, равную их пятилетнему жалованью. Ни ревизоры, ни контролеры дела не исправляли. Их просто подкупали, а на место арестованных и казненных таможенных чиновников приходили новые, более осторожные и изворотливые и всё оставалось по-прежнему.

Французский император прекрасно понимал, что выход из кризиса – снятие блокады Англии, но прежде она должна положить к его ногам оружие войны. Этого можно добиться только с помощью России.

 У Наполеона была хорошо поставлена разведка. В России он щедро оплачивал многочисленных шпионов и лазутчиков во всех слоях петербургского общества: начиная от графов, князей и пышных великосветских дам, кончая шкиперами и лавочниками, лакеями и почтовыми чиновниками. Поэтому император знал, что лукавый византиец – русский царь его водит за нос, тайно сносясь с англичанами. Как утверждают историки, уже с осенью 1810 года Наполеон принял решение о подготовке к новой войне и приказал доставить ему книги с информацией о России: ее истории, климате и национальных особенностях...

...Сильный шторм в Финском заливе в сентябре 1806 года, практически разрушил Ревельскую гавань. Срочно пришлось начать постройку новой, рассчитанной на базирование как минимум 27 боевых кораблей. Заодно капитально отремонтировали береговые укрепления. Восстановили заброшенную рейдовую «двойную» батарею, а на южной оконечности причальной стенки дополнительно поставили ещё одну – 24 орудийную. Ревель являлся морским форпостом России на Балтике, и надежная связь между Ревельской базой и Петербургом имела стратегическое значение. Поэтому Спафарьеву в 1809 году пришлось срочно заняться устройством телеграфов. Сначала установили телеграфную связь между Красной Горкой и Кронштадтом, а затем и между Ревелем и Петербургом.  За устройство маяков и телеграфов Л.В. Спафарьев был награжден орденом Св. Анны 2 степени (девиз «Любящему правду, благочестие и верность»), а 27 мая 1810 года произведен в чин капитана 1 ранга.

В это же время в соседнем шведском королевстве произошла смена династии. Бывший наполеоновский маршал Жан-Батист Бернадот, генеральными штатами 20 августа 1810 года был избран наследником Карла XIII. Наполеон надеялся, что Бернадот немедленно объявит войну России, но этого не произошло. Самолюбивый французский маршал, став во главе шведского престола, повел политику отдаления Швеции от Франции и укрепление собственной независимости на Скандинавском полуострове. Русский царь учитывал эти исторические нюансы и искал с ним союза. Переговоры с Бернадотом, завершились успешно.

Не бездействовала и Англия. Британский «Юнион Джек» по-прежнему владычествовал на всех морях и океанах. Узнав о присоединении к континентальной блокаде шведов, англичане не замедлили продемонстрировать свои морские мускулы: 30 апреля 1810 года Управляющий Морским министерством маркиз де Траверсе срочно доносил главному командиру Ревельского порта контр-адмиралу А.Г. Спиридову: «Получено здесь официальное известие от 14/26 сего Апреля, что Английский флот прибыл в Каттегат, и что скоро войдет в Балтийское море для блокирования наших портов».

Первым с этой тревожной новостью был ознакомлен Директор маяков Балтийского моря Леонтий Васильевич Спафарьев. Правда ещё нескольким днями ранее ему докладывали с брандвахты: «к Готенбурху пришли английских семь линейных кораблей и два фрегата». В начале мая капитаны купеческих судов подтвердили, что «...у острова Ангольма 3 военные корабля, 2 фрегата и 1 бриг, да у острова Борнхольма лавирующий 1 шлюп именем «Тартар». Особенно беспокойной выдалась ночь на 5 июня. На Ревельский рейд пришла и стала на якорь английская эскадра из 3 линейных кораблей и 2 фрегатов, о чем немедленно было доложено императору. Однако инцидент исчерпался обменом парламентариями. Из Балтики англичане ушли лишь 10 октября.

Тревожный 1812 год

В апреле 1812 г. Россия официально заявила о своем выходе из континентальной блокады. Вскоре из Морского министерства в Ревель поступило секретное указание: – английские суда должны пользоваться  теми же правами, что и суда всех остальных государств. Сенявин ознакомил с этим документом и Директора маяков Балтийского моря. С ним же обсудил вопросы обеспечения навигационной безопасности плавания в Финском заливе на случай начала боевых действий.

...В ночь на 24 июня 1812 года кавалерия Мюрата по приказу французского императора переправилась через Неман. Как вспоминал один из французских офицеров: «Перед нами лежала пустыня, бурая, желтоватая земля с чахлой растительностью и далекими лесами на горизонте и картина показалась уже тогда «зловещей».

Стремительное продвижение армии Наполеона вглубь России вызывало тревогу в Санкт-Петербурге, но не меньшую тревогу вызывала опасность появления французов в Прибалтике. Взятие Риги открывало Наполеону беспрепятственный путь по рекам северо-западного бассейна в глубину России. Ещё до начала войны французы доставили в Данциг 130 тяжелых орудий, а в Курляндии разместили 10-й корпус маршала Мавдональда. Кроме того, у Наполеона  под рукой находилась «Булонская флотилия», предназначавшаяся для несостоявшейся высадки в Англию. Вся эта армада могла в любой момент быть направлена в Финский залив.

В Петербурге для усиления гребной эскадры в срочном порядке построили шестьдесят новых канонерских лодок (небольшие парусно-гребные артиллерийские суда), которые были приданы вице-адмиралу Шешукову. Экипажи канонерок обучили ведению боевых действий и на сухопутье. Восемь тысяч солдат, расквартированных в Финляндии, срочно погрузили в Свеаборге на корабли эскадры адмирала Тета и отправили в Ригу. Но мелководье Рижского залива не позволило высадить солдат, и эскадра перешла в Ревель. Маневр оказался как нельзя своевременным – уже через три дня после высадки части вступили в бой. Совместными действиями финского отряда под командованием графа Штейгеля и канонерских лодок вице-адмирала Шешукова, корпус Мавдональда удалось отбросить  к Вильно и снять угрозу прорыва французов к Риге.

Молодая поросль

...Московский пожар подействовал на Наполеона ошеломляюще. Как свидетельствовали очевидцы, увидев из окон Кремля охваченную пламенем и дымом Москву, французский император побледнел и долго молча смотрел на пожар, а потом произнес: «Какое страшное зрелище! Это они сами поджигают... Какая решимость! Какие люди! Это — скифы!». В эту страшную ночь с 17 на 18 сентября он окончательно понял, что России ему не одолеть...

Едва миновала угроза балтийским портам, Российско-американская торговая компания начала готовить морскую экспедицию к берегам Русской Америки. В 1813 году в Кронштадте для предполагаемой экспедиции был куплен корабль «Суворов». Принять командование кораблем предложили опытному морскому офицеру капитан-лейтенанту Павлу Николаевичу Макарову. Помощниками к себе П. Н. Макаров пригласил лейтенанта Платона Нахимова, мичмана Николая Бестужева и штурмана 14 класса Самсонова.

18 сентября 1813 года изготовленный к походу «Суворов» вытянулся на Кронштадтский рейд и лег в фертоинг (стоянка судна на двух якорях положенных так, что при любых переменах ветра его нос остается между якорями С.А.) напротив Купеческой гавани. Утором следующего дня на борт корабля поднялись директора Российско-американской компании. И тут неожиданно Макаров потребовал увеличения оговоренных ранее порционных с 1200 до 2000 рублей в год, а также выполнения ещё целого ряда требований. Он полагал, что в этой ситуации (корабль полностью готов к плаванию, а надвигающееся время штормов, не позволяет задерживать его выход в море) директора непременно удовлетворят все его притязания. Но этого не произошло. Макаров был отстранен от командования, а его товарищи лишились надежд поправить своё материальное положение.

 На следующий же день господа директора обратились с просьбой к Леонтию Васильевичу Спафарьеву, которого уважали и почитали как авторитетного флотского офицера, порекомендовать кандидатуру на должность командира корабля. Леонтий Васильевич долго не выбирал. Он давно приметил молодого лейтенанта Михаила Лазарева. Опытного моряка Леонтия Спафарьева привлекали в Михаиле скромность, преданность делу, отличная морская выучка, высокая исполнительность и уживчивость с товарищами. Он знал не простую судьбу этого юного офицера: после смерти в 1800 году отца, небогатого владимирского дворянина Петра Гавриловича Лазарева, двенадцатилетний Михаил был отдан в Морской кадетский корпус. Через три года произведен в гардемарины и в числе 30-ти лучших воспитанников направлен волонтером в Англию для «большего практического изучения морского дела». Пять лет, Михаил проплавал на судах английского флота. Участвовал в знаменитом Трафальгарском сражении. В грозном 1812 году на бриге «Феникс» высаживал десант в районе Данцига. 

…И вот в полдень 8 октября 1813 года при слабом северо-западном ветре, корабль "Суворов" вступив под полные паруса, под командой будущего прославленного адмирала отправился в кругосветное плавание.

Не остался равнодушен Леонтий Васильевич и к судьбе Николая Бестужева. Воспитанник Морского кадетского корпуса Николай Бестужев уже во время учебы поражал своих педагогов незаурядными способностями. Академик Платон Яковлевич Гамалея старейший педагог и выдающийся ученый, радуясь успехам кадета, говорил: «Теперь не страшно мне уходить, когда есть такие, как Бестужев». На выпускных экзаменах морской министр маркиз де Траверсе был поражен глубиной и обширностью знаний Бестужева. Об этом любил вспоминать Николай: «На главном экзамене, где мы почти двое с князем А. Шаховским отвечали на высшие вопросы, ...мы так понравились маркизу де-Траверсе, впервые бывшему на экзамене, что князя Шаховского, меня и Лермантова он назначил для отправления в Париж в политехническую школу». Однако приближающаяся война с Наполеоном не позволила осуществить эту поездку, и он был оставлен воспитателем в кадетском корпусе, а в 1810 году зачислен в штат преподавателей.

Видя отчаянное положение офицера, Леонтий Васильевич походатайствовал о назначении Николая Бестужева помощником директора маяков Балтийского моря.

По-разному складывались судьбы выпускников Морского кадетского корпуса, но все они до конца своих дней с гордостью называли себя «зейманами». Для честолюбивых гардемаринов ими придуманное звание зейман (See man– морской человек) было почетнее всякого ученого диплома. Как писал в своей «Истории Морского кадетского корпуса» Феодосий Веселаго, сам бывший гардемарин, «из этих «зейманов» потом вышли великие гидрографы, кругосветные плаватели и знаменитые адмиралы».

 Крепкая дружба связывала Леонтия Васильевича со своим однокашником Михаилом Быченским. В 1811 году капитан 1 ранга Михаил Тимофеевич Быченский был переведен с Балтики на Черноморский флот. Командуя кораблем «Мария» у мыса Пендераклии (Эрегли–С.А.) взял в плен и привел в Севастополь турецкие фрегат «Мегубей Субхан» и корвет «Шагин-гирей». Рассказывая об этом эпизоде в письме к Спафарьеву, он писал, что маяков на Черном море практически нет. По одному у входа в Босфор и в устье Дуная, да совсем недавно на средства местных купцов построили деревянную башню Белосарайского маяка на подходе к Мариуполю. А потребность в маяках большая. Везде мореплавателей подстерегают мели, банки и рифы. Особенно у острова Тендра, и в районе Севастополя у мысов Херсонес и Тарханкут.

О необходимости ограждения этих опасных мест маяками разговоры велись давно. Ещё в мае 1803 года в журнале Адмиралтейств-коллегии была сделана запись:  «Слушали рапорт конторы главного командира Черноморских флотов... рассматривали чертежи и сметы назначенных к построению маяков: в Одессе и на Херсонесском мысе двух ночных, а на Тендре, в Тархановом Куте и в Козлове (Евпатории) двух дневных каменных и одного деревянного...». Переписка, растянулась на годы. Наконец, в 1812 году было принято решение о начале строительства маяков на мысах Тарханкут и Херсонес. Возглавить работы предписывалось директору маяков Балтийского моря Л.В. Спафарьеву.

Завершив первоочередные работы на Балтике, Леонтий Васильевич в начале 1813 года прибыл в Севастополь. Здесь совместно с командиром Севастопольского порта капитаном 1 ранга П.М. Рожновым  они выбрали место для будущих маяков и обсудили проект маячных башен предложенный Спафарьевым. Как сообщалось в докладной записке: «...в 1813 году преступлено к постройке тех маяков с подряду по утвержденному для обоих одинаковому плану». И вот в 1816 году две белокаменные конические башни высотой 36 метров с фонарными сооружениями правильной десятиугольной формы взметнулись на оконечностях коварных мысов. В начале 1817 года Леонтий Васильевич лично переправил из Петербурга в Севастополь закупленные во Франции специально для Тарханкутского и Херсонесского маяков катоптрические осветительные аппараты, которые были установлены на маяках и впервые зажжены 16 июня 1817года. Командующий Черноморским флотом  вице-адмирал А.С. Грейг доносил по этому поводу Морскому министру «...оба маяка поступили в казенное заведование, и июня 16 дня в первый раз оба освещены рефлекторами, доставленными из С.Петербурга Директором Балтийских маяков. С тех пор освещение положено продолжать круглый год".

После ввода в строй Херсонесского и Тарханкутского маяков, по предложению Спафарьева была образована Дирекция маяков и лоции Черного и Азовского морей. Ее возглавил капитан-лейтенант М.Б. Берх. В конце 1817 года за успешное строительство первых каменных маяков на Черном море Спафарьеву было присвоено звание генерал- майор.

...Море не собиралось сдавать своих позиций, и даже маяки – хранители мореплавателей, подчас не могли предотвратить трагических развязок в жесточайших схватках человека и стихии. Спустя лишь три месяца после ввода в строй Херсонесского маяка на его траверзе штормом был разбит фрегат «Везул», который вечером 1 октября 1817 года вышел из Севастополя в Сухум-Кале для доставки туда срочного груза. На рассвете, когда шторм начал стихать, к лежащему на борту «Везулу», который море продолжало методично колотить о камни, подошел баркас. Команду, во главе с командиром удалось спасти. Погибли квартирмейстер и юнга, со страху бросившиеся в море до подхода спасателей.

Через год подобная трагедия разыгралась и на Балтике. Утром 21 октября 1818 года с Толбухинского маяка  телеграфным сигналом передали сообщение, что менее чем в 100 саженях от берега штормом разбило транспортный фрегат «Фалк» шедший с провиантом из Кронштадта в Свеаборг. Удалось спасти лишь двух человек. Тела остальных членов экипажа, включая и командира, обнаружили замерзшими на прибрежном плесе. Офицер, посланный Л.В.Спафарьевым на маяк, докладывал: « ...23 числа свезли мертвые тела на косу и предали земле». Жена командира фрегата, тридцатилетнего лейтенанта С. М. Щочкина в эту трагическую ночь потеряла сразу и мужа и двух младших братьев 17-ти и 18-ти лет.

Тревожные сообщения приходили и из Белого моря. Там в устье Северной Двины каждую навигацию на отмелях и  барах ежегодно гибли десятки судов.

Озабоченный этими фактами Леонтий Васильевич выступил с предложением иметь на всех маяках спасательные средства и обученный к действиям по спасению на море личный состав. Это предложение было поддержано в Морском министерстве, а Спафарьевым разработаны необходимые нормативные документы. За создание службы спасения терпящих бедствие в прибрежных водах, в1819 году Спафарьева наградили орденом Св. Владимира 3 степнеи (девиз «Польза, Честь и Слава»).

... «Pro Utile, 1814, Angleterre» («За пользу,1814, Англия) гласит надпись на серебряной вазе с двуглавым орлом на крышке. Так английское торговое сословие отметило вклад Леонтия Васильевича в обеспечение навигационной безопасности плавания коммерческих судов в Балтийском и Северном морях. 

Следующий 1821 год для Л.В. Спафарьева выдался напряженным: он работал над сооружением Санкт-Петербургских  маяков, реконструкцией старейшего балтийского маяка Толбухин, проводил эксперименты с разработанными им новыми системами освещения, завершал составление «Описания маяков Финского и Рижского заливов» и начал работу над «Атласом Балтийского моря». Всё это требовало больших трудов, времени и материальных затрат, а Адмиралтейский департамент не спешил с выделением средств на реализацию задуманного. Пришлось в течение двух лет издавать за свой счет и «Описание маяков» и «Атлас карт маяков». Эксперименты с изобретенным им проблесковым аппаратом, который Спафарьев затем установил на Толбухинском маяке, тоже проводились за счет  не слишком богатого жалования Директора Балтийских маяков. В начале 1823 года усилиями Леонтия Васильевича и его помощника Николая Бестужева впервые в России был применен литографический способ создания карт. За эту работу Бестужева наградили орденом Св. Владимира 4-й степени. Однако одаренная натура требовала простора и независимости в действиях. В эти годы Николай много печатался в литературных изданиях. Ему хотелось изучить все острова и маяки Балтийского моря, Финского и Рижского заливов, чтобы потом написать исторические рассказы. Леонтий Васильевич понимал запросы и чаяния своего помощника, но полностью удовлетворить их не мог – слишком много забот доставляло обширное маячное хозяйство. В декабре 1824 года Николай Бестужев был произведен в капитан-лейтенанты и по ходатайству Леонтия Васильевича перед адмиралом Г.А. Сарычевым, назначен в Адмиралтейский департамент для написания истории российского флота.

В том же декабре случилось катастрофическое наводнение. В Санкт-Петербурге под водой оказалась большая часть города. Были большие разрушения и много человеческих жертв. Не меньших бед водная стихия и шквалистый ветер наделали и в Кронштадте. Из зимовавших там 46 кораблей морской эскадры лишь 12 остались на якорях. Остальные выбросило на берег. Когда вода сошла и подсчитали ущерб, то оказалось, что большая часть судов не пригодна к дальнейшей эксплуатации и подлежит разборке. Пострадали и маяки Финского залива. Особенно маяк на острове Нарген, ограждающий опасную мель на входе в Ревельский порт. Его пришлось срочно разобрать и перенести в более безопасное место.

В 1825 году шестидесятилетний генерал-майор Л.В. Спафарьев был назначен командиром Ревельского порта с сохранением должности Директора маяков Балтийского моря. Это прибавило дополнительных хлопот. Назначение состоялось в трудное время. В передовых кругах российского общества росло разочарование внутренней политикой Александра I. Царь всё больше превращался в жестокого самодержца с драконовскими методами правления. Леонтий Васильевич как человек независимых суждений и передовых взглядов, понимал, что грядет общественный взрыв. В его петербургской квартире в этот год частыми гостями бывали молодые флотские офицеры: братья Николай и Александр Бестужевы, Михаил и Вильгельм Кюхелбекеры, Дмитрий Завалишин, Николай Воронковский и другие. Он с интересом слушал их искренние, пламенные речи о необходимости коренных конституционных преобразований в стране и, прежде всего в незамедлительной отмене унизительного крепостного права. Внезапная кончина императора Александра I в Таганроге 17 ноября 1825 года, ускорила развязку назревавших революционных событий.

 ...Весть о расстреле 14 декабря 1825 года восстания на Сенатской площади, застала Леонтия Васильевича в Ревеле. Ему сообщили, что его бывший подчиненный Николай Бестужев вывел на площадь Гвардейский Флотский экипаж почти в полном составе и объявлен императором одним из главных государственных преступников.

Николая Бестужева арестовали 16 декабря на Толбухинском маяке, куда он, переодевшись в матросскую робу и изменив внешность, по льду перебрался из Кронштадта. При обыске у него обнаружили бланк командировочного предписания с печатью Директора Балтийских маяков и подписью Спафарьева. В тот же день арестованного доставили во дворец, где он был допрошен генералом В.В. Левашевым и отправлен по приказу царя в каземат Петропавловской крепости. Верховным Судом, который распределил бунтовщиков по степени вины на 11 разрядов, Николай Бестужев был отнесен ко второму разряду и приговорен «к политической смерти, т.е. положить голову на плаху, а потом сослать вечно в каторжную работу». Высочайшим повелением командующему эскадрой в Кронштадте адмиралу Р.В. Кроуну предписывалось произвести «политическую казнь» над наиболее опасными преступниками из числа морских офицеров на флагманском 74-х пушечном корабле «Князь Владимир» по следующему сценарию: «...как только с крепости увидят яхту с осужденными, поднять на крюйс-брам-стеньге «Владимира» черный флаг при пушечном выстреле. Немедленно после этого должны прибыть на адмиральский корабль с каждого военного судна один старший офицер, один лейтенант, один мичман и несколько матросов. Когда осужденные будут введены на корабль, им должен быть прочитан Приговор суда. Затем над головами осужденных надо сломать их шпаги, предварительно надпиленные, сорвать с мундиров эполеты и вместе с мундирами побросать за борт».

Последняя запись в послужном списке капитан-лейтенанта Бестужева говорит о том, что Высочайшее повеление было исполнено неукоснительно: «1826 июля 13 – «За государственное преступление» был приговорен Верховным уголовным судом к смертной казни, а по Высочайшей конфирмации, по лишении чинов и дворянства, сослан навечно в Сибирь, в каторжную роту. Приговор приведен в исполнение на Крондштатском рейде, на корабле «Князь Владимир» «по обряду морской службы»– после зачтения приговора над его головой сломали шпагу».

Николая Бестужева этапом отправили на Нерчинские рудники, а в 1839 году перевели на постоянное поселение в Селенгинск, где он и скончался в возрасте шестидесяти пяти лет. За бескорыстие, доброту и сердечность местные жители звали Николая «Улан-Норан» – «Красное солнце».

В августе 1826 года командиру Ревельского порта поступила секретная депеша от министра внутренних дел. В ней предписывалось: «... от всех находящихся в службе и отставных чиновников, а также не служащих дворян должна быть взята подписка о непринадлежности к тайным обществам в прошлом, и обязательство к таковым не принадлежать в будущем...». Безусловно, царская охранка знала и о независимом характере Директора Балтийских маяков и о том, что во время проживания его в Петербурге у него в доме частыми гостями бывали нынешние государственные преступники. Однако сведений снимали ли показания с Леонтия Васильевича, по делу декабристов не имеется. Сам он никогда на эту тему не говорил и о тех днях вспоминать не любил...