Чрезвычайные обстоятельства

Необычайная своевременность организации Русской полярной экспедиции диктовалась обстановкой, складывающейся в восточносибирском регионе. Богатый промысел морского зверя на островах Ледовитого океана, каменный уголь, золото и другие полезные ископаемые недр приполярной Сибири давно кружили головы верховным правителям многих стран Старого и Нового света. Особенно это стало заметным в конце 80-х XIX века. В США разра­батывался план экспедиции под начальством Иесупа вдоль побережья Сибири до устья реки Индигирки. Тогда же был опубликован план канад­ской полярной экспедиции под руководством Бернье, намечав­шей своим опорным пунктом гипотетическую Землю Санникова. Из Гамбурга русский дипломат Е. Л. Вестман, доносил правительству, что в Германии могущественные торговые и финансовые круги проявляют повышенный интерес приполярной Сибири и Дальнему Востоку и даже планируют после завершения своей Антарктической одиссеи, отправить специальную экспедицию к Северному полюсу через сибирский сектор Арктики. На Дальнем Востоке стремительно накалялась обстановка. Война России с Японией за контроль над Манчжурией и Кореей становилась неизбежной.

Эти обстоятельства вынуждали Российское правительство предпринимать шаги по ускоренному освоению восточносибирского региона. Но, прежде всего, необходимо было получить ясный ответ на вопрос: пригоден ли северо-восточный проход, для переброски из Балтики на Дальний Восток кораблей российского Военно-морского флота?

Триумфальное плавание шведского исследователя А.Э. Норденшельда (июль 1878-март 1880) на зверобойном пароходе «Вега», из Гетеборга в Стокгольм по северному морскому пути через Берингов пролив, Индийский океан, Суэцкий канал и Средиземное море, давало повод для оптимизма. Но в то же время, с учетом поступавшей из Европы информации, и вызывало обоснованные опасения, что промедление с экспедицией может стоить России потери Восточно-Сибирского побережья и прилегающих к нему островов. Правительство было готово щедро профинансировать комплексную экспедицию, но требовался инициатор – подвижник, способный взять на себя весь груз ответственности за это беспрецедентное предприятие. И такой инициатор нашелся в лице опытного полярного исследователя сорокадвухлетнего геолога Эдуарда Васильевича Толля.

На нужды экспедиции правительство выделило 150000 рублей золотом, а в июле 1899 года Академия наук откомандировала Эдуарда Толля в Норвегию для поисков подходящего судна. Вскоре состоялось и официальное назначение его начальником Русской полярной экспедиции. Приказом президента Академии наук для снаряжения экспедиции была создана специальная комиссия под председательством академика А.П. Карпинского.

Яхта «Заря» и её экипаж.

После знакомства с норвежскими судами, Толль по рекомендации Фритьофа Нансена, остановил свой выбор на китобойном барке «Гаральд Харфагер», который после покупки по предложению президента Академии наук был переименован в яхту «Заря». Этот тип судна обладал повышенной крепостью корпуса изготовленного из толстого мореного дуба и высокой сопротивляемостью к сжатию льдами. Яхта имела прекрасные мореходные качества и хорошую остойчивость. Судно, подвергли существенной реконструкции: на палубе устроили специальную надстройку с семью каютами и комфортабельной кают-компанией для ученых; на носу теплый кубрик для команды, камбуз и баню, а в машинном отделении жилые помещения для четырех машинистов. На корме и шканцах (часть верхней палубы между грот и бизань мачтами – С.А.), соорудили помещения научных лабораторий. В октябре 1899 года после тщательного осмотра «Зари» представителями норвежского бюро «Веритас», судну был выдан аттестат дальнего плавания сроком на три года.

Недостатка в желающих принять участие в экспедиции не было. «Мною, – с удовлетворением отмечал Толль в докладе членам Географического общества, – было получено, около сорока предложений из Западной Европы и больше всего из России. Между ними были представители разных сословий, начиная от священника до ветеринарного врача». Отбор кандидатов был чрезвычайно строгий. Учитывались не только здоровье, психологическая устойчивость, профессиональные навыки, научные способности, но и нравственные качества. После ряда совещаний и тщательных обсуждений каждой кандидатуры Президент Императорской Академии наук великий князь Константин Константинович 10 марта 1900 года своим приказом утвердил следующий состав:

– начальник экспедиции: сорокадвухлетний геолог и географ Эдуард Васильевич Толль;

– командир экспедиционного судна «Заря»: тридцатисемилетний лейтенант российского флота Николай Николаевич Коломейцев. Опытный морской офицер, несколько лет, проплававший на судах Главного гидрографического управления в Белом море и в устье Енисея;

– геодезист и метеоролог: двадцативосьмилетний лейтенант российского флота Федор Андреевич Матисен Участник экспедиции 1899 года на остров Шпицберген;

– гидролог и магнитолог: двадцатишестилетний лейтенант российского флота Александр Васильевич Колчак, трижды (с 1895 по 1899годы) побывавший в кругосветных плаваниях;

– зоолог экспедиции: старший зоолог Зоологического музея Академии наук тридцатишестилетний Алексей Андреевич Бялыницкий-Бируля, не один год проработавший на биологической станции Соловецких островов в Белом море, участник экспедиции на Шпицберген в 1899 году;

– астроном и второй магнитолог: двадцативосьмилетний преподаватель физики, кандидат физико-математических наук Фридрих Георгиевич Зееберг. Он соглашался идти в плавание даже кочегаром, если ему не нашлось бы иного применения в экспедиции;

– врач-бактериолог и орнитолог: доктор медицины Дерптского университета тридцатишестилетний Герман Эдуардович Вальтер. В научно-промысловой экспедиции 1899 года под начальством профессора Н. М. Книповича исследовал Мурманское побережье и плавал к Новой Земле.

Команда «Зари» была укомплектована опытными полярниками: боцманом Никифором Бегичевым и старшим механиком Эдуардом Огриным; бывалыми матросами рулевыми: Семеном Евстифеевым, Сергеем Толстовым, Алексеем Семяшкиным (заменен впо­следствии Петром Стрижевым), Иваном Малыгиным (заменен впоследствии Степаном Расторгуевым), Василием Железняковым, Николаем Безбородовым; машинистом Балтийского флота Эдуардом Червинским; кочегарами: Иваном Клугом, Гавриилом Пузыревым, Трифоном Носовым и шеф поваром столичного ресторана Фомой Яскевичем.

Характеры

Эдуард Васильевич, обладая острым аналитическим умом, природной интеллигентностью и опытом труднейших полярных экспедиций предполагал, и надо сказать имел на то основания, что экипаж «Зари» оптимален по количеству участников (двадцать человек) и безупречен по психологической совместимости. Ведь каждый отправлялся в трудный вояж осознанно и добровольно, а, следовательно, готов беспрекословно выполнять все поручения и приказы начальника экспедиции. И это было бы несомненным, если бы не один существенный нюанс: – экспедиция уходила в неизведанность на судне. И в этом случае руководитель должен либо сам быть отменным моряком способным обеспечить безопасное плавание в тяжелейших условиях полярных морей, либо безоговорочно доверить эту роль, профессионалу не вмешиваясь в его действия и не опекая излишним вниманием.

Толль не был моряком. И в то время как на норвежской верфи Колин Арчер командир «Зари», лейтенант Николай Коломейцев дотошно вникал во все тонкости ремонтных работ, готовя судно к тяжелым испытаниям, начальник экспедиции, выступая 29 марта 1900 года на заседании Географического общества, безапелляционно провозглашал: «Я придерживаюсь вполне мнения, высказанного А.Ф. Миддендорфом, по которому надо смотреть на судно как на временное жилище и склад продовольствия. Это судно должно везти экспедицию возможно дальше к северу, но должно быть ею оставлено в случае крайности...».

С кадетов приученный к трепетному отношению к кораблю, Николай Коломейцев не мог разделять подобные суждения начальника экспедиции. Того же мнения держались лейтенанты Федор Матисен и Александр Колчак. Правда, по молодости, открыто на сей счет не высказывались и в полемику с начальством не вступали, однако сокровенное поверяли своим дневникам. «… Начальник экспедиции, – пишет, например, Матисен, – не имеет права покидать судно и личный состав экспедиции. Пример Нансена не может служить оправданием для такого поступка, так как, несмотря на исключительно счастливое окончание экспедиции, он в принципе заслуживает порицания».

В силу своей сухопутной сути, Эдуард Васильевич не мог постичь и логику непреложного морского закона: офицер, назначенный командиром корабля, не важно какого, хоть разъездного катера, будет следо­вать Морскому уставу, по которому он в море для команды, включая и офицеров – пер­вый после Бога. Он несет полную меру ответственности за судьбу и безопасность всех находящихся на борту. Искрой запалившей опасный конфликт явился на первый взгляд чисто технический вопрос, под каким флагом следовать в экспедицию? Коломейцев считал, что «Заря» должна нести военно-морской Андреевский флаг, поскольку основу экипажа составляют военные моряки (три лейтенанта, боцман, старший механик, четыре машиниста и шесть матросов). Он твердо придерживался мнения – под военным флагом командиру проще организовать четкую службу и уставной порядок на судне, что не маловажно для поддержания высокого морального духа и работоспособности экипажа в условиях многомесячного арктического плавания. Толль же настоял, чтобы судно шло под флагом Невского яхт-клуба.

Понимая сложность складывающейся ситуации, Николай Николаевич Коломейцев, в канун отплытия из Петербурга в присутствии президента Академии наук поставил вопрос о точном определении его полномочий на исследовательском судне. Наспех составленная инструкция ничего не прояснила и в трудный поход оба руководителя ушли с нарастающей неприязнью друг к другу. В последствии, анализируя трагический исход грандиозно задуманной экспедиции, Александр Колчак, точно расставил акценты в отношениях начальник экспедиции – командир судна.

«Начальник полярного или арктического предприятия,– писал он в своих воспоминаниях, – конечно, должен иметь полную власть над всеми частями его и участниками; но власть тогда только власть, когда она существует реально; власть же юридическая в подобных делах бессмысленна и является на практике совершенной фикцией. Какую фактическую власть может иметь на корабле человек, не мо­гущий ни определиться, ни вести счисления, отдать якоря, дать ход машине, править рулем и не знающий всей той массы очень простых и органически привычных для моряка вещей? Конечно, раз судно плавает, фактически начальни­ком его и всех, кто на нем находится, является командир, как лицо компетентное во всех вопросах, связанных с плаванием и жизнью корабля. Смешно читать, например, в отчетах Толля выражения: «Я снялся с якоря» или «Я изменил курс», когда это «я», вероятно, не сумел бы выходить якоря и даже скомандовать рулевому, чтобы привести судно на желаемый румб».

Кстати, по этому поводу Николай Коломейцев однажды, не выдержав мелочной опеки Толля, прямо высказал начальнику экспедиции, что как только тот начинает командовать на ходовом мостике, так судно тут же садится на мель...

Оба руководителя по-разному оценивали и своих подчиненных. Толлю, например, военный гидрограф нравился: «Колчак не только лучший офицер, но он также любовно предан своей гидрологии… Научная работа выполнялась им с большой энергией, несмотря на трудность соединить обязанности морского офицера с деятельностью ученого…», а у Коломейцева лейтенант вызывал горечь: « Колчак на всякую работу, не имеющую прямого отношения к судну, смотрит, как не неизбежное зло, и не только не желает содействовать ей, но даже относится к ней с какой-то враждебностью».

Подчеркнутая неприязнь начальников не могла не отразиться на настроении экипажа, не способствовала и доверительному отношению членов экспедиции друг к другу. Командир яхты, чтобы не провоцировать ненужных обострений с Толлем во время неизбежных встреч в кают-компании, так распределил судовые вахты между офицерами, что обычно обедал, завтракал и ужинал в одиночестве.

...А жизнь требовала оперативно решать множество больших и малых вопросов. Так вскоре к проблеме неустранимой течи корпуса, обнаруженной ещё в Баренцевом море, добавилась проблема топлива для машины. Шхуна с тремястами тоннами угля, предназначенными для пополнения запася «Зари», получив пробоину в районе острова Вайгач, не смогла прибыть в Югорский шар и экспедиция могла рассчитывать лишь на тот уголь, что имелся в трюмах при выходе из Александровска на Мурмане.

...Противные ветры, малые глубины, битый шхерный лед и долгие плутания в лабиринте Таймырского архипелага, безжалостно съедали скудные запасы и «угольный голод» при постановке «Зари» на первую зимовку стал реальным. После недолгих раздумий, Толль решает отправить на материк для организации угольных депо в районе Диксона и на острове Котельном командира «Зари» дав ему в спутники опытного полярника Степана Расторгуева. Это решение уже само по себе вызывает удивление: ответственейшая пора для судна и экипажа – ремонт, организация зимовочного быта, вахт, подготовка к предстоящей трудной навигации и командира списывают на берег! При этом сам руководитель экспедиции готовится убыть с корабля в длительную научную поездку на материк, возложив все заботы на двух лейтенантов, не имеющих опыта арктических плаваний и зимовок...

Однако, Эдуард Васильевич неожиданно отменяет свою поездку на Хатангу, к которой упорно и обстоятельно готовился. Истина такого внезапного решения проскакивает в его дневниках. «...Мне, – откровенничает Толль, – представляется рискованным покинуть «Зарю», нет уверенности в том, что здесь все будет протекать благополучно, и неизвестно, как сложится в мое отсутствие работа на зимовке». Более того, теперь он уже не считает вопрос об угле наиважнейшим: «Решение угольного вопроса в этом году ещё терпит, так как угольная база на Котельном вряд ли может быть устроена ранее 1902 года...». Но решения отправить Коломейцева с судна, не отменяет. И снова возвращается к экспедиционной атмосфере: «Меня все больше беспокоит мысль, что мое присутствие абсолютно необходимо здесь не только как начальника, но и как посредника между двумя различно настроенными элементами в составе нашей экспедиции. Стало быть, я должен остаться и многое должно быть реорганизовано!».

Какую реорганизацию имел в виду Толль не ясно, поскольку никаких существенных изменений в жизни соплавателей не произошло. А вот появившиеся признаки цинги у нескольких членов экипажа, падеж собак - основного транспортного средства, общая меланхолия и унылость, навеянные суровой полярной зимой, неопределенностью положения и неясностью перспектив явно проявляются у большинства подчиненных и окончательно лишают начальника экспедиции покоя. Уж на что тертый в многолетних сибирских скитаниях Степан Расторгуев, и тот не выдерживает. Однажды он явился к Толлю, с которым давно знаком по совместным экспедициям, и потребовал рассчитать его или хотя бы предоставить краткосрочный отпуск!..

Барон Толль фанатично верил в свою звезду, верил, что с ним ничего страшного случиться не может. И именно эта вера помогала ему в критический момент мобилизовать волю и поднять дух отчаявшихся людей... Причиной всех бед он считал Коломейцева. Под благовидным предлогом организации береговых угольных баз Толль дважды посылает в неизвестность своих подчиненных, и дважды не найдя дороги на Хатангу, Коломейцев с Расторгуевым возвращаются, к великому неудовольствию начальника экспедиции. Коломейцев снова пытается убедить строптивого барона, что затеянное им предприятие не выполнимо. В условиях бездорожья, дикости мест, организация двух депо потребует огромных материальных затрат, на что вряд ли согласится Академия, но даже если средства и будут выделены, доставка угля затянется на неопределенное время, совершенно не приемлемое для экспедиции. Но Толль стоит на своём. И даже разумное предложение Коломейцева: уж если делать склад угля, то, прежде всего на острове Котельном, чтобы обеспечить выполнение научной программы в следующую навигацию, а потом думать о втором складе на Диксоне, который потребуется (если потребуется вообще) лишь при возвращении «Зари» на Мурман, отвергает без обсуждения.

...И тут выясняется, что барона интересует не столько уголь, сколько боязнь, что Коломейцев, как его обязывает долг командира судна, выполнив задание, возвратится на «Зарю». Этого он допустить не мог. Ведь уже 3 февраля 1901 года едва собачья упряжка с Коломейцевым и Расторгуевым в первый раз покинула яхту, он в судовой роли, распределяющей обязанности личного состава экспедиции, утвержденной президентом Академии наук, делает запись: «Вместо лейтенанта Н.Н. Коломецева я назначил лейтенанта Ф.А. Матисена командиром яхты «Заря». Таймырский залив, 76⁰8^´ с.ш., 95⁰6^´в.д. 21.01 – 3.02.1901.Э. Толль», а в дневнике появилось любопытное признание: «Наконец свалилась забота! Я вздохнул свободно и почувствовал себя моложе на много лет. Теперь начинается новая жизнь...».

Экипаж искренне сопереживал изгнанному командиру. «Ссоры с Коломейцовым внешне не было, – пишет Колчак, – и отослан он был вроде по необходимости – обеспечить для «Зари» угольные склады, но все догадывались, что дело глубже. Когда второй раз Коломейцов с Расторгуевым вернулись обмороженные, не найдя дороги, все высыпали на лед встречать их, один барон Толль ушел мрачный в каюту. И снова отослал, другой дорогою. Списал на берег. А в каюте Коломейцова собак поселил. В результате «Заря» осталась без командира и без угля»...
...Но вот тревожная первая зимовка закончилась. Льды расступились, и Толль приказал новому командиру «Зари» лейтенанту Федору Матисену не мешкая идти севернее Новосибирских островов в точку предполагаемой Земли Санникова, до которой как он считал не более четырёхсот пятидесяти морских миль. Первого сентября 1901 года «Заря» обогнула мыс Челюскин, и вошла в воды моря Лаптевых, не встретив льда. Барон ликовал. Он уже предвкушал встречу со своей мечтой...
...Странные кульбиты иногда выделывает человеческая судьба. Многоопытный Эдуард Толль, настолько был увлечен призраком Земли Санникова, что не внял своему же рассудку, когда, возвратившись после санных поездок по Таймырскому полуострову, совершенно точно предсказал существование на север от мыса Челюскина большого архипелага: «Полагаю,– записывает он 29 октября 1900 года в дневнике,– простирание пластов полуострова Челюскина прослеживается на север. В этом направлении следует ожидать еще островов, быть может, не менее многочисленных, чем в Таймырских шхерах!». Фиксирует как факт и... не предпринимает никаких усилий, чтобы его проверить. А ведь всего-то в тридцати милях на север по меридиану мыса Челюскин лежала обширная неизведанная земля, открытие которой принесло бы ему не мифическую, а реальную славу... но он предпочел погоню за призраком.

Архипелаг Северная Земля (первоначальное название Земля Николая II), а именно о ней идет речь, была открыта тринадцать лет спустя экспедицией Б.А. Велькицкого на ледокольных транспортах «Таймыр» и «Вайгач».

А между тем, вода в трюмах доходила до 70-ти сантиметров. Помпы вышли из строя. Люди выбивались из сил, вручную откачивая воду. Запасы угля катастрофически уменьшались. Матисен докладывает начальнику экспедиции о крайне тяжелой ситуации, настаивая, на следовании к острову Котельному для срочного ремонта. Толль молча выслушивает доклад, и дает команду – иди к острову Беннета в надежде с его скалистых берегов разглядеть Землю Санникова и объявляет экипажу: «Премирую того, кто первый заметит землю!»

В 7 часов утра 11 сентября 1901 года вахтенный рулевой из «вороньего гнезда» разглядел землю. Сомнений не было это остров Беннета. Толль немедленно ставит капитану задачу:

1. Высадиться на острове Беннета на 1-2 дня. За это время команде произвести ремонт котла, а научным сотрудникам выполнить весь комплекс наблюдений и заложить склад продовольствия.

2. На берегу Беннеты оставить партию для поиска подходящей гавани для зимовки «Зари», а яхте продолжить плавание на северо-восток насколько позволят льды.

3.Если земля Санникова не будет открыта или там не окажется удобной гавани для стоянки, то «Заря» возвращается на остров Беннетта.

Но задуманное осуществить не удалось. Туман и подступавшие льды сделали пребывание судна в этом районе опасным. Толль выжидает, не принимая никакого решения. Уголь тает, и офицеры все настойчивее высказываются за остановку машины. Наконец 13 сентября 1901 года в 6 часов начальник экспедиции сообщает своё решение: от достижения острова Беннетта на «Заре» отказаться и идти снова к долготе предполагаемого места нахождения Земли Санникова. Если там (он не сомневался, что откроет эту землю) зимовка окажется неудобной, спуститься на юг в Нерпичью губу на острове Котельном.

Ночь на 15 сентября 1901 года прошла беспокойно. Под утро в каюту начальника экспедиции прибыл Матисен и доложил, что ледовая обстановка стала угрожающей. В любой момент судно может быть затерто льдами. Машина повреждена и нуждается в срочном ремонте... «Ввиду этого, – сообщает он начальнику экспедиции, – я принял решение идти на Котельный». Толль пребывает в подавленном состоянии, отмечая в дневнике «Планы на будущее гнетут мое сознание. Третий год плавания кажется мне предрешенным». И вновь возвращается к попытке достижения очаровавшей его земли: «после того как положение Земли Санникова будет установлено предварительными санными поездками, во время зимовки можно будет до нее добраться туда даже при господствующих туманах. Высадку на берег можно рассчитывать осуществить только после длительного выжидания благоприятного момента до наступления более низких температур и более коротких дней».

Встреча с Воллосовичем обрадовала барона. У него тут же возник новый план: не дожидаясь зимовки, разобрать добротно сложенный Волоссовичем дом-поварню, погрузить его на «Зарю» взять с собой тридцать ездовых собак, двух промышленников из партии Волоссовича и вместе с зоологом экспедиции Алексеем Бирулей отправиться на остров Беннетта. Там высадиться на зимовку, а «Заре» возвратиться на остров Котельный для ремонта и подготовки к следующей навигации. Но тут не выдержал обычно всегда покладистый капитан «Зари». В категорической форме он заявил Толлю, что корпус и машина судна находятся в плачевном состоянии и за те шесть дней, что отвел начальник экспедиции подготовиться к выходу в море не возможно. К тому же экипаж измотан физически и подавлен морально. У многих появились явные признаки неврастении и ревмокардита, результат пребывания в постоянной сырости и переохлаждения (средняя температура в жилых помещениях «Зари» никогда не превышала +7-9^о С). Выслушав доклад, Толль принимает решение: «Учитывая общее положение, утомление экипажа и болезненное состояние Вальтера и Зееберга, у которых сильно опухли ноги (верный признак сердечной недостаточности), а, также принимая позднее время года, готовиться к зимовке в лагуне Нерпалах острова Котельного».

Итоги второй навигации, были неутешительными. За 25 суток плавания от Таймырского архипелага до Котельного, было всего лишь 15 ходовых дней. Остаток угля составил 75 тонн.
... Смерть доктора Вальтера 3 января 1902 года, потрясла Эдуарда Толля. А между тем эта смерть была предсказуема. Ещё во время первой зимовки у доктора проявились серьезные признаки ревмокардита и Толль, как начальник экспедиции, уже тогда обязан был принять меры для отправки больного на материк. Но он этого не сделал, хотя в своих дневниках не раз отмечал:

«Что же мне предпринять с доктором? Сложить руки и ждать, пока помощь окажется запоздалой? Или же предпринять немедленно все, что в моих силах, чтобы обеспечить врачебную помощь для него и в худшем случае замену на обратное плавание?». Благородные терзания окончились тем, что доктора не стало...

На экипаж кончина Германа Эдуардовича подействовала удручающе, а у Константина Волоссовича, много перестрадавшего в ссылке (за политическую деятельность он в 1900 году был сослан Царским правительством в Восточную Сибирь), чувство безысходности переросло в тяжелую форму неврастении, и встал вопрос о его немедленной эвакуации на материк. Толль пребывая в прострации, записывает в дневник: «Я не в состоянии описать всю бесконечную печаль, которую все эти дни переживаю. Мне нужно уехать!». И уже 15 января у него готов план: «не позднее как через две недели при благоприятной погоде я отправляюсь вместе с Волоссовичем навстречу почте, но не дальше первого жилья на побережье. Оттуда я вернусь на Ляховский остров, обследую его западный полуостров... переберусь на Столбовой и потом на Бельковский остров, а затем вернусь обратно сюда»

Эта поездка растянулась более чем на три месяца, не сделала чести руководителю экспедиции покинувшего свой коллектив в тяжелые минуты отчаяния и скорби. А он, едва ступив на борт судна, объявил своим подчиненным о начале подготовки двух санных экспедиций. На Новую Сибирь, во главе с зоологом Алексеем Бирулей и тремя каюрами, и на остров Бенннета, куда намеревался отправиться сам в сопровождении астронома Федора Зееберга и двух якутов Василия Горохова и Николая Дяконова.

Но тут стряслась новая напасть. Вирусная респираторная инфекция, которую завез с материка начальник экспедиции, одного за другим выводила из строя ослабленных долгой полярной зимовкой людей. Кроме того, у большинства из-за чрезмерных психических нагрузок развилась вялость и апатия, реальной становилась угроза массовой неврастении. Несмотря на это Толль упорно придерживается намеченного плана. В его дневнике читаем: «Я сгораю от нетерпения достигнуть намеченной цели. Дорога домой лежит только через ту далекую гавань, которая называется Землей Беннета, чтобы с ее вершины увидеть мечту многих лет жизни – таинственную Землю Санникова».

...Первым 11 мая 1901 года покинул «Зарю» зоолог Алексей Андреевич Бялыницкий-Бируля с тремя каюрами отправившийся на остров Новая Сибирь. Согласно намеченному плану, там он должен был построить поварню и до прихода «Зари» проводить научные исследования по географии, зоологии, ботанике. Однако, прощаясь, командир яхты, предупредил ученого, что операция по снятию его партии с острова маловероятна из-за изношенности корпуса «Зари», нехватки угля и вполне вероятной тяжелой ледовой обстановки у берегов Новой Сибири. Федор Андреевич, рекомендовал Бируле, к которому всегда относился с большой симпатией, не уповать на радужные планы начальника экспедиции, а заранее готовиться к самостоятельному возвращению на материк после замерзания Благовещенского пролива. Командир яхты оказался прав. Тяжелые паковые льды не позволили «Заре» подойти к Новой Сибири, чтобы снять партию Бирули. Вняв советам командира яхты, Алексей Андреевич, как только стало ясно, что «Заре» не пробиться к острову, упаковал собранные коллекции и 5 декабря вместе со своими спутниками покинул остров. Через три недели 28 декабря путешественники благополучно прибыл в Казачье на реке Яна. Расплатившись с каюрами, Бируля выехал в Петербург.

Рекогносцировочные поездки Федора Матисена к северным берегам островов Котельного и Фадеевского с целью обнаружить на горизонте контуры призрачной земли оказались бесплодными. К неутешительному докладу командира «Зари» Толль отнесся, сдержано ... Мысли его уже давно были далеки от повседневных дел. Он с утроенной энергией готовиться к отъезду: приводит в порядок документацию экспедиции, пишет родным письма, корректирует дневниковые записи и готовит инструкции командиру «Зари».

Федор Матисен с горечью констатирует: «Как только Толль принял решение идти на остров Беннета с Зеебергом и двумя каюрами Дьяконовым и Гороховым, с этого момента ему сделалось все окружающее безразлично. Он весь ушел в свои байдары, две нарты и двух якутов...».

Одолеваемый недобрыми предчувствиями, Толль всей душой стремился к своей заветной мечте, не очень-то веря в возможность её осуществления. «Мне нужен один только ясный день, – повторяет он в кают-компании, – чтобы с вершины острова Бенннета осмотреть северный горизонт» и всё больше сомневается в своих физических силах осуществить задуманное. Так 26 апреля, вернувшись из экскурсии на северо-западный берег Котельного и вновь не увидев Земли Санникова, он с горечью записал: «... мне трудно передвигаться; долго ли выдержит сердце...». И чтобы отвлечься от мрачных мыслей, углубился в изучение литературы по оледенению Норвегии и по генетике ледниковых долин.

Не менее чем начальник экспедиции были удручены предстоящей поездкой в неизвестность промышленники Николай Дьяконов и Василий Горохов. В качестве проводников они не годились, но Толль высоко ценил их как опытных каюров и искусных охотников. Он допускал, что вид открытой воды может испугать якутов и если страх перед полыньей станет для них не преодолим, намеревался отправить их обратно в лагерь «Зари». Четвертый участник рискованного предприятия двадцативосьмилетний преподаватель физики, кандидат физико-математических наук Фридрих Зееберг в откровенной беседе с Толлем, подтвердил своё намерение участвовать в задуманном путешествии, ни смотря, ни на какой, даже самый трагический исход.

Незадолго до отъезда новый доктор Катин-Ярцев освидетельствовал Зееберга, Горохова и Дьяконова. Толль от освидетельствования отказался, сказав, что чувствует себя вполне здоровым и, грустно улыбнувшись, добавил: «Все зависит от счастья быть или не быть! Зайдет за нами «Заря» или же нет? Если «Заря не зайдет, тогда мы с Зеебергом проведем с пользой зимовку на острове Беннета».

После этого разговора он вызвал в каюту Матисена и вручил ему два документа: «Инструкцию командиру яхты «Заря» и запечатанный пакет с надписью «Открыть в случае гибели экспедиционного судна и возвращении без меня экипажа на материк или в случае моей смерти», а также доверенность на пользование открытым на его имя кредитом, чтобы доставить членов экспедиции на родину.

В Инструкции подробно излагался план действий командира яхты по снятию партии Бирули с Новой Сибири и Толля с острова Беннета. В нем, в частности, указывалось: как только остаток угля в трюмах «Зари» станет равным 15 тонн, командир обязан прекратить попытки забрать исследователей на борт судна, повернуть на юг и доставить экипаж и имущество экспедиции на материк. А если ледовая обстановка не позволит сделать и этого, то оставить яхту в Нерпичьей губе и по льду обычным маршрутом вывести экипаж к зимовью в устье Лены.

В Пакете находилось последнее распоряжение командиру яхты «Заря»: «Поручаю Вам весь личный состав Русской Полярной экспедиции, ученый персонал и судовую команду доставить на яхте «Заря» или другим, указанным мною в инструкции от 19 мая путем до сибирского берега и дальше на родину и передаю Вам на тот случай, если Вам не удастся снять меня с острова Беннета, или в случае моей смерти, все права начальника экспедиции., Э. Толль. «Заря», Нерпичья губа, 30 мая 1902 г.»

Тревожную ночь накануне отъезда, Эдуард Васильевич провел за чтением писем от родных и друзей. «В письмах, – отмечает он в дневнике, – опять много выражений уверенности в моих силах и в успехе дела. Но напрасно все так думают – у меня нет больше сил! Остается только надеяться, что общее доверие и любовь должны подкрепить меня и влить новую энергию... Что должно свершиться, то сбудется!».

...Вечером 5 июня 1902 года отважные путешественники на двух собачьих упряжках груженных имуществом, продовольствием и каяками покинули яхту «Заря». Они ушли навсегда с верой в мечту, надеждой на удачу и любовью к своим родным и близким...

Разные судьбы

С отъездом Эдуарда Толля на остров Беннета, фактически прекратила свое действие Русская полярная экспедиция. После её трагического завершения из семи обитателей уютной кают-компании яхты «Заря» в живых осталось четверо, но судьбы их, как и погибших в полярной непроглядности товарищей, оказались тоже печальными.

Николай Николаевич Коломейцев человек чести и долга, выполнил приказ начальника экспедиции – заложил базу на Диксоне, заботливо укрыв в специально построенном дощатом складе 105 тонн отличного угля закупленного в Красноярске и лично им проверенного на качество. О высоких организаторских способностях списанного командира «Зари» говорит тот факт, что на всю морскую часть этой трудоемкой операции он затратил всего трое суток и один час!

Выполнив первую часть приказа, он 5 октября 1901 года выезжает в Якутск для организации второго склада на острове Котельном. Там выяснилось, что в Академию наук поступил отчет Эдуарда Толля о плавании «Зари» от Таймырского пролива до острова Котельного, из которого следовало, что на борту судна на 24 сентября 1901 года, момент постановки на вторую зимовку в Нерпичьей губе, имеется 75 тонн угля. На основании этого комиссия по снаряжению Русской полярной экспедиции сочла не целесообразным организовывать угольную базу на Котельном, так как стоимость доставки туда угля превышала стоимость самой яхты «Заря». Начальнику экспедиции предписывалось сократить программу научных исследований так, чтобы, не задаваясь целью возвращения морским путем в Европу, не позднее лета 1902 года, окончить свое плавание в устье Лены, откуда отправить весь экипаж и научных сотрудников в Петербург. Если подвести к берегу «Зарю» окажется невозможным, то личный состав экспедиции осенью по льду вывести на материк. А лейтенант Коломейцев, не мешкая, выехать из Якутска в Петербург для отправки на Балтийский флот.

В 1902-1904 годах Николай Николаевич командовал ледоколом «Ермак». Затем были Дальний Восток и Цусимское сражение. С риском для корабля и команды командир эсминца «Буйный» капитан 2-го ранга Николай Коломейцев снял с погибающего эскадренного броненосца «Князь Суворов» командующего 2–й Тихоокеанской эскадры вице - адмирала З. П. Рожественского и его штаб. Уже в мирное время, после окончания академии, Николай Николаевич командовал яхтой «Алмаз» и линкором «Слава». Старый холостяк каперанг Коломейцев женился только в 42 года на Нине Дмитриевне Набоковой, родной тетке Владимира Набокова, став­шего известным писателем. Чин контр-адмирала получил в 1913 году, а за две недели до октябрьского переворота стал вице-адмиралом. После революции был арестован большевиками и заключен в Петро­павловскую крепость. В конце 1918 года бежал в Финляндию по льду Финского залива. Затем эмигрировал во Францию, где в 1944 году семидесятисемилетнего старика, в только что освобожденном от фашистов Париже, сбил американский грузовик. Свой упокой отважный мореход нашел на парижском кладбище Сен-Женевьев де Буа.

Федор Андреевич Матисен убедившись в тщетности отчаянных попыток снять партии Бирули и Толля с арктических островов, повернул яхту «Заря» на юг, только тогда, когда в трюме оставалось около девяти тонн угольной трухи перемешанной со льдом. Потом Матиссен участвовал в спасательной операции партии Толля, организованной Академией наук под руководством Александра Колчака. 22 августа 1903 года семнадцать смельчаков на вельботе благополучно добрались до острова Бнннета, но людей на острове не было. На мысе Эммы нашли бутылку с тремя записками. В одной из них указывалось место нахождения коллекций и ящиков с документами. Когда вскрыли обшитый парусиной ящик, то обнаружили четвертую, последнюю записку Эдуарда Толля: «Прошу доставить настоящий документ президенту Академии наук в С-Петербурге». Она заканчивалась словами: «Отправимся сегодня на юг. Провизии имеем на 14–20 дней. Все здоровы. 76^O 38^’ φ 149^O42^’ λ. Губа Павла Кеппена о-ва Беннета 26.X/8.XI 1902г. Э. Толль»

Коллекции и документы были доставлены в Петербург. Комиссия Академии наук назначила две премии: 5000 рублей тому, кто обнаружит партию Толля и 2500 рублей, тому, кто первый укажет несомненные следы пребывания смельчаков. Но разгадать тайну исчезновения партии Эдуарда Толля никому не удалось, и премии остались невостребованными...

По прибытии в Петербург Федор Андреевич Матисен был откомандирован на Балтийский флот, где вступил в командование миноносцем №110. С началом русско-японской войны в составе 2-й Тихоокеанской эскадры Рождественского в должности старшего штурмана крейсера «Жемчуг» перешел с Балтики на Дальний Восток и участвовал в Цусимском сражении.

В 1907 году судьба еще раз свела вместе Николая Коломейцева, Федора Матисена и Александра Колчака. Бывшие лейтенанты «Зари» участвовали в составлении плана и программы для предстоящей гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана на пароходах «Таймыр» и «Вайгач». А в 1909 году гидрограф-геодезист капитан 2 ранга Ф. А. Матисен, был назначен командиром «Таймыра». Но случившееся ЧП в машинно-котельном отделении прервало карьеру офицера Матисена. Его списали на берег. Октябрьскую революцию Федор Андреевич встретил в Петрограде. Далекий от политики неутомимый сорокавосьмилетний исследователь весной 1920 года возглавил гидрографическую экспедицию Иркутского управления водного транспорта к устьям рек Лены и Оленек. По окончании полевого сезона занимался обработкой собранных материалов, обосновывал необходимость строительства морского порта в бухте Тикси, планировал поездку в Петроград, но, заболев сыпным тифом, 9 декабря 1921 года скончался в Иркутске. Место погребения его не известно...

Александр Колчак, по окончании поисков Толля на острове Беннета, был переведен на Дальний Восток, где разворачивалась кровавая морская драма. Затем были Балтийский и Черноморский флоты, Белое движение в Сибири, разгром армии под его командованием и арест большевиками. По приговору Иркутского Ревкома сорокашестилетний адмирал Александр Васильевич Колчак был расстрелян 7 февраля 1920 года. По одной версии это произошло у проруби сибирской речушки Ушаковки, небольшого притока Ангары, по другой во дворе иркутской тюрьмы.

Алексей Андреевич Бялиницкий-Бируля, по возвращении в Петербург посвятил себя научной деятельности в области морфологии и зоогеографии беспозвоночных животных. Во время партийной чистки в академических кругах, он, будучи директором Зоологического музея Ленинградского государственного университета, вступился за своего сотрудника и поплатился. Его отстранили от должности, а 16 ноября 1930 года арестовали. Тройкой ОГПУ при ЛВО 10 февраля 1931 года Бялиницкий-Бируля был осужден на 3 года лагерей. Срок отбывал в Белбалтлаге. Его исключили из Членов корреспондентов Академии наук, а опубликованные труды отправили в спецхран. После возвращения из лагеря в научных учреждениях не работал. Имеются сведения, правда, документально не подтвержденные, что вскорости после освобождения, Алексей Андреевич вновь был арестован и расстрелян как враг народа...

...А яхта «Заря» послушная воле своего командира, 12 сентября 1902 г. стала на вечный якорь у не­большого острова Бруснева в устье Лены. Осиротевшую «Зарю» оставили под присмотром промышленника И.И. Торгерсена, жившего неподалеку на побережье. Экипаж «Зари», имущество и научные материалы экспедиции, собранные на Таймыре и Новосибирских островах отправили в Иркутск на пароходе «Лена». Но и тут не обошлось без трагедии: разряжая винтовку, матрос Безбородко произвел случайный выстрел разрывной пулей, тяжело ранив кочегара Носова. Спасти его не удалось, 23 сентября Носов умер в пути...

В 30-е годы прогнивший корпус не выдержал, вода заполнила все помещения, и яхта ушла на дно, унеся с собой память об отважных мореходах...
ПРИМЕЧАНИЕ
Сведения о публикации очерков в периодической печати
Часть I Люди и судьбы

Неизвестный Вернадский: газета Черноморского флота «Флаг Родины» №14 (25847) 26.01.2008; №15 (25848) 27.01.2008; №16(25849) 28.01.2008; №18 (25851) 01.02. 2008; №19 (25852) 02.02.2008; №20 (25853) 05.02.2008

Лукавый царедворец: «Три судьбы» – газета Черноморского флота «Флаг Родины» № 92 от 27.05.2007; №94 от 30.05.2007; №95 от 31.05.2007; №96 от 01.06.2007. «Две судьбы, разделенные двумя веками» – ж. «Наука и жизнь» № 1, 2008.

Панасовский бунтарь: «Три судьбы» – газета Черноморского флота «Флаг Родины» № 92 от 27.05.2007; №94 от 30.05.2007; №95 от 31.05.2007; №96 от 01.06.2007. «Две судьбы, разделенные двумя веками» – ж. «Наука и жизнь» № 1, 2008.

Охотник за фагоцитами: «Три судьбы» – газета Черноморского флота «Флаг Родины» № 92 от 27.05.2007;№94 от 30.05.2007; №95 от 31.05.2007; №96 от 01.06.2007. «Охотник за фагоцитами» – ж. «Будь здоров!» (Москва) №8, 2007.
Часть II Святыни морей

Маяки Леонтия Спафарьева: газета Черноморского флота «Флаг Родины» № 111 от 20.06.2006;№114 от 23.06.2006; №116 от 27.06.2006; №117 от 28.05.2006.

«Маяки Леонтия Спафарьева» – ж. «Север» № 11-12, 2006. «Две судьбы, разделенные двумя веками» – ж. «Наука и жизнь» №1, 2008.

Свет маяков: газета Черноморского флота «Флаг Родины» № 27 от 14.02.2007; №28 от 15.02.2007; №29 от 16.02.»007. «Маячное отражение Ставраки» – «Крымское время» № 140 от 13.12.2007. «Свет маяков» – ж. «Север» № 1-2, 2008

Маячное отражение. Антон Чехов: штрихи к портрету без ретуши: газета Черноморского флота «Флаг Родины» № 121 от10.07.2007; №122 от 11.07.2007. «Антон Павлович Чехов и маяки» – «Слава Севастополя» №147 от 14.08.2007. «Маяки Антона Че5хова» газета «Крымское время» №11 от 31.01.2008. «Маячное притяжение Антона Чехова» – ж. «Новый берег» №20, 2008.

Меценаты Рукавишниковы: «Рукавишниковы» – газета Черноморского флота «Флаг Родины» №108 от 11.06.2008. «Меценаты Рукавишниковы»–газета «Крымское время» №69 от 03.07.2008. «Братья Рукавишниковы» ж.«Будь здоров!» №7, 2008. «Маяк Рукавишниковой» – ж. «Будь здоров!» №8, 2008.

Заполярный остров: «Остров и корабли» – газета Черноморского флота «Флаг Родины» № 156 от 30.08.2005; №157 от 31.08.2005. «Остров и корабли» – ж. «Север» № 5-6, 2006. «На уровне сердца» –газета Черноморского флота «Флаг Родины» № 170 от 18.09.2007; №171 от 19.09.2007; №173 от 21.09.2007; № 175 от 25.09.2007; № 176 от 26.09.2007.

Кильдюинцы: «Остров и корабли» – газета Черноморского флота «Флаг Родины» № 156 от 30.08.2005; №157 от 31.08.2005. «Остров и корабли» – ж. «Север» № 5-6, 2006.

Такая странная война... : газета Черноморского флота «Флаг Родины» № 178 (25519)26.09.06; №179 (25520)27.09.06; №183 (25524) 03.10.06. Журнал «Север» №5-6 2007.