Том II филологические и юридические науки алматы — астана — баку — гродно — киев — кишенев — коламбия люденшайд — минск — невинномысск — ташкент — харьков — элиста 2010

1. Ожегов, С.И. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений / С.И.Ожегов, Н.Ю. Шведова. – 4-е изд.–М.: Азбуковник, 2001.– 944 с.

2. Крамник, А.Н. Курс административного права Республики Беларусь / А.Н. Крамник. – Минск: Тесей, 2002.–608 с.

3. Салищева, Н.Г. Внутренний и внешний контроль в системе аппарата государственного управления / Н.Г. Салищева // Государственный и общественный контроль в СССР / В.И. Туровцев [и др.]. – М.: Наука, 1970 г. – Гл. 4. – С. 166–191.

4. Разаренов, Ф.С. Административный надзор как способ предотвращения правонарушений / Ф.С. Разаренов // Советское государство и право.–1973.–№2.–С.34–40.

5. Попов, Л.Л. Административное право: учебник / Л.Л. Попов, Д.М. Овсянко, Ю.М. Козлов. – М: Юрист, 2002. – 697с.

6. Рябцев, Л.М. Административное право: учебное пособие / Л.М. Рябцев, Г.А. Василевич, А.Г. Тиковенко, Г.Б. Шишко и др.; под ред. Л.М.Рябцева. – Минск: Книжный Дом, 2007. – 320 с.

7. Бельский, К.С. Полицейское право/К.С. Бельский.–М: «Дело и Сервис», 2004.– 816 с.

8. Рябцев, Л.М. Административно-правовые проблемы обеспечения прав человека органами милиции: дис. … докт. юрид. наук: 12.00.14 / Л.М. Рябцев; Институт государства и права Национальной Академии наук Беларуси. – Минск, 2001.–252 с.

9. Мах, И.И. Административное право Республики Беларусь: курс лекций / И.И.Мах. – Минск: ГИУСТ БГУ, 2006. – 543 с.

Московская государственная юридическая академия им. О.Е. Кутафина, г. Москва, Россия

e-mail: iriska-anfiska@rambler.ru
Науч. рук.: Е.И. Козлова, д. ю. н., профессор
Конституционное законодательство, закрепляя базовые, основополагающие отношения, складывающиеся во всех сферах жизнедеятельности общества, прежде всего, должно оперировать ясными и точными понятиями, терминами, конструкциями. Безусловно, неоднозначность понятийного аппарата порождает проблему неправильного понимания и применения нормативных правовых актов.

Один из дискуссионных вопросов в этой области, связанный с необходимостью формирования комплексного термина для лиц, не имеющих гражданства Российской Федерации, является актуальным и практически значимым.

Современное российское право регулирует целую совокупность правоотношений, распространяющихся как на иностранного гражданина, так и на лицо без гражданства. Такие отношения, как правило, связаны с личными или социальными правами лиц, при которых принадлежность к гражданству иностранного государства не имеет значения. [1, с. 5] Более того, законодателем была сделана попытка определения интегрированного статуса вышеуказанных категорий лиц путем включения в понятие «иностранный гражданин» понятия «лица без гражданства», за исключением случаев, когда для последних установлены специальные правила. [2] Однако, подобная многоаспектность и дублирование понятий вряд ли целесообразны с точки зрения юридической техники.

В международной и национальной практике для обозначения лиц, не являющихся гражданами государства, нередко применяется термин «иностранец». Так, Декларация о правах человека в отношении лиц, не являющихся гражданами страны, в которой они проживают от 13 декабря 1985 г. определяет иностранца как любое лицо, не являющееся гражданином государства, в котором он находится. Кроме того, в статье 18 Международного Пакта о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г. и статье 25 Конвенции Содружества Независимых Государств о правах и основных свободах человека от 26 мая 1996 г. употребляется термин «иностранец» вместо терминов «иностранные граждане» и «лица без гражданства». Соглашением о сотрудничестве пограничных войск в сфере пограничного контроля в пунктах пропуска через границы государств-участников Содружества Независимых Государств с государствами, не входящими в Содружество от 25 ноября 1998 г. понятие «иностранец» определяется как «гражданин третьего государства, лицо без гражданства».

Иммиграционное законодательство Великобритании и США также использует обобщающее определение «иностранец»: в частности, Закон Великобритании 1981 г. «О гражданстве», Кодекс США 1952 г. «Об иммиграции и гражданстве». Закон Канады 2001 г. «Об иммиграции и предоставлении убежища» аналогично законодательству Великобритании и США объединяет иностранных граждан и лиц без гражданства единым понятием. [3, с. 6-7]

Последняя конституция бывшего СССР также не являлась исключением, объединив иностранных граждан и лиц без гражданства общим понятием. Так, в ст. 37 Конституции СССР 1977 г. указывались права и обязанности двух категорий лиц: иностранных граждан и лиц без гражданства, а уже в ст. 38 Основного закона применительно к праву убежища шла речь об иностранцах вообще, т.е. под иностранцами понимались и иностранные граждане, и лица без гражданства, поскольку право убежища предоставлялось обеим категориям указанных лиц. [4, с.108]

В юридической литературе рассматриваемую позицию поддерживает целый ряд ученых, таких как М.М. Богуславский, Л.Н. Галенская, С.С. Гридин.

Безусловно, в науке конституционного права были разработаны более узкие концепции, отождествляющие иностранца с иностранным гражданином (такой позиции придерживается, например, А.А. Рубанов); существует и такой нетрадиционный подход, который не относит постоянно проживающих в РФ иностранных граждан к данной категории (данный взгляд разделяет, например, Т.Н. Кириллова). Немало российских ученых вовсе не поддерживают сам термин «иностранец» и избегают его применения вследствие его неопределенности. [5, с.11-12]

Тем не менее, отсутствие правового закрепления рассматриваемого понятия в Конституции и действующем законодательстве Российской Федерации не помешало использовать его в подзаконных правовых актах: Указ Президента Российской Федерации от 17 июня 2008 г. № 977 «О порядке въезда в Российскую Федерацию и выезда из Российской Федерации лиц без гражданства, состоявших в гражданстве СССР и проживающих в Латвийской Республике или Эстонской Республике», одноименное Постановление Правительства РФ от 4 января 2001 г. № 4 «О порядке въезда в РФ, пребывания на ее территории и выезда из РФ лиц без гражданства, состоявших в гражданстве СССР и проживающих в Латвийской Республике, Литовской Республике и Эстонской Республике» и др.

Более того, указанные нормативные акты содержат в себе и такое понятие, как «неграждане». А.С. Кручинин обращает внимание на перспективность законодательного закрепления вышеуказанного термина, который уже начал внедряться в тексты международных договоров, в лексикон законодателя как обозначающий положение лиц, не обладающих гражданством Российской Федерации.

Так, в Европейской конвенции о гражданстве ETS № 166 от 6 ноября 1997 г. и Международной Конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации от 7 марта 1966 г. наравне с понятиями «граждане» и «лица без гражданства» употребляется понятие «неграждане». В постановлении Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации от 24 февраля 1995 г. № 555-I ГД «О гуманном отношении к нуждам населения Абхазии», постановлении Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации от 14 октября 2003 г. № 4441-III ГД «О заявлении Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации «В связи с грубыми нарушениями в Латвийской Республике прав человека и прав национальных меньшинств», термин «неграждане» был применен в соответствующем значении. Классификация, определяющая лиц как граждан Российской Федерации и неграждан, поможет исключить многозначность терминологии, существующей в законодательстве России. [1, с.7]

Однако, по мнению большинства теоретиков, институт неграждан - изобретение стран Прибалтики, это особый институт, ни в одной другой стране мира людей с таким статусом нет. В частности, в Латвии в отличие от апатридов неграждане, имеют латвийские паспорта особого фиолетового цвета. По-английски в них неграждане обозначаются как иностранцы, но в то же время подлежат дипломатической защите Латвии за рубежом, обладают правом жить в Латвии, не запрашивая вида на жительство. Кроме того, международное право к негражданам относит не лиц без гражданства, а лиц, имеющих гражданство, но не той страны, в которой они временно или постоянно проживают.

Стоит отметить, что согласно ч. 3 ст. 1 Закона Российской Федерации от 25 июня 1993 г. № 5242-1 «О праве граждан Российской Федерации на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства в пределах Российской Федерации» законодатель использует понятие «лица, не являющиеся гражданами Российской Федерации». Использование данного термина породило среди ряда ученых-конституционалистов предложение ввести общее понятие «лицо, не являющееся гражданином Российской Федерации», которое будет включать в себя оба термина: и «иностранный гражданин», и «лицо без гражданства». [6, с. 12]

Таким образом, в связи с тем, что отечественное законодательство и международные обязательства России во многих правовых ситуациях не устанавливают различий в статусе иностранных граждан и лиц без гражданства, выделение общего понятия для указанных категорий лиц представляется возможным и целесообразным. На наш взгляд, в условиях глобализации и активного развития международных отношений употребление термина «иностранец» является более приемлемым.

1. Кручинин А.С. Совершенствование понятийного аппарата конституционного права: к вопросу определения понятия «неграждане» // Представительная власть – ХХI век: законодательство, комментарии, проблемы. - 2004. - № 4(58). - С. 4-7.

2. Федеральный закон от 25 июля 2002 г. №115-ФЗ «О правовом положении иностранных граждан в Российской Федерации» // Собрание законодательства Российской Федерации. - 2002. - № 30. - Ст. 3032.

3. Яковлева Е.В. К вопросу о необходимости законодательного закрепления понятия «иностранный гражданин - гражданин Союзного государства» // Конституционное и муниципальное право. – 2009. - №2. – С. 6-9.

4. Тышкенова А.Г. Сравнительно-правовой анализ понятия «иностранный гражданин» в РФ и КНР // Сравнительное правоведение в странах Азиатско-Тихоокеанского региона. Материалы международной научно-практической конференции (г. Улан-Уде, 15-16 июня 2007 г.). - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. ун-та, 2007. - С. 107-109.

5. Кобец П.Н. Особенности конституционно-правового статуса иностранных граждан и лиц без гражданства в РФ на современном этапе развития общества // Конституционное и муниципальное право. - 2004. -

6. Герасименко Ю.В. Правовые основы статуса лиц, не являющихся гражданами России (история, современность, перспективы). – М: Академия управления МВД России, 2003. - С. 151.

Московский государственный университет экономики, статистики и информатики, г. Москва, Россия

e-mail: Karen7777@bk.ru
Важнейший конституционный аспект взаимоотношений глав государств в сфере исполнительной власти это - ответственность последнего перед глав государств.

Ответственность показывает степень реальной зависимости Правительства, всей исполни­тельной власти от главы государств, отражает основополагающие взаи­мосвязи между ними, является эффективным методом воздействия главы государства на исполнительную власть, на управление страной.

Ответственность Правительства Армении и России перед главами государств прямо не указана в Конституции двух государств, но она проявляется статьях в п. 4 ст. 55, ст. 84[1] Конституции Армении, а также в регламенте Национального Собрания Армении ст. 106 п. 5 и ст. 107 [2] посвященной ответственности Правительства РА перед Президентом РА и Национальным Собранием. В Конституции Российской Федерации она проявляется в п. «в» ст. 83 , ч. 2 ст. 117 и ст. 35 ФКЗ «О Правительстве РФ» [3], посвященной ответственности Правительства РФ перед Президентом РФ и Государственной Думой. Суть этих конституционных положений в том, что Президенты вправе принимать решения об отставке Правительства Армении и России. В Республике Армении отсутствует базовый закон, который детально регламентировал бы положение об отставке Правительства Армении как закон «О Правительстве РФ», хотя принят закон «О формировании и отставке Правительства », который состоит из 2 статей и согласно которому, в случае отставки Правительства Президент двадцатидневный срок в одностороннем порядке назначает Премьер-министра, и согласно ст. 1, правительства считается сформированным, если назначены все его члены т.е. Президент самостоятельно назначает и членов Правительства и Премьер-министра, что противоречит ст. 55 п.4 Конституции Армении, согласно которой Президент на основании распределения депутатских мест в Национальном Собрании и консультаций с депутатскими фракциями назначает Премьер-министром лицо, пользующееся доверием большинства депутатов, а если это невозможно, лицо, пользующееся доверием у наибольшего числа депутатов..

Таким образом, право принимать решение об отставке Правительства в Армении имеет только Президент страны, но исключительно парламент (Национальное Собрание) принимает постановление о выражении недоверия большинством голосов от общего числа депутатов. Согласно Конституции Армении Президент без постановления Парламента принимает отставку Правительства: в день первого заседания вновь избранного Национального Собрания; вступления Президента Республики в свою должность,  подачи Премьер-министром прошения об отставке или образования вакансии должности Премьер-министра [4]. Проект постановления о выражении недоверия Правительству может быть внесен Президентом Республики или не менее чем одной третью от общего числа депутатов, что предусмотрено Конституцией страны, а также Премьер-министром в соответствии с законом «О формировании и отставке Правительства» [5]. В случае неодобрения Национальным Собранием программы Правительства, Премьер-министр представляет Президенту Республики Армения заявление об отставке Правительства [6], отсюда вытекает право Президента принимать отставку или распустить Парламент, если последний не одобрил программу Правительства дважды подряд в течении двух месяцев. В период военного и чрезвычайного положения проект такого постановления вноситься  не может. Проект постановления о выражении недоверия Правительству ставится на голосование не ранее чем в течение сорока восьми и не позднее чем в течение семидесяти двух часов после его  внесения.

Возьмем для сравнения конституционное положение Российской Федерации, согласно которой право принимать решения об отставке Правительства Российской Федерации и его Председателя, а также об освобождении от должности других членов кабинета (по предложению Председателя) предоставлено, также только Пре­зиденту РФ, как и в Республике Армения. Отставка не всегда является формой ответственности. Согласно ст. 7 упомянутого конституционного закона РФ Председатель Правительства Российской Федерации освобождается от должности Президентом Российской Федерации: по заявлению Председателя Правительства Российской Федерации об отставке; в случае невозможности исполнения Председателем Правительства Российской Федерации своих полномочий.

Неоднозначно в Конституции Российской Федерации решен вопрос об ответственности Правительства РФ, получается, что исходя из норм Конституции Российской Федерации Президент Российской Федерации в любой момент может принять решение об отставке Правительства РФ, не мотивируя и не согласуя свое решение.

Хотя, как отмечает Л. А. Окуньков полномочия Президента по назначению и отставке Правительства не имеют прямого отношения к ответственности Правительства. Он вправе отправить в отставку Правительство в любое время, руководствуясь своими соображениями и безотносительно к тому, как работает Правительство. Политическая ответственность Правительства вытекает главным образом из выражения недоверия ему со стороны парламента, хотя такое недоверие не носит безусловный характер.

По действующему законодательству России Правительство в полной мере несет ответственность перед Президентом РФ; это «абсолютная» ответственность - именно глава государства вправе определить в конечном счете судьбу Правительства РФ, в противовес Армянскому законодательству, где только Парламент (Национальное Собрание) большинством голосов от общего числа депутатов на основании постановления о выражении недоверия внесенным Президентом Армении или не менее чем одной третью от общего числа депутатов может выражать недоверие Правительству, а Президент, если и не согласен с мнением Национального Собрания, не вправе распустить Парламент, что и укрепляет роль Парламента в Армении, в отличии от Парламента России, где Президент вправе объявить об отставке Правительства РФ, если Государственная Дума выразит недоверие, но может и не согласиться с решением Государствен­ной Думы и оно будет продолжать свою работу по воле главы госу­дарства вопреки позиции Думы, которая также продолжает действо­вать, и в случае, если в течение трех месяцев повторно Государственная Дума выра­зит недоверие Правительству РФ, глава государства обязан решить вопрос об отставке Правительства или роспуске Государственной Ду­мы, хотя как было сказано выше Государственная Дума не может быть распущена по основаниям, предусмотренным статьей 109 Конституции Российской Федерации, в течение года после ее избрания. Представляется, что регламентация данных процедур является очередной конституционной фикцией парламентаризма в России, так как ограничение на роспуск Государственной Думы (невозможность роспуска в течение года после ее избрания), содержащееся в ч.3 ст. 109 Конституции, распространяется только по осно­ваниям ст. 117. Следовательно, по основанию ст.111 Конституции Российской Федерации Государствен­ная Дума может быть распущена сразу после своего избрания, оче­редного или внеочередного, так например, намеренно приняв решение об отставке Правительства в связи с императивностью ч.3 ст. 109 и ст. 117 Конституции РФ, а потом троекратно пред­лагая заведомо неприемлемые кандидатуры, которые будут отклонены Государственной Думой и после, согласно ст. 111 Конституции РФ воспользоваться своим правом, распускать нижнюю палату Федерального Собрания Российской Федерации и назначить Председателя Правительства причем совершенно не обязательно, что новый Председатель будет выбран из трех предыдущих кандидатур[7].

Как справедливо отмечает А. В. Зуйков, на практике действия главы государства в связи с отставкой Правительства далеко не всегда соответствовали "букве закона" [8].

В качестве примера можно привести Указ Президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина от 23 марта 1998 года N 281 "О Правительстве Российской Федерации" [9] , в соответствии с которым отправлялось в отставку Правительство, а обязанности Председателя временно возлагались на главу государства. Но в тот же день Президент поправил себя, издав Указ N 287 "О внесении изменения в Указ Президента Российской Федерации от 23 марта 1998 года N 281"[10] , признающий утратившим силу пункт о временном возложении обязанностей Председателя Правительства на Президента.

Диссертант отмечает, что судьба Пра­вительства РФ - в руках Президента России, что де-юре нельзя сказать о Правительстве Армении.

Все же можно говорить об ограниченной парламентской от­ветственности Правительства РФ - политической ответственности пе­ред Государственной Думой Федерального Собрания и о полной ответственности Правительства Армении перед Национальным Собранием (Парламентом).

Представляется несправедливым, что действующее законодательство Армении и России не предусматривает ответственности глав государств за деятельность Правительства и исполнительной власти в целом. Ответственность за деятельность исполнительной власти, образно говоря, перекладывалась с Президента на федеральное Правительство и его Председателя. Если Президенты Республики Армения и Российской Федерации (главы государства) действует в таком качестве, тогда они должны нести полную ответственность за деятельность этого высшего исполнительного органа. Но такой ответственности как было сказано высшее Конституция и законы не предусматривают как и не предусматривают ответственности региональных органов исполнительной власти либо их должностных лиц перед Правительствам Российской Федерации. Согласно статьи 44 ФКЗ «О Правительстве Российской Федерации» Правительство Российской Федерации вносит предложения Президенту Российской Федерации о приостановлении действия актов органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации в случае их противоречия Конституции Российской Федерации, федеральным конституционным законам, федеральным законам, международным обязательствам Российской Федерации или нарушения прав и свобод человека и гражданина. Получается, что в отличие от главы государства, Правительство Российской Федерации не обладает полномочиями по привлечению к политической ответственности региональных органов исполнительной власти либо их должностных лиц. Полагается, что целесообразно передать Правительству Российской Федерации полномочия о привлечении к политической и вообще юридической ответственности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации.

Так, Л. А. Окуньков отмечает, что за организацию работы Правительства как коллегиального органа несет персональную ответственность Председатель Правительства и возлагая на Президента ответственность за деятельность Правительства, мы тем самым принижаем роль Председателя Правительства, но нельзя согласиться с этой позицией не подчеркнуть следующее, что силовые ведомства как в России, так и Армении подчиняются главам государств и будет справедливо и логично, чтобы главы государств несли ответственность, зато, чем они руководят.

Итак, ответственность Правительства России перед Президентом является полной, а перед Государственной Думой частичной (относительной) и наоборот ответственность Правительства Армении перед Национальным Собранием полной и частичной перед Президентом, хотя в реалиях Армении этот принцип не действует.
Использованные источники

1.Конституция Республики Армения «принята всенародным голосованием от 5 июля 1995 с изменениями от 27 ноября 2005 » Ведомости Республики Армения

2.Закон Республики Армения « Регламент Национально Собрания » от 21 марта 2002 № ЗР-308, Ведомости Республики Армения с изменениями и дополнениями по 26 мая 2008 года включительно 2002.04.12/12(187 Ст. 230)

3.Федеральный конституционный закон «О Правительстве Российской Федерации» от 17.12.1997 № 2-ФКЗ, Российская газета, № 245, 23.12.1997 с изменениями от 25 декабря 2008 № 5-ФКЗ, Российская газета от 30 декабря 2008

4.Конституция Республики Армения «принята всенародным голосованием от 5 июля 1995 с изменениями от 27 ноября 2005 » Ведомости Республики Армения ст. 55

5.Закон Республики Армения «О формировании и отставки Правительства» от 9 ноября 1998 № ЗР- 256, Ведомости Республики Армения 1998.11.30/30(63) ст. 2

6.Закон Республики Армения « Регламент Национально Собрания » от 21 марта 2002 № ЗР-308, Ведомости Республики Армения с изменениями и дополнениями по 26 мая 2008 года включительно 2002.04.12/12(187 Ст. 230) ст. 106 п. 6

7. Конституция Российской Федерации «принята всенародным голосованием от 12 декабря 1993 г. с учетом поправок, внесенных Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 30.12.2008 № 6-ФКЗ, от 30.12.2008 № 7-ФКЗ Российская газета", № 7, 21.01.2009»

8.Зуйков А. В. Российская модель института Президентства по Конституции 1993 года: Основные положения // Сравнительное конституционное обозрение, 2008, № 5

9.Указ Президента Российской Федерации «О Правительстве Российской Федерации» от 23 марта 1998 года N 281 Российская газета от 24 марта 1998 г. № 56

10.Указ Президента Российской Федерации «О внесении изменения в Указ Президента Российской Федерации от 23 марта 1998 года N 281» от 23 марта 1998 г. N 287 Собрание законодательства Российской Федерации от 23 марта 1998 г. № 12 ст. 1427
ВИКТИМОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ МОЛОДЕЖНОЙ ПРЕСТУПНОСТИ
Красникова Е.Н.

Невинномысский инстиутт экономики, управления и права, г. Невинномысск, Россия

Начиная изложение, прежде всего надо обозначить исходные позиции и, в том числе, предложить трактовку терминов и основных виктимологических категорий. По нашему мнению, следует исходить из того, что, во-первых, преступность, криминализация и виктимизация — категории хотя и не тождественные, но, по сути, неразрывно связанные. Если говорить о соотношении понятий «виктимизация» и «криминализация», то необходимо полагать, что они в социальном плане — парные. При этом виктимизацию как явление не нужно ограничивать лишь количественной стороной дела, отождествляя с масштабами и последствиями преступности, ибо такое понимание значительно сужает содержание виктимизации и не учитывает криминологической значимости ее проявлений на индивидуальном уровне. Именно с этим уровнем, с этой сторо­ной рассматриваемого явления связаны перспективы десоциализации — превращения лица в преступника или, наоборот, в жертву преступления.

На уровне же массового явления виктимизация завершает про­цесс формирования преступности и, следовательно, без виктимизации нет преступности и, наоборот, без преступности нет и не может быть вииктимизации.

Применительно к насильственным преступлениям, например, процессы криминализация и виктимизация имеют одни и те же ис­точники происхождения, т.е. исходные социальные условия, когда преступники и их жертвы принадлежат к одной и той же субкультуре (условия быта, досуга, семейные отношения, сфера бизнеса и т.д.). Поэтому и лица, совершающие насильственные преступления, и по­терпевшие от этих преступлений участвуют в социальных процессах возникновения и распространения криминального насилия как субъекты, которые взаимно определяют и интерпретируют себя и свои действия.

При этом феноменологию насилия и его жертв не следует рас­сматривать как явления статичные; они могут и должны анализиро­ваться как процессы социального взаимодействия.

Виктимизация — составная, хотя и специфическая часть процес­са криминализации общества. Поэтому лишь единство этих показа­телей может дать представление о картине преступности, которая все же требует существенной коррекции, поскольку статистика право­охранительных органов (применительно к учету потерпевших) весь­ма несовершенна, вуалирующая подлинную ситуацию и масштабы ущерба, причиненного населению и государству в целом. Отсюда вытекает, что продолжение исследований всех сторон виктимизации и, в том числе, мониторинга виктимологической ситуации в стране, проводимого учеными ВНИИ МВД России, — задача крайне важная и в перспективе все более значима.

Последнее предварительное замечание связано с интерпретацией понятия виктимности. Надо сказать, что в литературе часто встречается трактовка виктимности, которая ограничивается лишь субъективной уязвимостью и предрасположенностью личности потенци­альной жертвы преступления. Такая трактовка, конечно же, — односторонняя и упрощенная. Более точной и объективно куда бо­лее реалистичной следует признать, на наш взгляд, трактовку этого понятия как двуединого явления, в котором, с одной сто­роны, выражается незащищенность личности от преступных посяга­тельств на уровне макросреды, а с другой — субъективная предрас­положенность личности стать жертвой преступления, которая снижает ее способность противостоять насилию. В этом отношении представляется наиболее правильной позиция тех ученых, которые подчеркивают, что в реальной действительности оба уровня этого явления взаимосвязаны и тесно переплетаются.

Качественная трансформация общего самочувствия молодежи выражается прежде всего в усилении чувства опасности и растуще­го ощущения незащищенности. Здесь соседствуют и дополняют друг друга безразличие и привыкание к насилию, а с другой стороны, протест, оз­лобление и иные формы неприятия криминального поведения при отсутствии способности и готовности определенной части молодых людей противостоять криминалу. Неизбежным следствием этой си­туации будет либо превращение таких молодых людей в жертву пре­ступления, либо, наоборот, вовлечение их в преступную деятель­ность.

Так или иначе, за всем этим четко просматривается самостоятель­ная и социально значимая проблема отчуждения от правосудия граж­дан в целом и молодежи, в частности, проблема самоизоляции граждан от борьбы с преступностью.

Как показывают практика и многочисленные исследования ла­тентной преступности, огромное количество тяжких и особо тяжких насильственных преступлений против личности остается без долж­ного реагирования со стороны милиции. А поскольку в представле­нии граждан, в том числе молодежи, именно эти преступления — наиболее опасны, то понятно, почему недоверие граждан к милиции так высоко.

Снижение уровня виктимизации населения, уровня страха в об­ществе, а также улучшение мнения граждан о работе милиции — все это могло бы служить показателем повышения уровня общей безо­пасности граждан. К сожалению, практически во всех регионах эти показатели сейчас экстремально ухудшаются и как итог этого «невидимого» процесса нарастает потенциал взаимного отчуждения граждан и милиции.

Последствия такого отчуждения граждан носят весьма негатив­ный и в социальном плане приобретают все более серьезный харак­тер, ибо, с одной стороны, правосудие для многих граждан оказыва­ется недоступным и, следовательно, утрачивается доверие к власти. С другой стороны, искаженная картина преступности и правопоряд­ка в стране консервируется и эта искаженность становится хрониче­ской, повторяющейся из года в год.

Теория и виктимологическая практика всегда исходили из того, что при прочих равных условиях для молодежи характерна повышенная виктимность, причем, чем ниже возраст молодого чело­века, имеющего такие признаки, тем выше вероятность его виктими­зации. В совокупности факторов виктимизации молодежи, способст­вующих, в частности, возникновению в этом контингенте групп рис­ка, особое место занимают, как известно, существенные изменения макросреды их обитания. Речь идет о таких изменениях, как урбани­зация сельских районов, неблагоприятные и особенно резкие эконо­мические изменения техногенного характера, вооруженные кон­фликты или столкновения на этнической либо религиозной почве, радикальная перестройка экономической политики, влекущая серь­езные и многоплановые последствия, включая последствия психоло­гического плана, и т.д. Такого рода изменения негативно сказывают­ся на всех слоях и социальных группах населения страны, но наиболее болезненно они отражаются именно на подростках и моло­дежи.

Исследования отечественных и зарубежных криминологов пока­зывают, что хотя на начальном этапе названных изменений макросреды процессы виктимизации молодежи идут наиболее ин­тенсивно, тем не менее, последствия таких изменений ощущаются длительное время. Именно на фоне этих последствий продолжается «перекачивание» той части подростков и молодежи, которые находи­лись в группе риска, в категорию реальных жертв названных негативных изменений макросреды.

Среди ряда факторов, в наибольшей мере способствующих виктимизации российской молодежи, сегодня можно выделить: ради­кальные изменения экономической и социальной политики, про­диктованные переходом страны к рыночной экономике; отказ общества в целом и молодежи, в частности, от многих устоявшихся нравственных ценностей и формирование новых ценностных ориен­тиров; возникновение противоречий между ранее действовавшим или еще действующим и новым законодательством, отсутствие сты­ковки между различными отраслевыми законами, значительные рас­хождения между законами и складывающейся юридической практи­кой, между законами и реалиями повседневной жизни молодежи; наличие все более ощутимых противоречий между законотворческой и правоприменительной деятельностью — с одной стороны, и с дру­гой — с потребностями и ролевыми ожиданиями молодежи (даже среди ее наиболее молодых возрастных групп); психологическую не­готовность значительной части общества в целом и молодежи, в ча­стности, к радикальным переменам.

В таких условиях формируется психологическая виктимизация, которая строит прочный фундамент для виктимизации криминаль­ной, когда подростки и молодые люди из потенциальных жертв пре­вращаются в реальные. Иначе говоря, переход молодых людей из групп риска в категорию жертв преступлений во многом обусловлен такой деформацией их личностных свойств, которая выступает ката­лизатором этого процесса.

Таковы типовая основа и некоторые универсальные предпосыл­ки виктимизации современной молодежи.