Даров не возвращают
жүктеу/скачать 1.76 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Тоньше волоса Лесной Стан
|
СМОЛКА ДАРОВ НЕ ВОЗВРАЩАЮТАвтор: Смолка (Smolka*) Соавтор идеи: Ira66 Беты: Ira66, ReNne Предупреждение: рейтинг НС-17. В тексте упоминаются гомосексуальные отношения и насилие. Фэнтэзи, псевдоистория, вольное обращение с матчастью. Глава первая Тоньше волоса Лесной Стан Луна стояла высоко. Поляну заливал серебряный, пронзительно-яркий свет – такой, что и седой волос в бороде разглядишь. Тонко, высоко запела флейта, и лес отозвался на тысячи ладов – возбужденным гомоном, резкими выкриками, задиристым злым смехом. Зашумел, зарокотал в высоких кронах, стряхнул на людей капли только что сгинувшего дождя, осыпав пряно пахнущей влагой. Лес был рад, и луна – бесстыдно белая, круглая, не скрывающая наготу – тоже была рада. Недаром Брендон Астигат велел своим воинам вершить совет и творить все обряды в Лесном Стане – исконной земле лонгов, на которую никогда не ступала нога чужака. Чужие глаза не видели этой поляны, не заглядывали в жестокие очи здешней луны. Чужие ладони не могли по-хозяйски похлопать деревянное естество идола, как это сделали ладони Беофа, шиннарда дружины Брендона Астигата. Шиннард еще раз провел пальцами по твердому дереву, ласково погладил навершие и попросил у Инсаар разрешение спустить семя на землю. Развлекаться с простыми воинами ему не по чину, да и наложница должна сегодня родить, а Суриам вполне заслужила, чтобы он слушал ее крики боли, как слушал стоны сладострастия. Да и не по возрасту уже ему ложиться с мужчиной – умудренного мужа куда больше влекут женщины. Вот в молодости Беоф с удовольствием повалялся бы на примятой траве вместе с Вереном – шиннардом лигидийцев – и всадил бы ему как следует. Едва ли тот мог бы сопротивляться долго – больно уж тощ. Лигидийцы вообще силой не отличаются, иначе бы их вождь не приехал искать союза. Беоф заглянул в пустые глаза идола и еще раз покаянно тронул торчащее вперед естество, подумав: не худо бы приложиться губами, пока Верен видит. Пусть знает, что лонги чтят Быстроразящих, Ненасытных, Неутомимых... По правде говоря, всех именований Инсаар Беоф не знал, это пусть жрец толкует, – зато видел Инсаар живьем, если про них можно сказать «живьем». Лигидиец опередил – встал на колени перед идолом, коснулся губами крупной головки и тут же поднялся, с вызовом глянув из-под косматых бровей. Пусть ищет себе другую пару для Ка-Инсаар, тут Беоф ему не помощник. Брендон Астигат просил присмотреть во время обряда за своим сынком, а шиннард слишком хорошо помнил сорок лет походов, развеселых привалов и поминальных трапез, чтобы перечить своему вождю. Хотя Север Астигат – чтоб его Инсаар при встрече не заметил! – меньше всего нуждается в присмотре. Уж скорее нужно приглядывать за вождем лигидийцев, который от своего шиннарда отличался разве что возрастом, а так палка палкой – правда, жилистая палка-то. Беоф, посмеиваясь в бороду, говорил это своему вождю, но Брендон все твердил, чтоб шиннард ни на шаг не отошел от Севера и Брена во время Ка-Инсаар. Вождь не верил лигидийцам, он вообще никому не верил. Что ж, хитрый, как лиса, и жестокий, как волк, Брендон сделал лонгов тем, кем они стали. Сейчас и лигидийцы, да и остальные, приезжают в Лесной Стан выполнять обряды, а не будь Астигат столь умен и силен – сидеть бы им всем на цепях в Риер-Де. Из песни слова не выкинешь. Брендон свершил за свою жизнь ой как много, а теперь умирает в своем шатре, и уж не шиннарду Беофу нарушать его приказ. Суриам и без него родит – в конце концов, есть то, с чем женщины справляются куда лучше мужчин, и одной луне ведомо, почему Инсаар предпочитают опустошать именно воинов. Иной раз глядишь: там, где побывали Ненасытные, бабенки и детишки живы, а мужики – как один рядышком на травке лежат, выпитые до дна, и кровь по ногам... Беофу ли не знать, когда его отца и братьев выпили Инсаар. «Не суди непознанное», – твердит жрец; так шиннард лонгов и не судит. Пусть только сегодня Север и вождь лигидийцев постараются, как должно, тогда Инсаар смилостивятся и, может, год-два приходить не будут. Слепящее лунное око теперь смотрело прямо в плоский лик идола. Когда свет коснется навершия естества, можно будет отправляться. Беоф прислушался к пьяному гомону на поляне и песнопениям жреца – старикан Греф сегодня разошелся не на шутку, видно, чует, что Инсаар ночка по нутру, – и хитро поглядел на тощего Верена. – А что, роммелет Верен, твой вождь знал много мужчин? – называть лигидийца роммелетом, «уважаемым», было неприятно, но ничего, перетопчемся. Лигидийцы – племя хоть и малое, да ни одна блоха не плоха, так всегда твердил Брендон, а шиннард доверял словам вождя. По крохе, по кусочку, по сотне человек и сотне голов скота собрал тот силу, которую ныне боится Риер-Де. Если б стратеги и император не страшились лонгов, разве встал бы сам Илларий Холодное Сердце лагерем под стенами Гестии, разве начал бы собирать легионы? До Гестии от Лесного Стана – сорок переходов, а до столицы лонгов – только двадцать. Быть войне, ох быть... Лигидиец, прежде чем ответить, задумчиво пожевал губу. Верен был обходителен, будто жрец, получивший воспитание там, куда Брендон Астигат отправил младшего сынка, Брена. Беоф, будь его воля, на такое непотребство не пошел бы – мыслимо ли, с глаз сына прогонять, будто виновен в чем? Но разве станет вождь слушать? Не любит он Брена, только и всего. Севера любит, Марцела и Камила привечает, а младший – ну чисто не своего семени. Странность, конечно, но и на нее объяснение сыщется. Беофу еще матушка рассказывала: паче любят мужчины тех сыновей, чьих матерей горячей всего тешили на ложе. Да только чем не угодила полонянка, мать Брена? Бедра пышные, грудь – и того краше, умна, скромна. И жива до сих пор, а мать Севера, чистокровная дочь лонгов, померла вот уж годков двадцать назад. Это было в тот год, когда Риер-Де драла их, будто Инсаар – добычу, уж Беоф-то помнил. Подати плати, воинов давай, лен, дерево, руду вози, а не поспеешь к сроку да мало привезешь – быть заднице драной. В тот год не то что сынка очередного, пусть и от жены законом данной, забыть можно было, но и собственную башку под каким-нибудь кустом оставить. Но Брендон Астигат Севера чуть не сам нянькал, это Беоф хорошо запомнил. Астигаты – Ведущие Против, так семейку вождя прозвали еще в те времена, когда отец Брендона на руках матери орал, – всегда были со странностями. Потому и не возразил никто в племени, когда чистокровный лонг Брендон назвал всех сыновей на манер Риер-Де, кроме разве что младшего, тоже Брендона. И не возразили, когда вождь отправил последыша учиться к жрецам в пыльный тесный город – только мать мальчишки выла, провожая... А лигидиец, наконец, собрался с ответом – любовников вождя считал, не иначе. – Роммелет Беоф, а что за дело тебе до того, скольких познал наш вождь? Мудрый и сильный Алерей всегда соблюдал Ка-Инсаар, как должно. И отец его поступал так же, и дед, и дяди... так что ныне он не посрамит ни воинов, ни старейшин, – ого, да Верен не дурак! Ишь как говорит гладко, точно стратег Риер-Де. Только вот насчет «сильного и мудрого» Алерея шиннард союзничков загнул. Тощий мальчишка – вот каков вождь лигидийцев! – Да знать хочу, не нужно ли знахарей загодя позвать. Не то начнет ваш мудрый кровью течь, зачем нам увечный союзник? Верен еще сильней прихмурил густые бровищи, но ответил гордо: – Не начнет. Все ясно. Первая ясность – имели мужики Алерея, да еще как, раз шиннард дружины за его задницу не опасается. И ясность вторая – не надеется Верен, что его вождь нагнет Севера. И правильно не надеется! Беоф покосился на деревянное естество идола. Осталось еще чуть-чуть – как раз времени хватит, чтоб по глотку сделать. Верен не глуп и в бою хорош, доводилось проверить, да и Суриам заслужила, чтобы он за благополучные роды выпил. – Хорошо. Ка-Инсаар должен быть без крови, без боли. Выпьешь со мной, роммелет Верен? У меня сегодня наложница рожает, – Беоф отстегнул с пояса оплетенную флягу, вынул пробку и приложился к горлышку. Прохладная струя потекла в горло. Лигидиец смотрел на него из-под бровей, но не обижался. Сразу видно: слишком умен, чтоб обижаться. – Это у нас в лесах верят, что Ка-Инсаар должен быть в радость, – шиннард Верен принял флягу из рук Беофа, снова задумчиво пожевав губами, прежде чем глотнуть, – а на равнине пленных в такие дни нагибают. – Хорошо, что не детей, – буркнул Беоф. О нравах Риер-Де он был наслышан, еще как. Имперцы мало того, что Ка-Инсаар неправильно соблюдают, так и других норовят заставить так же делать. Но и Инсаар их сильнее мучают – каждый год по деревне, а то и больше, выпивают досуха. – Пора, – Верен отчего-то вздохнул и кивком головы указал на идола. Деревянный член, сиявший в лунном свете, казался почти живым. Беоф суеверно поежился, возблагодарив Неутомимых, и завопил во всю глотку: – Ка-Инсаар! – Ка-Инсаар! – подхватил лигидиец. Знатно орет, как шиннарду и положено. Пора спускаться к воинам и под белы ручки вести этого сопляка Алерея в шатер. Север, чай, сам пойдет. ****
Они спустились с поросшего густым кустарникам холма одновременно, как и положено по обычаю. Шиннарды дружин во время Ка-Инсаар обсуждают угодное Неутомимым отдельно от воинов и участников обряда, ибо негоже мешать пир и служение неведомому. Жрец Греф швырнул в костер какую-то свою чудесную травку, и пламя вспыхнуло ярко и жарко. Беоф передернул плечами, чувствуя, как течет по спине струйка пота. Мужчина может и должен любить женщин, но испытанное на Ка-Инсаар не забывается никогда, сколько б зим с тех пор ни минуло. Такой же летней ночью при бесстыжей луне он любил на шкурах одного келлита, а тот только подмахивал, хотя, прежде чем Беоф ткнул его лицом в эти самые шкуры, сопротивлялся отчаянно. Интересно, станет ли вождь лигидийцев драться за свою задницу по-настоящему? В рыжем свете костра Беоф хорошо видел и Алерея, и Севера. Они сидели рядом, не касаясь друг друга ни коленями, ни локтями. С правой стороны от Севера пристроился Брен, а дальше застыл каменным изваянием Марцел. Вот выражение лица второго сына вождя Беоф приметил и отметил. Всяко может статься – вдруг Марцел, зная, что отец умирает, подсыпет старшему брату в кубок какой-нибудь пакости? Марцел на такое вполне способен, хоть и прикидывается любящим братом и покорным сыном. А для лонгов теперь не будет большего несчастья, чем смерть Севера Астигата. Беоф истово верил в Инсаар и знал: они позаботились, чтобы семя, отданное Великим Брендоном своей жене, взросло в ее лоне, как должно. Север – плоть от плоти отца, он поведет лонгов, куда надо, и позаботится, чтобы племя не ушло без добычи. Белокурый, статный, как все Астигаты, Север и внешне был вылитый Брендон в молодые годы. Вот он тряхнул золотой гривой, залпом осушил кубок и поднял глаза на Беофа и Верена. Серые, жесткие, не ведающие пощады... Будто сам Брендон смотрит, не забалуешь. Рука шиннарда невольно сжалась в кулак и приклеилась к кожаному доспеху: – Ка-Инсаар! Север встал, сдернул с чресел кусок ткани и шагнул ближе к огню. Пламя все видит и все покажет, подумалось Беофу. Гладкость здоровой кожи, сильные мышцы плеч, узость бедер. И волосы – гордость вождя и воина – густой волной по спине. Ох хорош у Брендона сынок! – Примут ли Инсаар нашу жертву, жрец? – ритуальные слова Север цедил так, будто до воли Инсаар ему дела не было. Старик Греф это понимал и потому, пропустив добрый десяток положенных стихов, быстро ответил: – Инсаар желают свое! Пусть ведают Север, сын Брендона, и Алерей, сын Абрака, что буде постараются они для Ненасытных, Быстроразящих, Неутомимых и Необузданных, то Инсаар не отвергнут жертву. И будет союз лонгов и лигидийцев крепок настолько, насколько крепко будут любить друг друга вожди. Жрец не сбился, назвав Севера вождем, а вот Беоф так не смог бы. Племя приняло Севера как преемника Брендона, приняло давно – еще в те годы, когда сынок вождя коротко стриг волосы и учился владеть мечом. Но каждый день и каждый час Север должен помнить: лонгов не взнуздать раз и навсегда, как можно взнуздать имперцев и вообще всех жителей равнин. В лесах ты вождь, пока рука твоя не устанет убивать на поле брани, а в дни Ка-Инсаар не устанут другие части тела. Север Астигат об этом помнил. Как и подобает вождю, он родился со знанием, как должно править и воевать. Беоф верил в это – иначе конец всему, и сорок лет борьбы будут напрасны. Сын Брендона, умиравшего в шатре в получасе ходу от залитой светом хмельной поляны, посмотрел на шиннарда – пристально, будто спрашивая: ты покоришься? Будь силен – и покорюсь, глазами ответил Беоф, усмехнувшись. Север отозвался такой же усмешкой. Он понимал, что хотел сказать соратник отца. Покажи власть и силу – сегодня над Алереем, завтра над Риер-Де и Илларием Холодным Сердцем, – и лонги твои по праву. Вождь лигидийцев встал рядом с хозяином пира. Может, зря Беоф назвал Алерея тощим мальчишкой? В пламени ли костра было дело, или Инсаар почуяли угощение, но все враз преобразилось. И поляна уже не была просто поляной – стала алтарем, и оба участника обряда перестали быть просто мужчинами. Пламя и лунный свет ласкали их тела, и задубевшая душа шиннарда лонгов запела, будто в юности. Ка-Инсаар! Примите жертву, Ненасытные, пусть жар и боль будут вам угодны, а уж мы отблагодарим! Север вновь по-волчьи усмехнулся: – Ка-Инсаар! Ты готов, Алерей? Лигидиец отбросил назад пряди слипшихся надо лбом каштановых волос и выпрямился. Чуть ниже ростом и уже в плечах, но под снятой набедренной повязкой – ничего не скажешь! – есть на что поглядеть. Алерей был возбужден, член торчал вперед, как у идола, и лигидиец прижал его ладонью. Север шагнул к союзнику и, положив тому руку на бедро, поцеловал прямо в губы. Теперь Беоф ясно видел, что лигидиец дрожит всем телом. Боится или просто хочет? – Я готов, Север, – Алерей облизал уже чуть припухшие губы. – Ка-Инсаар! – Пойдем, – Север Астигат властно кивнул и будущему любовнику, и обоим шиннардам. Настолько уверенно и властно, точно не стоял посреди лесной поляны обнаженным, готовясь принести жертву Ненасытным, а в полном имперском доспехе восседал на лучшем жеребце во главе могучего войска. Сын вождя шагнул к шатру, Алерей двинулся за ним, и тут ладонь Севера звонко хлопнула по крепкой ягодице лигидийца. Тот аж дернулся, его воины у костра глухо заворчали, пряча недовольство в поднятых кубках. Слабые, что пришли за защитой, не могут привередничать, но союзников нужно уважать – не пленные, чай. Беоф чуть не сплюнул с досады. Гонор – вот что грозит испортить старшему сынку Брендона будущее, да и всем лонгам заодно. Гонора у Севера хватило бы на весь лес и всю равнину, и городам еще осталось бы. Воины замолчали разом, притих и насупленный шиннард Верен. Беоф давно это приметил: как только участники обряда входят в шатер, все замолкают, словно каждый чувствует присутствие Инсаар, их волю и желание получить свое. Или – просто хочет оказаться на месте одного из приносящих жертву. Кому что по нутру: взять мужчину или принять его в себя. Замолк даже старый жрец, и только огонь трещал, да шумел Вечный Лес. Ка-Инсаар! – Пойдем, роммелет Верен? Обряд начался. Лигидиец степенно кивнул, и оба шиннарда одновременно двинулись к шатру. По обычаю старшины воинской дружины должны проследить, чтобы жертва была принесена должным образом. От того, насколько честно выполнен обряд, зависит многое, очень многое – жизнь племени, его удача. И станут женщины рожать больше детей, и будет богата охота, и обилен урожай, и враги падут на колени, а в их деревнях и крепостях найдется вдоволь добычи... И смилуются Инсаар, удовлетворятся жертвой и не станут нападать на людей, пить их кровь, жизнь и силу... Север и Алерей стояли в середине шатра. Беоф приметил, что естество Алерея поникло, а вот сынок Брендона в полной готовности. Видно, наговорил союзничку кучу гадостей и теперь доволен. Ух, волчара! Знает, что победит, потому и ведет себя так. И то – когда это Север Астигат проигрывал? Не знает еще мальчик, каково это: когда тебя самого отымеют, а ты и не охнешь, только зубами скрипеть сможешь. И пусть никогда не узнает. Первый удар нанес Север. А как же – сильный всегда бьет первым. Ударил прямо в центр груди и отпрянул на миг, а после саданул еще – в плечо. Алерей защищался, но не успевал за быстрым, как гадюка, противником – и вот уже лежит, уткнувшись лицом в шкуры. Быстро все закончилось, подумал Беоф, с усмешкой покосившись на шиннарда лигидийцев. Верен оставался невозмутим, точно не его вождя сейчас оседлали сильные бедра чужака. Север наклонился к поверженному и шепнул ему в ухо, впрочем, довольно громко: – Тебя связать? Или станешь слушаться? – золотые пряди касались обнаженной спины Алерея. Поджарое тело вздрогнуло, и вдруг вождь лигидийцев развел бедра в стороны – насколько позволял вес сидящего на нем Севера. Вот как? Отчаянно же их племя хочет союза, раз Алерей даже не мыслит бороться дальше – а ведь мог бы и заехать затылком Северу в лицо. Сынок Брендона, видимо, опасался чего-то подобного, потому что все же потянулся за веревкой и, не отпуская противника, связал ему запястья. – Не люблю неожиданностей, – Север говорил куда более правильно, чем сам Беоф, да и Брендон. Вышколил старый соратник сыновей, ничего не скажешь. Пожалуй, и со стратегами Риер-Де смогут говорить на равных, как бы имперцы ни честили их варварами. Алерей что-то глухо пробормотал, и Север вновь наклонился к нему, прислушиваясь: – Будь это не Ка-Инсаар, я б тебе не отказал, Алер. Но – в другой раз, а пока потерпишь. – Ясно, вождь лигидийцев просил масло взять или еще что, чтоб не так больно было, а Север, понятное дело, заартачился. И, как подозревал шиннард, не только потому, что Инсаар не велят отвлекаться от обряда, но и по природной вредности. Впрочем, Беоф увидел, как сильная жесткая ладонь, прежде чем сжать ягодицы, погладила ложбинку, а потом Север поднес пальцы к губам Алерея, и тот послушно облизал их. Беоф даже зажмурился, а вот шиннард Верен наблюдал за обрядом так, будто от этого зависела его жизнь. Север отнял руку ото рта лигидийца и всадил – вначале пальцы, на полную длину, – но Алерей лишь дернулся, смолчал. И молчал все время, пока Север готовил его, только головой мотал. Правда, длилось это недолго. Белокурый сын Брендона встал на колени позади Алерея, запрокинул голову так, что кончики волос достали до напрягшихся ягодиц, и выдохнул яркими губами: – Ка-Инсаар! Примите... И, не закончив ритуальный стих, толкнулся вперед – резко, сильно, заполняя лигидийца до упора. Тот дернулся, но железные руки сжали его бедра. На плечах Севера буграми вздулись мускулы. Беоф глянул в горящие серые глаза и отступил к выходу из шатра, потянув шиннарда Верена за собой. Уходя, они услышали низкий, протяжный стон – это стонал Алерей, и не от боли. Обряд был почти завершен. ****
Сидя у костра рядом с тощим Вереном, разом растерявшим половину своей мрачности, шиннард лонгов думал: понять волю Ненасытных людям не под силу, можно лишь пытаться. Но обряды приносят пользу и людям, а не только дают Инсаар то, в чем они нуждаются для продления своей вечной жизни. Страсть, радость обладания, жар живого семени... Теперь Алерей стал Северу не просто союзником – они вместе принесли жертву, и это их связало. Если завтра Север умрет от вражьей стрелы или яда завистливого братца, то Алерей и его племя все равно будут служить лонгам – здесь закон непреложен. Если Инсаар хотят, чтобы мужчины познавали друг друга телом, и сами так делают, то нужно извлекать из этого выгоду. Беоф слыхал: нарушившие жертвенную клятву быстро гибнут, видно, Инсаар заботятся о том, чтобы их волю не преступали. Закон запрещает касаться сына и брата, запрещает ложиться с мальчишкой и тем паче – брать силой ни разу не оросившего семенем собственную постель. Малыш Брен вертел в руках пустой кубок и тоскливо смотрел на опустевшее место старшего брата. Не стукни Брендону в голову дурь с учебой у жрецов, младший сын вождя уже прошел бы свой первый Ка-Инсаар. Хмельная ночь под кронами деревьев даст ему право называться мужчиной, невозбранно входить к женщинам, завести семью. Так повелось от века – только лучшее семя продлевает жизнь племени, а сила и выносливость доказываются на Ка-Инсаар. Наверное, Брен думал о том же и жалел, что не станет славить, подобно всем мужчинам племени, Быстроразящих, а отправится спать вместе с другими не вошедшими в возраст мальчишками. Малыш отставил кубок и захлопал серыми, как у отца и братьев, глазищами, потом намотал на палец белокурую прядь волос. Нужно позаботиться, чтобы девственности парня лишил человек опытный и ласковый, не то Север может позабыть о такой мелочи... Следующий Ка-Инсаар будет довольно скоро – в союзники просились не только лигидийцы, а чем чаще соблюдаются обряды, тем благополучней живет племя. На равнине этого не понимают, империя Риер-Де славна жестокостью, и обряды они соблюдают прежде всего для того, чтобы потешить себя да показать власть. Драть беззащитного пленника, забитого в колодки, – такая мерзость, что Беофу даже сплюнуть было лень. Инсаар нужно искреннее счастье отдавать и брать, а не вопли муки и порванные задницы. Так всегда твердили жрецы лесных народов, да Беоф и сам это знал. Видел, как отдавались Инсаар его собственные братья – будто завороженные огромными глазами и гибкими руками Ненасытных, сами раздвигали ягодицы ладонями, подставляли губы. Во время нападения Инсаар на их становище выжил только Беоф, потому что был еще мал, а детишек Инсаар Ненасытные не трогают и людям не велят, да еще один его брат, которого Неутомимые отведали вдоволь. Второй оказался слабее, и хоть выпили его не досуха, не выдержал... а остальные мужчины умерли под гремящими мощью телами, может, потому что сопротивлялись. Инсаар нужна радость, желание – таков закон, и горе тому, кто берет другого мужчину насильно. По-настоящему насильно, а не так, как Север взял Алерея. Должно быть, сейчас вожди пошли по второму кругу, и лигидиец с охотой подставляет задницу твердой плоти союзника – вон как стонет сладко. А Северу сил хватит надолго. Беоф сам видел, как много лет назад старший сынок Брендона, тогда еще четырнадцатилетний, подмял под себя здоровенного парня – сына вождя келлитов, и все племя лонгов любовалось на резкие движения его бедер и на то, как келлит извивался под ним. Брендон после сам налил сыну полный кубок и потрепал по густым волосам, торжественно объявив, что Север Астигат – мужчина и настоящий лонг. Беоф вновь поглядел на малыша Брена, теперь ковырявшего носком сапога землю. Телом и ликом Брен похож на старшего брата, а вот нравом и умом не слишком, хотя семейного упрямства не занимать. Стал бы шестнадцатилетний мальчишка так прилежно грызть неведомые науки у жрецов, не будь он таким же гордецом? Видно, надеется хоть в этом превзойти старших. Ну и славно – все, что идет на пользу племени, хорошо, только вот не видел шиннард Беоф особой пользы от учения. Пора парню проходить обряды, дурь жреческая из башки-то и повыветрится. Верен, громко хмыкнув, толкнул соседа в бок. Набрался уже шиннард лигидийцев, не иначе. От облегчения, понял Беоф, когда Верен рассмеялся, ухнув, будто сыч: – Видно, сладко сыну вашего вождя с нашим вождем, роммелет Беоф, раз так долго носа из шатра не кажут. Шиннард лонгов даже подивился. Ух, хитер союзничек! Отощали воины лигидийцев, оскудела земля, а после того, как старшие братья Алерея сгинули на охоте, всего и богатства осталось у племени, что сладкая задница младшего. Боялся, видно, Верен, что Север Астигат не позарится на нее – и не будет союза. Может, и не позарился бы – стукнуло б в белокурую башку, и прямо у костра отказал бы лигидийцам. Да, кроме задницы вождя, у племени восемь по тысяче раз риеров1 землицы есть и десять «копий» воинов. Север об этом помнил, как и должно. Из него выйдет отличный вождь, Великий Брендон может умирать спокойно. – Так отдается ваш вождь на совесть и с радостью, роммелет Верен, как на Ка-Инсаар и положено, – степенно отозвался Беоф, окончательно решив для себя, что лигидийцы – союзники добрые. Хлопнул Верена по жилистой спине и даже пожалел, что ему не двадцать и на мужика у него попросту естество не поднимется. Ну ничего, как сынки Брендона, нагулявшись вволю, отправятся спать, шиннард, выполнив приказ вождя присматривать, тоже сможет почтить Инсаар – на свой лад. – Тяжело вам пришлось? – Беоф понимал: лишь крайняя нужда заставила лигидийцев просить союза. А ведомо ли им, что скоро в составе войска лонгов пойдут воевать с Риер-Де? Может, сам Брендон и не стал бы нападать первым на Иллария Холодное Сердце, зато Север и не задумается, а отцу его жизни осталось с заячий хвост... Быть войне, и пусть Инсаар пошлют лонгам удачу! – Тяжело, – ответил Верен, уставившись в кубок. Он был мужчиной и не хотел жаловаться. – Сколько воинов возьмет у нас Север Астигат? И что еще ему надобно? Шкур, мяса и руды мы много дать не можем, год был суровым, а вот льна и пеньки в достатке, да еще шерсть. – Это мы с тобой после обряда решим, роммелет Верен, – не ошибся Беоф в союзничке: сразу о деле говорит, не то что некоторые, только попусту языком мелят. – Как у вас с железом? – Воины лигидийцев вооружены неплохо, да только на Ка-Инсаар всегда лучшее берут, чтоб и Неутомимым угодить, и перед соседями похвалиться. Полог шатра распахнулся, и Верен не успел ответить. Север Астигат – как был, голый – шагнул в круг света, откинул назад спутанную гриву. Обвел воинов веселым, злым взглядом и вскинул сжатый кулак вверх, к лунному небу. – Ка-Инсаар! – голос Севера был силен, и вновь запел лес, радуясь жертве, и сотни глоток подхватили вопль. Воины вскакивали на ноги, били в щиты, стучали кубками и орали, орали... Следом из шатра вышел Алерей, пристроился за плечом союзника. Вождя лигидийцев пошатывало, на бедрах отчетливо блестело плохо вытертое семя, а светлые глаза были мутными, но довольными. Отныне и навсегда Алерей, сын Абрака, будет идти на шаг позади Севера, сына Брендона, но враги лигидийца станут врагами всех лонгов, и никто не посмеет отозваться о нем неуважительно. – Жрец! Подай мне карвир, – Север произнес это спокойно, но старика Грефа будто пришпорили. Жрец бросил свою флейту и травки и кинулся куда-то в сторону. Карвир, широкий кожаный ремень с вышитой на нем ритуальной вязью, нерасторжимо свяжет союз племен, и горе предателю или трусу, поправшему волю Инсаар, скрепленную обрядом. Север вытолкнул Алерея из-за своей спины и вновь поцеловал. Воины довольно засмеялись, ибо жадные губы теперь медлили, мяли рот лигидийца, а тот выгибался навстречу союзнику. На миг прижался чреслами к паху Севера и замер так, дожидаясь, пока сильные, ловкие пальцы завяжут пояс на его обнаженных бедрах. – Лонги! Моей волей и волей моего отца я, Север Астигат, объявляю этого воина и вождя своим йо-карвиром2. Мой кров, моя добыча, моя война станут его кровом, добычей и войной, а любой его враг станет и моим врагом. И будем делить мы ложе, дабы возрадовались Инсаар! – Север умел убеждать. Воины слушали так, будто сын вождя не ритуальную песнь произносил, а открывал им великую истину. За Севером пойдут умирать, подумал Беоф и тут же одернул себя. Не умирать – побеждать! Только так. Алерей поправил кожаный пояс, улыбнулся карвиру и воинам – несмело, искусанными губами, – но всем понравилось. Сразу видно: по душе друг дружке пришлись Север и Алерей, а когда вожди довольны, воинам тоже хорошо и спокойно. Греф подкинул в огонь травки, вновь запела флейта, и Алерей склонил голову: – Обещаю я, Алерей, сын Абрака, быть послушным карвиру моему, что познал меня на ложе, как хотелось Инсаар. И приведу я своих воинов, и отдам добычу, и буду покорен слову Севера, сына Брендона. Ка-Инсаар! – лигидиец говорил хорошо. Кажется, от него и его людей не следует ждать удара в спину. Хотя верность союзничков по-настоящему проверит только война, но она не за горами. – Ка-Инсаар! – разом завопили воины. Беоф приметил, что малыш Брен, вскочивший было навстречу старшему брату, теперь отступил в тень, съежившись, словно и не сын вождя. Стоит ли сказать Северу, что мальчишке пора пройти обряд? Опытных и достаточно молодых для этого дела можно найти вдоволь – чтобы малыш остался доволен умелыми ласками. Но Север уселся на шкуры, усадил рядом Алерея – тот, впрочем, скорее встал на колени, чем сел – и жестом подозвал ближе среднего брата, Марцела, и самого Беофа. Северу было не до пустяков вроде вступления младшего братца на путь мужчины, его интересовала война. Сам Брендон тоже мог на ритуальном пиру говорить о важном, и шиннард решил отложить заботу о Брене. Успеется еще. – Ты даешь нам восемь «копий», йо-карвир, – тон Севера не допускал возражений, но Алерей и не думал спорить. Он склонил голову к плечу и ответил кротко, но твердо: – А ты даешь нам мясо и шкуры, сколько я скажу, карвир. И еще наши женщины зимой будут жить под присмотром ваших женщин. Север засмеялся и огладил бедро Алерея, потом привлек его к себе и вновь потянулся к губам: – Это справедливо. Но вначале я расскажу обо всем отцу. Все же помнит о родителе, порадовался Беоф. Шиннард поглядел, как с криком «Ка-Инсаар!» встал Крейдон, один из лучших дружинников лонгов, как хлопнул по плечу высокого соседа-лигидийца, жестом позвав его подальше от костров, и ухмыльнулся в бороду. Неутомимые будут довольны, они получат свое. Отличная сегодня ночь! Рядом поднялся еще кто-то, по всей поляне воины выбирали пару для обряда, а Беоф вспоминал молодость и прислушивался к разговору вождей. Нужно все запомнить, обсудить с шиннардом Вереном и приниматься за дело. Вот он и назвал Севера вождем... что ж, старики уходят, давая дорогу молодым, а племя будет жить, пока стоит Вечный Лес. ****
Вождь лонгов Брендон Астигат умирал. Он и сам это знал – тому, кого при жизни прозвали Великим, негоже врать себе и Инсаар. Тело горело в сухом огне лихорадки, а боль грызла изнутри. Брендон не призывал смерть, но подготовился к ней. Когда-то, еще мальчишкой, он услыхал мудрые слова и всегда следовал им: если ты жил не напрасно, если делал, что считал нужным, то будешь готов к смерти каждый день, врасплох она не застанет. Так и есть. Умирая, Брендон, чего лукавить, жалел о многом. О том, что больше не увидит поверженных знамен Риер-Де и не срубит голову Илларию Холодному Сердцу. Стратегу все равно не спастись – Север довершит заботу отца, Брендон знал об этом, но привычка все делать самому въелась в кровь. О том, что больше не увидит лица Сабины, матери Брена; она сейчас далеко и не поспеет к смертному ложу. Жалел, но без пронзительной горечи, без страха и ропота. Воин выполнил свой долг и уходит в Стан мертвых. Живые оставались в Вечном Лесу – его воины, его сыновья. Север, надежда и опора лонгов, и Брен – мальчик умен и обучен таким вещам, что его отцу и во сне не привидятся. Пусть все ворчали, негодуя, когда он послал Брена учиться в Остериум к жрецам чужой веры, и рыдала Сабина, жалея мальчишку... Что за разница, по-каковски толкует жрец обряды, верят все одинаково – в Неутомимых – и как не верить? А Вечный Лес и без толкований живет в душе каждого лонга, чем бы ему ни забивали голову. Теперь малыш Брен умеет читать и писать, умеет глядеть на звезды и узнавать по ним путь... и много чего другого, он грамотней стратегов Риер-Де, а это главное. Брен будет отличным подспорьем Северу. До прочих сыновей Брендону Астигату почти не было дела, пусть живут, как хотят, лишь бы не мешались. Марцел – высохший в двадцать лет зануда, Камил – трус… кто там еще? Неважно. Умирая, Брендон помнил только о тех двоих, кого его семя породило в добрый час. И сейчас он хотел их видеть. Закончился ли уже Ка-Инсаар? День за пологом шатра или ночь? Вождь почти ничего не замечал от жара и боли, но на то, чтобы отдать приказ воину, его сил хватило. Пусть приведут Севера и Брена – ну и остальных его отпрысков, сколько их найдется в Лесном Стане. Они пришли, и вождь глянул на своих сыновей. Глаза застил туман смерти, но он чувствовал их присутствие – даже слезы закипели в уголках глаз. Сейчас он прочистит горло и скажет, что отвлек их от Ка-Инсаар не просто так, по пустой блажи больного. Времени может не хватить, уж слишком сильна лихорадка... Вот Север – белокурая макушка чуть не касается свода шатра, а был горластым комочком. Брендон так любил его мать, Вольгу, дочь Изейи Храброго, что едва не зарыдал, когда рабыни-пленницы сказали ему: нет у него больше жены, погасла, как факел, сунутый в воду. То ли корешок ядовитый в еду попал, то ли вода была плохой. В те годы приходилось пить и есть, что попадется, не разбирая. Он стоял над мертвым телом, держал на руках орущий сверток и клялся, молча клялся в одном: лонги будут есть вдоволь – и с золотой посуды! Не будут женщины в племени так работать и так мерзнуть и голодать! Не останутся детишки без материнской заботы, и мужчины не станут оплакивать друзей и жен. А для этого требовалось раздавить империю Риер-Де, потому что Брендон понимал: либо мы, либо имперцы. Риер-Де с любым соседом тесно, это тебе не келлиты и не лигидийцы. Имперцы не умеют дружить и мирно торговать – и никогда не сумеют. Им просто в голову не придет учиться такому. Варвары имперцам нужны, чтоб воевать в их войске, приносить им дань и орать в колодках во время Ка-Инсаар. Даже обряды – и те не по-человечески соблюдают! Не хватает им храбрости нагнуть соперника в честном бою, нет, им подавай беспомощного пленного. Падение Риер-Де Брендон Астигат видел во сне и наяву, и если для того нужно было двадцать лет прикидываться змеей, он так и поступал. И воевал в их войске, и даже побеждал, ха! Все победы лонгов шли во вред империи, а Брендон терпеливо собирал лесные племена, хотя для этого пришлось ох как постараться! Все шло в ход: хитрость, подкуп, сила, но цель того стоила. И теперь дружина лонгов насчитывала тысячи «копий», а в каждом «копье» по полтысячи воинов. И владели лонги тысячами тысяч риеров отличной земли, где росли полезные травы и была богатой охота. Что ж, пусть Брендон не увидит гибели Риер-Де – зато увидит Север, увидит Брен... Малыш Брен, как всегда, притулился за плечом старшего брата. Эти двое любят друг друга больше, чем обычно братья, родившиеся в лесу от одного отца, но от разных матерей. А все потому, что его первая наложница, Сабина, взятая во время набега на Трис, похоронила троих детишек – умирали, едва из чрева появившись. Законная жена Вольга подарила ему Севера, и Брендон думал, что причина в дурной крови имперской пленницы. Вольга – дочь лонгов, оттого и родила здорового сына. Да жизнь так повернулась – помер ребенок Сабины, а чуть не следом за ним и Вольга ушла. Когда наложница, переняв из его рук вопящий сверток, принялась кормить Севера молоком, Брендон чуть на ней не женился. И женился бы, но война помешала. А Брен родился в тот год, когда Брендон заложил первый город лонгов – деревянную Трефолу. Как тогда смеялись в Риер-Де над варварами, подражающими просвещенным людям! Теперь не смеются – перестали, после того как лонги два года назад не дали имперцам взять Трефолу, разбили войско стратега наголову. И бесился, должно быть, Илларий Холодное Сердце и хозяин его, император! А Сабина любила выкормыша, как родного. Видно за доброту ее к сыну соперницы, Инсаар и дали ей Брена – через шесть лет. Брен пускал пузыри на руках матери, Сабина сидела с детьми в новых просторных покоях, улыбалась, подставляя малышу грудь, а Север крутился около, норовя потрогать светлый пушок на головенке брата. Вскормленные одной грудью, братья росли вместе. Теперь Брен будет верен Северу, а тот защитит его. – Подойдите, – хрипло выдохнул Брендон, силясь разглядеть сыновей и шиннарда. Старый друг стоял тут же, сопел шумно. Значит, волнуется. Что ж, Брендон тоже горевал бы у смертного ложа Беофа, но Инсаар судили иначе – вождь уйдет первым, оставив шиннарда жить и воевать, справлять обряды и любить женщин... Пусть Беоф возьмет Сабину к себе. Все трое шагнули к ложу вождя и встали на колени. Марцел и Камил остались у входа в шатер – знали, что около себя отец их видеть не желает. – Как прошел Ка-Инсаар? – говорить было трудно, но Брендон привычно давил слабость. И похуже приходилось, а скоро все кончится: и боль, и память. – Хорошо, отец, – заверил Север и чуть сжал руку Брендона. – Лигидиец Алерей – мой йо-карвир, мы уже обо всем договорились. Он даст нам восемь «копий», только придется разрешить их женщинам и детишкам жить в наших шатрах. Я так решил. Брендон не мог вспомнить, кто такой Алерей, но если Север говорит, что сделал его своим йо-карвиром, значит, лигидиец будет хорошим союзником. Ох как рад был Брендон слышать от сына это уверенное и спокойное «я так решил». Да, сынок, решай и живи. Побеждай. Брендон хотел поздравить сына с удачным обрядом, но силы следовало беречь для главного. – Север, Брен, Беоф... кто тут еще? Слушайте меня. Я уже говорил свою волю перед всеми лонгами... и повторю... все, чем мне позволили владеть Инсаар, я передаю своему старшему сыну... Север... Брендон вновь перевел дух и потянулся слабой рукой к шее, где на кожаном ремешке висел талисман вождя – кусок сердца Инсаар, убитого еще его дедом, первым, кого имперцы прозвали Астигатом – Ведущим Против. И боялись, как огня – так же, как боялись Брендона и как будут бояться его сына. Носи талисман, Север, и будь силен, как все Астигаты... Но едва ладонь коснулась жесткой от векового пота кожи мешочка, как свет померк. И в сгустившейся тьме увидел Брендон Великий не лица сыновей и старого друга и соратника, а плоский мертвенный лик и огромные черные глаза без белков. Такими Инсаар приходят к тем, кому не грозит иссушение. Те, кого терзают Ненасытные, видят совсем иное – прекрасного, полного сил мужа. Нелюдь молча разглядывал Брендона, а вождь без страха смотрел в черные провалы глаз. Чего ему теперь бояться? Ка-Инсаар завершен, как подобает, Быстроразящий должен быть доволен. – Да, МЫ довольны, – заверил нелюдь, и серые веки скрыли глазницы. – Потому я и пришел, внук Убийцы. Твой род, Астигат, уже лил нашу кровь, пил нашу жизнь, так узнай нашу волю. В твоем сыне – погибель лонгов, убей его немедля! Немедля, понял, Астигат? Неотвратимая тень закрыла шатер, кажется, весь мир закрыла собой, и костлявая рука с острыми когтями указала на... Брена. Брен? За что?! – Ты сказал, что доволен, Быстроразящий! Мы принесли жертву, все племя принесло... так что тебе нужно? Оставь сына моего! – в груди болело так, будто легкие рвались в клочья, но Брендон держался. Если Инсаар нужна еще жертва, пусть возьмет его самого, пусть возьмет любого в племени, только не его сыновей! – Глупец, – Неутомимый положил руку на свой пах, как это водится у вечно голодных Инсаар, и распахнул невидящие глаза. – Не мне нужна смерть твоего сына – тебе! И всем лонгам, ибо лютая погибель в нем таится, погибель всем вам. Убей. Брендон заорал в отчаянье – а может, только думал, что заорал. Он вновь видел лица сыновей и Беофа, стены шатра и стражу у входа. Но Быстроразящий никуда не ушел, стоял за спиной и смотрел пристально. – Убей. Никто не замечает Инсаар, кроме него самого, понял Брендон. Не исполнить волю Неутомимого нельзя, и потом... сорок лет трудов, а сын принесет гибель лонгам? Его малыш Брен? – Да. Убей! Немедля, – Ненасытный вновь вскинул когтистую руку-плеть, и перед глазами Брендона замелькали такие картины, страшнее которых он не видел никогда. Он смотрел на труп Беофа, на Севера – сын был весь в крови, а за его спиной горела Трефола... И смеялся Илларий Холодное Сердце, и рыдал в колодках какой-то лонг, а рядом еще один, а имперцы бурно радовались их унижению... Нет. Нет! – Убей. – Север! Сын вскочил на ноги. У него глаза и лицо матери – Вольга была красавицей... – Север, убей Брена, он нас всех погубит, всех... Немедля, чтоб я узрел его кровь. Инсаар тоже хотел убедиться. Распахнул свои черные дыры и пялился, падаль проклятая, не отрываясь. – Отец, что с тобой? За что Брена?.. – конечно, Север не понимает... никто не понимает, а нужно. Боль драла на куски, Брендон едва не орал – и орал бы, нашлись бы силы... Брен, малыш мой... Мальчик стоял в двух шагах, растерянно хлопая глазами. Услышал, как родной отец приказал убить, – но не дрогнул, не убежал с криком... Плоть моя, гордость моя, как же так?! – Убей. Кто это сказал – Инсаар или он сам? Брендон не знал. Последним усилием воли рванул с шеи талисман, вложил в руку Севера, сжал так, что молодые кости хрустнули. Прости, сын, тебе придется... Север отвернулся в сторону, красивое лицо стало спокойным. Умница, сын... – Хорошо, отец. Твоя воля свята для меня. Дайте меч и выйдем из шатра, – Север взял брата за плечо, заставив подняться. Мальчик посмотрел на старшего в упор, но не возразил. «Нет, при мне», – хотел крикнуть Брендон, но силы оставили его. Смех Инсаар – торжествующий, высокий, мерзкий – был последним, что услышал вождь племени лонгов и от всей души проклял Быстроразящих, а после все поглотила тьма. жүктеу/скачать 1.76 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|